Мак Кехта обиженно поджала губы, но спорить поостереглась. Морской ярл — полновластный хозяин и господин на палубе своего корабля.
   Сотник, выслушав ее перевод речи Мак Тетбы, не выказал ни озабоченности, ни обиды.
   Покачал головой, поднял один палец.
   — Одного возьму. С двумя некогда нянчиться. Были бы оба глаза, — он слегка усмехнулся в усы и коснулся повязки, пересекающей лицо.
   Мак Кехта, едва сдерживаясь, то ли от раздражения упрямством салэх, то ли от недовольства словами морского ярла — перевела.
   Мак Тетба покачал головой.
   — Фиал, шо салэх ф'иир ниабюэ лиих? Фиал, этот человек правда непобедимый воин?
   — Шеа. Да.
   — Кэарт го л'оор. Ну, хорошо. Шюю'л Улад. Пойдет Улад.
   Синеглазый сид приложил ладонь левой руки к сердцу, отводя правую назад. Жест почтения у перворожденных.
   Сотник окинул его взглядом, кивнул и, слегка поклонившись ярлу, повернулся лицом по ходу судна.
   Серая вода Ауд Мора пузырилась под мелким обложным дождем. В преддверии Халлан-Тейда осень оплакивала уходящий год. Будет ли наступающий год удачнее? Не вынудит ли пролить слез вдвое больше?

ГЛАВА II

Трегетройм, королевский замок,
златолист, день двадцатый, позднее утро
 
   Мрачный рассвет заглянул в узкое стрельчатое окно. Порывом сырого ветра толкнул тяжелую портьеру.
   Валлан открыл глаза словно от толчка.
   Утро.
   Позднее утро, если принять во внимание конец златолиста. Дни, чем дальше, тем короче, а ночи — длиннее и темнее.
   Капитан трегетренских гвардейцев опустил босые пятки на густую черную шкуру пещерного медведя, покрывавшую пол в королевской опочивальне от стены до стены. Потянулся за штанами, брошенными поверх пары высоких сапог.
   Вместе с рассветом в спальню заглянул и утренний холодок. Несмотря на закалку, Валлан поежился — камин прогорел еще вечером. Теперь в трубу немилосердно сквозило.
   Петельщик покосился на широкое, воистину королевское, ложе. Селина спала, разметав черные волосы поверх одеяла из серебристо-серых рысьих шкур. Рот принцессы приоткрылся, вокруг глаз легли темные круги — последний месяц дался ей не легко. А сегодняшний день обещает быть тоже трудным, хотя и приятным. Коронация.
   «Пусть спит», — подумал Валлан, натягивая штаны, а следом за ними и сапоги.
   Селина пошевелилась, пошарила рукой по еще теплой половинке кровати, где только что лежал гвардеец. Приподнялась на локте.
   — Пора?
   — Спи, — откликнулся Валлан, заправляя длинную рубаху. К чему спешить? Невеот начнет церемонию ровно в полдень.
   Принцесса кивнула и уткнулась лицом в плотный мех покрывала. Уснула, словно и не просыпалась.
   Хмыкнув, Валлан накинул на плечи светло-коричневый, стеганный дублет. Во дворце он старался обходиться без кольчуги, чтобы не обижать лишний раз петельщиков, несущих охрану везде и всюду. «Мышь не проскользнет», — любил, самодовольно усмехаясь, повторять барон Остан. С недавнего времени барон — раньше он был простым сотником гвардии. А вот обходиться без секиры капитан не смог себя приучить. Ощущение надежной тяжести на бедре — многолетняя привычка, от которой так запросто не избавишься. Даже если станешь принцем-консортом и всю жизнь проведешь во дворце под надежной охраной.
   Впрочем, сидеть сиднем в Трегетройме Валлан тоже не собирался. Да и кто ему даст?
