Страница:
Богатырям стало интересно. Муромец придержал Яромира за плечо:
– Погоди, дай посмотреть, чем дело-то кончится?
Яга и граф с риском для жизни устроились на бревне и попытались его пилить. Граф пилил из рук вон плохо. Пила в его руках извивалась, как живая, пару раз стукнула его по лбу и один раз по зубам. Рокфор мужественно выплюнул выбитый клык и переменил руку. Теперь пила попыталсь спихнуть в пропасть Ягу, но бабка по-спортивному извернулась и от греха подальше слезла с бревна. Рокфор замер с дурацкой улыбкой на синюшной морде.
– Ну что уставился, лысый демон? – не выдержала Яга. – Зубы есть? Тогда грызи!
И вот тут граф показал класс. Он обхватил бревно руками и с хрустом вгрызся в смолистое дерево. Во все стороны полетели щепки.
– Давно бы так! – проворчала колдунья и погрозила друзьям рукой.
Между тем Рокфор вгрызался все глубже. Сосна дрожала. Граф, как автомат, выплевывал щепки и грыз дальше.
– А ведь перегрызет, паразит, – проворчал Илья.
– Уже перегрыз! – заметил Яромир. В следующую секунду сосна вздрогнула, хрустнула и разом ухнула в пропасть, увлекая с собой и графа. Она величественно перевернулась в воздухе и толстым концом угостила вампира по голове. Яга взвыла, простирая хвощевидные руки к несчастному Рокфору:
– Куда ты, дебил? Вернись, я все прощу!
Но Рокфору было не до того. Он наконец долетел до дна, сухо стукнулся о камень, и сверху его припечатало исполинским бревном. Миледя от бессилия принялась швыряться в богатырей камнями.
– Один – ноль, – сказал Яромир и неприцельно плюнул в пропасть. – Враг повержен, мы торжествуем!
– А вот и хренушки! Ничья! – взвизгнула бабка, и в следующую секунду здоровенный камень ударил богатыря прямо в лоб.
Яромир на мгновение обалдел и пошел выписывать круги.
– Мерзавка! – возмутился Муромец. – Старая вешалка!
Бац! – Следующий камень, пущенный ведьминой рукой, впечатался Илье в правый глаз.
Илья взревел, ринулся вперед и, если бы Добрыня не ухватил его за штаны, наверняка сорвался бы в пропасть.
– Отпусти! – ревел Муромец, пытаясь проморгаться. – Я ей как дам! Я ей фейсом об тейбл! Я не посмотрю, что она баба!
Яга стояла, уперев руки в бока, злобно поглядывая на богатырей:
– Ну что, дуроломы! Теперь кукуйте здесь до ночи! А я на вас Тварь Позорную натравлю! К утру она всех до косточек обгложет!
На прощанье старуха подхватила увесистый булыжник и с тяжелым рыком швырнула его в богатырей. Она метила в Илью, но подвернулся Попович.
– Швинья! – застонал Алеша, выплевывая выбитый передний зуб. – Шкотина! Шволочь!
Яга на другом краю обрыва ухмылялась, кривлялась и корчила рожи.
Такого позора Яромир давно не испытывал. Ему было обидно за себя, но еще обидней за товарищей. С бабкой, конечно, драться – дело постыдное, но получать от глупой ведьмы такие гостинцы было полным унижением. Яромир потер шишку на лбу, подобрал с земли лесину побольше…
– Гражданка Яга!
– Что тебе, чучело-мяучело?
– Мне-то ничего, а вот тебе в самый раз! – Размахнувшись, Яромир швырнул суковатую лесину через пропасть.
Яга замерла с раскрытым ртом, зачарованно глядя, как огромная дубина с мертвым шорохом перелетает на другую сторону. В последний момент ведьма все-таки выпала из ступора. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она наклонилась, чтобы скакнуть вперед, но тут лесина подцепила ее под мягкое место и с треском унесла в дальние кусты.
– Го-ол! – завопил Добрыня и захлопал в ладоши. – Чистая победа!
– Фигеда! – мрачно возразил Муромец. – Нам теперь новое дерево надо искать! Перебираться-то будем или как?
– А что это за Тварь Позорная, которую она хочет на нас натравить? – вспомнил Яромир. – Может, подождем до вечера? Очень хочется посмотреть!
– Это тебе не театр, – возразил Попович. Несмотря на выбитый зуб, он как-то сумел выправить дикцию и перестал шепелявить. – Может, эта Тварь бешеная? Куснет – и все, поминай как звали!
– Точно! – испугался Яромир.
Он вспомнил, как несколько лет назад в соседнюю деревню забежал бешеный волк и укусил мужика. А потом этот мужик спятил, перекусал половину деревенских собак, отъел трактирщику палец и удрал в лес. В этом лесу он жил, грыз кору и долгими осенними ночами выл на луну. А потом снюхался с лесной нечистью и куда-то исчез. Только тогда округа вздохнула спокойно.
– Надо что-то придумать, – поспешно сказал Яромир. – Давай скорей перебираться! Сейчас сломаем другое дерево.
Однако с деревьями получился облом. Богатырь подбежал к первой же попавшейся сосне, двинул по ней кулаком, могучее дерево хрустнуло, как тростинка, и… благополучно улетело в пропасть, дополнительно двинув графу Рокфору по темени. Граф, к тому времени пришедший в себя, снова погрузился в сладкое забытье.
Яромир озадаченно посмотрел на друзей. Илья крякнул и отвернулся, пытаясь скрыть усмешку. Однако Яромир усмешку усмотрел и разозлился:
– Это что за дела? – Он подскочил к следующей сосне, и через секунду дерево улетело вниз, ломая ветки.
– Погоди! – Алеша Попович положил ему руку на плечо. – Ты глянь повнимательнее, деревья-то коротки.
Яромир остановился, смерил взглядом следующую сосну и в сердцах сплюнул:
– Точно! А может, их связать, а? Но Муромец только махнул рукой:
– Чем ты их свяжешь? Разве штанами…
Все кроме Яромира уселись в кружок. Он один продолжал ходить взад-вперед, то посматривая на сосны, то опасливо заглядывая в пропасть.
– Слышь, Яромирка, – взмолился Муромец, – не мельтеши! А то в глазах рябит.
– Я мыслю и считаю! – авторитетно заявил Яромир. Тем не менее он прекратил беготню, уселся в сторонке и принялся что-то чертить на песке.
– Мыслитель! – хмыкнул Муромец, искоса глядя на Яромира. Алеша Попович покачал головой:
– Зря смеетесь. Ему бы учиться, глядишь, лет через двести вышел бы толк.
– Ага! – саркастически отозвался Добрыня. – Морщины, два зуба и три волосины в шесть рядов! Наука, она с костями съедает.
– Точно! – согласился Муромец. – Чем больше звездюлей получаешь, тем сильнее молодеешь! Вот, если Святогора взять…
– Ура! – Яромир вскочил на ноги. Его лицо буквально светилось от восторга. – Придумал! Мы изогнем сосну наподобие лука, сядем на ветки, и она зашвырнет нас на ту сторону! Теоретически должно получиться.
