Какое-то время Рамзес молчал. Потом поднялся из-за стола и направился к двери.
   – Постой! – крикнула Джулия, бросаясь вслед за ним.
   Самир тоже вскочил на ноги.
   – Сир, если вы будете искать его, вас опознают. Отель окружен полицейскими. Подождите, пока он уйдет оттуда и появится в условленном месте. Это единственный безопасный путь.
   Рамзес был невменяем. Он неохотно повернулся и отвел от Джулии мрачный полубезумный взгляд. Медленно подошел к стулу и сел.
   Джулия вытерла слезы носовым платком и тоже села.
   – Когда и где? – спросил Рамзес.
   – Сегодня в семь. В «Вавилоне». Это французский ночной клуб, я знаю его. Могу отвести вас туда.
   – Но ждать нельзя!
   – Рамзес, скажи нам, что все это значит. Как мы поможем тебе, если сами ничего не знаем?
   Царь раздраженно махнул рукой. Его лицо было по-прежнему искажено тревогой.
   – Ты нужна мне, но если я расскажу тебе все, то могу потерять тебя. Потому что я превращу твою жизнь в ад.
   – Я никогда не брошу тебя, – сказала Джулия, но ей становилось все страшнее и страшнее. В душе поднимался ужас перед тем, что надвигалось на нее.
   До этих последних минут ей казалось, она понимает, что произошло. Он вытащил из музея тело своей возлюбленной, чтобы похоронить по всем правилам. Но теперь, увидев этот сосуд и услышав странное сообщение Эллиота, она начала строить самые кошмарные предположения, вновь и вновь мысленно возвращаясь к таинственной истории с мумией.
   – Доверьтесь нам, сир, позвольте нам разделить вашу тревогу.
   Рамзес посмотрел на Самира, потом на Джулию:
   – Как можете вы разделить со мной мою вину? То тело в музее… Та неизвестная женщина…
   – Да, – прошептал Самир.
   – Я узнал ее, дорогие мои. Дух Юлия Цезаря узнал бы ее. Тень Марка Антония расцеловала бы ее. Миллионы погибших из-за нее…
   Джулия кивнула, снова заливаясь слезами.
   – И я сделал чудовищную вещь: я принес в музей элик­сир. Я не понимал, насколько разрушено ее тело, не знал, что оно потеряло огромные куски плоти. И я вылил на нее эликсир! И через две тысячи лет жизнь затеплилась в ее теле. Она встала! Истекающая кровью, раненная, она встала на ноги. И пошла. Она шла ко мне. Она называла меня по имени!
 
   Да, это было лучше самого выдержанного вина, лучше, чем постель, – мчаться по дороге в открытом американском автомобиле. Гудел ветер, американец все время что-то кричал, машина делала резкие повороты и виражи.
   Как здорово смотреть на проносящиеся мимо деревья. Видеть египтян, трясущихся на спинах своих ослов и верблюдов, оставлять их далеко за собой, осыпая дождем гравия.
   Она наслаждалась. Она смотрела в высокое небо, а ветер развевал ее волосы, так что ей постоянно приходилось придерживать шляпу рукой.
   Она следила за всеми движениями американца – за тем, что он делал, заставляя двигаться свою колесницу: без конца нажимал на «педали», как он это называл, тянул за «рычаг», крутил «руль».
   Ох, это слишком страшно, слишком волнительно. Внезапный резкий звук привлек ее внимание – она слышала такой рев на вокзале. Ее руки взметнулись к ушам.
   – Не бойтесь, маленькая леди, это всего лишь поезд. Смотрите туда, вон он едет!
   Машина резко затормозила.
   Перед ними по песку тянулись две металлические полосы. А справа мчалось огромное черное чудовище. Тренькал звонок. Она увидела вспышку красного света, похожего на пламя факела. Неужели ей никуда не спрятаться от этих ужасных вещей?
   Американец обнял ее.
   – Все в порядке, маленькая леди. Нам просто нужно подождать, пока он проедет.
