Страница:
— Антон случайно не прихватил с собой полевой синтезатор?
— Нет. И к тому же, золото местное. Причем появилось оно намного раньше, чем Антон туда прибыл. Тоже пока оставим — если не возражаете.
— Не возражаю. А как, кстати, Антон туда прибыл? Ведь это зона, закрытая для свободной высадки?
— Ну, Клавдий, вы же понимаете — эти средства против случайных туристов, а не против всяких горе-энтузиастов, у которых сверхидеи в голове табунами бродят.
— А у него — бродят? — спросил Слон, не выпуская изо рта трубку.
— У него была одна идея — найти Киру. А у Киры… Или ее двойника… Другая идея. Распотрошить в Арканаре Орден и сбросить его в Пролив.
— А дальше? — продолжал допытываться Слон.
— Понятия не имею, — Александр Васильевич пожал плечами, — туземцы так далеко не загадывают. Знаете, сколько крестьянских войн я видел?
— Так ведь это — не крестьянская война, — устало заметила Ольга.
— Вот именно, — уверенно сказал Слон, — и я о том же. Девчонка — не туземка, война — не крестьянская и Арканаром тут дело не закончится.
— А чем по-твоему закончится? — спросил Клавдий.
Слон некоторое время пыхтел своей трубкой, а затем изрек:
— Значит, так. Они двинутся на Арко, а Орден, тем временем, пришлет тамошнему наместнику подкрепление. Подкрепление они разобьют и сбросят в море. Дальше переплывут Пролив и продолжат войну уже на основной орденской территории. Вторгнутся в Метрополию… Александер, как вы полагаете, они могут взять основные города Метрополии?
— Вы имеете в виду Енгабан, столицу старой империи?
— Ну, да. И Баркан тоже.
— Не знаю… — Александр Васильевич прошелся по залу взад-вперед, — наверное, могут. Если они дойдут до Енгабана и Баркана, то значит, у Ордена уже не будет ни одной боеспособной армии. И тогда что технически им помешает взять оба города? Другое дело — смогут ли они разбить все орденские армии. Весьма сомнительно. Численность крестьянской армии около 15.000, а мобилизационный ресурс Святого Ордена — примерно 600.000 человек.
— Аргумент «один к сорока»? — Слон саркастически усмехнулся, — но, как оказалось, ваш приятель Румата умеет закапывать в землю по 20.000 отборных солдат противника в день. Я, конечно, не говорю, что здесь голая арифметика и 600.000 он закопает за месяц, хотя…
Александр Васильевич вздохнул и уселся на край стола.
— Слон, дорогой мой, я понимаю ваше желание покуражится, но все-таки, к чему вы клоните?
— Все к тому же. Вот взял он Енгабан, и Баркан взял. Захватил Метрополию. Всю империю захватил. Что дальше? «Жил-был царь со своею царицей»? Ерунда какая-то.
— На самом деле, идею «войны до победного конца» выдвинула Кира, — заметил Клавдий, — а Антон просто… Скажем так, оказался в неудачное время в неудачном месте.
— … И в неудачном качестве, — добавил Слон, — а что, эта Кира мечтает стать императрицей? Опять ерунда. Она же землянка, зачем ей?
— Почему — землянка? — спросил Клавдий.
— Потому, что она — не туземка, а в Странников и гремлинов ты не веришь.
— Гм… Кто такие гремлины?
— Они вроде Странников. Только пушистые и с вот такими ушами, — Слон расставил руки, показывая размер ушей гремлина, — а вот, кстати, Паша бежит.
Часть II. Догадки
** 9 **
** 10 **
— Нет. И к тому же, золото местное. Причем появилось оно намного раньше, чем Антон туда прибыл. Тоже пока оставим — если не возражаете.
— Не возражаю. А как, кстати, Антон туда прибыл? Ведь это зона, закрытая для свободной высадки?
— Ну, Клавдий, вы же понимаете — эти средства против случайных туристов, а не против всяких горе-энтузиастов, у которых сверхидеи в голове табунами бродят.
— А у него — бродят? — спросил Слон, не выпуская изо рта трубку.
— У него была одна идея — найти Киру. А у Киры… Или ее двойника… Другая идея. Распотрошить в Арканаре Орден и сбросить его в Пролив.
— А дальше? — продолжал допытываться Слон.
— Понятия не имею, — Александр Васильевич пожал плечами, — туземцы так далеко не загадывают. Знаете, сколько крестьянских войн я видел?
— Так ведь это — не крестьянская война, — устало заметила Ольга.
— Вот именно, — уверенно сказал Слон, — и я о том же. Девчонка — не туземка, война — не крестьянская и Арканаром тут дело не закончится.
— А чем по-твоему закончится? — спросил Клавдий.
Слон некоторое время пыхтел своей трубкой, а затем изрек:
— Значит, так. Они двинутся на Арко, а Орден, тем временем, пришлет тамошнему наместнику подкрепление. Подкрепление они разобьют и сбросят в море. Дальше переплывут Пролив и продолжат войну уже на основной орденской территории. Вторгнутся в Метрополию… Александер, как вы полагаете, они могут взять основные города Метрополии?
— Вы имеете в виду Енгабан, столицу старой империи?
— Ну, да. И Баркан тоже.
— Не знаю… — Александр Васильевич прошелся по залу взад-вперед, — наверное, могут. Если они дойдут до Енгабана и Баркана, то значит, у Ордена уже не будет ни одной боеспособной армии. И тогда что технически им помешает взять оба города? Другое дело — смогут ли они разбить все орденские армии. Весьма сомнительно. Численность крестьянской армии около 15.000, а мобилизационный ресурс Святого Ордена — примерно 600.000 человек.
— Аргумент «один к сорока»? — Слон саркастически усмехнулся, — но, как оказалось, ваш приятель Румата умеет закапывать в землю по 20.000 отборных солдат противника в день. Я, конечно, не говорю, что здесь голая арифметика и 600.000 он закопает за месяц, хотя…
Александр Васильевич вздохнул и уселся на край стола.
— Слон, дорогой мой, я понимаю ваше желание покуражится, но все-таки, к чему вы клоните?
— Все к тому же. Вот взял он Енгабан, и Баркан взял. Захватил Метрополию. Всю империю захватил. Что дальше? «Жил-был царь со своею царицей»? Ерунда какая-то.
— На самом деле, идею «войны до победного конца» выдвинула Кира, — заметил Клавдий, — а Антон просто… Скажем так, оказался в неудачное время в неудачном месте.
— … И в неудачном качестве, — добавил Слон, — а что, эта Кира мечтает стать императрицей? Опять ерунда. Она же землянка, зачем ей?
