Страница:
— Наслаждаетесь пейзажем, ваше высочество?
— Насколько мне известно, такое обращение пристало лишь членам королевской семьи, дядя. — Не оборачиваясь, Элиз знала, что на лице Мэнвина застыла вымученная улыбка.
— До первой реставрации к нашим предкам всегда обращались как к особам королевской крови. Я считаю, что мы обязаны чтить традиции.
— А если никакой реставрации не будет?
— Будет, — заявил Мэнвин. — Я в этом не сомневаюсь. Так было в прошлом и будет сейчас.
Элиз отвернулась от окна, не в силах вести себя настолько грубо, даже с Мэнвином, — не позволяло воспитание. Дядя улыбнулся ей своей отвратительной улыбкой — словно она капризный ребенок, который временами приводит всех в отчаяние, но он все равно ее любит.
Только вот он ее совсем не любил. На самом деле Элиз подозревала, что они испытывают друг к другу очень похожие чувства — иными словами, лютую ненависть.
Всякий раз, когда он стоял перед ней, изображая абсолютно фальшивую заботу, у нее в голове сами собой появлялись весьма однозначные образы. Она представляла, как наносит удары по узкому, маленькому личику дядюшки, выбивает ему зубы, украшает синяками. Элиз всегда огорчали подобные мысли — настоящим леди они не пристали, — но она ничего не могла с собой поделать.
Элиз изо всех сил пыталась скрыть свои чувства.
Какой у него сделался удивленный вид, когда она разбила ему губы булавой. Потом он поднял руки, чтобы прикрыть лицо, а она нанесла ему новый удар, и он повалился на землю, корчась от страха.
— Ваш отец просил меня поговорить с вами.
Элиз почувствовала, что напряглась, — какая бессовестная ложь! Отец, ее союзник, ненавидел Мэнвина не меньше, чем она… Впрочем, возможно, это не совсем правда: ее отец испытывал к своему амбициозному младшему брату гораздо более сложные чувства. Однако он нашел спасение в музыке и книгах, которые ему читают. Он укрылся во мраке, которым окутан весь его мир.
Ее отец родился слепым, и Мэнвин, который был сильным и здоровым и обладал прекрасным зрением — в некотором смысле даже слишком острым, поскольку он всегда видел слабости других, обошел его в линии наследования. Мэнвин мог повести за собой армию в сражение, а с точки зрения Уиллсов нет ничего важнее, несмотря то, что за последние несколько лет не произошло ни одного сражения.
— Турнир в Вестбруке состоится через несколько недель, — мягко начал Мэнвин, который, очевидно, заготовил свою речь заранее. — В прошлом я вас поддерживал, считая, что вы еще не готовы, но больше не собираюсь идти против воли семьи. Вы из клана Уиллсов, ваше высочество, нам приходится думать о вашем и своем будущем. Необходимо найти вам подходящего супруга.
— Из числа подходящих храбрых рыцарей, обладающих подходящим состоянием, — проговорила Элиз, в намерения которой совсем не входило язвить, но она не смогла сдержаться.
Из его ушей потекла кровь, когда она врезала ему по голове своей булавой.
Мэнвин покачал головой с видом человека, обиженного тем, что он услышал:
— Дитя мое, вы даже не представляете себе, как несправедливы ко мне. Я беспокоюсь только о вашем благополучии и счастье. Я рискнул нанести оскорбление нескольким очень влиятельным семьям в Аире только потому, что с уважением отнесся к вашему желанию сохранить невинность еще несколько лет. Но вам исполнилось двадцать. Уже давно пора принять на себя ответственность, которую накладывает на вас принадлежность к семье Уиллсов. Вы ведь все-таки не дочь какого-нибудь торговца. Никто из нас не вступает в брак по желанию, однако мы все нашли радость в заключенных нами союзах.
Труднее всего Элиз переносила, когда он говорил правду — пусть даже и частичную. Не всем удалось найти счастье в своих «союзах», а некоторые чувствовали себя так, словно стали жертвой тяжелой, неизлечимой болезни. Однако многие действительно обрели некое подобие удовлетворения.
— Но вашей светлости прекрасно известно, что я не стану выбирать вам мужа. Это решение примет ваш отец. Я здесь лишь в качестве вестника. Должен сообщить вам, что на турнире в Вестбруке соберется весь цвет знати: самые могущественные и славные семьи и их сыновья. Элиз, — неожиданно проговорил Мэнвин, отбросив претенциозное официальное обращение, — детство кончилось.
Его последние слова напугали Элиз больше, чем все, что он говорил до сих пор, не потому, что она хотела остаться ребенком — она не хотела, — но девушка поняла, что все, чего от нее теперь потребует Мэнвин, будет оправдано именно этим. Она больше не ребенок и должна нести свою ношу ответственности, забыть о собственных желаниях ради благополучия семьи. Ей необходимо поддерживать ужасную иллюзию того, что они по-прежнему принадлежат к королевскому роду, у которого отняли его законное место в мире. И ради иллюзии она должна пожертвовать своим счастьем.
Элиз прекрасно знала: красивые речи Мэнвина — сплошной обман, но понимала, что протестовать бесполезно. Мэнвин не нуждался в том, чтобы ему напоминали его собственные слова, произнесенные во время других разговоров. Он просто все отрицал. Элиз иногда думала, что он просто так устроен — верит в свою версию правды, такую, какой она ему представляется на данный момент.
За последние три года дядя Мэнвин постоянно убеждал Элиз в том, что она должна выйти замуж, — и, несмотря на его протесты, она подозревала, что он уже выбрал для нее жениха, сына влиятельного человека, который преследует свои амбициозные интересы. Герцог, который хочет, чтобы его внук правил более обширными землями, возможно, даже целым королевством — кто знает? Он не первый будет считать, что капля крови Уиллсов в его семье даст ему законное право напасть на своего соседа. Потому что ведь когда-то им принадлежал весь Аир.
Мэнвин, нахмурившись, смотрел на племянницу. Он славился своим умением читать реакцию своих собеседников и мгновенно менять тактику в разговоре с ними. Элиз попыталась придать своему лицу непроницаемое выражение.
— Я думаю, что в этом году молодые люди покажутся вам гораздо привлекательнее, чем раньше, Элиз. Все дамы так говорят. И среди них мы найдем вам самого настоящего принца.
