Райс Энн. Мумия

   – Нет, эта версия не проходит, – возразил Самир. – Ведь его арестовали. Он не мог украсть мумию. Кто же тогда ее унес?
   Он замолчал – к двери подошла Рита.
   Джулия обернулась и увидела высокого араба в просторном, развевающемся на сквозняке балахоне. Она уже хотела отвернуться, как вдруг араб взглянул на нее ярко-синими глазами.
   Это был Рамзес. Он прошел мимо Риты и запер за собой дверь. Джулия бросилась в его объятия.
   Все ее сомнения и страхи исчезли. Она обняла царя, уткнувшись лицом в его шею. Почувствовала, как он целует ее в лоб и крепче прижимает к себе. Потом он нежно и властно поцеловал ее в губы.
   Джулия услышала взволнованный шепот Самира:
   – Сир, вы в опасности. Они ищут вас повсюду.
   Но Джулия не отпускала его. В своем странном балахоне он казался совсем не от мира сего. В эти минуты Джулия поняла, какую сильную, почти болезненную страсть она испытывает к нему.
   – Ты знаешь, что произошло? – прошептала она. – В музее убили женщину, и в этом преступлении обвиняют тебя.
   – Знаю, малышка, – ласково сказал он. – Мне угрожает смерть. И кое-что похуже смерти.
   Джулия взглянула на него, пытаясь разгадать значение его слов. Потом снова спрятала лицо в ладони и зарыдала.
 
   Клеопатра сидела на кровати, тупо глядя на Эллиота. Поняла ли она его, когда он сказал, что на ней отличный наряд? На прекрасном английском она снова и снова повторяла фразы, льющиеся из граммофона: «Положите немного сахара в мой кофе. Бросьте кусочек лимона в мой чай». Потом снова погрузилась в молчание.
   Она позволила ему застегнуть перламутровые пуговки, с любопытством смотрела, как он завязывает пояс розовой юбки. Рассмеялась коротким злобным смешком и задрала ногу под тяжелыми складками юбки.
   – Мило, мило, – сказала она. Этому английскому слову Эллиот уже научил ее. – Миленькое платьице.
   Внезапно она кинулась к туалетному столику и схватила красочный журнал, где было много фотографий женщин. Потом еще раз спросила на латыни, где она находится.
   – В Египте, – ответил Эллиот. Он повторял это снова и снова. В ответ встречал бессмысленный взгляд, потом ее лицо принимало страдальческое выражение.
   Эллиот робко взял щетку и провел по ее волосам. Чудесные волосы, иссиня-черные, с голубым отливом. Она вздохнула, распрямила плечи – ей нравилось, как Эллиот причесывает ее. Гортанный смех сорвался с ее губ.
   – Очень хорошо, лорд Рутерфорд, – сказала она по-английски. Выгнула спину и потянулась, как кошка, грациозно раскинув в стороны руки.
   – Прекрасная царица Клеопатра, – выдохнул он. Можно ли теперь оставить ее одну? Понимает ли она его? Лучше бы Маленка постояла на улице возле запертой двери, пока он не вернется. – Сейчас мне нужно уйти, ваше величество. Я попытаюсь достать еще лекарства.
   Она обернулась – взгляд ее был пуст. Она не понимала, о чем он толкует. Может быть, она даже не помнит, что происходило с ней несколько минут назад? Она явно пыталась что-то вспомнить.
   – У Рамзеса, – добавил Эллиот.
   В глазах ее появилась искра разума, и тут же налицо набежала тень. Клеопатра что-то прошептала, но Эллиот не расслышал.
   – Добрый лорд Рутерфорд, – сказала она.
   Он сильнее нажал на щетку. Теперь черные волосы спадали на плечи крупными волнами.
   Лицо царицы засияло каким-то странным светом, рот приоткрылся, щеки зарделись.
   Она повернулась и погладила графа по лицу. Что-то быстро произнесла на латыни. О том, что у него, мол, рот молодого человека, а опыт зрелого мужчины.
