Робертсон Дженнифер. Певец меча

   Киприана смотрела на меня внимательно и ждала ответа. В этот момент она была очень похожа на Дел — обе блондинки с голубыми глазами и светлой кожей. Только в глазах девочки была невинность, а в глазах Дел — опыт.
   Я наклонился, опустил на землю набедренную повязку и бурнус и закрутил их в сверток.
   — Это Северные слова, — объяснил я, проверяя узел. — Они означают почти одно и тоже: «ученик». Но ан-истойя выше рангом, чем истойя.
   Растрепанные светлые волосы, нежные как шелк, рассыпались по плечам. Киприана засунула пряди за ухо привычным движением Дел.
   — А ты кто? — спросила она.
   — Я? Я — Южанин, — я усмехнулся и выпрямился. — На Юге все совсем по-другому.
   — А Дел?
   — Дел… это Дел, — я пожал плечами. — Она сама за себя говорит.
   — Она кайдин, правильно? — глухо прозвучал голос Адары. — Она носит яватму.
   Я долго молчал, но любопытство взяло верх.
   — Для женщины, которая так настроена против танцоров мечей, — сказал я, — ты знаешь о нас слишком много.
   Она бросила на меня резкий, злой взгляд, словно я обидел ее, усомнившись в ее умственных способностях.
   — Я жила на Границе, — отрезала Адара. — Жизнь там заставляет многое узнать.
   — Например как выжить, — я согнулся, забираясь под полог, и опустился на корточки около огня. — А ты успела узнать…
   Закончить вопрос я не успел, потому что к нам с ближайшего холма слетел Массоу, держа что-то в руках. Адара тут же поднялась и, скользнув между веревками полога, пошла приласкать сына.
   — Смотри! — кричал он. — Смотри! Она меня чуть не убила! — обеими руками он сжимал тонкую темную веревку — змею, на переливающейся чешуе цвета индиго расплывались серые пятна. — Она пыталась укусить меня, но Дел вынула меч и отрубила ей голову, — он с энтузиазмом показал безголовый конец, не обращая внимания на вытекающую кровь. — Она пыталась укусить меня за руку, когда я наклонился, чтобы поставить силки, но ОНА отсекла ей голову, хотя эта уже бросилась.
   Та самая она спокойно спускалась с холма позади него с пустыми руками. Бореал отдыхала в ножнах.
   — Силки поставили. К утру будет мясо.
   — Она говорит, что это можно есть, — Массоу застенчиво протянул голубоватое тело матери, но Адара не смотрела ни на него, ни на змею. Она не сводила глаз с женщины, которая спасла жизнь ее сыну.
   — Лазурная змея, — сообщила Дел. — Намного вкуснее кумфы, — она наклонилась, чтобы забраться под полог, опустилась на корточки, потянулась за чаем и посмотрела на меня поверх чашки. Ее брови медленно поползли наверх. — К нам присоединился Северянин?
   Я вздохнул.
   — Все остальное промокло.
   — Поэтому я все это и купила, — терпеливо объяснила Дел. — Чем дальше мы будем забираться на Север, тем будет холоднее. Ты еще в меха закутаешься, когда дойдем до Перевала Грабителей.
   Массоу переполняли впечатления от пережитого им приключения и он жаждал поделиться ими со всем миром, и особенно со своей матерью.
   — Жаль, что ты не видела! — не унимался он. — Я наклонился, чтобы поставить силки… вот так, — он наклонился, шлепнув мертвую змею в грязь,
   — а она лежала вот так, свернувшись кольцами и подняв голову, и ждала. И она бы меня укусила, но Дел увидела ее и слипп! Отрубила ей голову.
   Киприана, внимательно вникавшая в случившееся, скорчила кислую мину.
   — Ты не смотрел под ноги, Массоу, — спокойно напомнила Дел. — Мир опасен, если не обращать на него внимания.
   Получив замечание, Массоу немного успокоился, хотя вряд ли понял смысл сказанного. Он был слишком взволнован, чтобы надолго забивать голову мудрыми советами. Очевидно больше он не считал Дел неспособной ставить силки или заниматься чем-то подобным, хотя обычно все это были дела мужские. В глаза Массоу Дел показала себя достойной занять место в мире мужчин.
