Страница:
Одной рукой я вынул меч.
— Что, в аиды, они хотят?
— Нас, — ответила Дел.
— Тебя.
Дел резко взглянула на меня.
— Ты же не хочешь сказать…
— Хочу. Ты полезла вверх по стене каньона и они бросились за тобой. Им нужен был не я. Они преследовали меня только потому что потеряли тебя. И кидались они на меня не особенно яростно. Сколько их было? Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Более чем достаточно, чтобы свалить жеребца, но они ничего не сделали.
— Ничего, — эхом отозвалась она. — Я осмотрела жеребца, Тигр, и рассмотрела тебя. Твоя одежда пропитана кровью не только лошади.
Дел как всегда не ошиблась, но у меня не было времени заняться собой. Все тело болело, ныло и было немного потрепано по краям, хотя в общем все осталось на своих местах.
— Я могу повторить: им нужна ты, — настаивал я. — Если бы они могли говорить, я бы их спросил.
Дел молча наблюдала как гончие тихо окружают нас. Они держались на расстоянии, оставляя нам широкий круг, но я чувствовал, что если мы двинемся, они пойдут за нами. Они снова зажали нас как собаки Южных коз.
— Бессмыслица, — сказала Дел. — Вока ни за что бы не аннулировал данный мне год.
— Кто?
— Вока. Люди, которые собираются на суд.
— Терон отправился за тобой.
— Терон вызвался получить кровный долг. По закону вока он обязан был позволить мне выбирать между входом в круг и возвращением на суд учеников и учителей, — ее лицо окаменело. — Как ты знаешь, он решил танцевать и проиграл танец из-за тебя. А значит никто не может бросить мне вызов, пока не истек год.
— А он почти истек, баска. Из-за всех наших задержек осталось всего несколько недель.
— Да, Тигр, я знаю. Но они никогда бы не послали зверей. Так вока не поступает, — Дел мрачно смотрела в никуда. — Они бы послали человека, и скорее всего женщину. Хорошо тренированного танцора меча.
— Тогда зачем ты гончим?
— А может им нужна не я.
Я нахмурился.
— Я точно знаю, что я им не нужен.
— Не ты, не я, — она чуть приподняла меч. — Может им нужно это.
Я покачал головой.
— Зачем стае гончих меч, Дел? Они не могут использовать его по назначению.
— Они гнали нас с самого начала.
— Да, и…
— Они ни разу серьезно не атаковали. Просто гнали нас на Север.
— Да, и кажется…
— Она не сдерживала их, Тигр. Когда я пела, мне казалось, что они получали удовольствие от силы, а не боялись ее.
Я задумался и признал правоту Дел.
— Но Дел, мне интересно…
— Они ведут нас куда-то. К кому-то, кому нужен меч.
Я вздохнул.
— Знаешь, Дел, по-моему это несколько притянуто за уши. Зачем посылать стаю гончих из ночного кошмара, когда человек — или люди — справятся так же, если не лучше. В конце концов у гончих нет рук чтобы нести меч.
— Им не нужны руки. У них есть мы.
Я посмотрел на гончих сквозь сетку мороси. Серые на сером, совершенно неподвижные, точно по кругу. И все не отрывают глаз от Дел и ее меча.
— В этом нет смысла, баска.
— В зле редко можно найти смысл.
Я резко посмотрел на нее.
— Что ты подразумеваешь под злом?
— У него есть много определений, — сказала она. — Но все сходятся на одном: зло это плохо.
Жеребец стоял на том же месте, внимательно наблюдая за гончими. Его горячее дыхание согревало мое плечо.
— Значит ты считаешь, что есть волшебник…
— Или локи, — спокойно добавила она. — Локи требуется сила. А сила живет в этом мече.
Я вспомнил, как она кричала, когда я едва не оставил меч в кольце локи. Могли ли они успеть выкачать из него оставшуюся силу и использовать ее, чтобы окончательно проснуться? Теперь та сила иссякла. Нужно было искать другой источник.
— Локи, — пробормотал я с отвращением.
— Меч это меч, — сказала Дел. — Яватма больше чем меч. Если я полностью вызову ее к жизни, ее сила может быть использована против нас.
— Тогда не стоит вызывать ее к жизни. Правильно?
Дел слабо растянула губы в кривой улыбке.
— Как ты думаешь, сколько тварей мы убьем, прежде чем они прикончат нас?
— Ты, кажется, недавно говорила, что они не собираются нас убивать.
— Возможно, если мы подчинимся. Но я не собираюсь идти с ними.
Бывают случаи, когда разговор исчерпан и толку от него никакого. Бывают случаи, когда единственным ответом, независимо от расклада, должно быть действие. И Дел, и я успели понять, что оказались именно в такой ситуации, но мы тянули время, потому что никто не хочет признавать свою беспомощность перед чем-то, что может убить его. Мы пытались обмануть смерть. Но рано или поздно все кончается и хочется только одного: крови. Я бросил повод и похлопал гнедого по шее.
— Ну баска… кажется без драки не обойтись.
Дел глубоко вздохнула.
— Давай покажем им, Тигр.
У меня отлегло от сердца и я ухмыльнулся.
— А что нам остается?
25
26
— Что, в аиды, они хотят?
— Нас, — ответила Дел.
— Тебя.
Дел резко взглянула на меня.
— Ты же не хочешь сказать…
— Хочу. Ты полезла вверх по стене каньона и они бросились за тобой. Им нужен был не я. Они преследовали меня только потому что потеряли тебя. И кидались они на меня не особенно яростно. Сколько их было? Тридцать? Сорок? Пятьдесят? Более чем достаточно, чтобы свалить жеребца, но они ничего не сделали.
— Ничего, — эхом отозвалась она. — Я осмотрела жеребца, Тигр, и рассмотрела тебя. Твоя одежда пропитана кровью не только лошади.
Дел как всегда не ошиблась, но у меня не было времени заняться собой. Все тело болело, ныло и было немного потрепано по краям, хотя в общем все осталось на своих местах.
— Я могу повторить: им нужна ты, — настаивал я. — Если бы они могли говорить, я бы их спросил.
Дел молча наблюдала как гончие тихо окружают нас. Они держались на расстоянии, оставляя нам широкий круг, но я чувствовал, что если мы двинемся, они пойдут за нами. Они снова зажали нас как собаки Южных коз.
— Бессмыслица, — сказала Дел. — Вока ни за что бы не аннулировал данный мне год.
— Кто?
— Вока. Люди, которые собираются на суд.
— Терон отправился за тобой.
— Терон вызвался получить кровный долг. По закону вока он обязан был позволить мне выбирать между входом в круг и возвращением на суд учеников и учителей, — ее лицо окаменело. — Как ты знаешь, он решил танцевать и проиграл танец из-за тебя. А значит никто не может бросить мне вызов, пока не истек год.