— Почему — землянка? — спросил Клавдий.
— Потому, что она — не туземка, а в Странников и гремлинов ты не веришь.
— Гм… Кто такие гремлины?
— Они вроде Странников. Только пушистые и с вот такими ушами, — Слон расставил руки, показывая размер ушей гремлина, — а вот, кстати, Паша бежит.
Часть II. Догадки
Тот, кто преуспел в военном деле, подчиняет чужие армии, не вступая в битву, захватывает чужие города, не осаждая их, и разрушает чудие государства без продолжительного сражения. Он должен сражаться под Небом с высшей целью «сохранения». Тогда его оружие не притупится и плоды победы можно будет удержать. В этом стратегия наступления.
(Сунь Цзы. Искусство войны)
** 9 **
… Войско двигалось по территории Арканарской области Святого Ордена, не встречая ни малейшего сопротивления. То есть вообще никакого. Деревушки по обе стороны единственного в этой местности тракта, жили своей нехитрой жизнью. Их обитатели охотно выносили войску Хозяйки всяческую снедь — слух о том, что Светлая щедро платит золотом за все, что берут ее воины, распространялся со скоростью ветра. Также охотно крестьяне отвечали и на расспросы о солдатах и чиновниках Ордена. Да, мол, были — но столько-то дней назад вдруг собрались и драпанули. Не иначе — весть дошла, что их хваленая армия целиком сгинула у Бычьего ручья.
А далеко ли драпанули? Ну, вряд ли до самой столицы. Скорее, до Нарда. Нард — город не великий, но укреплен изрядно. Может, надеются отсидеться за стенами.
Так и оказалось. Нард, со времен Вторжения, стоявший на пути всех армий, рвавшихся к морю, был готов к осаде. Мост через широкий ров поднят, ворота заперты наглухо, на стенах в четыре с лишним человеческих роста — лучники, стрелометные машины, запас валунов для сбрасывания на головы супостатам и котлы со смолой, для выливания примерно туда же. В общем, без осадной техники лучше сюда не соваться. Ну, что ж, подождем отца Кабани с его артиллерией. Вот тогда посмотрим, какова красная цена этим стенам.
Так решил совет войска — после чего Румата оставил организацию лагеря на вольных капитанов и отправился на ближайший холм — осмотреться, пока не сгустились сумерки. Вот тут-то его и ждал сюрприз.
— Пашка?
— А то ж!
Старый школьный приятель, жизнерадостный и розовощекий, восседал на черном жеребце, являя собой готовую модель для будущих конных скульптур — каковые в этих местах еще не вошли в моду.
— Ты извини, Тошка, — весело сказал он, — пришлось надавать по шее парочке твоих нукеров. Уж больно въедливые. Какой-такой дон Гуг, не знаем, не велено пропускать.
— Надеюсь, не сильно надавал? — поинтересовался Румата.
— Ерунда. Через часик оклемаются… И не крути ты так головой, один я. Все по-честному, никаких ловушек.
— И на том спасибо. Тем не менее, ставлю своего лучшего верблюда против твоего коня, что ты здесь по делу.
— Точно! — подтвердил Пашка, — но ты в жизни не угадаешь, по какому.
— Если скажешь, что тебя отправили с гуманитарным поручением забросить мне свежих аллопайчиков с Пандоры, я не поверю, — предупредил Румата.
Пашка беспечно рассмеялся.
— Ну, еще чего. Аллопайчиками тебя кормить. После всего, что ты здесь наворотил. Нет, я тебе кино привез.
Теперь рассмеялся Румата.
— На кой оно мне? У меня здесь сплошное кино.
— Кино, да не то. А я тебе привез то, что надо. Держи.
Пашка бросил в него предмет, размером с кулак. Не стал Румата его ловить. Наоборот, дернул поводья и боевой конь послушно отскочил в сторону. Предмет упал на землю. Обычный домашний видеопроектор.
— Не доверяешь, — печально констатировал Пашка, — подлянок ждешь. Друг, называется.
— Извини. Жизнь у меня такая. Теперь.
— Ладно, чего уж там… Поеду я, раз такое дело. Хоть посмотрел на тебя. Анке расскажу. Видел, значит Тошку. Ничего, скажу. Живой-здоровый. Так?
— Так, — Румата кивнул, — привет ей передавай.
— Передам. И в щечку от тебя поцелую. А ты кино мое посмотри.
— Посмотрю. Обязательно.
— Только один смотри, без… Сам понимаешь, кого.
— Это почему?
— Потому. Посмотришь — поймешь. Звякни мне если что. Коммуникатор-то у тебя есть?
Румата кивнул.
— Ну, вот и славно, — заключил Пашка, — счастливо, береги себя.
Хлопнул он своего жеребца ладонью по крупу — и с места в галоп. Да и был таков. Румата долго провожал его удаляющийся силуэт и, лишь через час решился подобрать проектор. Да не рукой, нет. Поддел за петельку кончиком меча и двинулся в сторону своих караулов, держа меч на отлете, от себя подальше.
Там скомандовал первому же подбежавшему бойцу:
— Держи! — и стряхнул проектор ему в руки. Ничего не случилось. А могло бы. Бывают такие штучки с секретом: почувствуют тепло руки, пуф — и валяется неосторожная жертва в полном ауте часов 20, а может и все 40.
— Что это, благородный дон?
— Бирюлька колдовская. Нажми на зеленый кружочек.
Боец послушно нажал. Раз — и в воздухе появилось голографическое изображение. Пашкино, разумеется.
— Не бойся, солдат. Теперь красный кружочек нажми…. Видишь, исчезло.
— Ух, — уважительно произнес боец, — сильное колдовство.
Проектор оказался просто проектором. Без секретов. Или, как выразился Пашка, без подлянок.
— Так-то, — наставительно произнес Румата, соскакивая на землю и забирая у парня проектор, — есть многое на свете, друг… что и не снилось нашим мудрецам. Продолжай нести службу.
С этими словами отправился Румата в ближайший овраг. Смотреть кино.
…
Пашкино изображение прошлось по незнакомой Антону веранде, задумчиво посмотрело на небо, повернулось и изобразило на пухлом лице Крайне Доброжелательную Улыбку.
— Привет, Тошка! Раз ты это смотришь — значит, тебе здорово повезло в жизни. В смысле, мало кому приваливает такая удача — увидеть то, что ты сейчас увидишь. А сейчас я исчезаю, превращаясь в твоего проводника, своеобразного Вергилия наоборот. Мы начинаем романтическое путешествие в твое прошлое. Тебе снова 17 лет.
