Страница:
Но это будет потом — а сейчас четыре тысячи людей и столько же лошадей горели заживо посреди поля. Этот огонь было не потушить и не сбить. Зелье горело столько, сколько положено, и потухало лишь прогорев до последней капли. Горело, постепенно прожигая живую плоть до костей…
Из лагеря же все это не было видно — виделось только огромное облако смоляного дыма, накрывшее и полки, и поле до самого ручья. Многоголосый крики был слышен — да вот что он значил — непонятно.
Что делать? Оставшиеся в лагере гадали — слать подмогу или нет. Пока гадали, проклятые камнеметные машины выбросили следующую порцию камней. Не прицельно — а по всей площади лагеря. На кого бог пошлет. Много на кого послал — тут и там раненные, убитые, а больше всего, как обычно, коням досталось. У которого нога покалечена, у которого — ребра проломлены.
Получалось, что те два полка, что исчезли в дыму, до того берега не добрались — или бьются, или перебиты.
Эх, мало послали. Ну, четыре на подмогу уж всяко довольно будет. И поскакали четыре полка в неизвестность, в расползающееся по полю облако дыма.
Два полка в лагере остались — охранный и резерв, да еще несколько сот человек от первого полка — те, кого варвары добить не успели.
…
Если орденские офицеры слабо понимали, что, собственно, происходит — то Румата и совет войска понимали это просто прекрасно. Им совершенно не нужно было ни о чем гадать. Вестовые и наблюдатели исправно докладывали о происходящем и вся картина была перед ними — на карте с разноцветными камушками и ниточками.
Вот лагерь противника с двумя боеспособными полками и остатками еще одного — уже небоеспособного.
Вот еще два полка, которые гонятся за варварской конницей, удирающий к верхним бродам. Их уже можно во внимание не принимать. На полпути они окажутся зажаты между ручьем и каменистыми языками предгорий. Там их остановит основательно укрепившаяся «холопская» пехоты, усиленная ландскнехтами и расставленные на позициях метательные машины. Попав под «перекрестный огонь с флангов», как сказали бы в земном XX веке, они попытаются отступить — но путь назад им отрежет «шахматный строй» ландскнехтов. Тут и варвары перейдут в контратаку — ударив отступающим в спину…
Главные события разворачиваются на подступах к катапультам. Два полка можно тоже не принимать во внимание — те немногие, что избежали огненных снарядов, будут добиты лучниками на подступах к ручью.
А из четырех полков, что идут тем двум на подмогу, не менее половины до ручья доберутся. И не только доберутся, но и на эту сторону ручья перейдут — если только не бросить им навстречу «холопскую пехоту», усиленную варварами. Что будем делать? Сражаться?
Нет, — качает головой Румата, — всех отвести назад. Катапульты — бросить. Пусть переходят. А вот обратно за ручей им уже не уйти.
Пока они будут разрушать катапульты и искать, куда же делся противник — пусть «огнеметчики» развернут свои легкие машины на новых позициях, а с мельницы им пусть подвезут нужное количество горшков с зельем.
Времени хватит. Ведь что будет делать орденский командир на этом берегу, в сайве? Вышлет по двум дорогам разведку, по полсотни — но к этому готовы лучники с отравленными стрелами. Не вернется его разведка. А тут как раз и «огнеметчики» приготовятся. Горшки по навесной траектории летят, им сайва не помеха.
Что орденский командир будет делать? Правильно, обратно через ручей отступать. Вроде бы на свою сторону. А чтобы совсем не скучно было — протянем-ка мы на броде колючую проволоку, так удачно придуманную отцом Кабани. Ряда этак в четыре. Интересно посмотреть, как они через такую проволоку переправятся — особенно если с этой стороны лучники будут стрелять им в спину, а на той стороне их наша пехота встретит…
…
Солнце подкатилось к полудню — тусклое, как глаз снулой рыбы, оно едва пробивалось сквозь сплошную пелену наплывающего густыми волнами дыма. В воздухе летала копоть, оседая на все вокруг — на землю, на людей и лошадей. За ручьем, который был совершенно невидим в густом дыму, горела сайва. И горело мясо — много мяса. Откуда-то издалека доносился лязг оружия, стоны, ржание коней… Потом все надолго стихло.
В орденском лагере Ордена изнывали от смрада и от неизвестности.
Что с ушедшими полками? Догнали ли варваров? Добрались ли до катапульт? Наверное, добрались — раз больше не летят камни. И что? Непонятно…
Тем временем, судьбу этих последних полков решал совет войска. Остальные свою судьбу уже нашли. В поле и в лощине у предгорий, вокруг ручья и в сайве лежали тысячи орденских бойцов — побитые камнями, сожженные, изрубленные, поколотые, пораженные отравленными стрелами. Совет колебался — пока потери войска Хозяйки по сравнению с потерями Ордена были невероятно, сказочно малы. Но всем было понятно — если столкнуться с остатками кавалерии ордена в открытом бою, в поле, больших потерь не избежать. Но не оставлять же здесь, у себя под носом, более 4000 бойцов врага.
Все смотрели на Румату — что скажет Светлый, то и будет.
— В открытом поле биться не будем, — сказал тот наконец, а после паузы добавил, — но и орденцев не выпустим.
Молчал совет почтительно. Молчали вольные капитаны и выборные, молчал Верцонгер. Молчал отец Кабани. Молчала Кира. На их глазах творилось чудо.
— Сколько у нас возов? — спросил Румата.
— Сотен двадцать наберется, — уверенно сказал один из выборных.
— Хорошо. Настилайте переправу, запрягайте быков и все на ту сторону. Дон Пина, переправляйте своих ландскнехтов, обеспечьте охрану переправы с той стороны. Верцонгер, дон Пага, кавалерию тоже на ту сторону, организовать разъезды, за орденским лагерем следить со всех сторон. С основными их силами в бой не вступать. Только с их разъездами — если таковые появятся. Отец Кабани, на последние возы погрузите огнеметные машины и снаряды для них. Распорядитесь, чтобы катапульты прикатили от верховий на старую позицию. Что — пожар в сайве? Возьмите тысячу человек. Если надо — возьмите две. Пять. До заката катапульты должны стрелять со старой позиции. Все. Выполняйте.
… К вечеру пелена дыма отчасти рассеялась и здесь орденских бойцов ждал плохой сюрприз. Их лагерь был окружен кольцом возов, за которыми виднелись группы слаженно перемещающихся вооруженных людей.