Элиз едва сдержалась, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
Среди кандидатур на роль ее мужа действительно имелась большая группа отвратительных, на взгляд Элиз, молодых людей, готовых сражаться с Реннэ с таким энтузиазмом, словно в турнире принимают участие призраки прошлого. Две семьи из поколения в поколение воюют друг с другом, чтобы отомстить тем, кто сотворил «великую несправедливость». Тот факт, что нынешние Реннэ и Уиллсы не имеют к событиям прошлого никакого отношения, ничего не значил. Зло должно быть наказано любой ценой. И если в настоящий момент война невозможна, что же, турнир может стать подходящей заменой.
Элиз не понимала, по какой причине жители Аира могут пожелать, чтобы ими правил представитель семей, отличающихся такой глупостью. Впрочем, именно тут и заключена главная проблема — они как раз и не хотят, чтобы королем стал кто-нибудь из Уиллсов или Реннэ. Только эти две семьи продолжают поддерживать миф о несправедливостях, совершенных в прошлом — как же старательно они его лелеют, — и им не под силу отказаться от мечты о реставрации. Полная победа над соперниками — возрождение былого могущества — даже лучше, чем полное уничтожение соперников. Одни взойдут на трон, а другие станут вынужденными свидетелями торжества своих врагов. Вековая ненависть и бесчисленные жертвы лишь малая цена, о которой и говорить не стоит.
— Я больше не смогу защищать вас, семья не допустит, — мягко проговорил Мэнвин. — Вы должны помнить о своих обязанностях.
Затянувшееся молчание, казалось, нисколько не смутило дядю Элиз, который продолжал взирать на нее с фальшивой любовью.
— Вы закончили? — ровным голосом поинтересовалась Элиз.
Она испытала настоящее удовольствие от того, что вопрос прозвучал оскорбительно — единственная форма протеста, доступная ей. Впрочем, Элиз понимала, что дядя все равно добьется своего.
По лицу Мэнвина пробежала легкая тень.
— Желаю вашему высочеству хорошего дня.
Как только дверь за ним закрылась, Элиз схватила с дивана подушку и, спрятав в ней лицо, громко и отчаянно закричала, а потом швырнула подушку в противоположный угол комнаты.
Потом она снова подошла к окну и посмотрела на долину, через которую протекала река. Мирный весенний пейзаж немного успокоил ее. В лучах заходящего солнца глазам Элиз предстали такие прекрасные картины — небольшие рощицы деревьев, отбрасывающих тени на поля, самые разные оттенки изумрудного сияния на земле. Недавно прошел небольшой дождь, и мир выглядел новеньким и отмытым, словно готовился к празднику, а легкий ветерок резвился, гоняя по небу легкие облачка.
Неожиданно мимо промчалась птица, затем вернулась, причем оказалась так близко, что Элиз могла бы коснуться ее рукой. Она парила прямо перед ней, и солнечные лучи освещали ее черные крылья — нет, темно-синие, если присмотреться повнимательнее. Птица совсем не боялась Элиз, и та подумала, что она, наверное, ручная и нечаянно вылетела из своей клетки. Она протянула руку, и тут птица, не теряя ни мгновения, раскрыв клюв, метнулась к ее кольцу, да так неожиданно, что Элиз отдернула руку.
— Ах ты, обманщик. Собирался кольцо у меня украсть, да? Убирайся отсюда, вор! Кыш!
Она замахала руками, и птица неохотно отлетела от окна. Уже через несколько секунд несостоявшийся вор промчался над стеной, потом миновал остров, озеро и устремился к полям за ним. Элиз не могла оторвать глаз от стремительного силуэта в небе, но довольно быстро потеряла птицу из виду.
Если бы только она сама могла вот так улететь отсюда, прежде чем кто-нибудь успеет оседлать лошадь. Она бы спала в ветвях деревьев, а целое небо стало бы ей домом. Оставила бы свою семью, которая не в силах забыть прошлое. Была бы свободна выбирать, кем ей быть. Была бы свободна.
Каким кажется мир человеку, не знающему имен своих родителей? Наверное, чудесным сказочным садом. Никаких обязательств — только перед собой. Никаких обязательств — как же это замечательно!
ГЛАВА 7
ГЛАВА 8
— Насколько мне известно, такое обращение пристало лишь членам королевской семьи, дядя. — Не оборачиваясь, Элиз знала, что на лице Мэнвина застыла вымученная улыбка.
— До первой реставрации к нашим предкам всегда обращались как к особам королевской крови. Я считаю, что мы обязаны чтить традиции.
— А если никакой реставрации не будет?
— Будет, — заявил Мэнвин. — Я в этом не сомневаюсь. Так было в прошлом и будет сейчас.
Элиз отвернулась от окна, не в силах вести себя настолько грубо, даже с Мэнвином, — не позволяло воспитание. Дядя улыбнулся ей своей отвратительной улыбкой — словно она капризный ребенок, который временами приводит всех в отчаяние, но он все равно ее любит.
Только вот он ее совсем не любил. На самом деле Элиз подозревала, что они испытывают друг к другу очень похожие чувства — иными словами, лютую ненависть.
Всякий раз, когда он стоял перед ней, изображая абсолютно фальшивую заботу, у нее в голове сами собой появлялись весьма однозначные образы. Она представляла, как наносит удары по узкому, маленькому личику дядюшки, выбивает ему зубы, украшает синяками. Элиз всегда огорчали подобные мысли — настоящим леди они не пристали, — но она ничего не могла с собой поделать.
Элиз изо всех сил пыталась скрыть свои чувства.
Какой у него сделался удивленный вид, когда она разбила ему губы булавой. Потом он поднял руки, чтобы прикрыть лицо, а она нанесла ему новый удар, и он повалился на землю, корчась от страха.
— Ваш отец просил меня поговорить с вами.
Элиз почувствовала, что напряглась, — какая бессовестная ложь! Отец, ее союзник, ненавидел Мэнвина не меньше, чем она… Впрочем, возможно, это не совсем правда: ее отец испытывал к своему амбициозному младшему брату гораздо более сложные чувства. Однако он нашел спасение в музыке и книгах, которые ему читают. Он укрылся во мраке, которым окутан весь его мир.
Ее отец родился слепым, и Мэнвин, который был сильным и здоровым и обладал прекрасным зрением — в некотором смысле даже слишком острым, поскольку он всегда видел слабости других, обошел его в линии наследования. Мэнвин мог повести за собой армию в сражение, а с точки зрения Уиллсов нет ничего важнее, несмотря то, что за последние несколько лет не произошло ни одного сражения.
