Страница:
Кроме того, с кафедрального собора был на всякий случай сброшен шпиль, а с резиденции Святого Ордена сбиты долотом барельефы великих магистров.
На рыночной площади были выставлены батареи бочек с вином и горы всяких закусок к нему, а также огромный сундук, содержащий ровно триста фунтов золота.
Все девушки и женщины, кроме уж совсем древних старух, спрятались в подвалах — на всякий случай. Исключение составляли продажные женщины, которые были построены вдоль главной улицы на манер почетного караула.
Попытка депутации при въезде Флеаса вручить ему ключи от города, успехом не увенчалась.
— Почтенные, вы часом не ослепли? Вы, стоя в воротах, хотите сдать мне мой родной город, будто я взял его штурмом, как завоеватель? — в голосе легата послышались явные нотки зарождающегося гнева, — или вы забыли, что свои легионы после победы над врагом следует встречать у арки Литена?
— Мы думали… — пролепетал глава депутации.
— Думали? — перебил легат, — смотрите, как бы ваши глупые мысли не стоили вам головы.
После этого он двинулся мимо депутации, как мимо пустого места. Также поступили ехавшие по бокам от него Эрн, дон Тира, Верцонгер, отец Кабани и Светлые. Четвертый легион вслед за ними вошел в распахнутые ворота.
Следующим, что увидел Флеас, были проститутки, выстроенные, как уже говорилось, вдоль главной улицы.
— Это что? — громко спросил он.
— Думаю, это — городские шлюхи, — прямо, по-солдатски, высказался дон Тира.
Легат побледнел, остановил коня, дважды хлопнул в ладоши и скомандовал подъехавшему дежурному офицеру.
— Людей, которые встретили нас у ворот, задержать и под конвоем доставить на рыночную площадь. Исполняйте.
— Не надо тебе так волноваться, — заметила Эрн, — твоя рана…
— Дорогая Эрн, ты понимаешь, что происходит? Вместо шелковых лент и цветов — ключи в воротах и шлюхи вдоль дороги. Бьюсь об заклад, на рыночной площади свален выкуп.
— Уверен, что так оно и есть, — заметил Румата, — а что вы хотели от перепуганных лавочников?
— Что я хотел, — тихо и грустно отозвался Флеас, — Какая разница, Светлый, чего я хотел. Я вернулся в свой родной город. Я вернулся с друзьями и боевыми товарищами, освободившими мою страну от трехсотлетнего унижения. А мой легион встречают, как банду разбойников. Это позор, который…
— … Который надо обратить в триумф, — спокойно закончила Эрн, породив, таким образом, крылатую фразу для будущих собирателей афоризмов.
— Знаешь, Флеас, — вмешался Верцонгер, — я, конечно, не разбираюсь в этикете и все такое…
— Можно без предисловий? — попросил легат.
— Можно. Ты, похоже, собрался сделать тех дурачков на голову короче. Так, по моему зря. Если всем дурачкам рубить головы, не с кого будет собирать подати.
Поистине, этот день был богат афоризмами.
— У меня есть идея, — сказала Вики-Мэй, и, подъехав к Флеасу, прошептала что-то ему на ухо.
Он задумался, кивнул и поднял вверх правую руку. Легионеры звонко ударили мечами в щиты. Наступила полная тишина.
— Со времен Литена Великого, лучшие из граждан выходят на улицы встречать свои легионы, вернувшиеся с победой. До какой же нищеты довели мой город, если лучшие из женщин выглядят подобно публичным девкам, — Флеас снова дважды хлопнул в ладоши. По заведенному порядку, подъехал следующий офицер, принявший дежурство.
— Проводите этих достойных женщин на рыночную площадь, — распорядился легат, — проследите, чтобы по дороге их никто не обидел. Если кто-либо посмеет сказать хоть одно непристойное слово в их адрес — двадцать плетей на месте. Исполняйте!
Таким образом, к моменту прибытия легиона на площадь, там уже находилось приличное количество народа, большую часть которого составляли проститутки и наиболее смелые из городских зевак.
Флеас, не без помощи Верцонгера, покинул седло и уселся на принесенную кем-то из легионеров скамью. Жестом подозвал одну из девушек легкого поведения.
— Как тебя зовут?
— Зора, почтенный легат.
— Где твой муж, Зора?
— Простите, у меня его нет.
— Слушай меня внимательно, Зора. Согласно закону и обычаю, ты, как вдова всадника, потерявшая мужа на войне, получишь земельный надел. На ренту с него ты сможешь жить не нуждаясь. Отныне ты — донна Зора, о чем сейчас будет сделана соответствующая запись.
…
Доктор Будах в «хронике войны летнего солнцестояния» так опишет происходившее вслед за этим: «Легат Флеас вызвал на площадь письмовыводителей и, в течение весьма короткого времени, несколько сотен продажных женщин было переписано в реестры. Им было назначено содержание, приличествующее вдовам достойных граждан. Поскольку у большинства этих женщин были хозяева, Флеас повелел доставить таковых сюда же и допросить об обстоятельствах владения. Честным владельцам выплачивали отступное по законам Литена. Те же, кто купил женщин, обращенных в рабство по постановлениям Церкви или Ордена, подлежали изгнанию, а их имущество — конфискации. Этих последних оказалось не менее половины. Такая же незавидная судьба ждала всех, купивших у Церкви или Ордена дома казненных или изгнанных патрицианских семей. Хуже пришлось тем, кто получал от Церкви и Ордена вознаграждения, положенное осведомителям или исполнителям проскрипций…»
Продолжайте работу, — сказал легат, — я вернусь через два часа. Мне надо увидеть в каком состоянии мой собственный дом. Друзья, я приглашаю вас и заранее прошу прощения за тот беспорядок, который вы, наверное, увидите.
… Назвать то, что они увидели, беспорядком было бы верхом тактичности по отношению к хозяину. Вилла выглядела так, будто подверглась нашествию стада павианов, обученных, к тому же, обращаться с огнем и железом. Тем не менее, Флеас, казалось, был почти доволен увиденным.
— Добротный дом, — сказал он, — не так-то просто разрушить…
— А живые деревья не так-то просто сжечь, — добавила Эрн, — посмотри, вот это можно спасти.
— Ты уверена?
— Дорогой Флеас, я выросла в поместье и…
— Я тоже вырос в поместье. И, боюсь, ты ошибаешься.
