В свете фактов новейшей истории нынешняя действительность предстает в омерзительном виде. В недавнем прошлом великая держава влачит жалкое существование: истекает кровью, теряет последние силы. Где же кормчий, куда он смотрит? Чем заняты его подручные? О, боже! На краю бездны команда делит банкноты. На фоне зловещего рева бури слышится шелест баксов, позвякивание злата. Вот он, апофеоз перестройки.
   Возникло это не спонтанно, не паче чаяния, такова логика развития. Так было задумано.
   Ну-ка еще разок оглянемся назад.
   Два призыва начертаны были на красном знамени. Первое: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Второе: «За нашу советскую Родину!» Ныне на государственных скрижалях начертан девиз сатанинский: «Оседлаем финансовые потоки!» Золотой телец исковеркал наши души. Первейшая задача и цель общества – добывание денег любым способом.
   Все врут напропалую. Все воруют.
   Отчетливо вижу, как в преисподней ликует Сатана, от удовольствия потирая ладони.

КУДА ВЫВЕЛА НИТЬ АРИАДЫ

   Первомай 1999 года встретил я в колонне демонстрантов. Больше всего запомнилось вот что.
   За Каменным мостом, у дома Пашкова увидел особняком стоящего старца с лицом пророка. Он держал в руке транспорантик, кусок картона на палочке. Печатными буквами фломастером было начертано: «Перестройка – гиль!»
   Словосочетание показалось странным, но было прилипчиво, искомое. Слово «гиль» многозначное, имеет несколько языковых оттенков. Например, чушь, чепуха, вздор, бессмыслица. И вместе с этим – значение в обыденной речи неупотребительное. В смысле: смута, мятеж. Тут-то и плеснуло мне в башку: происшествие в августе девяносто первого – никакая это не закономерность общественного развития и тем более не роковая заданность высших сил мироздания. Случившееся – не более как вздор, бессмыслица и т. д. Невольно пришли на память слова гоголевского городничего в последней сцене. После того, как стало совершенно ясно, кто такой на самом деле Хлестаков: «Сосульку, тряпку принял за важного человека! Вот подлинно, если бог хочет наказать, так прежде всего отнимает разум. Точно туман какой-то ошеломил, черт попутал», – заметил попечитель богоугодных заведений Земляника.
   Да ведь это все про нас, грешных. С одной только разницей. Символом странного происшествия в уездном городе Н. были сосульки, тряпка. Теперь в судьбе целого Отечества роковую роль сыграла колбаса.
   В который раз снова отвлекся. Нить сюжета надо отматывать назад. Время возвращаться в охотничий приют, в компанию подгулявших Мысливцев.
   После третьей подачи, помню, возникла затяжная пауза. Смаковали ушные хрящики. Не до политики было. Но вот проглочен последний кусочек, мысли силой налились. Вдруг озарил меня чисто репортерский вопрос. Кому это нужно было тащить «за бугор» продукт первой необходимости, чтобы сбросить его на свалку? Первая догадка: это было не примитивное воровство и тем более не коммерция. Догадка вторая: если дело пахнет большой политикой – ищи закамуфлированную подлянку на государственном уровне, с участием спецслужб.
   Догадки свои я не утаил, а, как нынче молвится, озвучил. Чем едва не испортил всю вечерю. В зальце воцарилась тишина, друзья пали духом.
   – Дело прошлое. Не стоит ворошить засохшее говно, – слово в слово повторил Блохин оброненное часом раньше.
   Наконец до меня дошло, что ляпнул лишнее. Я-то душу отвел и умотал в свою Московию, а хохлам моим тут жить и работать. Власть же любая болтливых не любит.
   Так-то оно так, а журналюге-то каково? Иметь в блокноте готовенький, сногсшибательный сюжет – и тем лишь удовольствоваться. Да это же мазохизм. Не выдай я на газетный лист «гвоздь» с продолжением, близкие друзья и коллеги назовут меня слюнтяем и простофилей. И крыть будет нечем. Но это потом. В данный же момент видел я перед собой насупленные лица доверчивых Мысливцев с откровенной печалью в глазах. Без колебаний твердо решил: не брать грех на душу. А вслух сказал:
   – Ей-богу, не для печати. Исключительно для расширения собственного кругозора.
