Эстер Росмэн
Колыбельная для мужчин

Пролог
Адриа

   Портленд, штат Орегон Октябрь, 1993 год
   Если бы только она могла вспомнить.
   Если бы знала правду.
   Если бы была уверена, что не совершает ошибку.
   Девушка смотрела в темное октябрьское небо, чувствуя, как пропитанный влагой воздух Орегона холодит ее лицо., Неужели все это когда-то уже было? И она стояла на том же углу, точно так же запрокинув голову, глядела вверх, ловя губами капли дождя? За спиной высился старый отель «Денвере». А рядом была мама. Она крепко сжимала худенькую ручку дочери и ждала зеленого сигнала светофора, чтобы перейти на другую сторону улицы.
   Мимо, разбрызгивая колесами лужи, проносились легковые машины и автобусы. Под складками теплой накидки девушка дрожала всем телом. Но не от сырого пронизывающего ветра, дувшего с востока, где морщились бурые воды реки Уилламетт. Пугала и приводила в трепет мысль о задуманном. О том, что теперь уже неизбежно произойдет. О борьбе за свое будущее, которая ей предстояла.
   Но решение принято, и отступать нельзя. Недаром же она мысленно преодолела сотни миль, то вырываясь из ада страстей и сомнений, то вновь погружаясь в него! Сколько дней было потрачено на скрупулезное копание в собственной душе! А изнурительные часы, проведенные в библиотеках, редакциях газет чуть ли не всего северо-востока Америки в поисках сообщений хроники, обычных или редакционных статей – любых материалов, касавшихся жизни семьи Денвере!
   И вот ее планы наконец близки к осуществлению. Или – к провалу… Девушка подняла глаза на отель – семиэтажное здание в викторианском стиле. Когда-то оно было самым высоким в городе. Теперь же терялось среди собратьев из железобетона, стали и стекла и исполинских небоскребов, со дна узких темных улиц устремивших ввысь остроконечные шпили, которые неясно вырисовывались на фоне неба.
   – Господи, помоги мне! – прошептала она.
   Не дождавшись зеленого сигнала светофора, она перебежала улицу. Сильный порыв ветра сорвал с головы капюшон…
   День постепенно угасал. Полускрытое тучами солнце садилось за холмами со все еще сохранившимися лесами и разбросанными тут и там среди деревьев роскошными особняками.
   Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как отель «Денвере» закрыли на ремонт, чтобы вернуть ему былое великолепие. Девушка знала это. Тем не менее она без колебаний вошла через оставленную открытой для рабочих дверь и оказалась в вестибюле.
   Ремонт был уже почти закончен. В последние дни к отелю один за другим подъезжали фургоны, из которых выносили столы, кресла и прочую мебель, призванную украсить холл величественного здания, построенного в начале столетия. За обстановкой последовали скатерти, разнообразная посуда, продукты и вина – на конец недели планировалась грандиозная церемония открытия.
   Говорили, что основная часть клана Денверсов – первая супруга главы семейства Уитта Денверса и его четверо детей были уже в городе. Что ж, это к лучшему!
   Девушка вдруг почувствовала, как ее сердце сковало холодом от мрачного предчувствия. Войти в семью Денвере, стать полноправным ее членом она решила сразу же, когда узнала о ремонте отеля и его предстоящем открытии. Но сначала надо было произвести разведку, поговорив с Закари Денверсом, возглавлявшим всю «косметическую» операцию, производившуюся над зданием. Судя по материалам газет, этот второй сын Уитта считался в семье бунтарем и никогда в нее не вписывался. Еще в юности у него не раз случались недоразумения с законом, и только деньги старшего Денверса спасали сына от серьезных неприятностей.
   Ходили сплетни, что Закари был не только самым нелюбимым из детей Уитта, но и чуть было не лишился отцовского наследства.
