Находиться рядом с Закари Денверсом было все равно что идти по изношенному канату, туго натянутому над разверзнутой пропастью. Один неверный шаг вправо или влево, и она разобьется о крутые скалы эмоций. Если же натянуть канат слишком сильно, он порвется. И она не столь наивна, чтобы ожидать, что Зак окажется внизу и подхватит ее.
   – Чего тебе от меня надо?
   Пристально глядя на нее, он помедлил немного, и ей показалось, что он читает все ее мысли.
   – Я хочу только, чтобы ты была в безопасности.
   – Пока твоя семья будет собирать доказательства того, что я лгу? – Между ними как будто пробежала кошка. – Ты не можешь удерживать меня здесь против моего желания.
   – Разве я это делаю?
   Она облизнула пересохшие губы.
   – Да. Мне кажется, да.
   Его глаза стали цвета кремня, брови раздраженно насупились, хотя она и не могла определить, против кого это раздражение было направлено – против нее, его семьи или всего мира в целом. Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но он внезапно придвинулся еще ближе. Выражение его лица внезапно стало суровым и жестким, на него словно легла тень. Пальцы вцепились в воротник ее старой кожаной куртки.
   – Ты что, уже забыла, как тебя пытались убить? – спросил он хриплым шепотом. – Не прошло еще и двух суток.
   – Я не могу отступить. – Ее дыхание стало неглубоким и частым. От него исходили запахи кофе, кожи и резкий аромат мужского одеколона.
   Глаза Зака вспыхнули от гнева, и он слегка встряхнул ее.
   – Ты помнишь, что почувствовала, когда тебе чуть было не вышибли мозги?
   Она побледнела.
   – Конечно.
   – И, как ты думаешь, кто это мог сделать?
   – Я… я не знаю.
   – Я тоже не знаю, но он все еще где-то здесь, поблизости, и, мне кажется, что так просто он не отступится.
   – Мне тоже так кажется.
   – Ну хорошо, – сказал он, придвигаясь так близко, что она могла видеть в его серых глазах прожилки зеленого. – Давай поговорим о простынях – простынях на кровати в мотеле. Ты внимательно смотрела на них?
   Она с трудом сглотнула комок в горле, но не поддавалась желанию отступить назад.
   Его пальцы сильнее сжали воротник.
   – Они были разорваны на полосы. Как будто какое-то разъяренное животное с острыми, как бритва, зубами довело себя до исступления и, начав рвать их, никак не могло остановиться.
   Он притянул ее еще ближе, так что ей пришлось встать на цыпочки, и приблизил свое лицо к ее.
   – А может быть, ты заметила адресованное тебе послание на зеркале? Что там было написано?
   – Это не имеет никакого зна…
   – Что там было написано? – повторил он громче.
   – Что-то о…
   Не что-то о… Там было написано: «Смерть суке». По-моему, вполне понятно. Ясно как день, Ты представляешь, каким психом надо быть, чтобы сделать такое?
   – Я… я не хочу даже думать об этом.
   – Я тоже, но приходится, потому что это еще не конец. Она с трудом подняла голову и заглянула в его горящие решимостью глаза.
   – Я не могу просто взять и бросить все это, Закари. Раз уж я начала дело, то должна и покончить с ним.
   – Если только оно не покончит с тобой, – прорычал он и посмотрел на ее губы так, что она вся обмякла от желания. Потом, так же быстро, как и схватил, отпустил ее, так что Адриа, ударившись пятками о землю, чуть было не упала.
   Зак отступил назад, и она почувствовала, как сердце кольнуло сожаление.
   – Насколько я понимаю, у тебя нет другого выхода, кроме как залечь на некоторое время на дно, пока полиция не поймает этого сумасшедшего парня или пока все не утихнет само собой. Сейчас ты представляешь собой мишень не только для психа, который напал на тебя, но и для любого шутника-подражателя, которому захочется позабавиться или увидеть свое имя в газетах. Ты имеешь дело отнюдь не с ангелами, Адриа. Так что оставайся здесь. – Он остановил на ней взгляд на несколько мгновений, затем громко выругался и направился к конюшням.