   — А когда она умерла, Дел сказала, что мы можем съесть ее. Я хотел оставить на память голову, но Дел объяснила, что это не трофей. Она сказала, что мужчина не должен гордиться своими промахами, — голубые глаза взглянули на меня. — И еще она сказала, что ты носишь на шее ремешок с когтями, но эту вещь хранить достойно, потому что ты спас своих людей от песчаного тигра, который ел всех детей.
   Я посмотрел на Дел. Она искренне улыбалась.
   — Ну да… было такое, — я залез под кожу и шерсть и вытащил ремешок с когтями, прислушиваясь к знакомому пощелкиванию. Взгляд мальчика стал таким открытым и внимательным, что у меня язык не повернулся приукрасить историю. Но и пройти мимо такого шанса поведать о своих подвигах я не мог.
   — Кто-то должен был это сделать, вот я и пошел.
   — Тебе было трудно?
   Я похлопал по щеке.
   — Довольно трудно и опасно. Видишь шрамы?
   — Это сделал песчаный тигр?
   — Да. Так я получил свое имя, — по привычке бросил я и тут же пожалел об этом.
   — Получил имя? — нахмурилась Киприана. — Разве у тебя не было имени?
   Я посмотрел на Дел и по ее лицу понял, как она жалела, что вообще затеяла этот разговор. Каждый из нас долго жил в одиночестве, потом мы общались только друг с другом и успели позабыть, какими прямыми могут быть дети, как они могут требовать — и заслуженно — честного ответа.
   Я глубоко вздохнул и постарался говорить спокойно.
   — Вы жили на Границе. Как вы называли рабов?
   — Чула, — сразу ответила Киприана и быстро прикрыла рот ладошкой.
   Голубые глаза Массоу стали огромными.
   — Ты когда-то был рабом?
   Даже Адара ждала ответа. Дел потягивала чай.
   — Когда-то, — тихо ответил я. — Очень давно.
   Они смотрели на меня, все трое. Смотрели и молчали. Мне стало неуютно и я почувствовал, как поднимается раздражение, хотя знал, что эти люди не хотели обидеть меня. Думаю, в глубине души я даже понимал их: перед ними сидел профессиональный танцор меча, сам признавшийся, что был чулой. На Юге для хозяина вещи дороже рабов. Рабы не люди, и чтобы подчеркнуть это, рабам не дают имен. Поэтому убив кота, я взял его имя, в знак своей победы, как символ завоеванной свободы.
   Зеленые глаза Адары смотрели куда-то в пространство. Она что-то вспоминала, потом медленно повернулась к Дел.
   — А ты? — спросила она. — Ты тоже была…
   — Чулой? — Дел покачала головой. — У Северян нет рабов.
   — Тогда… — взгляд Адары скользнул на костер и застыл. — Мне не стоило спрашивать.
   — Да, не стоило, — тихо согласилась Дел. — Но раз уж ты спросила, я отвечу: я выбрала свою жизнь как ты выбрала свою… и я не осуждаю людей, которые идут не по моей дороге.
   Адара подняла голову.
   — Я защищаю детей!
   На левой щеке Дел дернулся мускул.
   — Да. Конечно.
   — Если бы у тебя были дети…
   Дел спокойно прервала ее.
   — Если бы у меня были дети, — тихо, но четко выговорила она, — я бы научила их думать самих за себя.
   Адара побелела и оглянулась на детей. Сначала на Киприану, одетую в серую шерсть, уже не девочку, но еще не совсем женщину. Потом на Массоу, мальчика в коричневом, все еще сжимавшем тонкое тело змеи. На детей, получивших в наследство от отца светлые волосы и голубые глаза. Я знал, что Адара обдумывала слова Дел, сопоставляя их со своими убеждениями, вспоминая поведение Дел и ее интонации. Дети не сказали не слова, прекрасно почувствовав напряжение, возникшее между двумя женщинами, но не зная, как реагировать на это.