   Товарищи поверили. Языки их совсем развязались. Оказалось Александр Иванович Середа с участниками того криминального рейса втихую провели углубленное дознание. Кроме их автопредприятия, подобное задание получила и воинская часть. На ее счету даже несколько колбасных ходок, в направлении через Ковель в Хелм.
   Нить Ариадны вела прямехонько к «Руху» [15]и тянулась к «Солидарности». Тогда-то впервые услышал я имясочетание: Валенса-Черновил. Едва оно было произнесено, над нашими головами пролетел ангел тишины. Минуту-другую сидели недвижно, тупо уставясь в пространство.
   Вернувшись в Москву, я держал язык за зубами. И от возможных искушений убрал с глаз долой блокнот с пометками, именами и адресами действующих лиц.
   Но однажды взыграло ретивое. На экране телевизора возник ло изображение «царя Бориса». Утробным голосом оно изрекло: «Сервелат – пожалуйста. Даже киви есть».
   Таково логическое завершение колбасного сюжета, отснятого Александром Невзоровым. Зеркальным отражением был рейс Блохина с напарником Алехой на западный фас Беловежской пущи.
   Господи, пятнадцать лет уже минуло. Много разной колбасы за это время честным народом и жульем съедено. Но вот что странно: ни у кого из россиян не возник почему-то вопрос: откуда продукт сей в разоренной и нищей стране вдруг взялся? Не было, не было – и вдруг нате вам! Не в цирке же мы, черт подери. И не на представлении мага Воланда.
   Может, беру на себя слишком много, но мне кажется, что августовскую передрягу девяносто первого года «умом не понять» без трагикомического колбасного сюжета. Это своего рода ключ-отмычка для понимания разыгранной на мировой сцене буффонады с участием государственных мужей ряда стран Европы, Америки, Азии и группы завербованных шталмейстеров. Народ же наш на все это обалдело взирал как бы с высокой колокольни. Вышло же так, что воле вопреки, дуром – поголовно – нас втянули в «демократический процесс». Не нашлось в Отечестве горлана-главаря. В нужный момент в набат некому было ударить.
   Эту аховую ситуацию могли как-то упорядочить или хотя бы смикшировать журналисты – пишущие, говорящие. Но братский наш союз буквально очумел от вольницы. Кто-то бездумно ударился в политику, иные вообще ушли от оперативки, занялись писательством, да вскоре спились. Большинство же скурвилось. Иначе говоря, продались комиссарам перестройки, на все лады возвеличивали их деяния, почем зря понося недавних идолов и кумиров.
   Злую шутку над щелкоперами сыграл пресловутый Золотой телец. Пример подали звезды первой величины. Не стоит даже персонифицировать мутантов. Имя им легион, фамилии у всех на слуху, головы – на голубых и иных экранах. На всю Россию осталось пять-шесть изданий, скажем так, марксистского толка. Да и те лепечут невнятицу, нечто нечленораздельное, ибо живут под страхом судебной расправы, чреватой штрафными санкциями в многомиллионном исчислении. Зато во всю распоясались представители «независимых» СМИ. Эти ударились в бизнес. Делают деньгу на политических скандалах, на порно, на чернухе самого низкого пошиба. Впрочем, делают они грязное дело не во имя «искусства», таким образом отвлекают народ от омерзительной действительности, в конечном счете от политики. Известно, зло идет по жизни в обнимку с ложью.
   Именно борзописцы привели клику Ельцина к власти. Совестливые через какое-то время раскаялись в содеянном: отошли в тень, иные поменяли профессию. А отъявленные пройдохи, переведя наличность на счета иностранных банков, негласно умотали из Отечества куда подальше. Их места в редакциях, в теле– и радиокомпаниях заняли едва оперившиеся (незамаранные), но очень востроглазые птенцы «новой волны», всегда готовые за СКВ продать не токмо родину – отца с матерью. Заманчивая свобода слова с неких пор трансформировалась в заказное словоблудие, в непотребное кривлянье. Творчество это на блудливом потребительском рынке оценивается по высочайшим тарифам. «Золотые перья» за свои никчемные поделки получают индивидуальные пакеты, содержимое которых превышают лимит зарплаты целого цеха интеллектуалов НИИ оборонного профиля. В период выборных кампаний ставки щелкоперов возрастают многократно. Известно, что в девяносто шестом году «говорящие головы» ТВ ежемесячно имели 50 и более тысяч баксов. Самые же старательные и обаятельные получали от избирательного штаба ЕБН персональные подачки под видом льготных миллионных ссуд (в долларах) якобы на улучшение жилищных условий. По результатам выборов «субсидия» была погашена. Деньги телеагитаторам взяли из фонда сиротских пособий.
