Русанов Владислав. Закатный ураган

   Бейона советовала связать его и скинуть в воду. С кормы любой из лодей. Там где поглубже. Никогда не привыкну к проявлениям жестокости, исходящим от женщин и детей. Ладно, мужчины. Им приходится быть жестокими, проявлять беспощадность. Но женщина…
   Хвала Сущему Вовне, здравый смысл восторжествовал. Гуня приказал Стратона связать и оставил под надзором часовых, которым строго настрого приказал не спускать с егеря глаз. А его шлем и бело-зеленую накидку надел на себя Кейлин. Потом трегетренский принц уселся на коня и возглавил колонну..
   Рядом с ним поехали Сотник, Вейте и Бейона. Пригорянка послушалась моего совета и накинула на плечи длинный плащ с глубоким капюшоном.
   Впрочем, от плаща не отказался ни один, у кого он был. Утренняя сырость к полудню перешла в мелкий, неотвязный дождь. Холодный и противный.
   В Ард'э'Клуэне говорят: дождь в дорогу — к удаче. Будь она трижды проклята такая удача!
   Я шагал в голове колонны и радовался, что отказался от коня. Не скоро после вчерашнего приключения я подойду близко к этому животному. Щека уже начала заживать — удар пришелся вскользь и подкова всего-навсего рассекла кожу. Но скула болела немилосердно. Поэтому я предложил скакуна Гуне. Все-таки командир. Пусть ведет отряд верхом. Речник сказал, что не привык по седлу задницей ерзать. Ему, если не на палубе, то сподручнее ногами в землю упираться, а не рассчитывать на милость гривастого, хвостатого, ржущего зверя о четырех копытах.
   Как я его понимаю!
   Рядом со мной шла Гелка. Она, хоть и держалась в седле гораздо увереннее меня и постигала искусство верховой езды не в пример быстрее и с удовольствием, вынуждена была держаться около меня. Во-первых, не так опасно — как никак со всех сторон люди: и прикроют, и удар вражеский в сторону отведут, да и шальная стрела не найдет с такой легкостью. Во-вторых, если уж на меня рассчитывают, что помогу справиться с Терциелом, поддерживающим мятежных егерей — без Гелки никак. Она мой заряженный амулет, мой источник Силы.
   Бейона объяснила нам, что ничего сверхъестественного или удивительного в этом нет. Просто в Приозерной империи мужчины лишили слабый пол права заниматься магией. Вообще, она очень нелицеприятно отзывалась о порядках моей родины. Женщина, сказала она, низведена у нас до уровня кухонной прислуги и производительницы потомства. Ну… Может быть. Возражать не стану. До сих пор мне так не казалось. Не помню, чтобы мать занимала приниженное положение в нашей семье. Напротив, всем хозяйством, всей немаленькой усадьбой управляла она. Возможно, в других семьях дела обстоят по иному.
   В Пригорье, объяснила Бейона, все не так. Женщина имеет гораздо больше свобод. Порой больше, чем мужчина. Во всяком случае она не так связана присягой перед кланом и не столь подчинена внутриродовой иерархии. Взять ее, с Эваном и Гланом, побег из родного селения. Сама Бейона может в любой момент вернуться и поселиться в Сухом Ручье (так их родной поселок, кстати, назывался), а вот братья навсегда отрезали себе путь домой. Сбежав, они покрыли собственную честь несмываемым позором.
   У пригорян, наоборот, женщинам дозволено баловаться волшебством, а мужчины не то, чтобы презирают, но считают магию занятием недостойным настоящего воина.
   Если взять историю, мифы о «темных временах» и Войне Обретения, когда наши предки сражались с перворожденными за право жить на Севере материка, то существует легенда о первой женщине, научившейся волшебству от филиды — сидской волшебницы. Именно благодаря ее новообретенному дару орды людей, пока еще плохо вооруженных, смогли противостоять дружинам ярлов. И лишь поэтому люди смогли отстоять свое право на жизнь, переломить ход войны. А не благодаря железному оружию, позаимствованному от тех же перворожденных мужчинами.
