Страница:
— Что именно сказали?
— На счет Питана. Не знаю, с чего мне пришло это в голову, но я сказал, что раз по обычаю Питан надо пустить под плуг, то на его месте хорошо бы посадить сад…
— Сад? — удивленно переспросил дон Тира?
— Фруктовый, — уточнил Кроат, — жена Флеаса очень любила фруктовые деревья. А он очень любил ее. Вы знаете, всю его семью вырезали во время узурпации… В общем, мне показалось, что так будет правильно.
— Обычай древний, — заметил дон Тира, — тогда города были не как сейчас, а вроде нынешних деревенек. Пять домов да семь заборов. Их можно было снести и распахать. А здесь…
— Вижу. Но тем не менее…
— Да, тем не менее, Светлые, кажется, отнеслись к вашим словам очень серьезно.
— Вот и я о том же, — сказал легионер, — время сейчас особенное.
— Все равно не понимаю, на кой черт им эти старые медные выработки, — пробурчал ландскнехт.
— А я, кажется, догадываюсь. Знаете, чем отличается Питанская котловина от всех других мест?
— Сухо. Жарко. Не знаю, чем еще.
— Тем, — сказал легионер, — что она ниже уровня моря. А Подветренные горы — это вроде плотины, иначе здесь получился бы залив. Вот я и подумал…
— Пробить тоннель до моря? — спросил дон Тира, — но это невозможно. Тут не меньше трех миль сплошной горной породы, а штреки уходят вглубь на четверть мили, не больше. Тут лет сто придется долбить, если не двести.
— Тогда почему Светлые распорядились, чтобы жители покинули город еще сегодня? И что в этих ящиках? Почему обращение с ними требует такой осторожности?
— Вы полагаете, Кроат, с помощью содерщимого этих ящиков можно продолбить несколько миль камня за один день?
— А что еще остается полагать?
— Верно, капитан, — сказал Румата, бесшумно появляясь из жерла штольни, — совершенно правильное по существу предположение. Если не считать того, что речь идет не о тоннеле, а о канале.
— О канале? — переспросил изумленный легионер.
— Именно. А теперь аккуратно передайте мне первый ящик.
В дальнейшем Румата появлялся из штрека через равные промежутки времени и молча уносил очередной ящик в недра горы. После того, как в штольню был унесен последний из них, потянулось время совсем уж непонятного ожидания.
Ясно было, что Светлые делают что-то в дальнем конце горной выработки, но что именно и как это связано с загадочной фразой о канале…
…
— А он зачем? — Верцонгер кивнул в сторону Тойво.
— Сопровождает меня. Женщине не безопасно путешествовать одной.
— Ну да. Особенно такой женщине, как ты, но здесь ты мой гость и находишься под моей защитой, — Верцонгер повернулся к Тойво и добавил, — ты хорошо сделал свое дело. Отдыхай.
Он толкнул в плечо сидящего рядом воина и спросил:
— В твоем шатре хватит места для друга?
— Ыы, — утвердительно пробурчал тот, и, обращаясь к Тойво сказал, — пойдем, друг. Покажу тебе место в шатре. С нами весело. Есть хорошее вино. А на празднике в городе можно встретить красивых женщин.
— Действительно? — спросил Тойво, оглядываясь на Лену.
Та спокойно кивнула. В смысле, что все нормально.
Верцонгер проводил взглядом две удаляющиеся фигуры, повернулся к Лене и значительным голосом сообщил:
— Холодно.
Сняв свой шерстяной плащ, он набросил его девушке на плечи. При этом его лапища так и осталась лежать на ее плече. Как бы невзначай.
…
Прошел час. Другой. Наконец на поверхность выбрались Светлые, на этот раз вместе. Они были с ног до головы вымазаны грязью и, судя по виду, крайне чем-то озабочены.
— Убираемся отсюда, — устало сказал Румата, — Все. Немедленно.
Дисциплина у легионеров и ландскнехтов была железная. Через четверть часа после сигнала походная колонна покидала безлюдный город. Никто не задавал никаких вопросов. Солдатское дело нехитрое — меньше спрашивать, быстрее исполнять.
Первые полтора часа двигались предельно быстро. Светлые постоянно требовали увеличить скорость, пока дон Тира не заявил, что от подобной гонки кони скоро начнут падать и дальше придется две трети дороги топать до Енгабана пешком. Кроме того, быстро темнело, а дорога была весьма неровной, так что добавлялся риск, что кони просто переломают себе ноги в выбоинах от тележных колес.
…
Кто-то подбросил в костер веток. Пламя на несколько минут осветило лица сидящих вокруг костра воинов. Их осталось не так много — стемнело и большинство уже разошлись по своим шатрам. Здесь, как и дома, они ложились и вставали вместе с солнцем. Ночью не спят только караульные, сменяя друг друга каждые два часа. Тем, кто не стоит на посту, делать особо нечего — и они поют песни. Так было и сейчас. Пели они, конечно же, не на ируканском и не на языке метрополии, а на своем наречии, которого Лена не понимала.
— Не знаешь этого языка? — спросил Верцонгер.
Она молча кивнула.
— Зря. У нас красивый язык. И песни красивые.
— О чем?
— Эта песня об одном человеке. Его знал мой прадед. Есть такие люди, которым не сидится на месте. Ни двора у них нет, ни семьи. Ходит такой человек по земле, одинокий, как горный волк, ищет где есть дело для сильных рук и острого меча. А до дома доходят только слухи, что видели его то в одном месте, то в другом.
— И что дальше? — спросила Лена.
— Дальше возвращается он однажды домой — а там его никто и не помнит. И все, кого он знал уже где-то далеко отсюда. Вот ходит он от одного двора к другому, ест и пьет с разными людьми, рассказывает про чужие страны. А потом снова уходит — потому что рассказы все рассказал, а больше оставаться незачем. Ничего его здесь не держит. И никто не знает — вернется ли он снова, или нет…
Он подумал и добавил:
— У вас, наверное, поют другие песни.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что вы — другие.
— Совсем другие? — спросила она, повернувшись к Верцонгеру.
— Не совсем, — ответил он, после длинной паузы, — люди везде люди. Живут по-разному, а устроены одинаково. Всем надо есть и всем надо отдыхать. В моем шатре достаточно места. Но мои люди могут поставить тебе другой шатер. Если ты хочешь.
— Не хочу, — коротко ответила она.