— А он почти истек, баска. Из-за всех наших задержек осталось всего несколько недель.
— Да, Тигр, я знаю. Но они никогда бы не послали зверей. Так вока не поступает, — Дел мрачно смотрела в никуда. — Они бы послали человека, и скорее всего женщину. Хорошо тренированного танцора меча.
— Тогда зачем ты гончим?
— А может им нужна не я.
Я нахмурился.
— Я точно знаю, что я им не нужен.
— Не ты, не я, — она чуть приподняла меч. — Может им нужно это.
Я покачал головой.
— Зачем стае гончих меч, Дел? Они не могут использовать его по назначению.
— Они гнали нас с самого начала.
— Да, и…
— Они ни разу серьезно не атаковали. Просто гнали нас на Север.
— Да, и кажется…
— Она не сдерживала их, Тигр. Когда я пела, мне казалось, что они получали удовольствие от силы, а не боялись ее.
Я задумался и признал правоту Дел.
— Но Дел, мне интересно…
— Они ведут нас куда-то. К кому-то, кому нужен меч.
Я вздохнул.
— Знаешь, Дел, по-моему это несколько притянуто за уши. Зачем посылать стаю гончих из ночного кошмара, когда человек — или люди — справятся так же, если не лучше. В конце концов у гончих нет рук чтобы нести меч.
— Им не нужны руки. У них есть мы.
Я посмотрел на гончих сквозь сетку мороси. Серые на сером, совершенно неподвижные, точно по кругу. И все не отрывают глаз от Дел и ее меча.
— В этом нет смысла, баска.
— В зле редко можно найти смысл.
Я резко посмотрел на нее.
— Что ты подразумеваешь под злом?
— У него есть много определений, — сказала она. — Но все сходятся на одном: зло это плохо.
Жеребец стоял на том же месте, внимательно наблюдая за гончими. Его горячее дыхание согревало мое плечо.
— Значит ты считаешь, что есть волшебник…
— Или локи, — спокойно добавила она. — Локи требуется сила. А сила живет в этом мече.
Я вспомнил, как она кричала, когда я едва не оставил меч в кольце локи. Могли ли они успеть выкачать из него оставшуюся силу и использовать ее, чтобы окончательно проснуться? Теперь та сила иссякла. Нужно было искать другой источник.
— Локи, — пробормотал я с отвращением.
— Меч это меч, — сказала Дел. — Яватма больше чем меч. Если я полностью вызову ее к жизни, ее сила может быть использована против нас.
— Тогда не стоит вызывать ее к жизни. Правильно?
Дел слабо растянула губы в кривой улыбке.
— Как ты думаешь, сколько тварей мы убьем, прежде чем они прикончат нас?
— Ты, кажется, недавно говорила, что они не собираются нас убивать.
— Возможно, если мы подчинимся. Но я не собираюсь идти с ними.
Бывают случаи, когда разговор исчерпан и толку от него никакого. Бывают случаи, когда единственным ответом, независимо от расклада, должно быть действие. И Дел, и я успели понять, что оказались именно в такой ситуации, но мы тянули время, потому что никто не хочет признавать свою беспомощность перед чем-то, что может убить его. Мы пытались обмануть смерть. Но рано или поздно все кончается и хочется только одного: крови. Я бросил повод и похлопал гнедого по шее.
— Ну баска… кажется без драки не обойтись.
Дел глубоко вздохнула.
— Давай покажем им, Тигр.
У меня отлегло от сердца и я ухмыльнулся.
— А что нам остается?
25
Как ни обидно, но показывать никому ничего не пришлось. Потому что как только мы подняли мечи, приготовившись начать бойню, что-то остановило и гончих, и нас.
Звук. Очень высокий, свистящий звук, который опускался и поднимался, звенел, пролетая между деревьями, скользил вниз по стволам и ударялся о землю, растекаясь и обволакивая нам ноги.
Жеребец шагнул в сторону и замер. Постояв немного, он яростно помотал головой, потом заложил уши и приподнял верхнюю губу, демонстрируя впечатляющие зубы.
Гончие, серые на сером, растворились среди деревьев, прижимаясь к земле и насторожив кожаные уши. Безжалостные хищники (не исключено, что заколдованные) превратились в побитых собак, ищущих спасения в норе.
Нам с Дел было не легче, пока звук не изменился и не перестал рвать хрупкие перепонки. Я услышал кокетливую песню флейты, скользившую по ветвям и прилипавшую к ним, ныряющую в трещины скалы и рассыпавшуюся там, песню, отражавшуюся эхом в каньоне. А потом даже эхо умерло, погрузив мир в тишину.
Дел вздохнула.
— Кантеада.
— Что?
— Кантеада, — повторила она. — Кажется у тебя есть возможность с ними встретиться.
— С одним из тех музыкантов?
— Ты слышал его. Или нет?
Я нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что музыка прогнала гончих?
— Музыка и магия. Для Кантеада они едины, — улыбаясь, Дел убрала меч.
— Смотри, Тигр. Ты видишь его?
Я посмотрел и ничего не увидел.
А потом увидел и не смог отвести глаз.
— Аиды, Дел! Что это?
— Это он, — сказала Дел. — Кантеада. Мастер песни. Ты бы назвал его танзиром, он глава клана.
Он… больше походил на оно. Мне не с чем было даже его сравнить, ничего похожего я и во сне не видел.
Ростом он был меньше Массоу, но что-то подсказывало, что он гораздо старше мальчика. Он стоял под дождем и я едва различал его, потому что он сливался с окружающим миром. Бледная, полупрозрачная фигура с отливающей опалом кожей. Он был безобразен. Он был просто безобразен и другого слова я подобрать не мог.
Но он заставил меня забыть о своей внешности, когда заговорил. Кантеада не произносил слова, а пел.
Пришли сюда убить?
Я не мог и рта раскрыть, а только смотрел.
Пришли сюда убить?
Он смотрел мимо Дел на меня. Я медленно покачал головой, не зная, что делать.
Изящный палец с голубым ногтем приподнялся, мягко показывая на мой меч.
Песня стали убивает.
Вежливый способ назвать меня лжецом.
— Дел…
— Ты держишь обнаженный меч, — тихо сказала она. — Убери его в ножны, может Кантеада примет это за опровержение. Сейчас ты не оправдаешься, что бы ни говорил.
Я убрал меч в ножны и прошептал:
— А что это за штука? Не человек, не животное.
— Кантеада, — спокойно повторила она. — Когда я была маленькой, мне рассказывали, что они принесли в мир музыку. Но до этого утра я и не думала, что увижу хотя бы одного. Я даже не была уверена, что они существуют.