Предприняли было попытку атаковать тремя сотнями — да не тут-то было. Конный строй был разрежен огневыми снарядами, а на подходе к возам — осыпан отравленными стрелами. Назад вернулось меньше двухсот бойцов.
Еще раз попытались — доскакали, несмотря на обстрел, до линии возов, но были отброшены ландскнехтами.
Солнце между тем клонилось на закат. И тогда заговорили катапульты. Каменная шрапнель с математической точностью ложилась внутри круга возов, методично перемалывая людей и коней… К ночи все было кончено.
Румата уселся на один из возов, снял шлем, увенчанный бычьими рогами, вытер лоб, и спокойно произнес.
— Все. Мы победили. Дон Пага, отправьте вестового к отцу Кабани, пусть остановят катапульты. Здесь больше не в кого стрелять.
Подошли двое «холопских» тысячников — из тех, кого он натаскивал последние дни. Они переминались с ноги на ногу, потом один, что помоложе, спросил:
— Скажите, Светлый, мы не ослышались? Это уже победа? В орденской армии двести сотен с лишним…
— Было, — поправил Румата, — теперь нет. Эта армия более не существует. До утра ваша задача построить людей, определить потери, позаботится о раненых определить куда-нибудь пленных, обеспечить порядок, выставить охранение. Остальным бойцам обеспечить отдых, кормежку и пиво — но в меру. Ни одного пьяного чтобы не было. Хорошенько запомните — мы выиграли сражение, а не войну. Война еще впереди. А я хочу спать. И не вижу никаких причин это откладывать.
Так завершилась первая битва войны, которая войдет в здешнюю историю под названием «война летнего солнцестояния».
Впрочем, не только в здешние учебники. Происходившие здесь события имели значение и для множества людей, никогда не видевших ни здешней земли, ни здешнего солнца…
…
Было очень кстати, что в завершающим этапе сражения, Кира не участвовала. Так что теперь Румата имел возможность спокойно выбрать место, где можно без помех поговорить с Бромбергом.
Бромберг, видимо, тоже ждал — так что включился через пару секунд после вызова.
— Я уже знаю, — сказал он вместо приветствия.
— Думаю, в институте тоже уже знают, — заметил Антон.
— О сражении. Но не о вашей выдающейся роли в нем. Впрочем, часов через двадцать — тридцать будут знать. Тогда соберут чрезвычайный совет. Будут долго мусолить эту тему, говорить умные слова и так далее. Дадут кому-то поручение проверить факты, уточнить обстоятельства и так далее. В общем, как я и говорил, это займет дней десять. Вопрос в том, какая позиция в итоге возобладает. Решат сразу вас выкрасть — или сначала ограничиться беседой. Я попробую сделать так, чтобы предпочли беседу. Надеюсь также, что они решат не ставить в известность КОМКОН, а делать вид, что ничего особенного не происходит. Базисная теория феодализма, крестьянские войны и далее в том же духе. Сор из избы никто выносить не любит. Есть, конечно, риск, что КОМКОН и без них узнает. Раннему средневековью не свойственны тактические приемы Наполеона Бонапарта — это общеизвестно. Стоит самому зеленому юнцу в КОМКОНЕ увидеть снимки этого сражения — и он срочно побежит докладывать начальству.
— Что тогда? — спросил Антон.
— Тогда уже безо всяких бесед и уговоров.
— Понятно. И что делать?
— На Саракше небезызвестный Каммерер умудрялся бегать от Сикорского несколько месяцев, — заметил Бромберг, — хотя Сикорский очень хотел его поймать. И не только бегать, если вы помните. Об этом не принято говорить в КОМКОНЕ, но фактически, Каммерер, тогда еще сопляк двадцатилетний, сделал Сикорского. Можно сказать, победа нокаутом.
— То Саракш, — буркнул Антон, — милитаризованная индустриальная культура образца середины земного XX века. На коптере куда попало не полетишь и где угодно не сядешь — раздолбают в два счета. А здесь — культура аграрная, образца VII века. Прилетай, кто хочешь, забирай, что хочешь.
— Вот и они так думают. Что прилетай, кто хочешь. Что забирай, что хочешь.
— А что — не так?
— Ну, — пожал плечами Бромберг, — вам лучше знать. Вы по своей профессии ближе к активным операциям.
— Какие тут активные? — Антон усмехнулся, — Сбросят обычное спецсредство Ди-400 — и все сразу пассивные. На 6–8 часов. Сам так делал. И со мной так делали. Так что знаю этот прием со всех сторон.
— И всегда срабатывало?
— Не всегда. Есть несколько психотропных препаратов, которые блокируют действие Ди-400… Айс, вы молодчина! Как все просто! Хотя… Не могу же я или мои… телохранители все время ходить обкуренные. А когда все это понадобится, я не знаю.
— Я буду знать, — заметил Бромберг, — но только если заниматься вашим делом будет Институт. В КОМКОНЕ у меня таких источников информации нет. Так что ваша задача, Антон, облегчить для Института выбор в сторону решения проблемы собственными силами.
— Хотел бы я знать, как.
— Очень просто. Сделать следы ваших впечатляющих военных успехов менее заметными.
— Извините, Айс, но я, наверное, тупой. Вы о чем?
— О трупах. О сорока с чем-то тысячах трупов.
— Двадцати с чем-то, — машинально поправил Антон.
— Да нет, сорока. Трупов лошадей это тоже касается.
— Ясно. И как быстро все это надо…
— Сейчас, — перебил Бромберг, — немедленно. До восхода солнца. Сможете?
— Смогу, — уверено ответил Антон, после некоторой паузы, — а в чем смысл?
— Смысл, молодой человек, в том, что армия Ордена просто пропала. Пуф! И нету. Куда-то исчезла.
— Но это же ерунда. Запись со спутника никуда не делась…
— А ее забудут просмотреть, — Бромберг улыбнулся и подмигнул, — бывает. Им же не причина нужна, а повод, чтобы не ставить в известность КОМКОН. Дайте им повод, Антон. Больше ничего не надо — остальное они сделают сами.
** 8 **
Из лагеря же все это не было видно — виделось только огромное облако смоляного дыма, накрывшее и полки, и поле до самого ручья. Многоголосый крики был слышен — да вот что он значил — непонятно.