– А если об скалу шваркнет? – забеспокоился Добрыня. – Мокрое место останется. Брр!
Однако Муромец сразу вдохновился предложением Яромира:
– Я всегда говорил, что ты ученая голова! Вот Яга свистнула тебе по башке булыжником, так сразу и придумал! Эх, вот бы мне кто-нибудь по башке двинул! А то засиделся. В нутре все время что-то шуршитда щелкает. Никакой ясности! – Он подошел к сосне. – Так что, говоришь, в дугу согнуть? Это мы враз. Только ведь это… веревка нужна!
Веревка нашлась у Алеши Поповича. Правда, богатырь так и не смог складно объяснить, зачем она ему понадобилась.
– На всякий случай! – сказал он и покраснел.
– Ха-ха! – развеселился Илья. – Знаю я эти случаи! Небось, к какой-нибудь красотке нацелился, вот и прихватил. Ты, Алешка, мастер по девичьим спаленкам лазить!
– Это поклеп! – еще гуще покраснел Попович. – Просто я предвижу разные ситуации. Вот как сейчас, например…
– Заливай, заливай, – пробормотал Илья и, прихватив веревку, полез на дерево. Один раз он чуть не сорвался, но зацепился штанами за сук и как ни в чем небывало полез дальше. Через минуту Муромец обвязал веревку вокруг вершины и бросил свободный конец вниз: – Принимай!
Яромир схватил конец веревки, потащил на себя. Сосна заскрипела, как несмазанная телега.
– Ты что делаешь, балда! – завопил Муромец, пытаясь сохранить равновесие и цепляясь за ветки.
– Дерево гну! – решительно заявил Яромир и потянул сильнее. Корабельная сосна изогнулась, как тростинка. – Сейчас, сейчас! – бормотал Яромир, красный от натуги.
У Добрыни от волнения пересохло в горле. Он хотел крикнуть Яромиру, чтобы тот отпустил дерево, иначе случится непоправимое, но вместо этого клекотнул по-петушиному и смолк.
– Отпусти! – зарычал Муромец. – Отпусти, кому говорят, а то упаду!
Яромир наконец догадался, что делает что-то не то.
– Есть отпустить! – крикнул он и разжал руки.
Сосна коротко свистнула, распрямляясь. Продолжая рычать, как обиженный лев, Муромец перелетел через пропасть и сочным шлепком вписался в скалу.
– Екарный бабай! – Яромир даже присел от испуга. – Что ж я наделал?!
– Да уж, – насупился Добрыня и сурово разгладил усы. – Приласкал на совесть.
– Илья-а! – крикнул Яромир срывающимся голосом. – Как ты там?
Илья отлепился от скалы, встал на четвереньки, одурело помотал головой, вытряхивая из волос каменную пыль. Наконец поднялся. На его лице блуждала веселая улыбка.
– Слышь, братцы! – донеслось до друзей. – Никогда бы не подумал, что можно так уестествить! Словно ведро медовухи двинул. Эх, зашумело!.. Что вы застыли? Давайте ко мне, после меня уже мягче будет, отвечаю!
Богатыри переглянулись.
Может, действительно попробуем? – сказал Попович.
Попробуем, – решился Добрыня. – Только я первый. Давай, Яромирка, заряжай!
Все повторилось, как в прошлый раз. Добрыня влез на дерево, Яромир согнул ствол – и отпустил. Добрыня с воем перелетел скалу и скрылся из глаз. В следующее мгновение послышались грохот и задорная брань.
– Не обращай внимания, – подмигнул Яромиру Алеша Попович. – Ты гни давай!
Через минуту Попович улетел к Добрыне Никитичу. Яромир осмотрелся:
– Ну, вот. Теперь только я остался.
Он снова нагнул сосну. На этот раз посильнее. Привязав конец натянутой веревки к другому дереву, он вытащил из ножен тесак, рубанул по веревке и взвился в воздух.
Вначале он ничего не понял. А когда понял, то с такой силой впечатался в скалу, что сразу все забыл. Очнулся Яромир от того, что его тормошил Илья.
– Ну как? – прошептал Муромец заговорщицки. – Правда, похоже на жбан медовухи?
Яромир потер лоб, сосредоточиваясь:
– Не. На ведро первача – пожалуй. А медовуха послабей. Не тянет… – Он огляделся. – А где Добрыня и Попович?
– Унесло, – весело осклабился Илья. – Они, чай, полегче будут, вот и закинуло черт те куда! Да еще пришибли небось кого-нибудь по дороге.
– Так, надо выручать, – забеспокоился Яромир.
– Знамо, что надо – Илья отряхнулся, еще раз посмотрел на скалу, об которую ударился Яромир. Поперек гранитной глыбы пролегла глубокая трещина.
– Под святорусским богатырем все трещит, – самодовольно добавил он. – Ну что, идем. Посмотрим, куда Поповича с Добрыней занесло.
Они перебрались через гору, спустились в мелкую лощинку и остановились. Алеша с Никитичем сидели на берегу небольшого озера и выжимали одежду.
– Ну, Яромирка, спасибо, удружил, – проворчал Добрыня, натягивая мокрые штаны. – Лучше бы уж об скалу…
Алеша меланхолично выжал рубашку, шаровары, кольчугу. После выжимки кольчуга превратилась черт знает во что. Попович удивленно посмотрел на дело рук своих, вздохнул и забросил кольчугу в кусты.
– Эх, жаль, такую вещь испортил!
– Да кто ж кольчугу-то выжимает, голова садовая?
– А я автоматически…
Илья подошел к озерцу, присел и восторженно причмокнул:
– Ишь ты! Рыбка так и кишит.
В этот момент из воды выглянула здоровенная щучья башка, глупо моргнула и уставилась на богатырей.
– Ну чего вытаращилась? – не выдержал Муромец.
Щука беззвучно зашевелила колючим ртом, перевернулась и исчезла, стукнув по воде плоским хвостом и окатив Илью с головы до ног.
– Это чего она сказала? – возмутился Муромец. – Ты слышал? Куда она меня послала, нахальная морда?! Я ей сейчас… – Он сунулся было к озеру, но, потоптавшись с минуту, передумал. – Ладно, поймаю, тогда поговорим!
– Илья, ты чего? – удивился Добрыня, сразу забыв про мокрые штаны.
– А чего она ругается?
– Я ничего не слышал.
– Наверное, Илья читает по губам, – усмехнулся Попович.
– Точно, по губам, – мстительно подтвердил Муромец. – Вот поймаю, и по губам! Яромирка, ты как считаешь?
– Я считаю, что недурно бы наловить рыбки и перекусить, – сказал Яромир, глядя на поверхность озера, по которой то и дело расходились широкие круги.
Илья сразу успокоился и переключился мыслью на закусон:
– Верно, Яромирка. Сейчас наловим!
– Чем, штанами? У нас же ничего нет. Даже гвоздя!
Илья прищурился:
– Ты, Яромирка, шибко умный, но неопытный. Сейчас увидишь, как у нас в Муроме на палец ловят!
– Как это на палец? – удивился Яромир.