   Она бегом догнала его и пошла следом, стараясь не поддаваться страху, который он хотел на нее нагнать, и заставляя себя не обращать внимания на чувственный призыв, который, казалось, излучали его серые глаза.
   – Я не позволю кому бы то ни было – даже тебе, не говоря уже о типе, который слоняется вокруг и рвет простыни, – запугать меня, – упрямо сказала она.
   – Значит, ты далеко не такая умная, какой я тебя считал. – Зак открыл дверь и вошел внутрь. Дверь, без сомнения, с силой захлопнулась бы, если бы она не удержала ее и, решительно сжав кулаки, не последовала за ним внутрь запущенной конюшни.
   Несколько лошадей ржанием приветствовали их появление. В лучах солнечного света, проникавшего сквозь давно не мытые, затянутые паутиной окна, плясали пылинки.
   В ноздри Адриа ударили запахи лошадиного пота и навоза, масла и кожи, сена и дерева, сразу напомнившие ферму, которую она оставила, решив заняться расследованием, этим чертовым расследованием. Она коснулась рукой грубого елового столба, поддерживавшего перекрытие сеновала, на котором висела старая керосиновая лампа, потускневшая, проржавевшая и тоже покрытая паутиной.
   Башмаки Зака глухо стучали по истертым доскам пола. Он прошел вдоль конюшни и плечом открыл дверь в дальнем ее конце. Старые петли заскрипели, и он исчез за ней. Девушка решила было последовать за ним, но передумала и, оставшись возле лошадей, по очереди погладила каждую по любопытному бархатистому носу, вытянутому в ее направлении, ощущая на своей ладони горячее дыхание животных.
   Что она здесь делает? Что и кому пытается доказать? Не лучше ли оставить Зака в его угрюмом настроении и вернуться в дом. А еще лучше угнать этот его чертов грузовик и уехать в Портленд, где ее, возможно, уже ожидали ответы на тайны ее жизни.
   И все же что-то же удерживало ее здесь, заставляя использовать свои раны в качестве причины, которая вынуждала ее оставаться вдали от цивилизации, наедине с единственным человеком, затронувшим ее сердце. Долгие годы она скрывала ото всех свои эмоции, но в присутствии Зака они пробивались наружу, легко преодолевая строгий контроль рассудка…
   В старом здании снова раздалось эхо его шагов. Она быстро повернула голову. С седлом и уздечкой в руках он недоуменно уставился на нее, словно не ожидал больше увидеть здесь, затем пнул ногой дверцы ближайшего стойла, в котором помещался серый в яблоках мерин. Лошадь недовольно заржала и замотала головой, но Зак ловко просунул мундштук между ее зубами и накинул уздечку, легко и уверенно преодолев сопротивление животного.
   Адриа подозревала, что он был человеком, который знал, что ему нужно, и привык добиваться своего. Любым путем, как Уитт Денвере. Его отец. А может быть, и ее. Зак положил седло на спину мерина и туго затянул подпругу. Он был так занят работой, что, казалось, не замечал ее присутствия. В конюшне повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь возней лошадей в стойлах.
   – Ты собираешься куда-то ехать?
   – А что, разве похоже? – спросил он.
   – И куда же? – сорвался с ее губ очередной вопрос.
   Он оглянулся через плечо и поймал ее взгляд в полутьме конюшни. Глаза его были темны, и в них все еще тлела неостывшая ярость. Несколько мгновений он молча смотрел на нее, и она почувствовала, что ей стало трудно дышать.
   – Зачем тебе знать?
   Адриа пожала плечами и не сказала ни слова, дышать было по-прежнему трудно. Под его пристальным взглядом она чувствовала себя так, как будто он раздевает ее – снимает один предмет туалета за другим. Сердце отчаянно стучало в груди.