   По случаю юбилея одной солидной газеты Дом журналистов устроил большой прием. Меня тоже позвали. В Мраморном зале сослепу едва лбом не столкнулся с Василием П. Более шести лет вкалывали мы в одной «конторе», столы наши стояли впритык. Виделись же редко, так как числились по штату разъездных корреспондентов. Жили на колесах.
   Выплеснув нахлынувшие эмоции, весь вечер потом не отходили друг от друга.
   Меня интересовали нынешние редакционные будни. Выслушав сбивчивый отчет коллеги, подивился их однообразию, если не сказать, скудости. Василий с горькой иронией заметил:
   – Мы теперь похожи на наседок. С утра до вечера сидим, уткнувшись зенками в компьютеры. Выуживаем с сайтов Интернета, с лент ИТАР-ТАСС, Интерфакса нужные (?) материалы.
   На языке пишущих, это так называемая вторичная информация из чужих рук. Ее малость подстригут, подкрасят, наведут марафет – и в номер! Оттого-то все газеты теперь (за исключением разве бульварного пошиба), на удивленье, похожи одна на другую.
   Более всего поразило меня положение П. в редакционном коллективе. Он представлял отдел журналистских расследований. Само название о многом говорит! Но за последние три-четыре года не мог я припомнить ни единой статьи, репортажа или фельетона, в коих по косточкам, всерьез разбирались бы жгучие проблемы нашей действительности. Их затрагивают, но оч-ч-ень осторожно, как бы по касательной. В общих чертах мы, конечно, знаем, что среди чиновников полным-полно сволочей, госаппарат по уши погряз в коррупции, что экономикой управляет махровая мафия, что криминальный мир сросся с оборотнями в погонах и т. д. и т. п. Повторяю: подлейшего житья подлейшие черты преподносятся миру (обществу) схематично, в виде лунного ландшафта. Так бывает, глядишь на ночное светило, не сразу и разберешь, что оно там такое. Сперва видится то четкая собачья голова с разинутой пастью, то вашингтонский Капитолий, то знаменитая миргородская лужа со свиньей посередке, а то появится вроде бы ежик в тумане, к тому же на аэроплане.
   И вот такая дребедень в прессе нашей каждый день!
   Я спросил Василия, куда он ездил в последнее время. Не без гордости было сказано: за неполный год успел посетить аж три страны. Дважды отметился в США.
   – Ну, а в русской-то глубинке был?
   – Там нашему брату делать нечего. Я же не Глеб Успенский.
   Я вспомнил: во времена оные П. резко критиковал аграрную политику КПСС. Колхозы называл «советскими ГУЛАГами». Ратовал за рыночную экономику: свободную, без рельс, берущих начало от Охотного ряда, то бишь от Госплана.
   Вслух свои мысли я не выразил, осторожно поинтересовался:
   – Хотя бы глянул на разоренную Русь.
   Василий посмотрел как-то искоса, по обычаю же, ответил чистосердечно:
   – Разъезжать по стране взад-вперед – на то теперь нет таких денег. По одежке протягиваем ножки.
   – Но ты же путешествовал по миру. Это куда дороже.
   Вася популярно разъяснил:
   – Ты отстал от жизни. Теперешние загранпоездки спонсируют разные спонсоры. Так что нам это ничего не стоит.
   – Как удобно стало, а?
   Но я не дождался ответа. В сей момент докладчик бодрым голосом провозгласил здравицу в честь независимой и любимой народом газеты. И мы, поддавшись психозу, дружно зааплодировали.
   Вот когда наконец вспомнил я об отложенном, вернее, законсервированном репортаже. И очень пожалел, что был связан словом с черниговскими мысливцами.
   Как будто волшебная сила подняла меня на антресоли. Обнаружил свой старый блокнот. Еще и еще раз перелистал хрупкие и уже пожелтевшие странички. За давностью срока криминальный рейс экипажа «Алки» утратил остроту и уголовную значимость, так что совесть моя перед земляками была почти чиста. Впрочем, люди пишущие знают, как давит на психику невыплеснутый на бумажный лист сюжет: грызет душу, застит белый свет.
