— Не надо тебе смотреть, белочка, — ответил я, уже догадавшись, что случилось.
   А Муйрхейтах, качаясь будто пьяный, развернулся. Низ груди и живот его заливали потоки алой крови, бьющей из длинного косого разреза на бело-зеленой накидке. Мастер клинка постоял и рухнул ничком. Его голова неестественно прижалась к плечу. Живой так не согнет.
   «Речные ястребы» ахнули, как один. Еще бы! Я бы и сам ахнул, если бы не дрожал от страха, как ясеневый листочек.
   — Ох, и Глан! — восхищенно проговорила Бейона. — Нет. Не постарел.
   С крыльца донеслось бряцание железа об железо.
   Я поднял голову. Егеря бросали оружие, сдаваясь на милость победителей. А что взять с наемников? Плата платой, а жизнь жизнью. Какое жалованье достойно того, чтобы отдать за него жизнь? Вот Кисель поплатился не за деньги, а за глупую гордость. Краем уха я слышал, когда, не щадя коней, мы мчались из Пузыря в Фан-Белл, что очень уж ему хотелось с воином из Пригорья в поединке схлестнуться. Дескать, среди северян он себе равных давно уже не знает. Возможно. Ну, что ж, схлестнулся, да примет Сущий Вовне его душу. — Вперед! В замок! — донесся голос Лыгора.
   — Короля ищите! — это уже Кейлин.
   Топот многих ног. Давка в дверях.
   Мы не спешили — я никогда в свалку не рвался, а Шалый уже смирился с необходимостью торчать вне боя по моей милости.
   Проходя мимо тела Киселя, я вспомнил о безвозвратно потерянном мешочке с самоцветами. Правда, отбирали его помощники мечника, но не сомневаюсь, что он забрал драгоценности себе. Не под кольчугой ли он его прячет? Прям как дернул кто за руку — нагнись, посмотри. Но я сумел себя сдержать. Не дело трупы обирать. Что я, мародер, что ли? Да и вряд ли он его собой таскать будет. Так что прощай домик на окраине Соль-Эльрина, прощай безбедная старость, богатое приданое для Гелки, прощай моя так и не написанная книга. Теперь придется на хлеб зарабатывать — до сочинительства ли?
   А ладно! Не пропадем.
   Из общего гомона я различал обрывки фраз:
   — …легко отделались…
   — …как он его срезал!
   — …чо так долго пригорянин-то?..
   — …стрелков со стен снимали…
   — …заставу на ворота не забудь…
   — …дык, уже приказал…
   Бейона шагала строгая и сосредоточенная. Сжимала кулаки. Не завидую я Брицеллу с Терциелом, когда они ей в руки попадут.
   — Где может быть Пята Силы? — спросил я ее. Просто, чтобы отвлечь.
   — У меня. Это на верхнем этаже. Если жреческая морда еще не прибрала.
   Ох, и добрая она. Аж мороз по коже.
   Королевский замок внутри показался мне еще мрачнее, чем снаружи. Хотя я уже «гостил» здесь, в донжоне пока не побывал. В коридорах — голые стены. Изредка скобы для факелов и больше ничего. Ни гобеленов, ни росписи по штукатурке, словом, ничего общего с моими представлениями о королевских дворцах. В отдалении раздавался звон оружия, доносились хриплые выкрики. Видимо, не все егеря сразу сдались. Нельзя же и Брицелла со счетов сбрасывать, его влияние в гвардии. Не даром за ним пошли даже против короля. А могли бы и послать подальше.