Я взглянул на маленького человечка. Его макушка доходила мне до пояса. Грудь у него была выпуклая как бочонок, а руки длинные и тонкие, с изящными выразительными пальцами. Из одежды он носил только кожаный килт. Смотревшие на меня глаза были бледно-пурпурными, почти такими же как клинок Терона. Кошачьи зрачки придавали существу таинственный вид.
— Песня стали убивает, — повторил он.
Дел глубоко вздохнула.
— Да, песня стали убивает, — согласилась она, — но и эти звери могут убивать.
Кантеада поднял голову.
Песня отправления прекращает. Больше не нужна песня стали.
Я нахмурился.
— Что он говорит?
Дел слабо улыбнулась.
— Ну хотя бы теперь у тебя появилось желание получше разобраться в музыке? Он говорит, что мечи нам больше не понадобятся. Гончих уже отослали.
— Почему мы должны ему верить?
— Кантеада никогда не лгут.
— Замечательно. Несколько минут назад ты призналась мне, что не верила в их существование и считала их героями сказок. Теперь ты предлагаешь мне поверить, что этот человечек — магическое существо, которое разговаривает песнями и никогда никому не врет.
— Ему нет смысла врать.
— Хм…
Песня спора диссонирует.
Дел рассмеялась.
Я вздохнул. Посмотрел на Кантеада. На странного маленького человечка с выступающей челюстью, подвижным ртом и горлом, которое раздувалось при разговоре как лягушачье.
— Нам не хотелось убивать их, — вежливо объяснил я. — Мы не напали первыми, мы просто приготовились к защите. Если, как ты сказал, твоя песня отослала гончих, у тебя добрые намерения.
Он по-птичьи кивнул головой. Я рассматривал его огромные заостренные уши, которые, кажется, могли двигаться, волосы — тонкие и серебристо-серые, появлявшиеся на верхней части выпуклого лба и гребешком сбегавшие через макушку до шеи. Хотя волосами эту поросль можно было назвать с трудом. Она больше напоминала пушок, а сам гребень, как у настоящей птицы, мог подниматься, выдавая эмоции хозяина.
Расстояние уменьшается. Уменьшение мрачно.
— О чем он?
Дел вздохнула.
— Думаю, он хочет объяснить, что если мы отойдем далеко, песня будет плохо слышна и сила наговора перестанет действовать, — Дел нахмурилась. — Ты совсем его не понимаешь?
— Я знаю, баска, он поет… Я могу уловить отдельные слова, но для меня песня это шум, и она все заглушает, — я помолчал. — А что слышишь ты, Дел?
Дел улыбнулась с удивительной безмятежностью.
— Все. Все его интонации, все модуляции, все переливы. Их песни яснее, чем наша речь, потому что говорят не словами, а чувствами.
Я был настроен скептически.
— И этот человечек — то самое существо, которое спасло вас утром?
— Когда мы выбрались из тоннеля, он ждал. Нависшая над нами угроза смерти заставила его и еще нескольких прийти на помощь. Кантеада презирают смерть.
— Они не умирают?
— Следовало сказать, они презирают убийство. Независимо оттого, кто жертва.
Я вздохнул и пошел к жеребцу, чтобы подобрать брошенный повод.
— Мне самому убийство не нравится, особенно когда жертва — я. Ну а что будем делать теперь? Он отведет нас к остальным?
— По-моему, для этого он и пришел.
— Тогда чего мы ждем?
Дел вздохнула.
— Может проявишь немного учтивости?
— Учтивость это хорошо, — согласился я, — но сейчас важна быстрота. Меня тянет собрать вместе наш клан, взвесить происходящее и убраться отсюда в аиды, пока у нас еще не закончилось время, — я помолчал. — Об этом стоит подумать тебе, Дел. Воки нужна твоя шкура, а не моя.
— Вока, — поправила она.
— Воки, локи и все остальные. Нужно идти баска.
Кантеада прислушивался к нашему разговору и видимо все понял. Не успела Дел сказать и слова, как он повернулся, вскочил на дерево и запрыгал по веткам. Он передвигался с дерева на дерево с проворством обезьяны. Следом за ним тек хрупкий, мелодичный свист.
— Песня сопровождения, — объяснила Дел. — Ну? Кажется ты торопишься?
Я прищелкнул языком жеребцу и пошел.
Не успела погода улучшиться, как стала еще хуже. Одежда на Дел и на мне промокла насквозь. Реки дождя стекали по моей спине, щекотали поясницу, хлюпали в ботинках. Волосы прилипли к голове и при каждом движении с них падали капли. Я был мокрым, замерзшим и несчастным как кошка, пойманная ливнем.
Так оно и было: и кошка, и пойманная.
Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.
— Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…
Дел не улыбнулась.
— И что бы ты отдал?
— Что? — я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. — А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.
— Если тебе действительно так нужно солнце, может быть они вызовут его для тебя.
— Кто? — я проследил за ее жестом. — Он? Ты хочешь сказать, что этот малыш может управлять погодой?
— Я думаю, Кантеада могут все.
— Он люди, Дел… или что-то в этом роде. То, что он смог разогнать зверей, не означает, что он может менять погоду.
— Конечно нет, — объявила Дел необычайно торжественно. — Не больше чем я делаю это яватмой.
Вот и получил.
— Я разбираюсь в яватмах не больше, чем в Кантеада, баска, но мне трудно поверить, что даже магия этих человечков может исправить погоду, — я посмотрел на огромные темные облака, застрявшие на скале слева от нас и постепенно скатывающиеся к краю, чтобы сорваться с обрыва как куски смятого, отливающего жемчугом шелка. — Если бы они это умели, разве не сделали бы? Зачем жить под дождем и в холоде?
— Чтобы не нарушить равновесие, — сообщила Дел пригибаясь, чтобы пройти пол низко нависшей веткой. — Здесь, на Севере, мы считаем, что должно соблюдаться равновесие между теплом и холодом, хорошим и плохим, мужчиной и женщиной. Все это противоположности, но они взаимно важны. Они могут погибнуть друг без друга.
— Ну, не знаю. Иногда я думаю, что мужчинам было бы лучше без женщин.
Губы Дел слегка изогнулись.
— Какое-то время возможно. Но мужчины не живут вечно. Они слишком упрямы, слишком яростны, — она смотрела на меня с наигранной невинностью.
— Что останется после того, как вы поубиваете друг друга? Мир без мужчин и женщин?
— Он останавливается, — вдруг заметил я.
Дел огляделась и кивнула.
— Мы совсем рядом с их каньоном. Сюда, Тигр.