   Казалось, дело за малым: садись и пиши. Но не писалось. Никакой допинг не помогал. Зря потратился на органный концерт Гарри Гродберга.
   В минуту уныния явилась шальная мысль позвонить в Чернигов. Прозондировать почву: как там у них и что? И ежели будет на то их воля, испросить позволения на огласку обстоятельств достопамятного рейса на польский кордон.
   Первая попытка – неудача. Оказалось, что в наборе тамошней АТС цифра прибавилась. Наконец сигнал достиг цели:
   – Середа у аппарата.
   – Олександр Иванович, цэ вы?
   – Вин самый. А кто спрашивает?
   Я назвался. Долгая пауза.
   – Ну, здоровеньки булы.
   Снова заминка. После не то укор, не то упрек:
   – Мы долго следили за прессой. С волнением ждали вашего репортажа.
   – А я боялся вам навредить. Актуальность того эпизода еще сохраняется?
   В трубке возникли подозрительные щелчки, но связь не прервалась. В голосе далекого абонента появился митинговый тон.
   – Слушайте сюда. Народ запутался во лжи. Казенные рейтинги – чушь собачья. Нужна чистая правда, что случилось в девяносто первом? Кто погубил Советский Союз? Эти и другие проклятые вопросы сидят занозой. Ждем ваш репортаж. Ну и вас, конечно, в гости к землякам. Рущница и патроны найдутся.
   Это был сильнейший заряд адреналина: прямо в кровь!
   Отложенный на полтора десятка лет очерк через неделю вышел из-под пера в теперешнем своем виде.

ЕЩЕ ОДИН ПОВОРОТ

   Одно время я сбился с ног, охотясь за политическими очерками Владимира Солоухина «При свете дня». В начале 1992 года книгу издала хваткая американская фирма «Belketrading Corporation» большущим тиражом. Все солоухинское в ту пору расходилось в Москве и окрестностях шумно, без остатка. Отдельные главы трактата опубликовал журнальчик «Родина», породив немало суждений и противоречивых толков. Я не любитель огрызков с барского стола, надеялся заполучить произведение целиком. Случайно обнаружил книгу в Конакове, где Владимир Алексеевич любил отдыхать и работать.
   Проштудировал сочинение не торопясь, с карандашом. Сделал выписки вперемешку с собственными комментариями. И вот к какому выводу пришел. Книга жесткая, насквозь тенденциозная, местами несправедливая. Говорю это с горечью, несмотря на безграничную симпатию к автору, с которым был лично знаком. Чувствовалось, что Солоухин писал торопясь. Со зла. Чем, бесспорно, себе навредил.
   Больше всего поразило меня одно документальное свидетельство. Впервые у нас было обнародовано послание достославного патриарха всея Руси Тихона совету народных комиссаров и адресованное лично В. И. Ленину. Если отбросить частности, первосвященника заставило обратиться к вождю мирового пролетариата вот что. «Захватывая власть и призывая народ довериться вам, какие вы давали ему обещания и как эти обещания исполнили?»
   Вопрос откровенно крутой, беспощадный вопрос. Особенно ежели принять во внимание дату, стоящую под обращением: 18 октября 1918 год. Еще и год не минул после революции. В стране царили голод, разруха, междоусобица, в итоге вылившиеся в гражданскую войну. Тем не менее патриарх от имени народа бросил в лицо Ленину горький упрек о фактическом несоответствии объявленной большевиками декларации и реального положения дел. Вождю, конечно, нечего было сказать в оправдание. Поставленный вопрос остался без ответа.
   Отложив в сторону книгу, вот о чем думал я в одиночестве. Сколько же раз обязан и должен был уже наш современник, первосвященник Алексий II напомнить президенту России Ельцину о полном несоответствии провозглашенной им декларации и реальном состоянии дел в государстве, опять же правопреемнике поверженного Советского Союза?
   Назовем реалии своими именами. Уже нет сомнений: в девяносто первом простаков одурачили и соблазнили, заверив, что через 2–3 года жизнь в стране сравнится с западным уровнем, и мы с облегчением вздохнем полной грудью. Для начала витрины и прилавки ельцинисты впопыхах украсили собранным с миру товаром, который был по карману новорусским нуворишам да сбросившим личины жулью. Простой же люд средства для существования добывал в помойках, на свалках, в мусорных контейнерах.