   Тронная зала меня приятно удивила. Хорошо, что не все у Экхардов в серых тонах. Есть и гобелены, вышитые яркими нитками, причем один особо замечательный — не меньше двадцати стоп в длину — и изображена на нем какая-то битва, где колесничные воины поражают всадников с копьями. Скорее всего трейгов. Здесь же по стенам висели яркие знамена — белый олень, скачущий по зеленому полю; начищенные доспехи — талуны часто надевали поверх кольчуг кованные нагрудники, похожие на надкрылья жука-жужелицы; оружие всякое, о многом я даже не догадывался. Освещалась тронная зала сквозь шесть узких, вытянутых вверх окон, заделанных витражами. Все тот же белый олень на зеленом поле. В одном из окон витраж частью отсутствовал. Вначале я подумал — выбили в заварухе. То ли когда егеря переворот устроили, то ли сейчас речники постарались. А потом понял — нет, его не до конца сделали. Видно, работали мастера, а теперь не до них стало. Витражное стекло на Севере не делают. Или мастера еще не догадались, или просто нужного сырья нет. Вот и везут кусочки ярко раскрашенного, прозрачного камня, так похожего блеском и сочными цветами на те, которые я восемь лет добывал, из самого Соль-Эльрина.
   Столица Приозерной империи издавна славится не только храмами и дворцами, ученым и скульпторами, но и весьма искусными мастерами-ремесленниками. Мне даже захотелось кусочек стекла припрятать на память о далекой родине, но постеснялся. Еще подумают, кидается чародей на сверкающие осколки, ровно сорока.
   Так мы и миновали тронную залу. Бой там все же был — пятна крови на полу, один гобелен с крючка углом сорван, в дверях за троном бельт застрял, расщепив толстую доску. Именно в эти двери Бейона нас и увлекла. Сказала, бежим в кабинет Экхарда. А если там никого нет, то наверх нужно прорываться, в ее покои.
   На лестнице между вторым и третьим этажом мы столкнулись с бело-зелеными. Сколько их было? Поначалу мне показалось, что очень много. Егеря ударили из арбалетов. Один из арданов полетел кубарем по ступенькам — бельт попал ему в глаз. Второй согнулся, хватаясь за живот и громко, неожиданно жалобным голосом, закричал.
   — Бей! — крикнул Шалый, замахиваясь мечом, а я уже сплетал Щит Воздуха.
   После яростного, но короткого боя оказалось, что убитых егерей всего пятеро. И ведь ни один не ушел. Вот что значит, у страха глаза велики.
   Пригорянка вновь приказала продолжать путь, но Щит Воздуха я уже не отпускал. Так приятно ощущать в себе пульсацию Силы. Особенно когда столько лет был лишен этого.
   Вот и кабинет Экхарда.
   В коридоре толклось десятка полтора «речных ястребов». Раненым быком ревел Гуня.
   — Выкурите его! Ну! Бабы вы, что ли?
   На моих глазах два ардана нырнули в распахнутые двери. Коренастый в кольчуге — кувырком через порог, а худощавый с чеканом — «рыбкой» над его головой. Нырнули и тут же вылетели обратно. На первый взгляд целые и невредимые. Правда, один ошалело тряс головой, словно кулаком по лбу получил, а второй, бросив чекан, двумя руками держался за живот, стараясь вдохнуть поглубже.
   Что там за мастер кулачного боя спрятался?
   Бейона, должно быть, подумал о том же.
   — Кто там? — стремительно подошла она к Гуне.
   — Там-то? Это, тьфу… Как его? Терциел, вот.
   — Один?
   — Ну, так… Сколько ж их, Терциелов-то?
   — А как он их бьет? — вмешался я, впрочем, начиная уже догадываться.
   — Да хрен его знает, чем бьет-то! — возмутился Лыгор, показывая на наливавшийся спелой сливовой глаз. — Пальцем ворухнет, а тебя ровно кувалдой по ребрам. От сволочь-то.
   Так и есть, Кулаками Воздуха лупит чародей сующихся в кабинет воинов. Узнаю Школу. К чему первым делом прибегнет загнанный в угол жрец? Конечно, к Кулаку Воздуха. Я и сам такой. Вместе с тем меня порадовало, что Терциел не стал использовать смертоносных заклинаний: Стрелу Огня или Молнию, Ледяной Палец или Пригоршню Искр. Значит, не все еще отосланные Священным Синклитом на Север миссионеры попрали догматы Сущего Вовне, его запрет на лишение жизни человека человеком.
   Пружинистыми шагами подошел Сотник.
   — Что-то ты стал опаздывать, Глан, — прищурилась Бейона. — Или нет?