   Так вот, пригорянские волшебницы или магички не заряжают амулеты, а пользуются напрямую той Силой, которую способны собрать из Аэра. При этом одним Сила дается тяжело, с натугой. Сплетая заклинание, они пыхтят, словно застрявшую корову из трясины вытаскивают. А к другим Сила сама приникает, льнет, словно ласковая собачонка к ногам. Они ее даже не собирают и не концентрируют, как мы, а просто впитывают, как впитывает влагу сухой мох, забытый в сырую погоду на подоконнике.
   В Пригорье способность пользоваться Силой без ограничений называют — Дар Сущего.
   Сама Бейона относилась именно ко второй категории пригорянских магичек. Знала, умела… но слишком мало могла. Настолько мало, что солидные чародеи, к коим причислял себя Терциел или проезжавший тут в яблочнике вместе с Валланом Квартул даже не замечали ее дара. Чтобы собрать хоть немного Силы, женщине приходилось прибегать к сложным ритуалам. Рассчитывать благоприятные дни по Солнцу и звездам, чертить вспомогательные круги и многоугольники, прибегать к деревенской знахарской магии — — готовить отвары, зажигать травки, дающие ароматный дымок. Каждое занятие магией превращалось в сложный обряд. Во время одного из таких обрядов, когда чувства обострились до предела, она и почувствовала далеко на севере М'акэн Н'арт — Пяту Силы, которую мы вынесли из пещеры под холмами. Почувствовала и взволновалась — что приближается из краев, где и людей-то раз, два и обчелся? А потому и отправила Киселя с ватагой поискать, посмотреть вдоль северной границы Ард'э'Клуэна. В итоге семеро, нет шестеро — Сотник сказал, что одного из напавших он оставил помятого, но живого, — убитых в маленьком пограничном городке Пузырь, в харчевне с жестоким названием «Голова Мак Кехты».
 
   Но вернемся к Гелке. Как она получает Силу, Бейона объяснила, а вот почему я могу этой Силой пользоваться, сколько захочу, женщина не знала. Сказала, что, по крайней мере, раньше ей такие случаи известны не были. И в Пригорье о возможности составлять пары из волшебниц — одна собирает магию и накапливает как живой амулет, а вторая преломляет стихийную энергию и использует, как чародей… точнее, чародейка… не ведали и не слышали.
   Сама Бейона призналась, что во время нашего побега из подземелья, когда я Щит Воздуха плел, а она намеревалась бить по тюремщикам Молнией, получала очень маленькую толику гелкиной Силы. И в тоже время ощущала каким полноводным потоком она в меня вливается.
   Поэтому я воспользуюсь Силой, полученной от Гелки, если мои скромные чародейские навыки способны сохранить жизнь хотя бы одному человеку. Когда из слезливого морока выплыла надвратная башня Южных ворот, я напрягся.
   Одна створка ворот была открыта. Проход перегораживала рогатка, а позади нее замерли стражники. Видно, нагоняй за наше ночное бегство получили от старших и теперь старались службу нести исправно.
   Кейлин и Сотник вырвались вперед.
   Принц, сдерживая пляшущего на месте коня, негромко проговорил что-то, обращаясь к десятнику стражи. Махнул рукой, указывая в глубь города.
   Десятник закивал, отдал распоряжение подчиненным. Те взялись за рогатку, убирая ее с дороги.
   Вскоре первые ряды «речных ястребов» скрылись под сенью бревенчатой башни.
   Интересно, а егерей там нет? Ночью охрану усиливали, а теперь тем более должны.
   Вот и знакомая площадка. Куча соломы у стены. А на ней рядком лежали связанные стражники. Двое, как я и предполагал, в бело-зеленых накидках. Молодцы речники, ничего не скажешь. Быстро сработали.
   Гуня коротко распорядился, и места городской стражи заняли полдесятка «речных ястребов».
   Остальные двинулись по Портовой улице, ускоряя шаг, а вскоре перешли на бег.
   Слитно топали тяжелые сапоги, поскрипывали кожаные ремни и покрышки кольчуг.