   Он продолжал говорить, но теперь визг и грохот чудовища заглушали его слова. Отвратительные колеса прогремели в страшной близости от нее, а потом потянулась длинная вереница деревянных вагонов, в которых было много народу: люди сидели возле окошек на деревянных диванах с таким видом, будто с ними не происходит ничего особенного.
   Она постаралась справиться с собой. Ей приятно было ощущать тепло обнимавших ее рук, нравился запах духов, который распространяла его кожа. Она мрачно наблюдала за подъезжавшими автомобилями. Снова звякнул звонок. На верхушке столба мигнул огонек.
   Американец нажал на педаль, потянул за рычаг – автомобиль задрожал, дернулся, и они переехали через металлические полосы. Теперь их путь лежал через пустыню.
   – Знаете, многие люди из Ганнибала, штат Миссури, даже не слышали о Египте. И когда рассказываешь им об этой стране, они не понимают, о чем ты говоришь. Я сказал своему отцу, что собираюсь поехать сюда. Я взял с собой деньги, которые заработал, и приехал сюда, а потом и вовсе решил остаться…
   Она затаила дыхание. Поездка опять доставляла ей огромное удовольствие. Далеко впереди, слева, на горизонте показались пирамиды Гизы. На глаза попалась статуя сфинкса.
   Она тихо вскрикнула. Это был Египет. Она находится в Египте, пусть в «новые времена», но все-таки она дома.
   В душе разлилась сладкая печаль. Гробницы ее предков и сфинкс, к которому она ездила в юности, чтобы помолиться в храме, который находился между его громадными лапами.
   – О да, вид просто замечательный, правда? Говорю вам, если люди из Ганнибала, штат Миссури, этого не понимают, значит, им здорово не повезло в этой жизни.
   Она рассмеялась.
   – Им не повезло, – согласилась она.
   Они подъехали ближе. Толпы людей. Огромное скопление автомобилей и экипажей. Женщины в легких платьях, таких же, как ее собственное, с перетянутыми талиями. Мужчины в соломенных шляпах, таких же, как у американца. И множество арабов на верблюдах, на руках у арабов висят нитки дешевых бус.
   Она улыбнулась. В ее времена они продавали здесь дешевые бусы заезжим римлянам.. Они катали приезжих на верблюдах. И теперь делают то же самое.
   Она затаила дыхание – над ней возвышалась гигантская гробница царя Куфу. Когда это было? Совсем маленькой девочкой она приезжала сюда и любовалась этим грандиозным сооружением, построенным из квадратных плит. Приезжала и позже, с Рамзесом, холодной ночью; одетая в темный балахон, как простолюдинка, она ехала с ним на лошади по той же самой дороге.
   Рамзес! Нет, с ним связано что-то ужасное, не надо вспоминать. Над ней полощутся темные воды. Она бежит за ним, а он отворачивается и уходит прочь.
   Автомобиль американца затормозил и остановился.
   – Пойдемте, маленькая леди. Давайте выйдем наружу и поглазеем на седьмое чудо света.
   Она улыбнулась круглолицему американцу – он был так ласков с нею.
   – О кей! Здорово! – сказала она. Не дождавшись, пока он подаст руку, выпрыгнула из автомобиля.
   Его тело оказалось совсем близко. Курносый нос сморщился – так широко он улыбнулся. Сладкие юные губы. Неожиданно для самой себя она поцеловала его. Она стояла на цыпочках и прижималась к нему. Хм… Нежный и молоденький, совсем как тот. Удивлен.
   – Да вы просто очаровашка, – сказал американец ей на ухо. Казалось, он не знает, что делать дальше. Ладно, она ему покажет. Она взяла его за руку, и они пошли по утоптанному песку к пирамидам.
   – Посмотрите! – сказала она, указывая на дворец, который стоял справа.
   – А, это «Мэна-хаус», – сказал он. – Тоже неплохой отель. Конечно, не то что Шеферд, но тоже нормальный. Если хотите, чуть позже мы можем там перекусить.
