Страница:
И в будущем я желаю видеть все письма, которые она получает или диктует.
Он слегка протянул руку вперед, и она повисла так, что Паскерель смог
поцеловать кольцо у него на пальце. Затем монах, смиренно склонив голову,
удалился, а Тремуй проводил его взглядом, посвистывая при этом сквозь зубы.
- Есть что-нибудь новое, Тремуй?
- Да. В Париже началось восстание против англичан, город голодает.
Герцог Бургундский вербует наемников, чтобы они действовали на стороне
англичан, он требует от нас вернуть ему Компьень и говорит, что дал его нам
взаймы. Жители Реймса написали письмо Деве, они боятся новой осады, а Жанна
им ответила... - Тремуй прищурился. - Разве Паскерель ничего не рассказывал
Вам об этом письме?
- Нет, - ответил Режинальд с неподвижным лицом.
- Если придут бургундцы, то пусть перед ними закроют городские ворота.
Город освободит она сама, Дева Жанна. Она не отважилась сообщить еще
что-нибудь, ведь письмо могло быть перехвачено... И ваша Жанна опять
оказалась ясновидящей: письмо попало ко мне. Что скажете Вы на то, что она
обещает им вооруженную поддержку, в то время как у нас продолжается
перемирие?
- Но ведь и герцог Бургундский не очень-то соблюдает перемирие. Также
верно, что он не более чем одолжил нам Компьень, - епископ пронзительно
посмотрел Тремую прямо в глаза, но тот лишь пожал плечами: Тремуй
гарантировал себе пост наместника в этом городе и не намеревался
отказываться от доходов. - Что касается Жанны, - продолжал Режинальд, - то
девушка, к сожалению, стала высокомерной; боюсь, Господь уже не протягивает
ей Свою десницу.
- Нужно поговорить начистоту с герцогом Бургундским. Здесь в Бурже
живет некая Катрин де Ла-Рошель, которая с герцогом на дружеской ноге. Я
рекомендовал королю использовать ее для переговоров.
- Это дама, которая находит под землей клады # видит призраков?
- Та самая. Что же касается кладов, то мы можем прекрасно ими
воспользоваться. Теперь нам нужна не просто любимица Господня, но чтобы она
еще и пополняла нашу казну.
Режинальд, сосредоточенно созерцая свое кольцо, возразил на это, что
герцог Бургундский - не самая главная проблема. Ведь если с Англией будет
заключен мир> то герцог сам капитулирует. У него есть хорошая надежда на
установление контакта с герцогом Бедфордом...
- И поэтому он снаряжает новое войско? - осклабился Тремуй.
-Это известие пока не подтверждено. По-моему, Бедфорд также устал от
сражений. Война подходит к концу. Работа остается только для дипломатов. -
Почему тогда Жанна все еще проживает в Бургундии
Режинальд посмотрел в пространство, затем закрыл глаза и начал говорить
так, словно читал проповедь.
- Видите ли, существуют люди, проявляющие силу воли не в действии, а в
сопротивлении. С такими душами не следует бороться с излишней торопливостью.
- Существуют мальчики, - добавил Тремуй, также закрыв глаза, - которые
не могут расстаться с любимой игрушкой, пока не получат новую... Что Вы
имеете против госпожи де Ла-Рошель?
- Я не хочу, чтобы всех нас выставляли на посмешище. Разве Вы не
слышали, что говорит весь Бурж? Она уговорила Жанну просидеть с ней в замке
до полуночи, так как утверждала, что они увидят там "Женщину в белом". Жанна
заснула, а Ла-Рошель, конечно, потом рассказывала, что к ней явилась
"Женщина в белом". На следующий день Жанна проспала до полудня, а около
полуночи опять стала ждать "Женщину в белом". Но никто не явился, и половина
жителей города ликовала оттого, что Жанна посоветовала Вашей госпоже де
Ла-Рошель возвратиться домой и воспитывать детей.
Тремуй сделал неодобрительный жест. Как бы то ни было, упомянутая
Катрин все же нашла клад, на целый месяц пополнивший королевскую казну.
- А разве этот клад накануне не могли зарыть наемники господина де
Тремуя?
Тремуй сделал вид, что не расслышал. Он заказал для Жанны гербовый
диплом - скоро она будет иметь титул "де Лис" - разве это недостаточная
причина для почетного возвращения крестьянской девушки домой? А то, чего
доброго, она опять будет ранена стрелой...
- Молчать! - резко прошипел Режинальд. Тремуй же только пожал плечами,
а затем с важным выражением лица начал разглагольствовать о том, что зима в
этот раз выдалась мягкая и что король обещал погостить у него в феврале в
замке Сюлли.
- Жанну я тоже приглашу и лично прослежу за тем, чтобы она приехала, -
если только она останется среди нас до февраля...
- Главное, что все полевые командиры разъехались, - прервал Тремуя
епископ. - Только Вашего племянника Жиля я охотно оставил бы при дворе.
Почему именно Жиля, раздраженно спросил Тремуй, неужели архиепископ
считает, что барон де Рэ будет вечно служить в казначействе, если он только
шляется да ротозейничает?
Режинальд задумчиво погладил бороду.
- У него служит некий клирик, по-моему, его зовут Прелати. Этот человек
мне не нравится.
- Что Вы говорите, Прелати разбирается в алхимии. Пусть он чем-нибудь
займет Жиля. Мальчик просто изнывает от скуки; у него слишком много денег, а
он не знает, что с ними делать; у него может быть слишком много женщин, и ни
одна его не возбуждает; к тому же он жаждет несуществующего, - Тремуй
говорил с таким пылом, что едва переводил дух. Никто, в том числе и
Режинальд, не должен был знать, какой мучительный страх перед племянником он
носит в себе.
Епископ встал, поднял голову, стараясь разглядеть выражение глаз своего
собеседника под прищуренными веками, и сказал, заканчивая разговор:
- Ваш племянник Жиль кончит свои дни либо в монастыре, либо на
виселице.
Рождество Жанна отпраздновала в Орлеане. 29 декабря датирована гербовая
грамота Карла, по которой ей и всей ее семье были пожалованы дворянский
титул и фамилия де Лис, что означает "лилия". Она никогда не пользовалась ни
гербом, ни новой фамилией.
После этого последовали недели, о которых мало что известно. До сих пор
неясно, какие интриги плелись вокруг нее и за ее спиной. Известно только,
что 3 марта она гостила в родовом замке Тремуя Сюпли, где тогда проживала
королевская семья. Карл проводил время в охоте и пирах, позволяя себя
убеждать в том, что и та, и другая сторона хотят мира, и, конечно, он всеми
силами старался избегать Девы, постоянно твердившей только о долге.