   Уже сейчас на юге страны зреет баронский бунт. Да не один, по всей видимости. Не все трейги с радостным единодушием восприняли весть о смерти короля. Понятное дело, Витгольд давно и тяжело болел. От лекарей отказывался. И от местных жрецов-целителей, служащих Огню Небесному, и от приезжего чародея-озерника. Не принимал никаких снадобий, опасаясь отравления. Пил исключительно чистую ключевую воду, пользуясь кубком, вырезанным из рога полулегендарного зверя-единорога, обитающего далеко-далеко на юге, за горами Крыша Мира. Кость единорога, согласно народному поверью и заверениям купцов-поморян, доставлявшим диковинные товары морским путем в северные королевства, обладала свойством обезвреживать любой яд, добавленный в питье. А ел его покойное величество только перепелиные яйца. Тоже задачка для отравителя еще та. Как сквозь скорлупу яд пропихнуть? Вот Витгольд и рассчитывал врагов за нос провести.
   Не учел лишь дочку, решительностью в батюшку пошедшую.
   Селина давненько уже возмущалась глупыми законами да пресловутой дочерней покорностью. Не желала сидеть за пяльцами в светлице и жениха дожидаться, какого его величество сговорит. Хотя поначалу Витгольд был не против ее брака с Валланом, восьмым бароном Берсаном, капитаном гвардии Трегетрена. И род старинный, и воин, каких поискать. Надежная опора женщине-королеве в тот момент, когда отец отправится в Верхний мир, возляжет в просмоленную лодочку, по стародавнему обычаю, завещанному поколениями предков.
   Единственное препятствие между принцессой и вожделенной короной давно устранили. Да и что за препятствие?
   Старший брат.
   Принц Кейлин.
   Он уродился неплохим воином. Умелым бойцом. Достойным командиром. И лицом, и статью, пожилые люди утверждают, в батюшку покойного. Тот, бывало ни одной юбки не пропускал. А отказа не ведал вовсе не потому, что коронованная особа. Просто удал и хорош собой.
   Вот характером Кейлин не пошел в Витгольда. Чересчур мягок.
   Валлан аж скривился от презрения.
   Ну, скажите на милость, что это за будущий король, коли он не желает огнем и мечом баронские смуты подавлять, крестьянские восстания в крови топить. Ведь, кого боятся, того уважают. Власть зиждется на силе. И страхе.
   Нет, этот белоручка вздумал вести речи об отмене пошлин и селянских податей. Мол, легче станет жить земледельцу, больше будет зерна производить, всему Трегетрену прямая выгода. Ага, развязывай кошель. Будет тебе смерд из кожи вон лезть, чтоб баронов кормить, да королевский двор, да армию. А ремесленник начнет мастерить больше товаров, рудокоп черенок у лопаты сломает от усердия… А купец растает от милости монаршей и перестанет часть прибыли утаивать.
   Кто ж в здравом уме захочет больше работать?
   Еще Кейлин носился с вовсе уж бредовой затеей — раскрепостить тягловых селян. Чтоб не волен был местный барон или граф в их животе или смерти, а получал урочную подать в обмен на суд и защиту от лихих людей.
   Кто из баронов на такое согласится?
   Вот где начались бы бунты — всем бунтам бунты. И полетела бы, как пить дать, корона с головы балбеса-мечтателя. Развалился бы Трегетрен на удельные вотчины. А тут и соседушки не задержатся. Повесье с Ард'э'Клуэном спят и видят, как бы трейговское королевство по кусочкам растащить. Разрушить до основания и на развалинах еще меж собой свару учинить.
   А чего стоит чистоплюйство Кейлина во время последней войны? Последней ее называли потому, что названия еще не придумали. Иногда говорили «остроушья», иногда — «северный поход».
   Пытать и на колья пленных сажать он, видите ли, не желал, не хотел сучек остроухих и их ублюдков злобных жечь.
   «Воевать надо с воинами!»
   «Победа на поле брани достигается, а не в пыточном каземате!»
   Чистоплюй и белоручка!