 
   – Я пробовал бороться с ними, – сказал Рамзес. – Но это оказалось невозможно: их было слишком много. Они отвезли меня в тюрьму. Мне требовалось время, чтобы затянулись раны. Только через полчаса я смог сбежать.
   Молчание.
   Джулия зарылась лицом в носовой платок.
   – Сир, – тихо проговорил Самир, – вы знали, что этот эликсир способен произвести такой эффект?
   – Да, Самир. Знал, хотя никогда раньше не проделывал таких экспериментов.
   – Значит, это был человечный поступок. Ни больше и ни меньше.
   – Но, Самир, за многие века я совершил много ошибок. Я знал, как опасен этот эликсир. А теперь и ты узнаешь об этой опасности. Вы должны знать все, если хотите мне помочь. Это существо, эту безумную женщину, которую я вернул к жизни, невозможно убить.
   – Наверняка есть какой-то способ, – возразил Самир.
   – Нет, я узнал это методом проб и ошибок. И ваши современные книги по биологии убедили меня в моей правоте. Стоит напитать клетки этим эликсиром, как они уже живут сами по себе, постоянно обновляясь. Растительные, животные, человеческие – не имеет значения.
   – Не старея, не изнашиваясь, – пробормотала Джулия. Теперь она немного успокоилась и могла говорить.
   – Верно. Одна чаша этого зелья сделала меня бессмерт­ным. Не больше, чем содержится в пузырьке. Я буду вечно молодым. Я не нуждаюсь в пище, хотя чувствую постоянный голод. Я не нуждаюсь во сне, хотя могу насладиться им. Меня мучает постоянная жажда… любви.
   – А эта женщина – она ведь не получила полной дозы?
   – Нет, к тому же ее тело было слишком повреждено. Понимаете, в этом-то и заключается моя глупая ошибка. Тело не сохранилось полностью! Больную или здоровую, ее теперь не остановишь. Я понял это, когда она шла ко мне по коридору.
   – Ты не учитываешь возможностей современной науки, – сказала Джулия, медленно протирая глаза. – Наверняка есть способ остановить процесс.
   – С другой стороны, если бы вы дали ей полную дозу, как задумал граф…
   – Это безумие, – вмешалась Джулия. – Не стоит даже говорить об этом. Тогда она станет еще сильнее.
   – Послушайте меня, – сказал Рамзес. – Клеопатра – это всего лишь часть трагедии. Теперь и граф определенно знает мой секрет. Опасен сам эликсир, он более опасен, чем вы думаете.
   – Ну да, люди захотят его попробовать, – кивнула Джулия. – Люди пойдут на все, чтобы получить его. Но Эллиота можно уговорить, а Генри дурак.
   – Но и это еще не все. Мы говорим о химическом веществе, которое изменяет саму субстанцию того, с чем соприкасается. – Рамзес немного помолчал, потом продолжил: – Многие столетия назад, когда я еще был Рамзесом, правителем этой страны, я мечтал о том, чтобы с помощью этого эликсира облегчить людям жизнь. Я мечтал о вечной пище и вечной влаге. Тогда мы смогли бы забыть о голоде. Я мечтал о пшенице, которая после уборки урожая тут же вырастала бы заново. О фруктовых деревьях, которые бы плодоносили постоянно. Знаете, что из этого вышло?
   Пораженные, они молча смотрели на него.
   – Мой народ, мои люди не смогли переварить эту бессмертную еду. Она так и осталась в их желудках. Они умирали в страшных мучениях, будто наелись песка.
   – О боже, – прошептала Джулия. – Хотя это вполне объяснимо. Ну конечно!
   – А когда я попробовал сжечь поля, забить бессмертный молочный скот и птицу, я увидел, как сожженная пшеница возрождается к жизни, стоило солнечным лучам осветить ее. Я увидел, как поднимались обугленные стебли и безголовые скелеты. Наконец я сбросил все это в море, придавив камнями к самому дну. Там это все наверняка и лежит до сих пор – в целости и сохранности.
   Содрогнувшись, Самир обхватил плечи руками, словно ему стало вдруг холодно.