— Турнир в Вестбруке состоится через несколько недель, — мягко начал Мэнвин, который, очевидно, заготовил свою речь заранее. — В прошлом я вас поддерживал, считая, что вы еще не готовы, но больше не собираюсь идти против воли семьи. Вы из клана Уиллсов, ваше высочество, нам приходится думать о вашем и своем будущем. Необходимо найти вам подходящего супруга.
— Из числа подходящих храбрых рыцарей, обладающих подходящим состоянием, — проговорила Элиз, в намерения которой совсем не входило язвить, но она не смогла сдержаться.
Из его ушей потекла кровь, когда она врезала ему по голове своей булавой.
Мэнвин покачал головой с видом человека, обиженного тем, что он услышал:
— Дитя мое, вы даже не представляете себе, как несправедливы ко мне. Я беспокоюсь только о вашем благополучии и счастье. Я рискнул нанести оскорбление нескольким очень влиятельным семьям в Аире только потому, что с уважением отнесся к вашему желанию сохранить невинность еще несколько лет. Но вам исполнилось двадцать. Уже давно пора принять на себя ответственность, которую накладывает на вас принадлежность к семье Уиллсов. Вы ведь все-таки не дочь какого-нибудь торговца. Никто из нас не вступает в брак по желанию, однако мы все нашли радость в заключенных нами союзах.
Труднее всего Элиз переносила, когда он говорил правду — пусть даже и частичную. Не всем удалось найти счастье в своих «союзах», а некоторые чувствовали себя так, словно стали жертвой тяжелой, неизлечимой болезни. Однако многие действительно обрели некое подобие удовлетворения.
— Но вашей светлости прекрасно известно, что я не стану выбирать вам мужа. Это решение примет ваш отец. Я здесь лишь в качестве вестника. Должен сообщить вам, что на турнире в Вестбруке соберется весь цвет знати: самые могущественные и славные семьи и их сыновья. Элиз, — неожиданно проговорил Мэнвин, отбросив претенциозное официальное обращение, — детство кончилось.
Его последние слова напугали Элиз больше, чем все, что он говорил до сих пор, не потому, что она хотела остаться ребенком — она не хотела, — но девушка поняла, что все, чего от нее теперь потребует Мэнвин, будет оправдано именно этим. Она больше не ребенок и должна нести свою ношу ответственности, забыть о собственных желаниях ради благополучия семьи. Ей необходимо поддерживать ужасную иллюзию того, что они по-прежнему принадлежат к королевскому роду, у которого отняли его законное место в мире. И ради иллюзии она должна пожертвовать своим счастьем.
Элиз прекрасно знала: красивые речи Мэнвина — сплошной обман, но понимала, что протестовать бесполезно. Мэнвин не нуждался в том, чтобы ему напоминали его собственные слова, произнесенные во время других разговоров. Он просто все отрицал. Элиз иногда думала, что он просто так устроен — верит в свою версию правды, такую, какой она ему представляется на данный момент.
За последние три года дядя Мэнвин постоянно убеждал Элиз в том, что она должна выйти замуж, — и, несмотря на его протесты, она подозревала, что он уже выбрал для нее жениха, сына влиятельного человека, который преследует свои амбициозные интересы. Герцог, который хочет, чтобы его внук правил более обширными землями, возможно, даже целым королевством — кто знает? Он не первый будет считать, что капля крови Уиллсов в его семье даст ему законное право напасть на своего соседа. Потому что ведь когда-то им принадлежал весь Аир.
Мэнвин, нахмурившись, смотрел на племянницу. Он славился своим умением читать реакцию своих собеседников и мгновенно менять тактику в разговоре с ними. Элиз попыталась придать своему лицу непроницаемое выражение.
— Я думаю, что в этом году молодые люди покажутся вам гораздо привлекательнее, чем раньше, Элиз. Все дамы так говорят. И среди них мы найдем вам самого настоящего принца.
Элиз едва сдержалась, чтобы не рассмеяться ему в лицо.
Среди кандидатур на роль ее мужа действительно имелась большая группа отвратительных, на взгляд Элиз, молодых людей, готовых сражаться с Реннэ с таким энтузиазмом, словно в турнире принимают участие призраки прошлого. Две семьи из поколения в поколение воюют друг с другом, чтобы отомстить тем, кто сотворил «великую несправедливость». Тот факт, что нынешние Реннэ и Уиллсы не имеют к событиям прошлого никакого отношения, ничего не значил. Зло должно быть наказано любой ценой. И если в настоящий момент война невозможна, что же, турнир может стать подходящей заменой.
Элиз не понимала, по какой причине жители Аира могут пожелать, чтобы ими правил представитель семей, отличающихся такой глупостью. Впрочем, именно тут и заключена главная проблема — они как раз и не хотят, чтобы королем стал кто-нибудь из Уиллсов или Реннэ. Только эти две семьи продолжают поддерживать миф о несправедливостях, совершенных в прошлом — как же старательно они его лелеют, — и им не под силу отказаться от мечты о реставрации. Полная победа над соперниками — возрождение былого могущества — даже лучше, чем полное уничтожение соперников. Одни взойдут на трон, а другие станут вынужденными свидетелями торжества своих врагов. Вековая ненависть и бесчисленные жертвы лишь малая цена, о которой и говорить не стоит.
— Я больше не смогу защищать вас, семья не допустит, — мягко проговорил Мэнвин. — Вы должны помнить о своих обязанностях.
Затянувшееся молчание, казалось, нисколько не смутило дядю Элиз, который продолжал взирать на нее с фальшивой любовью.
— Вы закончили? — ровным голосом поинтересовалась Элиз.
Она испытала настоящее удовольствие от того, что вопрос прозвучал оскорбительно — единственная форма протеста, доступная ей. Впрочем, Элиз понимала, что дядя все равно добьется своего.
По лицу Мэнвина пробежала легкая тень.
— Желаю вашему высочеству хорошего дня.
Как только дверь за ним закрылась, Элиз схватила с дивана подушку и, спрятав в ней лицо, громко и отчаянно закричала, а потом швырнула подушку в противоположный угол комнаты.
Потом она снова подошла к окну и посмотрела на долину, через которую протекала река. Мирный весенний пейзаж немного успокоил ее. В лучах заходящего солнца глазам Элиз предстали такие прекрасные картины — небольшие рощицы деревьев, отбрасывающих тени на поля, самые разные оттенки изумрудного сияния на земле. Недавно прошел небольшой дождь, и мир выглядел новеньким и отмытым, словно готовился к празднику, а легкий ветерок резвился, гоняя по небу легкие облачка.