   Из-за него и Мак Кехту в первый раз Валлан упустил. У Кровавой Лощины.
   Когда остроухие Мак Кехты и Мак Дабхта прижали Властомира с его гвардейцами. Веселинский король дротик в бедро получил и думал отступить из боя, но косоглазые нелюди достали таки его. Численный перевес на стороне остроухих оказался и быть бы Властомиру глубоко под курганом, если бы не петельщики. Их вели тогда Валлан и Кейлин.
   Ох, и врезали они нелюдям!
   Из трех десятков едва ли пяток ушел.
   В том числе и ведьма проклятая. Мак Кехта.
   Они с Мак Дабхтом вдвоем удирали, но под ярлом конь ногу сломал, поскользнувшись. Кейлин с парой бойцов на них налетел, а под Валланом скакун замешкался: почти с утра в бою — какое животное выдержит?
   И рубить бы принцу остроухую, а он Мак Дабхту голову снес!
   «Не могу, баба…»
   Мало проклятая баба, тьфу, сида крови людской попила?
   А ярл все едино не ушел бы! Пешком от конных? Курам на смех.
   Ушла Мак Кехта, а Валлан глухую злобу затаил на прежнего соратника и товарища по буйным молодецким забавам. Вначале терпел, не признавался никому. Все потому, что давно молодому барону и капитану гвардии пришлась по сердцу трегетренская принцесса Селина.
   Не хотел барон Берсан с будущим шурином ссориться, пока однажды не понял, что и черноволосой, черноглазой принцессе братишка старший тоже не по нутру.
   Вот кто родился корону надеть, так это Селина.
   Смелая, решительная, достаточно жестокая, чтобы любому бунтарю хвост прикрутить. И надо же уродиться девкой. Да еще младшей в семье!
   Тут уж ни о каком престолонаследии и речи быть не может. Заранее на роду написано выйти замуж либо за соседнего правителя или сынка такового, либо за королевского вассала побогаче и помогущественнее с тем, чтобы кровными узами родное королевство укрепить.
   А Селина смиряться с таким положением не желала.
   Вот и устроили они, заодно с Валланом и еще несколькими особо доверенными командирами из числа петельщиков, принцу Кейлину веселую прогулочку аж на Восходный кряж. С мешком на голове.
   Можно, конечно, было и сразу корд под лопатку сунуть, но почему-то никому не захотелось мараться в королевской крови. Или гнева Огня Небесного испугались?
   Насчет Восходного кряжа им молодой чародей из озерников подсказал.
   Есть, оказывается, на скалистых кручах, защищающих Ард'э'Клуэн и Восточную марку от суховеев, набегающих из великой степи, пещерные храмы. Ничего общего они не имеют с Храмом, которому чародей Квартул служил и за который жизнь отдать был всегда готов. Ни о каком волшебстве тамошние отшельники знать не знали и ведать не ведали. Надо полагать, только поэтому и не разрушили их убежища до сей поры. К конкурентам Храм Приозерной империи жалости и снисхождения не испытывал.
   Обитатели пещерных монастырей жизнь проводили в тяжких испытаниях, каковые сами для себя и придумывали. Таким образом они намеревались достичь сверхчеловеческих возможностей, не прибегая к чародейству. К примеру, из уст в уста в империи передавались легенды об учителе, сумевшем взлететь одним усилием воли. Или о старце, провидящем будущее с такой точностью, что погоду мог предсказывать и виды на урожай на несколько лет вперед. Не всегда в пещерные монастыри уходили добровольно. Иногда старцы-отшельники покупали себе рабов из числа осужденных преступников. Кто-то же должен выполнять тяжелую работу — носить воду, колоть дрова, убираться в кельях — пока достигается просветление? Правители охотно соглашались обменять висельников на звонкую монету или горный воск. От пещерников еще никто не возвращался. При первой попытке удрать пойманного выхолащивали. За вторую — ослепляли. Обычно после этого уже ни один не убегал. Как? Да и к чему?