   Глаза Зака переместились на ее горло, туда, где бешено бился пульс, и, когда он снова поднял их, в его взгляде читалось откровенное предложение.
   – Ты хочешь поехать со мной? – спросил он тихим голосом, едва слышным за постукиванием копыт и хрустом пережевываемого сена.
   О боже мой! Еле переведя дыхание, она покрепче ухватилась за веревку, обвязанную вокруг столба. Адриа смотрела в эти серые, проницательные глаза и чувствовала, как ее колени подгибаются.
   – Что ты сказал?
   – Ты хочешь поехать? – повторил он медленно, и в воздухе опять повисло напряженное молчание.
   Невозможно было не только дышать, но и думать.
   – Ну? – требовательно спросил он.
   Да! Адриа облизала внезапно пересохшие губы, слыша, как посвистывает ветер среди старых стропил.
   – К-кажется, да. – Ответ прозвучал так слабо, что она с трудом различала собственный голос.
   – Ты уверена? – Темная бровь с сомнением поднялась, и он засунул руку в карман джинсов, запустив пальцы глубоко вглубь. – Поездка может оказаться нелегкой.
   Ноги стали словно ватными, и она прислонилась к столбу, чтобы не упасть.
   – Знаю.
   – Не только нелегкой, но и опасной.
   Адриа с трудом сглотнула и почувствовала, как по ложбинке между грудями потекла струйка пота.
   – Я не боюсь, – ответила она, как бы убеждая в этом саму себя. В ее голове пронеслись картины, одна соблазнительнее другой, и сердце забилось с еще большей силой.
   Значит, ты совсем дура, Адриа, – сказал он и, выругавшись вполголоса, прищелкнул языком и повел мерина из стойла к выходу из конюшни.
   Девушка, почувствовав себя так, будто ее ударили, бросилась за ним вдогонку. Значит, он играл с ней, всего лишь дразнил, и она ощутила новую вспышку бешеного негодования.
   – Подожди минутку! – крикнула она, когда он уже садился в седло.
   Не обращая на нее внимания, он коротким движением ног послал лошадь, и та сразу взяла в галоп.
   – Подожди! Зак, пожалуйста!.. – крикнула она что есть мочи.
   Он резко натянул поводья. Лошадь встала на дыбы и, забив копытами в воздухе, развернулась кругом. Глаза Зака сверкали, как молнии на ночном небе, губы были гневно сжаты – воплощение сурового ковбоя, всегда делающего все по-своему.
   – Ты этого не хочешь, – сказал он, раздув ноздри, лицо его было словно высечено из камня.
   – Ты не можешь знать этого.
   – Разумеется, могу. Все, чего ты хочешь – и чего хотела с самого начала, – так это запустить руки в деньги семьи. Но через меня тебе этого сделать не удастся.
   Поднявшийся ветер отбросил волосы ей на лицо.
   – Дело совсем не в этом, и ты прекрасно знаешь. Почему ты не скажешь мне, чего ты боишься?
   – Боюсь?
   – Да, Зак. Ты испуган, и это не имеет никакого отношения к тому, что случилось в мотеле два дня назад.
   Его губы скривились в самоосуждающей усмешке.
   – Чего боюсь? Разве это не очевидно? – Он посмотрел на нее проникающим в душу взглядом. – Тебя, Адриа. Я боюсь тебя. – Свистнув, он развернул лошадь и наклонился вперед в седле. И мерин, поднимая пыль, помчался галопом по высохшей траве, оставив девушку наедине с самой собой.
   Адриа прислонилась к стене конюшни. Закрыв глаза, она откинула голову назад и почувствовала, как неровности грубо срубленной стены впились в ее плечи. Костяшки сжатых в отчаянии пальцев побелели.