— Ошибаюсь? — она опустилась на колени и осторожно очистила от грунта один из неглубоко проходящих корней, — бедное деревце, хозяин не верит, что ты еще живо. Но я тебя обязательно вылечу. Посмотрим, что он скажет, когда следующей весной на тебе появятся зеленые листочки.
— Эрн, ты умеешь разговаривать с деревьями? — удивленно спросил Флеас.
— Конечно, — ответила она, — это ведь так просто!
— Может быть, — он пожал плечами, — но я вот не умею.
Тем временем, Вики-Мэй наклонилась к Румате и шепнула ему на ухо:
— По-моему, в данный момент мы все здесь немножко лишние.
— А по-моему, это место немножко неподходящее, — шепотом ответил он, — было бы неплохо утащить ребят в более уютное место, чем эта раздолбанная дача.
Вики-Мэй сосредоточенно кивнула и пошепталась с отцом Кабани. Тот откашлялся и, в свойственной ему грубоватой манере, заявил:
— Досточтимый Флеас, разрешите пару слов. Понятно, что Вы и несравненная Эрн лучше меня разбираетесь в деревьях, но дом-то надо перестраивать. И в этом я уж точно разбираюсь лучше вас обоих вместе взятых.
— Вы разбираетесь в домах, отец Кабани? — удивленно спросил Флеас, — а мне рассказывали, что вы исключительно по части разнообразных военных машин.
— Так ведь эта война не всегда была, — пояснил тот, — а раньше я занимался и архитектурой, и всяческой иной мирной механикой, так что много чего вижу, чего вы не видите. Вот, скажем, эта балка с левой стороны скоро, извините, грохнется, и все крыло дома перекосит к лешему. Это для примера. Ну, что тут объяснять. Тут нарисовать надо.
— Нарисовать? — переспросил Флеас.
— Ну да, — сказал Кабани, — сесть нормально за стол, разложить пергамент, взять заточенный уголек и нарисовать, к какому виду все это дело следует привести.
— Тут не очень далеко есть хорошее местечко, «Приют монаха» называется, — заметил дон Тира, которому Вики-Мэй тоже успела шепнуть что-то на ухо, — там всегда можно было с удобством остановиться на несколько дней, а кухня там едва ли не лучшая в городе.
— Приют монаха? — переспросил Флеас, — в этом есть что-то забавное, ты не находишь, дорогая Эрн?
…
Сказать, что владелец заведения, почтенный Рилга, был шокирован появлением такой кампании, значило бы не сказать ничего. До последнего времени «Приют монаха» был на хорошем счету у старших офицеров Святого Ордена и высших чиновников Конклава, предававшихся здесь разнообразным тайным порокам. Теперь вроде бы получалось, что владелец некоторым образом причастен к Ордену и Конклаву, а в сложившейся ситуации это грозило серьезными неприятностями. Слухи распространились быстро, и Рилге уже было известно, что у новых хозяев города свои личные счеты с магистрами, предстоятелями, и их сторонниками. Причем счеты настолько серьезные, что из-за них можно моментально лишиться головы. И вот — нате, в ворота стучится не кто-нибудь, а все новые хозяева в полном составе. Легат Флеас, Румата Эсторский и еще несколько десятков вооруженных людей, похоже легионеров.
Некоторое время почтенный Рилга раздумывал, то ли пойти самому открывать ворота, то ли послать сторожа, а самому спрятаться где-нибудь. Рассудив, что второе может быть воспринято, как косвенное подтверждение вины, Рилга вздохнул и поплелся открывать сам.
Как потом оказалось, ему просто сказочно повезло. Будь легат не так измотан, он непременно задал бы хозяину заведения пару-тройку вопросов об источниках коммерческого процветания в период орденской гегемонии. А так он лишь коротко сказал:
— Мы остановимся у тебя на пару дней. Сейчас мы хотим помыться, поесть и отдохнуть. Чем быстрее ты все это устроишь, тем больше я тебе заплачу. Понятно?
— Да, почтенный, у меня есть и водоем с проточной водой, и самое лучшее в городе вино, и…
— Вот все это потом и принесешь, — перебил легат, — но потом. А сейчас показывай свой водоем. И пусть твои слуги накормят моих солдат.
Через пару минут уставший и сонный Флеас буквально рухнул на широкую лежанку рядом с водоемом, а Эрн устроилась рядом. Отец Кабани, кряхтя, уселся на мраморный бордюр, сбросил башмаки, опустил ноги в воду, извлек из своей сумки свиток пергамент и кусок угля, после чего громко потребовал у хозяина кувшин вина.
Вики-Мэй оценила положение дел и высказалась в том смысле, что каждый отдыхает, как ему нравится, то есть некоторые, и она сама в частности, с удовольствием повеселятся в городе, который они еще даже толком не посмотрели.
Флеас совершенно не возражал и даже обещал присоединиться к веселью — но чуть позже. Он даже готов был дать друзьям половину присутствующих легионеров в качестве охраны. На последнее предложение дон Тира, Румата и Вики-Мэй ответили дружным смехом, а Верцонгер пояснил:
— Извини, Флеас, легионеров мы не возьмем. Они распугают всех красивых женщин и как мы тогда будем веселиться?
— Кроме того, — добавил дон Тира, — мы обязательно будем пьянствовать и вести себя развязным, неподобающим образом, что может уронить в глазах солдат авторитет начальства.
…
Эрн все-таки затащила Флеаса в воду и теперь легат выглядел менее сонным. Испытав благотворное действие прохладной чистой воды на организм, он устроился рядом с отцом Кабани, который немедленно налил ему и Эрн по чаше вина, начав многословно рассуждать о разнообразных лечебных эффектах от этого напитка.
Впрочем, вскоре Флеас прервал это выступление совершенно неожиданным вопросом:
— Скажите, почтенный Кабани, верно ли, что некие люди из далеких краев способны летать?
— Хм, — задумчиво произнес великий механик, — на этот вопрос следует ответить и нет, и да. Иначе говоря, сами по себе люди летать не способны, однако же возможны машины, той или иной силой поднимающие человека в воздух и переносящие на значительное расстояние.
— Как, например, те машины, которыми не так давно был перенесен в Запроливье десятитысячный орденский корпус? — спросил легат.
— Да, именно, — подтвердил Кабани, — впрочем, мне приходилось видеть подобное и раньше. Два года назад, я наблюдал подобные машины вблизи.
— И что вы можете сказать об их устройстве? Это — колдовство или какие-то природные силы?