Правда, в первые недели нового 1430 года бургундцы ничего не
предпринимали, казалось, что их совсем не интересует "одолженный" ими
французам город Компьень, находившийся в руках Тремуя - того самого Тремуя,
которого Филипп Бургундский называл убийцей своего отца. Ибо 10 января в
Брюгге герцог, считавшийся богатейшим вельможей всего христианского мира,
справлял свою третью свадьбу. Представители семнадцати народов, имевших в
этом зажиточном городе банки, на протяжении восьми дней и ночей пили за
здоровье Филиппа и его португальской невесты, из фонтанов били различные
сорта рейнских вин и мальвазий, улицы были завешаны гобеленами, а герцог
Бургундский, властитель Люксембурга, Голландии и Фрисландии, основал новый
рыцарский орден Золотого Руна, добытого Ясоном. Конечно, у этого ордена были
и глубоко положительные стороны - например, каждый рыцарь давал
обязательство воздерживаться от ненужного кровопролития, - но невозможно
отрицать того, что уже в том же году Великий магистр Филипп участвовал в
весьма нехристианском деле: в продаже Девы Жанны.
Падшие ангелы
Над замком Тиффож опустились сумерки. Слуги погасили свечи в обеденном
зале, мажордому господина де Рэ дали понять, что сегодня вечером он не будет
нужен Все знали: если сюда пришел господин Прелати, то оба просидят весь
вечер. В замке никто даже не предполагал какие важные сведения мог сообщить
этот флорентиец, не знал этого и главный повар, которому было известно все
остальное, дворня же совершенно ни о чем не догадывалась. Возможно, у них
были дела, которые не терпят дневного света, такими делами в годы той войны
мог заниматься всякий знатный дворянин, находившийся при казне и желавший
платить деньги своим людям. Против этого предположения Говорило то, что
после визитов Прелати слуги убирались в странных подвальных помещениях, где
им попадались бутылки и восковые фигурки, небольшие горны сосуды для фимиама
и треножники, но отнюдь не горы драгоценностей; там не было ничего, кроме
хлама и рухляди непонятного назначения. Слуги утверждали, что там попахивает
колдовством, а самые боязливые среди них старались незаметно улизнуть из
подвала, когда их заставляли наводить там порядок. Вслух об этих делах не
говорил никто, так как господин барон платил больше, чем любой другой хозяин
в округе, и поэтому все радовались, что он вернулся. За исключением редких
дней, когда он выглядел, словно его подменили, и мрачно бродил, предаваясь
мучительным размышлениям, все остальное время он был дружелюбен и искренен,
сердечен и щедр. В капелле его замка во время каждой мессы играл
великолепнейший орган, мальчики-певчие пели так, что слушателям казалось,
будто они попали на небо. Барон, возвратившийся в звании маршала, показывал
пример глубокого, иногда даже самоуничижительного благочестия, он строго
соблюдал все посты, и ходили слухи, что он предается самобичеванию.
Сегодня вечером не горел огонь в небольшом горне в потайной подвальной
комнате, только четырнадцать свечей на серебряном канделябре струили мягкий
свет.
Жиль сидел на стуле с жесткой обивкой, похожем на трон, и вертел в
руках опал, взятый им со стола, на котором лежали щипцы и пинцеты, тигли и
какие-то мелкие металлические предметы. Прелати в просторном черном одеянии
сидел на корточках перед горном, сложив руки на коленях, словно статуя
древнеегипетского царя. Лицо у него было длинное и худое и заканчивалось
подстриженной острой бородкой, в которой появились первые седые волосы.
- Господин барон, я составил гороскоп господина Тремуя и вычислил все
его констелляции, я вылепил его восковое изображение и вызвал дух того
человека, которого он велел убить, - прежнего супруга его жены. Господин
Тремуй окружен магической силой, предотвращающей возможность его умерщвления
при помощи магических искусств. Эта сила спасла его и тогда, когда под моим
воздействием он упал с лошади и должен был сломать себе шею.
- Разве ты мне не говорил, что можешь развеять любые чары? - Жиль
подпер голову рукой, словно от усталости, но под полуприкрытыми веками ярко
светились глаза, а крылья носа дрожали. - Вот уже четыре месяца ты
составляешь его гороскоп и не можешь объяснить мне, почему работа идет так
медленно...
- Позвольте мне объяснить, господин де Рэ, - перебил его Прелати,
подняв руку в знак клятвы. - Я заблуждался. Это была не звезда, а какая-то
сила, которую я не мог понять и ошибочно приписывал воздействию небесных
тел. Теперь мне удалось раскрыть, что это сила человека.
- Какого человека?
- Сила Девы Жанны. Только ее искусство сильнее
моего.
Жиль засмеялся, обнажив ряд длинных желтых зубов. То не был приятный
смех, он звучал зловеще и оскорбительно.
- Дева! Смотри-ка! Эта невинная девушка стала для тебя препятствием? И
ты не смог найти лучшей отговорки?
За окнами шумел мартовский ветер, он проник в комнату сквозь щель,
опрокинув небольшие весы для взвешивания золота, которые со скрежетом
ударились о бутылку. Взгляды мужчин упали на хранившуюся в ней жидкость, и
Прелати торопливо схватил бутылку.
- Вот, господин барон! Разве случайно весы стукнулись о бутылку? Стоит
Вам только захотеть, чтобы эта жидкость была подмешана в суп Тремую, и Ваши
желания были бы давно исполнены.
- А я был бы заколот и лежал бы в могиле. Тремуй не так прост, как ты
думаешь. Он столько платит своим слугам, что никто не в состоянии их
подкупить, и все, что он ест и пьет, он сначала дает им попробовать. Если
дядя будет отравлен, то я не получу в наследство ни одного су, потому что он
составил новое завещание.
- Денег Вы будете иметь, сколько пожелаете. Если только мне удастся
приготовить эту смесь, - Прелати склонился над горном и любовно посмотрел в
колбу, - то деньги больше не будут иметь значения в Вашей жизни.
- Слишком поздно. Все слишком поздно. Тремуем заниматься не имеет
смысла, я отменяю свое поручение. Но я хочу знать, почему Жанна создает
препятствия? Не станешь же ты утверждать, что она защищает Тремуя, так как
любит его?
- Нет, сударь, но она его и не ненавидит и тем самым создает ему
защиту, ибо ее покровительство распространяется на всех, кто находится
поблизости от нее, в том числе и на него. Есть такие силы, которые присущи
только ей да малым детям.
- Уверен ли ты, что эти силы все еще окружают ее с тех пор, как мы
отступили от Парижа?
- Да, господин. В противном случае Девы давно не было бы в живых. Вот
уже три недели она гостит в замке Сюлли...