   – Не бойся, Зак, – произнесла она, и на глазах ее выступили жгучие слезы. – Пожалуйста, не бойся. – Этот человек просто-напросто сводил ее с ума, и все же… Боже милостивый, и все же… ей казалось, что она его любит.
   В ней словно спорили два человека:
   – Ты не имеешь права!
   – Но я ничего не могу с собой поделать.
   – Он твой брат!
   – Этого я не знаю. Не знаю наверняка.
   – Ты не имеешь права рисковать! Тем более сейчас! Когда на карту поставлено все, к чему ты так долго стремилась!
   – Черт побери! Он прав, – произнесла она, злясь на саму себя. – Я просто-напросто дура. – Оторвавшись от стенки, Адриа направилась к дому с твердым намерением забыть его, выкинуть из головы и постараться убежать, уехать отсюда как можно дальше. Можно будет взять его джип или грузовик либо просто позвонить, чтобы кто-нибудь приехал и отвез ее в город…
   А еще можно отправиться вслед за ним.
   Солнце скользнуло за облачко. Где-то вдалеке завыл койот. Адриа замедлила шаги и поняла, что не в силах оставить все как есть. Просто убежать и скрыться было не в ее натуре. Она зашла слишком далеко и слишком многое выстрадала, чтобы спрятать голову в песок и сделать вид, что ничего не случилось.
   Бросая вызов судьбе, Адриа повернула назад. Ноги сами несли ее к распахнутой двери конюшни. Стуча башмаками, она пробежала в кладовую, где хранилась упряжь. Отыскав уздечку, девушка бросилась к ряду стойл. Над одной из дверей показалась голова вороной кобылы, и Адриа не стала долго раздумывать. Она надела на нее уздечку и торопливо вывела гарцующую лошадь наружу. Зак уже почти скрылся из виду – всего лишь черная точка на горизонте, – но Адриа не собиралась упускать его. Она вскарабкалась на неоседланную лошадь, наклонилась вперед и щелкнула языком.
   – Пошла! – С этим возгласом Адриа пришпорила кобылу пятками.
   Та мощно задвигалась под ней, мышцы под ничем не покрытой шкурой играли, стальные подковы высекали искры из твердой промерзшей земли. Ветер развевал волосы девушки, на глазах у нее выступили слезы, а резвая лошадка, пожирая расстояние, все мчалась и мчалась по покрытым высохшей травой пастбищам, поднимающимся к поросшим вековечными лесами предгорьям. А впереди на фоне темнеющего вечернего неба виднелась неровная череда покрытых снегами гор.
   Адриа все время подгоняла лошадь, боясь, что если та хоть на мгновение замедлит движение, то до нее дойдет все безрассудство этой затеи и она, натянув поводья, заставит себя вернуться на ранчо, в безопасное место, подальше от единственного человека, который мог спасти или уничтожить ее.
   Лошадь Зака галопом скакала через низкорослый кустарник, и Адриа следовала за ней.
   – Давай, давай, – подбадривала она кобылу. Легкие ее горели от холодного воздуха, а мысли туманились от страха за свое будущее. И все же она не отступала, преследуя этого человека и свою судьбу, подбираясь к ним все ближе и ближе.
   Наконец Зак натянул поводья, и его лошадь замедлила ход на берегу широкой реки, прорезавшей возвышенность и бурным водопадом срывающейся с уступа скалы. Затем, словно внезапно почувствовав погоню, он обернулся.
   Когда она увидела черты его мужественного лица, резкие, как вздымающиеся за его спиной горные вершины, дикие, как эта горная река, яростно бьющаяся в теснине и бешеным потоком проносящаяся через лес, у нее екнуло сердце. Челюсти его окаменели, а глаза сузились в молчаливом упреке, но ей было уже все равно. Не обращая внимания на выражение его лица, она пришпорила лошадь.
   Он молча следил за ее приближением. Но как только она подъехала достаточно близко, чтобы можно было разговаривать, он крикнул:
   – Ты должна вернуться назад!