   — Прости, — пригорянин слегка усмехнулся. — Думал тебе приятное сделать. Брицелла мы взяли…
   — Вот как!
   — … и даже живого.
   — Где он? — от ненависти, прозвучавшей в голосе женщины, мне даже страшно стало. — И где Экхард?
   — Экхард у себя в спальне. Он словно чем-то тяжелым пристукнутый. Смотрит, улыбается…
   — Этот! — она кивнула на кабинет. — Стрыгай в балахоне! Чтоб у тебя кишки узлом завязались! Чтоб ты языком удавился! Что б тебе бельмами…
   Стоявший по-прежнему рядом Гуня восхищенно крякнул. Если раньше «речные ястребы» малость недолюбливали Ард'э'Клуэнского канцлера, то теперь, похоже, у нее есть возможность стать их кумиром. По части крепких словечек во всяком случае.
   — Жрец? — Сотник расстегнул перевязь с ножнами, швырнул ее на пол.
   — Он, — пробасил командир речников. — Никак не можем выкурить-то…
   — Только не убивай его! — запоздало выкрикнул я, вызвав сочувственные взгляды речников. Так глядели бы на неизлечимо больного или немощного калеку.
   Глан с разбегу нырнул в дверной проем.
   Арданы затаили дыхание, прислушиваясь.
   Грохот, словно мебель ломают. Звуки ударов. Резкие выдохи…
   Сотник вывалился словно пьяница, не сумевший одолеть порожек придорожной харчевни. Зацепился ногой за ногу, упал. Поднялся на четвереньки и снова упал, припадая щекой к грязному затоптанному камню.
   — Ни хрена себе, — пятерня Гуни полезла в затылок, сдвигая шлем на переносицу.
   Захрипев, пригорянин сел, подпирая себя рукой. Из его носа сбегала на левый ус тонкая алая струйка.
   — Сейчас передохну…
   — Не надо, — я уже решился. А что поделать? Хоть и не самый достойный, видно, человек этот Терциел, а все-таки какие-то остатки совести сохранил. Мог бы давно всех пожечь, а только отбивается. Чем все закончится? Рано или поздно его амулеты иссякнут — не на всю же жизнь он их наготовил — а потом его просто убьют. Осознано или в горячке ткнут железом и все.
   Попробую я с ним справиться. А заодно спасти.
   А что?
   Щит Воздуха у меня сплетен давно. Я добавил в него Силы. Упрочнил насколько мог — неизвестно, что взбредет жрецу в голову, если он увидит, что противостоят ему не беспомощные по понятиям магии бойцы, а волшебник. Тем более варвар необученный. Именно так в Храме относились ко всем людям, занимающимся магией, не пройдя подготовку в Школе, суровое ученичество и скрупулезное обучение.
   Итак, я шагнул через порог, толкая Щит перед собой. Совсем как прошлым вечером в караулке подземной тюрьмы. Гелка не отставала, крепко вцепившись в мою ладонь. Вот и кабинет.
   Позади крепкого, сбитого на века, дубового стола стоял высокий мужчина, одетый в светло-коричневый жреческий балахон. Все верно. Ранг Терциела предусматривает именно такой цвет мантии. Секундул — вообще едва заметный беж. А Примулы всегда появляются на людях в белых одеяниях. Жрец смотрел на меня и Видел. Видел Щит, сплетенный из струй Воздуха перед моей грудью, видел распирающую меня Силу. Сомневаюсь, что он догадывался, откуда я ее черпаю. Хотя от жрецов высших рангов можно ожидать всего, чего угодно.
   Чародей выглядел заметно утомленным. Высокие залысины поблескивали от выступившего пота. Тронутые сединой волосы топорщились как после борьбы. Кожа обтянула скулы и нос, словно он постился дней десять.
   На столе перед Терциелом лежали амулеты. Много амулетов. Десятка два с половиной, а то и три. Хватит надолго, но все же до бесконечности запасенную в них Силу не растянешь. Чуть в стороне — рукой не дотянешься — красовался легкий арбалет. Из таких стреляют одной рукой. Я даже не обратил внимания — заряжен он или нет.