Жиль молча кивнул, а затем спросил, какие это силы присущи детям. Но
Прелати некоторое время не отвечал, он подошел к двери и прислушался:
- Вы ничего не слышали?
- Ничего, кроме крыс, мой слух меня не подводит. Отвечай же мне.
- Если вы будете как дети, сказано в Писании. Только простой народ
может считать, что речь идет о неразумности, которую обычно приписывают
детям. Для знатоков речь идет об ангельских силах.
- Теперь мы лучше понимаем друг друга. Значит, некоторые люди
пользуются ангельскими силами. Но каким образом?
Флорентиец сидел на своем табурете, он помедлил с ответом, пристально
глядя Жилю в лицо.
- Существуют два пути: белый и черный. Белый путь долгий и трудный, по
нему способны идти лишь избранные. Другой путь может быть смертельным, и на
него попадают только вместе с падшими ангелами. Жиль простер перед собой
руки и задумчиво посмотрел на них.
- Второй путь - ты уже шел по нему?
- Нет. Это, как аллегорически сказано в Библии при описании избиения
младенцев в Вифлееме, грех Ирода, и Господь его не прощает.
- Разве не может Господь простить все грехи в Своем всемогуществе?
Разве Каин не убил своего брата?
Прелати молчал, он молчал столь долго, что Жиль, наконец, взял два
серебряных кубка, налил в них вино; один из кубков он передал флорентийцу, а
другой держал так, что на него падал отблеск пламени свечи.
- Ты устал, Прелати. Бургундское приносит плодотворные сны.
Они молча выпили, каждый в своем углу, не глядя друг на друга. Затем
Прелати пожелал Жилю доброй ночи, а Жиль отпер дверь.
- Только после Вас, - пробормотал флорентиец, пятясь назад, но Жиль
покачал головой. Он хотел еще почитать фолианты, купленные им у аббата из
Сен-Дени, сочинения Скотта Эриугены о девяти чинах ангельских. По слухам,
они восходят к сочинениям Дионисия, ученика апостола Павла.
Прелати пожал протянутую ему руку и бросил робкий взгляд на бледное
лицо, которое под воздействием игры света и тени внезапно показалось
постаревшим на много лет. Он подумал о том, кому этот человек хочет отдать
свою душу: Богу или дьяволу. И громко сказал:
- Созвездие Скорпиона управляет Вами, как никем из известных мне людей.
Из праха скорпиона восстанет орел.
Жиль рассмеялся, самоуверенно и злорадно.
- Только сначала скорпион должен погибнуть в собственном пламени.
Хорошо отоспись, Прелати. Завтра в девять часов утра в капелле состоится
нечто необыкновенное, трехголосное пение моих мальчиков в октавах и квинтах,
"Песнь трех отроков в пещи огненной".
Такая же весна была в разгаре в окрестностях замка Сюлли, в котором
Тремуй продемонстрировал свое несравненное гостеприимство. Целыми днями он
устраивал охоту, а вечерами - танцы и игры, он не скупился на еду и питье, а
с тех пор, как у него стала гостить Дева Жанна, праздничным развлечениям не
было видно конца. Правда, жила девушка не в замке, а в крестьянском доме, и
каждому было ясно, что она ожидала лишь кратких мгновений, которые король
посвящал беседам с ней.
- Мы проведем Всеобщий мирный конгресс с Англией и Бургундией, -
говорил он ей, тщательно подбирая слова, ежедневно повторяемые Режинальдом.
- Имей терпение, Жанна, скоро мы его проведем.
- Сир, бургундцы угрожают Реймсу. Они и думать не хотят о том, чтобы
соблюдать перемирие. Париж голодает и надеется на нас. Почему Вы меня
вынуждаете действовать в одиночку? Скоро закончится предоставленный мне год.
Ах, почему Вы мне не верите?
Стоял чудесный день, на деревьях с раскрывающимися почками пели птицы,
в окна дул легкий ветерок, и худое лицо Карла выглядело более веселым, чем с
обычно.
- Нет, Жанна, я тебе верю. Но мне было бы страшно еще раз отпустить
тебя сражаться. К тому же, мы сначала должны созвать маршалов и создать
армию.
- Пока Вы все это сделаете, будет слишком поздно, сир. Я не могу здесь
долго оставаться.
- Разве тебе плохо с нами? Мы ведь любим тебя, королева и я.
- Мое место не при дворе, сир.
- Разве мы не приняли тебя в дворянское сословие, чтобы все видели, как
мы тебя ценим? Почему ты не носишь новый герб?
- Простите, сир, я должна сохранять верность моему старому штандарту, -
сказано это было тихо, тоном, показывающим, что таково ее окончательное
решение. Снова в ней светилась та сияющая даль, в которую Карл должен был
верить, независимо от того, хотел он этого или не хотел.
- Это Господь повелел тебе выступить с войском?
Жанна молчала и улыбалась, глядя ему прямо в глаза. Прошел год с тех
пор, как она впервые предстала перед королем. Ей был обещан "год и еще
немного", сколько раз она уже говорила ему об этом?
- Делай то, что ты должна делать, - сказал Карл, наконец, когда Жанна,
прощаясь, преклонила перед ним колено.
- Да поможет Вам Господь, сир.
Она вышла из комнаты, по своему обыкновению, бесшумно, и на душе у него
стало тяжело, хотя за окнами светило солнце и колокол возвещал обедню. На
другой день он напрасно разыскивал Жанну. Она уехала из замка. Больше Карл
VII девушку не видел.
Около девяноста человек продвигались с Девой в северном направлении, к
Иль-де-Франсу. Она не позвала с собой никого из командиров: ни Жана
Орлеанского, ни Ла Гира, ни Алансона. С ней были только конюший д'Олон и два
ее брата. Совершенно одна, без чьей-либо поддержки, она должна была платить
людям жалованье. Но не это было страшно. О самой тяжелой задаче, возложенной
на плечи Жанны, не догадывался
никто. Разум говорил ей, что нужно взять Париж, завершив тем самым все
труды. Но указаний из потустороннего мира не было.
На Страстной неделе Жанна установила свой штандарт под стенами Мелена.
Войско форсировало Сену, в пятидесяти милях к северо-востоку лежала столица.
Пасха... У ног Девы цвела земля, за которую она была готова сто раз умереть,
колокола уже возвещали ее вступление в город. Жанна стояла в поле и
прислушивалась. И вот, они заговорили снова, "райские сестры" Екатерина и
Маргарита. Но сказали они нечто неслыханное: еще до Иванова дня ее возьмут в
плен.
В плен? В плен к врагу? Больше Жанна не прислушивалась, душа ее кричала
от мук. Как могло случиться, что Франция до сих пор томится в неволе? Чего
стоила жизнь Жанны, если задача ее не была выполнена?