   Эллиот изумился ее словам, задумался, а она продолжала изучать его лицо. Он перестал понимать что бы то ни было, перестал понимать, как он к ней относится: то ему казалось, что она несчастное больное существо, о котором нужно заботиться, то он вспоминал, что перед ним та самая великая Клеопатра, и снова испытывал потрясение.
   Эта женщина – распутница, она соблазнила самого Цезаря. Она придвигалась все ближе. Казалось, рассудок вернулся к ней. Потом ее рука обвила его шею. Ее пальцы гладили его волосы.
   Какая она теплая! Господи, это то самое тело, которое лежало, полусгнившее, под грязным стеклом музейной витрины, тело, которое было твердым и черным, как засохшая глина.
   Но эти глаза, эти светло-карие глаза с крошечными желтыми искорками в зрачках, невероятно, что они ожили в этом темном тлене! Тлене смерти… Он неожиданно ощутил прикосновение ее губ. Ее рот приоткрылся, и Эллиот почувствовал, как ее язык скользнул между его зубами.
   Его плоть тут же напряглась. Но ведь это безумие! Ведь он ни на что не годен. Его сердце, боль в суставах, он вряд ли сможет… Женщина прижалась к нему грудью. Он ощущал сквозь тонкую ткань жар ее тела. Кружева, жемчужные пуговки только подчеркивали дикую прелесть ее порыва.
   Взор Эллиота помутился; он увидел голые кости ее пальцев, когда она провела рукой по его лбу, откидывая назад волосы. Ее поцелуи становились все более настойчивыми, язык забирался все глубже и глубже.
   Клеопатра, любовница Цезаря, Антония и Рамзеса Проклятого. Эллиот обнял ее за талию, и Клеопатра опрокинулась на кружевные подушки, увлекая его за собой.
   Прижавшись ртом к ее губам, граф громко застонал. Боже, овладеть ею! Его рука задрала шелковые юбки и скользнула между ее ногами. Влажно, горячие волосы, влажные губы.
   – Отлично, лорд Рутерфорд, – сказала она на латыни. Ее бедра прижались к нему, к его напряженной плоти, готовой вырваться на свободу.
   Эллиот быстро расстегнул несколько пуговиц. Сколько лет он уже не проделывал этого в такой спешке? Он понимал, что сейчас произойдет.
   – Ах, возьми меня, лорд Рутерфорд! – услышал он свистящий шепот. – Пронзи кинжалом мою душу!
   Вот отчего я умру. Не от тех ужасов, которые увидел. А от этого, на что у меня нет сил, но чему я не в силах сопротивляться. Эллиот грубо поцеловал ее, его член ткнулся во влажную ложбину между бедрами. Клеопатра засмеялась булькающим смехом – злым и сладострастным.
   Эллиот закрыл глаза и кончил.
   – Вам нельзя здесь оставаться, сир, – сказал Самир. – Риск слишком велик. Они наблюдают за входом. Куда бы мы ни пошли, за нами будут следить. Сир, они обыскали вашу комнату и обнаружили древние монеты! Они могли найти и еще кое-что…
   – Нет. Там ничего больше не было. Но мне нужно поговорить с вами, с вами обоими.
   – Надо найти какое-нибудь укромное место, – сказала Джулия. – Такое, где мы смогли бы встретиться.
   – Я все организую, – вызвался Самир. – На это уйдет пара часов. Вы можете встретиться со мной около Великой мечети в три часа? Я оденусь так же, как вы.
   – Я пойду с тобой! – настаивала Джулия. – Ничто меня не остановит.
   – Джулия, ты не знаешь, что я наделал, – прошептал Рамзес.
   – Тогда расскажи мне. А такую одежду Самир может достать и для меня.
   – Как же я люблю тебя! – прошептал еле слышно Рам­зес. – Ты мне очень нужна. Но, ради бога, Джулия, не…
   – Что бы ни случилось, я буду с тобой.
   – А сейчас уходите, сир. В отеле полно полицейских. Они вернутся, чтобы допросить нас. У мечети. В три часа.