Что делать? Оставшиеся в лагере гадали — слать подмогу или нет. Пока гадали, проклятые камнеметные машины выбросили следующую порцию камней. Не прицельно — а по всей площади лагеря. На кого бог пошлет. Много на кого послал — тут и там раненные, убитые, а больше всего, как обычно, коням досталось. У которого нога покалечена, у которого — ребра проломлены.
Получалось, что те два полка, что исчезли в дыму, до того берега не добрались — или бьются, или перебиты.
Эх, мало послали. Ну, четыре на подмогу уж всяко довольно будет. И поскакали четыре полка в неизвестность, в расползающееся по полю облако дыма.
Два полка в лагере остались — охранный и резерв, да еще несколько сот человек от первого полка — те, кого варвары добить не успели.
…
Если орденские офицеры слабо понимали, что, собственно, происходит — то Румата и совет войска понимали это просто прекрасно. Им совершенно не нужно было ни о чем гадать. Вестовые и наблюдатели исправно докладывали о происходящем и вся картина была перед ними — на карте с разноцветными камушками и ниточками.
Вот лагерь противника с двумя боеспособными полками и остатками еще одного — уже небоеспособного.
Вот еще два полка, которые гонятся за варварской конницей, удирающий к верхним бродам. Их уже можно во внимание не принимать. На полпути они окажутся зажаты между ручьем и каменистыми языками предгорий. Там их остановит основательно укрепившаяся «холопская» пехоты, усиленная ландскнехтами и расставленные на позициях метательные машины. Попав под «перекрестный огонь с флангов», как сказали бы в земном XX веке, они попытаются отступить — но путь назад им отрежет «шахматный строй» ландскнехтов. Тут и варвары перейдут в контратаку — ударив отступающим в спину…
Главные события разворачиваются на подступах к катапультам. Два полка можно тоже не принимать во внимание — те немногие, что избежали огненных снарядов, будут добиты лучниками на подступах к ручью.
А из четырех полков, что идут тем двум на подмогу, не менее половины до ручья доберутся. И не только доберутся, но и на эту сторону ручья перейдут — если только не бросить им навстречу «холопскую пехоту», усиленную варварами. Что будем делать? Сражаться?
Нет, — качает головой Румата, — всех отвести назад. Катапульты — бросить. Пусть переходят. А вот обратно за ручей им уже не уйти.
Пока они будут разрушать катапульты и искать, куда же делся противник — пусть «огнеметчики» развернут свои легкие машины на новых позициях, а с мельницы им пусть подвезут нужное количество горшков с зельем.
Времени хватит. Ведь что будет делать орденский командир на этом берегу, в сайве? Вышлет по двум дорогам разведку, по полсотни — но к этому готовы лучники с отравленными стрелами. Не вернется его разведка. А тут как раз и «огнеметчики» приготовятся. Горшки по навесной траектории летят, им сайва не помеха.
Что орденский командир будет делать? Правильно, обратно через ручей отступать. Вроде бы на свою сторону. А чтобы совсем не скучно было — протянем-ка мы на броде колючую проволоку, так удачно придуманную отцом Кабани. Ряда этак в четыре. Интересно посмотреть, как они через такую проволоку переправятся — особенно если с этой стороны лучники будут стрелять им в спину, а на той стороне их наша пехота встретит…
…
Солнце подкатилось к полудню — тусклое, как глаз снулой рыбы, оно едва пробивалось сквозь сплошную пелену наплывающего густыми волнами дыма. В воздухе летала копоть, оседая на все вокруг — на землю, на людей и лошадей. За ручьем, который был совершенно невидим в густом дыму, горела сайва. И горело мясо — много мяса. Откуда-то издалека доносился лязг оружия, стоны, ржание коней… Потом все надолго стихло.
В орденском лагере Ордена изнывали от смрада и от неизвестности.
Что с ушедшими полками? Догнали ли варваров? Добрались ли до катапульт? Наверное, добрались — раз больше не летят камни. И что? Непонятно…
Тем временем, судьбу этих последних полков решал совет войска. Остальные свою судьбу уже нашли. В поле и в лощине у предгорий, вокруг ручья и в сайве лежали тысячи орденских бойцов — побитые камнями, сожженные, изрубленные, поколотые, пораженные отравленными стрелами. Совет колебался — пока потери войска Хозяйки по сравнению с потерями Ордена были невероятно, сказочно малы. Но всем было понятно — если столкнуться с остатками кавалерии ордена в открытом бою, в поле, больших потерь не избежать. Но не оставлять же здесь, у себя под носом, более 4000 бойцов врага.
Все смотрели на Румату — что скажет Светлый, то и будет.
— В открытом поле биться не будем, — сказал тот наконец, а после паузы добавил, — но и орденцев не выпустим.
Молчал совет почтительно. Молчали вольные капитаны и выборные, молчал Верцонгер. Молчал отец Кабани. Молчала Кира. На их глазах творилось чудо.
— Сколько у нас возов? — спросил Румата.
— Сотен двадцать наберется, — уверенно сказал один из выборных.
— Хорошо. Настилайте переправу, запрягайте быков и все на ту сторону. Дон Пина, переправляйте своих ландскнехтов, обеспечьте охрану переправы с той стороны. Верцонгер, дон Пага, кавалерию тоже на ту сторону, организовать разъезды, за орденским лагерем следить со всех сторон. С основными их силами в бой не вступать. Только с их разъездами — если таковые появятся. Отец Кабани, на последние возы погрузите огнеметные машины и снаряды для них. Распорядитесь, чтобы катапульты прикатили от верховий на старую позицию. Что — пожар в сайве? Возьмите тысячу человек. Если надо — возьмите две. Пять. До заката катапульты должны стрелять со старой позиции. Все. Выполняйте.
… К вечеру пелена дыма отчасти рассеялась и здесь орденских бойцов ждал плохой сюрприз. Их лагерь был окружен кольцом возов, за которыми виднелись группы слаженно перемещающихся вооруженных людей.
Предприняли было попытку атаковать тремя сотнями — да не тут-то было. Конный строй был разрежен огневыми снарядами, а на подходе к возам — осыпан отравленными стрелами. Назад вернулось меньше двухсот бойцов.
Еще раз попытались — доскакали, несмотря на обстрел, до линии возов, но были отброшены ландскнехтами.