"Не бойся, Господь поможет тебе. Ты должна испытать и плен".
Жанна была хитра - даже в те моменты, когда душа ее отрывалась от
земли. Она быстро сообразила, что если "райские сестры" сообщат ей час и
место пленения, то она поостережется в тот день принимать участие в
сражениях...
"Когда это будет?" - спросила девушка и прислушалась, но вокруг только
пели птицы, золотое солнце опушалось на западе, и освобожденные жители
Мелена шли : ней, чтобы проводить ее в город. Жанна молчала, думая о часе
своего пленения, и страшное слово "плен" неотступно преследовало ее.
Как и прежде, она находилась в первых рядах сражавшихся и атаковавших,
меч ее оставался в ножнах, штандарт развевался, и ни один из мужчин, которые
5ыли рядом день и ночь, не знал, что скрывает Дева в сердце своем. Если ее
возьмут в плен, то кто завершит : труды? Кто изгонит англичан? Никому не
дано знать своей смутной судьбы; если же кто-нибудь обладает даром
предвидения, то он не должен использовать его для самого себя. В эти недели
Жанна продолжала действовать так, словно во всей обширной провинции
Иль-де-Франс ничего особенного не произошло. Она обратила англичан в бегство
при Ланьи и продвинулась с войском к Уазе, чтобы отрезать от юного Генриха
VI, который должен был приплыть в Кале, северо-западную дорогу на Париж.
Жанна действовала так, как подсказывал ей здравый рассудок, и с готовностью
приняла на себя это испытание: она знала о неотвратимости загадочного рока и
все же храбро противостояла ему.
Рупертус Гейер, тот самый "анонимный клирик", понял личность Жанны
правильно: если для нее и можно подыскать какую-то историческую аналогию, то
лучше всего сравнить Жанну с сивиллами, этими пророчицами языческой эпохи,
чьими устами говорили боги. Но между ними и Жанной была огромная разница.
На сивилл воздействовали силы природы: серные испарения, одурманивающие
запахи, журчащие ручьи. В состоянии экстаза они высказывали такие вещи, о
которых сразу же забывали, как только приходили в себя. В повседневной жизни
они не имели никаких высоких прозрений, они были как бы чистыми листами, на
которых писали силы, не поддающиеся контролю. "Ибо присущий им пророческий
дар подобен доске, на которой ничего не написано, он неразумный и
неопределенный", - писал Плутарх. Люди, вероятно, прислушивались, когда
сивиллы начинали говорить "разными языками", и все же они одновременно
почитали эти "орудия" сверхъестественной речи и избегали их.
Устами Жанны также говорили сферы, чьих границ никто не знал; она могла
впадать в экстаз на молитве, при звоне колоколов, в тихом поле или в лесу,
но это был такой экстаз, такой выход за пределы обычных чувств, которым она
управляла и из которого могла выйти с трезвым рассудком и осознавая
собственное "я", чтобы затем перевести увиденное и услышанное на язык земных
слов и земных поступков. То, что языческим жрицам было доступно в отрешенном
от мира затмении чувств, Жанна воспринимала в ясном сознании и разумной
умеренности. Вместе с мужчинами она ездила верхом и сражалась, вместе с
женщинами и детьми она спала, и, как и все они, Жанна могла смеяться. Просто
и ясно, без недомолвок и тайн она рассказывала о том, что должно было
случиться: "Подождите еще три дня, тогда мы возьмем город"; "Потерпите,
через час вы станете победителями"; "К Посту я приведу королю подкрепление".
Дева намеренно сняла покрывало загадочности со своей жизни и поступков;
загадкой оставалась лишь она сама. Так как ей самой была предречена грядущая
беда, она замкнула уста, и никто не знал о мрачной вести. Всегда, даже перед
смертью на костре Жанна отдавала себе отчет в том, что ей можно говорить и
чего нельзя.
Со дней апостола Павла женщинам, "глаголющим языками", в христианских
общинах надлежало молчать, ибо "за глаголение языками несет ответственность
дух, дающий вдохновение, а за разумное пророческое слово - наоборот,
говорящий человек". Для христиан общины Павла лучше было произнести пять
слов пророчества, находясь в здравом уме, чем десятки тысяч слов, "глаголя
языками". Духовный язык нужно перевести на язык людей, чтобы человек
сопровождал речь духа своим разумом; и лишь то, что человек может понять и
усвоить собственным рассудком, он должен выражать словами.
Жанне д'Арк в те недели яснее, чем когда-либо, удалось доказать, что
она несет ответственность за свои наделенные разумом слова пророчеств и что
она высказывает их - или молчит, - находясь в здравом рассудке.
Рассудок сопровождал приходящие к ней инспирации, и словами ока
выразила лишь часть того, что слышала. Между ней и сивиллами лежит Голгофа.
Жанна д'Арк выдержала экзамен перед апостолом Павлом.
Именно о тех неделях рассказывают странные вещи, и вера народа в
"посланницу Божью" тогда стала наиболее сильной. В Ланьи какие-то люди
протиснулись к ней сквозь толпу и протянули ей молитвенные четки.
"Прикоснитесь к ним, Дева Жанна, ведь они священны!" - "Прикасайтесь сами,
вам это тоже поможет!"
Где-то в другом месте к ней пришли плачущие женщины: новорожденный
мальчик умер и лежит перед образом Мадонны не крещенный. Не желает ли Жанна
прочесть над ним молитву? Она пришла в дом, где лежал младенец, и молилась
вместе с другими девушками городка над недвижным бескровным личиком. И вот,
можно было видеть, как к ребенку возвратился нормальный цвет лица, он сделал
три вдоха, и его тут же окрестили. По Ланьи пронесся слух, что Жанна может
воскрешать людей. Но в книге под названием "Ведьма Жанна" была открыта новая
страница.
Компьенский крест
Двадцать третьего апреля девятилетний Генрих VI, король Франции только
по титулу, так как он не был коронован, высадился с подкреплением в Кале.
Бедфорд хотел снова захватить Реймс, чтобы помазать своего племянника миром
святого Ремигия. В начале мая англо-бургундские войска стояли на берегах
Уазы, а Жанна двинулась навстречу им. Тем временем ее армия увеличилась на
несколько тысяч человек, хотя она не позвала никого из старых командиров.
Никто не должен был вмешиваться в ее судьбу.
В последующие десять дней удача не сопутствовала Жанне. При попытке
атаковать предмостное укрепление Пон л'Эвек наемники были отброшены.
Конечно, враг превосходил их в численном отношении, но когда люди Жанны не
были в меньшинстве? При отступлении в сторону Суассона городские ворота
оказались закрытыми, и вскоре после этого город сдался бургундцам.