— Вне сомнения, природные силы, достойный легат. Они летают за счет одного из двух принципов, заложенных в природе воздуха. Один принцип — это поднятие теплого воздуха вверх, на манер пара или дыма. Другой — отталкивание от воздуха, как от препятствия, на манер птиц или насекомых.
Флеас отхлебнул вина и проследил взглядом за крупным шмелем кружащимся над расположенной невдалеке клумбой. Затем снова повернулся к Кабани.
— Знаете, почтенный, я — солдат и привык прямо спрашивать о том, что меня интересует. Вы можете построить такие машины?
— На этот вопрос также следует ответить и нет, и да. То есть, я не смогу построить столь же совершенную машину, но могу построить такую, которая будет летать по подобному принципу. Могу сказать это с уверенностью, поскольку уже задумывался о таком и даже научился изготавливать некие игрушки, способные летать.
— Игрушки? — оживилась Эрн.
Ей далеко не всегда нравились предметы, которые считал игрушками почтенный Игенодеутс, бравшийся опекавший малыша Холька в ее отсутствие.
— Да, несравненная леди, — ответил он, — нечто в таком роде.
Он некоторое время рылся в своей сумке, а затем вытащил оттуда круглую палочку и тонкую фигурную дощечку с прорезью. Одним движением собрал смешную штуку Т-образной формы и сообщил:
— Вот предмет, который как раз показывает принцип действия летающей машины.
— Эта штучка может летать? — недоверчиво спросил Флеас.
Вместо ответа отец Кабани энергично крутанул палочку между ладоней и… Т-образная штука взмыла в воздух. Ее полет продолжался всего несколько секунд, потом вращение затормозилось и игрушка спланировала в подставленные руки Эрн.
— Можно я попробую? — нерешительно спросила она.
— Конечно, можно, — ответил механик.
Игрушка совершила еще один полет.
— Насколько большой можно сделать такую машинку? — поинтересовался Флеас, становясь сразу же очень серьезным и деловитым, — можно ли сделать такую, которая поднимет в воздух человека?
Отец Кабани пожал плечами:
— Почему бы нет. Главное придумать, как раскручивать лопасти, которые должны быть достаточно велики. Можно, например, вот так, — он быстро набросал на пергаменте эскиз, — или вот так… или вот так…
… Можно сказать, что этот в общем-то не совсем случайный разговор у водоема имел грандиозные последствия для будущей истории империи, да и вообще всей эвритянской цивилизации. Умение придумывать летательные машины соединилось с пониманием перспектив их военного применения. Будущий император отлично представлял себе, что будет означать возможность быстрой переброски даже сотни бойцов по воздуху, независимо от дорог и наземных препятствий, в любое место. Он также хорошо представлял себе, что даст сочетание летающей машины с боевым метательным устройством вроде тех, что использовались в сражении на полях Валдо.
Всего через несколько лет на здешних полях сражения появится прообраз военной авиации. А через пару столетий винтокрылые машины и тепловые дирижабли станут явлением столь же обычным, как телеги и галеры. Тогда кто-то назовет Эвриту «планетой крыльев», но это будет гораздо позже, а сейчас…
…
Как уже говорилось выше, оставив Флеаса и Эрн в «Приюте монаха» на попечение отца Кабани, остальные лидеры «коалиции победителей» отправились обратно на площадь. Происходящее там мало напоминало праздник, хотя некоторые признаки веселья присутствовали. Свежеиспеченные донны грубовато флиртовали с легионерами — теперь уже не ради денег, а просто по привычке. Легионеры, разумеется, не возражали. Понемногу прибывало местной публики — но очень понемногу, а между тем, солнце уже клонилось к закату.
— Хреновое какое-то торжество, — заметил Верцонгер, — как-то все это слишком тихо. Вот когда в наших краях веселятся, слышно даже на равнине. И потом, что это за развлечение просто так болтаться по улице, пить и глазеть на женщин?
— Да, — согласился дон Тира, — скучновато как-то. Как изволил заметить почтенный Флеас, даже цветов и ленточек нет. А еще столица.
— Может, устроить фейерверк? — спросила Вики-Мэй, — ну, раз уж нет цветов и ленточек?
— Как ты себе это представляешь? — поинтересовался Румата.
— Ну, зарядить орудие мешком с опилками вместо снаряда и…
— …Спалить весь город, — перебил он.
— А если стрелять в сторону реки? — спросил дон Тира, которому идея явно понравилась.
— Не знаю, что из этого выйдет, но попробовать можно. Но тогда уж лучше не мешок с опилками, а, например, бурдюк с нефтью.
— … И стрелять с моста, не в сторону реки, а вдоль нее, — добавила Вики-Мэй, — вон там очень даже подходящий мост.
… Часа через два, когда на город уже спустилась ночь, прогремел первый выстрел. Три литра нефти, превратившейся в горящие капли, на мгновение образовали над рекой длинную огненную струю.
Собравшаяся публика приветствовала удачный эксперимент ревом восторга. После некоторых раздумий, авторы увеличили порцию нефти до пяти литров. Второй выстрел вызвал еще более бурный восторг.
К моменту третьего выстрела на мосту появились Эрн и Флеас. Как пояснила Эрн, милейший отец Кабани, увлекшись дегустацией местного вина, слегка задремал и, в настоящее время отдыхает там же, в «Приюте монаха», под надежной защитой нескольких десятков легионеров.
Между тем, Флеас, быстро оценив новое развлечение, распорядился поставить на мосту еще четыре орудия, а сотню легионеров отправил за любыми горючими жидкостями, которые только найдутся.
После того, как орудия открыли беглый огонь, жители, поняв, что спать в эту ночь будет крайне затруднительно, толпой повалили к мосту…
— Так устраивают праздники в ваших родных местах? — спросила Эрн.
— Ну, — сказала Вики-Мэй, — не совсем так. Похоже.
Во всей этой суете не было понятно, кто же первым закричал:
— Да здравствует император Флеас!
Толпе, как обычно в таких случаях, было решительно все равно, что кричать.
«Да здравствует император Флеас!» оказалось вполне к месту и было подхвачено тысячами глоток.
Так, в первую же ночь после своего вступления в Енгабан, легат Флеас стал императором.
Куда в конце этой ночи подевались Светлые, а также капитан Кроат с полком легионеров и дон Тира со своими ландскнехтами, оставалось тайной. До поры до времени, об этом знали только два человека, на которых вполне можно было положиться.