…
Енгобан вторую ночь праздновал изгнание Ордена и приход к власти императора Флеаса, которому горожане, не без некоторой иронии, дали прозвище «веселый». Так он и войдет в историю, как Флеас Веселый. Многие императоры до и после прозывались великими, а вот веселым — только один… Так или иначе, в эту ночь город уже веселился по-настоящему. Полностью трезвыми оставались только расставленные на перекрестках улиц легионеры, остальные же слонялись по площадям, угощаясь за счет императорской щедрости, глазея на фейерверки, прибиваясь то к той, то к другой кампании пьющих, поющих и пляшущих людей, находя себе приятелей или подружек на один час, и совершенно забывая о том, что будет завтра.
Попав в город вместе с доброжелательным варварским воином, Тойво немедленно был втянут во всю эту кутерьму. Вскоре варвара увлекла в неизвестном направлении неизвестная красотка и теперь ничто не мешало поискам Антона-Руматы. Что он где-то здесь, Тойво совершенно не сомневался. Но, прежде чем приступать к поискам, следовало решить одну маленькую проблему. Слежку он заметил уже давно. Некий тип, выглядевший как обычный молодой бродяга, тащился за ними от самых ворот, достаточно умело поддерживая дистанцию и иногда как будто присоединяясь к попутным кампаниям веселящихся горожан. Теперь, когда Тойво был один, появилась возможность выяснить поподробнее, кого же так интересует его скромная персона.
Вскоре шпион попался на обычную уловку с узкой темной подворотней. Когда он, выждав секунд десять, вошел туда вслед за Тойво, с ним приключилась маленькая неожиданность: он поскользнулся, споткнувшись о невидимый предмет и упал лицом вниз. Тут же ему в спину уперлась острая сталь, и холодный негромкий голос спросил:
— Любезный, ты не находишь свое поведение несколько навязчивым?
— Вы бы убрали меч, господин. Здесь жестко лежать и разговаривать неудобно.
— Еще чего, — презрительно буркнул Тойво, — чтобы ты убежал и мне пришлось ловить тебя по грязным переулкам?
— Я не собираюсь убегать. Мне хорошо заплатили, чтобы я проводил вас к тому, кого вы ищете, а я всегда отрабатываю полученные деньги.
— Интересно. И кого же я по-твоему ищу?
— Благородного дона Румату Эсторского, известного еще как Светлый, — без запинки ответил шпион.
— Еще интереснее, — сказал Тойво, — и где же он?
— Вряд ли я смогу показать это, лежа лицом вниз на мостовой.
…
— Ладно, — сказала Светлая, — думаю, мы уже достаточно далеко.
— Если ветер не переменится, — добавил Румата.
— Не знаю, почему это так важно, но на закате ветер здесь всегда в сторону моря, — заметил Кроат.
— Это действительно важно, капитан, — сказал Румата.
— А от чего мы вообще так бежим? — спросил дон Тира.
— Увидите, — невесело пообещала Светлая.
…
Корчма, куда странный шпион привел Тойво, называлась «Пьяный кабан» и выглядела вполне безвредно. У распахнутых дверей болтались несколько обычных для таких мест фигур в том состоянии опьянения, когда еще удается сохранять вертикальное положение тела, но уже сложно определить свое положение в пространстве и времени. Внутри были видны несколько грубо сколоченных столов, между которыми, в слабом красноватом свете очага, проворно двигался хозяин заведения, оделяя посетителей вином и закусками.
— Сюда, господин, — негромко сказал шпион и первым зашел внутрь, видимо более заботясь не о приличиях, а о том, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
Тойво осторожно последовал за ним, огляделся и снова не увидел ничего подозрительного.
— Садитесь на любое свобдное место, он сам вас найдет, — шепнул ему на ухо шпион, не дожидаясь ответа, выскользнул на улицу и был таков.
Ну, что ж, найдет, так найдет. Тойво уселся на симпатичное место спиной к очагу. Отсюда хорошо просматривалось помещение, вход и узкая лестница на второй этаж. Сбросил плащ и достаточно громко потребовал:
— Эй! Вина и мяса мне. Поживее!
— Сию минуту, — с улыбкой ответил корчмарь, — но вот тот господин сегодня угощает всех. Если вы, конечно, не возражаете…
Названный господин, хорошо сложенный мужчина, одетый, как это принято у офицеров метрополии вне службы, уже встал со своего места и направился к столику Тойво.
— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа, уселся напротив.
— Благодарю вас, — сказал Тойво, выдерживая предельно-дипломатичный тон, — но я жду здесь одного человека ради приватной беседы, и, надеюсь, вас не обидит мой отказ…
— Я знаю, кого вы ждете, и вы с ним встретитесь, — спокойно ответил незнакомец, — но несколько позже.
Тем временем, обставновка в корчме неуловимо и стремительно изменилась. Люди, казавшиеся безобидными посетителями, небрежно распахнули плащи, так что стали видны стальные кирасы и лежащие на коленях мечи, уже извлеченные из ножен. Посетители ближе к углам оказались вооружены арбалетами, а за дверью, на улице стала видна ровная линия тяжелых прямоугольных щитов. Довольно многочисленное подразделение легионеров надежно блокировало выход из заведения.
— Я — Флеас, император, — представился незнакомец, — и я хочу знать, какова цель вашего пребывания в моей стране.
Тойво сориентировался достаточно быстро.
— Простите, ваше блистающее величество, я не узнал вас. Ведь я всего лишь ландскнехт, нанятый для сопровождения благородной дамы и для передачи сообщения известному вам лицу…
Император одарил его снисходительной улыбкой. Почти отеческой.
— Бросьте, юноша. Если вы — бедный ландскнехт, то я — Морская Мать с рыбьим хвостом. Я отлично знаю, кто вы и кто — ваша спутница. Которой, кстати, сопровождающий нужен меньше, чем чайке — лоцман. Меня интересует только ответ на вопрос, который я задал.
— Я должен только передать сообщение дону Румате, — твердо сказал Тойво.
— От кого? О чем? Только не говорите, что это — приватное сообщение, которое не касается ни меня, ни моей страны. Поскольку все, что вы и вам подобные творили здесь до сих пор, касалось нас прямо и непосредственно. Итак?
Тойво сосредоточенно молчал.
— Вы заставляете ждать императора, — заметил Флеас, — это, по меньшей мере, невежливо.
— Простите, но я имею приказ молчать об этом.
— Чей приказ? Кто его отдал? Я хочу говорить с тем человеком, который отдает приказы, касающиеся моей страны.