Стволы деревьев стали совсем тонкими, а ветки так перепутались, что я не мог отличить одну от другой. Кору деревьев разукрашивали дождевые потеки, влага собиралась в развилинах и дуплах, пока не начинала переливаться через край. Грязь и листья прилипали к подошвам ботинок. Я шел в полной тишине, сжимая повод жеребца, и надеялся, что дом Кантеада окажется достаточно большим для такого крупного мужчины как я.
И вдруг мы оказались на краю мира. Из деревьев в ничто — полоска земли перед нами была не шире клинка меча, и я балансировал у кромки почти падая, пока Дел не поймала меня за руку и не оттащила назад.
— Я забыла, — сказала она.
— Забыла что? — закричал я, невольно отступив в деревья. — Забыла, что здесь мир кончается, хотя я стоял уже на краю?
Дел вздохнула.
— Не преувеличивай, Тигр.
— Аиды, женщина… если бы я тебя не знал, я бы решил, что ты собираешься от меня избавиться, — я помолчал. — А может я в тебе ошибался. Ты хотела меня убить?
— Вряд ли, — сухо сообщила она, не глядя на меня, а потом добавила с тоскливым восхищением. — Тигр, разве это не прекрасно?
Для нее, несомненно. Дел росла в высокогорьях, предгорьях, высотах и остро изрезанных каньонах. Ее вскормили ветры и дожди.
Но я-то здесь не при чем. Совершенно. Я смотрел в ничто и видел только пустоту, наполненную облаками.
Мир действительно закончился. То, что лежало перед нами, оказалось каньоном, заполненным до краев облаками. Сквозь тяжелые пласты я смутно различал другой край каньона и где-то далеко внизу дно.
Прекрасно ли это? Может быть. Но меня бы больше порадовали несколько солнечных лучей.
— Как, в аиды, мы спустимся?
— Иди за ним, Тигр. Мастер песни ждет нас.
Дел, как всегда, оказалась права. На фоне облаков, на фоне дождя, Кантеада был почти невидим. Он слегка махнул рукой и исчез, но я уловил нить свиста.
— Снова песня следования?
— А ты быстро схватываешь, Южанин.
Я пошел за человечком, сторожась невидимого каньона. Оступиться труда не составило бы — облака наплывали на края, коварно ползли по земле, сливаясь с почвой и небом. Они цеплялись за стволы и землю, заполняли мир и застревали в вершинах деревьев.
— О боги, — прошептала Дел за моей спиной. — Я и забыла, как это прекрасно.
— Баска, он снова пропал.
— Тебя ведет песня следования.
— Мне это не нравится, Дел.
— Тебе ничего не нравится.
Аиды, нет смысла с ней разговаривать. У нее песчаная болезнь. Или нет, облачная болезнь. Диагноз изменился.
Я продолжал идти, ведя жеребца и стараясь не смотреть на хранилище облаков, а они перекатывались, струились, ласкались, тянулись, чтобы потрогать мое лицо. От этого мне хотелось поежиться, но я сдерживался, вспоминая о Дел.
Хотя она бы этого и не увидела, пласты облаков вклинивались между нами.
Мне пришлось признать, что песня следования прекрасно управляла моими движениями. Я шагал по узкому краю каньона как по широкой дороге, словно я знал путь так же хорошо, как знал самого себя. Эта мысль заставила меня задуматься: а знает ли кто-нибудь самого себя? В любом случае, я шел не сам, меня вели. Что может было и к лучшему — когда земля без предупреждения вдруг ушла вниз, я не запаниковал, я даже не задержался. Я спокойно продолжал идти.
— Магия? Так, Дел? — земля продолжала уходить вниз.
— Он ведет нас в каньон.
— Ты этой дорогой выбиралась?
— Да, но тогда не было облаков. Я хорошо видела дорогу.
Я оглянулся. Дел терялась в облаках за жеребцом, но я видел как спокойно она пробиралась сквозь висящие в воздухе лоскутки. На расстоянии лоскутки сливались и казались ровным туманом.
Дел улыбнулась. Влажные волосы растрепались и облепили ее плечи. Дел промокла как и я, но сил у нее оставалось побольше. Она шла уверенно и твердо, не напрягаясь при каждом шаге. Она даже тихонько напевала что-то веселое. Лицо Дел светилось от удовлетворения.
Аиды, кажется я потеряю ее.
Звук. Очень высокий, свистящий звук, который опускался и поднимался, звенел, пролетая между деревьями, скользил вниз по стволам и ударялся о землю, растекаясь и обволакивая нам ноги.
Жеребец шагнул в сторону и замер. Постояв немного, он яростно помотал головой, потом заложил уши и приподнял верхнюю губу, демонстрируя впечатляющие зубы.
Гончие, серые на сером, растворились среди деревьев, прижимаясь к земле и насторожив кожаные уши. Безжалостные хищники (не исключено, что заколдованные) превратились в побитых собак, ищущих спасения в норе.
Нам с Дел было не легче, пока звук не изменился и не перестал рвать хрупкие перепонки. Я услышал кокетливую песню флейты, скользившую по ветвям и прилипавшую к ним, ныряющую в трещины скалы и рассыпавшуюся там, песню, отражавшуюся эхом в каньоне. А потом даже эхо умерло, погрузив мир в тишину.
Дел вздохнула.
— Кантеада.
— Что?
— Кантеада, — повторила она. — Кажется у тебя есть возможность с ними встретиться.
— С одним из тех музыкантов?
— Ты слышал его. Или нет?
Я нахмурился.
— Ты хочешь сказать, что музыка прогнала гончих?
— Музыка и магия. Для Кантеада они едины, — улыбаясь, Дел убрала меч.
— Смотри, Тигр. Ты видишь его?
Я посмотрел и ничего не увидел.
А потом увидел и не смог отвести глаз.
— Аиды, Дел! Что это?
— Это он, — сказала Дел. — Кантеада. Мастер песни. Ты бы назвал его танзиром, он глава клана.
Он… больше походил на оно. Мне не с чем было даже его сравнить, ничего похожего я и во сне не видел.
Ростом он был меньше Массоу, но что-то подсказывало, что он гораздо старше мальчика. Он стоял под дождем и я едва различал его, потому что он сливался с окружающим миром. Бледная, полупрозрачная фигура с отливающей опалом кожей. Он был безобразен. Он был просто безобразен и другого слова я подобрать не мог.
Но он заставил меня забыть о своей внешности, когда заговорил. Кантеада не произносил слова, а пел.
Пришли сюда убить?
Я не мог и рта раскрыть, а только смотрел.
Пришли сюда убить?
Он смотрел мимо Дел на меня. Я медленно покачал головой, не зная, что делать.
Изящный палец с голубым ногтем приподнялся, мягко показывая на мой меч.
Песня стали убивает.