Часть V. Магия
** 37 **
На рыночной площади были выставлены батареи бочек с вином и горы всяких закусок к нему, а также огромный сундук, содержащий ровно триста фунтов золота.
Все девушки и женщины, кроме уж совсем древних старух, спрятались в подвалах — на всякий случай. Исключение составляли продажные женщины, которые были построены вдоль главной улицы на манер почетного караула.
Попытка депутации при въезде Флеаса вручить ему ключи от города, успехом не увенчалась.
— Почтенные, вы часом не ослепли? Вы, стоя в воротах, хотите сдать мне мой родной город, будто я взял его штурмом, как завоеватель? — в голосе легата послышались явные нотки зарождающегося гнева, — или вы забыли, что свои легионы после победы над врагом следует встречать у арки Литена?
— Мы думали… — пролепетал глава депутации.
— Думали? — перебил легат, — смотрите, как бы ваши глупые мысли не стоили вам головы.
После этого он двинулся мимо депутации, как мимо пустого места. Также поступили ехавшие по бокам от него Эрн, дон Тира, Верцонгер, отец Кабани и Светлые. Четвертый легион вслед за ними вошел в распахнутые ворота.
Следующим, что увидел Флеас, были проститутки, выстроенные, как уже говорилось, вдоль главной улицы.
— Это что? — громко спросил он.
— Думаю, это — городские шлюхи, — прямо, по-солдатски, высказался дон Тира.
Легат побледнел, остановил коня, дважды хлопнул в ладоши и скомандовал подъехавшему дежурному офицеру.
— Людей, которые встретили нас у ворот, задержать и под конвоем доставить на рыночную площадь. Исполняйте.
— Не надо тебе так волноваться, — заметила Эрн, — твоя рана…
— Дорогая Эрн, ты понимаешь, что происходит? Вместо шелковых лент и цветов — ключи в воротах и шлюхи вдоль дороги. Бьюсь об заклад, на рыночной площади свален выкуп.
— Уверен, что так оно и есть, — заметил Румата, — а что вы хотели от перепуганных лавочников?
— Что я хотел, — тихо и грустно отозвался Флеас, — Какая разница, Светлый, чего я хотел. Я вернулся в свой родной город. Я вернулся с друзьями и боевыми товарищами, освободившими мою страну от трехсотлетнего унижения. А мой легион встречают, как банду разбойников. Это позор, который…
— … Который надо обратить в триумф, — спокойно закончила Эрн, породив, таким образом, крылатую фразу для будущих собирателей афоризмов.
— Знаешь, Флеас, — вмешался Верцонгер, — я, конечно, не разбираюсь в этикете и все такое…
— Можно без предисловий? — попросил легат.
— Можно. Ты, похоже, собрался сделать тех дурачков на голову короче. Так, по моему зря. Если всем дурачкам рубить головы, не с кого будет собирать подати.
Поистине, этот день был богат афоризмами.
— У меня есть идея, — сказала Вики-Мэй, и, подъехав к Флеасу, прошептала что-то ему на ухо.
Он задумался, кивнул и поднял вверх правую руку. Легионеры звонко ударили мечами в щиты. Наступила полная тишина.
— Со времен Литена Великого, лучшие из граждан выходят на улицы встречать свои легионы, вернувшиеся с победой. До какой же нищеты довели мой город, если лучшие из женщин выглядят подобно публичным девкам, — Флеас снова дважды хлопнул в ладоши. По заведенному порядку, подъехал следующий офицер, принявший дежурство.
— Проводите этих достойных женщин на рыночную площадь, — распорядился легат, — проследите, чтобы по дороге их никто не обидел. Если кто-либо посмеет сказать хоть одно непристойное слово в их адрес — двадцать плетей на месте. Исполняйте!
Таким образом, к моменту прибытия легиона на площадь, там уже находилось приличное количество народа, большую часть которого составляли проститутки и наиболее смелые из городских зевак.
Флеас, не без помощи Верцонгера, покинул седло и уселся на принесенную кем-то из легионеров скамью. Жестом подозвал одну из девушек легкого поведения.
— Как тебя зовут?
— Зора, почтенный легат.
— Где твой муж, Зора?
— Простите, у меня его нет.
— Слушай меня внимательно, Зора. Согласно закону и обычаю, ты, как вдова всадника, потерявшая мужа на войне, получишь земельный надел. На ренту с него ты сможешь жить не нуждаясь. Отныне ты — донна Зора, о чем сейчас будет сделана соответствующая запись.
…
Доктор Будах в «хронике войны летнего солнцестояния» так опишет происходившее вслед за этим: «Легат Флеас вызвал на площадь письмовыводителей и, в течение весьма короткого времени, несколько сотен продажных женщин было переписано в реестры. Им было назначено содержание, приличествующее вдовам достойных граждан. Поскольку у большинства этих женщин были хозяева, Флеас повелел доставить таковых сюда же и допросить об обстоятельствах владения. Честным владельцам выплачивали отступное по законам Литена. Те же, кто купил женщин, обращенных в рабство по постановлениям Церкви или Ордена, подлежали изгнанию, а их имущество — конфискации. Этих последних оказалось не менее половины. Такая же незавидная судьба ждала всех, купивших у Церкви или Ордена дома казненных или изгнанных патрицианских семей. Хуже пришлось тем, кто получал от Церкви и Ордена вознаграждения, положенное осведомителям или исполнителям проскрипций…»
Продолжайте работу, — сказал легат, — я вернусь через два часа. Мне надо увидеть в каком состоянии мой собственный дом. Друзья, я приглашаю вас и заранее прошу прощения за тот беспорядок, который вы, наверное, увидите.
… Назвать то, что они увидели, беспорядком было бы верхом тактичности по отношению к хозяину. Вилла выглядела так, будто подверглась нашествию стада павианов, обученных, к тому же, обращаться с огнем и железом. Тем не менее, Флеас, казалось, был почти доволен увиденным.
— Добротный дом, — сказал он, — не так-то просто разрушить…
— А живые деревья не так-то просто сжечь, — добавила Эрн, — посмотри, вот это можно спасти.
— Ты уверена?
— Дорогой Флеас, я выросла в поместье и…
— Я тоже вырос в поместье. И, боюсь, ты ошибаешься.
— Ошибаюсь? — она опустилась на колени и осторожно очистила от грунта один из неглубоко проходящих корней, — бедное деревце, хозяин не верит, что ты еще живо. Но я тебя обязательно вылечу. Посмотрим, что он скажет, когда следующей весной на тебе появятся зеленые листочки.