– Сейчас увидишь. – Илья покопался в рюкзаке, отыскал шкурку от сала и принялся неторопливо натирать указательный палец. Время от времени он принюхивался и один раз даже облизнулся.
– Вот! – сказал он, демонстрируя палец. – Сейчас увидите. – После чего он сунул руку в воду и затих. Прошло минут пять. Илья не шевелился. Богатыри тоже замерли. Из ухмыляющегося рта Добрыни ниточкой вытекла слюна.
– Братцы, – не выдержал Яромир. – Может, ее приманивать надо? Цып-цып-цып… Тьфу! Рыб-рыб-рыб!
Прошло еще минуты две. Илья сидел красный, словно от натуги. Наконец он не выдержал и захихикал:
– Весь палец обсосала, тварюшка эдакая! Щекотно…
– Так хватай ее! – рявкнул Добрыня.
– Я уже пробовал. Скользкая, зараза. Ну вот, опять! – Илья вытащил палец и осмотрел его, даже понюхал. В этот момент из воды снова показалась щучья голова. Она нахально усмехнулась и скрылась под водой.
– Это опять ты?! – взревел Муромец. – Ну доберусь же я до тебя! У-ух! – В раздражении он топнул ногой. От богатырского удара земля дрогнула, застонала, вода в озерке поднялась столбом, плеснула на берег и оставила на песке здоровенную зубастую щуку.
– Ага! – Илья схватил скользкую рыбину. – Попался, который кусался! Братцы, собирайте хворост, сейчас мы ее зажарим.
– Не на… – Щука раскрыла зубастую пасть и преданно уставилась Муромцу в глаза. – Я больше небу… простите!
Говорящая рыба произвела на богатырей тяжелое впечатление. Яромир от удивления даже присел на корточки.
– Не губите старую, ради детушек-щурятушек, малых, неразумных! Я откуплюсь. Ей-богу, откуплюсь! Что хотите, сделаю. Может, алмазов там хотите или золота…
– Постой, постой… – Яромир уставился в пустые щучьи глаза. – Ты случайно Емелю не знаешь?
Щука вздрогнула:
– Ну, предположим, знаю. А что такого-то? Мало ли кого я знаю!
– Ага! – Яромир подмигнул друзьям, которые ничего еще ровным счетом не поняли. – Так ты та самая?
– Та, не та – только уж вы решайте побыстрее, а то ведь сдохну на воздухе.
– Ну ладно, – выдохнул Яромир. – Тогда вот что. Нам во Франкмасонию нужно, а мы, похоже, заблудились малость.
– И всего-то? – скривилась щука. – Ну так это в момент! Вы меня это, бросьте в воду. Так не успею я до воды долететь, как вы окажетесь на месте. Идет?
– Бежит! – кивнул Яромир и повернулся к Муромцу. – Давай, Илья, бросай ее в воду.
Муромец выразительно посмотрел на Яромира, тяжело вздохнул и, размахнувшись, бросил щуку в озеро. И в тот же момент земля под богатырями перевернулась, а когда встала на место, оказалось, что они сидят возле широкой укатанной дороги, прислонившись к полосатому столбу, на котором красной краской было написано: «Франкмасония».
– С прибытием! – воскликнул Яромир, вскакивая на ноги и оглядываясь. – Так вот она какая!
– Хорошая баба, – подтвердил Муромец. – Все честь по чести, без обмана.
– Разве это баба? – не понял Яромир. – Она же страна!
– Кто, щука? – выпялился на него Илья.
– Да нет, Франкмасония.
– Тьфу ты, черт, а я думал…
– Думать вредно, – издевательским тоном сказал Добрыня. – Надо, как Яромирка, мыслить и считать.
– Вот я и мыслю, как мы с франкмасонцами общаться будем? – сказал Муромец. – Мы же по-ихнему ни бум-бум.
– А как же с урмынцами общались? – прищурился Яромир.
– Да мы ведь с ними, считай, и не общались почти, – сказал Муромец. – Все больше с нечистью. А нечисть, она на любом языке шпарит влегкую!
– Может, и здесь никого, кроме нечисти, нет, – предположил Добрыня. Яромир покачал головой:
– Не. Не похоже. Вон, за той рощицей домишки, там люди какие-то. И одеты прилично. А нечисть хорошую одежду не любит. Им рванину подавай!
– На то она и нечисть, – кивнул Илья. – Ну так что делать будем? Алешка у нас по-аглицки говорит, а вот по-франкмасонски?
Попович напустил на себя важный вид:
– Сейчас проверим!
Он схватил за шиворот пробегавшего мимо сорванца и, подняв его на уровень глаз, ласково осведомился:
– Шпрехен зи дойч?
– Пусти, сволочь, я папке скажу! – взревел мальчишка на чистом русском.
– А ты уверен, что ты его по-аглицки спросил? – поинтересовался Яромир. – Аглицкий язык, мне сказывали, похож на кваканье. А ты вроде как по-собачьи заговорил.
– Точно, – смутился Попович, не обращая внимания на дергающегося мальца. – Это ж по-бивар-ски. Перепутал малость. Значит, так… ду ю спик инг-лиш?
– Парле вуфрансе! – рявкнул мальчишка. – Темнота заборная! Пуркуа па?
Тут уже Илья не выдержал. Он подошел к пацану и сурово заглянул ему в глаза.
– Ты есть кто? – спросил он, буравя мальчишку взглядом. – Почему ругаешься?
– А чего вы хватаетесь! – захныкал малец. – Что я вам такого сделал?
– Пока еще ничего, – сказал Муромец, – но чую, вырастешь – пакостей натворишь… Так что я могу тебя авансом, не хуже батьки выпороть! А ну отвечай, как зовут?!
– Васька Никитин! Афанасия Никитина сын!
– Это того самого землепроходимца? Он и здесь успел отметиться! Ну, силен! – удивился Попович и опустил паренька на землю. – Значит, Васька. Ну а где, Васька, твой отец?
– А вон в кустах сидит! Чей-то не то съел в трактире. Ему вместо куры скормили лягушку вареную! Вот он и парится – считай второй час кряхтит!
Яромир бегло осмотрелся. Действительно, невдалеке от дороги виднелся заросший кустами овражек. Оттуда поднимался беловатый пар.
– Ну хорошо, Васька! – смягчился Илья. – Ты, стало быть, земляк. Ну а остальные по-франкмасонски говорят, да? По-русски никто не понимает?
– Никто! – авторитетно заявил мальчишка. – Мы здесь уже вторую неделю паримся, ждем поезда до Парижа. Папку послом назначили, а поезда все нет. Я уже несколько слов по-франкски выучил… Богатыри переглянулись.
– И расспросить-то, выходит, некого. – Илья почесал голову. – Оно, конечно, можно и напролом, но страна культурная, как бы чего не вышло. Короче, нужен язык!
– Так ить… – заикнулся Яромир и тут же замолчал.
Богатыри дружно уставились на него.
– Чего «ить»?– хищно поинтересовался Муромец. – Ты уж договаривай!
– Ну я насчет языка. Мне в свое время Балда показывал, где какая шишка на голове растет. Он в этих делах знаток. Есть шишка мудрости, есть шишка здоровья, а есть шишка языка. Так вот если по этой шишке как следует двинуть, то все языки будешь понимать и на них разговаривать!