Вежливый способ назвать меня лжецом.
— Дел…
— Ты держишь обнаженный меч, — тихо сказала она. — Убери его в ножны, может Кантеада примет это за опровержение. Сейчас ты не оправдаешься, что бы ни говорил.
Я убрал меч в ножны и прошептал:
— А что это за штука? Не человек, не животное.
— Кантеада, — спокойно повторила она. — Когда я была маленькой, мне рассказывали, что они принесли в мир музыку. Но до этого утра я и не думала, что увижу хотя бы одного. Я даже не была уверена, что они существуют.
Я взглянул на маленького человечка. Его макушка доходила мне до пояса. Грудь у него была выпуклая как бочонок, а руки длинные и тонкие, с изящными выразительными пальцами. Из одежды он носил только кожаный килт. Смотревшие на меня глаза были бледно-пурпурными, почти такими же как клинок Терона. Кошачьи зрачки придавали существу таинственный вид.
— Песня стали убивает, — повторил он.
Дел глубоко вздохнула.
— Да, песня стали убивает, — согласилась она, — но и эти звери могут убивать.
Кантеада поднял голову.
Песня отправления прекращает. Больше не нужна песня стали.
Я нахмурился.
— Что он говорит?
Дел слабо улыбнулась.
— Ну хотя бы теперь у тебя появилось желание получше разобраться в музыке? Он говорит, что мечи нам больше не понадобятся. Гончих уже отослали.
— Почему мы должны ему верить?
— Кантеада никогда не лгут.
— Замечательно. Несколько минут назад ты призналась мне, что не верила в их существование и считала их героями сказок. Теперь ты предлагаешь мне поверить, что этот человечек — магическое существо, которое разговаривает песнями и никогда никому не врет.
— Ему нет смысла врать.
— Хм…
Песня спора диссонирует.
Дел рассмеялась.
Я вздохнул. Посмотрел на Кантеада. На странного маленького человечка с выступающей челюстью, подвижным ртом и горлом, которое раздувалось при разговоре как лягушачье.
— Нам не хотелось убивать их, — вежливо объяснил я. — Мы не напали первыми, мы просто приготовились к защите. Если, как ты сказал, твоя песня отослала гончих, у тебя добрые намерения.
Он по-птичьи кивнул головой. Я рассматривал его огромные заостренные уши, которые, кажется, могли двигаться, волосы — тонкие и серебристо-серые, появлявшиеся на верхней части выпуклого лба и гребешком сбегавшие через макушку до шеи. Хотя волосами эту поросль можно было назвать с трудом. Она больше напоминала пушок, а сам гребень, как у настоящей птицы, мог подниматься, выдавая эмоции хозяина.
Расстояние уменьшается. Уменьшение мрачно.
— О чем он?
Дел вздохнула.
— Думаю, он хочет объяснить, что если мы отойдем далеко, песня будет плохо слышна и сила наговора перестанет действовать, — Дел нахмурилась. — Ты совсем его не понимаешь?
— Я знаю, баска, он поет… Я могу уловить отдельные слова, но для меня песня это шум, и она все заглушает, — я помолчал. — А что слышишь ты, Дел?
Дел улыбнулась с удивительной безмятежностью.
— Все. Все его интонации, все модуляции, все переливы. Их песни яснее, чем наша речь, потому что говорят не словами, а чувствами.
Я был настроен скептически.
— И этот человечек — то самое существо, которое спасло вас утром?
— Когда мы выбрались из тоннеля, он ждал. Нависшая над нами угроза смерти заставила его и еще нескольких прийти на помощь. Кантеада презирают смерть.
— Они не умирают?
— Следовало сказать, они презирают убийство. Независимо оттого, кто жертва.
Я вздохнул и пошел к жеребцу, чтобы подобрать брошенный повод.
— Мне самому убийство не нравится, особенно когда жертва — я. Ну а что будем делать теперь? Он отведет нас к остальным?
— По-моему, для этого он и пришел.
— Тогда чего мы ждем?
Дел вздохнула.
— Может проявишь немного учтивости?
— Учтивость это хорошо, — согласился я, — но сейчас важна быстрота. Меня тянет собрать вместе наш клан, взвесить происходящее и убраться отсюда в аиды, пока у нас еще не закончилось время, — я помолчал. — Об этом стоит подумать тебе, Дел. Воки нужна твоя шкура, а не моя.
— Вока, — поправила она.
— Воки, локи и все остальные. Нужно идти баска.
Кантеада прислушивался к нашему разговору и видимо все понял. Не успела Дел сказать и слова, как он повернулся, вскочил на дерево и запрыгал по веткам. Он передвигался с дерева на дерево с проворством обезьяны. Следом за ним тек хрупкий, мелодичный свист.
— Песня сопровождения, — объяснила Дел. — Ну? Кажется ты торопишься?
Я прищелкнул языком жеребцу и пошел.
Не успела погода улучшиться, как стала еще хуже. Одежда на Дел и на мне промокла насквозь. Реки дождя стекали по моей спине, щекотали поясницу, хлюпали в ботинках. Волосы прилипли к голове и при каждом движении с них падали капли. Я был мокрым, замерзшим и несчастным как кошка, пойманная ливнем.
Так оно и было: и кошка, и пойманная.
Я тяжело вздохнул, около рта ненадолго повисло облачко пара. Такой же пар обволакивал ноздри жеребца. От дождя гнедой почти почернел, мокрый хвост при каждом шаге прилипал то к правой, то к левой ноге.
— Аиды, ненавижу сырость. Что бы я не отдал за насколько минут солнца и тепла…
Дел не улыбнулась.
— И что бы ты отдал?
— Что? — я нахмурился, не сразу сообразив, о чем она. — А-а. Аиды, я не знаю. Просто так говорят.
— Если тебе действительно так нужно солнце, может быть они вызовут его для тебя.
— Кто? — я проследил за ее жестом. — Он? Ты хочешь сказать, что этот малыш может управлять погодой?
— Я думаю, Кантеада могут все.
— Он люди, Дел… или что-то в этом роде. То, что он смог разогнать зверей, не означает, что он может менять погоду.
— Конечно нет, — объявила Дел необычайно торжественно. — Не больше чем я делаю это яватмой.
Вот и получил.
— Я разбираюсь в яватмах не больше, чем в Кантеада, баска, но мне трудно поверить, что даже магия этих человечков может исправить погоду, — я посмотрел на огромные темные облака, застрявшие на скале слева от нас и постепенно скатывающиеся к краю, чтобы сорваться с обрыва как куски смятого, отливающего жемчугом шелка. — Если бы они это умели, разве не сделали бы? Зачем жить под дождем и в холоде?