Солнце между тем клонилось на закат. И тогда заговорили катапульты. Каменная шрапнель с математической точностью ложилась внутри круга возов, методично перемалывая людей и коней… К ночи все было кончено.
Румата уселся на один из возов, снял шлем, увенчанный бычьими рогами, вытер лоб, и спокойно произнес.
— Все. Мы победили. Дон Пага, отправьте вестового к отцу Кабани, пусть остановят катапульты. Здесь больше не в кого стрелять.
Подошли двое «холопских» тысячников — из тех, кого он натаскивал последние дни. Они переминались с ноги на ногу, потом один, что помоложе, спросил:
— Скажите, Светлый, мы не ослышались? Это уже победа? В орденской армии двести сотен с лишним…
— Было, — поправил Румата, — теперь нет. Эта армия более не существует. До утра ваша задача построить людей, определить потери, позаботится о раненых определить куда-нибудь пленных, обеспечить порядок, выставить охранение. Остальным бойцам обеспечить отдых, кормежку и пиво — но в меру. Ни одного пьяного чтобы не было. Хорошенько запомните — мы выиграли сражение, а не войну. Война еще впереди. А я хочу спать. И не вижу никаких причин это откладывать.
Так завершилась первая битва войны, которая войдет в здешнюю историю под названием «война летнего солнцестояния».
Впрочем, не только в здешние учебники. Происходившие здесь события имели значение и для множества людей, никогда не видевших ни здешней земли, ни здешнего солнца…
…
Было очень кстати, что в завершающим этапе сражения, Кира не участвовала. Так что теперь Румата имел возможность спокойно выбрать место, где можно без помех поговорить с Бромбергом.
Бромберг, видимо, тоже ждал — так что включился через пару секунд после вызова.
— Я уже знаю, — сказал он вместо приветствия.
— Думаю, в институте тоже уже знают, — заметил Антон.
— О сражении. Но не о вашей выдающейся роли в нем. Впрочем, часов через двадцать — тридцать будут знать. Тогда соберут чрезвычайный совет. Будут долго мусолить эту тему, говорить умные слова и так далее. Дадут кому-то поручение проверить факты, уточнить обстоятельства и так далее. В общем, как я и говорил, это займет дней десять. Вопрос в том, какая позиция в итоге возобладает. Решат сразу вас выкрасть — или сначала ограничиться беседой. Я попробую сделать так, чтобы предпочли беседу. Надеюсь также, что они решат не ставить в известность КОМКОН, а делать вид, что ничего особенного не происходит. Базисная теория феодализма, крестьянские войны и далее в том же духе. Сор из избы никто выносить не любит. Есть, конечно, риск, что КОМКОН и без них узнает. Раннему средневековью не свойственны тактические приемы Наполеона Бонапарта — это общеизвестно. Стоит самому зеленому юнцу в КОМКОНЕ увидеть снимки этого сражения — и он срочно побежит докладывать начальству.
— Что тогда? — спросил Антон.
— Тогда уже безо всяких бесед и уговоров.
— Понятно. И что делать?
— На Саракше небезызвестный Каммерер умудрялся бегать от Сикорского несколько месяцев, — заметил Бромберг, — хотя Сикорский очень хотел его поймать. И не только бегать, если вы помните. Об этом не принято говорить в КОМКОНЕ, но фактически, Каммерер, тогда еще сопляк двадцатилетний, сделал Сикорского. Можно сказать, победа нокаутом.
— То Саракш, — буркнул Антон, — милитаризованная индустриальная культура образца середины земного XX века. На коптере куда попало не полетишь и где угодно не сядешь — раздолбают в два счета. А здесь — культура аграрная, образца VII века. Прилетай, кто хочешь, забирай, что хочешь.
— Вот и они так думают. Что прилетай, кто хочешь. Что забирай, что хочешь.
— А что — не так?
— Ну, — пожал плечами Бромберг, — вам лучше знать. Вы по своей профессии ближе к активным операциям.
— Какие тут активные? — Антон усмехнулся, — Сбросят обычное спецсредство Ди-400 — и все сразу пассивные. На 6–8 часов. Сам так делал. И со мной так делали. Так что знаю этот прием со всех сторон.
— И всегда срабатывало?
— Не всегда. Есть несколько психотропных препаратов, которые блокируют действие Ди-400… Айс, вы молодчина! Как все просто! Хотя… Не могу же я или мои… телохранители все время ходить обкуренные. А когда все это понадобится, я не знаю.
— Я буду знать, — заметил Бромберг, — но только если заниматься вашим делом будет Институт. В КОМКОНЕ у меня таких источников информации нет. Так что ваша задача, Антон, облегчить для Института выбор в сторону решения проблемы собственными силами.
— Хотел бы я знать, как.
— Очень просто. Сделать следы ваших впечатляющих военных успехов менее заметными.
— Извините, Айс, но я, наверное, тупой. Вы о чем?
— О трупах. О сорока с чем-то тысячах трупов.
— Двадцати с чем-то, — машинально поправил Антон.
— Да нет, сорока. Трупов лошадей это тоже касается.
— Ясно. И как быстро все это надо…
— Сейчас, — перебил Бромберг, — немедленно. До восхода солнца. Сможете?
— Смогу, — уверено ответил Антон, после некоторой паузы, — а в чем смысл?
— Смысл, молодой человек, в том, что армия Ордена просто пропала. Пуф! И нету. Куда-то исчезла.
— Но это же ерунда. Запись со спутника никуда не делась…
— А ее забудут просмотреть, — Бромберг улыбнулся и подмигнул, — бывает. Им же не причина нужна, а повод, чтобы не ставить в известность КОМКОН. Дайте им повод, Антон. Больше ничего не надо — остальное они сделают сами.
** 8 **
… Чрезвычайный совет Института Экспериментальной Истории, вообще говоря, никогда до сегодняшнего дня ничем чрезвычайным не занимался. Неожиданным, странным, неприятным — да, бывало. А вот чрезвычайное случилось впервые.
Собственно, все надеялись, что и сейчас окажется — ничего чрезвычайного, просто кто-то что-то неправильно сделал, а кто-то другой неправильно понял, а остальные сваляли дурака и наломали дров. Что надо всего лишь побольше поработать — и все уладится.
Но когда Клавдий молча занял председательское кресло и обвел присутствующих взглядом человека, не застрелившегося лишь из-за неисправности оружия — стало ясно. Вот она. Ситуация. Самая, что ни на есть, чрезвычайная.