Неожиданно мимо промчалась птица, затем вернулась, причем оказалась так близко, что Элиз могла бы коснуться ее рукой. Она парила прямо перед ней, и солнечные лучи освещали ее черные крылья — нет, темно-синие, если присмотреться повнимательнее. Птица совсем не боялась Элиз, и та подумала, что она, наверное, ручная и нечаянно вылетела из своей клетки. Она протянула руку, и тут птица, не теряя ни мгновения, раскрыв клюв, метнулась к ее кольцу, да так неожиданно, что Элиз отдернула руку.
— Ах ты, обманщик. Собирался кольцо у меня украсть, да? Убирайся отсюда, вор! Кыш!
Она замахала руками, и птица неохотно отлетела от окна. Уже через несколько секунд несостоявшийся вор промчался над стеной, потом миновал остров, озеро и устремился к полям за ним. Элиз не могла оторвать глаз от стремительного силуэта в небе, но довольно быстро потеряла птицу из виду.
Если бы только она сама могла вот так улететь отсюда, прежде чем кто-нибудь успеет оседлать лошадь. Она бы спала в ветвях деревьев, а целое небо стало бы ей домом. Оставила бы свою семью, которая не в силах забыть прошлое. Была бы свободна выбирать, кем ей быть. Была бы свободна.
Каким кажется мир человеку, не знающему имен своих родителей? Наверное, чудесным сказочным садом. Никаких обязательств — только перед собой. Никаких обязательств — как же это замечательно!
ГЛАВА 7
Элиз услышала своего отца прежде, чем увидела его. В его комнате не зажигали свечей, и сумерки прогнали свет, точно свирепый кот шаловливых мышей.
Он играл на арфе, не самом своем любимом инструменте, с которым, впрочем, обращался, как настоящий виртуоз. Элиз остановилась у дверей, слушая. Она не знала этого произведения, но оно прекрасно подходило к настроению подкрадывающегося вечера. Шепот стихающего ветра, мычание домашнего скота, медленно возвращающегося домой, шорох занавески в открытом окне и сладкозвучное пение соловья. Музыка становилась частью этих звуков, переплеталась с ними, но исполняла свой собственный изысканный танец.
Элиз открыла дверь пошире, и музыка стихла, оставив лишь легкий след в памяти девушки.
— Элиз?
— Как ты догадался? — спросила она, покачав головой и не уставая удивляться тонкому восприятию отца.
— Все остальные стучат. Даже Мэнвин.
— А я думала… это какое-то тайное качество, особое чувство, — рассмеявшись, сказала Элиз.
— А еще запах твоих духов, — проговорил он и протянул руку.
Элиз прошла через комнату и взяла отца за руку. Он поцеловал ее пальцы и прижал к щеке, закрыв глаза.
Она всегда считала, что ее отец был бы очень красивым человеком, если бы не пустое выражение лица, столь характерное для всех слепых. Казалось, он постоянно о чем-то грустит, хотя Элиз прекрасно знала, что про него нельзя сказать, будто он несчастлив, просто ее отец всегда отличался вдумчивостью и любовью к размышлениям.
Внешне они являли собой полную противоположность — у него темные волосы, у нее светлые, хотя у Элиз тоже было чересчур удлиненное лицо, но она старательно это скрывала прической.
Отец убрал ее руку от лица, хотя и не выпустил из своей. Элиз любила его теплые, мягкие руки — как у художника.
— И что привело тебя к старику отцу?
— Во-первых, ты не старик. А во-вторых, разве мне нужна причина, чтобы искать твоего общества, которое дарит мне удовольствие?
Элиз пододвинула ногой стул — поведение, которое вовсе не пристало юной леди, но она не сомневалась, что отец не будет сердиться.
— Ты можешь навещать меня всякий раз, когда пожелаешь, ради удовольствия провести некоторое время в моем обществе, как ты сама сказала, или если тебе вдруг захочется облегчить душу. Иногда мне кажется, что последнее случается чаще.
Элиз сжала его пальцы, пытаясь решить, с чего начать.
— Мэнвин… — тихо проговорил ее отец. Его слова прозвучали совсем не как вопрос.
Она кивнула.
— Должен ли я понимать, что ты кивнула, подтверждая мою догадку?
— Да, — улыбнувшись, ответила Элиз.
— Он для нас с тобой самое настоящее проклятие, верно? — заговорщически прошептал отец. — Мэнвин настаивает, чтобы ты приняла ухаживания какого-то поклонника?
— Он постоянно повторяет, что решение будешь принимать ты… — выпалила Элиз.
Ее отец откинулся на спинку кресла.
— Да, он так и будет говорить. Очень характерное для него поведение.
— Но, отец, Мэнвин готов выдать меня… за кого угодно, лишь бы у претендента был отец с хорошей, сильной армией, а сам он отличался воинственным нравом. — Элиз вскочила на ноги, сделала три шага в наступившей темноте и вдруг остановилась. — Я не хочу, чтобы мой брак явился вкладом в бессмысленную войну, — проговорила она шепотом, словно произносить подобные слова в их доме было кощунством.
Отец несколько мгновений молчал.
— Я тоже не хочу, — сказал он нормальным голосом. — Мы не должны поддаваться Мэнвину, хотя он поднимет против нас всех остальных родственников. Ты же знаешь правду, Элиз, он почти полностью меня изолировал. Нам не на кого рассчитывать, кроме как на самих себя. — Он повернул к ней голову, словно вдруг сумел увидеть ее лицо.
Элиз подошла и положила руку ему на плечо, а потом наклонилась и поцеловала в щеку.
Отец пробежал пальцами по струнам арфы, и комната наполнил тихий звук льющейся воды.
— Тебе следует знать, Элиз, — сказал он, улыбнувшись, — что мы все выбираем в супруги полезных для семьи людей. Однако это вовсе не значит, — продолжал он уже серьезно, — что ты должна выйти замуж за человека, которого презираешь. Но выбрать себе подходящего мужа ты должна.
— Да, — мягко проговорила Элиз. — Ты любил маму, правда?
— Больше, чем можно выразить словами или даже музыкой.
— Но ведь ты практически не знал ее, когда вы поженились?
Они много раз об этом говорили, но Элиз всегда находила в словах отца какое-то магическое утешение.
— Я видел ее всего два раза, а разговаривали мы и вовсе меньше часа.
— Но ты доверял бабушкиному мнению.
— Полностью.
— Вот в чем суть моей проблемы, — сказала Элиз.
— Верно, — согласился с ней отец.