 
   Боль в груди была страшная, но он не умер. Он сидел на маленьком деревянном стульчике возле кровати. Ему надо было выпить, но бутылка находилась в соседней комнате, а у него не осталось сил добраться туда. Сил хватило только на то, чтобы медленно застегнуть рубашку.
   Он обернулся и посмотрел на спящую женщину, на ее гладкое восковое лицо. Вот ее глаза открылись. Она села и протянула Эллиоту пустой стеклянный пузырек.
   – Лекарство, – произнесла она.
   – Да, я принесу. Но ты должна оставаться здесь. Понимаешь? – спросил он на латыни. – Здесь ты в безопасности. Ты должна оставаться в этом доме.
   Казалось, ей этого совсем не хочется.
   – Куда ты пойдешь? – спросила она, огляделась и посмотрела в окно, на раскаленное дневное солнце и на белую оштукатуренную стену ограды. – Египет. Я не верю, что это Египет.
   – Да, моя дорогая. И мне нужно найти Рамзеса.
   Снова блеск в глазах, потом смущение, потом страх.
   Эллиот поднялся – он больше не мог задерживаться здесь. Он молился, чтобы Рамзеса уже освободили из-под стражи. Наверняка Алекс и Джулия наняли самых ловких адвокатов. Как бы то ни было, надо как можно скорее попасть в отель.
   – Это недолго, ваше величество, – сказал Эллиот. – Я очень скоро вернусь с лекарством.
   Похоже, она ему не поверила. Когда граф выходил, она смотрела на него с подозрением.
   Маленка все еще сидела скорчившись в углу гостиной и дрожала. Она посмотрела на Эллиота пустым, ничего не выражающим взглядом.
   – Дорогая моя, послушай, – сказал он. Увидев возле бара с напитками свою трость, он взял ее в руки. – Я хочу, чтобы ты вышла вместе со мной, заперла дверь и постояла на страже.
   Поняла ли его девушка? Она смотрела мимо него; Элли­от обернулся и увидел в дверях Клеопатру – босоногую, с развевающимися волосами. Даже в строгом английском платье из розового шелка она выглядела дикаркой. Клеопатра смотрела на Маленку.
   Девушка, всхлипнув, вскочила на ноги. Она дрожала от страха и отвращения.
   – Нет-нет, милая. Пойдем со мной, – сказал Эллиот. – Не бойся, она тебя не обидит.
   Маленка была слишком испугана, чтобы услышать его и подчиниться. Ее жалобные крики становились все громче и громче. Равнодушие на лице Клеопатры сменилось маской ярости.
   Она подошла к беспомощной девушке, которая не отрывала глаз от голых костей на ее руке и ступне.
   – Это всего лишь служанка, – сказал граф, потянувшись к руке царицы.
   Клеопатра развернулась и со всего размаху ударила его, опрокинув на клетку с попугаем. Маленка истерически завизжала, и попугай начал зловеще кричать, хлопая крыльями по прутьям клетки.
   Эллиот старался взять себя в руки. Девушка должна прекратить эти вопли. Несчастье какое! Клеопатра, переводившая взгляд с орущей птицы на орущую девушку, сама была на грани истерики. Потом она накинулась на Маленку, схватила ее за горло и бросила на пол – девушка упала на колени, точно так, как упал Генри всего несколько часов назад.
   – Прекрати сейчас же! – Эллиот бросился к царице. На этот раз он не допустит убийства. Но Клеопатра снова оттолкнула его, и он, пролетев через всю комнату, ударился о стену, царапая рукой штукатурку. Послышался хруст, тот самый кошмарный хруст. Маленка была мертва – Клеопатра сломала ей шею.
   Попугай замолчал и смотрел из клетки круглым бессмысленным глазом. Маленка лежала на ковре, ее голова была повернута под немыслимым углом, темные глаза прикрыты.
   Над ней стояла Клеопатра. Она задумчиво смотрела на мертвую девушку. Потом сказала на латыни:
   – Она умерла.
   Эллиот не ответил. Он ухватился за край мраморной барной полки и с трудом поднялся на ноги. Сейчас ноющая боль в груди уже ничего не значила для него. Ничто не могло сравниться с болью душевной.