Он слегка протянул руку вперед, и она повисла так, что Паскерель смог
поцеловать кольцо у него на пальце. Затем монах, смиренно склонив голову,
удалился, а Тремуй проводил его взглядом, посвистывая при этом сквозь зубы.
- Есть что-нибудь новое, Тремуй?
- Да. В Париже началось восстание против англичан, город голодает.
Герцог Бургундский вербует наемников, чтобы они действовали на стороне
англичан, он требует от нас вернуть ему Компьень и говорит, что дал его нам
взаймы. Жители Реймса написали письмо Деве, они боятся новой осады, а Жанна
им ответила... - Тремуй прищурился. - Разве Паскерель ничего не рассказывал
Вам об этом письме?
- Нет, - ответил Режинальд с неподвижным лицом.
- Если придут бургундцы, то пусть перед ними закроют городские ворота.
Город освободит она сама, Дева Жанна. Она не отважилась сообщить еще
что-нибудь, ведь письмо могло быть перехвачено... И ваша Жанна опять
оказалась ясновидящей: письмо попало ко мне. Что скажете Вы на то, что она
обещает им вооруженную поддержку, в то время как у нас продолжается
перемирие?
- Но ведь и герцог Бургундский не очень-то соблюдает перемирие. Также
верно, что он не более чем одолжил нам Компьень, - епископ пронзительно
посмотрел Тремую прямо в глаза, но тот лишь пожал плечами: Тремуй
гарантировал себе пост наместника в этом городе и не намеревался
отказываться от доходов. - Что касается Жанны, - продолжал Режинальд, - то
девушка, к сожалению, стала высокомерной; боюсь, Господь уже не протягивает
ей Свою десницу.
- Нужно поговорить начистоту с герцогом Бургундским. Здесь в Бурже
живет некая Катрин де Ла-Рошель, которая с герцогом на дружеской ноге. Я
рекомендовал королю использовать ее для переговоров.
- Это дама, которая находит под землей клады # видит призраков?
- Та самая. Что же касается кладов, то мы можем прекрасно ими
воспользоваться. Теперь нам нужна не просто любимица Господня, но чтобы она
еще и пополняла нашу казну.
Режинальд, сосредоточенно созерцая свое кольцо, возразил на это, что
герцог Бургундский - не самая главная проблема. Ведь если с Англией будет
заключен мир> то герцог сам капитулирует. У него есть хорошая надежда на
установление контакта с герцогом Бедфордом...
- И поэтому он снаряжает новое войско? - осклабился Тремуй.
-Это известие пока не подтверждено. По-моему, Бедфорд также устал от
сражений. Война подходит к концу. Работа остается только для дипломатов. -
Почему тогда Жанна все еще проживает в Бургундии
Режинальд посмотрел в пространство, затем закрыл глаза и начал говорить
так, словно читал проповедь.
- Видите ли, существуют люди, проявляющие силу воли не в действии, а в
сопротивлении. С такими душами не следует бороться с излишней торопливостью.
- Существуют мальчики, - добавил Тремуй, также закрыв глаза, - которые
не могут расстаться с любимой игрушкой, пока не получат новую... Что Вы
имеете против госпожи де Ла-Рошель?
- Я не хочу, чтобы всех нас выставляли на посмешище. Разве Вы не
слышали, что говорит весь Бурж? Она уговорила Жанну просидеть с ней в замке
до полуночи, так как утверждала, что они увидят там "Женщину в белом". Жанна
заснула, а Ла-Рошель, конечно, потом рассказывала, что к ней явилась
"Женщина в белом". На следующий день Жанна проспала до полудня, а около
полуночи опять стала ждать "Женщину в белом". Но никто не явился, и половина
жителей города ликовала оттого, что Жанна посоветовала Вашей госпоже де
Ла-Рошель возвратиться домой и воспитывать детей.
Тремуй сделал неодобрительный жест. Как бы то ни было, упомянутая
Катрин все же нашла клад, на целый месяц пополнивший королевскую казну.
- А разве этот клад накануне не могли зарыть наемники господина де
Тремуя?
Тремуй сделал вид, что не расслышал. Он заказал для Жанны гербовый
диплом - скоро она будет иметь титул "де Лис" - разве это недостаточная
причина для почетного возвращения крестьянской девушки домой? А то, чего
доброго, она опять будет ранена стрелой...
- Молчать! - резко прошипел Режинальд. Тремуй же только пожал плечами,
а затем с важным выражением лица начал разглагольствовать о том, что зима в
этот раз выдалась мягкая и что король обещал погостить у него в феврале в
замке Сюлли.
- Жанну я тоже приглашу и лично прослежу за тем, чтобы она приехала, -
если только она останется среди нас до февраля...
- Главное, что все полевые командиры разъехались, - прервал Тремуя
епископ. - Только Вашего племянника Жиля я охотно оставил бы при дворе.
Почему именно Жиля, раздраженно спросил Тремуй, неужели архиепископ
считает, что барон де Рэ будет вечно служить в казначействе, если он только
шляется да ротозейничает?
Режинальд задумчиво погладил бороду.
- У него служит некий клирик, по-моему, его зовут Прелати. Этот человек
мне не нравится.
- Что Вы говорите, Прелати разбирается в алхимии. Пусть он чем-нибудь
займет Жиля. Мальчик просто изнывает от скуки; у него слишком много денег, а
он не знает, что с ними делать; у него может быть слишком много женщин, и ни
одна его не возбуждает; к тому же он жаждет несуществующего, - Тремуй
говорил с таким пылом, что едва переводил дух. Никто, в том числе и
Режинальд, не должен был знать, какой мучительный страх перед племянником он
носит в себе.
Епископ встал, поднял голову, стараясь разглядеть выражение глаз своего
собеседника под прищуренными веками, и сказал, заканчивая разговор:
- Ваш племянник Жиль кончит свои дни либо в монастыре, либо на
виселице.
Рождество Жанна отпраздновала в Орлеане. 29 декабря датирована гербовая
грамота Карла, по которой ей и всей ее семье были пожалованы дворянский
титул и фамилия де Лис, что означает "лилия". Она никогда не пользовалась ни
гербом, ни новой фамилией.
После этого последовали недели, о которых мало что известно. До сих пор
неясно, какие интриги плелись вокруг нее и за ее спиной. Известно только,
что 3 марта она гостила в родовом замке Тремуя Сюпли, где тогда проживала
королевская семья. Карл проводил время в охоте и пирах, позволяя себя
убеждать в том, что и та, и другая сторона хотят мира, и, конечно, он всеми
силами старался избегать Девы, постоянно твердившей только о долге.