   Джулия пристально смотрела на Рамзеса:
   – Значит, ты хочешь сказать, что если эта тайна попадет в плохие руки, вся земля может стать бессмертной?
   – Все люди, – печально ответил Рамзес. – А ведь мы, бессмертные, чувствуем такой же голод, что и вы. Мы вытесним всех, мы отнимем все!
   – Сам ритм жизни и смерти будет нарушен, – сказал Самир.
   – Эту тайну нужно уничтожить! – воскликнула Джулия. – Если у тебя еще остался эликсир, уничтожь его. Сразу же. Немедленно!
   – И как же мне сделать это, малышка? Если я развею сухой порошок по ветру, его крошечные частички осядут на землю, и первый же дождь растворит их и напитает ими корни деревьев, и деревья станут бессмертными. Если я вылью жидкость в песок, придет напиться верблюд. Вылью ее в море, и народятся бессмертные рыбы, черви и крокодилы.
   – Хватит, – пробормотала Джулия.
   – А вы не можете сами выпить его? Вам он не повредит?
   – Не знаю. Я уже думал об этом. Кто знает?
   – Не делай этого, – прошептала Джулия. Рамзес грустно улыбнулся:
   – Ты все еще переживаешь за меня, Джулия Стратфорд?
   – Да, переживаю. Ты всего лишь человек, который владеет секретом богов. Переживаю.
   – Все верно, Джулия. Секрет всегда со мной. – Рамзес хлопнул себя по лбу. – Я знаю, как сделать эликсир. Не важно, что случится с несколькими пузырьками, которыми я владею. Я всегда смогу приготовить новое снадобье.
   Они посмотрели друг на друга. Невозможно было за столь короткое время осмыслить весь ужас, заключавшийся в эликсире.
   – Теперь вы понимаете, почему я ни разу за два тысячелетия ни с кем не поделился этим зельем? Я знал, как оно опасно. А потом, слабый, как любой смертный мужчина – если использовать вашу современную терминологию, – я влюбился.
   Глаза Джулии вновь наполнились слезами. Самир терпеливо ждал.
   – Да, я знаю, – вздохнул Рамзес. – Я был идиотом. Две тысячи лет назад я наблюдал за тем, как умирает моя возлюбленная – из-за того, что я не пожелал дать эликсир ее любовнику Марку Антонию, бессовестному человеку, который ради его формулы гонялся бы за мной по всему свету. Вы можете представить, что бы натворили эти двое, стань они бессмертными? «Почему бы нам не создать бессмертную армию?» – спросила она меня, несомненно находясь во власти его чар. Тогда она стала пешкой в его ру­ках. А теперь, в эту эпоху поразительных свершений, я забыл об ее последних словах и вернул к жизни.
   Джулия беззвучно плакала. Она уже не вытирала слезы маленьким носовым платочком. Склонившись над столом, взяла царя за руку:
   – Нет, Рамзес, это не Клеопатра. Разве ты не понимаешь? Да, ты совершил ужасную ошибку, и мы должны найти способ исправить ее. Но это не Клеопатра. Такого просто не может быть.
   – Джулия, я не ошибся. Она узнала меня, понимаешь? Она назвала меня по имени!
 
   Из «Мэна-хаус» доносилась приятная музыка. В окошках мигал желтый свет. Крошечные фигурки бегали взад-вперед по просторной террасе.
   Клеопатра и американец стояли в темном тоннеле на вершине пирамиды у погребального обелиска.
   Она страстно обняла юношу, скользнув руками в шелковых перчатках под его рубашку. Ах, соски мужчин такие нежные, они словно ключ, открывающий путь томления и экстаза! Как он содрогнулся, когда она сдавила их пальцами! Ее язык ворочался у него во рту.
   Теперь с него слетела вся его бравада и самоуверенность. Он стал ее рабом. Клеопатра стянула с него рубашку, засунула руку под кожаный ремень и дотронулась до его мужской плоти.