— Отец, это не эгоизм. Я выйду замуж за того, кого ты для меня выберешь, но не хочу, чтобы продолжалась война. Ты понимаешь? Я не собираюсь своим замужеством давать Мэнвину возможность усилить свои позиции. Достаточно представителей семьи Уиллсов заплатили жизнью за то, чтобы удовлетворить нашу гордость. — Она замолчала на мгновение, а потом закончила: — Впрочем, и других жертв тоже хватает.
— Я знаю, что дело не в твоем эгоизме, дорогая. Знаешь, Элиз, когда речь заходит о замужестве, человек имеет право подумать и о собственных интересах. — Он задумался ненадолго, а потом спросил: — Послушай, а может быть, ты ведешь себя так строптиво, чтобы насолить Мэнвину?
— Не думаю, — ответила Элиз, надеясь, что сказала правду.
— Я тоже так не думаю, хотя ужасно хотелось бы сделать ему что-нибудь не очень приятное. Мы должны обдумать, как нам вести себя дальше. Мэнвин страшный противник. Он много раз одерживал надо мной верх в прошлом, — сказал он без горечи в голосе.
— Я была слишком маленькой, чтобы тебе помочь, — заявила Элиз, прекрасно понимая, что ее участие ничего не изменило бы.
Отец улыбнулся.
— Да, — не стал спорить он, — ты гораздо упрямее меня. А упрямство — это черта, которую не следует недооценивать.
Каррал поднимался по неосвещенной лестнице. Разговор с Элиз вывел его из состояния равновесия, и он еще долго расхаживал по своей комнате. Часы пробили полночь уже некоторое время назад и заставили по крайней мере ненадолго забыть о своих проблемах.
Несмотря на утешительные слова, он понимал, что не сможет обеспечить дочь той защитой, в которой она нуждается. Он даже не в силах дать ей правильный совет. Если бы ее мать была жива…
Однако сожаления вещь бесполезная. Прошлое не изменить. Можно только жалеть, что заболел тогда не Мэнвин, хотя Каррал частенько об этом думал, когда его жена лежала, прикованная к постели тяжелой болезнью.
Каррал подошел к закрытой двери. Он не считал ступени, но все равно не сомневался, что не ошибся и оказался там, где хотел. Словно музыкальная мелодия — ты не следишь за ней специально, но вдруг понимаешь, что наступил нужный момент. Просто чувствуешь это, и все.
Каррал открыл дверь и мгновенно почувствовал запах огня, услышал шорох пламени и потрескивание поленьев, его окатила волна тепла и аромат дыма.
И еды. Она наверняка уже остыла. Не важно. Он исполнял уходящий корнями в далекое прошлое ритуал. Кто-то должен съесть часть даров, оставленных для призраков замка. Говорить о том, кто это делает, было не принято. Каррал не сомневался, что большинство обитателей замка верит в то, что призраки действительно приходят за подношениями.
Воспользовавшись своей палкой, он прошел по комнате — на случай, если кто-нибудь переставил мебель. Глупая и странная привычка зрячих. Он замерз, поднимаясь по сырой лестнице, и порадовался тому, что кто-то позаботился разжечь камин. Каррал уселся в кресло и попытался нащупать рукой маленький столик, где обычно стояла бутылка вина и бокал. Он считал, что призракам следует предлагать вино получше, и даже хотел оставить записку с жалобой на качество — но тогда ему пришлось бы попросить кого-нибудь ее написать и открыть свой секрет. А он не мог этого допустить.
— Надеюсь, вы не собираетесь выпить все в одиночку?
Каррал вздрогнул от удивления:
— Кто тут?
Голос, казалось, доносился из противоположного угла комнаты, от окна.
— А разве вы не верите в призраков? — спросил незнакомец. — Очевидно, нет, иначе вы не стали бы пить это вино.
Каррал не мог узнать голос, хотя отличался уникальной памятью на подобные вещи. Он явно принадлежал человеку образованному и обладал удивительным тембром. Его хозяин прекрасно знал, какой эффект он производит на своего собеседника.
— Мне кажется, я вас не знаю, сэр, — сказал Каррал.
— Нет… не знаете, — последовал ответ. — Я не друг вашему брату и не скрываю своих чувств.
— Ну, это могли бы сказать многие.
— Да, но не вслух.
Каррал рассмеялся:
— Хорошо сказано, хотя я и не имею понятия, кто вы такой. Если вы и в самом деле призрак, я хотел бы знать, что привело вас сюда. Забудем на время вашу профессиональную нелюбовь к моему брату.
— Причин много. — Призрак замолчал, и Карралу показалось, что он слышит, как тот пьет вино. — Поскольку я брожу среди живых, мне удается многое узнать. И увидеть. Устремления людей не являются для меня тайной. Например, ваш брат хочет заключить союз с домом Иннес.
— Принц Иннесский уже давно является другом Уиллсов, — заявил Каррал.
— Именно так, но он совсем не похож на своего отца. Принц смотрит на свои владения и видит, что они процветают и сильны, и не понимает, что это результат трудов его отца. Он не задумывается над тем, какую цену приходится другим платить за войну, и не хочет этого знать. Нет, нынешний принц очень амбициозен, даже больше, чем его отец. И его поддерживают советники, в особенности рыцарь по имени Эремон. Хотя когда-то его звали Хафидд.
— Хафидд? Неужели тот самый? Он должен быть древним стариком, если все еще жив.
— Он не так стар, как вы думаете, по крайней мере внешне. Вы его знаете?
— Да, я знаю Хафидда, во всяком случае слышал о нем. — «Неужели призрак сказал правду?» — подумал Каррал. — Он сражался на стороне Реннэ, когда мой отец участвовал в битве у Высоких Камней. Он был великим рыцарем и ненавидел нас.
— Да, именно, но теперь его главными врагами стали Реннэ. Он считает, что они его оскорбили и предали. Ненависть Хафидда зрела многие годы — вы правы, он стар. Да, возраст многое у него отнял, но зато наделил небывалой хитростью и коварством. Он использует принца Иннесского, чтобы отомстить Реннэ, а также вашу дочь, чтобы добиться собственных целей. Он не может себе представить, что она не станет его союзницей.
Каррал был так потрясен, что не мог произнести ни слова. Кто его гость и почему он ему рассказывает такие вещи? И почему его слова звучат так убедительно?
— Более того, — продолжал незнакомец, — Эремон, известный когда-то под именем Хафидд, сумел получить знание, когда-то принадлежавшее Рыцарям Обета.
Каррал почувствовал, как внутри у него все сжалось.
— Каким образом? Реннэ уничтожили Рыцарей много веков назад.