Богатыри с минуту переваривали сказанное, затем дружно бросились обнимать Яромира.
– Так что ж ты молчал, голова садовая, давно бы двинул!
– А раньше вроде не надо было, – смутился Яромир.
– А вот теперь – как раз! – восторженно закричал Илья, которого возможность свободно изъясняться на всех языках несказанно обрадовала. – Давай начинай с меня!
– Только ты, Илья, меня уж не обессудь, – предупредил Яромир. – Бить буду крепко. Шишка эта – самая дубовая.
– Бей, все равно кость. Не жалко!
Илья наклонил голову. Яромир с деловым видом осмотрел голову Муромца и вздохнул:
– Что-то у тебя голова какая-то странная!
Муромец невероятно смутился, воровато забегал глазами и в отчаянии махнул рукой:
– Эх, была не была! Только никому не говорите, братцы, особенно Блудославу. А то смеяться будет, собачий хвост! Всему стрелецкому войску расскажет, что-де у Ильи Муромца кафешантан на голове! – С этими словами он стащил парик.
Богатыри ахнули. Такой сверкающей лысины Яромир не видел никогда. Было в ней что-то величественное. В смуглой полированной коже, как в зеркале, отражался весь мир. Мальчишка ахнул и порскнул к отцу, в кусты. А Яромиру новая прическа Ильи неожиданно понравилась.
– А что, – сказал он, – здорово. Может, и мне так постричься?
– Ты уж бей поскорей, да и дело с концом, – простонал Муромец.
Яромир не спеша принялся ощупывать шишки.
– Шишка смелости очень большая, – пробормотал он. – Это ты, видать, о скалу двинулся. А вот и шишка языка. Ну держись!
Илья сладко зажмурился, и Яромир со всего маха саданул его по голове.
Бом-м! Словно бы дрогнул вечевой колокол. Народ, стоящий в отдалении, заволновался, принялся оглядываться. Илья стоял, по-прежнему зажмурив глаза, только теперь улыбка на его лице сменилась безграничным удивлением. Наконец он распрямился, поднял на Яромира разом помудревшие глаза.
– Их вайе нихт вас золль эс бедойтен! – произнес он, стыдливо теребя край рубашки и уже по-русски добавил: – Печалью душа смущена!
– Класс! – восхитился Добрыня. – Ну а по-франкмасонски сбацай что-нибудь!
Илья сморщил лицо в жалостливой гримасе, протянул вперед руку и проскулил:
– Месье! Же нэ манж па сие жур!
Эта гримаса, а главное, слова, сказанные с необычайным выражением и экспрессией, донеслись до толпы. Оттуда тотчас выскочила какая-то бабуля и засеменила к богатырям.
– Чего это она? – испугался Илья, сразу переходя на русский. Яромир только пожал плечами. Между тем бабуля шустро подбежала к Илье и залопотала по-франкски.
– Уи, мадам, – скорбно пролепетал Илья. «Мадам» сунула руку в корзинку, вытащила оттуда каравай хлеба и протянула Илье. Муромец прослезился, затем церемонно поклонился, что-то тихо сказал ей и галантно поцеловал ручку.
– Оревуар! – проворковала бабка и засеменила обратно к толпе.
Но этим дело не кончилось. От той же толпы отделился здоровенный мужичина. Он держал в руках кольцо колбасы. Через минуту кто-то принес фрукты. Муромец бесперестанно кланялся, смахивал слезы умиления и говорил вежливые слова. Наконец поток даров иссяк, и богатыри вернулись к.прерванной процедуре.
– Задушевный народ, – вздохнул Илья. – У нас давно бы оглоблей отоварили…
– Так то у нас, – сказал Добрыня. – У нас и земля потверже, и небо покрепче, а главное – жуликов больше. На том стоим! Ладно, Яромирка, не тормози, теперь моя очередь.
Через минуту Добрыня резко поумнел и принялся наперебой шпарить на всех языках. Еле уняли. С Поповичем было легче всего – он и так знал много языков: украинский, калмыцкий и пиджн инглиш. Алеша только крякнул, когда получил дополнительный запас знаний. Он пару минут, как пропеллер, вертелся вокруг собственной оси, очевидно, приводя в порядок словарный запас. Зато с самим Яромиром возникли проблемы. Бить самого себя, вслепую, он не решился. Можно было промахнуться. Тогда он нащупал нужную шишку, помазал ее глиной, чтобы уж наверняка, и поручил ударить Илье. Муромец саданул от души. За пару секунд Яромир вспомнил всю свою жизнь, начиная с раннего детства, потом вспомнил и то, чего никогда с ним не случалось, – наверное, проснулась дремавшая до этого память предков. И только после этого он осознал себя лежащим на травке.
– Пуркуа па? – простонал он, оглядывая друзей мутным взглядом. – Вас ист лос?
– Лос самомучос! – пошутил Илья. – Вставай давай, не фиг разлеживаться, сейчас поезд подойдет.
Услышав такие родные интонации, Яромир легко вскочил на ноги:
– Ну у тебя и рука!
– А ты думал, – усмехнулся Илья. – Рука что надо! Но и ты ловок притворяться. Даже на травку улегся, мол, дайте отдохнуть… хотя, может, я переборщил немного, – добавил он. – Раньше я таким ударом крепостные стены разбивал, а тут все-таки голова. Я бы и полегче двинул, да хотелось, чтобы уж наверняка!
Между тем откуда-то издалека донесся тяжелый гул, на горизонте вспыхнуло белое облачко, и что-то огромное, пыхтя и отдуваясь, поползло по равнине. Толпа возле домишек возбужденно засуетилась. Мимо друзей промчался Васька Никитин. За ним, пыхтя и отдуваясь, спешил бородатый дородный мужик, с виду – зажиточный купчина. От купчины все еще валил тепловатый пар. Яромир вдохнул сложную смесь летучих углеводородов и закашлялся:
– Нам бы тоже поторопиться надо!
Друзья поднажали и вскоре оказались в первых рядах. Яромир в первый раз увидел поезд и был сильно разочарован. В его воображении поезд представлялся чем-то сверкающим, чистеньким, удобным и, главное, быстрым. На поверку оказалось, что это двадцать довольно тесных кибиток, соединенных вместе и еле ползущих по раздолбанной дороге. Тащил кибитки старый, измученный дракон, черный от постоянного загара и худой, как заморенная кляча. Дракон нервно облизывал ребристые бока и втягивал голову в плечи, когда возница щелкал кнутом.
– Братцы, да это же беспредел! – возмутился Илья. – До чего скотину довели!
– И куда только смотрит лига защиты животных? – вздохнул Попович.
– Куда надо, туда и смотрит, – проворчал кто-то у них за спиной.
Яромир оглянулся и увидел усатого мужика в зеленом мундире с красными погонами. На околыше фуражки у мужика было написано: «станционный смотритель».
– Мы абы кого не эксплуатируем. Это дракон-рецидивист. У него уже пятая судимость. Ему вообще светила вышка, да вот заменили каторгой… а я думаю, зря.