   – Зачем ты это сделала? – прошептал он. Он что, сумасшедший, раз задает такие вопросы этому существу? Она прекрасна, спору нет, но ее мозг так же разрушен, как и тело.
   Клеопатра смотрела на Эллиота невинными глазами. Потом перевела взгляд на мертвую девушку.
   – Скажи мне, лорд Рутерфорд, как я оказалась здесь? – Ее глаза сузились. Она подошла к Эллиоту и помогла ему встать на ноги и выпрямиться. Потом подняла его трость и вложила ее в его левую руку. – Откуда я пришла? – спросила она. – Лорд Рутерфорд! – Клеопатра наклонилась, глядя на него широко распахнутыми, полными ужаса глазами. – Лорд Рутерфорд, я была мертва?
   Не дожидаясь ответа, она начала кричать. Эллиот обнял ее и зажал ей рот ладонью.
   – Тебя привел сюда Рамзес. Рамзес! Ты позвала его. Ты его видела.
   – Да. – Клеопатра стояла спокойно, не вырывалась, просто ухватилась за его запястье. – Рамзес был там. И когда я… когда я позвала его, он убежал от меня. Он сбежал от меня, как эта женщина! Он смотрел на меня такими же глазами!
   – Он хотел вернуться. Но его остановили. И теперь я должен пойти к нему. Понимаешь? Ты должна оставаться здесь. Ты должна подождать меня. – Клеопатра смотрела мимо него. – У Рамзеса есть лекарство, – сказал Эллиот. – Я приведу Рамзеса сюда.
   – Это долго?
   – Несколько часов. Сейчас три. Я вернусь еще засветло.
   Клеопатра опять застонала и, глядя в пол, прижала согнутый большой палец к зубам. Сейчас она была похожа на ребенка, который пытается решить запутанную головоломку.
   – Рамзес, – прошептала она.
   Видимо, она не до конца понимала, кто такой Рамзес.
   Эллиот осторожно похлопал ее по плечу, потом, опираясь на трость, подошел к телу девушки. Господи, куда теперь его девать? Оставить разлагаться в доме? Он еле передвигает ноги, разве он сможет похоронить Маленку в саду? Эллиот закрыл глаза и горько усмехнулся. Ему казалось, что прошли тысячелетия с тех пор, как он последний раз видел своего сына, Джулию, отель Шеферда и вообще цивилизацию. Казалось, что тысячу лет назад он совершал нормальные поступки, любил нормальные вещи, во что-то верил, чем-то жертвовал – и это тоже было нормально.
   – Ладно, иди за лекарством, – сказала Клеопатра. Она встала между графом и мертвой девушкой, наклонилась и правой рукой подняла Маленку. Протащила тело по ковру, мимо щебечущей птицы, которая, на свое счастье, в этот момент замолчала, и вышвырнула труп во двор – с такой легкостью, словно это была тряпичная кукла. Маленка упала лицом вниз возле дальней стены.
   Только не думать, ни о чем не думать. К Рамзесу. Уйти!
   – Три часа, – произнес Эллиот снова на двух языках. – Запри за мной дверь. Ты видишь засов?
   Клеопатра повернулась и, посмотрев на дверь, кивнула.
   – Отлично, лорд Рутерфорд, – сказала она на латыни. – Значит, засветло.
 
   Она не стала закрывать засов. Она стояла в дверях, прижимая ладони к дереву, вслушиваясь в шаги Эллиота. Он шел медленно и не скоро скрылся из виду.
   Надо выбираться отсюда! Она должна увидеть, где находится. Это не Египет. Она не понимала, почему она здесь, почему так голодна, почему никак не может насытиться, почему постоянно чувствует такое острое, такое жгучее желание оказаться в мужских объятиях. Если бы лорд Рутерфорд не отправился по ее поручению, она снова заставила бы его заниматься любовью.
   Но само поручение вдруг стало казаться ей весьма странным. Он сказал, что достанет лекарство. Какое лекарство? Как же она будет жить с этими жуткими открытыми ранами?