   Юноша застонал. Она почувствовала, как поднимается ее юбка… Вдруг рука его замерла, тело напряглось. Клеопатра неловко повернула голову – американец смотрел на ее обнаженную ногу, на ступню.
   Он смотрел на длинную полосу окровавленной кости, на голые кости ступни.
   – Господи Иисусе! – прошептал он, отшатываясь к стене. – Господи Иисусе!
   Царица зарычала от ярости и обиды.
   – Перестань пялиться на меня! – завизжала она на латыни. – Не смей смотреть на меня с отвращением!
   Она зарыдала, обеими руками схватила его за голову и стукнула об стену.
   – За это ты умрешь! – крикнула она.
   А потом привычно повернула его голову. И он тоже умер.
   Вот и все, что от нее требовалось. Наступила благословенная тишина, а его тело лежало у ее ног, как тело того, другого, и из-под полы пиджака торчали деньги.
   Ее раны не могли убить ее. Жаркое пламя, которое наслал на нее человек по имени Генри, не смогло убить ее; тот выстрел, сопровождаемый страшным грохотом, оказался бессилен. Но их самих убивать очень легко.
   Клеопатра выглянула из окошка усыпальницы, посмотрела на темные пески, на уютные огни отеля «Мэна-хаус». И снова услышала приятную музыку, далеко разносившуюся в холодном воздухе ночи.
   В пустыне всегда ночью холодно. И очень темно. Лишь крошечные звезды в лазурном небе. Она почувствовала странную умиротворенность. Приятно побродить в одиночестве, уехать от всех в пустыню.
   Но как же лорд Рутерфорд? Лекарство? Уже темнеет.
   Клеопатра наклонилась и вытащила у американца деньги. Вспомнила о его прекрасном желтом автомобиле, который очень быстро отвезет ее назад. Теперь автомобиль принадлежит ей одной.
   И она рассмеялась от удовольствия. Спустилась с пирамиды, легко перепрыгивая с одной каменной плиты на другую. Теперь у нее так много сил! Со всех ног она побежала к машине.
   Все очень просто. Надо нажать на кнопку электрического стартера, потом на педаль газа. Автомобиль тут же за­фырчал. Так, теперь толкнем вперед рычаг – она видела, как это делает американец, – отпустим другую педаль. И – о чудо из чудес! – она поехала вперед, судорожно вцепившись в руль.
   Клеопатра сделала большой круг, объезжая «Мэна-хаус». Несколько испуганных арабов бросились врассыпную перед носом ее автомобиля. Она нажала на «клаксон» – так американец называл это гудящее устройство. Звук клаксона напугал верблюдов.
   Клеопатра выехала на дорогу, снова потянула за рычаг, чтобы автомобиль ехал быстрее, потом толкнула рычаг вперед, в точности повторяя действия американца.
   Подъехав к металлической дорожке, она остановилась. Дрожа, крепко схватилась за руль. Но в пустыне ни слева, ни справа не слышно было никаких звуков. А впереди под темнеющим звездным небом лежал ярко освещенный Ка­ир. Потрясающее зрелище.
   – Божественная Аида! – запела Клеопатра, тронулась с места и помчалась вперед.
 
   – Ты попросил нас о помощи, – сказала Джулия. – Ты попросил у нас прощения. А теперь я хочу, чтобы ты выслушал меня.
   – Да, я слушаю, – с искренней готовностью отозвался Рамзес. Однако он был явно удивлен. – Джулия, это… она. Без сомнения.
   – Да, это ее тело, – ответила Джулия. – Оно принадлежит ей. Но разве существо, которое живет в этом теле сейчас, – это она? Нет. Это не та женщина, которую ты когда-то любил. Эта женщина, кем бы она ни была, не понимает, что происходит с ее телом.
   – Джулия, она узнала меня! Она меня знает!
   – Рамзес, мозг, находившийся в этом теле, знал тебя. Но подумай сам, что ты говоришь. Подумай о сути. Ведь душа – это все, Рамзес. Наш интеллект или наша душа, если хочешь, не живет во плоти, не спит в теле, пока оно веками разлагается. Душа или претерпевает изменения, или отказывается существовать вовсе. Душа Клеопатры, которую ты любил, покинула ее тело в тот же день, когда она умерла.