   Квартул — так звали жреца-чародея согласно правилам Храма — набросал записку в несколько строчек настоятелю или, как величали своих старших сами пещерники, Просветленному одного из монастырей с просьбой приютить опасного преступника, злоумышлявшего против короны и Сущего Вовне.
   Захватить Кейлина оказалось на удивление легко — он не ожидал подвоха, привык доверять близким. Во дворце тоже ни одна живая душа ничего не заподозрила. Витгольду скормили байку об исчезновении. Король грустил, горевал, пытался наладить поиски наследника. Валлан ему не препятствовал. Наоборот, всячески помогал.
   Трегетрен прочесали от Спорных земель до Восточной марки, от Железных гор до Черного нагорья. Безуспешно.
   И без того тяжко больной Витгольд сильно сдал. Почти не вставал с постели. Все чаще задумывался о смерти.
   А разрешив Валлану отправиться на поиски отряда Мак Кехты в середине липоцвета, король в приватной беседе дал согласие на брак восьмого барона Берсана с наследницей престола. И даже напутствовал пожеланием беречь себя.
   Все шло как нельзя лучше, но…
   Витгольд всегда был самодуром. Уж если что втямяшилось ему под черепок, увенчанный железным ободом короны Трегетрена, так напрочь вытесняло все предыдущие обещания.
   «Я хозяин слову королевскому. Захотел — дал, а захотел — и назад взял».
   На беду, чью только — не понять, в отсутствие Валлана в Трегетройм прибыли послы Властомира. Из далекого Весеграда приехал королевский дядька и наставник, почитавшийся им заместо отца, Зимогляд. Да не просто так, грамотами обменяться, да о торговых путях и пошлинах договориться явились послы. Жениться Властомиру приспичило.
   Валлан как узнал, враз пожалел, что коня гнал при Кровавой Лощине. Глядишь, замешкался бы, дал роздых измученному вороному, и пришлепнули бы повесского жениха остроухие. Хоть какая-то польза от нелюдей. Хоть раз в жизни.
   По правде говоря, Властомиру давно уж нужно было невесту подыскать. Шутка ли? Королю давно за тридцать перевалило, а все холостой и бездетный. Байстрюки от слободских девок прижитые — не в счет. Только к кому свататься? У Экхарда — сын. У владыки Приозерной империи детей нет…
   Само собой, вожди веселинских родов, бояре знатные, так и норовили с какой-нибудь из своих дочек Властомира окрутить. Но он благоразумно умудрялся всякий раз отвертеться от чересчур уж рьяных отцов. Выдели один род — другие обидятся. Королю это надо?
   Да, в народе говорили еще про дочку Витека Железный Кулак. Этот талун по праву почитался в Ард'э'Клуэне вторым после короля. Тал Ихэрен раскинулся на левобережье Отца Рек, ближе к Железным горам. Отсюда и богатство Витека — сталь, железная крица, медь. Отсюда и военная мощь — до сотни колесниц Железный Кулак, случалось, собирал под свою руку. Но от его девки даже в Фан-Белле отказались. А на что уж охочие до женского полу и сам Экхард, и сынок его — Хардвар. Тем не менее, отправили назад в Ихэрен, к отцу. Зачем Властомиру ославленная таким манером девка? Пусть даже и талунская дочка. Пусть даже и самого Витека плоть от плоти.
   Кстати, владыка ихэренский обиды от короля не стерпел и надумал отделиться от Ард'э'Клуэна. За что и поплатился. В самом начале златолиста его рать сошлась с королевским войском, которым командовали Брохан Крыло Чайки — предводитель «речных ястребов» — и Брицелл Постум, капитан конных егерей Экхарда, наемник с далекого юга. В том бою Витек погиб, а королевская армия сейчас довершала разгром и разграбление его вотчины. Пропал в общей свалке и Брохан Крыло Чайки. Так что озерник Брицелл сейчас остался единственным опытным военачальником при молодом Ард'э'Клуэнском монархе — Экхарде Втором.