— Эрн, ты умеешь разговаривать с деревьями? — удивленно спросил Флеас.
— Конечно, — ответила она, — это ведь так просто!
— Может быть, — он пожал плечами, — но я вот не умею.
Тем временем, Вики-Мэй наклонилась к Румате и шепнула ему на ухо:
— По-моему, в данный момент мы все здесь немножко лишние.
— А по-моему, это место немножко неподходящее, — шепотом ответил он, — было бы неплохо утащить ребят в более уютное место, чем эта раздолбанная дача.
Вики-Мэй сосредоточенно кивнула и пошепталась с отцом Кабани. Тот откашлялся и, в свойственной ему грубоватой манере, заявил:
— Досточтимый Флеас, разрешите пару слов. Понятно, что Вы и несравненная Эрн лучше меня разбираетесь в деревьях, но дом-то надо перестраивать. И в этом я уж точно разбираюсь лучше вас обоих вместе взятых.
— Вы разбираетесь в домах, отец Кабани? — удивленно спросил Флеас, — а мне рассказывали, что вы исключительно по части разнообразных военных машин.
— Так ведь эта война не всегда была, — пояснил тот, — а раньше я занимался и архитектурой, и всяческой иной мирной механикой, так что много чего вижу, чего вы не видите. Вот, скажем, эта балка с левой стороны скоро, извините, грохнется, и все крыло дома перекосит к лешему. Это для примера. Ну, что тут объяснять. Тут нарисовать надо.
— Нарисовать? — переспросил Флеас.
— Ну да, — сказал Кабани, — сесть нормально за стол, разложить пергамент, взять заточенный уголек и нарисовать, к какому виду все это дело следует привести.
— Тут не очень далеко есть хорошее местечко, «Приют монаха» называется, — заметил дон Тира, которому Вики-Мэй тоже успела шепнуть что-то на ухо, — там всегда можно было с удобством остановиться на несколько дней, а кухня там едва ли не лучшая в городе.
— Приют монаха? — переспросил Флеас, — в этом есть что-то забавное, ты не находишь, дорогая Эрн?
…
Сказать, что владелец заведения, почтенный Рилга, был шокирован появлением такой кампании, значило бы не сказать ничего. До последнего времени «Приют монаха» был на хорошем счету у старших офицеров Святого Ордена и высших чиновников Конклава, предававшихся здесь разнообразным тайным порокам. Теперь вроде бы получалось, что владелец некоторым образом причастен к Ордену и Конклаву, а в сложившейся ситуации это грозило серьезными неприятностями. Слухи распространились быстро, и Рилге уже было известно, что у новых хозяев города свои личные счеты с магистрами, предстоятелями, и их сторонниками. Причем счеты настолько серьезные, что из-за них можно моментально лишиться головы. И вот — нате, в ворота стучится не кто-нибудь, а все новые хозяева в полном составе. Легат Флеас, Румата Эсторский и еще несколько десятков вооруженных людей, похоже легионеров.
Некоторое время почтенный Рилга раздумывал, то ли пойти самому открывать ворота, то ли послать сторожа, а самому спрятаться где-нибудь. Рассудив, что второе может быть воспринято, как косвенное подтверждение вины, Рилга вздохнул и поплелся открывать сам.
Как потом оказалось, ему просто сказочно повезло. Будь легат не так измотан, он непременно задал бы хозяину заведения пару-тройку вопросов об источниках коммерческого процветания в период орденской гегемонии. А так он лишь коротко сказал:
— Мы остановимся у тебя на пару дней. Сейчас мы хотим помыться, поесть и отдохнуть. Чем быстрее ты все это устроишь, тем больше я тебе заплачу. Понятно?
— Да, почтенный, у меня есть и водоем с проточной водой, и самое лучшее в городе вино, и…
— Вот все это потом и принесешь, — перебил легат, — но потом. А сейчас показывай свой водоем. И пусть твои слуги накормят моих солдат.
Через пару минут уставший и сонный Флеас буквально рухнул на широкую лежанку рядом с водоемом, а Эрн устроилась рядом. Отец Кабани, кряхтя, уселся на мраморный бордюр, сбросил башмаки, опустил ноги в воду, извлек из своей сумки свиток пергамент и кусок угля, после чего громко потребовал у хозяина кувшин вина.
Вики-Мэй оценила положение дел и высказалась в том смысле, что каждый отдыхает, как ему нравится, то есть некоторые, и она сама в частности, с удовольствием повеселятся в городе, который они еще даже толком не посмотрели.
Флеас совершенно не возражал и даже обещал присоединиться к веселью — но чуть позже. Он даже готов был дать друзьям половину присутствующих легионеров в качестве охраны. На последнее предложение дон Тира, Румата и Вики-Мэй ответили дружным смехом, а Верцонгер пояснил:
— Извини, Флеас, легионеров мы не возьмем. Они распугают всех красивых женщин и как мы тогда будем веселиться?
— Кроме того, — добавил дон Тира, — мы обязательно будем пьянствовать и вести себя развязным, неподобающим образом, что может уронить в глазах солдат авторитет начальства.
…
Эрн все-таки затащила Флеаса в воду и теперь легат выглядел менее сонным. Испытав благотворное действие прохладной чистой воды на организм, он устроился рядом с отцом Кабани, который немедленно налил ему и Эрн по чаше вина, начав многословно рассуждать о разнообразных лечебных эффектах от этого напитка.
Впрочем, вскоре Флеас прервал это выступление совершенно неожиданным вопросом:
— Скажите, почтенный Кабани, верно ли, что некие люди из далеких краев способны летать?
— Хм, — задумчиво произнес великий механик, — на этот вопрос следует ответить и нет, и да. Иначе говоря, сами по себе люди летать не способны, однако же возможны машины, той или иной силой поднимающие человека в воздух и переносящие на значительное расстояние.
— Как, например, те машины, которыми не так давно был перенесен в Запроливье десятитысячный орденский корпус? — спросил легат.
— Да, именно, — подтвердил Кабани, — впрочем, мне приходилось видеть подобное и раньше. Два года назад, я наблюдал подобные машины вблизи.
— И что вы можете сказать об их устройстве? Это — колдовство или какие-то природные силы?
— Вне сомнения, природные силы, достойный легат. Они летают за счет одного из двух принципов, заложенных в природе воздуха. Один принцип — это поднятие теплого воздуха вверх, на манер пара или дыма. Другой — отталкивание от воздуха, как от препятствия, на манер птиц или насекомых.