   Итак, он – тот самый человек, с которым требовалось встретиться в первую очередь. Она столько раз внимательно изучала его фотографии, что не могла не узнать при встрече, фамильное сходство, столь очевидное у других братьев и сестер, не коснулось Закари. Рост – чуть больше ста восьмидесяти сантиметров, черные как смоль волосы, оливковый цвет кожи, глубоко посаженные серые глаза под нависшими густыми бровями. Он был единственным из сыновей Уитта, совсем не походившим на отца. Более худощавый, чем братья, с чертами лица, словно высеченными из камня, Закари выглядел суровым, даже жестоким. Казалось, что он никогда не улыбается. По широкому шраму на правом виске, терявшемуся в волосах, и сломанному носу можно было догадаться о необузданном темпераменте…
   Двое рабочих, сгибаясь под тяжестью ноши, тащили огромный диван, упакованный в полиэтиленовую пленку. Через настежь распахнутые двери из ресторанного зала в расположенную напротив кухню и обратно сновала прислуга. От запахов моющих растворов, скипидара и лаков першило в горле.
   Девушка продолжала стоять посредине двусветного вестибюля, растерянно осматриваясь и не в силах подавить волнение. К горлу подступил комок, и она не могла его проглотить. Ведь «Денвере» когда-то был самым богатым отелем в Портленде, местом встреч высокопоставленных сановников, отцов города. Здесь заключались грандиозные сделки, принимались решения, часто определявшие будущее не только родного штата. И теперь она намеревалась стать его владелицей по праву наследницы. Это дело ее жизни. В нем – ее будущее… А если… нет?
   Справившись с собой, она подошла к широкой винтовой лестнице, ведущей на галерею.
   –"Эй, мадам! – раздался сверху чей-то голос. – Мы еще не открыты.
   Голос принадлежал высокому дородному мужчине, стоявшему на лесах под самым потолком. Девушка никак не отреагировала на окрик и начала подниматься по ступенькам.
   – Я к вам обращаюсь, мадам! – снова донеслось с лесов. В тоне уже чувствовалось раздражение.
   «Мадам» помедлила несколько мгновений, потом подняла голову и спросила с обезоруживающей улыбкой:
   – Извините, вы Закари Денвере?
   – Нет, но…
   – Вы родственник Денверсов?
   – Черт побери! Конечно нет! Но это не значит…
   – Простите, но все же – кто вы?
   – Электрик.
   – Очень приятно, господин электрик. У меня назначена встреча с мистером Закари Денверсом.
   Это было произнесено таким властным тоном, что человек на лесах несколько опешил. Потом переспросил с некоторым недоверием.
   – Встреча с мистером Закари?
   – Да. Встреча с мистером Закари.
   – Странно. Я его прораб, но он не говорил мне о встрече с кем бы то ни было.
   Он подозрительно смотрел на девушку, а та изобразила на лице холодную улыбку и небрежно сказала:
   – Наверное, забыл. Но, так или иначе, мне нужно поговорить с ним. Или еще с кем-нибудь из семьи Денвере.
   – Мистер Закари вернется примерно через полчаса, – неохотно процедил сквозь зубы прораб-электрик.
   – Хорошо. Я подожду его на галерее.
   Не глядя больше на прораба, она гордо пошла вверх по лестнице. Тот, недовольно пробурчав себе что-то под нос – ей послышалось «дерьмо» и «чертовы бабы», – вновь принялся за работу.
   Она поднялась на галерею. И вдруг почувствовала, как бешено забилось сердце. Здесь, налево, должна быть широкая двустворчатая дверь, ведущая в танцевальный зал. Вот она!
   Привычный толчок плечом, и створки распахиваются настежь. В зале царит полнейший мрак. Одетые в перчатки пальцы уверенно нащупывают выключатель. Как по волшебству, все озаряется светом сотен миниатюрных электрических свечей, рассыпанных вдоль стен, обрамляющих окна, скрытых в затейливых лепных украшениях потолка. Их огни отражаются в зеркально отполированном дубовом паркете, в бронзе оконных ручек, в инкрустированных перламутром карточных столиках…
   Вновь перехватило дыхание. Глаза затуманились слезами… Неужели это произошло здесь? То самое, что разом изменило привычное и, казалось, навсегда предопределенное течение жизни, превратив ее в бурный и непредсказуемый поток?