…
Через час Румата приказал остановить колонну и спешиться. На фоне усыпанного огромными яркими звездами ночного неба едва заметно прорисовывалась линия Подветренных гор.
Вдруг, как будто, солнце двинулось в обратном направлении, и горную цепь прорезал первый луч утренней зари, окрасивший облака в нежно-розовый цвет. Длилось это всего одно мгновение — а затем снова наступила ночь. От странного луча осталась лишь хорошо заметная тускнеющая ярко-алая черта, будто нарисованная на склоне одной из гор. Звезды над ней померкли, будто их завесили черным покрывалом.
Еще через мгновение земля лениво качнулась под ногами, и в воздух поднялась мелкая пыль, сделав очертания предметов размытыми и призрачными.
— Что это было? — спросил Кроат.
— Это был город Питан, — спокойно сказал Румата, — теперь уже не существующий. Осталось только придумать название новому заливу. Может быть…
Оставшуюся часть фразы перекрыл раскат грома, сменившийся невероятной смесью треска и шипения. Над горами переливались радужные всполохи, а земля гудела, будто где-то вдалеке по ней колотили чудовищными молотами.
— Вот и вода пошла, — также спокойно заметила Светлая.
— Еще не пошла, — возразил Румата, — пока она вскипает. Канал еще недостаточно остыл.
— Однажды, на востоке кайсанских земель, я видел извержение огненной горы, — заметил дон Тира, — очень похоже, на то, что сейчас. Но я и предположить не мог, что подобное можно сделать человеческими руками…
— Как видите, можно, — сказала Светлая, — но только в исключительных случаях.
Тем временем беспорядочные звуки сменились ровным гулом на басовой ноте.
— А вот теперь действительно пошла вода, — сказал Румата, — кстати, я бы запомнил эту идею на счет огненной горы, а проще говоря, вулкана. Она может в ближайшем будущем пригодиться.
…
Пол корчмы покачнулся, как палуба корабля на легкой волне. Со стойки упали на пол несколько бутылок, одна из которых разбилась вдребезги. С потолка на столы полетела пыль и мелкий мусор. Легионеры вскочили со своих мест, оружие уже было у них в руках…
— Отставить! — громко сказал Флеас, — все идет правильно… Так на чем мы остановились, юноша? На тех, кто отдает приказы.
— Мне надо подумать, — сказал Тойво.
— О чем?
— Как устроить вашу встречу. Это ведь не так просто…
Флеас улыбнулся.
— Положительно, ваши командиры нас недооценивают. Мне известно, что для устройства такой встречи вам требуется меньше времени, чем мы уже потратили на бессмысленные разговоры. Сколько я еще, по-вашему, должен ждать? Или вы настолько непонятливы, что мне следует применить более сильные меры убеждения?
В этот момент прозвенела негромкая трель клипсы-коммуникатора.
— И что это значит? — поинтересовался император.
«Включи мне визуализацию», — услышал Тойво спокойный голос Каммерера.
— Но…
«Немедленно, — перебил Каммерер, — это приказ».
** 38 **
— На счет Питана. Не знаю, с чего мне пришло это в голову, но я сказал, что раз по обычаю Питан надо пустить под плуг, то на его месте хорошо бы посадить сад…
— Сад? — удивленно переспросил дон Тира?
— Фруктовый, — уточнил Кроат, — жена Флеаса очень любила фруктовые деревья. А он очень любил ее. Вы знаете, всю его семью вырезали во время узурпации… В общем, мне показалось, что так будет правильно.
— Обычай древний, — заметил дон Тира, — тогда города были не как сейчас, а вроде нынешних деревенек. Пять домов да семь заборов. Их можно было снести и распахать. А здесь…
— Вижу. Но тем не менее…
— Да, тем не менее, Светлые, кажется, отнеслись к вашим словам очень серьезно.
— Вот и я о том же, — сказал легионер, — время сейчас особенное.
— Все равно не понимаю, на кой черт им эти старые медные выработки, — пробурчал ландскнехт.
— А я, кажется, догадываюсь. Знаете, чем отличается Питанская котловина от всех других мест?
— Сухо. Жарко. Не знаю, чем еще.
— Тем, — сказал легионер, — что она ниже уровня моря. А Подветренные горы — это вроде плотины, иначе здесь получился бы залив. Вот я и подумал…
— Пробить тоннель до моря? — спросил дон Тира, — но это невозможно. Тут не меньше трех миль сплошной горной породы, а штреки уходят вглубь на четверть мили, не больше. Тут лет сто придется долбить, если не двести.
— Тогда почему Светлые распорядились, чтобы жители покинули город еще сегодня? И что в этих ящиках? Почему обращение с ними требует такой осторожности?
— Вы полагаете, Кроат, с помощью содерщимого этих ящиков можно продолбить несколько миль камня за один день?
— А что еще остается полагать?
— Верно, капитан, — сказал Румата, бесшумно появляясь из жерла штольни, — совершенно правильное по существу предположение. Если не считать того, что речь идет не о тоннеле, а о канале.
— О канале? — переспросил изумленный легионер.
— Именно. А теперь аккуратно передайте мне первый ящик.
В дальнейшем Румата появлялся из штрека через равные промежутки времени и молча уносил очередной ящик в недра горы. После того, как в штольню был унесен последний из них, потянулось время совсем уж непонятного ожидания.
Ясно было, что Светлые делают что-то в дальнем конце горной выработки, но что именно и как это связано с загадочной фразой о канале…
…
— А он зачем? — Верцонгер кивнул в сторону Тойво.
— Сопровождает меня. Женщине не безопасно путешествовать одной.
— Ну да. Особенно такой женщине, как ты, но здесь ты мой гость и находишься под моей защитой, — Верцонгер повернулся к Тойво и добавил, — ты хорошо сделал свое дело. Отдыхай.
Он толкнул в плечо сидящего рядом воина и спросил:
— В твоем шатре хватит места для друга?
— Ыы, — утвердительно пробурчал тот, и, обращаясь к Тойво сказал, — пойдем, друг. Покажу тебе место в шатре. С нами весело. Есть хорошее вино. А на празднике в городе можно встретить красивых женщин.
— Действительно? — спросил Тойво, оглядываясь на Лену.
Та спокойно кивнула. В смысле, что все нормально.
Верцонгер проводил взглядом две удаляющиеся фигуры, повернулся к Лене и значительным голосом сообщил:
— Холодно.