   Невольно подумалось, как же они с таким грузом — оружие, щиты, шлемы, кольчуги — еще и бегут. Сам я, хоть я был налегке, шагов через триста понял, что умаялся. Горло и грудь огнем запекло. Впрочем, бегуном я никогда не был. Ходил помногу, когда трапперствовал, , а бегать… Почти никогда и не приходилось. .
   Вот Гелка бежала легко и дышала ровно. Конечно, юность.
   Она еще умудрялась интересоваться, каково мне.
   Я не отвечал. Боялся, что задохнусь. Просто кивал и улыбался.
   За широкими спинами речников я не видел стен домов, сжимавших улицу, как горную реку скалистые берега. Только вторые этажи, беленые, и летом, возможно, даже красивые, но теперь в грязных потеках от дождей. — Конь — налево, Мерек — направо! — выкрикнул Гуня, перекрывая топот зычным голосом. — К штурму!
   Что такое?
   Выглянув между обтянутыми мокрой кожей плечами двух арданов, я понял в чем дело. Мы выбрались на площадь перед дворцом. В обычные дни рыночная, по королевскому приказу время от времени она превращалась в лобное место. Здесь вершили суд и расправу над недовольными, наказывали провинившихся.
   — Шалый! — продолжал распоряжаться Гуня.
   — Тута я! — вывернулся сбоку по-веселински светловолосый парень в круглом шлеме со стрелкой, защищающей переносицу.
   — Защищаешь чародея!
   — Понял!
   Чародея?
   А! Так это они обо мне! Никак не привыкну.
   Десяток Шалого сомкнулся вокруг нас с Гелкой. Пришлось на цыпочки подниматься, чтобы разглядеть громаду королевского замка. Каменные стены, в отличие от наружной ограды Фан-Белла, три серые башни, расцвеченные по зубцам узкими, вытянутыми флажками в белую и зеленую полоску, выбеленные непогодой черепа сидских ярлов, чьи твердыни разрушило войско Экхарда Первого. Где-то там висел на стальном штыре и череп ярла Уснеха Мак Кехты, супруга нашей спутницы, гордой феанни.
   Не успел я как следует разглядеть обиталище властителя Ард'э'Клуэна, как со стен ударили стрелы и арбалетные бельты. То ли успел какой гонец от ворот домчать и упредить егерей, то ли в маскарад Кейлина просто не поверили. Речники без излишней суеты перекидывали щиты из-за спин на руки. Чувствовалась многолетняя выучка. Половина отряда, ведомая Мереком, охватывала замок полукольцом с правой стороны. Другая половина, во главе с зубатым Конем, — с левой.
   Конники наши, видно, поняли, что не годится торчать на виду у стрелков, и спешились. Бейона звучно шлепнула ладонью по крупу своего коня и, пригибаясь, подбежала к нам.
   — Ну что, Гелка, страшно?
   Девка не ответила. Выпучив глаза, она смотрела на разворачивающийся перед нами бой.
   — А то не было б страшно… — ответил я вместо нее и не покривил душой. Бой —страшно всегда. Наверно, есть люди, не ведающие страха с детства или избывшие его в более зрелом возрасте, но я к ним не отношусь. Бой —торжество смерти над жизнью. Кто бы ни победил, правые либо виноватые, свои или чужие, отнятых в сражении жизней не способен вернуть никто. Разве что один только Сущий Вовне, но он далеко и мало замечает беды и насущные потребности людей. — Правильно, — неожиданно кивнула пригорянка. — Не ведает страха безумец. Истинно мужественный человек просто умет его преодолеть.
   — Вряд ли я смогу когда-нибудь назвать себя мужественным, — грустно усмехнулся я.
   — Да? А мне кажется, стойкости тебе не занимать, Молчун, — возразила женщина.
   Да неужели? От страха у меня разве что борода не трясется. В желудке — комок, и ноги словно мягкой шерстью набиты. Ну, что ей ответишь?
   Я дернул за руку Гелку, едва не выскочившей от любопытства между двумя парнями Шалого:
   — Куда, белочка?!