   Как же это случилось? Боже, если бы только она могла вспомнить!
***
   Струйки октябрьского дождя стекали по его волосам за воротник замшевого пиджака. Мертвые, уже почерневшие листья устилали тротуар. От мокрых мостовых поднимался туман и плыл вдоль улиц, цепляясь за углы домов. Мимо с ревом проносились легковые машины, фургоны и грузовики. Свет их зажженных фар, как и свет уличных фонарей, казался тусклым в густом орегонском тумане.
   Закари Денвере был зол. Работа слишком затянулась, он затратил на нее слишком много личного времени. Да и вообще Закари почитал свое участие в переустройстве гостиницы чистейшей воды лицемерием. А потому не мог дождаться, когда все это кончится.
   Бормоча проклятия в адрес братьев и свой собственный, а особенно – покойного отца, он резким толчком открыл стеклянную дверь отеля и вошел в пахнущее ремонтом помещение. На этот ремонт он уже ухлопал год. Целый год жизни! И все из-за обещания, данного отцу пару лет назад. Потому что тот был скрягой и не хотел потратить ни цента из собственного кармана. Правда, Закари всегда доставляло удовольствие слушать, как Уитт Денвере, превозмогая себя, обращается к нему с какой-нибудь просьбой.
   От подобных мыслей засосало под ложечкой: а ведь он походил на отца куда больше, чем хотел бы…
   Недавно нанятый управляющий – нервный молодой человек с редеющими волосами и неестественно подвижным кадыком – обсуждал с новым секретарем формулировки Устава отеля. Оба сидели за длинным столом красного дерева, исходный материал для которого Закари лично отыскал в какой-то полуразрушенной таверне столетней давности. При этом не упустил и саму таверну: привел в порядок и превратил в довольно сносный бар. Потемневшие же от старости доски были вывезены, отполированы и превращены в роскошный стол, ставший главным украшением вестибюля.
   Вся прежняя обстановка помещений была заменена. И теперь отель мог гордиться оригинальным сочетанием убранства интерьера в стиле девяностых годов прошлого века с современным комфортом. Закари все еще не мог до конца понять, почему он согласился заняться обновлением отеля. Хотя в глубине души подозревал, что здесь была замешана глупая семейная гордость. Вот сукины дети, раздраженно подумал он по поводу амбиций родственников и своих собственных.
   Закари устал от города, его шума, скверного воздуха и этих проклятых уличных фонарей с их мертвящим светом. Более же всего – от своей семьи, а вернее – от оставшихся в живых ее членов. И чувствовал непреодолимое желание уехать отсюда.
   – Привет, Денвере! – прервал его мысли голос из-под потолка. Закари посмотрел наверх и увидел Джиллета, стоявшего на лесах и копавшегося в электропроводке.
   – А, это ты, Фрэнк!
   – Я. Вас тут искали.
   – Кто?
   – Какая-то женщина. Она ждет уже битый час.
   – Где?
   – На галерее, в танцевальном зале.
   – Кто такая?
   – Не знаю. Она не соизволила представиться. Сказала только, что у нее назначена встреча с вами.
   – Со мной?
   – Так она утверждала. Еще говорила, что со мной ей разговаривать не о чем. Я, видите ли, не член семьи Денвере.
   Фрэнк спустился вниз и вытер руки большим полотняным платком. Из кухни донесся какой-то грохот и звон бьющегося стекла. Закари сморщился.
   – О черт! Опять этот Кейси! Вот верблюд! Может быть, она репортер?
   – Кто? Та женщина? Откуда я знаю?