   Статистика изолгалась, сбилась со счета. По одним сведениям в России 5,5 миллиона бездомных бродяг, по другим – перевалило за 8 миллионов. Сердце кровью обливается, когда встречаю на московских улицах жалкие фигурки подростков, особенно если пересекаются наши взгляды. Это все равно, что глянуть в бездну. В глазах сквозит укор, ненависть, тоска, мольба с примесью надежды: «За что вы меня так?»
   Контингент бесприютных малолеток год от года растет и трансформируется. Их отлавливают, загоняют в детдома. Многие не выдерживают казенного режима – бегут и немного погодя превращаются в лиходеев, становятся рецидивистами. В лагерях и тюрьмах продолжается скорбный процесс формирования уголовников по стандартным схемам. Образцовым светит амнистия, впрочем, с одним непременным условием: армейской службой. Так вербуют контрактников в боевые чеченские батальоны.
   Это, так сказать, ребячий вариант. Что касается девчонок, с ними, на первый взгляд, все проще. На самом деле куда сложнее. Пройдя по кругам российского ада, нежные создания попадают в когтистые лапы вербовщиков-сутенеров. После соответствующей физической и психологической обработки их распределяют по борделям Западной Европы, Турции, Израиля, Египта, Австралии. На рынке сексуальных услуг живой товар из России (и ее сопредельных окраин) пользуется повышенным спросом. Этот грязный поток организационно отлажен, доведен до автоматизма. Лично я пожелал бы пройти этот порочный круг дочерям и внучкам стратегов перестройки. В алфавитном порядке, всем без исключения.
   Таковы наши смердящие будни. В то же время ангажированные СМИ устами картавых политологов взахлеб, на все лады безостановочно костерят Ленина и Сталина. С души воротит, наблюдая кульбиты историков-перевертышей, облаченных явно с чужого плеча в профессорские мантии и комичные оксфордские ермолки. В погоне за заморскими грандами они с ученым видом клянут не только деяния пролетарских вождей, заодно и героический труд творца-народа. Идейка затасканная и занюханная: при Советах все делалось не так, как надо! Большевики после себя грязный след в истории оставили.
   Хотя есть мнение иное: Русь, дескать, извечно была «красной». И при монархах тоже. Сей парадокс развил и персонифицировал последовательный сторонник династического правления философ Иван Александрович Ильин. Убеленный сединой мудрец пришел в конце концов к выводу: первым русским большевиком был царь-батюшка Петр Первый.
   И все равно случившееся в октябре-ноябре 1917 года ни в какое сравнение не идет с московской тягомотиной девяносто первого. Тогда ведь было вооруженное восстание народа против ненавистных угнетателей. Протест копился веками – в конце все же великий гром грянул.
   Мы же были свидетелями (кое-кто и участниками) инсценированной драчки двух переродившихся лидеров КПСС и их окружений соперничающих между собой. Интриги вылились в дворцовый (кремлевский) переворот. За возней «титанов» пристально следили из-за океана, в сущности, двигали «процесс» в нужном направлении. Эта кропотливая работа достаточно объективно отражена в мемуарных записках бывшего спеца английской разведки Колемана. По выходе книга [16]повергла в шок истеблишмен и правящие круги Евросоюза. Коллегу же, в свою очередь, объявили сумасшедшим, затем обозвали предателем.
   Вспоминается в этой связи почти позабытый эпизод советского периода нашего политического бомонда. Загримированный, напомаженный, во фрачной паре новоиспеченный президент СССР явился в Букингемский дворец для знакомства с королевой Великобритании и премьер-министром. Говоря протокольным языком, стороны обнаружили полное единство мнений и интересов по целому ряду принципиальных вопро сов. Премьер-министр госпожа Тетчер, возвратясь в свой рабочий кабинет, сразу же позвонила на ранчо Бушу (старшему). И так аттестовала московского гостя: «Это наш парень. С ним можно дела делать».
   Крутанем еще раз влево захватанное и отполированное до блеска колесо истории. Остановимся на той же зарубке: 1917.
   Преодолевая хаос, молодая республика рванулась к гармонии. Через 5–6 лет страну было не узнать. Подоспевший НЭП дал необходимый толчок для индустриализации и коллективизации народного хозяйства.
   Коммунисты всерьез вознамерились направить человеческую энергию в русло общественного служения. Невольно приходит на ум философия Петра Великого, подкрепленная титаническими деяниями. Так что тысячу раз прав мудрец, нарекший достославного самодержца большевиком-диктатором.