   — Ой! — она закрыла рот ладошкой. — Прости, не буду больше.
   Выругался и упал на одно колено ардан справа от меня. Из плеча его торчало древко стрелы. И кольчуга не уберегла.
   — Отойдем вон туда! — махнул рукой Шалый, показывая на переулок шагах в тридцати. — Переждем!
   — Давай, — согласилась Бейона.
   Арданы попятились, прикрывая нас щитами.
   Неподалеку отступали Гуня и Кейлин с Вейте.
   Перед воротами остался один Сотник. Он успел где-то подобрать второй меч и теперь вертелся волчком. Так вьется пыльный смерч на проселочной дороге. Облако мерцающей стали окружало его плотным коконом, от которого с визгом отлетали бельты и стрелы. Словно один человек бросил вызов десятку стрелков. Долго он так продержится?
   — Что он делает? — сам того не замечая я схватил Бейону за рукав. — Зачем?
   — Отвлекает, — вместо нее ответил Шалый.
   — Кого?
   — Егерей. Чтоб наши поспели луки снарядить.
   Ничего я не понял. Видно в моем возрасте поздно учиться премудростям тактики и стратегии.
   — Ястребам время нужно, чтоб тетиву на луки натянуть, — объяснила пригорянка. — По такой погоде тетиву за пазухой носят, чтоб не отсырела.
   — Но он же…
   — Да, рискует. Плохо ты Глана знаешь, — грустно улыбнулась женщина. — Он с детства такой. Если кого-то можно спасти, своей жизни не пожалеет…
   Мне показалось или она вздохнула?
   А Сотника я и вправду маловато знаю. Или, может, сужу всех по себе? Если есть возможность в норку спрятаться, как суслик чернохвостый, спрячусь. А он не такой.
   Пока я размышлял, снизу тоже полетели стрелы. Кучно. Залпами. Прощупывая щели между зубцами на стенах.
   Защитника замка тут же оставили Глана в покое. Какую опасность мог представлять человек с мечами перед прочными воротами? Да никакой. Так, досадная помеха. Мошка, от которой можно отмахнуться, а можно и потерпеть, пока разъяренный пес тебя за пятки сцапать норовит.
   Под прикрытием своих стрелков часть «речных ястребов» побежали к стенам, раскручивая над головами веревки с тройными крючьями. Я слышал, их называют абордажными. Сейчас закинут, зацепят за стену и полезут на приступ. Да! Где-то же за углом и наши вожжи висят, если, конечно, их охранники не обнаружили. Сказать, что ли кому? Я их крепко привязал. Может отряд лазутчиков по задней стене зашлем?
   — Маловато что-то егерей на стенах, — вдруг проговорила Бейона.
   — Та да… — откликнулся Шалый. — Може, в казармах?
   — Не должны, но…
   Пригорянка резко взмахнула рукой:
   — Сейчас я к Гуне перебегу. Скажу. А то в спину могут ударить.
   Шалый кивнул:
   — Угу. Щас мои прикроют.
   — Погоди, — я остановил ее. Времени у нас нет долго осады вести. Значит нужно что-то сотворить из ряда вон выходящее. — Как ты думаешь, я ворота смогу вышибить?
   Арданы глянули на меня, словно на придурка. Один только Шалый с легким оттенком уважения. Он-то помнил слова Гуни: «Защищаешь чародея!» А с волшебниками здесь, в северных землях, мало знались. Кто его знает, что он учудить может? Вдруг, правда, возьмет и разметает замковую стену по камешку, чтобы дорогу своим очистить?
   — Ворота крепкие, — с сомнением произнесла Бейона. — Дуб. Сталью окован.
   — Ну, попытка — не пытка…
   — Пробуй. Только гляди. Если уж берешься вышибать, то вышибай. Терциел почует, что чародей у нас, неизвестно чем ответит.
   Молодец. Порадовала. Решай, мол, сам, бери ответственность на себя.
   Эх, была не была!