   Фрэнк полез в карман и вытащил пачку сигарет. Чиркнул зажигалкой, затянулся и, развеяв табачный дым ладонью, добавил:
   – Повторяю, она не захотела со мной говорить. Хотя я бы и не отказался уделить ей какое-то время.
   – Хороша собой?
   – Недурна.
   – Понятно.
   Послушайте, Денвере. Пока работы не закончены, никто не имеет права находиться здесь. Я несу за это ответственность. А та дамочка одна поднялась по лестнице, бродит где-то по этажам. Ну как на нее что-нибудь свалится? Или сама поскользнется, упадет и сломает себе шею? Что тогда прикажете мне делать?
   – Ну, ты уж слишком беспокоишься!
   – Вы мне за это платите деньги.
   – Ладно. Заканчивай работу. С женщиной я разберусь сам.
   – О'кей! – И Фрэнк выпустил изо рта громадное облако дыма.
   Поднявшись по лестнице, Закари задержался на площадке галереи и посмотрел вниз. Все шло по плану. Еще несколько часов, и ремонт завершится. Он, Закари, или, как его звали в семье, Зак, исполнил свое обещание.
   И вновь перед его мысленным взором возник образ покойного отца. Уитт Денвере. Вечная головная боль! Единственный из оставшихся в живых сыновей Джулиуса – величайшего лесного магната всех времен! Бывшего бедняка, накопившего состояние с помощью пил и топоров. И пота тех, других, которых он заставлял на себя работать. Уитт продолжил эту традицию, но уже с электропилами, лебедками, грузовиками. Только пот тех, кто своим трудом помогал набивать его карманы, остался прежним…
   Сейчас отец гордился бы сыном, от которого столько раз отрекался. Но это было уже неважно. Уитт Денвере умер. Тело его сгорело в печи крематория, а пепел, как было завещано, развеян два года назад над поросшими густым лесом холмами Орегона. Что ж, достойный конец лесопромышленника, всю жизнь насиловавшего свою землю! Уитт был человеком, который умел найти то, что хотел, а найдя, взять. Те же, кто пытался идти своим путем, не угодным первому богачу Портленда, впоследствии очень сожалели об этом. В их числе был и Зак Денвере – второй сын Уитта.
   Через толстую замшу пиджака Зак тронул шрам на правом плече – своего рода клеймо, которым Денверс-старший пометил своего отпрыска. Его челюсти плотно сжались; представлять старику счет уже было поздно.
   – Мир праху твоему, чертов самодур! – прошептал Зак.
   Постояв еще несколько мгновений на площадке, он решительно подошел к двери танцевального зала и открыл ее. Стоявшая у окна женщина в черной накидке и высоких, до колен, сапогах такого же цвета обернулась. Зак посмотрел на нее и оцепенел. Она не произнесла ни слова, а он уже знал, кто ждал его и зачем.
   Блестящие черные локоны окаймляли безупречное лицо. Из-под темных густых ресниц на Зака устремился прямой, пронизывающий взгляд. Тонкие соболиные брови пытливо изогнулись дугой. Четко очерченные скулы и сильный, волевой подбородок придавали лицу выражение непреклонной решимости. Женщина улыбнулась, и Зак явственно ощутил, что его сердце на секунду остановилось, а дыхание замерло в груди.
   – Итак, вас зовут Закари, – не допускающим возражений тоном сказала нежданная гостья, всем своим видом подчеркивая, что имеет полное право здесь находиться.
   – Да, это так, – ответил он, почувствовав, как у него сразу пересохло горло.
   – Денвере?
   – Да, Денвере, – неуверенно и очень тихо подтвердил Зак. – Но, извините…
   – Я давно хотела с вами встретиться, – перебила незнакомка, подняв руку и отведя упавшую на лоб прядь волос. – Меня зовут…
   – Вас зовут Лонда, – закончил за нее Зак. Каждый мускул его лица напрягся, выдавая почти физическую боль, вызванную воспоминаниями прошлого.