   Рамзес смотрел на нее, пытаясь понять.
   – Сир, мне кажется, в этом есть смысл, – сказал Самир. Он тоже был растерян. – Граф говорит, она знает, кто она такая.
   – Она знает, кем она должна была бы быть, – возразила Джулия. – Клетки существуют, они возродились к жизни, и вполне может быть, что в них закодирована часть ее памяти. Но это существо всего лишь чудовищное подобие твоей умершей возлюбленной. Чем же еще может оно быть?
   – Наверное, так оно и есть, – пробормотал Самир. – Если вы сделаете то, что предлагает граф, если вы дадите ей еще больше снадобья, вы можете оживить… демона.
   – Это выше моего понимания, – признался Рамзес. – Это Клеопатра!
   Джулия покачала головой:
   – Рамзес, мой отец умер всего два месяца назад. Его тело не подвергалось вскрытию. На него могли подействовать только волшебная египетская жара и сухие ветры пустыни. Оно лежит в целости и сохранности в склепе, здесь, в Египте. Неужели ты думаешь, что, если бы у меня был этот эликсир, я пошла бы в склеп и подняла отца из мертвых?
   – Господи, – прошептал Самир.
   – Нет! – сказала Джулия. – Потому что оживший мертвец не будет моим отцом. Связь уже была роковым образом нарушена. Пробудился бы двойник моего отца. Двойник, который вполне мог бы знать все, что знал мой отец. Но он не был бы моим отцом. И он не знал бы, что вытворяет здесь его двойник. И та, которую ты вернул к жизни, всего лишь двойник. Твоей Клеопатры, твоей умершей возлюбленной нет на земле.
   Рамзес молчал. Казалось, его потрясло то, что он услы­шал. Он посмотрел на Самира.
   – Какая религия, сир, гласит, что душа остается в истлевшем теле? Такого не было и в религии наших предков. О подобном нет речи ни в одной религии мира.
   – Ты на самом деле бессмертен, любимый, – сказала Джулия. – Но Клеопатра была мертва двадцать столетий.
   Она по-прежнему мертва. Существо, которое ты оживил, надо уничтожить.

5

   – Нет, простите, Майлз, но моего отца здесь нет. Да, хорошо. Немедленно.
   Алекс повесил трубку. Эллиот наблюдал за ним, сидя за письменным столом в углу своего номера.
   – Спасибо, Алекс. Ложь иногда бывает спасительной необходимостью. Какой-нибудь умник должен был бы написать учебник вежливого вранья. Изложить в нем основные принципы, оправдывающие спасительную ложь.
   – Отец, я не позволю тебе выйти отсюда одному.
   Эллиот вернулся к прерванному занятию. Ванна и короткий отдых восстановили его силы, хотя хорошенько поспать ему так и не удалось. Добрый час он размышлял о том, что ему следует теперь сделать, и он принял решение, хотя мало верил, что его план сработает. И все-таки элик­сир стоил того. Если бы только Самир нашел Рамзеса! Все в поведении этого человека указывало на то, что он знал, где находится царь.
   Эллиот запечатал последние три конверта, на которых только что написал адреса, и снова обратился к сыну.
   – Ты сделаешь все в точности так, как я велел, – строго сказал Эллиот. – Если я не вернусь к полудню завтрашнего дня, отправишь эти письма твоей матери и Рэндольфу. И как можно быстрее уедешь из Каира. А теперь подай мне трость и плащ. С темнотой в этом городе становится чертовски холодно.
   Уолтер немедленно подал трость. Плащ свисал с его руки. Он накинул плащ на плечи Эллиота и аккуратно застегнул.
   – Отец! – взмолился Алекс. – Во имя любви…
   – До свидания, Алекс. Запомни: ты нужен Джулии. Ты должен оставаться здесь.