   Мгновение, и жрец заметил меня. Глаза его лихорадочно блеснули, он прищелкнул пальцами правой руки, сжимая в левой желтоватую статуэтку — по виду роговую.
   Могучий удар Кулака Воздуха впечатался в мою защиту. Спаси и помилуй Сущий Вовне! Каково же приходилось арданам и Сотнику, если надежно сплетенный Щит едва не прорвался? Надо будет после поглядеть — не отбиты ли у пригорянина печень или легкие. Или воинов он не бил так сильно?
   Терциел скривился и ударил снова. А затем еще и еще.
   Воздух в кабинете гудел и начал греться. Еще бы! Такой накал магии.
   Без труда вобрав еще Силы — казалось, возможности Гелки ничем не ограничены, — я упрочнил Щит, делая его одновременно шире, чтоб с боку не зацепил. А потом толкнул края Щита вперед, выгибая его наподобие обычной миски, из которой селяне похлебку черпают. Подал вперед.
   Немного растерявшийся жрец, чью растерянность заметно было по суетливым движениям пальцев, зашарил по столу, выбирая новый амулет.
   — Сдавайся, — вполголоса проговорил я. — Жизнь сохраним. Обещаю.
   — Пошел прочь, дикарь, — отрывисто выговаривая слова, ответил Терциел. — Пригорянской ведьме я живым не сдамся.
   Здорово же они любят друг друга. Просто кошка с собакой.
   — Даю слово, — попытался я вразумить его
   — Слово варвара? Дорогого же оно стоит…
   Он рассмеялся, подхватывая выбранный наконец-то амулет. И тут же перед ним сгустился воздух, образовывая Щит. Я должным образом оценил мастерство жреца. Вот что значат годы усердных упражнений.
   — Дави, Молчун, — шепнула Гелка.
   Что ж, нужно и в самом деле его придавить. Как гвардейца и надзирателя в караулке. Оглушить для его же пользы, отобрать амулеты, а там поговорим.
   Я переместил Щит Воздуха вперед. Зашуршали по полу обломки табурета, а, может, и двух табуретов — уж очень много щепок валялось перед столом.
   Терциел двинул свой Щит навстречу. Ох, непростой оказался этот щит. Прямо по середке его выступал остряк — что-то вроде умбона на обычных воинских щитах. И остряк давил на мой Щит, раздвигая жгуты Воздуха, расталкивая их. Еще немножко и… А там, я чувствовал, шип не задержится — прянет мне в сердце. Уж перед тем, чтобы уничтожить мага-дикаря, достойный ученик Соль-Эльринского Храма не остановится.
   Отвечая Терциелу, я уплотнил свой Щит в средней, самой вогнутой части, и, удивительно, но остановил продвижение шипа.
   Брови жреца поползли вверх, он судорожно зашарил левой рукой по столу, не забывая усиливать натиск.
   Ладно, усиливай, усиливай! Мне есть чем ответить.
   Еще немного Силы, идущей через Гелку, и щит Терциела пополз назад под напором моего.
   Лопнул, разлетаясь облачком каменной крошки, амулет в ладони чародея, но он успел перехватить Силу из другого с ловкостью, еще раз подтверждающей многолетний опыт.
   Ах, так? Вот тебе еще!
   Стол пополз на Терциела, царапая ножками пол. Еще немного, и охвачу его куполом, прижму к стене.
   Жрец-чародей сопротивлялся отчаянно. Побагровел, сгорбился, словно принимая на плечи неподъемный груз. На его висках вздулись жилы. Один за другим лопались, приходя в негодность, амулеты. Но движение моего Щита Воздуха замедлилось, почти остановилось.
   Еще чуть-чуть добавим.
   Стол перевернулся, упал, ударив Терциела по ногам. Он вскрикнул, ослабил на мгновение контроль над Силой, и тут я отчаянно толкнул свой Щит…
   Что произошло, я сразу не понял. Очевидно, потоки Силы, черпаемые жрецом из амулетов, под моим напором пошли вспять. Он закричал. Коротко, как пролетающая над гладью Озера чайка. Наверное, очень неприятно сразу утратить ощущение Силы, лишиться в один краткий миг, подобный удару сердца, обретенной магии. Препятствие, удерживающее мой Щит, исчезло, и я едва успел остановить его, чтоб не расплющить противника о стену.