   – Вы меня помните? – спросила та, кого он назвал Лондой. И ее глаза сразу посветлели.
   – Наверное, это просто сходство…
   – О нет!
   – Тогда мне понятно, зачем вы здесь. Я правильно догадываюсь?
   Девушка несколько смутилась и помедлила с ответом. Потом снова посмотрела ему прямо в глаза.
   – Да, вы правильно догадываетесь.
   – То есть вы считаете себя моей давно пропавшей сестрой? В тоне Зака прозвучали нотки иронии, и девушка уловила их.
   – Я так думаю, – дипломатично ответила она. – Но, честно говоря, не могу быть в этом уверена на все сто процентов. Поэтому и пришла сюда. Мне необходимо убедиться в своей правоте… Либо же попросить у вас извинения и уйти. Кстати, долгое время меня звали Адриа.
   Вы не уверены? – переспросил Зак. С минуту, не меньше, он смотрел в эти большие голубые глаза и не мог оторваться. Слишком они были похожи на те, другие – далекие и лукавые, как бы видевшие его насквозь… Но нет! Как он мог даже допустить саму мысль, что перед ним действительно Лонда! Тонко задуманное мошенничество, и он видит это за версту. Его не обмануть! Да… И все же… все же… Она и впрямь очень похожа на его мачеху! Похожа… Ну и что из того? И он добавил безразличным тоном, который приберегал для лжецов и мошенников:
   – Моя сестра умерла почти двадцать лет назад.
   – Сводная сестра.
   – Не имеет значения.
   Она вздохнула, скрестила руки на груди и сказала:
   – Я просто хотела убедиться, что помню это место.
   – Лонде тогда было всего три года.
   – Четыре, точнее, почти пять. Но даже у четырехлетних детей есть память. По крайней мере, впечатления они запоминают прекрасно. – Она посмотрела в угол зала. – Вон там, в нише между окнами, во время балов играл оркестр. А рядом стояли огромные вазоны, и в них росли деревья… Я их помню… – Ее брови сошлись в прямую тонкую линию, лицо напряглось, как у человека, пытающегося удержать ускользавшие воспоминания. – А тут стояла ледяная фигура лошади… Скачущей… Из которой бил фонтан шампанского… Мне кажется, что…
   – Отдаю должное: вы неплохо подготовились! – язвительным тоном прервал ее Зак.
   Она сжала губы.
   – Вы мне не верите…
   – Думаю, вам лучше уйти отсюда. – И Зак кивнул на дверь. – Лонда умерла. С тех пор прошло много лет. Так что хватит молоть ерунду. Идите-ка лучше домой, пока я не приказал вышвырнуть вас отсюда вместе со всем этим мусором, как бродягу или попрошайку.
   – Откуда вам известно, что Лонда умерла?
   У Зака перехватило дыхание. В памяти вновь возникли все обиды, обвинения, пренебрежение и подозрительность, которыми его казнили в семье. Но он прогнал воспоминание.
   – Повторяю, и совершенно серьезно, вам лучше уйти отсюда!
   – Я тоже не шучу, Зак! – Она вновь окинула взором зал и добавила почти с угрозой: – Надеюсь, вы понимаете, что легко я не сдамся?
   – Вы не найдете поддержки.
   – У кого?
   – Ни у кого! – Голос Зака звучал твердо, черты лица исказились, став еще более жесткими: – Вы можете обратиться к моим братьям, сестре или адвокатам, которые держат в руках все финансовые дела покойного Уитта Денверса. Но никто из них не станет даже слушать вас. Так что мой вам совет – не теряйте зря времени и ступайте домой.
   – Моим домом мог бы стать этот.
   – Не несите околесицу!
   – Жаль, что умерла Кэтрин.