— Чтобы не нарушить равновесие, — сообщила Дел пригибаясь, чтобы пройти пол низко нависшей веткой. — Здесь, на Севере, мы считаем, что должно соблюдаться равновесие между теплом и холодом, хорошим и плохим, мужчиной и женщиной. Все это противоположности, но они взаимно важны. Они могут погибнуть друг без друга.
— Ну, не знаю. Иногда я думаю, что мужчинам было бы лучше без женщин.
Губы Дел слегка изогнулись.
— Какое-то время возможно. Но мужчины не живут вечно. Они слишком упрямы, слишком яростны, — она смотрела на меня с наигранной невинностью.
— Что останется после того, как вы поубиваете друг друга? Мир без мужчин и женщин?
— Он останавливается, — вдруг заметил я.
Дел огляделась и кивнула.
— Мы совсем рядом с их каньоном. Сюда, Тигр.
Стволы деревьев стали совсем тонкими, а ветки так перепутались, что я не мог отличить одну от другой. Кору деревьев разукрашивали дождевые потеки, влага собиралась в развилинах и дуплах, пока не начинала переливаться через край. Грязь и листья прилипали к подошвам ботинок. Я шел в полной тишине, сжимая повод жеребца, и надеялся, что дом Кантеада окажется достаточно большим для такого крупного мужчины как я.
И вдруг мы оказались на краю мира. Из деревьев в ничто — полоска земли перед нами была не шире клинка меча, и я балансировал у кромки почти падая, пока Дел не поймала меня за руку и не оттащила назад.
— Я забыла, — сказала она.
— Забыла что? — закричал я, невольно отступив в деревья. — Забыла, что здесь мир кончается, хотя я стоял уже на краю?
Дел вздохнула.
— Не преувеличивай, Тигр.
— Аиды, женщина… если бы я тебя не знал, я бы решил, что ты собираешься от меня избавиться, — я помолчал. — А может я в тебе ошибался. Ты хотела меня убить?
— Вряд ли, — сухо сообщила она, не глядя на меня, а потом добавила с тоскливым восхищением. — Тигр, разве это не прекрасно?
Для нее, несомненно. Дел росла в высокогорьях, предгорьях, высотах и остро изрезанных каньонах. Ее вскормили ветры и дожди.
Но я-то здесь не при чем. Совершенно. Я смотрел в ничто и видел только пустоту, наполненную облаками.
Мир действительно закончился. То, что лежало перед нами, оказалось каньоном, заполненным до краев облаками. Сквозь тяжелые пласты я смутно различал другой край каньона и где-то далеко внизу дно.
Прекрасно ли это? Может быть. Но меня бы больше порадовали несколько солнечных лучей.
— Как, в аиды, мы спустимся?
— Иди за ним, Тигр. Мастер песни ждет нас.
Дел, как всегда, оказалась права. На фоне облаков, на фоне дождя, Кантеада был почти невидим. Он слегка махнул рукой и исчез, но я уловил нить свиста.
— Снова песня следования?
— А ты быстро схватываешь, Южанин.
Я пошел за человечком, сторожась невидимого каньона. Оступиться труда не составило бы — облака наплывали на края, коварно ползли по земле, сливаясь с почвой и небом. Они цеплялись за стволы и землю, заполняли мир и застревали в вершинах деревьев.
— О боги, — прошептала Дел за моей спиной. — Я и забыла, как это прекрасно.
— Баска, он снова пропал.
— Тебя ведет песня следования.
— Мне это не нравится, Дел.
— Тебе ничего не нравится.
Аиды, нет смысла с ней разговаривать. У нее песчаная болезнь. Или нет, облачная болезнь. Диагноз изменился.
Я продолжал идти, ведя жеребца и стараясь не смотреть на хранилище облаков, а они перекатывались, струились, ласкались, тянулись, чтобы потрогать мое лицо. От этого мне хотелось поежиться, но я сдерживался, вспоминая о Дел.
Хотя она бы этого и не увидела, пласты облаков вклинивались между нами.
Мне пришлось признать, что песня следования прекрасно управляла моими движениями. Я шагал по узкому краю каньона как по широкой дороге, словно я знал путь так же хорошо, как знал самого себя. Эта мысль заставила меня задуматься: а знает ли кто-нибудь самого себя? В любом случае, я шел не сам, меня вели. Что может было и к лучшему — когда земля без предупреждения вдруг ушла вниз, я не запаниковал, я даже не задержался. Я спокойно продолжал идти.
— Магия? Так, Дел? — земля продолжала уходить вниз.
— Он ведет нас в каньон.
— Ты этой дорогой выбиралась?
— Да, но тогда не было облаков. Я хорошо видела дорогу.
Я оглянулся. Дел терялась в облаках за жеребцом, но я видел как спокойно она пробиралась сквозь висящие в воздухе лоскутки. На расстоянии лоскутки сливались и казались ровным туманом.
Дел улыбнулась. Влажные волосы растрепались и облепили ее плечи. Дел промокла как и я, но сил у нее оставалось побольше. Она шла уверенно и твердо, не напрягаясь при каждом шаге. Она даже тихонько напевала что-то веселое. Лицо Дел светилось от удовлетворения.
Аиды, кажется я потеряю ее.
26
Я не видел почти ничего кроме своих ботинок и фута пространства перед ними, все остальное заполнял туман, облака или какое-то другое вещество.
— Веселая получается ситуация, — пробормотал я. — Я шляюсь там, где мне совершенно нечего делать в сопровождении человека цвета мороси с голубыми ногтями, который поет, чтобы показать нам дорогу, — я минутку помолчал, проникаясь фразой. Если я надеялся найти в ней больше смысла, произнеся ее вслух, я ошибся.
— Аиды, у меня должно быть песчаная болезнь.
Словно вняв моим мольбам, облака поднялись наверх и мы завершили сползание с кручи, добравшись наконец до дна.
Я остановился так резко, что жеребец налетел на меня и ткнулся носом мне в плечо, но я не обратил на него внимания, я даже не покачнулся — только повернул голову, дожидаясь, пока Дел догонит меня и встанет рядом.
— Что это за место? — спросил я.
— Дом Кантеада.
Она повернулась, чтобы полюбоваться моим изумлением. Дел пыталась скрыть улыбку, но я заметил, как довольна она моей реакцией.
Ну, реакция была искренней. Теперь, когда облака поднялись, я смог разглядеть каньон, и то, что я увидел, изумляло.
Скалы поднимались ровно вверх. Серый камень покрывали черные и белые вкрапления и чем выше уходили стены, тем ярче становились цвета. Стены пересекали ряды массивных полок, как часто бывает в каньонах. Обычно такие полки зарастают мхом и травой, но здесь по ним рассыпались цветы, с них свисали спутанные виноградные лозы, и он этого скалы становились красными, голубыми, пурпурными с желтыми, медными и белыми вкраплениями.