   И все же мысли Валлана, сделавшие основательный крюк, вернулись к посольству Властомира.
   Зимогляд прямо предложил Витгольду через брак укрепить позиции обоих королевств. Не исключая и объединение их после смерти Трегетренского короля.
   К сожалению, отец Селины за эту идею ухватился двумя руками, как голодный за окорок. Наплевал на обещания, данные дочери и Валлану. Начал сговариваться с дядькой Властомира о свадьбе.
   Сам барон Берсан узнал о том случайно, на границе Трегетрена с Ихэреном. Когда возвращался после удачной погони за Мак Кехтой, увенчавшейся полным разгромом ее банды и смертью — кто бы сомневался? — остроухой ведьмы.
   Капитан гвардии повел остатки своего отряда с такой скоростью, что едва не загнал вконец измученных долгим переходом коней. Рукоять секиры ныла в ладонях, отзываясь на прикосновения мелкой дрожью, словно живая. Кто знает, что бы Валлан наговорил королю, успей в Трегетройм вовремя, и чем бы их встреча закончилась?
   Но он не успел.
   Как ни гнал коня, не успел.
   Селина все сделала сама.
   Не без помощи расквартированных в столице петельщиков, которым Валлан дал строжайший наказ — слушать принцессу как самого себя, ее высочество устроила ночью дворцовый переворот в лучших традициях. Не даром характером в отца удалась.
   Витгольда, столь упрямо цеплявшегося за жизнь, задушили подушкой. И то дело. Кровь королевскую, согласно бытующей молве, проливать грешно. Не отмолишься. А удушить — милое дело.
   Сотник Остан со всеми петельщиками поддержали начинание принцессы. На ее же сторону переметнулся королевский казначей — барон Нувель, ныне граф Нувель — и верховный жрец Огня Небесного — Невеот. А коль деньги и божество с нами — кто на нас?
   Так и вышло, что капитан гвардии прибыл на все готовое. Вот тебе невеста, вот тебе корона, вот тебе власть…
   Но еще одну новость узнали Валлан с Квартулом от армейского сотника Хродгара, направленного с подкреплением в форт Турий Рог на северной окраине королевства. Разбойник-перебежчик, сам того не желая, выдал страшную тайну. Оказалось, Кейлин жив и находится на свободе.
   Нелепая случайность.
   Десяток петельщиков, сопровождавший принца в его принудительной прогулке на Восходный кряж, напоролся на засаду банды веселинских дезертиров. Каким ветром занесло бородачей аж в пределы Восточной марки? Спору нет, таких ватаг много осталось по всем трем королевствам после того, как война вяло затихла. Еще бы, пропасть народа оружие в руки получила, да хлебнула вольной вольницы. Поняли бандиты, что кровь пролить и отнять чужое гораздо проще, чем соленым потом свое добывать, строить, выращивать.
   И вот неведомый промысел высших сил столкнул конвой Кейлина и лесных молодцев. Гвардейцев перебили без всякой жалости. Еще бы, петельщики сами разбойникам спуску не давали. Так чего же в ответ милосердия дожидаться? Пленника, понятное дело, освободили. Враг моего врага — мой друг. Истина давно известная.
   Кейлин свое происхождение скрыл. Не стал называться перед лесными молодцами. Мало ли что?
   Но воинского искусства своего не припрятывал. Враз показал, как с мечом обращается. А полутораручником, следует признать, владел принц как немногие в Трегетрене. Главарь ватаги в восторг пришел, а с ним и остальные разбойнички. Дали новичку прозвище — Живолом.
   А вот с перебежчиком Вырвиглазом трейговский принц явно что-то не поделил. Да оно и понятно, предатель из арданов был, рыжий, усатый и верткий, ровно таракан запечный. А Кейлин арданов никогда не любил.