   О ранах она вспомнила совсем недавно, когда ей пришлось переносить эту мертвую женщину, эту визгливую служанку, которой она сломала шею.
   Ах да, самое главное – выбраться отсюда, пока не вернулся лорд Рутерфорд, пока его нет, пока она не слышит его менторского тона и уговоров.
   Она смутно помнила те улицы, по которым они проходили, улицы, наполненные огромными рычащими чудовищами, сделанными из металла, вонючие, шумные и задымленные улицы. Кем были люди, которых она видела там? Женщины, одетые в платья, похожие на то, что сейчас надето на ней.
   Тогда она здорово испугалась – но тогда все тело ее болело и она была такой жалкой. А теперь ее тело переполняют желания. Нечего бояться. Надо уходить.
   Она вернулась в спальню. Открыла журнал, называвшийся «Харперс уикли», и стала рассматривать картинки с изображением симпатичных дамочек в этих странных платьях, которые туго перетягивали талию, делая их похожими на насекомых. Потом посмотрела на свое отражение в зеркале гардероба.
   Надо чем-то накрыть голову. И нужны сандалии. Да, сандалии. Она быстро обшарила спальню и нашла их в деревянном комоде – кожаные сандалии, украшенные золотом, маленького размера – как раз по ее ноге. Нашла странную большую штуковину, усыпанную цветочками из шелка, напоминавшую те сооружения, которые укрывают от дождя.
   Глядя на нее, она не смогла удержаться от смеха. Потом надела ее на голову и завязала под подбородком ленты. Теперь она стала очень похожа на женщин с журнальных кар­тинок. Если бы не руки! Что же ей делать с руками?
   Она посмотрела на обнаженные кости указательного пальца правой руки. Их уже покрывала кожа, но очень тоненькая, тоньше, чем шелк ее платья. Она видела кровеносные сосуды – кожа была прозрачной. И вид костей снова смутил ее и расстроил.
   Она опять вспомнила, как кто-то стоял над ней. Нет, нельзя допустить повторения. Ей нужно обмотать руку чем-нибудь, может быть, бинтом. Вот с левой рукой все в порядке.
   Она повернулась и стала рыться в шкафу в поисках подходящей тряпки.
   И тут она сделала просто потрясающее открытие! В шкафу лежали маленькие шелковые тряпочки специально для рук. Они были белые и расшиты жемчугом. На каждой тряпочке по пять «пальцев», и они обрезаны как раз на уровне кисти. Просто превосходно. Она засунула в них руки – теперь никто не увидит голых костей.
   Так вот что лорд Рутерфорд называл «современными» вещами – музыкальные шкатулки и «автомобили», так он говорил, те вещи, которые она видела сегодня утром, – они окружали ее, похожие на огромных гиппопотамов. Интересно, как бы лорд Рутерфорд назвал эту одежду для рук?
   Однако она теряет драгоценное время. Подойдя к туалетному столику, она подобрала несколько маленьких монеток и положила их в глубокий потайной карман тяжелой юбки.
   Открыла дверь во двор, посмотрела на мертвое тело, прислонилась к стене. Что-то было не так, но что, она не понимала, силилась понять, но тщетно. Что-то…
   Она снова увидела подернутую дымкой фигуру, склонившуюся над ней. Снова услышала священные слова на известном ей языке. Это язык твоих предков, ты должна выучить его. Нет, это было в другие времена. Они находились в светлой комнате, заставленной итальянским мрамором, и он учил ее. А на этот раз было темно и жарко, и она тянулась вверх, словно выплывала из глубоководья, ее мучила слабость, руки и ноги были вялыми, вода давила на нее, вода заполнила рот, так, что она не могла даже крикнуть.
   Твое сердце снова бьется, ты вернулась к жизни. Ты опять сильна и молода, отныне ты бессмертна…
   Нет, не надо плакать. Не стоит бороться; не стоит тянуться за ним, смотреть на него. Удаляющаяся фигура, голубые глаза. Она знала эти голубые глаза. Это случилось, когда я выпил его. Жрица показала мне в зеркале… голубые глаза. Да, тот самый голос. Тот самый голос твердил молитвы во тьме, древние священные молитвы, открывающие рот мумий.