Появилось море — огромное и теплое оно простиралось от кромки золотистого песка и до самого горизонта, где мягко переходило в небо. Казалось, легкие облачка ползут вдаль через бесконечность и возвращаются обратно в виде белых барашков на гребнях волн. Откуда то сбоку из моря появилась Анка — загорелая до молочношоколадного цвета, мокрая, в маленьком почти невидимом купальнике. В этом мире прошлого, ей, как и ему, конечно же, было 17 лет.
— Атас! Внезапная атака морского десанта! — весело крикнула она, с разбега бросаясь на него… В смысле на того, семнадцатилетнего Тошку. Они покатились по песку… Ее лицо оказались совсем рядом… искрящиеся смехом глаза… Полураскрытые губы… На мгновение она отстранилась и махнула рукой в сторону кого-то невидимого:
— Пашка, засранец, прекрати снимать немедленно. Слышишь? А то я найду самую большую, противную медузу и засуну тебе за шиворот…
Изображение застыло.
— Это — Анка, — раздался голос Пашки. Уже теперешнего, — замечательная Анка, неповторимая Анка, непревзойденная Анка. Первая женщина Антона, в других кругах известного, как дон Румата Эсторский. Смотри внимательно.
Изображение опять ожило. Кусочки прошлого двадцатилетней давности сменяли один другой. Они с Анкой в лесу… в горах… в каком-то маленьком северном городишке… на даче… у кого-то в гостях… они с Анкой танцующие танго… летящие в затяжном прыжке на высоте полтора километра… поющие на два голоса у костра…
— Какого черта! — хрипло произнес Румата.
В этот момент опять появился еще один маленький городишко с узкими улочками — и Анка, идущая навстречу в каком-то маскарадном наряде. Смешная, немного непохожая на себя… Несколько угловатые движения… Широко распахнутые, будто испуганные глаза… Кого же она играет? Джульетту? Офелию? Лауру? Стоп. Это же не Анка, это Кира! Конечно же, это — Кира. Такой я увидел ее впервые в тот день, четыре года назад. Она просто шла навстречу…
— Узнал? — раздался сочувственный голос Пашки, — конечно узнал, но не сразу. Они чем-то похожи, верно? Первая женщина Антона и единственная женщина дона Руматы. Единственная — что бы там не говорили сплетники о двадцати любовницах, не считая мелких увлечений.
Тем временем, игра продолжалась. Кира рядом с ним в какой-то корчме… Кира в его кабинете — листает хрупкие страницы раритетов, задумчиво подперев подбородок ладошкой… Кира в одной легкой рубашке, быстро спускается по лестнице ему навстречу, бросается на шею… То есть, конечно не ему, а тому Румате, почти три года назад… И вдруг изображение меняется. Снова золотой песок и Анка, демонстрирующая внезапную атаку морского десанта.
— Видишь, разница, все же, есть, — раздается пашкин голос, — это не просто игра памяти. Но разница бывает разная. Считай это новым афоризмом и смотри дальше.
Теперь на изображении взрослая Анка. Два года назад. Когда он вернулся на Землю после… После всего, что здесь было — и… Она тянется к нему, чтобы обнять… и вдруг отстраняется назад. Движения быстрые, но выверенные, плавные. Движения человека, прекрасно владеющего своим телом.
— Помнишь, — снова вклинивается голос Пашки, — она увидела у тебя на руках земляничный сок. А подумала, что это кровь. Смелая Анка почему-то всегда боялась крови…. Робкая Кира тоже боялась крови. Помнишь?
— Помню, — механически ответил Румата, хотя Пашка, разумеется, не мог его слышать.
— Но времена меняются, — продолжал голос, — и люди тоже. Сейчас ты увидишь уникальные кадры исторической хроники. Фрагмент битвы с ируканским экспедиционным корпусом.
… Да, об этом Румате рассказывал дон Тага, баронет Пампа. Летит тяжелая кавалерия, блистательный маршал Дирка возглавляет атаку… дым… кони напарываются на заграждение из шипов и рыболовных сетей… Всадники летят на землю… Но маршал не зевает. Вот он уже на ногах, в правой руке — длинный кавалерийский меч, в левой — короткий широкий гладиум. Он готов собрать своих людей — и тут появляется Кира. Спокойная и уверенная, в легком снаряжении, вооруженная лишь узким клинком, похожим на шпагу. Дирка взмахнул длинным мечом… Раз! Изящный уход влево-вперед. Два! Стремительный выпад. Клинок жалит незащищенную доспехами правую подмышку. Маршал выпускает меч. Три! В том же выпаде режущее возвратное движение по тыльной стороне правого колена. Маршал неуклюже падает, но он не сломлен, он пытается встать на одно колено. И вот — финальный удар. Нет, не клинком. Носком сапога в переносицу. Бац! Нокаут. Цель достигнута. Маршал Дирка жив, но абсолютно безопасен на ближайшие несколько часов…
— А вот она крови совсем не боится, — комментирует Пашка, — да, какая грация и какой удар. Маршал никому не расскажет, как он заработал себе здоровенный шрам посреди лица. Но это лирика, а нам еще предстоит выяснить, кто она. Так что обратимся к скучной науке анатомии и не менее скучной биокибернетике. Для удобства обозначим наших прекрасных принцесс, а точнее — их модели, литерами Эй, Кей и Экс. Анка, Кира и …. твоя нынешняя подруга. Разместим их рядом и сравним.
Возникли три объемных зеленоватых полупрозрачных изображения женских тел, маркированных литерами и выстроенные в ряд по росту. Получилось: Эй, Экс, Кей.
— Они выполнены в масштабе, а в зеленый цвет я их выкрасил для драматического эффекта. Тем не менее, они вполне узнаваемы. Кей и Экс похожи настолько, что их можно перепутать, не правда ли? А вот Эй — совсем другая. Теперь временно уберем волосы и черты лица — чтоб не мешали.
Женщины на изображениях превратились в безликие фигуры и каждая несколько раз медленно повернулась вокруг вертикальной оси.
— Мы видим, — продолжал Пашка, — что соотношение размеров плечи-грудь-бедра у всех трех принцесс практически одинаковы. При этом Экс и Кей почти одинакового роста, а Эй выше почти на 10 сантиметров. Но вот по телосложению Экс явно ближе к Эй, а не к Кей. Если мы приведем наших принцесс к одному масштабу и прорисуем опорно-двигательную систему…
Пашка сделал паузу, изображение Эй стало чуть ниже, а затем во всех трех изображениях проявился скелет и мускулатура.