Я посмотрел на небо. Облака (или туман) все еще закрывали солнце, но они поднимались все выше и выше над каньоном, хотя я еще не видел край, с которого чуть не упал в небытие мира.
— Хорошее местечко для жизни, — отметил я. — Неудивительно, что никто не верит в их существование, если они прячутся здесь.
— У них на то есть причина, — сказала Дел. — Если бы они не скрывались, люди попытались бы украсть их магию или заставляли бы Кантеада использовать магию в корыстных целях.
Весь каньон был ненамного больше чем ловушка, в которую мы попали, с такими же щелями в стенах.
Я снова посмотрел наверх, разыскивая тропинку, по которой мы спускались, и порадовался, что не увидел ее, покрытую туманом и облаками. У самого дна я заметил крутой спуск, ширины которого едва хватало для лошади.
Песня следования растаяла. Мастер песни, или кем бы он там ни был, исчез, но в воздухе по-прежнему висел тихий напев, нить ненавязчивой, но все же очевидной мелодии, как гудение пчелы летним днем, хотя напев был гораздо мелодичнее.
— Что это за звук? — спросил я.
— Песня стражи, — объяснила Дел. — Она не подпускает гончих.
Кто-то прокричал мое имя. Нахмурившись, я повернулся и увидел Киприану, выскочившую из дыры в стене каньона как пробка из бутылки. Следом дыра извергла Массоу, Адару и в конце концов Гаррода.
Киприана неслась со всех ног, не скрывая своего намерения повиснуть на мне. Я отчасти избавился от этого удовольствия, притворившись, что жеребец занервничал и ненавязчиво придержав девочку.
Дел смотрела на нас улыбаясь. Она уже примирилась с чувствами Киприаны, а сама сцена ее повеселила. Дел не сделала и шага чтобы помочь мне и ограничилась ролью наблюдателя.
К счастью, жеребец выбрал именно этот момент чтобы показать свой вздорный характер и мое заставь-ее-поверить обернулось чистой правдой. Мне пришлось заняться гнедым всерьез, чтобы он опять не натворил беды.
Массоу пробормотал что-то грубое, потирая плечо, за которое его укусил жеребец.
— Лучше не подходи, — рявкнул я. Меня злил гнедой и раздражало вечно плохое настроение мальчика. — По-моему, всем уже ясно, что ты ему не нравишься. Пора бы тебе тоже принять этот факт и оставить жеребца в покое. Не стоит его подстрекать.
Гаррод стоял за левым плечом Адары и напряженно рассматривал нас с жеребцом. Только тут я вспомнил, что он потерял всех лошадей. В глубине души Гаррод был обижен за то, что я оставил на растерзание его пятерку и спас гнедого. Винить за это Северянина я не мог.
Жеребец оскалил зубы, угрожающе поднял правую переднюю ногу и заложил уши. Выкатив карие глаза, он смотрел на Адару.
Я вздохнул и отпихнул губы гнедого от моего уха.
— Слушайте, давайте я разберусь с лошадью, а потом мы поговорим. Нужно решить, что делать дальше.
— Мы пойдем на Север, — с готовностью ответила Киприана. — Ты ведь доведешь нас до Кисири?
Я кинул быстрый взгляд на Дел. При словах девочки она сделала равнодушное лицо, но я заметил, как сжались ее губы, и подумал, что еще одна отсрочка совсем не к месту.
— Я уже сказал, мне нужно заняться лошадью. Где здесь держат лошадей?
Массоу пожал плечами.
— У Кантеада нет лошадей.
— Тогда я его хотя бы привяжу, а травой здесь все заросло, — я побоялся просить Массоу поискать подходящее место. Жеребец разнервничался и мог снова укусить мальчика.
— Давай я его устрою, — предложил Гаррод. — Он расстроен, а ты добавляешь ему проблемы.
— Я? Я думал, что знаю собственную лошадь.
— Иногда да, иногда нет, — Гаррод протянул руку.
Я задумался. Мог ли Гаррод принадлежать к тому типу людей, которые потеряв свое хотят лишить этого и остальных. Он был в банде Аджани и мог оказаться мстительным человеком.
— Ну вот что, — решился я, — пойдем вместе.
Дел показала на глубокую трещину в скале.
— Мы будем там.
Я кивнул и повел жеребца по каньону. Гаррод пошел за мной, не отрывая от гнедого подозрительно заинтересованного взгляда. Я услышал как он прищелкнул языком, заметив следы когтей и зубов на крупе и боках, кровь на плечах и животе.
— Туго ему пришлось, — пробормотал Северянин.
— У меня не было выбора, — спокойно ответил я. — Если бы я остановился, они бы его прикончили.
— Как прикончили моих лошадей, — резко добавил Гаррод. — Всех, кроме той, которую убила она.
Я остановился, вытащил колышек и веревку, наклонившись, воткнул колышек в землю и наступил на него, вдавливая поглубже.
— Она сделала это, пытаясь спасти наши жизни, — ровно заметил я, не сводя глаз с измученной лошади, — и это их остановило. Может быть ровно настолько, чтобы Дел успела подняться наверх… Но я думаю, ты бы предпочел, чтобы она умерла.
— Она обвинила меня в убийстве, — с горечью сообщил Гаррод. — В убийстве многих людей.
— Ты был в банде Аджани.
— Я продавал ему лошадей! Кто скажет, что это преступление? Я живу этим.
— Так и Дел, — сказал я, — живет тем, что осталось от ее жизни.
В напряженной тишине Гаррод смотрел, как я наклонился, поднял переднюю ногу гнедого и осторожно выковырял грязь, набившуюся между краем подковы и копытом. Бусинки в растрепавшихся косах Северянина зазвенели.
— Она говорит, что Аджани убил всю ее родню.
— Так оно и было. Он и его люди.
— Меня там не было.
— Но ты знаком с Аджани, — я опустил ногу и занялся другой передней.
— Веселая получается ситуация, — пробормотал я. — Я шляюсь там, где мне совершенно нечего делать в сопровождении человека цвета мороси с голубыми ногтями, который поет, чтобы показать нам дорогу, — я минутку помолчал, проникаясь фразой. Если я надеялся найти в ней больше смысла, произнеся ее вслух, я ошибся.
— Аиды, у меня должно быть песчаная болезнь.
Словно вняв моим мольбам, облака поднялись наверх и мы завершили сползание с кручи, добравшись наконец до дна.
Я остановился так резко, что жеребец налетел на меня и ткнулся носом мне в плечо, но я не обратил на него внимания, я даже не покачнулся — только повернул голову, дожидаясь, пока Дел догонит меня и встанет рядом.