   – Назад в Монтану?
   – Назад в дом.
   – Не сразу. – Она соскочила на землю. Зак последовал ее примеру. Нахмурив брови, он направился к ней. Вид у него был такой, будто он собрался задушить ее… или, хуже того, поцеловать и не остановиться на этом.
   – Ради бога…
   – Нет. Ради меня. Ради нас, – возразила Адриа, тяжело дыша. Распрямив плечи и упрямо задрав подбородок, она твердо встретила его яростный взгляд.
   – Ты никогда не слушаешь, что тебе говорят, да?
   Не слушаю, если мне говорят то, чего я не хочу слышать. – Адриа чувствовала на своей шее холодные капельки воды, до нее доносился грохот потока, обрушивавшегося с высоты пятнадцати метров на дно ущелья. Не желая уступать, она с молчаливым вызовом смотрела прямо ему в глаза.
   – Ты не понимаешь, о чем просишь, – хрипло произнес он.
   – Тогда объясни мне.
   Щурясь в лучах заходящего солнца, Закари посмотрел на нее долгим взглядом. В холодном горном воздухе изо рта у него вылетал пар.
   – Ты от своего не отступишься, – сказал Зак, и его голос прозвучал так, будто он только что проиграл трудную битву с самим собой. Потом, как бы неохотно, отвел с ее лица растрепавшийся черный локон.
   – Не вижу в этом причин.
   – Причин множество, Адриа.
   – Ни одной, которую мне бы хотелось услышать. – Ветер играл ее волосами, а она продолжала стоять, подняв голову, как бы вызывая его на бой.
   Его взгляд встретился с ее и замер, заставив сердце девушки забиться от сладкого предчувствия. В этих потемневших враз глазах светилась примитивная, необузданная страсть. Внезапно Адриа ощутила, как грудь ее сжалась, будто стянутая стальными обручами, и успела подумать, так ли уж она была права, когда последовала за ним в этот лес? Несомненно, Адриа желала его, наверное, даже любила, но, находясь с ним рядом, все время чувствовала себя неуверенно и настороженно, потому что ей казалось, что она может не получить того, к чему стремилось все ее существо.
   Словно прочитав ее мысли, Зак решительно положил сильные пальцы одной руки ей на затылок и грубо притянул к себе, соединился с ней губами и поцеловал с диким, первобытным пылом. Другой рукой он обхватил ее за талию и еще крепче прижал жаждущее тело к своему, так что она смогла почувствовать, как бьется его сердце и твердеет, говоря о растущем желании, плоть. От него пахло кожей и потом, ртом она чувствовала вкус кофе и спиртного. Смешиваясь, эти запахи и ощущения вызвали волну жара, медленно растекавшуюся по всему ее телу.
   Его язык уже проник глубоко внутрь, касаясь, пробуя, двигаясь взад и вперед, сталкиваясь со своим собратом в каком-то интимно-чувственном танце, будящем в ней необузданные чувства.
   Руки властно и даже как-то зло прижимали ее, расплющивая груди о твердую стену его мышц.
   Обняв его за шею, Адриа полностью отдалась ему во власть, не желая прислушиваться к еще звучащим в ее мозгу сомнениям, отказываясь думать о том, что он может оказаться ее братом и что эта любовь, столь внезапно вспыхнувшая и такая же естественная, как природа вокруг них, может оказаться порочной. Она отдавала ему свои губы и так же охотно отдаст и всю себя.
   Не выпуская ее из объятий, Зак опустился вместе с девушкой на толстый слой сухой травы и сосновых игл. Покрывая поцелуями ее шею и веки, он запустил пальцы в густые, угольно-черные волосы.
   – Ты уверена? – спросил он голосом холодным и бесстрастным, как свистящий между деревьями ветер.
   – Я хочу этого, Зак, – ответила она, глядя ему прямо в глаза. – Я хочу тебя.