   — Все! — выдохнул я, отпуская Гелкину ладонь, а с ней и Силу.
   Терциел тряс головой и разевал рот, как выброшенная на берег рыбина.
   — Заходите! — крикнул я в двери.
   Сколько заняла схватка? Они там ждут, волнуются…
   А когда обернулся, то увидел безумные глаза Терциела и направленный на меня самострел.
   Медленно, как в страшном сне, палец нажал на спусковую скобу, тугой жгут из крученых медвежьих жил толкнул бельт.
   Стальной граненый штырь сорвался с желобка и полетел…
   В меня.
   Я следил, как завороженный за приближающейся смертью. Попытаться уклониться? А выйдет? Скорее всего, нет. .
   Как она успела? Зачем решилась на бессмысленную жертву?
   Гелка, втиснулась между мной и острием бельта. Дотянулась в нелепом, неловком падении. С чмоканьем сталь вонзилась ей в спину, с левой стороны, где-то возле лопатки.
   Моих ушей достиг жалобный вскрик и тут же время понеслось с обычной скоростью. Или даже быстрее.
   Истошно заорал Гуня, проносясь мимо меня. Тяжелый сапог выбил самострел из ладони Терциела. Здоровущий кулак, с добрую репу величиной, врезался чародею в ухо. Жрец мешком отлетел к стене, ударился о нее плечом и безвольно сполз.
   Я успел подхватить Гелку на руки. Не дал упасть, а осторожно уложил лицом вниз. Граненый бельт торчал пальца на четыре. Он вошел между позвоночником и левой лопаткой. Легкие, аорта… Сердце вряд ли затронуто, раз еще жива.
   Холщовая рубаха и теплая меховая безрукавка быстро напитывались кровью. Несмотря на то, что я придерживал Гелку за плечо, Сила не ощущалась. Наверное, слишком сильная боль блокирует ее возможность притягивать Силу. Как же это плохо! Значит, я не смогу ее вылечить. Остановить кровь, ускорить заживление… Без магии ничего не выйдет.
   Глан опустился рядом на одно колено:
   — Плохо дело?
   Я вздохнул. Что тут ответишь?
   Кровь бы остановить. Перевязать. Но для этого нужно бельт вытащить. А я не смогу, зная, что любое неосторожное движение убьет ее. Убьет мою дочку, которую я так и не удочерил по правилам.
   — У-у, трупоед… — Бейона шагнула к лежащему без сознания Терциелу. В ее опущенной руке, скрываясь в складках юбки, мелькнул корд.
   Я бросился вперед. Схватил ее за руку. Богатырем я никогда не был, но восемь лет кайлом в забое отмахал, а это что-то да значит. Пригорянка дернулась, но вырваться не смогла.
   — Ты чего, Молчун?
   — Стой! Погоди! Ты кровь остановить сможешь?
   — Да не лечила я никогда.
   — Ну, попробуй!
   — А сам?
   — Да я ж без Силы…
   — Амулеты поищи, — вмешался Сотник. — Могли на пол свалиться.
   Гуня сорвал со стены факел, посветил.
   Ага, как же. Откуда там амулетам взяться? Сам я и постарался. Все в пыль развеялись.
   — Стрыгай мне в печенку! — Бейона с силой вогнала корд в ножку стола. Спасибо, что не под ребро кому-нибудь. Терциелу, например.
   Терциелу!
   Вот полноправный жрец. Хорошо обученный, опытный. Уверен, и в лечении толк знает.
   Я схватил его за грудки, приподнял. Хотел ровно усадить и поговорить, как подобает. Но жрец завалился на бок, отирая спиной стену.
   — Ну, ты и врезал, — услышал я за спиной голос пригорянки. — Не убил хоть?
   И виноватый бас Лыгора:
   — Дык, кто его знает-то. От души приложил.
   — Живой он, живой, — отрывисто бросил я, не оборачиваясь. — В обмороке, похоже.
   Бейона, кажется, раньше других догадалась, зачем мне нужен Терциел.