— Ну, это произошло совсем не так давно, а знание часто переживает людей, или его снова открывают. — Ночной гость Каррала перешел к камину. — Трагедия явила на свет ужасные вещи — ненависть, которая передавалась из поколения в поколение.
— Жизнь вообще трагична, — пробормотал Каррал.
— Да, — не стал спорить с ним незнакомец. — Трагедия всегда прячется за кулисами, готовясь в любой момент выйти на сцену. Как часто начало бывает благословенным: рождение красивой дочери, а за ней потеря — скажем, любимой жены. Но это еще не конец. Опасайтесь своего брата. Эремону и принцу нужно замужество вашей дочери, чтобы привлечь в стан Уиллсов прежних союзников. Они ждут, как и вся ваша семья, лелеют свою ненависть и не забывают о зле, которое причинили им Реннэ и их союзники. Им нужно только показать, что Уиллсы снова сильны — сильны, как прежде. Мэнвин и принц скачут во главе армии, а сын, потомок двух благородных семей, растет где-нибудь в безопасном месте и постепенно, со временем, становится мужчиной. Эремон нашептывает им, куда направится враг, какие крепости он намерен осадить, какими будут его силы и какими слабыми союзники. — Пол скрипнул под ногами незнакомца, он прошел по комнате и остановился справа от Каррала.
Каррал не мог произнести ни слова, он просто сидел и ждал, что скажет призрак. Какие еще слова донесутся до него из мрака. Он нашел бутылку и дрожащей рукой налил себе вина. Может быть, на столе горит свеча? А если ночной гость его видит?
— Итак, получается, Каррал Уиллс, что знакомство с призраком может оказаться для вас весьма полезным.
— А еще полезнее узнать, какие цели преследует призрак. Зачем вы мне все это рассказали и с какой стати я должен вам верить?
Призрак остановился и откашлялся в двух футах за спиной у Каррала, который почувствовал, как у него по коже пробежали мурашки.
— Вы должны мне верить, потому что я сказал правду, и вам это известно. Потому что вы прекрасно знаете, что представляет собой ваш брат, и не питаете никаких иллюзий относительно намерений вашей семьи.
Пол снова скрипнул, распахнулась дверь, впустив в комнату холодный воздух.
— Но кто вы? — крикнул вслед своему гостю Каррал.
Призрак остановился:
— Мудрый человек верит тому, что говорят ему глаза.
— Но я же ничего не вижу.
Дверь тихонько закрылась, и призрак начал спускаться по лестнице.
Он играл на арфе, не самом своем любимом инструменте, с которым, впрочем, обращался, как настоящий виртуоз. Элиз остановилась у дверей, слушая. Она не знала этого произведения, но оно прекрасно подходило к настроению подкрадывающегося вечера. Шепот стихающего ветра, мычание домашнего скота, медленно возвращающегося домой, шорох занавески в открытом окне и сладкозвучное пение соловья. Музыка становилась частью этих звуков, переплеталась с ними, но исполняла свой собственный изысканный танец.
Элиз открыла дверь пошире, и музыка стихла, оставив лишь легкий след в памяти девушки.
— Элиз?
— Как ты догадался? — спросила она, покачав головой и не уставая удивляться тонкому восприятию отца.
— Все остальные стучат. Даже Мэнвин.
— А я думала… это какое-то тайное качество, особое чувство, — рассмеявшись, сказала Элиз.
— А еще запах твоих духов, — проговорил он и протянул руку.
Элиз прошла через комнату и взяла отца за руку. Он поцеловал ее пальцы и прижал к щеке, закрыв глаза.
Она всегда считала, что ее отец был бы очень красивым человеком, если бы не пустое выражение лица, столь характерное для всех слепых. Казалось, он постоянно о чем-то грустит, хотя Элиз прекрасно знала, что про него нельзя сказать, будто он несчастлив, просто ее отец всегда отличался вдумчивостью и любовью к размышлениям.
Внешне они являли собой полную противоположность — у него темные волосы, у нее светлые, хотя у Элиз тоже было чересчур удлиненное лицо, но она старательно это скрывала прической.
Отец убрал ее руку от лица, хотя и не выпустил из своей. Элиз любила его теплые, мягкие руки — как у художника.
— И что привело тебя к старику отцу?
— Во-первых, ты не старик. А во-вторых, разве мне нужна причина, чтобы искать твоего общества, которое дарит мне удовольствие?
Элиз пододвинула ногой стул — поведение, которое вовсе не пристало юной леди, но она не сомневалась, что отец не будет сердиться.
— Ты можешь навещать меня всякий раз, когда пожелаешь, ради удовольствия провести некоторое время в моем обществе, как ты сама сказала, или если тебе вдруг захочется облегчить душу. Иногда мне кажется, что последнее случается чаще.
Элиз сжала его пальцы, пытаясь решить, с чего начать.
— Мэнвин… — тихо проговорил ее отец. Его слова прозвучали совсем не как вопрос.
Она кивнула.
— Должен ли я понимать, что ты кивнула, подтверждая мою догадку?
— Да, — улыбнувшись, ответила Элиз.
— Он для нас с тобой самое настоящее проклятие, верно? — заговорщически прошептал отец. — Мэнвин настаивает, чтобы ты приняла ухаживания какого-то поклонника?
— Он постоянно повторяет, что решение будешь принимать ты… — выпалила Элиз.
Ее отец откинулся на спинку кресла.
— Да, он так и будет говорить. Очень характерное для него поведение.
— Но, отец, Мэнвин готов выдать меня… за кого угодно, лишь бы у претендента был отец с хорошей, сильной армией, а сам он отличался воинственным нравом. — Элиз вскочила на ноги, сделала три шага в наступившей темноте и вдруг остановилась. — Я не хочу, чтобы мой брак явился вкладом в бессмысленную войну, — проговорила она шепотом, словно произносить подобные слова в их доме было кощунством.
Отец несколько мгновений молчал.
— Я тоже не хочу, — сказал он нормальным голосом. — Мы не должны поддаваться Мэнвину, хотя он поднимет против нас всех остальных родственников. Ты же знаешь правду, Элиз, он почти полностью меня изолировал. Нам не на кого рассчитывать, кроме как на самих себя. — Он повернул к ней голову, словно вдруг сумел увидеть ее лицо.
Элиз подошла и положила руку ему на плечо, а потом наклонилась и поцеловала в щеку.
Отец пробежал пальцами по струнам арфы, и комната наполнил тихий звук льющейся воды.