   Она назвала его по имени! И здесь, в этом странном маленьком домике, лорд Рутерфорд тоже произносил это имя. Лорд Рутерфорд собирался…
   Вернуться засветло.
   Бесполезно. Сквозь арочный проход она смотрела на мертвое тело. Она должна выйти в этот чужой мир. Она должна помнить, как легко их можно убить, как легко сломать им шею – будто хрупкий стебелек.
   Она поспешно вышла из дома, не закрыв за собой дверь. Оштукатуренные белые стены стоящих напротив домов показались ей знакомыми и совсем нестрашными. Она знала такие города. Может, это и Египет. Нет, вряд ли.
   Она пошла вперед, придерживая ленты шляпы, чтобы ветер не сдул ее с головы. Так легко идти быстрым шагом. И так здорово, что греет солнце. Солнце. Она увидела, как солнечный луч ворвался в глубокую пещеру. Деревянный люк открылся. Она услышала позвякивание цепи.
   Потом воспоминание ушло. Если эту вспышку можно назвать воспоминанием. Проснись, Рамзес.
   Это было его имя. Но теперь ей нет до него дела. Она свободна в этом чужом городе. Она может идти куда глаза глядят, присматриваться и делать открытия.

4

   Самир купил несколько бедуинских балахонов в первом же магазинчике старого Каира, который торговал такими вещами. Зашел в грязный переулок, где жили опустившиеся французы, нырнул в маленький ресторанчик и там переоделся. Одежду, купленную для Джулии, он зажал под мышкой и прикрыл широкой полой робы.
   Ему нравился этот свободный крестьянский наряд, выглядевший старомодным и совсем непохожим на современную, хорошо сшитую одежду, которую носили теперь египтяне. Наверное, это последний из существующих ныне образец древних одеяний пустынных кочевников – длинная свободная роба. Самир чувствовал себя в ней свободно. И был скрыт от нескромных глаз.
   Он быстро шагал по ветреным, похожим на пчелиные соты улицам арабского Каира, к дому своего двоюродного брата Заки, человека, чей род занятий вызывал у него отвращение. Но только этот человек мог в данной ситуации оказать ему быструю и надежную помощь. Кто знает, сколько времени Рамзесу придется скрываться в Каире? Кто знает, чем закончится история с убийствами?
   Наконец Самир добрался до фабрики мумий – одного из самых отвратительных домов в мире. Через боковую калитку вошел во двор. На жарком солнышке парились во дворе недавно спеленутые тела. А в самом доме, без сомнения, варились в котле другие.
   Одинокий рабочий копал траншею, в которую на несколько дней положат свежие мумии, чтобы они стали коричневыми, будто их нашли на раскопках.
   Самира чуть не стошнило, хотя он бывал в этом доме еще мальчишкой, когда еще не знал о существовании настоящих мумий, о телах своих предков, которые ему предстояло потом изучать, спасать от разложения и мародеров, хранить в музеях.
   – Посмотри на это с другой стороны, – как-то заспорил с ним брат Заки. – Мы все-таки лучше, чем те воры, которые по кусочкам распродают иностранцам наших древних правителей. То, что мы продаем, не является святыней. Это подделки.
   Добрый старый Заки! Самир собирался подать знак одному из находившихся внутри дома мужчин, который запеленывал очередную мумию, но тут из маленького вонючего домишка вышел сам Заки.
   – О Самир! Рад видеть тебя, братишка. Пойдем выпьем кофе.
   – Не сейчас, Заки. Мне нужна твоя помощь.
   – Разумеется, иначе тебя здесь не было бы.
   Самир ответил на эту колкость застенчивой улыбкой.
   – Заки, я ищу убежище, маленький домик с крепкой дверью и черным ходом. Тайное убежище. На несколько дней, а может, и на более долгий срок. Пока не знаю.