— … это будет видно невооруженным глазом. Эй и Экс по типу телосложения относятся к атлетикам, а Кей — к астеникам. Тем более это станет заметным, если прорисовать голени, бедра, живот и плечевой пояс, а затем убрать остальное… Вот, посмотри. Накладываем трафарет Экс на Эй. Разница минимальна. А теперь на Кей… Ну, вот. При других обстоятельствах я бы сказал, что мы видим классические различия телосложения туземки и современной землянки. Они связаны с характером питания, медицинского обеспечения, видами нагрузок и так далее. На этом можно было бы поставить точку. Но мы хотим исследовать вопрос подробнее — а потому перейдем к лицам.
Изображение резко поменялось. Теперь на Румату влюбленными глазами смотрели две Киры.
— Ну? — иронично спросил Пашка, — которая из них настоящая? Попробуй угадать. Через десять секунд появятся литеры. Левая или правая? Девять…. Восемь…
— Ад и дьяволы! Они же одинаковые!
— … Семь … Шесть…
Присмотревшись, он понял, что лица чуть-чуть разные.
— … Четыре… Три…
… Да нет, очень разные. Совершенно разные.
— … Два…
… Но которая из них Кира?
— … Один…
— Вот она! Справа! — Румата выбросил руку в сторону правого лица.
— … Ноль.
Над правым изображением вспыхнуло «Экс», над левым — «Кей».
— Неправда! — крикнул он, — она справа! Вот она!
— Ты ошибся, — спокойно прокомментировал Пашка, — хотя, строго говоря, ты угадал. Твоя нынешняя подруга, которую ты считаешь настоящей Кирой — справа. А та Кира, которую застрелили два года назад, и которую ты уже практически забыл — слева.
Румата хотел было возразить — но понял, что это бессмысленно сразу по двум причинам.
Во-первых, Пашка его не слышал. Это было просто кино.
Во-вторых, Пашка был абсолютно прав. Прав буквально во всем.
И Пашкины реплики, предельно точно отслеживавшие реакцию Руматы по ходу киношного действия убеждали в этом более, чем что либо иное.
Тем временем, изображения обеих девушек погасли.
— Конец первой серии, — сообщил пашкин голос, — звякни мне, если захочешь посмотреть вторую. Будь здоров, Тошка. Береги себя и не кипятись попусту.
«Легко тебе говорить, — подумал Румата, подбрасывая на ладони замолчавший проектор, — а посмотрел бы я на тебя в моей шкуре. Ты бы не просто кипятился. Ты бы весь на пену изошел, биокибернетик, блин, исследователь хренов.»
Было огромное, почти непреодолимое желание подбросить проклятую пластмассовую коробочку в воздух и рубануть по ней мечом. От души. Чтобы вдребезги. Остановила его лишь одна мысль: именно этого поступка от него и ждут… Кто ждет? А, шут его знает. Теперь уже не поймешь. Одно только понятно — влип Тошка в чужую, темную, паскудную игру. Сидит он за болвана, а игроки сдают ему, болвану, карты и потом его же болванскими картами друг под друга заходят. Кто-то из них что-то выиграет, а вот болван проиграет обязательно. Потому что он не просто болван, а болван по определению.
Так. От меня ждут, что я растопчу проектор, как злую гадину. Уже через час пожалею об этом, буду ругать себя последними словами, наконец, позвоню Пашке, попрошу у него и первую и вторую серию… Да, и мне можно будет преспокойно сдать проектор с «подлянкой», потому что я уже напрочь потеряю нюх, да и вообще чувство реальности. К тому же, я наверняка поругаюсь с Кирой… Или с Экс… Нет, к черту Экс. Это — Кира. Все. Точка. Потому, что если это не она, значит, я ради миража закопал в землю двадцать тысяч человек. Нет, опять неправильно. Получается, я ради Киры их закопал… А завтра я ради нее разрушу город. Ад и дьяволы! Что я делаю? Что я вообще здесь делаю, в этом сраном Арканаре? Может, поговорить с ней, все же? Или сначала с Бромбергом? Рассказать ему про кино… Стоп. Успокойся, дурак. Не суетись. Что бы ты сейчас не сделал — это будет глупость. Потому, что в таком состоянии ничего умного сделать невозможно. Так что сиди спокойно, дурак и, главное, ничего не делай, пока не успокоишься… Ну, помогло вроде. Начал успокаиваться.
Теперь, слушай сюда, благородный дон. Я тебя сейчас буду спрашивать, а ты мне будешь отвечать. Понял? Молодец.
Вопрос первый: для чего тебе впихнули это кино?
Ответ: чтобы я сделал нечто.
Вопрос второй: что именно?
Ответ: не знаю, но точно не то, что я собирался делать.
Вопрос третий: что ты собирался делать до того, как посмотрел кино?
Ответ: я собирался сообщить Бромбергу, что со мной вышли на связь. Я собирался проверить посты. Я собирался провести ночь с Кирой. Я собирался обсудить с советом план штурма. Я собирался взять Нард.
Вопрос четвертый: можешь ли ты теперь заставить себя делать ровно то, что собирался?
Ответ: Могу. Все кроме одного. Я не уверен, что смогу провести ночь с Кирой.
Вопрос пятый: почему?
Ответ: Потому, что это — не Кира.
Так, благородный дон. Команды распускать нюни не было. Была команда действовать по заранее разработанному плану. Ишь какой разборчивый: «Кира — не Кира, могу — не могу». Прямо Гамлет «to be or not to be». Начальству виднее, кто тут Кира и с кем to be. Про кино никому не слова. Проектор спалить до состояния золы — мало ли, что там встроено. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда на счет раз — подобрать сопли, на счет два — исполнять приказ.
Ух! Ни фига, как я себя построил! В лучших традициях боевого легиона.
А далеко ли драпанули? Ну, вряд ли до самой столицы. Скорее, до Нарда. Нард — город не великий, но укреплен изрядно. Может, надеются отсидеться за стенами.
Так и оказалось. Нард, со времен Вторжения, стоявший на пути всех армий, рвавшихся к морю, был готов к осаде. Мост через широкий ров поднят, ворота заперты наглухо, на стенах в четыре с лишним человеческих роста — лучники, стрелометные машины, запас валунов для сбрасывания на головы супостатам и котлы со смолой, для выливания примерно туда же. В общем, без осадной техники лучше сюда не соваться. Ну, что ж, подождем отца Кабани с его артиллерией. Вот тогда посмотрим, какова красная цена этим стенам.
Так решил совет войска — после чего Румата оставил организацию лагеря на вольных капитанов и отправился на ближайший холм — осмотреться, пока не сгустились сумерки. Вот тут-то его и ждал сюрприз.
— Пашка?
— А то ж!
Старый школьный приятель, жизнерадостный и розовощекий, восседал на черном жеребце, являя собой готовую модель для будущих конных скульптур — каковые в этих местах еще не вошли в моду.