– Погоди, дай посмотреть, чем дело-то кончится?
Яга и граф с риском для жизни устроились на бревне и попытались его пилить. Граф пилил из рук вон плохо. Пила в его руках извивалась, как живая, пару раз стукнула его по лбу и один раз по зубам. Рокфор мужественно выплюнул выбитый клык и переменил руку. Теперь пила попыталсь спихнуть в пропасть Ягу, но бабка по-спортивному извернулась и от греха подальше слезла с бревна. Рокфор замер с дурацкой улыбкой на синюшной морде.
– Ну что уставился, лысый демон? – не выдержала Яга. – Зубы есть? Тогда грызи!
И вот тут граф показал класс. Он обхватил бревно руками и с хрустом вгрызся в смолистое дерево. Во все стороны полетели щепки.
– Давно бы так! – проворчала колдунья и погрозила друзьям рукой.
Между тем Рокфор вгрызался все глубже. Сосна дрожала. Граф, как автомат, выплевывал щепки и грыз дальше.
– А ведь перегрызет, паразит, – проворчал Илья.
– Уже перегрыз! – заметил Яромир. В следующую секунду сосна вздрогнула, хрустнула и разом ухнула в пропасть, увлекая с собой и графа. Она величественно перевернулась в воздухе и толстым концом угостила вампира по голове. Яга взвыла, простирая хвощевидные руки к несчастному Рокфору:
– Куда ты, дебил? Вернись, я все прощу!
Но Рокфору было не до того. Он наконец долетел до дна, сухо стукнулся о камень, и сверху его припечатало исполинским бревном. Миледя от бессилия принялась швыряться в богатырей камнями.
– Один – ноль, – сказал Яромир и неприцельно плюнул в пропасть. – Враг повержен, мы торжествуем!
– А вот и хренушки! Ничья! – взвизгнула бабка, и в следующую секунду здоровенный камень ударил богатыря прямо в лоб.
Яромир на мгновение обалдел и пошел выписывать круги.
– Мерзавка! – возмутился Муромец. – Старая вешалка!
Бац! – Следующий камень, пущенный ведьминой рукой, впечатался Илье в правый глаз.
Илья взревел, ринулся вперед и, если бы Добрыня не ухватил его за штаны, наверняка сорвался бы в пропасть.
– Отпусти! – ревел Муромец, пытаясь проморгаться. – Я ей как дам! Я ей фейсом об тейбл! Я не посмотрю, что она баба!
Яга стояла, уперев руки в бока, злобно поглядывая на богатырей:
– Ну что, дуроломы! Теперь кукуйте здесь до ночи! А я на вас Тварь Позорную натравлю! К утру она всех до косточек обгложет!
На прощанье старуха подхватила увесистый булыжник и с тяжелым рыком швырнула его в богатырей. Она метила в Илью, но подвернулся Попович.
– Швинья! – застонал Алеша, выплевывая выбитый передний зуб. – Шкотина! Шволочь!
Яга на другом краю обрыва ухмылялась, кривлялась и корчила рожи.
Такого позора Яромир давно не испытывал. Ему было обидно за себя, но еще обидней за товарищей. С бабкой, конечно, драться – дело постыдное, но получать от глупой ведьмы такие гостинцы было полным унижением. Яромир потер шишку на лбу, подобрал с земли лесину побольше…
– Гражданка Яга!
– Что тебе, чучело-мяучело?
– Мне-то ничего, а вот тебе в самый раз! – Размахнувшись, Яромир швырнул суковатую лесину через пропасть.
Яга замерла с раскрытым ртом, зачарованно глядя, как огромная дубина с мертвым шорохом перелетает на другую сторону. В последний момент ведьма все-таки выпала из ступора. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она наклонилась, чтобы скакнуть вперед, но тут лесина подцепила ее под мягкое место и с треском унесла в дальние кусты.
– Го-ол! – завопил Добрыня и захлопал в ладоши. – Чистая победа!
– Фигеда! – мрачно возразил Муромец. – Нам теперь новое дерево надо искать! Перебираться-то будем или как?
– А что это за Тварь Позорная, которую она хочет на нас натравить? – вспомнил Яромир. – Может, подождем до вечера? Очень хочется посмотреть!
– Это тебе не театр, – возразил Попович. Несмотря на выбитый зуб, он как-то сумел выправить дикцию и перестал шепелявить. – Может, эта Тварь бешеная? Куснет – и все, поминай как звали!
– Точно! – испугался Яромир.
Он вспомнил, как несколько лет назад в соседнюю деревню забежал бешеный волк и укусил мужика. А потом этот мужик спятил, перекусал половину деревенских собак, отъел трактирщику палец и удрал в лес. В этом лесу он жил, грыз кору и долгими осенними ночами выл на луну. А потом снюхался с лесной нечистью и куда-то исчез. Только тогда округа вздохнула спокойно.
– Надо что-то придумать, – поспешно сказал Яромир. – Давай скорей перебираться! Сейчас сломаем другое дерево.
Однако с деревьями получился облом. Богатырь подбежал к первой же попавшейся сосне, двинул по ней кулаком, могучее дерево хрустнуло, как тростинка, и… благополучно улетело в пропасть, дополнительно двинув графу Рокфору по темени. Граф, к тому времени пришедший в себя, снова погрузился в сладкое забытье.
Яромир озадаченно посмотрел на друзей. Илья крякнул и отвернулся, пытаясь скрыть усмешку. Однако Яромир усмешку усмотрел и разозлился:
– Это что за дела? – Он подскочил к следующей сосне, и через секунду дерево улетело вниз, ломая ветки.
– Погоди! – Алеша Попович положил ему руку на плечо. – Ты глянь повнимательнее, деревья-то коротки.
Яромир остановился, смерил взглядом следующую сосну и в сердцах сплюнул:
– Точно! А может, их связать, а? Но Муромец только махнул рукой:
– Чем ты их свяжешь? Разве штанами…
Все кроме Яромира уселись в кружок. Он один продолжал ходить взад-вперед, то посматривая на сосны, то опасливо заглядывая в пропасть.
– Слышь, Яромирка, – взмолился Муромец, – не мельтеши! А то в глазах рябит.
– Я мыслю и считаю! – авторитетно заявил Яромир. Тем не менее он прекратил беготню, уселся в сторонке и принялся что-то чертить на песке.
– Мыслитель! – хмыкнул Муромец, искоса глядя на Яромира. Алеша Попович покачал головой:
– Зря смеетесь. Ему бы учиться, глядишь, лет через двести вышел бы толк.
– Ага! – саркастически отозвался Добрыня. – Морщины, два зуба и три волосины в шесть рядов! Наука, она с костями съедает.
– Точно! – согласился Муромец. – Чем больше звездюлей получаешь, тем сильнее молодеешь! Вот, если Святогора взять…
– Ура! – Яромир вскочил на ноги. Его лицо буквально светилось от восторга. – Придумал! Мы изогнем сосну наподобие лука, сядем на ветки, и она зашвырнет нас на ту сторону! Теоретически должно получиться.