   Когда Адара взглянула на меня, я понял, что она решила покориться судьбе.
   — Я приготовлю змею.
   — Я могу это сделать, — предложение Дел было равносильно желанию пригладить взъерошенную шерсть.
   Адара поняла. Она криво улыбнулась.
   — Нет. Ты сделала свое дело, добыв еду. Мое дело — приготовить.
   Женщина с Границы говорила сухо, но враждебности я не почувствовал. Адара взяла у сына змею.
   — Киприана, поможешь мне?
   Девочка открыла рот, собираясь отказаться, ей хотелось о многом расспросить двух незнакомцев с мечами, но она ничего не сказала. Она только кивнула и пошла к матери.
   Адара отвернулась не сразу. Глядя на Дел, она мрачно спросила:
   — Ты понимаешь?
   — Да, — сказала Дел, — но и тебе следовало бы понять, что мы не враги.
   Тыльной стороной мозолистой кисти Адара откинула с лица растрепавшиеся волосы.
   — Иногда очень трудно понять, кто друг, а кто враг, — отрезала она.
 
   Мы съели змею, немного поговорили и пошли спать. Адара и дети забрались в повозку, а мы с Дел улеглись спать снаружи. От ночного воздуха я раскашлялся и зарылся лицом в козью шерсть, пытаясь подавить приступ.
   Лежавшая рядом Дел зашевелилась.
   — Мне не нравится твой кашель.
   Я приподнял лицо над шерстью.
   — Я тебя разбудил?
   — Нет, я не спала… Что ты об этом думаешь? — она тяжело вздохнула и крепче прижалась ко мне спиной. — Нет, дело не в тебе. Дело во мне. Я делаю то, что клялась никогда не делать.
   Я ждал. Она молчала. В конце концов я сдался и спросил, в чем дело. Светлые волосы отливали в темноте серебром. Я видел только одну сторону ее лица.
   — Я думаю, — тихо сказала Дел. — Думаю о…
   — …том, как могла бы сложиться жизнь, — закончил я. — Думаешь, какой бы ты стала и что бы ты сейчас делала.
   Она помолчала, потом спросила:
   — А ты об этом никогда не задумывался?
   — Ты интересуешься собой или мной?
   — Обоими.
   Я улыбнулся в ее волосы.
   — Никогда не думал.
   Дел замерла, потом приподнялась и перевернулась, устроившись под одеялом на спине, чтобы видеть мое лицо. Голубые глаза смотрели в мои зеленые.
   — Никогда?
   — Я не знаю, кем бы я был, баска. Чулой или мертвецом. Скорее мертвецом. Я бы кого-нибудь убил, пытаясь вырваться на свободу, а Салсет убили бы меня.
   — Если бы они тебя поймали…
   — Им это нетрудно. Хотя Сула, возможно, дала бы мне еду и воду и помогла бы скрыться, и в конце концов поплатилась бы за это, если бы они узнали.
   Дел вздохнула.
   — Сильная женщина, Сула. Она бы рискнула ради тебя своей жизнью.
   Сула. Я давно не вспоминал о ней, хотя прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я ее видел. Дел и меня воины Ханджи оставили умирать в Пендже, принеся таким образом жертву Солнцу, но Салсет спасли нас. Самое странное, что первую половину моей жизни эти самые Салсет пытались убить меня. Тогда я был чулой и не имел имени.
   Имя дала мне Сула. И она вернула мне достоинство.
   Воспоминания о прошлом вызывали боль. Я отбросил их и перешел к привычному тону.
   — Я вообще внушаю своеобразную преданность. Посмотри на себя, Делила.
   Дел буркнула что-то неприличное. Я рассмеялся и тут же задохнулся от нового приступа кашля.
   Прохладные пальцы Дел сомкнулись на моем запястье.
   — Я все делаю неправильно?
   — Мнение Адары не обязательно истина.
   — Меня не интересует Адара. Я знаю, что она думает. Меня интересует мнение Песчаного Тигра.
   Я фыркнул.