Правда, в первые недели нового 1430 года бургундцы ничего не
предпринимали, казалось, что их совсем не интересует "одолженный" ими
французам город Компьень, находившийся в руках Тремуя - того самого Тремуя,
которого Филипп Бургундский называл убийцей своего отца. Ибо 10 января в
Брюгге герцог, считавшийся богатейшим вельможей всего христианского мира,
справлял свою третью свадьбу. Представители семнадцати народов, имевших в
этом зажиточном городе банки, на протяжении восьми дней и ночей пили за
здоровье Филиппа и его португальской невесты, из фонтанов били различные
сорта рейнских вин и мальвазий, улицы были завешаны гобеленами, а герцог
Бургундский, властитель Люксембурга, Голландии и Фрисландии, основал новый
рыцарский орден Золотого Руна, добытого Ясоном. Конечно, у этого ордена были
и глубоко положительные стороны - например, каждый рыцарь давал
обязательство воздерживаться от ненужного кровопролития, - но невозможно
отрицать того, что уже в том же году Великий магистр Филипп участвовал в
весьма нехристианском деле: в продаже Девы Жанны.
Падшие ангелы
Над замком Тиффож опустились сумерки. Слуги погасили свечи в обеденном
зале, мажордому господина де Рэ дали понять, что сегодня вечером он не будет
нужен Все знали: если сюда пришел господин Прелати, то оба просидят весь
вечер. В замке никто даже не предполагал какие важные сведения мог сообщить
этот флорентиец, не знал этого и главный повар, которому было известно все
остальное, дворня же совершенно ни о чем не догадывалась. Возможно, у них
были дела, которые не терпят дневного света, такими делами в годы той войны
мог заниматься всякий знатный дворянин, находившийся при казне и желавший
платить деньги своим людям. Против этого предположения Говорило то, что
после визитов Прелати слуги убирались в странных подвальных помещениях, где
им попадались бутылки и восковые фигурки, небольшие горны сосуды для фимиама
и треножники, но отнюдь не горы драгоценностей; там не было ничего, кроме
хлама и рухляди непонятного назначения. Слуги утверждали, что там попахивает
колдовством, а самые боязливые среди них старались незаметно улизнуть из
подвала, когда их заставляли наводить там порядок. Вслух об этих делах не
говорил никто, так как господин барон платил больше, чем любой другой хозяин
в округе, и поэтому все радовались, что он вернулся. За исключением редких
дней, когда он выглядел, словно его подменили, и мрачно бродил, предаваясь
мучительным размышлениям, все остальное время он был дружелюбен и искренен,
сердечен и щедр. В капелле его замка во время каждой мессы играл
великолепнейший орган, мальчики-певчие пели так, что слушателям казалось,
будто они попали на небо. Барон, возвратившийся в звании маршала, показывал
пример глубокого, иногда даже самоуничижительного благочестия, он строго
соблюдал все посты, и ходили слухи, что он предается самобичеванию.
Сегодня вечером не горел огонь в небольшом горне в потайной подвальной
комнате, только четырнадцать свечей на серебряном канделябре струили мягкий
свет.
Жиль сидел на стуле с жесткой обивкой, похожем на трон, и вертел в
руках опал, взятый им со стола, на котором лежали щипцы и пинцеты, тигли и
какие-то мелкие металлические предметы. Прелати в просторном черном одеянии
сидел на корточках перед горном, сложив руки на коленях, словно статуя
древнеегипетского царя. Лицо у него было длинное и худое и заканчивалось
подстриженной острой бородкой, в которой появились первые седые волосы.
- Господин барон, я составил гороскоп господина Тремуя и вычислил все
его констелляции, я вылепил его восковое изображение и вызвал дух того
человека, которого он велел убить, - прежнего супруга его жены. Господин
Тремуй окружен магической силой, предотвращающей возможность его умерщвления
при помощи магических искусств. Эта сила спасла его и тогда, когда под моим
воздействием он упал с лошади и должен был сломать себе шею.
- Разве ты мне не говорил, что можешь развеять любые чары? - Жиль
подпер голову рукой, словно от усталости, но под полуприкрытыми веками ярко
светились глаза, а крылья носа дрожали. - Вот уже четыре месяца ты
составляешь его гороскоп и не можешь объяснить мне, почему работа идет так
медленно...
- Позвольте мне объяснить, господин де Рэ, - перебил его Прелати,
подняв руку в знак клятвы. - Я заблуждался. Это была не звезда, а какая-то
сила, которую я не мог понять и ошибочно приписывал воздействию небесных
тел. Теперь мне удалось раскрыть, что это сила человека.
- Какого человека?
- Сила Девы Жанны. Только ее искусство сильнее
моего.
Жиль засмеялся, обнажив ряд длинных желтых зубов. То не был приятный
смех, он звучал зловеще и оскорбительно.
- Дева! Смотри-ка! Эта невинная девушка стала для тебя препятствием? И
ты не смог найти лучшей отговорки?
За окнами шумел мартовский ветер, он проник в комнату сквозь щель,
опрокинув небольшие весы для взвешивания золота, которые со скрежетом
ударились о бутылку. Взгляды мужчин упали на хранившуюся в ней жидкость, и
Прелати торопливо схватил бутылку.
- Вот, господин барон! Разве случайно весы стукнулись о бутылку? Стоит
Вам только захотеть, чтобы эта жидкость была подмешана в суп Тремую, и Ваши
желания были бы давно исполнены.
- А я был бы заколот и лежал бы в могиле. Тремуй не так прост, как ты
думаешь. Он столько платит своим слугам, что никто не в состоянии их
подкупить, и все, что он ест и пьет, он сначала дает им попробовать. Если
дядя будет отравлен, то я не получу в наследство ни одного су, потому что он
составил новое завещание.
- Денег Вы будете иметь, сколько пожелаете. Если только мне удастся
приготовить эту смесь, - Прелати склонился над горном и любовно посмотрел в
колбу, - то деньги больше не будут иметь значения в Вашей жизни.
- Слишком поздно. Все слишком поздно. Тремуем заниматься не имеет
смысла, я отменяю свое поручение. Но я хочу знать, почему Жанна создает
препятствия? Не станешь же ты утверждать, что она защищает Тремуя, так как
любит его?
- Нет, сударь, но она его и не ненавидит и тем самым создает ему
защиту, ибо ее покровительство распространяется на всех, кто находится
поблизости от нее, в том числе и на него. Есть такие силы, которые присущи
только ей да малым детям.
- Уверен ли ты, что эти силы все еще окружают ее с тех пор, как мы
отступили от Парижа?
- Да, господин. В противном случае Девы давно не было бы в живых. Вот
уже три недели она гостит в замке Сюлли...