– А если об скалу шваркнет? – забеспокоился Добрыня. – Мокрое место останется. Брр!
Однако Муромец сразу вдохновился предложением Яромира:
– Я всегда говорил, что ты ученая голова! Вот Яга свистнула тебе по башке булыжником, так сразу и придумал! Эх, вот бы мне кто-нибудь по башке двинул! А то засиделся. В нутре все время что-то шуршитда щелкает. Никакой ясности! – Он подошел к сосне. – Так что, говоришь, в дугу согнуть? Это мы враз. Только ведь это… веревка нужна!
Веревка нашлась у Алеши Поповича. Правда, богатырь так и не смог складно объяснить, зачем она ему понадобилась.
– На всякий случай! – сказал он и покраснел.
– Ха-ха! – развеселился Илья. – Знаю я эти случаи! Небось, к какой-нибудь красотке нацелился, вот и прихватил. Ты, Алешка, мастер по девичьим спаленкам лазить!
– Это поклеп! – еще гуще покраснел Попович. – Просто я предвижу разные ситуации. Вот как сейчас, например…
– Заливай, заливай, – пробормотал Илья и, прихватив веревку, полез на дерево. Один раз он чуть не сорвался, но зацепился штанами за сук и как ни в чем небывало полез дальше. Через минуту Муромец обвязал веревку вокруг вершины и бросил свободный конец вниз: – Принимай!
Яромир схватил конец веревки, потащил на себя. Сосна заскрипела, как несмазанная телега.
– Ты что делаешь, балда! – завопил Муромец, пытаясь сохранить равновесие и цепляясь за ветки.
– Дерево гну! – решительно заявил Яромир и потянул сильнее. Корабельная сосна изогнулась, как тростинка. – Сейчас, сейчас! – бормотал Яромир, красный от натуги.
У Добрыни от волнения пересохло в горле. Он хотел крикнуть Яромиру, чтобы тот отпустил дерево, иначе случится непоправимое, но вместо этого клекотнул по-петушиному и смолк.
– Отпусти! – зарычал Муромец. – Отпусти, кому говорят, а то упаду!
Яромир наконец догадался, что делает что-то не то.
– Есть отпустить! – крикнул он и разжал руки.
Сосна коротко свистнула, распрямляясь. Продолжая рычать, как обиженный лев, Муромец перелетел через пропасть и сочным шлепком вписался в скалу.
– Екарный бабай! – Яромир даже присел от испуга. – Что ж я наделал?!
– Да уж, – насупился Добрыня и сурово разгладил усы. – Приласкал на совесть.
– Илья-а! – крикнул Яромир срывающимся голосом. – Как ты там?
Илья отлепился от скалы, встал на четвереньки, одурело помотал головой, вытряхивая из волос каменную пыль. Наконец поднялся. На его лице блуждала веселая улыбка.
– Слышь, братцы! – донеслось до друзей. – Никогда бы не подумал, что можно так уестествить! Словно ведро медовухи двинул. Эх, зашумело!.. Что вы застыли? Давайте ко мне, после меня уже мягче будет, отвечаю!
Богатыри переглянулись.
Может, действительно попробуем? – сказал Попович.
Попробуем, – решился Добрыня. – Только я первый. Давай, Яромирка, заряжай!
Все повторилось, как в прошлый раз. Добрыня влез на дерево, Яромир согнул ствол – и отпустил. Добрыня с воем перелетел скалу и скрылся из глаз. В следующее мгновение послышались грохот и задорная брань.
– Не обращай внимания, – подмигнул Яромиру Алеша Попович. – Ты гни давай!
Через минуту Попович улетел к Добрыне Никитичу. Яромир осмотрелся:
– Ну, вот. Теперь только я остался.
Он снова нагнул сосну. На этот раз посильнее. Привязав конец натянутой веревки к другому дереву, он вытащил из ножен тесак, рубанул по веревке и взвился в воздух.
Вначале он ничего не понял. А когда понял, то с такой силой впечатался в скалу, что сразу все забыл. Очнулся Яромир от того, что его тормошил Илья.
– Ну как? – прошептал Муромец заговорщицки. – Правда, похоже на жбан медовухи?
Яромир потер лоб, сосредоточиваясь:
– Не. На ведро первача – пожалуй. А медовуха послабей. Не тянет… – Он огляделся. – А где Добрыня и Попович?
– Унесло, – весело осклабился Илья. – Они, чай, полегче будут, вот и закинуло черт те куда! Да еще пришибли небось кого-нибудь по дороге.
– Так, надо выручать, – забеспокоился Яромир.
– Знамо, что надо – Илья отряхнулся, еще раз посмотрел на скалу, об которую ударился Яромир. Поперек гранитной глыбы пролегла глубокая трещина.
– Под святорусским богатырем все трещит, – самодовольно добавил он. – Ну что, идем. Посмотрим, куда Поповича с Добрыней занесло.
Они перебрались через гору, спустились в мелкую лощинку и остановились. Алеша с Никитичем сидели на берегу небольшого озера и выжимали одежду.
– Ну, Яромирка, спасибо, удружил, – проворчал Добрыня, натягивая мокрые штаны. – Лучше бы уж об скалу…
Алеша меланхолично выжал рубашку, шаровары, кольчугу. После выжимки кольчуга превратилась черт знает во что. Попович удивленно посмотрел на дело рук своих, вздохнул и забросил кольчугу в кусты.
– Эх, жаль, такую вещь испортил!
– Да кто ж кольчугу-то выжимает, голова садовая?
– А я автоматически…
Илья подошел к озерцу, присел и восторженно причмокнул:
– Ишь ты! Рыбка так и кишит.
В этот момент из воды выглянула здоровенная щучья башка, глупо моргнула и уставилась на богатырей.
– Ну чего вытаращилась? – не выдержал Муромец.
Щука беззвучно зашевелила колючим ртом, перевернулась и исчезла, стукнув по воде плоским хвостом и окатив Илью с головы до ног.
– Это чего она сказала? – возмутился Муромец. – Ты слышал? Куда она меня послала, нахальная морда?! Я ей сейчас… – Он сунулся было к озеру, но, потоптавшись с минуту, передумал. – Ладно, поймаю, тогда поговорим!
– Илья, ты чего? – удивился Добрыня, сразу забыв про мокрые штаны.
– А чего она ругается?
– Я ничего не слышал.
– Наверное, Илья читает по губам, – усмехнулся Попович.
– Точно, по губам, – мстительно подтвердил Муромец. – Вот поймаю, и по губам! Яромирка, ты как считаешь?
– Я считаю, что недурно бы наловить рыбки и перекусить, – сказал Яромир, глядя на поверхность озера, по которой то и дело расходились широкие круги.
Илья сразу успокоился и переключился мыслью на закусон:
– Верно, Яромирка. Сейчас наловим!
– Чем, штанами? У нас же ничего нет. Даже гвоздя!
Илья прищурился:
– Ты, Яромирка, шибко умный, но неопытный. Сейчас увидишь, как у нас в Муроме на палец ловят!
– Как это на палец? – удивился Яромир.