— Ну, — сказал Клавдий, — что смотрите, коллеги? Не выспавшегося человека не видели? Боюсь вас огорчить, но скоро такое зрелище станет для вас привычным. Будете наблюдать каждый день. В зеркале. Все, времени мало, давайте высказываться. Паша… Доложи обстановку, пожалуйста.
Пашка, два часа назад прибывший на Землю непосредственно с места событий, чувствовал себя слегка неуютно среди пластика, в идеально кондиционируемом светлом просторном помещении и с чашкой кофе в руках. Дону Гугу все здесь было непривычно — и кроссовки вместо сапог, и легкие брюки, и футболка, и отсутствие перевязи с мечами.
— Я постараюсь конспективно, коллеги. Значит, дон Румата… Антон в смысле, несколько дней назад. Если надо точно — я посмотрю записи, прибыл на границу Арканарской области, в место дислокации мятежной крестьянской армии, известной там, как «войско Хозяйки». Далее, он фактически принял командование и дал сражение армии Святого Ордена. Использовав знание местности, заблаговременно организованные укрепления и позиционные разработки, а также превосходство в технических средствах ведения войны, он разбил армию Ордена в течение одного светового дня. Потери ордена составили ориентировочно 20.000 человек, т. е. более 90 % личного состава. Потери крестьянской армии — несколько сотен убитыми и раненными.
Паша откашлялся и отпил кофе.
— Как-то нереально, — заметила Ольга, шеф группы сравнительной истории, — Вы ничего не путаете, коллега?
— Нет, — сказал Паша, — все достаточно точно. Поясняю. Хронология боя была такова. В первые минуты артиллерия вывела из строя высший командный состав армии Ордена, вынудив командиров полков действовать самостоятельно. Далее их перемещения были предсказуемы и управляемы провоцирующими действиями. Соответственно, группировки численностью от четырех до восьми тысяч последовательно попадали в невыгодные оперативно-тактические ситуации, при этом оказываясь на позициях, поражаемых заблаговременно пристрелянной артиллерией.
— Вы все время применяете слово «артиллерия»…
— Я имею в виду катапульты и легкие баллисты, — пояснил Павел, — пороха там еще не изобрели. Но, как вы понимаете, применялись они, в смысле военной тактики, именно в качестве артиллерии.
— …Что для принятого в эту историческую эпоху методов ведения войны не характерно, — добавил Клавдий.
— Совершенно верно, — Павел кивнул, — полностью не характерно. Выскажусь прямо. Те методы ведения боевых действий вообще характерны для более позднего исторического периода, отстоящего от данного на тысячу и более лет… Ну, об этом лучше послушать дона Кондора… В смысле, Александра Васильевича…
— Понятно, — перебил Клавдий, — Александр, я полагаю, вы, с вашим опытом, действительно лучше, чем кто либо… В общем, слушаем вас.
… Александр Васильевич, за многие годы деятельности в качестве второго лица в феодальной торговой республике Соан, совершенно отвык выступать сидя за столом. Поэтому он встал и начал расхаживать по залу. К этому привыкли, как и к его старомодному костюму-тройке. И приготовились слушать — поскольку говорил он всегда по существу, а не ошибался почти никогда. Почти…
— Все началось не сейчас, — начал он, — и мы должны четко это понять. Все началось два года назад, когда Антон еще работал в штате института.
— … С девушки, — брякнул кто-то с места.
— До девушки, если вы имеете в виду Киру, мы еще дойдем. Это элемент картины, требующий особого обсуждения. Я хочу вернуть вас к эпизоду с захватом Святым Орденом контроля над Арканарской областью.
Надо заметить, что Антон тогда проявил исключительную интуицию, фактически предсказав дальнейшие события по минимуму исходных данных.
К мнению Антона мы тогда не прислушались, считая, что на его мнение влияет его подруга — жившая с ним постоянно, туземка по имени Кира. И зря не прислушались.
Дон Рэба, канцлер тогда еще независимого королевства Арканар, вошел в тайное соглашение с великим магистром Ордена и обеспечил нейтрализацию королевской армии перед высадкой оккупационного орденского корпуса в порту города Арко, столицы королевства. Арканар попал под непосредственное управление Ордена, что свело на нет всю предшествующую просветительскую деятельность института в этом регионе. Как известно, Святой Орден абсолютно нетерпим к любым формам проявления светской культуры — в чем бы они не состояли.
Подводя итоги, можно сказать: мы совершили грубую ошибку, не прислушавшись к мнению Антона и не смогли поэтому предотвратить нежелательное развитие событий тогда, когда это представлялось возможным в рамках допустимых мер воздействия.
Другую грубую ошибку совершил сам Антон — он не принял прямого предложения дона Рэбы о заключении тайного союза, который позволил бы Рэбе стабилизировать свой новый статус арканарского наместника, а Антону (Румате) — заниматься тематикой института, невзирая на правила Ордена.
Наконец, мы вместе допустили третью ошибку. Зная, что дон Рэба осведомлен и о существовании института (здесь не важно, чем именно он считал институт), и о наличии у Руматы подруги, а фактически — жены, которая являлась бы идеальным заложником, мы дали ситуации развиваться произвольно.
В результате Рэба попытался захватить девушку, но неудачно. Кто-то ее убил.
— Кто? — спросила Ольга.
— Я пока не готов комментировать этот эпизод, — жестко сказал Александр Васильевич, — так или иначе, она была убита и Антон, находясь в состоянии аффекта, предпринял нападение на полицейский контингент и далее — на резиденцию наместника Ордена. К моменту, когда я, согласно инструкции, взял ситуацию под контроль, дон Рэба был убит, так что имевшаяся возможность взаимодействия с администрацией Ордена в Арканаре оказалась утрачена.
Теперь о девушке.
— … Которая, как я понимаю, оказалась все-таки ранена, а не убита, — заметил Клавдий.
— … Которая была убита, — спокойно возразил Александр Васильевич.
— Вы же не осматривали тело.
— Не осматривал. Потому что оно находилось в горящем доме. Полагаю, к тому моменту оно уже сгорело. Но я опрашивал Антона в интервале выхода из прекоматозного состояния, вызываемого спецсредством Ди-400. Это, как вы знаете, процедура, предписанная инструкцией. Достоинство метода состоит в том, что опрашиваемый спонтанно докладывает всю фактическую обстановку до мельчайших деталей. Согласно данным опроса, девушка получила два ранения, каждое из которых даже по отдельности было несовместимо с жизнью.