   Ладонь Гелки по-прежнему лежала в моей. Сила, казалось, щекотала кожу, настойчиво требуя выхода.
   — Ну, что, белочка, попробуем? — шепнул я девке на ушко.
   — Давай, Молчун, — также шепотом откликнулась она. — Ты справишься. Я знаю. Давай.
   И Сила хлынула в меня, затопляя и душу, и разум. Сила-сама-по-себе, чистая, первородная. Чем же мне по воротам ударить? Можно, конечно, Огненным Шаром. Квартул, например, так бы и поступил, не подумав о сожженных заживо людях, которые наверняка прячутся в караулке, да и наверху башни стоят с луками и самострелами. Истинный виртуоз волшебства, как, быть может, кто-либо из Примулов, просунул бы пальцы-щупальца, сплетенные из потоков Воздуха, в щели, и сорвал бы ворота с петель. Сорвал бы и аккуратно рядом с башней на брусчатку уложил бы. Мне такого мастерства никогда не достичь. .
   Поэтому я решился применить Кулак Воздуха. Заклинание не сложное — года со второго-третьего ученики Храмовой Школы настолько с ним осваиваются, что играют между собой, как ребятня северных королевств в снежки. Наставники не запрещают. Мощного амулета детвора не зарядит, тычки Воздухом, скрученным в тугой жгут, получаются несильными: самое большое увечье — синяк под глазом. Зато желание пробуждается для себя зарядить амулет. Как-никак навыки улучшаются. А наставники наблюдают исподтишка и находят учеников способных на серьезную работу с большим количеством Силы, а так же отбраковывают совсем бесталанных. Ввроде меня.
   Стоп, Молчун!
   Сейчас тебе эти воспоминания ни к чему. Я набрал воздуха побольше. И в грудь, чтобы на работу настроиться, и через Гелку, преобразуя Силу-саму-по-себе в стихийную Силу Воздуха.
   Больше, больше, еще больше…
   Я представил, что держу в руках спутанный моток веревок и бечевы, и начал сматывать его в тугой клубок. На самом деле не мнимые веревочки, послушные моим пальцам, свивались друг с другом, а трепещущие струи Воздуха — а он всегда был самой подвижной из Стихий, непослушной и норовящей вырваться, выскользнуть, — скручивались в единое целое. То, что в Храме называют Кулак Воздуха.
   В двенадцать лет можно допустить, чтобы в Кулаке оказались всего два-три слоя, чтобы лежали они рыхло, как попадя. Для баловства не страшно. Я постарался, как мне казалось, на славу. Десять слоев намотал. Тугонатуго. Каждый, скрученный мною жгут, был едва не в руку толщиной. Всего одного такого мне хватило на порубке, чтобы разметать взбунтовавшихся помощников рудокопа Ойхона, сломать треногу и устроить страшную мешанину из вещей и инструмента. Мы ее потом едва ли не полдня разгребали.
   Ну, Молчун, хватит тянуть. Давай! Бей!
   Я выдохнул и толкнул пульсирующий шар из воздушных струй от груди.
   Кулак Воздуха.
   Клубок медленно поплыл в сторону ворот.
   А теперь — главное!
   «Хвостик» одного из жгутов был нарочно не заправлен и свисал, точно мышиный хвостик. Я дернул за него, высвобождая. Затронутый жгут задрожал, забился, как вытащенный на берег голавль, и толкнул весь клубок вперед.
   Разгоняясь, Кулак Воздуха полетел и врезался в тяжелые дубовые створки.
   Только щепки полетели!
   Толстые дубовые доски — не меньше, чем в ладонь толщиной, — разлетелись, словно связка лучины. Внушительная стальная оковка лопнула, как ободья на переполненной бочке. Из стен, полетели осколки камня. Это вырвались «с мясом» надежные петли.
   Речники вокруг меня ахнули.
   — Вот это да!
   Даже Бейона покачала головой, словно не ожидала.
   — Вперед! — донесся рев Гуни — вот уж кто медведя перекричит. — Бей! Вали егерей!