Сняв свой шерстяной плащ, он набросил его девушке на плечи. При этом его лапища так и осталась лежать на ее плече. Как бы невзначай.
…
Прошел час. Другой. Наконец на поверхность выбрались Светлые, на этот раз вместе. Они были с ног до головы вымазаны грязью и, судя по виду, крайне чем-то озабочены.
— Убираемся отсюда, — устало сказал Румата, — Все. Немедленно.
Дисциплина у легионеров и ландскнехтов была железная. Через четверть часа после сигнала походная колонна покидала безлюдный город. Никто не задавал никаких вопросов. Солдатское дело нехитрое — меньше спрашивать, быстрее исполнять.
Первые полтора часа двигались предельно быстро. Светлые постоянно требовали увеличить скорость, пока дон Тира не заявил, что от подобной гонки кони скоро начнут падать и дальше придется две трети дороги топать до Енгабана пешком. Кроме того, быстро темнело, а дорога была весьма неровной, так что добавлялся риск, что кони просто переломают себе ноги в выбоинах от тележных колес.
…
Кто-то подбросил в костер веток. Пламя на несколько минут осветило лица сидящих вокруг костра воинов. Их осталось не так много — стемнело и большинство уже разошлись по своим шатрам. Здесь, как и дома, они ложились и вставали вместе с солнцем. Ночью не спят только караульные, сменяя друг друга каждые два часа. Тем, кто не стоит на посту, делать особо нечего — и они поют песни. Так было и сейчас. Пели они, конечно же, не на ируканском и не на языке метрополии, а на своем наречии, которого Лена не понимала.
— Не знаешь этого языка? — спросил Верцонгер.
Она молча кивнула.
— Зря. У нас красивый язык. И песни красивые.
— О чем?
— Эта песня об одном человеке. Его знал мой прадед. Есть такие люди, которым не сидится на месте. Ни двора у них нет, ни семьи. Ходит такой человек по земле, одинокий, как горный волк, ищет где есть дело для сильных рук и острого меча. А до дома доходят только слухи, что видели его то в одном месте, то в другом.
— И что дальше? — спросила Лена.
— Дальше возвращается он однажды домой — а там его никто и не помнит. И все, кого он знал уже где-то далеко отсюда. Вот ходит он от одного двора к другому, ест и пьет с разными людьми, рассказывает про чужие страны. А потом снова уходит — потому что рассказы все рассказал, а больше оставаться незачем. Ничего его здесь не держит. И никто не знает — вернется ли он снова, или нет…
Он подумал и добавил:
— У вас, наверное, поют другие песни.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что вы — другие.
— Совсем другие? — спросила она, повернувшись к Верцонгеру.
— Не совсем, — ответил он, после длинной паузы, — люди везде люди. Живут по-разному, а устроены одинаково. Всем надо есть и всем надо отдыхать. В моем шатре достаточно места. Но мои люди могут поставить тебе другой шатер. Если ты хочешь.
— Не хочу, — коротко ответила она.
…
Енгобан вторую ночь праздновал изгнание Ордена и приход к власти императора Флеаса, которому горожане, не без некоторой иронии, дали прозвище «веселый». Так он и войдет в историю, как Флеас Веселый. Многие императоры до и после прозывались великими, а вот веселым — только один… Так или иначе, в эту ночь город уже веселился по-настоящему. Полностью трезвыми оставались только расставленные на перекрестках улиц легионеры, остальные же слонялись по площадям, угощаясь за счет императорской щедрости, глазея на фейерверки, прибиваясь то к той, то к другой кампании пьющих, поющих и пляшущих людей, находя себе приятелей или подружек на один час, и совершенно забывая о том, что будет завтра.
Попав в город вместе с доброжелательным варварским воином, Тойво немедленно был втянут во всю эту кутерьму. Вскоре варвара увлекла в неизвестном направлении неизвестная красотка и теперь ничто не мешало поискам Антона-Руматы. Что он где-то здесь, Тойво совершенно не сомневался. Но, прежде чем приступать к поискам, следовало решить одну маленькую проблему. Слежку он заметил уже давно. Некий тип, выглядевший как обычный молодой бродяга, тащился за ними от самых ворот, достаточно умело поддерживая дистанцию и иногда как будто присоединяясь к попутным кампаниям веселящихся горожан. Теперь, когда Тойво был один, появилась возможность выяснить поподробнее, кого же так интересует его скромная персона.
Вскоре шпион попался на обычную уловку с узкой темной подворотней. Когда он, выждав секунд десять, вошел туда вслед за Тойво, с ним приключилась маленькая неожиданность: он поскользнулся, споткнувшись о невидимый предмет и упал лицом вниз. Тут же ему в спину уперлась острая сталь, и холодный негромкий голос спросил:
— Любезный, ты не находишь свое поведение несколько навязчивым?
— Вы бы убрали меч, господин. Здесь жестко лежать и разговаривать неудобно.
— Еще чего, — презрительно буркнул Тойво, — чтобы ты убежал и мне пришлось ловить тебя по грязным переулкам?
— Я не собираюсь убегать. Мне хорошо заплатили, чтобы я проводил вас к тому, кого вы ищете, а я всегда отрабатываю полученные деньги.
— Интересно. И кого же я по-твоему ищу?
— Благородного дона Румату Эсторского, известного еще как Светлый, — без запинки ответил шпион.
— Еще интереснее, — сказал Тойво, — и где же он?
— Вряд ли я смогу показать это, лежа лицом вниз на мостовой.
…
— Ладно, — сказала Светлая, — думаю, мы уже достаточно далеко.
— Если ветер не переменится, — добавил Румата.
— Не знаю, почему это так важно, но на закате ветер здесь всегда в сторону моря, — заметил Кроат.
— Это действительно важно, капитан, — сказал Румата.
— А от чего мы вообще так бежим? — спросил дон Тира.
— Увидите, — невесело пообещала Светлая.
…
Корчма, куда странный шпион привел Тойво, называлась «Пьяный кабан» и выглядела вполне безвредно. У распахнутых дверей болтались несколько обычных для таких мест фигур в том состоянии опьянения, когда еще удается сохранять вертикальное положение тела, но уже сложно определить свое положение в пространстве и времени. Внутри были видны несколько грубо сколоченных столов, между которыми, в слабом красноватом свете очага, проворно двигался хозяин заведения, оделяя посетителей вином и закусками.