   — По щекам его похлопай, — посоветовала она.
   Что по щекам? Водой бы его окатить холодной. Да воду пока принесешь, дочка кровью изойдет. Тем не менее я пошлепал чародея по щекам. Вначале легонько, потом сильнее, а потом и вовсе «от души», почти как «речной ястреб».
   Сущий Вовне! Сотвори чудо! Я же тебя никогда ни о чем не просил.
   И чудо свершилось. Терциел открыл глаза. Охнул. Попытался снова опустить веки.
   Этой возможности я ему не дал. Встряхнул, забирая в кулак побольше светло-коричневой ткани. Подтянул поближе и, глядя в серые, какие-то блеклые, глаза, яростно прошипел:
   — Иди и лечи…
   Он непонимающе заморгал, и тогда я швырнул его, как куль с пенькою, на середину разгромленного кабинета, туда, где Глан, стоя на коленях, придерживал в ладонях Гелкину голову.
   — Ну, видишь, что сотворил? Лечи!
   Терциел подполз на четвереньках к раненой девчонке. Притронулся кончиками пальцев к напитавшейся кровью овчине. Прохрипел:
   — Амулет!
   — Нет амулетов, — жестко произнесла Бейона.
   — Мне нужен амулет, — повторил жрец.
   — Нету, лечи так, — я почувствовал, как в груди закипает глухое бешенство. Как калечить, так ему амулеты без надобности, а как лечить — подавай.
   — Я не могу без амулетов, — неожиданно твердо заявил Терциел. — Она умрет.
   И тут меня прорвало. Знаю ведь, безоружных пленных бить нехорошо, а не удержался. Носок моего сапога врезался чародею в бок, под ребра. Он согнулся и перекатился на спину. А я ударил еще раз, стараясь попасть по зубам. Терциел немножко отвернул голову и подошва только мазанула по подбородку.
   — Если она умрет, — заорал я, не помня себя от гнева, — ты ее не переживешь! И я обещаю тебе все круги Преисподней! Лечи! Ну!
   Я еще занес ногу, но бить не стал. Почувствовал вдруг отвращение. Будто в кучу гнилой капусты тычу сапогами. А следом пришли презрение и жалость к растрепанному человеку, корчащемуся на полу в измаранном жреческом балахоне, с побагровевшим от удара Гуни ухом, с обреченностью в глазах, достойной больше барана, над горлом которого занесли нож.
   — Ладно! Пошел вон, мразь.
   Почему никто не остановил меня? Стояли и равнодушно смотрели, как я бью его. Бью человека, который ответить мне не может, даже боится заслониться локтем от пинков. Я махнул рукой:
   — Уползай, убийца.
   И сплюнул. Кажется, попал на подол мантии.
   Терциел, натужно кряхтя, сел. Посмотрел на меня снизу вверх.
   — Кто она тебе, дикарь?
   — Дочка! Тебе-то что за…
   — Я буду лечить ее.
   Вначале я не поверил ушам. С чего бы это он так раздобрился? Но потом подозрения отступили. Не до них стало.
   Первым делом Терциел провел ладонью Гелке по лицу, погружая в сон. Вцепился в черенок бельта и рывком вытащил его из раны.
   Хлынула кровь. Я испугался, что ее не остановить, но жрец справился. Зажал рану ладонью, напряженный и сосредоточенный. Ему тоже приходилось нелегко. По своему опыту знаю, одновременно собирать Силу из Мирового Аэра, концентрировать ее в себе, а не в амулете, накапливать достаточное количество и тут же преобразовывать в стихийную и использовать — это не гарнец сушеного винограда умолотить. Не всякий сумеет. Но Терциел, видимо, не зря носил светло-коричневую мантию. .
   Вода и Земля — стихии, наиболее подходящие для лечения. Земля — кости и плоть мира, а ручьи и реки, озера и моря — суть кровь мира. А подобное лечится подобным. Иногда, правда, чародеи—лекари добавляют немного Воздуха. Правильно, воздух — душа мира. Но с болезнями духа бороться очень тяжело. Сломать разум человека легче, чем после вылечить, восстановить утраченное.