— Что это за место? — спросил я.
— Дом Кантеада.
Она повернулась, чтобы полюбоваться моим изумлением. Дел пыталась скрыть улыбку, но я заметил, как довольна она моей реакцией.
Ну, реакция была искренней. Теперь, когда облака поднялись, я смог разглядеть каньон, и то, что я увидел, изумляло.
Скалы поднимались ровно вверх. Серый камень покрывали черные и белые вкрапления и чем выше уходили стены, тем ярче становились цвета. Стены пересекали ряды массивных полок, как часто бывает в каньонах. Обычно такие полки зарастают мхом и травой, но здесь по ним рассыпались цветы, с них свисали спутанные виноградные лозы, и он этого скалы становились красными, голубыми, пурпурными с желтыми, медными и белыми вкраплениями.
Я посмотрел на небо. Облака (или туман) все еще закрывали солнце, но они поднимались все выше и выше над каньоном, хотя я еще не видел край, с которого чуть не упал в небытие мира.
— Хорошее местечко для жизни, — отметил я. — Неудивительно, что никто не верит в их существование, если они прячутся здесь.
— У них на то есть причина, — сказала Дел. — Если бы они не скрывались, люди попытались бы украсть их магию или заставляли бы Кантеада использовать магию в корыстных целях.
Весь каньон был ненамного больше чем ловушка, в которую мы попали, с такими же щелями в стенах.
Я снова посмотрел наверх, разыскивая тропинку, по которой мы спускались, и порадовался, что не увидел ее, покрытую туманом и облаками. У самого дна я заметил крутой спуск, ширины которого едва хватало для лошади.
Песня следования растаяла. Мастер песни, или кем бы он там ни был, исчез, но в воздухе по-прежнему висел тихий напев, нить ненавязчивой, но все же очевидной мелодии, как гудение пчелы летним днем, хотя напев был гораздо мелодичнее.
— Что это за звук? — спросил я.
— Песня стражи, — объяснила Дел. — Она не подпускает гончих.
Кто-то прокричал мое имя. Нахмурившись, я повернулся и увидел Киприану, выскочившую из дыры в стене каньона как пробка из бутылки. Следом дыра извергла Массоу, Адару и в конце концов Гаррода.
Киприана неслась со всех ног, не скрывая своего намерения повиснуть на мне. Я отчасти избавился от этого удовольствия, притворившись, что жеребец занервничал и ненавязчиво придержав девочку.
Дел смотрела на нас улыбаясь. Она уже примирилась с чувствами Киприаны, а сама сцена ее повеселила. Дел не сделала и шага чтобы помочь мне и ограничилась ролью наблюдателя.
К счастью, жеребец выбрал именно этот момент чтобы показать свой вздорный характер и мое заставь-ее-поверить обернулось чистой правдой. Мне пришлось заняться гнедым всерьез, чтобы он опять не натворил беды.
Массоу пробормотал что-то грубое, потирая плечо, за которое его укусил жеребец.
— Лучше не подходи, — рявкнул я. Меня злил гнедой и раздражало вечно плохое настроение мальчика. — По-моему, всем уже ясно, что ты ему не нравишься. Пора бы тебе тоже принять этот факт и оставить жеребца в покое. Не стоит его подстрекать.
Гаррод стоял за левым плечом Адары и напряженно рассматривал нас с жеребцом. Только тут я вспомнил, что он потерял всех лошадей. В глубине души Гаррод был обижен за то, что я оставил на растерзание его пятерку и спас гнедого. Винить за это Северянина я не мог.
Жеребец оскалил зубы, угрожающе поднял правую переднюю ногу и заложил уши. Выкатив карие глаза, он смотрел на Адару.
Я вздохнул и отпихнул губы гнедого от моего уха.
— Слушайте, давайте я разберусь с лошадью, а потом мы поговорим. Нужно решить, что делать дальше.
— Мы пойдем на Север, — с готовностью ответила Киприана. — Ты ведь доведешь нас до Кисири?
Я кинул быстрый взгляд на Дел. При словах девочки она сделала равнодушное лицо, но я заметил, как сжались ее губы, и подумал, что еще одна отсрочка совсем не к месту.
— Я уже сказал, мне нужно заняться лошадью. Где здесь держат лошадей?
Массоу пожал плечами.
— У Кантеада нет лошадей.
— Тогда я его хотя бы привяжу, а травой здесь все заросло, — я побоялся просить Массоу поискать подходящее место. Жеребец разнервничался и мог снова укусить мальчика.
— Давай я его устрою, — предложил Гаррод. — Он расстроен, а ты добавляешь ему проблемы.
— Я? Я думал, что знаю собственную лошадь.
— Иногда да, иногда нет, — Гаррод протянул руку.
Я задумался. Мог ли Гаррод принадлежать к тому типу людей, которые потеряв свое хотят лишить этого и остальных. Он был в банде Аджани и мог оказаться мстительным человеком.
— Ну вот что, — решился я, — пойдем вместе.
Дел показала на глубокую трещину в скале.
— Мы будем там.
Я кивнул и повел жеребца по каньону. Гаррод пошел за мной, не отрывая от гнедого подозрительно заинтересованного взгляда. Я услышал как он прищелкнул языком, заметив следы когтей и зубов на крупе и боках, кровь на плечах и животе.
— Туго ему пришлось, — пробормотал Северянин.
— У меня не было выбора, — спокойно ответил я. — Если бы я остановился, они бы его прикончили.
— Как прикончили моих лошадей, — резко добавил Гаррод. — Всех, кроме той, которую убила она.
Я остановился, вытащил колышек и веревку, наклонившись, воткнул колышек в землю и наступил на него, вдавливая поглубже.
— Она сделала это, пытаясь спасти наши жизни, — ровно заметил я, не сводя глаз с измученной лошади, — и это их остановило. Может быть ровно настолько, чтобы Дел успела подняться наверх… Но я думаю, ты бы предпочел, чтобы она умерла.
— Она обвинила меня в убийстве, — с горечью сообщил Гаррод. — В убийстве многих людей.
— Ты был в банде Аджани.
— Я продавал ему лошадей! Кто скажет, что это преступление? Я живу этим.
— Так и Дел, — сказал я, — живет тем, что осталось от ее жизни.
В напряженной тишине Гаррод смотрел, как я наклонился, поднял переднюю ногу гнедого и осторожно выковырял грязь, набившуюся между краем подковы и копытом. Бусинки в растрепавшихся косах Северянина зазвенели.
— Она говорит, что Аджани убил всю ее родню.
— Так оно и было. Он и его люди.
— Меня там не было.
— Но ты знаком с Аджани, — я опустил ногу и занялся другой передней.