   — Нашла кого спрашивать. Мы делим работу, баска… и кое-что другое,
   — я выдержал многозначительную паузу. — Ну, иногда. Когда рядом нет локи.
   Дел вздохнула и закрыла глаза.
   — Ты когда-нибудь бываешь серьезным?
   — Я серьезен большую часть времени. А что касается тебя…
   — Что тебе нравится в женщинах, Тигр?
   Я застыл.
   — Что?
   — Что тебе нравится в женщинах? — она приподнялась на локте. — Мягкость, беспомощность, стремление искать у тебя защиту? Или женщины вроде Эламайн, мечтающие только затащить тебя в постель? — она вздохнула и посмотрела через плечо на повозку. — Ты хочешь женщину, которая будет готовить для тебя, убирать, рожать тебе детей… Тебе нравятся такие, как Адара?
   — Да, — быстро ответил я.
   Дел изумленно уставилась на меня.
   — Которая из трех? Адара?
   — Нет. Мне нравятся все три.
   Губы Дел изогнулись.
   — Ты хочешь иметь трех женщин. Меня это почему-то не удивляет.
   Я усмехнулся.
   — Ты не понимаешь мужчин, баска.
   — Нет, — сухо согласилась она. — Я встречала лишь несколько экземпляров, которые стоили беспокойства по их изучению.
   Я игнорировал этот комплимент.
   — Бывает, что мне нравится в женщине мягкость. Бывает, что аппетит Эламайн заводит меня. Иногда я думаю, что было бы неплохо завести семью. И всегда рядом со мной ты, баска — все три женщины в одном теле. И мне совсем не нужен гарем… с ним слишком много проблем, если все время бродишь по свету.
   Но Дел не улыбнулась.
   — А у тебя есть дети?
   — Может где-то и есть. Я не давал обет безбрачия, но точно не знаю.
   — А тебя это беспокоит? То, что где-то может жить твой сын или дочь, а ты не знаешь, какие они, где они…
   Я застонал и повернулся на спину, почесав затылок.
   — Не знаю, Дел. Я никогда об этом не задумывался.
   Дел настаивала.
   — Неужели никогда?
   Я хмуро уставился в темноту.
   — Если бы я волновался об всех детях, которых мог или не мог зачать, у меня бы больше ни на что времени не хватило.
   — Но если ты умрешь, Тигр… если ты умрешь, а не останется ни сына, ни дочери, никого, кто спел бы по тебе песни…
   — Песни? — я бросил на нее подозрительный взгляд. — Какие песни, баска?
   Дел поплотнее обернула одеялом плечи.
   — Это семейный обычай Севера, петь песни по ушедшим. Когда умирает старик или новорожденный, собирается вся родня почтить его песнями и застольем.
   Я нахмурился.
   — По-моему, вы на Севере слишком много поете. Поете мечам, поете покойникам… — я покачал головой и посмотрел на звезды. — Я Южанин, Дел. Никто не будет петь по мне песни.
   — Пока что, — серьезно добавила она, словно эти слова все меняли.
   Я улыбнулся, засмеялся и сдался.
   — Пока что, — согласился я. — А теперь я могу поспать?

13

   Я почувствовал это раньше, чем понял в чем дело — зуд по всему телу. От него чесались руки, ноги и голова, он заполз даже на живот. Ругаясь, я сел и отбросил одеяло.
   — Тигр? — сонно прошептала Дел. Я был уже на ногах.
   — Я не знаю, — сказал я. — Я просто не знаю.
   И тут же все понял. Я хорошо помнил это ощущение.
   Я потянулся к мечу и выхватил его из ножен.
   Дел успела изучить меня достаточно, чтобы не задавать вопросы. Как и я, мгновенно проснувшись, она выскочила из-под одеяла и выхватила яватму.
   Я показал на седловину между двумя невысокими холмами. Тропинка едва виднелась в темноте.
   — Там, — уверенно показал я.
   — Я ничего не вижу, Тигр.
   — Это там. Оно идет оттуда.