Флеас отхлебнул вина и проследил взглядом за крупным шмелем кружащимся над расположенной невдалеке клумбой. Затем снова повернулся к Кабани.
— Знаете, почтенный, я — солдат и привык прямо спрашивать о том, что меня интересует. Вы можете построить такие машины?
— На этот вопрос также следует ответить и нет, и да. То есть, я не смогу построить столь же совершенную машину, но могу построить такую, которая будет летать по подобному принципу. Могу сказать это с уверенностью, поскольку уже задумывался о таком и даже научился изготавливать некие игрушки, способные летать.
— Игрушки? — оживилась Эрн.
Ей далеко не всегда нравились предметы, которые считал игрушками почтенный Игенодеутс, бравшийся опекавший малыша Холька в ее отсутствие.
— Да, несравненная леди, — ответил он, — нечто в таком роде.
Он некоторое время рылся в своей сумке, а затем вытащил оттуда круглую палочку и тонкую фигурную дощечку с прорезью. Одним движением собрал смешную штуку Т-образной формы и сообщил:
— Вот предмет, который как раз показывает принцип действия летающей машины.
— Эта штучка может летать? — недоверчиво спросил Флеас.
Вместо ответа отец Кабани энергично крутанул палочку между ладоней и… Т-образная штука взмыла в воздух. Ее полет продолжался всего несколько секунд, потом вращение затормозилось и игрушка спланировала в подставленные руки Эрн.
— Можно я попробую? — нерешительно спросила она.
— Конечно, можно, — ответил механик.
Игрушка совершила еще один полет.
— Насколько большой можно сделать такую машинку? — поинтересовался Флеас, становясь сразу же очень серьезным и деловитым, — можно ли сделать такую, которая поднимет в воздух человека?
Отец Кабани пожал плечами:
— Почему бы нет. Главное придумать, как раскручивать лопасти, которые должны быть достаточно велики. Можно, например, вот так, — он быстро набросал на пергаменте эскиз, — или вот так… или вот так…
… Можно сказать, что этот в общем-то не совсем случайный разговор у водоема имел грандиозные последствия для будущей истории империи, да и вообще всей эвритянской цивилизации. Умение придумывать летательные машины соединилось с пониманием перспектив их военного применения. Будущий император отлично представлял себе, что будет означать возможность быстрой переброски даже сотни бойцов по воздуху, независимо от дорог и наземных препятствий, в любое место. Он также хорошо представлял себе, что даст сочетание летающей машины с боевым метательным устройством вроде тех, что использовались в сражении на полях Валдо.
Всего через несколько лет на здешних полях сражения появится прообраз военной авиации. А через пару столетий винтокрылые машины и тепловые дирижабли станут явлением столь же обычным, как телеги и галеры. Тогда кто-то назовет Эвриту «планетой крыльев», но это будет гораздо позже, а сейчас…
…
Как уже говорилось выше, оставив Флеаса и Эрн в «Приюте монаха» на попечение отца Кабани, остальные лидеры «коалиции победителей» отправились обратно на площадь. Происходящее там мало напоминало праздник, хотя некоторые признаки веселья присутствовали. Свежеиспеченные донны грубовато флиртовали с легионерами — теперь уже не ради денег, а просто по привычке. Легионеры, разумеется, не возражали. Понемногу прибывало местной публики — но очень понемногу, а между тем, солнце уже клонилось к закату.
— Хреновое какое-то торжество, — заметил Верцонгер, — как-то все это слишком тихо. Вот когда в наших краях веселятся, слышно даже на равнине. И потом, что это за развлечение просто так болтаться по улице, пить и глазеть на женщин?
— Да, — согласился дон Тира, — скучновато как-то. Как изволил заметить почтенный Флеас, даже цветов и ленточек нет. А еще столица.
— Может, устроить фейерверк? — спросила Вики-Мэй, — ну, раз уж нет цветов и ленточек?
— Как ты себе это представляешь? — поинтересовался Румата.
— Ну, зарядить орудие мешком с опилками вместо снаряда и…
— …Спалить весь город, — перебил он.
— А если стрелять в сторону реки? — спросил дон Тира, которому идея явно понравилась.
— Не знаю, что из этого выйдет, но попробовать можно. Но тогда уж лучше не мешок с опилками, а, например, бурдюк с нефтью.
— … И стрелять с моста, не в сторону реки, а вдоль нее, — добавила Вики-Мэй, — вон там очень даже подходящий мост.
… Часа через два, когда на город уже спустилась ночь, прогремел первый выстрел. Три литра нефти, превратившейся в горящие капли, на мгновение образовали над рекой длинную огненную струю.
Собравшаяся публика приветствовала удачный эксперимент ревом восторга. После некоторых раздумий, авторы увеличили порцию нефти до пяти литров. Второй выстрел вызвал еще более бурный восторг.
К моменту третьего выстрела на мосту появились Эрн и Флеас. Как пояснила Эрн, милейший отец Кабани, увлекшись дегустацией местного вина, слегка задремал и, в настоящее время отдыхает там же, в «Приюте монаха», под надежной защитой нескольких десятков легионеров.
Между тем, Флеас, быстро оценив новое развлечение, распорядился поставить на мосту еще четыре орудия, а сотню легионеров отправил за любыми горючими жидкостями, которые только найдутся.
После того, как орудия открыли беглый огонь, жители, поняв, что спать в эту ночь будет крайне затруднительно, толпой повалили к мосту…
— Так устраивают праздники в ваших родных местах? — спросила Эрн.
— Ну, — сказала Вики-Мэй, — не совсем так. Похоже.
Во всей этой суете не было понятно, кто же первым закричал:
— Да здравствует император Флеас!
Толпе, как обычно в таких случаях, было решительно все равно, что кричать.
«Да здравствует император Флеас!» оказалось вполне к месту и было подхвачено тысячами глоток.
Так, в первую же ночь после своего вступления в Енгабан, легат Флеас стал императором.
Куда в конце этой ночи подевались Светлые, а также капитан Кроат с полком легионеров и дон Тира со своими ландскнехтами, оставалось тайной. До поры до времени, об этом знали только два человека, на которых вполне можно было положиться.
Часть V. Магия
В соответствии с формой врага, мы устанавливаем победные цели для войска, но оно не в состоянии постичь их. Все воины знают форму сил, благодаря которой мы добиваемся победы, но никто не знает той формы сил, с помощью которой мы управляем победой. Поэтому победоносная боевая стратегия не повторяется, формы ответа врагу — неисчислимы.