Жиль молча кивнул, а затем спросил, какие это силы присущи детям. Но
Прелати некоторое время не отвечал, он подошел к двери и прислушался:
- Вы ничего не слышали?
- Ничего, кроме крыс, мой слух меня не подводит. Отвечай же мне.
- Если вы будете как дети, сказано в Писании. Только простой народ
может считать, что речь идет о неразумности, которую обычно приписывают
детям. Для знатоков речь идет об ангельских силах.
- Теперь мы лучше понимаем друг друга. Значит, некоторые люди
пользуются ангельскими силами. Но каким образом?
Флорентиец сидел на своем табурете, он помедлил с ответом, пристально
глядя Жилю в лицо.
- Существуют два пути: белый и черный. Белый путь долгий и трудный, по
нему способны идти лишь избранные. Другой путь может быть смертельным, и на
него попадают только вместе с падшими ангелами. Жиль простер перед собой
руки и задумчиво посмотрел на них.
- Второй путь - ты уже шел по нему?
- Нет. Это, как аллегорически сказано в Библии при описании избиения
младенцев в Вифлееме, грех Ирода, и Господь его не прощает.
- Разве не может Господь простить все грехи в Своем всемогуществе?
Разве Каин не убил своего брата?
Прелати молчал, он молчал столь долго, что Жиль, наконец, взял два
серебряных кубка, налил в них вино; один из кубков он передал флорентийцу, а
другой держал так, что на него падал отблеск пламени свечи.
- Ты устал, Прелати. Бургундское приносит плодотворные сны.
Они молча выпили, каждый в своем углу, не глядя друг на друга. Затем
Прелати пожелал Жилю доброй ночи, а Жиль отпер дверь.
- Только после Вас, - пробормотал флорентиец, пятясь назад, но Жиль
покачал головой. Он хотел еще почитать фолианты, купленные им у аббата из
Сен-Дени, сочинения Скотта Эриугены о девяти чинах ангельских. По слухам,
они восходят к сочинениям Дионисия, ученика апостола Павла.
Прелати пожал протянутую ему руку и бросил робкий взгляд на бледное
лицо, которое под воздействием игры света и тени внезапно показалось
постаревшим на много лет. Он подумал о том, кому этот человек хочет отдать
свою душу: Богу или дьяволу. И громко сказал:
- Созвездие Скорпиона управляет Вами, как никем из известных мне людей.
Из праха скорпиона восстанет орел.
Жиль рассмеялся, самоуверенно и злорадно.
- Только сначала скорпион должен погибнуть в собственном пламени.
Хорошо отоспись, Прелати. Завтра в девять часов утра в капелле состоится
нечто необыкновенное, трехголосное пение моих мальчиков в октавах и квинтах,
"Песнь трех отроков в пещи огненной".
Такая же весна была в разгаре в окрестностях замка Сюлли, в котором
Тремуй продемонстрировал свое несравненное гостеприимство. Целыми днями он
устраивал охоту, а вечерами - танцы и игры, он не скупился на еду и питье, а
с тех пор, как у него стала гостить Дева Жанна, праздничным развлечениям не
было видно конца. Правда, жила девушка не в замке, а в крестьянском доме, и
каждому было ясно, что она ожидала лишь кратких мгновений, которые король
посвящал беседам с ней.
- Мы проведем Всеобщий мирный конгресс с Англией и Бургундией, -
говорил он ей, тщательно подбирая слова, ежедневно повторяемые Режинальдом.
- Имей терпение, Жанна, скоро мы его проведем.
- Сир, бургундцы угрожают Реймсу. Они и думать не хотят о том, чтобы
соблюдать перемирие. Париж голодает и надеется на нас. Почему Вы меня
вынуждаете действовать в одиночку? Скоро закончится предоставленный мне год.
Ах, почему Вы мне не верите?
Стоял чудесный день, на деревьях с раскрывающимися почками пели птицы,
в окна дул легкий ветерок, и худое лицо Карла выглядело более веселым, чем с
обычно.
- Нет, Жанна, я тебе верю. Но мне было бы страшно еще раз отпустить
тебя сражаться. К тому же, мы сначала должны созвать маршалов и создать
армию.
- Пока Вы все это сделаете, будет слишком поздно, сир. Я не могу здесь
долго оставаться.
- Разве тебе плохо с нами? Мы ведь любим тебя, королева и я.
- Мое место не при дворе, сир.
- Разве мы не приняли тебя в дворянское сословие, чтобы все видели, как
мы тебя ценим? Почему ты не носишь новый герб?
- Простите, сир, я должна сохранять верность моему старому штандарту, -
сказано это было тихо, тоном, показывающим, что таково ее окончательное
решение. Снова в ней светилась та сияющая даль, в которую Карл должен был
верить, независимо от того, хотел он этого или не хотел.
- Это Господь повелел тебе выступить с войском?
Жанна молчала и улыбалась, глядя ему прямо в глаза. Прошел год с тех
пор, как она впервые предстала перед королем. Ей был обещан "год и еще
немного", сколько раз она уже говорила ему об этом?
- Делай то, что ты должна делать, - сказал Карл, наконец, когда Жанна,
прощаясь, преклонила перед ним колено.
- Да поможет Вам Господь, сир.
Она вышла из комнаты, по своему обыкновению, бесшумно, и на душе у него
стало тяжело, хотя за окнами светило солнце и колокол возвещал обедню. На
другой день он напрасно разыскивал Жанну. Она уехала из замка. Больше Карл
VII девушку не видел.
Около девяноста человек продвигались с Девой в северном направлении, к
Иль-де-Франсу. Она не позвала с собой никого из командиров: ни Жана
Орлеанского, ни Ла Гира, ни Алансона. С ней были только конюший д'Олон и два
ее брата. Совершенно одна, без чьей-либо поддержки, она должна была платить
людям жалованье. Но не это было страшно. О самой тяжелой задаче, возложенной
на плечи Жанны, не догадывался
никто. Разум говорил ей, что нужно взять Париж, завершив тем самым все
труды. Но указаний из потустороннего мира не было.
На Страстной неделе Жанна установила свой штандарт под стенами Мелена.
Войско форсировало Сену, в пятидесяти милях к северо-востоку лежала столица.
Пасха... У ног Девы цвела земля, за которую она была готова сто раз умереть,
колокола уже возвещали ее вступление в город. Жанна стояла в поле и
прислушивалась. И вот, они заговорили снова, "райские сестры" Екатерина и
Маргарита. Но сказали они нечто неслыханное: еще до Иванова дня ее возьмут в
плен.
В плен? В плен к врагу? Больше Жанна не прислушивалась, душа ее кричала
от мук. Как могло случиться, что Франция до сих пор томится в неволе? Чего
стоила жизнь Жанны, если задача ее не была выполнена?