 
   – Сир, уже пробило шесть часов, – напомнил Самир. – Мне нужно показать вам, как найти этот клуб.
   – Я сам найду, Самир, – ответил Рамзес. – Возвращайтесь в отель. Я должен своими глазами увидеть… положение вещей. Как только смогу, пошлю вам весточку.
   – Нет, – сказала Джулия. – Позволь мне пойти с тобой.
   – И не думай. Это слишком опасно. К тому же я хочу увидеть ее с глазу на глаз.
   – Я не оставлю тебя, – настаивала Джулия.
   – Нам нужно вернуться, – сказал ей Самир. – Нельзя допустить, чтобы и нас начали разыскивать.
   Рамзес медленно поднялся. Он отвернулся от мигающего пламени свечи, которая была единственным источником света в этой темной комнате, и поднял руки вверх, словно молился. В этой молитвенной позе он стал похож на правоверного мусульманина из мечети. В его глазах мерцали крошечные отблески пламени.
   – Джулия, – произнес он, глубоко вздохнув, – если ты сейчас поедешь в Англию, ты еще сможешь вернуться к прежней жизни.
   – Ты обижаешь меня, Рамзес! – воскликнула она. – Ты причиняешь мне боль. Ты любишь ее? Ты любишь это существо, поднявшееся из могилы?
   Она не хотела говорить это вслух. Замолчала, окончательно расстроившись, и отвернулась.
   – Я знаю, что я люблю тебя, Джулия Стратфорд, – прошептал он. – Я полюбил тебя с первого взгляда. Ради твоего спасения я пожертвовал своей тайной. И сейчас я хочу, чтобы ты любила меня.
   – Тогда не говори мне, что я должна уехать, – проговорила Джулия прерывающимся голосом. – Рамзес, если я больше не увижу тебя, моя жизнь будет кончена.
   – Клянусь, мы еще увидимся. – Он обнял ее. – Любовь моя, отважная моя, – шептал он, лаская ее. – Вы так нужны мне – вы оба! Я не могу выразить это словами.
   – Пусть древние боги охраняют вас, сир, – прошептал Самир. – Мы будем считать минуты в ожидании весточки от вас.
 
   В кабинете Уинтропа горела одна настольная лампа. Майлз изучал донесение. Рядом в ожидании дальнейших Указаний стоял молодой чиновник.
   – И его голова была пробита, вы говорите?
   – И сломана шея. Как у служанки в музее. И у него украли все деньги. Правда, паспорт не взяли – он валялся рядом в луже.
   – Усильте наблюдение за отелем. И немедленно доставьте сюда графа Рутерфорда. Наплевать на то, что говорит его сын. Мы знаем, что он в отеле. Мы видели, как он входил.
 
   Эллиот выбрался на улицу через черный ход одного из флигелей отеля. Он шел осторожно, стараясь переносить тяжесть на здоровую правую ногу. Пересек погруженную во тьму автостоянку, направился к старому Каиру и, отойдя от отеля на значительное расстояние, нанял кеб.
 
   Джулия переоделась в платье и заперла за собой дверь. Арабское одеяние было аккуратно свернуто. Она взяла его с собой в кеб, а теперь засунула на дно гардероба, за чемодан.
   В спальне Джулия сняла с полки шкафа небольшой че­моданчик. Сколько вещей ей понадобится? Вещи теперь не имели никакого значения. Значение имеет только свобода, свобода с Рамзесом. Надо как-то выбираться из этой ужасной передряги.
   Но что, если она никогда больше не увидит этого человека, который свел на нет всю ее прошлую жизнь? К чему упаковывать вещи, пока она не узнает, что произошло?
   Эта мысль ошеломила Джулию. Она легла на кровать, опустошенная, обессиленная.
   Когда Рита вошла в спальню, Джулия тихо плакала.
 
   «Вавилон». Он шел по извилистой каменной улочке, и до него доносились звуки цимбал и барабанная дробь. Странно, но именно в эти минуты он отчетливо вспомнил Лоуренса, своего любимого Лоуренса.