— Ты извини, Тошка, — весело сказал он, — пришлось надавать по шее парочке твоих нукеров. Уж больно въедливые. Какой-такой дон Гуг, не знаем, не велено пропускать.
— Надеюсь, не сильно надавал? — поинтересовался Румата.
— Ерунда. Через часик оклемаются… И не крути ты так головой, один я. Все по-честному, никаких ловушек.
— И на том спасибо. Тем не менее, ставлю своего лучшего верблюда против твоего коня, что ты здесь по делу.
— Точно! — подтвердил Пашка, — но ты в жизни не угадаешь, по какому.
— Если скажешь, что тебя отправили с гуманитарным поручением забросить мне свежих аллопайчиков с Пандоры, я не поверю, — предупредил Румата.
Пашка беспечно рассмеялся.
— Ну, еще чего. Аллопайчиками тебя кормить. После всего, что ты здесь наворотил. Нет, я тебе кино привез.
Теперь рассмеялся Румата.
— На кой оно мне? У меня здесь сплошное кино.
— Кино, да не то. А я тебе привез то, что надо. Держи.
Пашка бросил в него предмет, размером с кулак. Не стал Румата его ловить. Наоборот, дернул поводья и боевой конь послушно отскочил в сторону. Предмет упал на землю. Обычный домашний видеопроектор.
— Не доверяешь, — печально констатировал Пашка, — подлянок ждешь. Друг, называется.
— Извини. Жизнь у меня такая. Теперь.
— Ладно, чего уж там… Поеду я, раз такое дело. Хоть посмотрел на тебя. Анке расскажу. Видел, значит Тошку. Ничего, скажу. Живой-здоровый. Так?
— Так, — Румата кивнул, — привет ей передавай.
— Передам. И в щечку от тебя поцелую. А ты кино мое посмотри.
— Посмотрю. Обязательно.
— Только один смотри, без… Сам понимаешь, кого.
— Это почему?
— Потому. Посмотришь — поймешь. Звякни мне если что. Коммуникатор-то у тебя есть?
Румата кивнул.
— Ну, вот и славно, — заключил Пашка, — счастливо, береги себя.
Хлопнул он своего жеребца ладонью по крупу — и с места в галоп. Да и был таков. Румата долго провожал его удаляющийся силуэт и, лишь через час решился подобрать проектор. Да не рукой, нет. Поддел за петельку кончиком меча и двинулся в сторону своих караулов, держа меч на отлете, от себя подальше.
Там скомандовал первому же подбежавшему бойцу:
— Держи! — и стряхнул проектор ему в руки. Ничего не случилось. А могло бы. Бывают такие штучки с секретом: почувствуют тепло руки, пуф — и валяется неосторожная жертва в полном ауте часов 20, а может и все 40.
— Что это, благородный дон?
— Бирюлька колдовская. Нажми на зеленый кружочек.
Боец послушно нажал. Раз — и в воздухе появилось голографическое изображение. Пашкино, разумеется.
— Не бойся, солдат. Теперь красный кружочек нажми…. Видишь, исчезло.
— Ух, — уважительно произнес боец, — сильное колдовство.
Проектор оказался просто проектором. Без секретов. Или, как выразился Пашка, без подлянок.
— Так-то, — наставительно произнес Румата, соскакивая на землю и забирая у парня проектор, — есть многое на свете, друг… что и не снилось нашим мудрецам. Продолжай нести службу.
С этими словами отправился Румата в ближайший овраг. Смотреть кино.
…
Пашкино изображение прошлось по незнакомой Антону веранде, задумчиво посмотрело на небо, повернулось и изобразило на пухлом лице Крайне Доброжелательную Улыбку.
— Привет, Тошка! Раз ты это смотришь — значит, тебе здорово повезло в жизни. В смысле, мало кому приваливает такая удача — увидеть то, что ты сейчас увидишь. А сейчас я исчезаю, превращаясь в твоего проводника, своеобразного Вергилия наоборот. Мы начинаем романтическое путешествие в твое прошлое. Тебе снова 17 лет.
Появилось море — огромное и теплое оно простиралось от кромки золотистого песка и до самого горизонта, где мягко переходило в небо. Казалось, легкие облачка ползут вдаль через бесконечность и возвращаются обратно в виде белых барашков на гребнях волн. Откуда то сбоку из моря появилась Анка — загорелая до молочношоколадного цвета, мокрая, в маленьком почти невидимом купальнике. В этом мире прошлого, ей, как и ему, конечно же, было 17 лет.
— Атас! Внезапная атака морского десанта! — весело крикнула она, с разбега бросаясь на него… В смысле на того, семнадцатилетнего Тошку. Они покатились по песку… Ее лицо оказались совсем рядом… искрящиеся смехом глаза… Полураскрытые губы… На мгновение она отстранилась и махнула рукой в сторону кого-то невидимого:
— Пашка, засранец, прекрати снимать немедленно. Слышишь? А то я найду самую большую, противную медузу и засуну тебе за шиворот…
Изображение застыло.
— Это — Анка, — раздался голос Пашки. Уже теперешнего, — замечательная Анка, неповторимая Анка, непревзойденная Анка. Первая женщина Антона, в других кругах известного, как дон Румата Эсторский. Смотри внимательно.
Изображение опять ожило. Кусочки прошлого двадцатилетней давности сменяли один другой. Они с Анкой в лесу… в горах… в каком-то маленьком северном городишке… на даче… у кого-то в гостях… они с Анкой танцующие танго… летящие в затяжном прыжке на высоте полтора километра… поющие на два голоса у костра…
— Какого черта! — хрипло произнес Румата.
В этот момент опять появился еще один маленький городишко с узкими улочками — и Анка, идущая навстречу в каком-то маскарадном наряде. Смешная, немного непохожая на себя… Несколько угловатые движения… Широко распахнутые, будто испуганные глаза… Кого же она играет? Джульетту? Офелию? Лауру? Стоп. Это же не Анка, это Кира! Конечно же, это — Кира. Такой я увидел ее впервые в тот день, четыре года назад. Она просто шла навстречу…
— Узнал? — раздался сочувственный голос Пашки, — конечно узнал, но не сразу. Они чем-то похожи, верно? Первая женщина Антона и единственная женщина дона Руматы. Единственная — что бы там не говорили сплетники о двадцати любовницах, не считая мелких увлечений.
Тем временем, игра продолжалась. Кира рядом с ним в какой-то корчме… Кира в его кабинете — листает хрупкие страницы раритетов, задумчиво подперев подбородок ладошкой… Кира в одной легкой рубашке, быстро спускается по лестнице ему навстречу, бросается на шею… То есть, конечно не ему, а тому Румате, почти три года назад… И вдруг изображение меняется. Снова золотой песок и Анка, демонстрирующая внезапную атаку морского десанта.