— Сюда, господин, — негромко сказал шпион и первым зашел внутрь, видимо более заботясь не о приличиях, а о том, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
Тойво осторожно последовал за ним, огляделся и снова не увидел ничего подозрительного.
— Садитесь на любое свобдное место, он сам вас найдет, — шепнул ему на ухо шпион, не дожидаясь ответа, выскользнул на улицу и был таков.
Ну, что ж, найдет, так найдет. Тойво уселся на симпатичное место спиной к очагу. Отсюда хорошо просматривалось помещение, вход и узкая лестница на второй этаж. Сбросил плащ и достаточно громко потребовал:
— Эй! Вина и мяса мне. Поживее!
— Сию минуту, — с улыбкой ответил корчмарь, — но вот тот господин сегодня угощает всех. Если вы, конечно, не возражаете…
Названный господин, хорошо сложенный мужчина, одетый, как это принято у офицеров метрополии вне службы, уже встал со своего места и направился к столику Тойво.
— Вы позволите? — спросил он и, не дожидаясь ответа, уселся напротив.
— Благодарю вас, — сказал Тойво, выдерживая предельно-дипломатичный тон, — но я жду здесь одного человека ради приватной беседы, и, надеюсь, вас не обидит мой отказ…
— Я знаю, кого вы ждете, и вы с ним встретитесь, — спокойно ответил незнакомец, — но несколько позже.
Тем временем, обставновка в корчме неуловимо и стремительно изменилась. Люди, казавшиеся безобидными посетителями, небрежно распахнули плащи, так что стали видны стальные кирасы и лежащие на коленях мечи, уже извлеченные из ножен. Посетители ближе к углам оказались вооружены арбалетами, а за дверью, на улице стала видна ровная линия тяжелых прямоугольных щитов. Довольно многочисленное подразделение легионеров надежно блокировало выход из заведения.
— Я — Флеас, император, — представился незнакомец, — и я хочу знать, какова цель вашего пребывания в моей стране.
Тойво сориентировался достаточно быстро.
— Простите, ваше блистающее величество, я не узнал вас. Ведь я всего лишь ландскнехт, нанятый для сопровождения благородной дамы и для передачи сообщения известному вам лицу…
Император одарил его снисходительной улыбкой. Почти отеческой.
— Бросьте, юноша. Если вы — бедный ландскнехт, то я — Морская Мать с рыбьим хвостом. Я отлично знаю, кто вы и кто — ваша спутница. Которой, кстати, сопровождающий нужен меньше, чем чайке — лоцман. Меня интересует только ответ на вопрос, который я задал.
— Я должен только передать сообщение дону Румате, — твердо сказал Тойво.
— От кого? О чем? Только не говорите, что это — приватное сообщение, которое не касается ни меня, ни моей страны. Поскольку все, что вы и вам подобные творили здесь до сих пор, касалось нас прямо и непосредственно. Итак?
Тойво сосредоточенно молчал.
— Вы заставляете ждать императора, — заметил Флеас, — это, по меньшей мере, невежливо.
— Простите, но я имею приказ молчать об этом.
— Чей приказ? Кто его отдал? Я хочу говорить с тем человеком, который отдает приказы, касающиеся моей страны.
…
Через час Румата приказал остановить колонну и спешиться. На фоне усыпанного огромными яркими звездами ночного неба едва заметно прорисовывалась линия Подветренных гор.
Вдруг, как будто, солнце двинулось в обратном направлении, и горную цепь прорезал первый луч утренней зари, окрасивший облака в нежно-розовый цвет. Длилось это всего одно мгновение — а затем снова наступила ночь. От странного луча осталась лишь хорошо заметная тускнеющая ярко-алая черта, будто нарисованная на склоне одной из гор. Звезды над ней померкли, будто их завесили черным покрывалом.
Еще через мгновение земля лениво качнулась под ногами, и в воздух поднялась мелкая пыль, сделав очертания предметов размытыми и призрачными.
— Что это было? — спросил Кроат.
— Это был город Питан, — спокойно сказал Румата, — теперь уже не существующий. Осталось только придумать название новому заливу. Может быть…
Оставшуюся часть фразы перекрыл раскат грома, сменившийся невероятной смесью треска и шипения. Над горами переливались радужные всполохи, а земля гудела, будто где-то вдалеке по ней колотили чудовищными молотами.
— Вот и вода пошла, — также спокойно заметила Светлая.
— Еще не пошла, — возразил Румата, — пока она вскипает. Канал еще недостаточно остыл.
— Однажды, на востоке кайсанских земель, я видел извержение огненной горы, — заметил дон Тира, — очень похоже, на то, что сейчас. Но я и предположить не мог, что подобное можно сделать человеческими руками…
— Как видите, можно, — сказала Светлая, — но только в исключительных случаях.
Тем временем беспорядочные звуки сменились ровным гулом на басовой ноте.
— А вот теперь действительно пошла вода, — сказал Румата, — кстати, я бы запомнил эту идею на счет огненной горы, а проще говоря, вулкана. Она может в ближайшем будущем пригодиться.
…
Пол корчмы покачнулся, как палуба корабля на легкой волне. Со стойки упали на пол несколько бутылок, одна из которых разбилась вдребезги. С потолка на столы полетела пыль и мелкий мусор. Легионеры вскочили со своих мест, оружие уже было у них в руках…
— Отставить! — громко сказал Флеас, — все идет правильно… Так на чем мы остановились, юноша? На тех, кто отдает приказы.
— Мне надо подумать, — сказал Тойво.
— О чем?
— Как устроить вашу встречу. Это ведь не так просто…
Флеас улыбнулся.
— Положительно, ваши командиры нас недооценивают. Мне известно, что для устройства такой встречи вам требуется меньше времени, чем мы уже потратили на бессмысленные разговоры. Сколько я еще, по-вашему, должен ждать? Или вы настолько непонятливы, что мне следует применить более сильные меры убеждения?
В этот момент прозвенела негромкая трель клипсы-коммуникатора.
— И что это значит? — поинтересовался император.
«Включи мне визуализацию», — услышал Тойво спокойный голос Каммерера.
— Но…
«Немедленно, — перебил Каммерер, — это приказ».
** 38 **
Появление фантома Каммерера посреди корчмы вызвало достаточно бурную реакцию легионеров. Одни метнулись между Флеасом и фантомом, закрыв своего императора от предполагаемой опасности, другие взяли фантом на прицел своих арбалетов. Сам же Флеас даже не изменился в лице. Совершенно спокойно он извлек из пояса мелкую монету и бросил ее сквозь изображение.