   Выпустив еще один залп по стенам, на который никто и не подумал отвечать, «речные ястребы» бросились в атаку. На острие ворвавшегося в замок клина были Сотник, Кейлин и Гуня-Лыгор, размахивающий неподъемной на вид секирой на длинном топорище.
   — Ну, молодец, Молчун! — проговорила пригорянка. Она слегка запиналась, словно вспоминала известные слова. Неужели я даже своих напугал?
   — Силен! — уважительно протянул Шалый. — Это ж надо… Ладно, побегли в середку, а то не успеем.
   И мы снова побежали. Или «побегли», как сказал ардан.
   В воротах оседала под мелкими дождевыми каплями поднятая разрушением пыль. У стены ворочался, тряся головой, человек, одетый в белое и зеленое. Оглушило, видать.
   А у донжона уже кипел бой.
   Бейона схватила за плечо Коня, орущего как разъяренный зверь:
   — В левую башню веди людей! Там кухня. Прорветесь.
   — Гы! Кухня!? — гоготнул помощник Гуни. Не потому ли кличку получил? Как я узнал, они все трое были капитанами лодей и, значит, равными меду собой предводителями дружин, но и Мерек, и Конь подчинялись Лыгору беспрекословно. — Это я люблю…
   И скрылся в толпе.
   Тем временем у высокого каменного крыльца перед входом в донжон атака захлебнулась. Речники накатились, подобно прибою, и отхлынули. А после не спешили к парадным дверям. Толкались, шумели, подзуживая друг друга, но в драку не лезли.
   Что же там такое? И где Сотник, где Кейлин, в конце концов?
   С большим трудом я отодвинул в сторону чье-то затянутое в кольчужную рубаху плечо. Выглянул и обомлел.
   Там, где серые, рубленные из известняка, ступени переходили в неширокую — три на четыре шага — площадку, обрамленную низким парапетом, стоял человек в форме конных егерей Ард'э'Клуэна. Внешне ничем не примечательный. Среднего роста, усы темно-рыжие с легкой сединой, словно снегом чуток припорошило, губы искривлены в недовольной полуухмылке-полуоскале. В руках он держал два меча: в правой — длинный, лишь немногим короче кейлинова полутораручника, а в левой — короткий, похожий на мечи легионеров моей родины.
   Не знаю, почему его боялись закаленные в схватках речники, но у меня один только его вид вызвал слабость в поджилках. Внизу живота словно комок снега начал таять. Захотелось удрать, сломя голову и не оглядываясь. Потому что я узнал его.
   Кисель.
   Тот самый, что привез меня с Гелкой в Фан-Белл.
   — Муйрхейтах, — прошипела Бейона. — Чтоб твоя печенка сгнила и через задницу вытекла!
   Во как умеют дамы в Пригорье загибать! А я и не знал! Или это она уже после Пригорья нахваталась?
   Чуть ниже Киселя на ступенях валялось тела в коричневых куртках. Один в крылатом шлеме. Речные ястребы.
   — Кто он, Бейона? — спросил я женщину. Этот человек вызывал у меня не поддающийся объяснению страх. Как в детских кошмарах. Вот умом понимаешь, что в том темном углу никого нет, а от ужаса аж судороги сводят.. — Кто он, Кисель этот? Ты не говорила…
   — Мастер клинка, — ответила женщина. — Скорее всего, лучший мечник в Фан-Белле, а то и в Ард'э'Клуэне. После смерти Эвана, само собой.
   Она, как и я, как и все речники, пристально следила за Киселем.
   Он застыл, слегка согнув ноги в коленях, локти уперты в бока, чтоб руки не устали прежде времени. За его спиной толпился с десяток, а то и полтора, гвардейцев. Но на них внимания не обращали.
   Существовал только ардан с чудным именем. Муйрхейтах. Потому что у его ног на ступенях безжизненно застыло пять-шесть речников. А скопившаяся в выбоинах вода окрасилась в розовый цвет.
   — Ну? — Кисель скривился, словно клопа-вонючку раскусил. — Кто?