   Так оно и было. Я чувствовал это, оно неумолимо проползало через седловину, тянулось по тропинке, безошибочно повернуло к повозке.
   — Разбуди их, — попросил я Дел, — но пусть они не выходят. Я хочу, чтобы они сидели в одном месте, а не разбежались кто куда.
   Старая кобыла натужно заржала и проверила, надежна ли привязь. Я вспомнил как умчался мерин и сбежал мой гнедой.
   Дел бесшумно подошла к повозке, раздвинула тканый полог и что-то негромко сказала. Я услышал задушенный вскрик Адары, потом что-то спросила Киприана, взволнованно заговорил Массоу. Я пошел вслед за Дел и встал около оглобель, приготовившись встретить гостей.
   Глубоко в животе возникла дрожь. Страх был, но он отступал перед безудержным гневом. К нам приближалось что-то, что представляло собой серьезную угрозу, а я не знал, что это.
   Я не видел ничего, кроме смутных силуэтов в седловине. Сразу за седловиной поднималось высокое небо, на котором блестели звезды и метались черные тени.
   — Аиды… — выдавил я, — хотел бы я оказаться в пустыне.
   — Они не выйдут из повозки, — Дел застыла в шаге от меня. — Что скажешь, Тигр?
   — Ты чувствуешь это, баска?
   — Нет. Ничего.
   От этого мне стало еще хуже. Как может Дел не чувствовать это что-то, обладающее такой силой?
   — Вон там, — показал я, и оно появилось.
   Вернее они: четыре человека на лошадях приближались к нам по тропинке. Над седловиной обрисовались четыре силуэта всадников, черные на черном, закутанные в плащи или бурнусы. Лошади скакали бесшумно.
   — Мне это не нравится, баска.
   — Тигр… посмотри!
   Я прищурился, как обычно делала она, и приставил ладонь ко лбу, чтобы защитить глаза, потому что внезапно вспыхнувшие огни ослепили. Они загорелись за каждым всадником на задней луке седла и на их фоне люди превратились в черные фигуры.
   — Аиды, — пробормотал я с отвращением, когда все четверо обнажили мечи.
   Лошади боятся огня, они от него с ума сходят, перестают соображать, но этих лошадей не пугали ни языки пламени, ни его отблески, игравшие на клинках, которые всадники держали в опасной близости от голов животных. Лошади мчались к нам в жуткой, ненормальной тишине.
   Потом они перешли на рысь.
   — Дел, — небрежно начал я, — по-моему самое время начать петь. Нам понадобится любое преимущество, какое мы сможем заполучить.
   Дел запела, а лошади приближались, выдыхая дым из ноздрей. Мечи горели как головни.
   Всадники разделились — двое поскакали вперед, двое задержались. Повозка была окружена. Мечи сияли как факелы, освещая четыре знакомых лица.
   Четыре мертвых лица: этих людей мы уже убивали, но каким-то чудом они снова ожили.
   Песня Дел прервалась. Дел задержала дыхание, а потом прерывисто выдохнула.
   — Тигр, ты видишь?
   — Я вижу, баска. Продолжай петь.
   Но она не пела.
   — Как это возможно?
   — Конечно невозможно. Если не использовать магию, — я тяжело сглотнул. — Однажды ты убила их, Дел. Значит расправишься с ними и сейчас.
   — Но я разрезала их на куски, Тигр! А эти целые.
   В этом она была права. Четыре совершенно целых бандита спустились с седловины как с Северного неба. Закутанные в знакомые Южные шелка, обнажившие сверкающие Южные мечи, они что-то кричали нам, но звуков мы не слышали.
   Как это возможно?
   — Не обращай внимания, — мрачно посоветовал я. — Придется снова с ними разобраться.
   — Локи, — выдохнула Дел. — Это их работа. Только у них хватит могущества на такое.
   — Хватит могущества сшить куски в целое? — я тяжело вздохнул. — Тогда давай их снова разрубим.
   — Прошлый раз они были людьми.
   Сейчас — нет.
   — Пой, — потребовал я, — пой, чтобы получить все, что возможно.