   Закари почувствовал, как в его жилах застыла кровь при одном упоминании имени очаровательной и слишком молодой мачехи. Он еще раз посмотрел на непрошеную гостью. Сходство между стоявшей перед ним самонадеянной девицей и второй женой его отца было несомненным. Кэтрин… Кэт… Женщина, на многие годы превратившая его жизнь в кромешный ад.
   – Вам серьезно жаль, что она умерла? – вкрадчиво спросил он. – Или, наоборот, без нее удобнее заниматься шантажом?
   На щеках девушки выступил чуть заметный румянец.
   – Убирайтесь! – грубо крикнул Зак.
   – Вы меня боитесь.
   – Я сказал вам – убирайтесь отсюда!
   Несколько мгновений девушка продолжала смотреть ему в глаза. Затем быстро вышла из зала и спустилась в вестибюль. Закари подошел к окну. Он видел, как она переходила улицу. Шаги ее были широкими и уверенными. Голова – чуть наклонена навстречу дождю…
   Она вернется, подумал Зак. Непременно вернется! Они всегда возвращались. Но власть и деньги Денверсов ограждали семью от их домогательств. И, потеряв надежду урвать хоть что-нибудь от сокровищ старого Уитта, они исчезали.
   Зак уверял себя, что и на этот раз все закончится благополучно. Но, когда фигурка девушки исчезла за углом соседнего дома, его охватило тревожное предчувствие. Какой-то дьявольский голос нашептывал ему, что эта незнакомка, представившаяся как Лонда Денвере, чем-то очень отличалась от всех ее многочисленных предшественниц…

Часть первая
Закари
1974 год

1

   – С днем рождения, милый, – шепнула Кэтрин Денвере мужу, когда они скользили в танце по отполированному паркету огромного зала.
   Расположившийся на невысоком подиуме в нише оркестр играл модный блюз «А время идет…». Знакомая мелодия плыла по переполненному гостями залу.
   – Ты удивлен? – все так же шепотом спросила Кэтрин, нежно прижимаясь к партнеру. Ее атласные туфельки двигались точно в такт музыке.
   – Все, что ты делаешь, меня уже не удивляет…
   Он поперхнулся и долго откашливался. Кэтрин приберегла для танцевального зала его отеля какое-то, очевидно взятое из романов, название одного из университетских женских клубов. Вот и весь сюрприз. И потом, он уже действительно ничему не удивлялся. За пятьдесят лет бесконечного утверждения себя в качестве умнейшего бизнесмена Портленда ему частенько приходилось оказываться мишенью всяческих шуточек. Порой добрых, а чаще – злых. Правда, в долгу он оставался редко…
   Он крепко прижал жену к себе, чувствуя упругость ее груди под черным шелком платья. Будь это несколько лет назад, его бы воспламенил уже один только запах ее духов. И, конечно, мысль о том, что под платьем у Кэтрин нет никакого белья… Платье, туфельки, и все…
   Пианист заиграл соло, и Кэтрин кокетливо надула губки. Она была прелестна и знала это. Блестящие черные волосы отражали свет бесчисленных люстр и канделябров, а глаза – глубокие и голубые, как море, застенчиво смотрели на супруга сквозь густые темные ресницы.
   Было время, когда он готов был отдать все свое состояние за ночь в ее постели. Она была чувственной, очень изящной и хорошо знала, как прельстить мужчину.
   Он никогда не спрашивал Кэтрин о происхождении ее обширнейших познаний в области всех таинств и прелестей любовных утех. Просто был благодарен за честь стать любовником этой женщины. Она вернула ему чувство вожделения, которое он считал уже навсегда утерянным.
   Из свернувшегося калачиком и ласково мурлыкающего котеночка Кэт в постели превращалась в бешеную дикую кошку. Женившись на ней, он был верен, и в первые годы совместной жизни каждую вторую ночь они занимались любовью, вполне удовлетворяя друг друга. Но довольно скоро сила его страсти начала ослабевать: несколько лет регулярного необузданного секса стали для него более чем достаточными. Впрочем, то же самое в свое время у него произошло и с первой женой.