   Жрец шевелил губами, не открывая плотно сжатых век. Сейчас ему зрение не нужно и даже вредно. Он пользуется внутренним зрением. Находит разорванные кровеносные сосуды, плотно соединяет их стенки и дает толчок волокнам — срастайтесь! Трудная работа, очень кропотливая, требующая полного сосредоточения.
   — Ты глянь-то! Он же сам на себя не похож, — прошептал над моей головой Лыгор.
   Точно!
   Работа с Силой напрямую далась Терциелу тяжело. Его кожа на щеках и лбу посерела и производила впечатления неживой, подобно старому пергаменту. Нос заострился, как клюв ворона. Как будто он вливал в Гелку собственную жизнь, каплю за каплей.
   Вдруг жрец дернулся и едва не упал.
   — Держись! — я схватил его подмышки, прижимая к груди, как родного брата. — Держись…
   Он еле заметно кивнул и продолжал лечение.
   В воцарившейся тишине я слышал, как гулко высморкался кто-то в коридоре, как взволнованно сопит Гуня, как снаружи, во дворе замка, звонко заражал конь.
   — Все… — Терциел отнял ладони от спины Гелки и обмяк у меня на руках.
   — Как она? — наклонилась Бейона, но жрец не ответил. Он впал в странное полузабытье. Глаза открыты, но взор начисто лишен человеческого понимания. Так осоловело смотрит откормленный к празднику гусь, который уже даже глотать не может, не то что ходить или летать. И сам как тряпка — будто из спины вынули хребет.
   Я растерялся, не зная, что с ним делать. Уложить бы…
   — В порядке, — Сотник движением опытного воина, умеющего не только отнимать жизнь у врагов, но и сберегать ее остатки у соратников, коснулся живчика на шее Гелки. — Слабенько, но ровно. И дышит без натуги, — он осторожно стер кровяной след в уголке рта девочки.
   — Дай мне, — Гуня наклонился, перехватывая у меня безжизненное тело Терциела. — Куда его теперь?
   Бейона промолчала. Враг-то он ей враг, но ведь такое дело вышло…
   — Оставь пока тут, — распорядился Глан. — Молчун, ты с Гелкой побудешь?
   — Да, конечно, — я закивал так, что едва голова не оторвалась.
   — Тогда пошли, — он вскочил и стремительно вышел. Речники потянулись следом. Похоже, Глан после победы над Киселем стал их признанным кумиром.
   А я остался в комнате с изувеченной мебелью. Рядом лежали, едва дыша, два человека. Гелка, которая вошла в мою жизнь меньше года тому назад, но уже успела стать самым дорогим на свете существом. И жрец, уроженец мой далекой родины, бывший совсем недавно злейшим врагом, стремившимся убить меня. И ведь он едва не преуспел в этом деле. А потом искупил вину, отдав всего себя, почти без остатка, исцелению.
   Я понял, что не только не дам казнить Терциела, но даже не допущу малейшего наказания, какими бы злодеяниями против короны Ард'э'Клуэна он не замарался.

ГЛАВА IX

Ард'э'Клуэн, Фан-Белл, королевский замок,
златолист, день двадцать четвертый, вечер
 
   Кейлин решительно прихлопнул ладонью по столу:
   — Нет, и еще раз нет! Я сказал, никаких переговоров с Селинкой и Валланом я не желаю! Значит, так тому и быть.
   Будто надоедливую муху расплющил.
   Мы сидели вокруг стола в чисто прибранном кабинете Экхарда. Взамен разбитых табуретов принесены новые. Ободранные с древков знамена и заляпанные кровью гобелена сняты. Пол тщательно вымыт.
   Вот уж не думал, что буду участвовать в заседании королевского совета. Да еще в Ард'э'Клуэне. Но на этом настоял Сотник. К моему удивлению, его поддержала Бейона. Да, собственно, никто и не возражал. Кроме меня, конечно. Я чувствовал себя не в своей тарелке и предпочел бы узнать обо всех принятых решения после. Да не тут то было.
   Глан со своей подругой детства едва ли не силой втащили меня в королевский кабинет и усадили за стол.