   Локи, люди, кем бы они ни были, они знали, как управляться с мечами и делали это мастерски, нанося удары и играя с нами на скаку. Мы с Дел отступили к повозке, потом нас от нее отрезали, отогнав как стадо безмозглых овец. Но мы пробивались обратно, вкладывая в бой все наши силы и умение, дразня людей на лошадях, пока их игра не перестала походить на игру, а стала смахивать на бойню.
   Я услышал, как всхрапнула старая кобыла и, взглянув на нее краем глаза, увидел сияющий меч, перерубавший веревку. Кобыла неуклюже повернулась, с трудом сделала два шага и тяжело опустилась на землю. Больше она не двигалась.
   Мой мир был наполнен шумом и пламенем. Ноздри забивала вонь гниющей плоти, острый запах пропитавшейся потом шерстяной ткани и запах соленого пота, запекшегося на коже. Клинок сталкивался с клинком, наполняя воздух песней мечей — самыми приятными звуками из всех, существующих в мире. Звуками, несущими смерть.
   Я дышал тяжело, жадно втягивая воздух, хрипел, кашлял, сплевывал, пытался отбить два меча, которые снова и снова рвались ко мне. Отбивая атаку, я взглянул на Дел и, заметив как тяжело давался ей бой против горящих мечей, понял, что независимо от того, кем или чем были наши противники, живые или воскресшие, они представляли собой серьезную опасность.
   Мне еще ни разу не удалось пробиться сквозь защиту, не удавалось даже задеть лошадей. Я не мог подобраться к ним, меня отталкивала сталь. А потом один из всадников совершил ошибку: он подъехал слишком близко и я кинулся в атаку. Я сделал выпад, острие пронзило шкуру и лошадь растаяла, превратившись в дым.
   — Дел, — закричал я, — они не настоящие!
   — Еще какие настоящие, — пропыхтела Дел.
   — Проскочи под мечами и доберись до лошадей. Лошади не настоящие, это просто иллюзии из дыма.
   Не могу не отдать этой Северянке должное, слушать она умела. Через минуту еще один Южанин стоял на земле, поскольку на облаке дыма усидеть не смог. Двое остались на лошадях, еще двое уже были на своих ногах. Теперь до них проще было добраться.
   Вообще-то даже добираться не пришлось. Оказавшись на земле, существа начали разваливаться на части.
   От них отваливались кусок за куском — рука, голова, кисть. От вони нечем было дышать.
   Сидящие на лошадях оставались целыми. Один подъехал ко мне, другой взялся за Дел. Кем бы они ни были, их не обеспокоило поведение приятелей на земле. Всадники видели только нас.
   Один приближался ко мне. Я пригнулся, повернулся и отпрыгнул, пытаясь перерезать сухожилия лошади, но всадник заставил животное отпрянуть. Лошадь шарахнулась налево, а всадник занес пламенеющий меч. Я пригнулся, но недостаточно. Вся моя левая рука стала сплошной болью.
   Я не помню, что именно я закричал, наверное что-то очень непотребное. К этому моменту одну руку полностью парализовало, и меч я мог держать только правой. Тяжелое оружие было рассчитано на две руки и именно этому меня всю жизнь и учили. Сжимая рукоять одной рукой, я никак не находил привычного баланса и не мог приспособиться.
   Рядом тяжело дышала Дел. Нанося очередной удар, она вскрикнула. Я хотел обернуться и посмотреть, но не смог — всадник снова был около меня.
   Я поскользнулся, упал на одно колено, попытался вскочить, но земля размокла от дождей. Я видел, как к моей голове приближается клинок, инстинктивно вскинул беспомощную левую руку для защиты и услышал крик за спиной.
   Аиды, баска, не надо…
   Кричала не Дел. Киприана.
   Я упал, откатился и поднялся как раз, чтобы увидеть, как она всаживает заостренный конец боевого посоха в грудь лошади, а толстый конец посоха упирает в повозку, чтобы удержать напор животного. Лошадь еще глубже налетела на острие, и из раны повалил дым вместо крови. Потом дым рассеялся.