Клавдий хмыкнул, медленно поднялся с места и подошел к Александру Васильевичу.
— В таком случае, коллега, как вы объясните появление этой девушки во главе крестьянской армии через два года после смерти.
— У меня нет никаких оснований считать, что Кира, носящая титул Светлая Посланница Хозяйки, и Кира, убитая два года назад в Арко — это одно и то же лицо.
— А у меня есть, — сказал Клавдий, — потому, что я смотрел видеозаписи. Эта девушка не только внешне похожа, но и… гораздо более того. У меня нет оснований считать Антона человеком невнимательным и неразборчивым. Между тем… Как все, наверное, понимают, двойник может имитировать внешность оригинала, отчасти может имитировать его биомоторику, но имитировать нюансы поведения оригинала во время полового акта он не может. Отсюда вывод: мы имеем дело не с двойником. По крайней мере, не с обычным двойником.
— Жаль, что мы — не КОМКОН, — пробурчал молчавший до сих пор ведущий аналитик, известный всему составу под прозвищем Слон, — атрибутировали бы эту девушку-двойника, как продукт деятельности Странников. И порядок. Все объяснено.
— Знаете, чего нам не хватает в этой истории для полного счастья? — спросил Клавдий, — только КОМКОНА и Странников. Вернемся к моим аргументам. Что скажете, Александр Васильевич?
— Это меня тоже смущало, но только до вчерашнего дня. А вчера вот этот юноша объяснил мне одну интересную вещь. Кстати, многие его не знают. Это — Тойво Глумов, в некотором смысле заменяет Антона в Арканаре. Прошу любить и жаловать. Тойво, прошу вас, озвучьте то, что вчера озвучили мне.
Представленный Тойво, светловолосый круглолиций молодой человек лет 20, выглядел так, будто, все окружающее ему невыразимо скучно. Причем с самого рождения. Ленивым взглядом он обвел сидящих за столом, после чего равнодушно заговорил:
— Существует порядок действий девушки-двойника, который, обеспечивает ей близкую к нулю вероятность идентификации, как контрафактного персонажа в случае сексуального контакта. Он состоит в избегании ситуаций, позволяющих половому партнеру провести сопоставительный анализ ситуаций. Если предшествующие сексуальные контакты происходили в спокойной и предсказуемой обстановке, необходимо создать обстановку неспокойную и непредсказуемую — и наоборот. Если они происходили в помещении определенного типа, следует перенести его в помещение качественно иного типа или на открытое пространство. Далее, имеет смысл придать новому половому контакту ритуальный характер для прикрытия несоответствия слов, движений и последовательности действий тому, который хранится в памяти партнера. Новый, сексуальный контакт должен быть по возможности более ярким и продолжительным, что способствует замещению ранних воспоминаний. При этом двойник должна настаивать на проверке заранее подготовленных признаков своей идентичности оригиналу — что вызовет психологическое отторжение мотивов действительной проверки такой идентичности. После полового контакта может быть инициирована стрессовая ситуация, обеспечивающая фиксацию эффекта замещения. В этом случае партнер теряет способность к спонтанному припоминанию особенностей оригинала при последующих сексуальных контактах с двойником.
Сказав последнюю фразу Тойво замолчал. Мгновенно, без перехода, как будто у него выключилась речевая функция.
После некоторой паузы, Клавдий поинтересовался:
— Откуда вы все это выкопали?
— Из пособия по организации промышленного шпионажа середины XXI века.
— Гм… а вы не нашли там же каких-либо рекомендаций по выявлению таких двойников? Вы понимаете о чем я?
— Да, — также равнодушно ответил Тойво, — там присутствовали рекомендации.
— Какого рода?
— В первую очередь они были ориентированы на особенности внешности двойника. Двойник должен в большей степени соответствовать образу оригинала, чем собственно оригинал.
— Простите, не понял, — подал голос Слон, — оригинал на то и оригинал, чтобы… Вы, часом, не оговорились, юноша?
— Нет. Я воспроизвожу то, что было изложено в руководстве. Там сказано, что при запоминании образ оригинала преобразуется во вполне определенном направлении. На него накладывается определенное количество черт предшествующих персонажей, к которым объект испытывал сильное сексуальное или квазисексуальное влечение.
— Черт! — громко и четко произнес Павел.
— Что это с вами? — недоуменно спросил Клавдий.
— Я понял! — заявил он, — коллеги, прошу разрешения оставить вас на… На полчаса примерно.
— Гм… А в чем дело?
— Я же говорю — я понял… Но это надо показать… Мне еще самому надо проверить.
— А я ничего не понял. Ну, ладно, валяйте. Надеюсь, вы покажете нам что-то заслуживающее внимания.
— Еще какого! — крикнул Павел, уже на бегу.
— Кажется, я тоже понял, — сказал вдруг Александр Васильевич.
— Да? — переспросил Клавдий, — как мило! Может быть, я тут единственный идиот, который еще не понял.
— Успокойся, не единственный, — буркнул Слон, усаживаясь поудобнее и доставая курительную трубку, — коллеги, надеюсь, вы простите мне мою маленькую слабость. Пристрастился, знаете ли, на Гиганде…
— Кури, — Клавдий махнул рукой, — все равно мы тут застряли между VII и XXI веком, причем без видимой надежды выкарабкаться… Александр Васильевич, я попрошу вас продолжить доклад, прерванный обсуждением… гм….в общем, всех этих матримональных дел.
— Хорошо. О военной тактике уже рассказал Паша. Замечу, что после битвы Румата… В смысле, Антон, по какой-то причине попытался немедленно уничтожить все ее следы. Довольно поверхностно, разумеется — но все-таки. Трупы людей и лошадей закопаны, почва выровнена. Через несколько дней поверху начнет расти свежая трава… От кого он прячет эти трупы — я не знаю. Оставим пока. Еще одно — на чьи средства содержится крестьянская армия. Обычно мне не составляет труда выявить источники золота для таких операций, а сейчас — никаких следов.
Собственно, все надеялись, что и сейчас окажется — ничего чрезвычайного, просто кто-то что-то неправильно сделал, а кто-то другой неправильно понял, а остальные сваляли дурака и наломали дров. Что надо всего лишь побольше поработать — и все уладится.