– Сейчас увидишь. – Илья покопался в рюкзаке, отыскал шкурку от сала и принялся неторопливо натирать указательный палец. Время от времени он принюхивался и один раз даже облизнулся.
– Вот! – сказал он, демонстрируя палец. – Сейчас увидите. – После чего он сунул руку в воду и затих. Прошло минут пять. Илья не шевелился. Богатыри тоже замерли. Из ухмыляющегося рта Добрыни ниточкой вытекла слюна.
– Братцы, – не выдержал Яромир. – Может, ее приманивать надо? Цып-цып-цып… Тьфу! Рыб-рыб-рыб!
Прошло еще минуты две. Илья сидел красный, словно от натуги. Наконец он не выдержал и захихикал:
– Весь палец обсосала, тварюшка эдакая! Щекотно…
– Так хватай ее! – рявкнул Добрыня.
– Я уже пробовал. Скользкая, зараза. Ну вот, опять! – Илья вытащил палец и осмотрел его, даже понюхал. В этот момент из воды снова показалась щучья голова. Она нахально усмехнулась и скрылась под водой.
– Это опять ты?! – взревел Муромец. – Ну доберусь же я до тебя! У-ух! – В раздражении он топнул ногой. От богатырского удара земля дрогнула, застонала, вода в озерке поднялась столбом, плеснула на берег и оставила на песке здоровенную зубастую щуку.
– Ага! – Илья схватил скользкую рыбину. – Попался, который кусался! Братцы, собирайте хворост, сейчас мы ее зажарим.
– Не на… – Щука раскрыла зубастую пасть и преданно уставилась Муромцу в глаза. – Я больше небу… простите!
Говорящая рыба произвела на богатырей тяжелое впечатление. Яромир от удивления даже присел на корточки.
– Не губите старую, ради детушек-щурятушек, малых, неразумных! Я откуплюсь. Ей-богу, откуплюсь! Что хотите, сделаю. Может, алмазов там хотите или золота…
– Постой, постой… – Яромир уставился в пустые щучьи глаза. – Ты случайно Емелю не знаешь?
Щука вздрогнула:
– Ну, предположим, знаю. А что такого-то? Мало ли кого я знаю!
– Ага! – Яромир подмигнул друзьям, которые ничего еще ровным счетом не поняли. – Так ты та самая?
– Та, не та – только уж вы решайте побыстрее, а то ведь сдохну на воздухе.
– Ну ладно, – выдохнул Яромир. – Тогда вот что. Нам во Франкмасонию нужно, а мы, похоже, заблудились малость.
– И всего-то? – скривилась щука. – Ну так это в момент! Вы меня это, бросьте в воду. Так не успею я до воды долететь, как вы окажетесь на месте. Идет?
– Бежит! – кивнул Яромир и повернулся к Муромцу. – Давай, Илья, бросай ее в воду.
Муромец выразительно посмотрел на Яромира, тяжело вздохнул и, размахнувшись, бросил щуку в озеро. И в тот же момент земля под богатырями перевернулась, а когда встала на место, оказалось, что они сидят возле широкой укатанной дороги, прислонившись к полосатому столбу, на котором красной краской было написано: «Франкмасония».
– С прибытием! – воскликнул Яромир, вскакивая на ноги и оглядываясь. – Так вот она какая!
– Хорошая баба, – подтвердил Муромец. – Все честь по чести, без обмана.
– Разве это баба? – не понял Яромир. – Она же страна!
– Кто, щука? – выпялился на него Илья.
– Да нет, Франкмасония.
– Тьфу ты, черт, а я думал…
– Думать вредно, – издевательским тоном сказал Добрыня. – Надо, как Яромирка, мыслить и считать.
– Вот я и мыслю, как мы с франкмасонцами общаться будем? – сказал Муромец. – Мы же по-ихнему ни бум-бум.
– А как же с урмынцами общались? – прищурился Яромир.
– Да мы ведь с ними, считай, и не общались почти, – сказал Муромец. – Все больше с нечистью. А нечисть, она на любом языке шпарит влегкую!
– Может, и здесь никого, кроме нечисти, нет, – предположил Добрыня. Яромир покачал головой:
– Не. Не похоже. Вон, за той рощицей домишки, там люди какие-то. И одеты прилично. А нечисть хорошую одежду не любит. Им рванину подавай!
– На то она и нечисть, – кивнул Илья. – Ну так что делать будем? Алешка у нас по-аглицки говорит, а вот по-франкмасонски?
Попович напустил на себя важный вид:
– Сейчас проверим!
Он схватил за шиворот пробегавшего мимо сорванца и, подняв его на уровень глаз, ласково осведомился:
– Шпрехен зи дойч?
– Пусти, сволочь, я папке скажу! – взревел мальчишка на чистом русском.
– А ты уверен, что ты его по-аглицки спросил? – поинтересовался Яромир. – Аглицкий язык, мне сказывали, похож на кваканье. А ты вроде как по-собачьи заговорил.
– Точно, – смутился Попович, не обращая внимания на дергающегося мальца. – Это ж по-бивар-ски. Перепутал малость. Значит, так… ду ю спик инг-лиш?
– Парле вуфрансе! – рявкнул мальчишка. – Темнота заборная! Пуркуа па?
Тут уже Илья не выдержал. Он подошел к пацану и сурово заглянул ему в глаза.
– Ты есть кто? – спросил он, буравя мальчишку взглядом. – Почему ругаешься?
– А чего вы хватаетесь! – захныкал малец. – Что я вам такого сделал?
– Пока еще ничего, – сказал Муромец, – но чую, вырастешь – пакостей натворишь… Так что я могу тебя авансом, не хуже батьки выпороть! А ну отвечай, как зовут?!
– Васька Никитин! Афанасия Никитина сын!
– Это того самого землепроходимца? Он и здесь успел отметиться! Ну, силен! – удивился Попович и опустил паренька на землю. – Значит, Васька. Ну а где, Васька, твой отец?
– А вон в кустах сидит! Чей-то не то съел в трактире. Ему вместо куры скормили лягушку вареную! Вот он и парится – считай второй час кряхтит!
Яромир бегло осмотрелся. Действительно, невдалеке от дороги виднелся заросший кустами овражек. Оттуда поднимался беловатый пар.
– Ну хорошо, Васька! – смягчился Илья. – Ты, стало быть, земляк. Ну а остальные по-франкмасонски говорят, да? По-русски никто не понимает?
– Никто! – авторитетно заявил мальчишка. – Мы здесь уже вторую неделю паримся, ждем поезда до Парижа. Папку послом назначили, а поезда все нет. Я уже несколько слов по-франкски выучил… Богатыри переглянулись.
– И расспросить-то, выходит, некого. – Илья почесал голову. – Оно, конечно, можно и напролом, но страна культурная, как бы чего не вышло. Короче, нужен язык!
– Так ить… – заикнулся Яромир и тут же замолчал.
Богатыри дружно уставились на него.
– Чего «ить»?– хищно поинтересовался Муромец. – Ты уж договаривай!
– Ну я насчет языка. Мне в свое время Балда показывал, где какая шишка на голове растет. Он в этих делах знаток. Есть шишка мудрости, есть шишка здоровья, а есть шишка языка. Так вот если по этой шишке как следует двинуть, то все языки будешь понимать и на них разговаривать!