   Всадник упал, усмехнулся и начал разваливаться на куски. Меч уже не горел, он превратился в мертвую, холодную сталь.
   В четырех футах от нас Дел перерезала глотку последней лошади. Когда дым рассеялся, мы с Дел снова остались одни, не считая Киприаны.
   Девочка дышала тяжело и хрипло. На ее лице засыхали пятна крови. Моей крови.
   — Киприана, — пробормотал я, заставляя себя встать, и, пошатываясь, направился к ней. — Киприана, все кончилось. Кончилось, — я вытащил посох из судорожно сжатых пальцев. — Он больше не нужен.
   Руки снова попытались схватить посох, поймали воздух и Киприана спрятала лицо в ладонях. Из повозки доносились всхлипывания. Не Массоу, Адары.
   Я ощутил холодную ярость. Женщина рыдала из-за дочери, которая в тяжелую минуту совершила смелый поступок. Вместо рыданий Адара могла бы выйти к нам и посмотреть, что сделала ее дочь.
   — Тигр… — это была Дел. Она стояла рядом со мной и трогала почерневший рукав. — Тигр, дай я посмотрю.
   — Что? Это? — я попытался вырвать у нее руку и, зашипев от боли, пожалел о своей резкости. — Аиды, баска, что ты делаешь?
   — Смотрю, — спокойно сказала она. — Не дергайся, — она разорвала ткань и мрачно осмотрела рану. — У горящих мечей есть свои преимущества… рану прижигать не надо. Нужно ее промыть, перевязать… и все пройдет само собой.
   Но я думал только о Киприане. Девочка все еще прижимала ладони к лицу.
   — Киприана, ты хорошо поступила. Ты спасла мне жизнь, и нет смысла это отрицать.
   — С ней ничего не случилось, — отрезала Дел. — Может о твоей ране позаботимся?
   — Ничего со мной не случится, — буркнул я и коснулся плеча Киприаны.
   — Баска, все в порядке… — и запнулся, потому что Дел вдруг застыла.
   Аиды, ну кто меня дернул за язык?
   Я хотел сказать что-нибудь, что угодно, но раскашлялся. Я согнулся, прислонившись к повозке и сплевывая мокроту. Грудь разрывалась.
   Сквозь хрипы и кашель я услышал как Массоу говорит о смерти кобылы. Меня это совсем не удивило, мне было не до этого.
   — Адара, — тихо позвала Дел, — можешь налить ему чаю?
   Я перестал кашлять и выдавил:
   — Хватит с меня чая. Мне бы сейчас акиви.
   Дел положила ладонь мне на лоб.
   — У тебя жар, — объявила она.
   — Пусть он заберется в повозку, — предложила Адара, — здесь ему будет теплее.
   — Мне и без того жарко, — прокаркал я. — Баска, ты можешь вызвать бурю? С Северным снегом?
   — Нет, — спокойно сказала Дел и потянула меня к повозке.
   — С ним все в порядке? — забеспокоилась Киприана, забыв о пережитом.
   — Будет в порядке, — пообещала Дел, — после того, как он поспит. Сначала холод, теперь рана… даже песчаному тигру нужен отдых.
   — Аиды, Дел, со мной все в порядке.
   — Из твоих легких доносится рев, ты каркаешь словно наелся стали, к тому же ты получил довольно болезненную рану. С тобой не все в порядке, Тигр… и утром ты скажешь нам спасибо.
   Все она обо мне знает. Но я не мог не признать, что у меня болело все внутри и снаружи. Клацая зубами и ругаясь, я заполз в повозку и рухнул на соломенный тюфяк. В повозке для меня едва хватало места. Я подумал, как, в аиды, Адара и ее дети собирались проводить остаток ночи.
   Превозмогая боль, я повернулся на спину и изумленно мигнул, когда яркое отверстие закрылось пологом. Я увидел светлые волосы и голубые глаза, полные сочувствия.
   — Баска…
   — Может быть, — суховато сказала Дел. — Которая из нас тебе нужна?
   Молчание, поспешно решил я, иногда является лучшим проявлением доблести.