— Видишь, разница, все же, есть, — раздается пашкин голос, — это не просто игра памяти. Но разница бывает разная. Считай это новым афоризмом и смотри дальше.
Теперь на изображении взрослая Анка. Два года назад. Когда он вернулся на Землю после… После всего, что здесь было — и… Она тянется к нему, чтобы обнять… и вдруг отстраняется назад. Движения быстрые, но выверенные, плавные. Движения человека, прекрасно владеющего своим телом.
— Помнишь, — снова вклинивается голос Пашки, — она увидела у тебя на руках земляничный сок. А подумала, что это кровь. Смелая Анка почему-то всегда боялась крови…. Робкая Кира тоже боялась крови. Помнишь?
— Помню, — механически ответил Румата, хотя Пашка, разумеется, не мог его слышать.
— Но времена меняются, — продолжал голос, — и люди тоже. Сейчас ты увидишь уникальные кадры исторической хроники. Фрагмент битвы с ируканским экспедиционным корпусом.
… Да, об этом Румате рассказывал дон Тага, баронет Пампа. Летит тяжелая кавалерия, блистательный маршал Дирка возглавляет атаку… дым… кони напарываются на заграждение из шипов и рыболовных сетей… Всадники летят на землю… Но маршал не зевает. Вот он уже на ногах, в правой руке — длинный кавалерийский меч, в левой — короткий широкий гладиум. Он готов собрать своих людей — и тут появляется Кира. Спокойная и уверенная, в легком снаряжении, вооруженная лишь узким клинком, похожим на шпагу. Дирка взмахнул длинным мечом… Раз! Изящный уход влево-вперед. Два! Стремительный выпад. Клинок жалит незащищенную доспехами правую подмышку. Маршал выпускает меч. Три! В том же выпаде режущее возвратное движение по тыльной стороне правого колена. Маршал неуклюже падает, но он не сломлен, он пытается встать на одно колено. И вот — финальный удар. Нет, не клинком. Носком сапога в переносицу. Бац! Нокаут. Цель достигнута. Маршал Дирка жив, но абсолютно безопасен на ближайшие несколько часов…
— А вот она крови совсем не боится, — комментирует Пашка, — да, какая грация и какой удар. Маршал никому не расскажет, как он заработал себе здоровенный шрам посреди лица. Но это лирика, а нам еще предстоит выяснить, кто она. Так что обратимся к скучной науке анатомии и не менее скучной биокибернетике. Для удобства обозначим наших прекрасных принцесс, а точнее — их модели, литерами Эй, Кей и Экс. Анка, Кира и …. твоя нынешняя подруга. Разместим их рядом и сравним.
Возникли три объемных зеленоватых полупрозрачных изображения женских тел, маркированных литерами и выстроенные в ряд по росту. Получилось: Эй, Экс, Кей.
— Они выполнены в масштабе, а в зеленый цвет я их выкрасил для драматического эффекта. Тем не менее, они вполне узнаваемы. Кей и Экс похожи настолько, что их можно перепутать, не правда ли? А вот Эй — совсем другая. Теперь временно уберем волосы и черты лица — чтоб не мешали.
Женщины на изображениях превратились в безликие фигуры и каждая несколько раз медленно повернулась вокруг вертикальной оси.
— Мы видим, — продолжал Пашка, — что соотношение размеров плечи-грудь-бедра у всех трех принцесс практически одинаковы. При этом Экс и Кей почти одинакового роста, а Эй выше почти на 10 сантиметров. Но вот по телосложению Экс явно ближе к Эй, а не к Кей. Если мы приведем наших принцесс к одному масштабу и прорисуем опорно-двигательную систему…
Пашка сделал паузу, изображение Эй стало чуть ниже, а затем во всех трех изображениях проявился скелет и мускулатура.
— … это будет видно невооруженным глазом. Эй и Экс по типу телосложения относятся к атлетикам, а Кей — к астеникам. Тем более это станет заметным, если прорисовать голени, бедра, живот и плечевой пояс, а затем убрать остальное… Вот, посмотри. Накладываем трафарет Экс на Эй. Разница минимальна. А теперь на Кей… Ну, вот. При других обстоятельствах я бы сказал, что мы видим классические различия телосложения туземки и современной землянки. Они связаны с характером питания, медицинского обеспечения, видами нагрузок и так далее. На этом можно было бы поставить точку. Но мы хотим исследовать вопрос подробнее — а потому перейдем к лицам.
Изображение резко поменялось. Теперь на Румату влюбленными глазами смотрели две Киры.
— Ну? — иронично спросил Пашка, — которая из них настоящая? Попробуй угадать. Через десять секунд появятся литеры. Левая или правая? Девять…. Восемь…
— Ад и дьяволы! Они же одинаковые!
— … Семь … Шесть…
Присмотревшись, он понял, что лица чуть-чуть разные.
— … Четыре… Три…
… Да нет, очень разные. Совершенно разные.
— … Два…
… Но которая из них Кира?
— … Один…
— Вот она! Справа! — Румата выбросил руку в сторону правого лица.
— … Ноль.
Над правым изображением вспыхнуло «Экс», над левым — «Кей».
— Неправда! — крикнул он, — она справа! Вот она!
— Ты ошибся, — спокойно прокомментировал Пашка, — хотя, строго говоря, ты угадал. Твоя нынешняя подруга, которую ты считаешь настоящей Кирой — справа. А та Кира, которую застрелили два года назад, и которую ты уже практически забыл — слева.
Румата хотел было возразить — но понял, что это бессмысленно сразу по двум причинам.
Во-первых, Пашка его не слышал. Это было просто кино.
Во-вторых, Пашка был абсолютно прав. Прав буквально во всем.
И Пашкины реплики, предельно точно отслеживавшие реакцию Руматы по ходу киношного действия убеждали в этом более, чем что либо иное.
Тем временем, изображения обеих девушек погасли.
— Конец первой серии, — сообщил пашкин голос, — звякни мне, если захочешь посмотреть вторую. Будь здоров, Тошка. Береги себя и не кипятись попусту.
«Легко тебе говорить, — подумал Румата, подбрасывая на ладони замолчавший проектор, — а посмотрел бы я на тебя в моей шкуре. Ты бы не просто кипятился. Ты бы весь на пену изошел, биокибернетик, блин, исследователь хренов.»