   Могу доложить без ложного хвастовства: к десяти годам владел я пилой-ножовкой, лобзиком, рубанком, стамеской, шилом, иглой и даже вязальными спицами. Будучи второклассником, смастерил для дрожайшей бабушки собственной конструкции скамейку-подставку для ног. Дальше события развернулись прямо-таки киношным образом. Бабушка Анастасия тайком отнесла «вещь» в школу, на выставку ученических поделок, откуда самоделка перекочевала на городской смотр. Высокое жюри выделило мою работу, особо отметив потребительское свойство. Местный обозный завод включил скамеечку в свой производственный план. Апофеозом стало награждение победителя путевкой в пионерскую страну «Артек». Вместе со мной этой чести была удостоена наша школьная красавица и круглая отличница сербияночка по имени Марьяна. Счастье улыбнулось, но не сбылось. Дата отъезда пришлась на 24 июня 1941 года.
   Таков был общий замес довоенной жизни: сказочно-романтический. Порой жестокий. Подчас крутой и строгий. С примесью наива, беспечности, готовности к подвигу, жертвенности. И было еще нечто такое, что трудно выразить словами. Долго потом у нас в доме шутили: мою путевку в «Артек» перехватил гадкий Гитлер. В середине следующего месяца мы были далеко от Сухиничей: в глубоком тылу, в мордовском селе Тазино.
   Мои воспоминания о жизни подростков в великое лихолетье ВОВ опубликовал журнал «Наш современник» (№ 6, 2005 г.). Наш возраст был непризывной, миллионы малолеток не участвовали в военных действиях. Но наши души, как образно сказал поэт, были опалены огнем войны. Потому и звали нас подранками.
   Вместе со взрослыми мы переживали тяготы войны, по силе возможности помогали фронту. День Победы по праву и наш праздник.
   В наши дни многие люди, с которыми мне приходилось встречаться и беседовать, с нескрываемой ностальгией вспоминают свою жизнь в советский период и даже без иронии говорят о том, что мы не знали и как-то не заметили, что уже жили почти при коммунизме. Проклинают Горбачева, винят КПСС, что не могла сохранить советскую власть.
   Затихший было Горбачев опять вылез на люди. Направо-налево раздает интервью, комментирует текущие события, дает оценки новым выдвиженцам. Причем походя разъясняет дела давно минувших дней. Как обычно, в его словесной паутине нет конкретики и логики. Сказанное можно трактовать и так и эдак, вкривь и вкось. Дельфийской пифии он даст сто очков вперед. Демагог еще тот!
   Как-то включаю радио: Иудушка соловьем заливается. В сладкозвучном попурри навязчиво звучала заезженная нотка: все, что теперь в жизни есть хорошего, было заложено в программе. Возможно, возможно бывшему генсеку Центрального Комитета КПСС оно виднее.
   Легкость мысли у Горбачева необыкновенная. В карман за словом не лезет, так что брать у краснобая интервью труда большого не стоит.
   – И что же все-таки произошло в достопамятном девяносто первом? – спросил под конец ведущий.
   На мгновение в студии возникла гробовая тишина. Гость радиостанции вдруг ни с того ни с сего поперхнулся, закашлялся. Наконец совладал с собой. И заговорил в чисто хлестаковской манере:
   – Вопрос, скажу вам, совершенно откровенно, явно неоднозначный. Более того, ему еще не время.
   Что надо понимать так: и все равно всей правды ни за что не узнаете.
   Потому как боятся правды, как огня. Лицедействуют, кривляются. Во многом все они очень схожи, хотя и выступают в разных ролях. Левые, правые, центристы, либералы, социалисты. Их выборные программы будто под копирку списанные. Наперебой сулят своему горемычному электорату сытости, богатырского здоровья, спокойствия (на улице и дома), до хрена денег в твердой валюте, дома под черепичными крышами в охраняемых поселках у моря, вблизи пруда, озерка или тихой речки. Кому что хочется, на выбор. Лицедею нич-чего не жалко. Было б людям хорошо.
   Так что впереди нас ждет много чего хорошего. Пока же россиянам надо потуже затянуть пояса. Набраться терпения годков этак на двести. Эта цифра нынче часто срывается с уст чиновников разного ранга. Нам тонко намекают: именно столько лет потратили деловые американцы на то, чтобы стать такими, как есть на данном этапе своего развития.