— Вернитесь на свои места, — сказал он, — это просто мираж. Он безвреден.
— Вы очень проницательны, император, — с улыбкой сказал Каммерер.
— Я просто неплохо осведомлен о таких, как вы, — холодно ответил Флеас, — а теперь я хочу услышать ответ на мой вопрос. Что вы делаете на моей земле?
— Почему вообще возник такой вопрос? — сухо спросил Каммерер, — разве мой подчиненный нарушил какие-то законы вашей страны?
— Нарушил. В отношении таких, как вы, действует указ Литена Великого, написанный в 409 году от основания города. — Флеас швырнул на стол перед Тойво свиток пергамента, — читайте вслух.
Тойво развернул лист и прочел:
…
«Я, император Литен, исследовал вопрос о так называемых богах, духах и тому подобных существах.
Некоторые из них, как известно, с начала времен обитают на наших землях или землях других народов, рядом с людьми, покровительствуя плодородию и пользуясь должным почитанием.
Иные же, под личиной добродетели, приходят из-за небесного свода, из-под холмов, из-за моря и из других мест по ту сторону. Эти не приносят ничего, кроме проклятья своего вечного голода, который они, подобно упырям, могут утолять только кровью живых.
Они остаются, пока для них есть пища, или пока их не изгонят прочь.
Их жрецы под видом праведности учат неповиновению законам и глумлению над естественным обычаем, страху перед своими кумирами и ненависти ко всему человеческому.
Всюду после себя они оставляют нищету, разорение, вражду и горе.
Установив такое, я, император Литен, изгнал их последователей, казнил их жрецов, а этих самих повелел истребить соответственно их природе, так, чтобы им затруднительно было вернуться на мои земли…».
…
— Достаточно, — прервал его Флеас, — на основании этого закона я мог бы убить ваших подчиненных на месте. Но решил с этим подождать. Пока.
— Вы приняли верное решение, — также сухо сказал Каммерер, — немедленное исполнение некоторых законов может очень дорого стоить.
— Вы мне угрожаете? — спокойно спросил император.
— Нет, просто прошу иметь в виду, что я тоже соблюдаю некоторые обычаи. Надеюсь, вы понимаете, что мне не составит особого труда превратить в пепел весь этот город вместе с жителями и с вашей армией.
Возникла длинная и довольно неуютная для всех пауза.
Первым нарушил молчание Флеас.
— Ну, что ж, — также спокойно сказал он, — вот мы и обменялись любезностями. А теперь можем поговорить, как взрослые люди. Я не знаю, насколько верна история о преследующем таких, как вы, проклятии вечного голода — возможно, это всего лишь легенда времен Литена Великого. Но, возможно, в этом есть и значительная доля истины. Как бы то ни было, именно вы подвигли великого магистра Йарбика на узурпацию императорской власти и продолжение войны, когда он уже готов был бежать из Енгабана. Вы дали ему свои летающие машины и свои метательные орудия для флота — только поэтому война продолжалась. Только поэтому стала неизбежной битва на полях Валдо, где вороны обожрались человечиной так, что не могли взлететь. А ведь с обеих сторон там сражались жители нашей страны. Они убивали собственных соседей и опустошали собственные земли. Кто толкнул их на это безумие, если не вы? Опять же, я не могу утверждать, что именно ваши действия привели во времена императора Дескада к возвышению Ордена и конклава предстоятелей, но это представляется весьма вероятным. Теперь скажите — дает все это основания, чтобы запретить вам появлятся на землях империи, или нет? Сразу же предупреждаю, мне трудно быть беспристрастным, поскольку из-за вас погибла моя семья. Но я постараюсь оценить ваши доводы, невзирая на это. Как подобает правителю. Теперь я готов вас выслушать.
— Я не буду говорить о том, что при ином ходе событий все было бы гораздо хуже, — ответил Каммерер, — Не буду, потому что не в ваших силах это проверить. Значит это не довод. Но есть другое, очевидное свидетельство нашей помощи. В результате всех происшедших при нашем влиянии событий, Орден изгнан, а вы стали императором и получили армию, выучка и вооружение которой превосходит все, что когда-либо существовало на землях по обе стороны пролива.
Некоторое время Флеас молчал, внимательно разглядывая собеседника.
— Теперь я понимаю, то, чего не понимал до сих пор, — сказал он наконец, — я понимаю, как триста лет назад вам удалось уговорить императора Дескада. Наверное, говорились почти те же слова. И он поверил, что именно вера в благость и могущество таких, как вы, дала ему трон, укрепила его армию и сделала народ верноподданным по отношению к его власти. Поверил и совершил самую ужасную ошибку в истории империи, нарушив закон Литена и предписав почитание таких, как вы, вместо издавна принятого почитания ведомых и неведомых сил, создавших землю и небо. Такие, как вы, тоже говорили, что несут добро своим почитателям, а что принесли? Где оказалась великая империя Литена, простиравшаяся от западного океана до восточного? Куда пропали либрариумы, где были собраны лучшие рукописи и прекраснейшие скульптуры, посмотреть на которые приезжали люди из столь отдаленных земель, что они даже не нанесены на наши карты? Наконец, что стало с тем гордым народом, который создал все это?
— Империя лежит у ваших ног, — спокойно ответил Каммерер, — вам достаточно наклониться и поднять ее. И вы можете существенно расширить ее за границы времен Литена. Причем именно благодаря тем знаниям, которые получили от нас за последнее время.
— О, да. Императору Дескаду вы тоже многое обещали. Но это оказалось ложью, он ничего не получил — все сожрал ваш проклятый голод. Теперь вы рассказываете о том полезном, что якобы вы сейчас сделали для империи — но и это ложь. Все, что вы перечислили, сделано не вами, а теми, другими, похожими на вас. И они, в отличии от вас, сами хотят уйти.
— Светлые хотят уйти? — с некоторым удивлением переспросил Каммерер.
— Да, — подтвердил Флеас, — и теперь я понимаю, почему. Их мы не могли бы изгнать. Многие из нас, и я в том числе, обязаны им и жизнью, и честью. Но они — наши друзья и не желают нам зла. Поэтому уходят по своей воле, унося с собой проклятие своего голода. А вы — почему вы не хотите уйти? Что вы вцепились в нашу землю, будто нет других мест, где вы можете кормиться способом, свойственным вашему племени?