   Он все медлил, но она приникла своими губами к его, и он сдался. Адриа понимала, что сдержанность Зака вызвана его подозрениями в их кровном родстве, но она сама была уверена в обратном. Адриа не могла полюбить, так полюбить собственного сводного брата. Большинство людей считало его отцом Энтони Полидори, и он гораздо больше походил на этого итальянца, чем на Уитта. Вот это правильно! Так и должно быть! Зак положил руку ей на грудь, и Адриа инстинктивно выгнулась навстречу ему. Когда же он уткнулся носом в ее шею, она, откинув голову назад, предложила ему большее.
   Его пальцы отыскали пуговицы ее блузки и застежку бюстгальтера, и вскоре она оказалась уже раздетой до пояса. Холодный воздух пощипывал темные соски обнаженных грудей, но тело горело от бушевавшего внутри нее огня.
   Руки у него были огрубевшие, но когда, перед тем как завести их ей за спину и исследовать ложбинку позвоночника, он коснулся ими каждого упруго торчащего маленького пика, она испытала божественное ощущение. Ее тело пронзила сладостная дрожь, и она вцепилась в его плечи, как утопающий за соломинку.
   Теперь Зак уже целовал ее груди, она выгибалась от наслаждения, ей хотелось еще и еще, когда же он завладел ее отвердевшими сосками, ее охватил приступ какой-то примитивной чувственной радости. Его язык то двигался по кругу, то просто взад и вперед, то нежно ласкал, а то слегка задевал их, разжигая внутри нее искры небесного огня.
   Шепча его имя, она подставляла ему грудь, как кормящая мать младенцу, вместе с тем желая большего. Гораздо большего. «Люби меня, Закари!» – кричала она про себя.
   Пальцы Зака скользнули к поясу ее джинсов и освободили от этого явно не нужного ей предмета одежды, оставив в одних тоненьких трусиках. Затем он вновь поймал губами один из ее сосков, и она, застонав от удовольствия, нащупала ворот его рубашки и, отрывая от нетерпения пуговицы, обнажила покрытую вьющимися темными волосами грудь, чувствуя под своими руками рельефные мышцы его плеч и спины.
   Услышав ответный стон, девушка задрожала.
   – Адриа, – хрипло произнес он, стараясь поймать ее взгляд.
   Она приложила палец к его губам.
   – Не надо ничего говорить, – прошептала она и тут же ощутила новый очаг огня – он начал легонько покусывать ее палец.
   Глядя ей в глаза, он продолжал держать ее палец во рту, и огонь разливался по всему ее телу.
   В горле у нее пересохло, а влажная пустота между ее ног готова была принять его. Она хотела его, хотела независимо от последствий. Так и не отрывая от нее взгляда, он медленно переместил руки ниже, к ложбинке, разделяющей ее ягодицы, и все ее тело опять начало судорожно извиваться, откровенно моля о еще большем.
   – Ты уверена? – снова спросил он. За его расширившимися зрачками почти не было видно серой радужной оболочки глаз. Высоко над его головой по небу стремительно неслись облака.
   – Д-да.
   – Это может оказаться ошибкой. – В его глазах появилась тень сомнения, но не подвластные рассудку пальцы продолжали ласкать ее тело.
   – Никогда, – прошептала Адриа, притягивая его голову до тех пор, пока не почувствовала на своем лице его дыхание. – Люби меня, Зак, – взмолилась она, окончательно забывая всякую осторожность и отметая все предостережения звучащих в ее мозгу голосов. – Люби меня и забудь обо всем остальном.
   Он поцеловал ее в губы, а затем стал опускаться все ниже и ниже, нежно касаясь губами ее кожи, пока наконец не достиг ямочки пупка, которую обвел языком. И она снова прогнулась навстречу ему, прося, требуя большего – всего его.
   Зак скользнул еще ниже, и, когда стянул с нее трусики и она почувствовала его горячее дыхание над самыми завитками волос, ей показалось, что она умирает. Вся дрожа в исступлении, она почувствовала, как он коснулся ее самого интимного места, сперва медленно, потом все быстрее и быстрее.