   И вот дошло до того, что он с трудом мог вспомнить, когда в последний раз исполнял по отношению к Кэтрин свои супружеские обязанности. Это его не на шутку встревожило. При одной мысли о возможной импотенции он краснел как вареный рак. Но факт оставался фактом. Вот и сейчас, когда Кэтрин плотно прижималась к нему своими бедрами, а кончик ее языка нежно касался так называемых эрогенных точек чуть пониже его уха, он не чувствовал ничего! Никакого кипения в крови! Никакого напряжения плоти между ног! Даже тогда, когда она прикасалась самой интимной частью своего тела! Никакой реакции! Просто удивительно, как им удалось зачать младенца!
   Неожиданно он грубо оттолкнул Кэтрин. Но тут же вновь привлек к себе. Она засмеялась гортанным, неприятным смехом. Ему же этот смех нравился. Как нравилось все, что она делала. Единственное, чего он желал сейчас, так это бросить ее во время танца на пол и взять, как дикое, строптивое животное. Именно этого наверняка хотела от него и она сама. И пусть сорок с лишним пар глаз с ужасом взирают, как он доказывает свою мужскую суть и способность удовлетворить жену.
   По ночам Кэтрин изо всех сил пыталась как-то расшевелить мужа. Испробовала все известные ей способы. Изобретала новые. Здесь было и тончайшее неглиже, и узенькие бюстгальтеры, сквозь которые выпирали ее тугие соски, и длинные черные подвязки, подчеркивавшие форму бедер. Она ласкала его эрогенные зоны кончиком языка, шептала непристойности, щекотала мошонку и играла половым членом. Ничего не помогало! Партнера расхолаживала сама мысль о том, что былая твердость его плоти ушла навсегда и он уже никогда не сможет вести нормальную половую жизнь…
   Музыка смолкла. И вдруг он обхватил Кэтрин за талию и резко перегнул через руку. Глаза их встретились. Ее длинные распущенные волосы коснулись усыпанного лепестками роз пола. Грудь оголилась почти до сосков. Не обращая внимания на устремленные на них десятки глаз, он нагнулся и впился губами в обнаженное углубление между очаровательными полушариями. Страстный долгий поцелуй прервали аплодисменты и общий смех. Опомнившись, он отпустил свою партнершу.
   – Ах ты, старый пес! – припечатал хозяина дома один из гостей. Лицо Кэт залил пунцовый, как у невинной девушки, стыдливый румянец.
   – Тащите ее в постель, – посоветовал стоявший рядом джентльмен средних лет. – Чего вы ждете? Уже давно пора завести сына.
   – Чуть попозже, – смущенно ответил Уитт. – Пусть еще немного побудет с нами.
   Уитт подмигнул гостям, уверенный, что никто из них не знает его тайны. Его позора… А Кэт никогда об этом не проговорится. Он уверен… Сын! Если бы только вся эта толпа друзей, родственников, просто знакомых узнала правду…
   Черт возьми, у него больше не будет детей! Он уже произвел на свет трех сыновей и упрямицу дочь с той заграничной сучкой Юнис – своей первой женой. От Кэтрин останется лишь одна его любимица Лонда. Ей сейчас четыре года. И он ничуть не жалеет о том, что заботится об этой крошке куда больше, чем о всех своих остальных детях. Те, другие, некоторые из которых уже выросли, доставили ему слишком много огорчений. А их мать…
   Боже, что он тогда нашел в этой Юнис Прескотт?! Тощая, с острым языком, считавшая единственной своей обязанностью по отношению к мужу удовлетворять его сексуальные потребности! Служанка, и не более того! Кстати, вначале Уитт считал ее фригидной. До той поры, пока… А, черт! Он не будет больше о ней думать! Равно как и о том мерзком итальяшке, смеявшемся над ним за его спиной!