Но когда Клавдий молча занял председательское кресло и обвел присутствующих взглядом человека, не застрелившегося лишь из-за неисправности оружия — стало ясно. Вот она. Ситуация. Самая, что ни на есть, чрезвычайная.
— Ну, — сказал Клавдий, — что смотрите, коллеги? Не выспавшегося человека не видели? Боюсь вас огорчить, но скоро такое зрелище станет для вас привычным. Будете наблюдать каждый день. В зеркале. Все, времени мало, давайте высказываться. Паша… Доложи обстановку, пожалуйста.
Пашка, два часа назад прибывший на Землю непосредственно с места событий, чувствовал себя слегка неуютно среди пластика, в идеально кондиционируемом светлом просторном помещении и с чашкой кофе в руках. Дону Гугу все здесь было непривычно — и кроссовки вместо сапог, и легкие брюки, и футболка, и отсутствие перевязи с мечами.
— Я постараюсь конспективно, коллеги. Значит, дон Румата… Антон в смысле, несколько дней назад. Если надо точно — я посмотрю записи, прибыл на границу Арканарской области, в место дислокации мятежной крестьянской армии, известной там, как «войско Хозяйки». Далее, он фактически принял командование и дал сражение армии Святого Ордена. Использовав знание местности, заблаговременно организованные укрепления и позиционные разработки, а также превосходство в технических средствах ведения войны, он разбил армию Ордена в течение одного светового дня. Потери ордена составили ориентировочно 20.000 человек, т. е. более 90 % личного состава. Потери крестьянской армии — несколько сотен убитыми и раненными.
Паша откашлялся и отпил кофе.
— Как-то нереально, — заметила Ольга, шеф группы сравнительной истории, — Вы ничего не путаете, коллега?
— Нет, — сказал Паша, — все достаточно точно. Поясняю. Хронология боя была такова. В первые минуты артиллерия вывела из строя высший командный состав армии Ордена, вынудив командиров полков действовать самостоятельно. Далее их перемещения были предсказуемы и управляемы провоцирующими действиями. Соответственно, группировки численностью от четырех до восьми тысяч последовательно попадали в невыгодные оперативно-тактические ситуации, при этом оказываясь на позициях, поражаемых заблаговременно пристрелянной артиллерией.
— Вы все время применяете слово «артиллерия»…
— Я имею в виду катапульты и легкие баллисты, — пояснил Павел, — пороха там еще не изобрели. Но, как вы понимаете, применялись они, в смысле военной тактики, именно в качестве артиллерии.
— …Что для принятого в эту историческую эпоху методов ведения войны не характерно, — добавил Клавдий.
— Совершенно верно, — Павел кивнул, — полностью не характерно. Выскажусь прямо. Те методы ведения боевых действий вообще характерны для более позднего исторического периода, отстоящего от данного на тысячу и более лет… Ну, об этом лучше послушать дона Кондора… В смысле, Александра Васильевича…
— Понятно, — перебил Клавдий, — Александр, я полагаю, вы, с вашим опытом, действительно лучше, чем кто либо… В общем, слушаем вас.
… Александр Васильевич, за многие годы деятельности в качестве второго лица в феодальной торговой республике Соан, совершенно отвык выступать сидя за столом. Поэтому он встал и начал расхаживать по залу. К этому привыкли, как и к его старомодному костюму-тройке. И приготовились слушать — поскольку говорил он всегда по существу, а не ошибался почти никогда. Почти…
— Все началось не сейчас, — начал он, — и мы должны четко это понять. Все началось два года назад, когда Антон еще работал в штате института.
— … С девушки, — брякнул кто-то с места.
— До девушки, если вы имеете в виду Киру, мы еще дойдем. Это элемент картины, требующий особого обсуждения. Я хочу вернуть вас к эпизоду с захватом Святым Орденом контроля над Арканарской областью.
Надо заметить, что Антон тогда проявил исключительную интуицию, фактически предсказав дальнейшие события по минимуму исходных данных.
К мнению Антона мы тогда не прислушались, считая, что на его мнение влияет его подруга — жившая с ним постоянно, туземка по имени Кира. И зря не прислушались.
Дон Рэба, канцлер тогда еще независимого королевства Арканар, вошел в тайное соглашение с великим магистром Ордена и обеспечил нейтрализацию королевской армии перед высадкой оккупационного орденского корпуса в порту города Арко, столицы королевства. Арканар попал под непосредственное управление Ордена, что свело на нет всю предшествующую просветительскую деятельность института в этом регионе. Как известно, Святой Орден абсолютно нетерпим к любым формам проявления светской культуры — в чем бы они не состояли.
Подводя итоги, можно сказать: мы совершили грубую ошибку, не прислушавшись к мнению Антона и не смогли поэтому предотвратить нежелательное развитие событий тогда, когда это представлялось возможным в рамках допустимых мер воздействия.
Другую грубую ошибку совершил сам Антон — он не принял прямого предложения дона Рэбы о заключении тайного союза, который позволил бы Рэбе стабилизировать свой новый статус арканарского наместника, а Антону (Румате) — заниматься тематикой института, невзирая на правила Ордена.
Наконец, мы вместе допустили третью ошибку. Зная, что дон Рэба осведомлен и о существовании института (здесь не важно, чем именно он считал институт), и о наличии у Руматы подруги, а фактически — жены, которая являлась бы идеальным заложником, мы дали ситуации развиваться произвольно.
В результате Рэба попытался захватить девушку, но неудачно. Кто-то ее убил.
— Кто? — спросила Ольга.
— Я пока не готов комментировать этот эпизод, — жестко сказал Александр Васильевич, — так или иначе, она была убита и Антон, находясь в состоянии аффекта, предпринял нападение на полицейский контингент и далее — на резиденцию наместника Ордена. К моменту, когда я, согласно инструкции, взял ситуацию под контроль, дон Рэба был убит, так что имевшаяся возможность взаимодействия с администрацией Ордена в Арканаре оказалась утрачена.
Теперь о девушке.
— … Которая, как я понимаю, оказалась все-таки ранена, а не убита, — заметил Клавдий.
— … Которая была убита, — спокойно возразил Александр Васильевич.
— Вы же не осматривали тело.