Было огромное, почти непреодолимое желание подбросить проклятую пластмассовую коробочку в воздух и рубануть по ней мечом. От души. Чтобы вдребезги. Остановила его лишь одна мысль: именно этого поступка от него и ждут… Кто ждет? А, шут его знает. Теперь уже не поймешь. Одно только понятно — влип Тошка в чужую, темную, паскудную игру. Сидит он за болвана, а игроки сдают ему, болвану, карты и потом его же болванскими картами друг под друга заходят. Кто-то из них что-то выиграет, а вот болван проиграет обязательно. Потому что он не просто болван, а болван по определению.
Так. От меня ждут, что я растопчу проектор, как злую гадину. Уже через час пожалею об этом, буду ругать себя последними словами, наконец, позвоню Пашке, попрошу у него и первую и вторую серию… Да, и мне можно будет преспокойно сдать проектор с «подлянкой», потому что я уже напрочь потеряю нюх, да и вообще чувство реальности. К тому же, я наверняка поругаюсь с Кирой… Или с Экс… Нет, к черту Экс. Это — Кира. Все. Точка. Потому, что если это не она, значит, я ради миража закопал в землю двадцать тысяч человек. Нет, опять неправильно. Получается, я ради Киры их закопал… А завтра я ради нее разрушу город. Ад и дьяволы! Что я делаю? Что я вообще здесь делаю, в этом сраном Арканаре? Может, поговорить с ней, все же? Или сначала с Бромбергом? Рассказать ему про кино… Стоп. Успокойся, дурак. Не суетись. Что бы ты сейчас не сделал — это будет глупость. Потому, что в таком состоянии ничего умного сделать невозможно. Так что сиди спокойно, дурак и, главное, ничего не делай, пока не успокоишься… Ну, помогло вроде. Начал успокаиваться.
Теперь, слушай сюда, благородный дон. Я тебя сейчас буду спрашивать, а ты мне будешь отвечать. Понял? Молодец.
Вопрос первый: для чего тебе впихнули это кино?
Ответ: чтобы я сделал нечто.
Вопрос второй: что именно?
Ответ: не знаю, но точно не то, что я собирался делать.
Вопрос третий: что ты собирался делать до того, как посмотрел кино?
Ответ: я собирался сообщить Бромбергу, что со мной вышли на связь. Я собирался проверить посты. Я собирался провести ночь с Кирой. Я собирался обсудить с советом план штурма. Я собирался взять Нард.
Вопрос четвертый: можешь ли ты теперь заставить себя делать ровно то, что собирался?
Ответ: Могу. Все кроме одного. Я не уверен, что смогу провести ночь с Кирой.
Вопрос пятый: почему?
Ответ: Потому, что это — не Кира.
Так, благородный дон. Команды распускать нюни не было. Была команда действовать по заранее разработанному плану. Ишь какой разборчивый: «Кира — не Кира, могу — не могу». Прямо Гамлет «to be or not to be». Начальству виднее, кто тут Кира и с кем to be. Про кино никому не слова. Проектор спалить до состояния золы — мало ли, что там встроено. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда на счет раз — подобрать сопли, на счет два — исполнять приказ.
Ух! Ни фига, как я себя построил! В лучших традициях боевого легиона.
** 10 **
… У вас уставший вид, Антон, — заметил Бромберг, — что-нибудь случилось?
— Гости приходили.
— Кто?
— Павел. Он же — дон Гуг.
— Понятно. Предлагал вернуться в лоно истинной веры в базисную теорию феодализма?
— Нет. Просто посмотрел на меня.
— И все? — удивленно спросил Бромберг.
— Практически. Просил связаться с ним, если что. Передал привет от… общей знакомой.
— Что за привет? От какой знакомой?
— Слушайте, Айс, это очень личное. И это абсолютно не ваше дело.
Доктор Бромберг поморщился.
— Меня не интересует ваша личная жизнь. Просто любой предмет, который вам здесь могут передать, обязательно будет содержать…. Любой. Понимаете?
— Понимаю. Не маленький. Вон он догорает, этот «любой предмет».
Антон кивнул в сторону маленького костерка.
— Я не спрашиваю, что это было, но лучше бы вы вообще не брали его в руки.
— Чтобы на мне побыстрее поставили крест? Нет, черта с два. Пусть думают, что я весь в сомнениях.
— Сомнениях о чем? — насторожился Бромберг.
— О королях и капусте, — буркнул Антон, — если вы заметили, Айс, я тут изображаю Аттилу во главе орды гуннов. Думаете, я всю жизнь об этом мечтал?
— Извините, Антон. Я понимаю, как вам хреново…
— Не понимаете. Но это и не важно. Что со мной собираются делать?
— Пока вопрос не решен, — сказал Бромберг, — и, что существенно, пока не вышел за пределы института.
— Сколько у меня еще есть времени?
Доктор Бромберг покачался в своем любимом кресле. Посмотрел на потолок.
— Думаю, три — четыре дня. И, думаю, с вами попробуют поговорить еще раз. Может, пригласят вашу «общую знакомую». Или будут предлагать какие-то варианты для вас и Киры.
— Понятно. Но если будет планироваться похищение…
— Я буду знать за сутки, — сказал Бромберг.
— За сутки — это хорошо, — мечтательно произнес Антон, — сутки это почти вечность.
— Есть еще одна новость.
— Какая?
— Цоган, арканарский наместник попросил в Ордене подкрепления, — Бромберг помедлил и добавил, — Великий магистр дает ему стотысячную армию. Через семь дней она соберется в Баркане, за два дня погрузится на корабли и выдвинется к Арко. Кроме того, у наместника есть еще около пятнадцати тысяч — гарнизон Арко. Сто пятнадцать тысяч. Такой армии здесь не бывало со времен Вторжения.
— И не будет, — спокойно сказал Антон.
— Почему? — удивился доктор.
— Потому что семь дней да еще два на погрузку и минимум два дня ходу до Арко. Одиннадцать. А я возьму Арко через восемь дней.
…
Оставив Бромберга в полном недоумении, Румата пошел проверять посты. Проверял качественно, с непременной раздачей командной брани, пинков и подзатыльников — ему совсем не понравилось то, с какой легкостью Пашка, или дон Гуг, оказался в расположении войска. Конечно, никакой пост Пашку бы не удержал, но что даже в рожок прогудеть не успели — это непорядок.
Закончил он это дело далеко за полночь — и отправился искать Киру. Искать, впрочем, долго не пришлось. Потому что он услышал ее голос очень издалека. Кира пела. Казалось бы негромко, но очень чисто и звонко. Так, как здесь никогда не пели. А, может, пели, да только очень давно, сотни лет назад — в те времена, в которые были написаны древние манускрипты, так восхищавшие высокоученого доктора Будаха.