Снова повисла пауза.
На этот раз, первым заговорил Каммерер.
— Многое из того, что вы сказали о нас — несправедливо. Но если вы хотите, чтобы мы ушли — мы уйдем. Но на некоторых условиях.
— Вы намерены ставить мне условия?
— Вы сами их обозначили, предложив нам любые другие места вне границ вашей страны. Мы согласны. Мы покинем пределы империи и не будем никак вмешиваться в ее дела. Но и вы не должны вмешиваться в наши дела, которые никак вас не касаются.
— А если я или мои потомки расширят империю за счет сопредельных земель? — спросил Флеас.
Каммерер пожал плечами.
— Что ж, значит, мы уйдем и оттуда.
— Как быстро уйдете?
— Пусть у нас будет на это один день и один час с момента, как ваши легаты публично объявят это место подпавшим под действие нашего договора. По-моему, более коротких сроков законы Литена не содержат. И в тех местах, где договор действует, он должен оглашаться также публично, каждый год, чтобы все, кого он так или иначе касается, знали о нем.
— Пусть будет так, — сказал Флеас, — при этих условиях, готовы ли вы обещать, что никакие предметы или знания, которые могут быть использованы против нас в войне, не будут передаваться вами кому бы то ни было?
— А вы многому научились за последнее время, — заметил Каммерер, — хорошо, мы обещаем и это. Теперь вы удовлетворены?
— Я буду удовлетворен тогда, когда все сказанное будет записано и подтверждено. И сделать это надлежит немедленно.
…
Час летучей мыши сменялся часом собаки, когда экспедиционный корпус со Светлыми во главе, тихо вернулся в Енгабан. Легионеры и ландскнехты, получившие по прибытии увольнительную на сутки, тут же ринулись наверстывать упущенное — благо это было не очень сложно, поскольку город все еще продолжал праздновать.
Что же касается Светлых, дона Тиры и капитана Кроата, то они, в сопровождении дежурного офицера, отправились на аудиенцию к императору.
Местом аудиенции, как нетрудно догадаться, была все та же корчма «Пьяный кабан», где в данный момент старший письмовыводитель четвертого легиона изо всех сил пытался сформулировать канцелярским языком условия невиданной доселе хартии.
Еще легче догадаться, насколько выразительной была немая сцена, когда Тойво и Каммерер увидели Румату и Вики-Мэй.
— Как я и предполагал, вы находитесь далеко не в лучших отношениях, хотя и принадлежите к одному народу, — заключил Флеас, внимательно наблюдая за эволюциями их мимики, — я могу рассчитывать, что вы не начнете сводить счеты друг с другом в моей столице?
— Это я вам обещаю, — спокойно сказал Каммерер.
— Хорошо. Благородный дон Румата, означает ли то сотрясение земли, которое мы почувствовали здесь, что ваш план удался?
— Да, досточтимый Флеас. Вполне удался.
— Значит, этого рассадника заразы больше нет?
— Совершенно верно. Теперь на его месте плещутся волны. Пока там очень опасно находится, но вскоре по берегам зазеленеет трава. А потом дойдет очередь и до фруктовых деревьев…
— Фруктовых деревьев? — Флеас перевел взгляд на капитана Кроата, — Друг мой, не ты ли это придумал?
— Простите император, мне просто показалось…
— Вернитесь на свои места, — сказал он, — это просто мираж. Он безвреден.
— Вы очень проницательны, император, — с улыбкой сказал Каммерер.
— Я просто неплохо осведомлен о таких, как вы, — холодно ответил Флеас, — а теперь я хочу услышать ответ на мой вопрос. Что вы делаете на моей земле?
— Почему вообще возник такой вопрос? — сухо спросил Каммерер, — разве мой подчиненный нарушил какие-то законы вашей страны?
— Нарушил. В отношении таких, как вы, действует указ Литена Великого, написанный в 409 году от основания города. — Флеас швырнул на стол перед Тойво свиток пергамента, — читайте вслух.
Тойво развернул лист и прочел:
…
«Я, император Литен, исследовал вопрос о так называемых богах, духах и тому подобных существах.
Некоторые из них, как известно, с начала времен обитают на наших землях или землях других народов, рядом с людьми, покровительствуя плодородию и пользуясь должным почитанием.
Иные же, под личиной добродетели, приходят из-за небесного свода, из-под холмов, из-за моря и из других мест по ту сторону. Эти не приносят ничего, кроме проклятья своего вечного голода, который они, подобно упырям, могут утолять только кровью живых.
Они остаются, пока для них есть пища, или пока их не изгонят прочь.
Их жрецы под видом праведности учат неповиновению законам и глумлению над естественным обычаем, страху перед своими кумирами и ненависти ко всему человеческому.
Всюду после себя они оставляют нищету, разорение, вражду и горе.
Установив такое, я, император Литен, изгнал их последователей, казнил их жрецов, а этих самих повелел истребить соответственно их природе, так, чтобы им затруднительно было вернуться на мои земли…».
…
— Достаточно, — прервал его Флеас, — на основании этого закона я мог бы убить ваших подчиненных на месте. Но решил с этим подождать. Пока.
— Вы приняли верное решение, — также сухо сказал Каммерер, — немедленное исполнение некоторых законов может очень дорого стоить.
— Вы мне угрожаете? — спокойно спросил император.
— Нет, просто прошу иметь в виду, что я тоже соблюдаю некоторые обычаи. Надеюсь, вы понимаете, что мне не составит особого труда превратить в пепел весь этот город вместе с жителями и с вашей армией.
Возникла длинная и довольно неуютная для всех пауза.
Первым нарушил молчание Флеас.
— Ну, что ж, — также спокойно сказал он, — вот мы и обменялись любезностями. А теперь можем поговорить, как взрослые люди. Я не знаю, насколько верна история о преследующем таких, как вы, проклятии вечного голода — возможно, это всего лишь легенда времен Литена Великого. Но, возможно, в этом есть и значительная доля истины. Как бы то ни было, именно вы подвигли великого магистра Йарбика на узурпацию императорской власти и продолжение войны, когда он уже готов был бежать из Енгабана. Вы дали ему свои летающие машины и свои метательные орудия для флота — только поэтому война продолжалась. Только поэтому стала неизбежной битва на полях Валдо, где вороны обожрались человечиной так, что не могли взлететь. А ведь с обеих сторон там сражались жители нашей страны. Они убивали собственных соседей и опустошали собственные земли. Кто толкнул их на это безумие, если не вы? Опять же, я не могу утверждать, что именно ваши действия привели во времена императора Дескада к возвышению Ордена и конклава предстоятелей, но это представляется весьма вероятным. Теперь скажите — дает все это основания, чтобы запретить вам появлятся на землях империи, или нет? Сразу же предупреждаю, мне трудно быть беспристрастным, поскольку из-за вас погибла моя семья. Но я постараюсь оценить ваши доводы, невзирая на это. Как подобает правителю. Теперь я готов вас выслушать.