— Тебе следует знать, Элиз, — сказал он, улыбнувшись, — что мы все выбираем в супруги полезных для семьи людей. Однако это вовсе не значит, — продолжал он уже серьезно, — что ты должна выйти замуж за человека, которого презираешь. Но выбрать себе подходящего мужа ты должна.
— Да, — мягко проговорила Элиз. — Ты любил маму, правда?
— Больше, чем можно выразить словами или даже музыкой.
— Но ведь ты практически не знал ее, когда вы поженились?
Они много раз об этом говорили, но Элиз всегда находила в словах отца какое-то магическое утешение.
— Я видел ее всего два раза, а разговаривали мы и вовсе меньше часа.
— Но ты доверял бабушкиному мнению.
— Полностью.
— Вот в чем суть моей проблемы, — сказала Элиз.
— Верно, — согласился с ней отец.
— Отец, это не эгоизм. Я выйду замуж за того, кого ты для меня выберешь, но не хочу, чтобы продолжалась война. Ты понимаешь? Я не собираюсь своим замужеством давать Мэнвину возможность усилить свои позиции. Достаточно представителей семьи Уиллсов заплатили жизнью за то, чтобы удовлетворить нашу гордость. — Она замолчала на мгновение, а потом закончила: — Впрочем, и других жертв тоже хватает.
— Я знаю, что дело не в твоем эгоизме, дорогая. Знаешь, Элиз, когда речь заходит о замужестве, человек имеет право подумать и о собственных интересах. — Он задумался ненадолго, а потом спросил: — Послушай, а может быть, ты ведешь себя так строптиво, чтобы насолить Мэнвину?
— Не думаю, — ответила Элиз, надеясь, что сказала правду.
— Я тоже так не думаю, хотя ужасно хотелось бы сделать ему что-нибудь не очень приятное. Мы должны обдумать, как нам вести себя дальше. Мэнвин страшный противник. Он много раз одерживал надо мной верх в прошлом, — сказал он без горечи в голосе.
— Я была слишком маленькой, чтобы тебе помочь, — заявила Элиз, прекрасно понимая, что ее участие ничего не изменило бы.
Отец улыбнулся.
— Да, — не стал спорить он, — ты гораздо упрямее меня. А упрямство — это черта, которую не следует недооценивать.
Каррал поднимался по неосвещенной лестнице. Разговор с Элиз вывел его из состояния равновесия, и он еще долго расхаживал по своей комнате. Часы пробили полночь уже некоторое время назад и заставили по крайней мере ненадолго забыть о своих проблемах.
Несмотря на утешительные слова, он понимал, что не сможет обеспечить дочь той защитой, в которой она нуждается. Он даже не в силах дать ей правильный совет. Если бы ее мать была жива…
Однако сожаления вещь бесполезная. Прошлое не изменить. Можно только жалеть, что заболел тогда не Мэнвин, хотя Каррал частенько об этом думал, когда его жена лежала, прикованная к постели тяжелой болезнью.
Каррал подошел к закрытой двери. Он не считал ступени, но все равно не сомневался, что не ошибся и оказался там, где хотел. Словно музыкальная мелодия — ты не следишь за ней специально, но вдруг понимаешь, что наступил нужный момент. Просто чувствуешь это, и все.
Каррал открыл дверь и мгновенно почувствовал запах огня, услышал шорох пламени и потрескивание поленьев, его окатила волна тепла и аромат дыма.
И еды. Она наверняка уже остыла. Не важно. Он исполнял уходящий корнями в далекое прошлое ритуал. Кто-то должен съесть часть даров, оставленных для призраков замка. Говорить о том, кто это делает, было не принято. Каррал не сомневался, что большинство обитателей замка верит в то, что призраки действительно приходят за подношениями.
Воспользовавшись своей палкой, он прошел по комнате — на случай, если кто-нибудь переставил мебель. Глупая и странная привычка зрячих. Он замерз, поднимаясь по сырой лестнице, и порадовался тому, что кто-то позаботился разжечь камин. Каррал уселся в кресло и попытался нащупать рукой маленький столик, где обычно стояла бутылка вина и бокал. Он считал, что призракам следует предлагать вино получше, и даже хотел оставить записку с жалобой на качество — но тогда ему пришлось бы попросить кого-нибудь ее написать и открыть свой секрет. А он не мог этого допустить.
— Надеюсь, вы не собираетесь выпить все в одиночку?
Каррал вздрогнул от удивления:
— Кто тут?
Голос, казалось, доносился из противоположного угла комнаты, от окна.
— А разве вы не верите в призраков? — спросил незнакомец. — Очевидно, нет, иначе вы не стали бы пить это вино.
Каррал не мог узнать голос, хотя отличался уникальной памятью на подобные вещи. Он явно принадлежал человеку образованному и обладал удивительным тембром. Его хозяин прекрасно знал, какой эффект он производит на своего собеседника.
— Мне кажется, я вас не знаю, сэр, — сказал Каррал.
— Нет… не знаете, — последовал ответ. — Я не друг вашему брату и не скрываю своих чувств.
— Ну, это могли бы сказать многие.
— Да, но не вслух.
Каррал рассмеялся:
— Хорошо сказано, хотя я и не имею понятия, кто вы такой. Если вы и в самом деле призрак, я хотел бы знать, что привело вас сюда. Забудем на время вашу профессиональную нелюбовь к моему брату.
— Причин много. — Призрак замолчал, и Карралу показалось, что он слышит, как тот пьет вино. — Поскольку я брожу среди живых, мне удается многое узнать. И увидеть. Устремления людей не являются для меня тайной. Например, ваш брат хочет заключить союз с домом Иннес.
— Принц Иннесский уже давно является другом Уиллсов, — заявил Каррал.
— Именно так, но он совсем не похож на своего отца. Принц смотрит на свои владения и видит, что они процветают и сильны, и не понимает, что это результат трудов его отца. Он не задумывается над тем, какую цену приходится другим платить за войну, и не хочет этого знать. Нет, нынешний принц очень амбициозен, даже больше, чем его отец. И его поддерживают советники, в особенности рыцарь по имени Эремон. Хотя когда-то его звали Хафидд.
— Хафидд? Неужели тот самый? Он должен быть древним стариком, если все еще жив.
— Он не так стар, как вы думаете, по крайней мере внешне. Вы его знаете?
— Да, я знаю Хафидда, во всяком случае слышал о нем. — «Неужели призрак сказал правду?» — подумал Каррал. — Он сражался на стороне Реннэ, когда мой отец участвовал в битве у Высоких Камней. Он был великим рыцарем и ненавидел нас.