Румата пошел, ориентируясь на голос, и вскоре наткнулся на толпу слушателей…. Воины, хвостом вас по голове. Отсыпаться перед штурмом надо, кто не в карауле — а не по холмам шастать и песенки слушать. Ну, да ладно. Не буду ругаться. Очень уж красиво поет Светлая Посланница. Вот и заслушались солдатики. Что ж, фиг с вами, ребята. Слушайте. Только меня пропустите поближе. Пропустили, тихо расступаясь перед ним и тут же смыкаясь за его спиной. Кира сидела у костра. В руках у нее был небольшой инструмент, похожий на далекого предка всех земных гитар, балалаек и банджо. А песня… Песня была похожа на древнюю шотландскую балладу, только слова местные. Из того простонародного наречья, которое является родным языком и для жителей предгорий, и для всех здешних земледельцев по обе стороны границы.
Румата устроился в сторонке и молча слушал… Вот кончилась одна баллада — и началась другая…. Потом третья. Сколько же она их знает?
Знала она их, видимо много — но, похоже, петь уже устала. Положила инструмент на землю, потянулась мягким, грациозным кошачьим движением.
— Ну, все, родные мои. День завтра не простой — пора всем отдохнуть.
Повздыхали ребята и стали расходиться в разные стороны. Остались лишь Кира и Румата.
— Привет, любимая.
— Здравствуй, любимый, — она подошла и положила руки ему на плечи, — ты опять разговаривал с духами?
— Да. И посты проверил. На всякий случай.
— Устал?
— Немного.
— Вестовой был от отца Кабани. Катапульты подойдут еще до полудня.
— Гости приходили.
— Кто?
— Павел. Он же — дон Гуг.
— Понятно. Предлагал вернуться в лоно истинной веры в базисную теорию феодализма?
— Нет. Просто посмотрел на меня.
— И все? — удивленно спросил Бромберг.
— Практически. Просил связаться с ним, если что. Передал привет от… общей знакомой.
— Что за привет? От какой знакомой?
— Слушайте, Айс, это очень личное. И это абсолютно не ваше дело.
Доктор Бромберг поморщился.
— Меня не интересует ваша личная жизнь. Просто любой предмет, который вам здесь могут передать, обязательно будет содержать…. Любой. Понимаете?
— Понимаю. Не маленький. Вон он догорает, этот «любой предмет».
Антон кивнул в сторону маленького костерка.
— Я не спрашиваю, что это было, но лучше бы вы вообще не брали его в руки.
— Чтобы на мне побыстрее поставили крест? Нет, черта с два. Пусть думают, что я весь в сомнениях.
— Сомнениях о чем? — насторожился Бромберг.
— О королях и капусте, — буркнул Антон, — если вы заметили, Айс, я тут изображаю Аттилу во главе орды гуннов. Думаете, я всю жизнь об этом мечтал?
— Извините, Антон. Я понимаю, как вам хреново…
— Не понимаете. Но это и не важно. Что со мной собираются делать?
— Пока вопрос не решен, — сказал Бромберг, — и, что существенно, пока не вышел за пределы института.
— Сколько у меня еще есть времени?
Доктор Бромберг покачался в своем любимом кресле. Посмотрел на потолок.
— Думаю, три — четыре дня. И, думаю, с вами попробуют поговорить еще раз. Может, пригласят вашу «общую знакомую». Или будут предлагать какие-то варианты для вас и Киры.
— Понятно. Но если будет планироваться похищение…
— Я буду знать за сутки, — сказал Бромберг.
— За сутки — это хорошо, — мечтательно произнес Антон, — сутки это почти вечность.
— Есть еще одна новость.
— Какая?
— Цоган, арканарский наместник попросил в Ордене подкрепления, — Бромберг помедлил и добавил, — Великий магистр дает ему стотысячную армию. Через семь дней она соберется в Баркане, за два дня погрузится на корабли и выдвинется к Арко. Кроме того, у наместника есть еще около пятнадцати тысяч — гарнизон Арко. Сто пятнадцать тысяч. Такой армии здесь не бывало со времен Вторжения.
— И не будет, — спокойно сказал Антон.
— Почему? — удивился доктор.
— Потому что семь дней да еще два на погрузку и минимум два дня ходу до Арко. Одиннадцать. А я возьму Арко через восемь дней.
…
Оставив Бромберга в полном недоумении, Румата пошел проверять посты. Проверял качественно, с непременной раздачей командной брани, пинков и подзатыльников — ему совсем не понравилось то, с какой легкостью Пашка, или дон Гуг, оказался в расположении войска. Конечно, никакой пост Пашку бы не удержал, но что даже в рожок прогудеть не успели — это непорядок.
Закончил он это дело далеко за полночь — и отправился искать Киру. Искать, впрочем, долго не пришлось. Потому что он услышал ее голос очень издалека. Кира пела. Казалось бы негромко, но очень чисто и звонко. Так, как здесь никогда не пели. А, может, пели, да только очень давно, сотни лет назад — в те времена, в которые были написаны древние манускрипты, так восхищавшие высокоученого доктора Будаха.
Румата пошел, ориентируясь на голос, и вскоре наткнулся на толпу слушателей…. Воины, хвостом вас по голове. Отсыпаться перед штурмом надо, кто не в карауле — а не по холмам шастать и песенки слушать. Ну, да ладно. Не буду ругаться. Очень уж красиво поет Светлая Посланница. Вот и заслушались солдатики. Что ж, фиг с вами, ребята. Слушайте. Только меня пропустите поближе. Пропустили, тихо расступаясь перед ним и тут же смыкаясь за его спиной. Кира сидела у костра. В руках у нее был небольшой инструмент, похожий на далекого предка всех земных гитар, балалаек и банджо. А песня… Песня была похожа на древнюю шотландскую балладу, только слова местные. Из того простонародного наречья, которое является родным языком и для жителей предгорий, и для всех здешних земледельцев по обе стороны границы.
Румата устроился в сторонке и молча слушал… Вот кончилась одна баллада — и началась другая…. Потом третья. Сколько же она их знает?
Знала она их, видимо много — но, похоже, петь уже устала. Положила инструмент на землю, потянулась мягким, грациозным кошачьим движением.
— Ну, все, родные мои. День завтра не простой — пора всем отдохнуть.
Повздыхали ребята и стали расходиться в разные стороны. Остались лишь Кира и Румата.
— Привет, любимая.
— Здравствуй, любимый, — она подошла и положила руки ему на плечи, — ты опять разговаривал с духами?
— Да. И посты проверил. На всякий случай.
— Устал?
— Немного.
— Вестовой был от отца Кабани. Катапульты подойдут еще до полудня.