   – Закари! – воскликнула она.
   – Подожди еще, – шепнул он и притянул одну из ее рук к молнии своих джинсов. Раздался легкий треск, и Адриа медленно сняла джинсы с его стройных ног. Нежными пальцами она гладила его ягодицы и чувствовала, как напрягаются его мышцы. Потом пробежалась по плоскому животу и услышала судорожный вздох.
   От сильного мужского тела исходил ровный жар.
   – Ты не передумала? – еще раз спросил он, когда они уже лежали совершенно обнаженные, дрожащие от нетерпения.
   В ответ она поцеловала его, и он переместился наверх, заводя своими сильными руками ее руки ей за голову. Горящие желанием глаза словно заглядывали в самую душу Адриа.
   Потом, целуя ее, он грубо, словно опять победив в какой-то внутренней борьбе, раздвинул ей ноги. Она приподняла бедра с земли и почувствовала, как его мужское естество, тяжелое и плотное, прорвав разделяющий их барьер, вошло внутрь нее.
   Адриа опустила веки, но он поцеловал ее в щеку.
   – Смотри на меня, – сказал он хрипло. – Мы не должны забывать, как это произошло. И никогда не забудем.
   Его слова прозвучали словно пророчество. Послушная ему, она открыла глаза и начала двигаться в такт его опьяняющему, возбужденному ритму. Не было никаких пауз, некогда было даже перевести дыхание. Он входил в нее все глубже и глубже, все быстрее и быстрее, пока наконец цвета окружающего мира не слились перед ней в сверкающий калейдоскоп радужных бликов. А переполняющее ее наслаждение не взорвалось изнутри чувственным восторгом и умиротворенностью, когда ее лоно заполнила влага, подобная густому теплому меду.
   – Адриа, о дорогая моя Адриа! – Его прерывающийся шепот, казалось, отразился эхом от стен каньона и самого ее сердца. Перед ее глазами еще плыли пятна света, а тело трепетало в его объятиях. Она обхватила его так крепко, будто боялась потерять ту бесценную связь, которую они только что обрели, этот экстаз обоюдной любви.
   «Люби меня, – беззвучно кричала она, все крепче обнимая его покрытое потом, навалившееся на нее и почти слившееся с ней воедино тело. – Люби меня, Закари Денвере, и никогда не останавливайся».
   Неожиданно ей захотелось заплакать – то ли от радости, то ли от облегчения, она и сама этого не знала. Но не стала поддаваться подступающим слезам, как, впрочем, и думать о завтрашнем дне.
   Он и так придет слишком быстро.

20

   – Расскажи мне о моей матери. – Глядя на качавшиеся над ней в синем предзакатном небе ветви сосен, Адриа поежилась. По небосклону, нисколько не портя великолепия дня, медленно двигались несколько полупрозрачных облачков.
   Лежащий рядом с ней Зак насторожился.
   – Я не знал твою мать. – Он потянулся за джинсами и надел их на себя. – Она жила с тобой в Монтане.
   – О моей другой матери, Кэтрин, – пояснила Адриа, не позволяя себе сердиться, но и не желая, чтобы он ушел от ответа, как это бывало в прошлом. Ведь теперь, когда они стали любовниками, у них не должно быть тайн друг от друга. Она тоже потянулась за своей одеждой; земля была холодная, и девушка вся покрылась гусиной кожей.
   После того как Зак взял ее, взял пылко и яростно, и они лежали, прижавшись друг к другу обнаженными телами, она вдруг заметила на его плече шрам – память о той ночи, «когда исчезла Лонда, и почти убедила себя в том, что между ними не может быть кровного родства. Либо он сын Полидори, либо она не дочь Уитта Денверса. Но теперь, когда ее сознание прояснилось, она уже не была столь уверена в этом.