   Заки засмеялся – добродушно, но с легкой издевкой:
   – Надо же, такой образованный, всеми уважаемый, а приходишь ко мне в поисках убежища?
   – Не надо задавать вопросов, Заки. – Самир вытащил из кармана балахона пачку банкнотов и протянул ее брату. – Мне нужно безопасное место. Я заплачу.
   – Хорошо. Я знаю такое место, – сказал Заки. – Пойдем в дом, выпей со мной кофе. Один хороший глоток – и ты не будешь чувствовать этой вони.
   Заки всегда так говорил. Правда, Самир никак не мог привыкнуть к вони. Теперь он чувствовал себя обязанным исполнить просьбу Заки, поэтому пошел за ним в «зал бальзамирования», в убогую комнату, где стоял котел, в котором постоянно бурлил битум, – в ожидании следующего тела.
   Проходя мимо котла, Самир заметил, что в нем варится новая жертва. Его замутило. Он успел заметить черные волосы бедняги, плавающие на поверхности, чуть притопленное лицо и тут же отвернулся.
   – Не нужна ли тебе хорошенькая свеженькая мумия? – поддразнил его Заки. – Прямо из Долины царей. Назови династию, и ты получишь все, что хочешь. Мужчину, женщину, кого угодно.
   – Убежище, брат.
   – Да, да. У меня на примете есть несколько свободных домов. Сначала кофе, а потом я дам тебе ключ. Скажи мне, что тебе известно об этой музейной краже? О мумии, которую украли. Как ты думаешь, она была настоящей?
 
   Как в тумане, Эллиот вошел в вестибюль отеля Шеферда. Он знал, что оброс щетиной, что брюки и пальто испачканы песком и глиной. Левая нога болела, но он уже притерпелся к этой боли. Его не заботило и то, что под накрахмаленной рубашкой тек обильный пот. Он знал, что здесь ему станет легче – в безопасности, вдалеке от тех ужасов, свидетелем которых он стал, тех кошмарных снов, участником которых он был. Но отель казался ему нереальным – Эллиот еще не избавился от атмосферы маленького домика.
   Всю дорогу от старого Каира, пока он трясся в кебе, еле пробивавшем себе путь на запруженных транспортом улочках, он думал только об одном: Маленка погибла из-за того, что он привел эту женщину в ее дом. О Генри он не со­жалел. Но гибель Маленки навсегда останется на его совести. И сама убийца, его чудовищная ожившая царица. Если он не найдет Рамсея, что ему делать с ней? Тогда она нападет и на него?
   Сейчас надо найти Самира: он может знать, где Рамсей.
   Эллиот не ожидал, что первым он встретит Алекса – тот бросился к нему, обнял и не дал подойти к портье.
   – Отец, слава богу, что ты пришел!
   – Где Рамсей? Мне нужно срочно поговорить с ним.
   – Разве ты не знаешь, что произошло? Они ищут его по всему Каиру. Его обвиняют в убийстве, и в лондонском и в здешнем. Джулия места себе не находит. Мы чуть не сошли с ума. И Генри, его мы тоже не можем найти. Отец, где ты был?
   – Побудь с Джулией, позаботься о ней, – сказал Эл­лиот. – Пусть твоя американская мисс Баррингтон подо­ждет. – Он попытался подойти к стойке портье.
   – Мисс Баррингтон уехала. – Алекс махнул рукой. – Сегодня утром ее семья изменила все свои планы, после того как пришла полиция и их начали расспрашивать о Рам-сее и о нас.
   – Прости, сын, – пробормотал Эллиот. – Прошу тебя, оставь меня, мне нужно отыскать Самира.
   – Тебе повезло. Он только что пришел.
   Алекс кивнул в сторону кассы. Самир, очевидно, только что снял деньги со счета. Он пересчитал банкноты и сложил их в бумажник. Под мышкой у него был какой-то свер­ток. Самир явно куда-то спешил.
   – Оставь меня одного, сынок, – попросил Эллиот и направился к Самиру..
   Эллиот подошел к мраморной стойке, и Самир поднял на него глаза.