   Вырвиглаз с радостью выложил перед Хродгаром, а потом и перед Валланом, куда направляется шайка, сколько в ней людей, коней и подвод, сколько луков, мечей и копий. Выходило не очень внушительно. Ну, банда и банда. Окружали и вырезали до единого человека и более многочисленные отряды.
   Капитан послал расправиться с веселинской ватагой четыре десятка воинов под командованием полусотенника Лабона. Десяток петельщиков и три десятка воинов Хродгара — двадцать лучников, а остальные щитоносцы-копейщики. На первый взгляд, сила вполне достаточная, чтобы раздавить любую шайку, пускай даже три принца там в подручных у главаря ходят.
   Не вернулся ни один.
   Или нет, неправда. Вернулся один Лабон.
   Прискакал в Трегетройм дней через пять после прибытия Валлана. На измученном коне. Сам бледный, в лице ни кровинки, краше в просмоленную лодочку укладывают. И правой руки нет. Обрублена выше локтя.
   Лабон-то и рассказал Валлану и Квартулу, как в заброшенной и людьми, и богами деревеньке Щучий Плес у брода встретились два отряда. И что веселинская банда совсем даже на банду не похожа, а скорее на слаженный и отлично вымуштрованный летучий отряд. И Кейлин там если не за предводителя, то уж первый помощник у главаря точно.
   Взять шайку с налета, врасплох не получилось. Видать местные предупредили о засаде. Лабон себя воином и командиром из последних никогда не считал, но тут нашла коса на камень. Любой его ход принц упреждал. Лучникам даже нос высунуть из лесу не дал. Полусотенник в обход часть своих конников бросил, так их перебили, словно бабка нашептала, где именно они реку переходить надумали.
   Отчаявшись, Лабон предложил Кейлину поединок. Один на один. Грудь на грудь. Знал, не погладит капитан по головке, если не выполнив приказ петельщик вернется. А приказ простой и ясный — привезти голову его высочества в мешке.
   Но и тут не повезло полусотеннику. Хоть в гвардии почитался он едва ли не первым мечником. То ли стареть начал, то ли и впрямь Огонь Небесный к принцу благоволил. Кейлин его свалил. Ранил тяжело. Руку отрубил на ладонь выше локтя и еще ребрам досталось. Ежели б не кольчуга, уложил бы на месте.
   Тут бы и конец бравому полусотеннику, но принц, по своему обыкновению, раненого пощадил. Велел перевязать.
   А потом открылся и перед лесными молодцами, и перед трегетренским отрядом. Объявил, мол, те, кто его наследства лишить удумали, еще кровушкой умоются. Призвал лучников, щитоносцев и петельщиков, в общем, всех бойцов, что с Лабоном к Щучьему Плесу пришли, под свои знамена.
   Перешли все. Валлан едва зубы не сломал, когда о том услышал. Его петельщики! Жердяй, Скреп, Заяц… Верные псы.
   Нет, человек не может быть понастоящему верным. До конца, до предела, до смерти. Только собакам истинная преданность по силам. За это барон Берсан и любил собак больше, чем людей.
   А Лабона отправил Кейлин-Живолом в Трегетройм рассказать об увиденном Валлану и Селине. Принц не сомневался, что его пленение и отправка на восток, в пещерный монастырь — дело, задуманное сестрой, а приведенное в исполнение будущим зятем.
   Валлан, выслушав бывшего, но теперь потерявшего доверие помощника, пришел в бешенство. Две ореховые панели, расколотый секирой, и разбитый в щепки кулаком стол — не в счет. Хвала Огню Небесному, люди под горячую руку не подвернулись. Лабон-то привычный — два раза увернулся, а после и гнев прошел. Так же быстро, как и возник.