Есть дороги, по которым не ходят. Есть армии, на которые не нападают. Есть укрепленные города, которые не штурмуют. Есть местности, из-за которых не соперничают. Есть приказы правителя, которые не выполняют.
(Сунь Цзы. Искусство войны)
** 37 **
… Меня зовут Елена и я ищу Верцонгера.
— Елена? — переспросил хмурый сотник, окидывая подозрительным взглядом девушку и ее сопровождающего.
— Да. Пусть вспомнит лес вдоль ируканского тракта. Так и передай ему. Он поймет.
— Ладно, — сотник пожал плечами, — так и передам. Но не думаю, что он скоро появится, так что лучше расседлайте коней и подсаживайтесь к костру. Ешьте. Пейте. Ждите.
— Дельный совет, воин, — Елена одарила его благожелательной улыбкой, — хороший хозяин узнается по гостеприимству.
Сотник улыбнулся в ответ и скрылся между шатрами.
Сидящие у костра молча подвинулись, давая место гостям. Видимо, здесь такое было в порядке вещей. Приехали — люди, значит им что-то нужно. Приехали, как друзья — надо встречать, как друзей. А друзей, понятное дело, надо усадить к общему костру и накормить-напоить. Так всегда.
Гости не возражали и, без дополнительных приглашений, принялись за еду. Более того, они так увлеклись этим занятием, что даже не заметили появления рядом еще одного человека. Впрочем, его не так легко было заметить — в постоянном перемещении одинаково одетых и одинаково вооруженных людей он решительно ничем не выделялся. Елена узнала его лишь когда он уселся рядом с ней, как ни в чем не бывало, вытащил пальцами из котла кусок мяса и начал задумчиво жевать..
— Верцонгер?
— Ваа! — сказал он, — ты правильно сделала, что вернулась. Я так и думал.
— Что ты думал?
— Что ты вернешься, — пояснил вождь варваров и вновь принялся за кусок мяса. После некоторой паузы он добавил, — странное время. Война кончилась. Мой дом далеко. А здесь у меня теперь тоже земля. Как с этим быть?
— Земля? — переспросила Лена, — здесь?
— Да. Хорошая земля. Мне ее подарил Флеас. Он теперь император, у него много земли. И потом, у него есть город. Вот этот, — Верцонгер небрежно махнул рукой в сторону стен Енгабана, — большой город, много хлопот.
— Погоди, Верцонгер! Какой император?
— Ваша земля далеко, — сказал он, — новости доходят медленно. Его роду здесь принадлежала земля. И он воевал здесь против Ордена, еще раньше, чем мы сюда пришли. Вот все и решили, что он будет императором. Это правильно. Хороший воин. Умный, смелый и не жадный. Почему ему не быть императором? Нет причины. Поэтому он стал императором. Ладно, слишком много слов. Сама поймешь, когда увидишь.
— Да, было бы интересно посмотреть на такого человека, — согласилась Лена.
— Интересно, — отозвался Верцонгер, выуживая из котла второй кусок мяса, — а почему ты не спрашиваешь про Светлых?
Лена поймала короткий испытывающий взгляд варварского вождя. Похоже, он хотел определить что-то важное для себя по ее реакции. Определил или нет — осталось непонятным.
— Вот, спрашиваю, — она улыбнулась, — ты очень проницателен, Верцонгер. Задаешь мои вопросы раньше меня.
— Ты и тот, который с тобой. Вы пришли за ними.
Трудно было определить, вопрос это или утверждение.
— Светлым я хочу только передать вести из дома, — ответила Лена, — вообще-то я приехала не за этим…
…
С Подветренных гор Питанская котловина видна вся, как на ладони. И солончаковые болота, и стоящий на маленьком ручейке священный город Питан. Двое вооруженных мужчин сидели под полусгнившим навесом у входа в штольню заброщенного медного рудника. Делать им было решительно нечего — они просто ждали.
— Какое странное место, — задумчиво произнес дон Тира, — наверное, здесь бродят призраки многих древних героев. А может, и богов. Я представлял себе Питанские болота совсем иначе.
— Это — юг, — заметил капитан Кроат, — здешние болота не похожи на ваши, северные. Я воевал в ваших краях и знаю. Там болота — живые, как лес. Они опасные, тяжело проходимые, но они — живые. Они просто кипят жизнью. Птицы, мелкое зверье и букашки находят там пресную воду и пищу.
— Люди — тоже, — добавил дон Тира, — кроме того, на болотах растут особые грибы, из которых шаманы, вроде нашего Игенодеутса, делают ранш. Такой порошок, с помощью которого разговаривают с духами и прочими потусторонними существами.
— Да, — сказал Кроат, — а здесь вот ничего не растет, кроме маленьких колючих пупырышков, которые несъедобны даже для верблюдов. Земля пропитана крепчайшим рассолом. В нем даже трупы не разлагаются. Просто чернеют и высыхают от соли. Человек, оставшись на этих болотах в жаркое время суток, через пару часов начинает разговаривать с духами без всякого волшебного порошка.
— Легко представить… Скажите, а кому взбрело в голову строить здесь город?
— Соль, — ответил капитан легионеров, — здесь испокон веков добывали соль. А Питан появился как поселок для рабов и каторжников. Надо же их было где-то селить. Приказчикам тех купцов, что торговали солью, тоже надо было где-то останавливаться. Так и появился поселок. Потом в горах нашли медь — и поселок еще разросся. А, когда сюда валом повалили паломники… В канун «святого дня» здесь даже самая грязная халупа сдавалась за два золотых в день. Ржавая вода из здешних родников, которые монахи называли «благодатными», шла по пять монет серебром за кувшин. И так из года в год триста лет…
— Надо же, — удивился ландскнехт, — до такого даже жадный соанский купец не додумается. Но, теперь, похоже, эта лавочка закрылась.
— Лавочка, — задумчиво повторил Кроат, — знаете, дон Тира, я слабо разбираюсь в истории, но, похоже, мы присутствуем при чем-то не менее значительном, чем Основание. Простые слова приобретают какой-то особый смысл… Даже то, что мы говорим сейчас… Или в ту ночь, когда Флеас лежал при смерти.
— В ту ночь я спал, — честно признался ландскнехт, — лекарь из меня, как из свиньи танцовщица, так что толку от меня все равно никакого не было.