Богатыри с минуту переваривали сказанное, затем дружно бросились обнимать Яромира.
– Так что ж ты молчал, голова садовая, давно бы двинул!
– А раньше вроде не надо было, – смутился Яромир.
– А вот теперь – как раз! – восторженно закричал Илья, которого возможность свободно изъясняться на всех языках несказанно обрадовала. – Давай начинай с меня!
– Только ты, Илья, меня уж не обессудь, – предупредил Яромир. – Бить буду крепко. Шишка эта – самая дубовая.
– Бей, все равно кость. Не жалко!
Илья наклонил голову. Яромир с деловым видом осмотрел голову Муромца и вздохнул:
– Что-то у тебя голова какая-то странная!
Муромец невероятно смутился, воровато забегал глазами и в отчаянии махнул рукой:
– Эх, была не была! Только никому не говорите, братцы, особенно Блудославу. А то смеяться будет, собачий хвост! Всему стрелецкому войску расскажет, что-де у Ильи Муромца кафешантан на голове! – С этими словами он стащил парик.
Богатыри ахнули. Такой сверкающей лысины Яромир не видел никогда. Было в ней что-то величественное. В смуглой полированной коже, как в зеркале, отражался весь мир. Мальчишка ахнул и порскнул к отцу, в кусты. А Яромиру новая прическа Ильи неожиданно понравилась.
– А что, – сказал он, – здорово. Может, и мне так постричься?
– Ты уж бей поскорей, да и дело с концом, – простонал Муромец.
Яромир не спеша принялся ощупывать шишки.
– Шишка смелости очень большая, – пробормотал он. – Это ты, видать, о скалу двинулся. А вот и шишка языка. Ну держись!
Илья сладко зажмурился, и Яромир со всего маха саданул его по голове.
Бом-м! Словно бы дрогнул вечевой колокол. Народ, стоящий в отдалении, заволновался, принялся оглядываться. Илья стоял, по-прежнему зажмурив глаза, только теперь улыбка на его лице сменилась безграничным удивлением. Наконец он распрямился, поднял на Яромира разом помудревшие глаза.
– Их вайе нихт вас золль эс бедойтен! – произнес он, стыдливо теребя край рубашки и уже по-русски добавил: – Печалью душа смущена!
– Класс! – восхитился Добрыня. – Ну а по-франкмасонски сбацай что-нибудь!
Илья сморщил лицо в жалостливой гримасе, протянул вперед руку и проскулил:
– Месье! Же нэ манж па сие жур!
Эта гримаса, а главное, слова, сказанные с необычайным выражением и экспрессией, донеслись до толпы. Оттуда тотчас выскочила какая-то бабуля и засеменила к богатырям.
– Чего это она? – испугался Илья, сразу переходя на русский. Яромир только пожал плечами. Между тем бабуля шустро подбежала к Илье и залопотала по-франкски.
– Уи, мадам, – скорбно пролепетал Илья. «Мадам» сунула руку в корзинку, вытащила оттуда каравай хлеба и протянула Илье. Муромец прослезился, затем церемонно поклонился, что-то тихо сказал ей и галантно поцеловал ручку.
– Оревуар! – проворковала бабка и засеменила обратно к толпе.
Но этим дело не кончилось. От той же толпы отделился здоровенный мужичина. Он держал в руках кольцо колбасы. Через минуту кто-то принес фрукты. Муромец бесперестанно кланялся, смахивал слезы умиления и говорил вежливые слова. Наконец поток даров иссяк, и богатыри вернулись к.прерванной процедуре.
– Задушевный народ, – вздохнул Илья. – У нас давно бы оглоблей отоварили…
– Так то у нас, – сказал Добрыня. – У нас и земля потверже, и небо покрепче, а главное – жуликов больше. На том стоим! Ладно, Яромирка, не тормози, теперь моя очередь.
Через минуту Добрыня резко поумнел и принялся наперебой шпарить на всех языках. Еле уняли. С Поповичем было легче всего – он и так знал много языков: украинский, калмыцкий и пиджн инглиш. Алеша только крякнул, когда получил дополнительный запас знаний. Он пару минут, как пропеллер, вертелся вокруг собственной оси, очевидно, приводя в порядок словарный запас. Зато с самим Яромиром возникли проблемы. Бить самого себя, вслепую, он не решился. Можно было промахнуться. Тогда он нащупал нужную шишку, помазал ее глиной, чтобы уж наверняка, и поручил ударить Илье. Муромец саданул от души. За пару секунд Яромир вспомнил всю свою жизнь, начиная с раннего детства, потом вспомнил и то, чего никогда с ним не случалось, – наверное, проснулась дремавшая до этого память предков. И только после этого он осознал себя лежащим на травке.
– Пуркуа па? – простонал он, оглядывая друзей мутным взглядом. – Вас ист лос?
– Лос самомучос! – пошутил Илья. – Вставай давай, не фиг разлеживаться, сейчас поезд подойдет.
Услышав такие родные интонации, Яромир легко вскочил на ноги:
– Ну у тебя и рука!
– А ты думал, – усмехнулся Илья. – Рука что надо! Но и ты ловок притворяться. Даже на травку улегся, мол, дайте отдохнуть… хотя, может, я переборщил немного, – добавил он. – Раньше я таким ударом крепостные стены разбивал, а тут все-таки голова. Я бы и полегче двинул, да хотелось, чтобы уж наверняка!
Между тем откуда-то издалека донесся тяжелый гул, на горизонте вспыхнуло белое облачко, и что-то огромное, пыхтя и отдуваясь, поползло по равнине. Толпа возле домишек возбужденно засуетилась. Мимо друзей промчался Васька Никитин. За ним, пыхтя и отдуваясь, спешил бородатый дородный мужик, с виду – зажиточный купчина. От купчины все еще валил тепловатый пар. Яромир вдохнул сложную смесь летучих углеводородов и закашлялся:
– Нам бы тоже поторопиться надо!
Друзья поднажали и вскоре оказались в первых рядах. Яромир в первый раз увидел поезд и был сильно разочарован. В его воображении поезд представлялся чем-то сверкающим, чистеньким, удобным и, главное, быстрым. На поверку оказалось, что это двадцать довольно тесных кибиток, соединенных вместе и еле ползущих по раздолбанной дороге. Тащил кибитки старый, измученный дракон, черный от постоянного загара и худой, как заморенная кляча. Дракон нервно облизывал ребристые бока и втягивал голову в плечи, когда возница щелкал кнутом.
– Братцы, да это же беспредел! – возмутился Илья. – До чего скотину довели!
– И куда только смотрит лига защиты животных? – вздохнул Попович.
– Куда надо, туда и смотрит, – проворчал кто-то у них за спиной.
Яромир оглянулся и увидел усатого мужика в зеленом мундире с красными погонами. На околыше фуражки у мужика было написано: «станционный смотритель».
– Мы абы кого не эксплуатируем. Это дракон-рецидивист. У него уже пятая судимость. Ему вообще светила вышка, да вот заменили каторгой… а я думаю, зря.