   Через несколько дней, капитан петельщиков, успокоившись, решил вновь выслушать от полусотенника подробности событий в Щучьем Плесе. Но Лабон исчез. Словно сквозь землю провалился. Караковый конь остался стоять в конюшне, а вот хозяин его пропал. Однорукого калеку искали по дворцу, потом по всему Трегетройму. Поискали и бросили. Решили, что Лабон застыдился насмешливых взглядов бывших соратников — еще бы, дал себя обвести вокруг пальца, словно ребенка несмышленого — и ушел. Куда? Да кто его ведает? Может в ту деревню, откуда родом, из которой больше тридцати лет назад явился в столицу счастья искать. А может, еще куда. Трегетрен — большое королевство. Опытный мечник, пусть даже и покалеченный, не пропадет. К любому барону может наняться ратников школить или сынков баронских с мечом обращаться учить.
   Наконец-то Валлан выбрался из спальни. Размышления здорово отвлекли его и заставили замешкаться. В маленькой комнатушке-предбанникесоединяющем королевскую опочивальню с коридорами замка, клевали носом четверо петельщиков. Хоть и все вокруг родные и свои в доску, а охрана не помешает.
   Увидели капитана. Вскочили, вытянулись во «фронт».
   Тут же возились в углу два толстых щенка по-волчьи серой масти. Клык и Коготь. Их капитан петельщиков подобрал еще в конце жнивца, в небогатой фактории трапперов на правобережье Аен Махи.
   История обычная — сука загуляла в лесу с волком. А хозяин, нет бы радоваться, решил потопить щенков. За что получил в глаз от капитана петельщиков. А собакус щенками вместе, Валлан забрал с собой. Всего их семеро было, кутят-то. Выжили лишь двое. Переход неблизкий — несколько сот лиг, а они еще маленькие, слабые… Зато теперь отъелись, окрепли и обнаглели. Уже пробовали кусать обитателей дворца за лодыжки. Вот только голосов не подавали. Не лаяли никогда, хотя другие щенки в четыре месяца уже вовсю пробуют тявкать. А у этих, видать, волчья порода сказывалась. Может, потому и избавляются трапперы от помесей? Им-то нужны собаки, чтоб зверя облаивать, охотника к добыче привлекать.
   Клички волчатам Валлан сам придумал. Клык и Коготь не отходили от своего хозяина и благодетеля. Так весь день двумя хвостиками и волочились за ним. А вот мать их, черно-белая лайка Тучка, предала спасителя своих детей. Променяла на сладкий аромат кухни и сытную кормежку. От дворцовых поваров не отходила.
   Вот и сейчас оба пса-подростка бросились к сапогам капитана гвардии, заскакали на задних лапах, завиляли толстыми, негнущимися хвостами.
   Стоящий с правого краю невысокий курносый петельщик улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Он тоже был для щенков не последним человеком. Кормил, возил в большой корзине, блох выбирал еще от пустоземелья Аен Махи. Правда, теперь Клык и Коготь вспоминали о старой дружбе все реже и реже.
   — Ну что, Рохля, — окинул курносого взглядом Валлан, — кормил псов?
   — Так точно! — гаркнул петельщик, еще больше выпячивая грудь.
   — Молодцом!
   — Рад стараться!
   Капитан кивнул. Коротко бросил:
   — Охраняйте.
   И стремительным шагом направился в оружейную комнату, приспособленную им под кабинет.
   Здесь радовал ноздри запах смазки, стали и хорошо пропитанной дегтем кожи перевязей и ножен. Вдоль стен протянулись стойки со старинными алебардами: с прямыми лезвиями, и с более новыми — полукруглыми; с рогатинами и гизармами; с глевиями и рогатыми копьями арданов. На стальных скобах висели секиры, боевые топоры, клевцы и чеканы. На длинном столе лежали одноручные и полутораручные мечи: кавалерийские, с заточкой одного лезвия полностью, а другого — на треть, и пехотные обоюдоострые. Здесь же грудой валялись корды и охотничьи ножи. Под слоем паутины, в укромном уголке, спряталась узкая кривая сабля кочевника из восточной степи. В углу возвышалась громадина двуручного меча — крестообразная гарда почти на уровне ключиц капитана, тяжелый противовес, выполненные в виде копыта, — выше бритого темени.