— Да, именно, но теперь его главными врагами стали Реннэ. Он считает, что они его оскорбили и предали. Ненависть Хафидда зрела многие годы — вы правы, он стар. Да, возраст многое у него отнял, но зато наделил небывалой хитростью и коварством. Он использует принца Иннесского, чтобы отомстить Реннэ, а также вашу дочь, чтобы добиться собственных целей. Он не может себе представить, что она не станет его союзницей.
Каррал был так потрясен, что не мог произнести ни слова. Кто его гость и почему он ему рассказывает такие вещи? И почему его слова звучат так убедительно?
— Более того, — продолжал незнакомец, — Эремон, известный когда-то под именем Хафидд, сумел получить знание, когда-то принадлежавшее Рыцарям Обета.
Каррал почувствовал, как внутри у него все сжалось.
— Каким образом? Реннэ уничтожили Рыцарей много веков назад.
— Ну, это произошло совсем не так давно, а знание часто переживает людей, или его снова открывают. — Ночной гость Каррала перешел к камину. — Трагедия явила на свет ужасные вещи — ненависть, которая передавалась из поколения в поколение.
— Жизнь вообще трагична, — пробормотал Каррал.
— Да, — не стал спорить с ним незнакомец. — Трагедия всегда прячется за кулисами, готовясь в любой момент выйти на сцену. Как часто начало бывает благословенным: рождение красивой дочери, а за ней потеря — скажем, любимой жены. Но это еще не конец. Опасайтесь своего брата. Эремону и принцу нужно замужество вашей дочери, чтобы привлечь в стан Уиллсов прежних союзников. Они ждут, как и вся ваша семья, лелеют свою ненависть и не забывают о зле, которое причинили им Реннэ и их союзники. Им нужно только показать, что Уиллсы снова сильны — сильны, как прежде. Мэнвин и принц скачут во главе армии, а сын, потомок двух благородных семей, растет где-нибудь в безопасном месте и постепенно, со временем, становится мужчиной. Эремон нашептывает им, куда направится враг, какие крепости он намерен осадить, какими будут его силы и какими слабыми союзники. — Пол скрипнул под ногами незнакомца, он прошел по комнате и остановился справа от Каррала.
Каррал не мог произнести ни слова, он просто сидел и ждал, что скажет призрак. Какие еще слова донесутся до него из мрака. Он нашел бутылку и дрожащей рукой налил себе вина. Может быть, на столе горит свеча? А если ночной гость его видит?
— Итак, получается, Каррал Уиллс, что знакомство с призраком может оказаться для вас весьма полезным.
— А еще полезнее узнать, какие цели преследует призрак. Зачем вы мне все это рассказали и с какой стати я должен вам верить?
Призрак остановился и откашлялся в двух футах за спиной у Каррала, который почувствовал, как у него по коже пробежали мурашки.
— Вы должны мне верить, потому что я сказал правду, и вам это известно. Потому что вы прекрасно знаете, что представляет собой ваш брат, и не питаете никаких иллюзий относительно намерений вашей семьи.
Пол снова скрипнул, распахнулась дверь, впустив в комнату холодный воздух.
— Но кто вы? — крикнул вслед своему гостю Каррал.
Призрак остановился:
— Мудрый человек верит тому, что говорят ему глаза.
— Но я же ничего не вижу.
Дверь тихонько закрылась, и призрак начал спускаться по лестнице.
ГЛАВА 8
Ключи к этой комнате имелись далеко не у всех. Диз гордился тем, что у него они были.
Как обычное помещение комната ничего особенного собой не представляла — маленькая гостиная с камином и дверь, ведущая на балкон. Именно балкон делал эту комнату такой важной, поскольку он выходил в обнесенный стеной сад. Диз ни разу не видел его днем и не знал, красив ли он или зарос сорняками — но почему-то ему казалось, что сорняков там быть не должно.
Он толкнул дверь, стараясь стукнуть посильнее, чтобы предупредить о своем появлении, а затем вышел на балкон. Ночь благоухала ароматом цветов, а воздух наполняла ласковая влага, которой нет в садах, где дорожки выложены камнем.
— Из-за тебя улетел мой соловей, — сказала женщина, ее нежный голос донесся откуда-то снизу.
Диз заглянул в темный сад, стараясь привыкнуть к темноте. Звездный свет почти не проникал сюда сквозь развесистые кроны деревьев. Сад теней.
— Извини, — тихо проговорил Диз. — Я совсем неподходящая замена соловью.
Тихий смех был ему ответом.
— Длин, у тебя все хорошо?
Снова смех, легкий, точно мягкий ветерок.
— Разумеется, у меня все хорошо. А у тебя, благородный рыцарь? Как успехи на турнирах?
— Совсем неплохо. Торен победил меня во всех схватках, так что я занимаю второе место после лучшего рыцаря в стране.
— И это тебя огорчает?
— Наоборот. Я польщен тем, что оказался в такой компании.
— Но если бы не лорд Торен, победителем сезона стал бы Диз Реннэ…
Несколько мгновений он не знал, что ответить.
Как обычное помещение комната ничего особенного собой не представляла — маленькая гостиная с камином и дверь, ведущая на балкон. Именно балкон делал эту комнату такой важной, поскольку он выходил в обнесенный стеной сад. Диз ни разу не видел его днем и не знал, красив ли он или зарос сорняками — но почему-то ему казалось, что сорняков там быть не должно.
Он толкнул дверь, стараясь стукнуть посильнее, чтобы предупредить о своем появлении, а затем вышел на балкон. Ночь благоухала ароматом цветов, а воздух наполняла ласковая влага, которой нет в садах, где дорожки выложены камнем.
— Из-за тебя улетел мой соловей, — сказала женщина, ее нежный голос донесся откуда-то снизу.
Диз заглянул в темный сад, стараясь привыкнуть к темноте. Звездный свет почти не проникал сюда сквозь развесистые кроны деревьев. Сад теней.
— Извини, — тихо проговорил Диз. — Я совсем неподходящая замена соловью.
Тихий смех был ему ответом.
— Длин, у тебя все хорошо?
Снова смех, легкий, точно мягкий ветерок.
— Разумеется, у меня все хорошо. А у тебя, благородный рыцарь? Как успехи на турнирах?
— Совсем неплохо. Торен победил меня во всех схватках, так что я занимаю второе место после лучшего рыцаря в стране.
— И это тебя огорчает?
— Наоборот. Я польщен тем, что оказался в такой компании.
— Но если бы не лорд Торен, победителем сезона стал бы Диз Реннэ…
Несколько мгновений он не знал, что ответить.