"Не бойся, Господь поможет тебе. Ты должна испытать и плен".
Жанна была хитра - даже в те моменты, когда душа ее отрывалась от
земли. Она быстро сообразила, что если "райские сестры" сообщат ей час и
место пленения, то она поостережется в тот день принимать участие в
сражениях...
"Когда это будет?" - спросила девушка и прислушалась, но вокруг только
пели птицы, золотое солнце опушалось на западе, и освобожденные жители
Мелена шли : ней, чтобы проводить ее в город. Жанна молчала, думая о часе
своего пленения, и страшное слово "плен" неотступно преследовало ее.
Как и прежде, она находилась в первых рядах сражавшихся и атаковавших,
меч ее оставался в ножнах, штандарт развевался, и ни один из мужчин, которые
5ыли рядом день и ночь, не знал, что скрывает Дева в сердце своем. Если ее
возьмут в плен, то кто завершит : труды? Кто изгонит англичан? Никому не
дано знать своей смутной судьбы; если же кто-нибудь обладает даром
предвидения, то он не должен использовать его для самого себя. В эти недели
Жанна продолжала действовать так, словно во всей обширной провинции
Иль-де-Франс ничего особенного не произошло. Она обратила англичан в бегство
при Ланьи и продвинулась с войском к Уазе, чтобы отрезать от юного Генриха
VI, который должен был приплыть в Кале, северо-западную дорогу на Париж.
Жанна действовала так, как подсказывал ей здравый рассудок, и с готовностью
приняла на себя это испытание: она знала о неотвратимости загадочного рока и
все же храбро противостояла ему.
Рупертус Гейер, тот самый "анонимный клирик", понял личность Жанны
правильно: если для нее и можно подыскать какую-то историческую аналогию, то
лучше всего сравнить Жанну с сивиллами, этими пророчицами языческой эпохи,
чьими устами говорили боги. Но между ними и Жанной была огромная разница.
На сивилл воздействовали силы природы: серные испарения, одурманивающие
запахи, журчащие ручьи. В состоянии экстаза они высказывали такие вещи, о
которых сразу же забывали, как только приходили в себя. В повседневной жизни
они не имели никаких высоких прозрений, они были как бы чистыми листами, на
которых писали силы, не поддающиеся контролю. "Ибо присущий им пророческий
дар подобен доске, на которой ничего не написано, он неразумный и
неопределенный", - писал Плутарх. Люди, вероятно, прислушивались, когда
сивиллы начинали говорить "разными языками", и все же они одновременно
почитали эти "орудия" сверхъестественной речи и избегали их.
Устами Жанны также говорили сферы, чьих границ никто не знал; она могла
впадать в экстаз на молитве, при звоне колоколов, в тихом поле или в лесу,
но это был такой экстаз, такой выход за пределы обычных чувств, которым она
управляла и из которого могла выйти с трезвым рассудком и осознавая
собственное "я", чтобы затем перевести увиденное и услышанное на язык земных
слов и земных поступков. То, что языческим жрицам было доступно в отрешенном
от мира затмении чувств, Жанна воспринимала в ясном сознании и разумной
умеренности. Вместе с мужчинами она ездила верхом и сражалась, вместе с
женщинами и детьми она спала, и, как и все они, Жанна могла смеяться. Просто
и ясно, без недомолвок и тайн она рассказывала о том, что должно было
случиться: "Подождите еще три дня, тогда мы возьмем город"; "Потерпите,
через час вы станете победителями"; "К Посту я приведу королю подкрепление".
Дева намеренно сняла покрывало загадочности со своей жизни и поступков;
загадкой оставалась лишь она сама. Так как ей самой была предречена грядущая
беда, она замкнула уста, и никто не знал о мрачной вести. Всегда, даже перед
смертью на костре Жанна отдавала себе отчет в том, что ей можно говорить и
чего нельзя.
Со дней апостола Павла женщинам, "глаголющим языками", в христианских
общинах надлежало молчать, ибо "за глаголение языками несет ответственность
дух, дающий вдохновение, а за разумное пророческое слово - наоборот,
говорящий человек". Для христиан общины Павла лучше было произнести пять
слов пророчества, находясь в здравом уме, чем десятки тысяч слов, "глаголя
языками". Духовный язык нужно перевести на язык людей, чтобы человек
сопровождал речь духа своим разумом; и лишь то, что человек может понять и
усвоить собственным рассудком, он должен выражать словами.
Жанне д'Арк в те недели яснее, чем когда-либо, удалось доказать, что
она несет ответственность за свои наделенные разумом слова пророчеств и что
она высказывает их - или молчит, - находясь в здравом рассудке.
Рассудок сопровождал приходящие к ней инспирации, и словами ока
выразила лишь часть того, что слышала. Между ней и сивиллами лежит Голгофа.
Жанна д'Арк выдержала экзамен перед апостолом Павлом.
Именно о тех неделях рассказывают странные вещи, и вера народа в
"посланницу Божью" тогда стала наиболее сильной. В Ланьи какие-то люди
протиснулись к ней сквозь толпу и протянули ей молитвенные четки.
"Прикоснитесь к ним, Дева Жанна, ведь они священны!" - "Прикасайтесь сами,
вам это тоже поможет!"
Где-то в другом месте к ней пришли плачущие женщины: новорожденный
мальчик умер и лежит перед образом Мадонны не крещенный. Не желает ли Жанна
прочесть над ним молитву? Она пришла в дом, где лежал младенец, и молилась
вместе с другими девушками городка над недвижным бескровным личиком. И вот,
можно было видеть, как к ребенку возвратился нормальный цвет лица, он сделал
три вдоха, и его тут же окрестили. По Ланьи пронесся слух, что Жанна может
воскрешать людей. Но в книге под названием "Ведьма Жанна" была открыта новая
страница.
Компьенский крест
Двадцать третьего апреля девятилетний Генрих VI, король Франции только
по титулу, так как он не был коронован, высадился с подкреплением в Кале.
Бедфорд хотел снова захватить Реймс, чтобы помазать своего племянника миром
святого Ремигия. В начале мая англо-бургундские войска стояли на берегах
Уазы, а Жанна двинулась навстречу им. Тем временем ее армия увеличилась на
несколько тысяч человек, хотя она не позвала никого из старых командиров.
Никто не должен был вмешиваться в ее судьбу.
В последующие десять дней удача не сопутствовала Жанне. При попытке
атаковать предмостное укрепление Пон л'Эвек наемники были отброшены.
Конечно, враг превосходил их в численном отношении, но когда люди Жанны не
были в меньшинстве? При отступлении в сторону Суассона городские ворота
оказались закрытыми, и вскоре после этого город сдался бургундцам.