   Шалый затанцевал на месте, как застоявшийся конь. Он что, считает себя таким умелым мечником, что готов поспорить с мастером клинка? Хвала Сущему, приказ для «речных ястребов» — не пустой звук. Охраняющий нас десятник с места не стронулся.
   Зато сразу двое речников бросились вверх по ступенькам. Один коренастый, длиннорукий, с топором. На мой взгляд, самый обычный топор, в самую пору для лесоруба, но никак не для воина. Второй — высокий, плечистый, с мечом и круглым щитом.
   Признаюсь честно — я даже заметить ничего не успел. Как тогда, когда Этлен расправлялся на прииске с петельщиками. Наверное, чтобы в поединке мастера что-то заметить, нужно знать игру клинков. Просто два стремительных движения и ардан со щитом завалился навзничь. Даже если не насмерть его клинком достали, точно шею о ступени сломал. Шажок в сторону. Лезвие топора высекло целый сноп искр из камня, а речник тяжело рухнул на колени. Кисель еще больше скривился и пнул его сапогом в плечо. Безжизненное тело скатилось по ступеням.
   Толпа сдержанно загудела.
   — Ну? — еще больше скривился Муйрхейтах .
   Решительно раздвинув плотный строй, вперед вышел Кейлин. Взмахнул на пробу полутораручником.
   — Куда он лезет? Скопом надо! — пробурчал молоденький ардан, стоящий слева от меня.
   — Не выйдет скопом, — жестко ответил Шалый. — Лестница узкая.
   — А прорываться надо, — добавила Бейона.
   — Где Сотник… тьфу… то есть Глан? — спросил я у нее.
   — Откуда ж мне знать? Может, в обход повел.
   Тем временем Кейлин поднимался по лестнице.
   Кисель кривился, но с места не сходил.
   — Стой! Я с тобой! — вслед за принцем выбежала Вейте.
   — Еще чего! — возмутился трейг.
   — Я с тобой! — упрямо повторила ихэренка, притопнув ногой.
   — Ну, ты идешь, нет? — Кисель сплюнул под ноги, растер носком сапога.
   Вдруг толпа забурлила, расступилась. Неужели?
   Точно!
   Сотник быстрыми шагами нагнал и Кейлина, и Вейте. Мечи он нес в свободно опущенных руках, едва не чертя остриями по лужам.
   — Извини, Кейлин, — проговорил он. Тихо, но услышали все. — Этот враг — мой.
   В лице Муйрхейтаха что-то неуловимо дрогнуло. Тень узнавания. Легкая рябь на глади июльского водоема.
   — Одноглазый… — пробормотал Кисель в усы. — Чернявый… Седой…
   Сотник поднял мечи и, скрестив их самыми кончиками, направил в лицо егерю.
   — Слышь, одноглазый, — прокаркал Кисель. — С остроухой ты был? В Пузыре.
   — Я, — коротко ответил Глан.
   — Угу, — ардан брезгливо пожевал губами. — Ясно. Мне спуститься или сам поднимешься?
   — Много слов.
   Кисель хмыкнул:
   — Пригорянин. Что ж, пригорянин так пригорянин. Держись!
   Он топнул по ступеньке. Скопившаяся в выбоине дождевая вода взлетела веером брызг моему другу в глаза. И тогда Кисель прыгнул. Прыгнул раскручиваясь в полете вокруг собственной оси и нанося два режущих удара.
   От одного Сотник уклонился, второй отбил, направив клинок Муйрхейтаха в парапет. Проскочил ардану за спину и застыл в той же стойке, в которой я видел его во сне: левый меч прижат к предплечью, а правый смотрит в небо, затянутое дождевыми тучами.
   Кисель странно замедлившимся движением поднял меч, замахнулся и вдруг зашатался. Едва не упал, и вынужден был опереться ладонью о камень парапета. Меч из его левой руки при этом выпал и, зазвенев, попрыгал по ступеням.
   На лицах внимательно следящих за схваткой егерей отразился едва ли не мистический ужас.
   — Что там, Молчун? — Гелка, хоть и вставала на цыпочки, все равно увидеть ничего не могла, .