— Не осматривал. Потому что оно находилось в горящем доме. Полагаю, к тому моменту оно уже сгорело. Но я опрашивал Антона в интервале выхода из прекоматозного состояния, вызываемого спецсредством Ди-400. Это, как вы знаете, процедура, предписанная инструкцией. Достоинство метода состоит в том, что опрашиваемый спонтанно докладывает всю фактическую обстановку до мельчайших деталей. Согласно данным опроса, девушка получила два ранения, каждое из которых даже по отдельности было несовместимо с жизнью.
Клавдий хмыкнул, медленно поднялся с места и подошел к Александру Васильевичу.
— В таком случае, коллега, как вы объясните появление этой девушки во главе крестьянской армии через два года после смерти.
— У меня нет никаких оснований считать, что Кира, носящая титул Светлая Посланница Хозяйки, и Кира, убитая два года назад в Арко — это одно и то же лицо.
— А у меня есть, — сказал Клавдий, — потому, что я смотрел видеозаписи. Эта девушка не только внешне похожа, но и… гораздо более того. У меня нет оснований считать Антона человеком невнимательным и неразборчивым. Между тем… Как все, наверное, понимают, двойник может имитировать внешность оригинала, отчасти может имитировать его биомоторику, но имитировать нюансы поведения оригинала во время полового акта он не может. Отсюда вывод: мы имеем дело не с двойником. По крайней мере, не с обычным двойником.
— Жаль, что мы — не КОМКОН, — пробурчал молчавший до сих пор ведущий аналитик, известный всему составу под прозвищем Слон, — атрибутировали бы эту девушку-двойника, как продукт деятельности Странников. И порядок. Все объяснено.
— Знаете, чего нам не хватает в этой истории для полного счастья? — спросил Клавдий, — только КОМКОНА и Странников. Вернемся к моим аргументам. Что скажете, Александр Васильевич?
— Это меня тоже смущало, но только до вчерашнего дня. А вчера вот этот юноша объяснил мне одну интересную вещь. Кстати, многие его не знают. Это — Тойво Глумов, в некотором смысле заменяет Антона в Арканаре. Прошу любить и жаловать. Тойво, прошу вас, озвучьте то, что вчера озвучили мне.
Представленный Тойво, светловолосый круглолиций молодой человек лет 20, выглядел так, будто, все окружающее ему невыразимо скучно. Причем с самого рождения. Ленивым взглядом он обвел сидящих за столом, после чего равнодушно заговорил:
— Существует порядок действий девушки-двойника, который, обеспечивает ей близкую к нулю вероятность идентификации, как контрафактного персонажа в случае сексуального контакта. Он состоит в избегании ситуаций, позволяющих половому партнеру провести сопоставительный анализ ситуаций. Если предшествующие сексуальные контакты происходили в спокойной и предсказуемой обстановке, необходимо создать обстановку неспокойную и непредсказуемую — и наоборот. Если они происходили в помещении определенного типа, следует перенести его в помещение качественно иного типа или на открытое пространство. Далее, имеет смысл придать новому половому контакту ритуальный характер для прикрытия несоответствия слов, движений и последовательности действий тому, который хранится в памяти партнера. Новый, сексуальный контакт должен быть по возможности более ярким и продолжительным, что способствует замещению ранних воспоминаний. При этом двойник должна настаивать на проверке заранее подготовленных признаков своей идентичности оригиналу — что вызовет психологическое отторжение мотивов действительной проверки такой идентичности. После полового контакта может быть инициирована стрессовая ситуация, обеспечивающая фиксацию эффекта замещения. В этом случае партнер теряет способность к спонтанному припоминанию особенностей оригинала при последующих сексуальных контактах с двойником.
Сказав последнюю фразу Тойво замолчал. Мгновенно, без перехода, как будто у него выключилась речевая функция.
После некоторой паузы, Клавдий поинтересовался:
— Откуда вы все это выкопали?
— Из пособия по организации промышленного шпионажа середины XXI века.
— Гм… а вы не нашли там же каких-либо рекомендаций по выявлению таких двойников? Вы понимаете о чем я?
— Да, — также равнодушно ответил Тойво, — там присутствовали рекомендации.
— Какого рода?
— В первую очередь они были ориентированы на особенности внешности двойника. Двойник должен в большей степени соответствовать образу оригинала, чем собственно оригинал.
— Простите, не понял, — подал голос Слон, — оригинал на то и оригинал, чтобы… Вы, часом, не оговорились, юноша?
— Нет. Я воспроизвожу то, что было изложено в руководстве. Там сказано, что при запоминании образ оригинала преобразуется во вполне определенном направлении. На него накладывается определенное количество черт предшествующих персонажей, к которым объект испытывал сильное сексуальное или квазисексуальное влечение.
— Черт! — громко и четко произнес Павел.
— Что это с вами? — недоуменно спросил Клавдий.
— Я понял! — заявил он, — коллеги, прошу разрешения оставить вас на… На полчаса примерно.
— Гм… А в чем дело?
— Я же говорю — я понял… Но это надо показать… Мне еще самому надо проверить.
— А я ничего не понял. Ну, ладно, валяйте. Надеюсь, вы покажете нам что-то заслуживающее внимания.
— Еще какого! — крикнул Павел, уже на бегу.
— Кажется, я тоже понял, — сказал вдруг Александр Васильевич.
— Да? — переспросил Клавдий, — как мило! Может быть, я тут единственный идиот, который еще не понял.
— Успокойся, не единственный, — буркнул Слон, усаживаясь поудобнее и доставая курительную трубку, — коллеги, надеюсь, вы простите мне мою маленькую слабость. Пристрастился, знаете ли, на Гиганде…
— Кури, — Клавдий махнул рукой, — все равно мы тут застряли между VII и XXI веком, причем без видимой надежды выкарабкаться… Александр Васильевич, я попрошу вас продолжить доклад, прерванный обсуждением… гм….в общем, всех этих матримональных дел.
— Хорошо. О военной тактике уже рассказал Паша. Замечу, что после битвы Румата… В смысле, Антон, по какой-то причине попытался немедленно уничтожить все ее следы. Довольно поверхностно, разумеется — но все-таки. Трупы людей и лошадей закопаны, почва выровнена. Через несколько дней поверху начнет расти свежая трава… От кого он прячет эти трупы — я не знаю. Оставим пока. Еще одно — на чьи средства содержится крестьянская армия. Обычно мне не составляет труда выявить источники золота для таких операций, а сейчас — никаких следов.