— Я не буду говорить о том, что при ином ходе событий все было бы гораздо хуже, — ответил Каммерер, — Не буду, потому что не в ваших силах это проверить. Значит это не довод. Но есть другое, очевидное свидетельство нашей помощи. В результате всех происшедших при нашем влиянии событий, Орден изгнан, а вы стали императором и получили армию, выучка и вооружение которой превосходит все, что когда-либо существовало на землях по обе стороны пролива.
Некоторое время Флеас молчал, внимательно разглядывая собеседника.
— Теперь я понимаю, то, чего не понимал до сих пор, — сказал он наконец, — я понимаю, как триста лет назад вам удалось уговорить императора Дескада. Наверное, говорились почти те же слова. И он поверил, что именно вера в благость и могущество таких, как вы, дала ему трон, укрепила его армию и сделала народ верноподданным по отношению к его власти. Поверил и совершил самую ужасную ошибку в истории империи, нарушив закон Литена и предписав почитание таких, как вы, вместо издавна принятого почитания ведомых и неведомых сил, создавших землю и небо. Такие, как вы, тоже говорили, что несут добро своим почитателям, а что принесли? Где оказалась великая империя Литена, простиравшаяся от западного океана до восточного? Куда пропали либрариумы, где были собраны лучшие рукописи и прекраснейшие скульптуры, посмотреть на которые приезжали люди из столь отдаленных земель, что они даже не нанесены на наши карты? Наконец, что стало с тем гордым народом, который создал все это?
— Империя лежит у ваших ног, — спокойно ответил Каммерер, — вам достаточно наклониться и поднять ее. И вы можете существенно расширить ее за границы времен Литена. Причем именно благодаря тем знаниям, которые получили от нас за последнее время.
— О, да. Императору Дескаду вы тоже многое обещали. Но это оказалось ложью, он ничего не получил — все сожрал ваш проклятый голод. Теперь вы рассказываете о том полезном, что якобы вы сейчас сделали для империи — но и это ложь. Все, что вы перечислили, сделано не вами, а теми, другими, похожими на вас. И они, в отличии от вас, сами хотят уйти.
— Светлые хотят уйти? — с некоторым удивлением переспросил Каммерер.
— Да, — подтвердил Флеас, — и теперь я понимаю, почему. Их мы не могли бы изгнать. Многие из нас, и я в том числе, обязаны им и жизнью, и честью. Но они — наши друзья и не желают нам зла. Поэтому уходят по своей воле, унося с собой проклятие своего голода. А вы — почему вы не хотите уйти? Что вы вцепились в нашу землю, будто нет других мест, где вы можете кормиться способом, свойственным вашему племени?
Снова повисла пауза.
На этот раз, первым заговорил Каммерер.
— Многое из того, что вы сказали о нас — несправедливо. Но если вы хотите, чтобы мы ушли — мы уйдем. Но на некоторых условиях.
— Вы намерены ставить мне условия?
— Вы сами их обозначили, предложив нам любые другие места вне границ вашей страны. Мы согласны. Мы покинем пределы империи и не будем никак вмешиваться в ее дела. Но и вы не должны вмешиваться в наши дела, которые никак вас не касаются.
— А если я или мои потомки расширят империю за счет сопредельных земель? — спросил Флеас.
Каммерер пожал плечами.
— Что ж, значит, мы уйдем и оттуда.
— Как быстро уйдете?
— Пусть у нас будет на это один день и один час с момента, как ваши легаты публично объявят это место подпавшим под действие нашего договора. По-моему, более коротких сроков законы Литена не содержат. И в тех местах, где договор действует, он должен оглашаться также публично, каждый год, чтобы все, кого он так или иначе касается, знали о нем.
— Пусть будет так, — сказал Флеас, — при этих условиях, готовы ли вы обещать, что никакие предметы или знания, которые могут быть использованы против нас в войне, не будут передаваться вами кому бы то ни было?
— А вы многому научились за последнее время, — заметил Каммерер, — хорошо, мы обещаем и это. Теперь вы удовлетворены?
— Я буду удовлетворен тогда, когда все сказанное будет записано и подтверждено. И сделать это надлежит немедленно.
…
Час летучей мыши сменялся часом собаки, когда экспедиционный корпус со Светлыми во главе, тихо вернулся в Енгабан. Легионеры и ландскнехты, получившие по прибытии увольнительную на сутки, тут же ринулись наверстывать упущенное — благо это было не очень сложно, поскольку город все еще продолжал праздновать.
Что же касается Светлых, дона Тиры и капитана Кроата, то они, в сопровождении дежурного офицера, отправились на аудиенцию к императору.
Местом аудиенции, как нетрудно догадаться, была все та же корчма «Пьяный кабан», где в данный момент старший письмовыводитель четвертого легиона изо всех сил пытался сформулировать канцелярским языком условия невиданной доселе хартии.
Еще легче догадаться, насколько выразительной была немая сцена, когда Тойво и Каммерер увидели Румату и Вики-Мэй.
— Как я и предполагал, вы находитесь далеко не в лучших отношениях, хотя и принадлежите к одному народу, — заключил Флеас, внимательно наблюдая за эволюциями их мимики, — я могу рассчитывать, что вы не начнете сводить счеты друг с другом в моей столице?
— Это я вам обещаю, — спокойно сказал Каммерер.
— Хорошо. Благородный дон Румата, означает ли то сотрясение земли, которое мы почувствовали здесь, что ваш план удался?
— Да, досточтимый Флеас. Вполне удался.
— Значит, этого рассадника заразы больше нет?
— Совершенно верно. Теперь на его месте плещутся волны. Пока там очень опасно находится, но вскоре по берегам зазеленеет трава. А потом дойдет очередь и до фруктовых деревьев…
— Фруктовых деревьев? — Флеас перевел взгляд на капитана Кроата, — Друг мой, не ты ли это придумал?
— Простите император, мне просто показалось…