— А я так и не заснул, — сказл легионер, — ведь Флеас мне как старший брат… Почти пятнадцать лет под одним значком… Я слонялся вокруг его шатра, а потом встретил дона Румату. У меня была фляжка вина… Мы разговорились… Вот я и сказал это.
— Елена? — переспросил хмурый сотник, окидывая подозрительным взглядом девушку и ее сопровождающего.
— Да. Пусть вспомнит лес вдоль ируканского тракта. Так и передай ему. Он поймет.
— Ладно, — сотник пожал плечами, — так и передам. Но не думаю, что он скоро появится, так что лучше расседлайте коней и подсаживайтесь к костру. Ешьте. Пейте. Ждите.
— Дельный совет, воин, — Елена одарила его благожелательной улыбкой, — хороший хозяин узнается по гостеприимству.
Сотник улыбнулся в ответ и скрылся между шатрами.
Сидящие у костра молча подвинулись, давая место гостям. Видимо, здесь такое было в порядке вещей. Приехали — люди, значит им что-то нужно. Приехали, как друзья — надо встречать, как друзей. А друзей, понятное дело, надо усадить к общему костру и накормить-напоить. Так всегда.
Гости не возражали и, без дополнительных приглашений, принялись за еду. Более того, они так увлеклись этим занятием, что даже не заметили появления рядом еще одного человека. Впрочем, его не так легко было заметить — в постоянном перемещении одинаково одетых и одинаково вооруженных людей он решительно ничем не выделялся. Елена узнала его лишь когда он уселся рядом с ней, как ни в чем не бывало, вытащил пальцами из котла кусок мяса и начал задумчиво жевать..
— Верцонгер?
— Ваа! — сказал он, — ты правильно сделала, что вернулась. Я так и думал.
— Что ты думал?
— Что ты вернешься, — пояснил вождь варваров и вновь принялся за кусок мяса. После некоторой паузы он добавил, — странное время. Война кончилась. Мой дом далеко. А здесь у меня теперь тоже земля. Как с этим быть?
— Земля? — переспросила Лена, — здесь?
— Да. Хорошая земля. Мне ее подарил Флеас. Он теперь император, у него много земли. И потом, у него есть город. Вот этот, — Верцонгер небрежно махнул рукой в сторону стен Енгабана, — большой город, много хлопот.
— Погоди, Верцонгер! Какой император?
— Ваша земля далеко, — сказал он, — новости доходят медленно. Его роду здесь принадлежала земля. И он воевал здесь против Ордена, еще раньше, чем мы сюда пришли. Вот все и решили, что он будет императором. Это правильно. Хороший воин. Умный, смелый и не жадный. Почему ему не быть императором? Нет причины. Поэтому он стал императором. Ладно, слишком много слов. Сама поймешь, когда увидишь.
— Да, было бы интересно посмотреть на такого человека, — согласилась Лена.
— Интересно, — отозвался Верцонгер, выуживая из котла второй кусок мяса, — а почему ты не спрашиваешь про Светлых?
Лена поймала короткий испытывающий взгляд варварского вождя. Похоже, он хотел определить что-то важное для себя по ее реакции. Определил или нет — осталось непонятным.
— Вот, спрашиваю, — она улыбнулась, — ты очень проницателен, Верцонгер. Задаешь мои вопросы раньше меня.
— Ты и тот, который с тобой. Вы пришли за ними.
Трудно было определить, вопрос это или утверждение.
— Светлым я хочу только передать вести из дома, — ответила Лена, — вообще-то я приехала не за этим…
…
С Подветренных гор Питанская котловина видна вся, как на ладони. И солончаковые болота, и стоящий на маленьком ручейке священный город Питан. Двое вооруженных мужчин сидели под полусгнившим навесом у входа в штольню заброщенного медного рудника. Делать им было решительно нечего — они просто ждали.
— Какое странное место, — задумчиво произнес дон Тира, — наверное, здесь бродят призраки многих древних героев. А может, и богов. Я представлял себе Питанские болота совсем иначе.
— Это — юг, — заметил капитан Кроат, — здешние болота не похожи на ваши, северные. Я воевал в ваших краях и знаю. Там болота — живые, как лес. Они опасные, тяжело проходимые, но они — живые. Они просто кипят жизнью. Птицы, мелкое зверье и букашки находят там пресную воду и пищу.
— Люди — тоже, — добавил дон Тира, — кроме того, на болотах растут особые грибы, из которых шаманы, вроде нашего Игенодеутса, делают ранш. Такой порошок, с помощью которого разговаривают с духами и прочими потусторонними существами.
— Да, — сказал Кроат, — а здесь вот ничего не растет, кроме маленьких колючих пупырышков, которые несъедобны даже для верблюдов. Земля пропитана крепчайшим рассолом. В нем даже трупы не разлагаются. Просто чернеют и высыхают от соли. Человек, оставшись на этих болотах в жаркое время суток, через пару часов начинает разговаривать с духами без всякого волшебного порошка.
— Легко представить… Скажите, а кому взбрело в голову строить здесь город?
— Соль, — ответил капитан легионеров, — здесь испокон веков добывали соль. А Питан появился как поселок для рабов и каторжников. Надо же их было где-то селить. Приказчикам тех купцов, что торговали солью, тоже надо было где-то останавливаться. Так и появился поселок. Потом в горах нашли медь — и поселок еще разросся. А, когда сюда валом повалили паломники… В канун «святого дня» здесь даже самая грязная халупа сдавалась за два золотых в день. Ржавая вода из здешних родников, которые монахи называли «благодатными», шла по пять монет серебром за кувшин. И так из года в год триста лет…
— Надо же, — удивился ландскнехт, — до такого даже жадный соанский купец не додумается. Но, теперь, похоже, эта лавочка закрылась.
— Лавочка, — задумчиво повторил Кроат, — знаете, дон Тира, я слабо разбираюсь в истории, но, похоже, мы присутствуем при чем-то не менее значительном, чем Основание. Простые слова приобретают какой-то особый смысл… Даже то, что мы говорим сейчас… Или в ту ночь, когда Флеас лежал при смерти.
— В ту ночь я спал, — честно признался ландскнехт, — лекарь из меня, как из свиньи танцовщица, так что толку от меня все равно никакого не было.
— А я так и не заснул, — сказл легионер, — ведь Флеас мне как старший брат… Почти пятнадцать лет под одним значком… Я слонялся вокруг его шатра, а потом встретил дона Румату. У меня была фляжка вина… Мы разговорились… Вот я и сказал это.