Страница:
отстегали розгами. Ей было 58 лет, волос у нее почти не было, нос кривой, глаза тусклые
и гноящиеся, рот широкий, зубы желтые, как сера. Она была высокой и совершенно
высохшей, как она уверяла, от истощения, поскольку родила четырнадцать детей и всех
их задушила, чтобы они не стали преступниками. Живот ее колыхался, как волны моря, а
зад был весь в нарывах.
Вторую звали ЛУИЗОН.
Ей было шестьдесят лет. Маленького роста, горбатая, хромая и одноглазая, она
обладала хорошим для своего возраста задом и еще свежей кожей. Она была злющей, как
дьявол, и всегда готовой совершать гнусности и выполнять любые мерзкие поручения, о
которых ее просили.
ТЕРЕЗЕ было шестьдесят два года. Она была высокой и худой, с голым черепом,
похожей на скелет. Во рту у нее не было ни одного зуба, и из этого отверстия исходило
зловоние, способное вызвать рвоту. Зад ее был испещрен шрамами от ран, а ягодицы были
такие отвислые, что их можно было обернуть вокруг палки. Дыра в этом заду была
похожа на отверстие вулкана. Она сама говорила, что вообще никогда его не вытирает, так
что на нем, наверное, сохранился кал со времен ее детства. Что касается влагалища, то это
было вместилище всех нечистот, настоящий склеп, от зловония которого можно было
упасть в обморок. У нее одна рука была искалечена, и она хромала на одну ногу.
ФАНШОН звали четвертую. Ей шесть раз грозила виселица. Не было, наверное,
такого преступления на земле, которого бы она не совершила. Ей было шестьдесят девять
лет, она была курносая, низкорослая и толстая, к тому же косая. В ее зловонной глотке
осталось только два зуба. Рожистое воспаление покрывало ее зад, у заднего прохода
образовался геморрой величиной с кулак. Ужасная язва сожрала влагалище; одно ее бедро
было обожжено. Три четверти года она была пьяна, из-за пьянства у нее был больной
желудок, ее рвало повсюду. Дыра ее зада, несмотря на геморроидное обрамление, была
так велика, что она непрерывно портила воздух, даже этого не замечая.
Независимо от службы в доме в период намеченного спектакля, эти четыре женщины
должны были участвовать во всех ассамблеях, чтобы выполнять поручения и услуги,
которые от них потребуются.
* * *
Все нужные меры были приняты, а поскольку лето уже начиналось, то главными
заботами стали перевозки всевозможных вещей, которые должны были сделать
пребывание в замке Дюрсе в течение четырех месяцев удобным и приятным. Туда
перевозили в большом количестве мебель и зеркала, запасы продовольствия, вина и
ликеры; туда отправляли рабочих, а понемногу и участников спектакля, которых Дюрсе
принимал и размещал.
Теперь пришло время описать читателю знаменитый замок, где произойдет столько
событий за предстоящие четыре месяца. Место действия было выбрано со всей возможной
тщательностью. Замок был совершенно удален от всех людных мест, и его уединенность
Я тишина вокруг служили могучими стимулами разврата. Горный пейзаж и
приближенность к небу придавали ему еще большую (привлекательность.
Мы опишем вам эту обитель не такой, какой она была в прежние времена, а в ее
нынешнем великолепии, о котором позаботились наши герои.
Добраться до замка было нелегко. Сначала надо было доехать до Баля, затем до Рэна.
Здесь надо было выходить из экипажа, поскольку дальше дорога становилась
труднопроходимой. После Шоре Нуар ("Черный лес") шли примерно пятнадцать лье по
извилистой дороге, по которой без гида пройти было невозможно. На этой высоте
находился неприветливый поселок угольщиков и лесников -- он принадлежал Дюрсе и
отсюда начинались его владения. Так как обитателями этого хутора были
преимущественно воры и контрабандисты, Дюрсе сумел с ними поладить. Они
договорились, что жители поселка в течение определенного рока совершенно не будут
вмешиваться в жизнь замка и не реагировать, что бы там ни происходило. За это он
предоставил им некоторые льготы, которых они давно добивались, и вооружил своих
вассалов. И этот барьер оказался закрытым на замок. В дальнейшем описании мы увидим,
что эта хорошо закрытая дверь практически делала Силин, так назывался замок Дюрсе,
недосягаемым. Поселок заканчивался огромной ямой для сожжения угля, затем начинался
крутой подъем, наверно, не менее высокий, чем на Сен-Бернар, но еще более трудный, так
как на вершину горы можно было подняться только пешком. Не то, чтобы мулы
отказались идти, но со всех сторон была пропасть, и тропинка, по которой приходилось
взбираться вверх, с каждым шагом становилась все опаснее. Уже шесть мулов, груженных
продовольствием и другой поклажей, сорвались вниз, а с ними и два рабочих, которые
пытались их спасти. Надо было затратить около пяти часов, чтобы достигнуть вершины.
Но и на вершине, благодаря принятым предосторожностям, возникал новый барьер,
который могли преодолеть только птицы. Этим странным капризом природы была
трещина в тридцать туаз1 (Туаза -- старинная французская мера длины) между северной и
южной сторонами вершины, через которую невозможно было перебраться без искусной
помощи. Вот почему, поднявшись на гору, нельзя было с нее спуститься. Дюрсе соединил
эти две части расщелины, между которыми находилась глубокая пропасть, красивым
деревянным мостом, который сразу поднимался, едва только проходили последние
пешеходы. И с этого момента всякая связь замка Силин с внешним миром прекращалась.
Потому что, спустившись с северной стороны, попадешь в долину протяженностью
четыре арпана2 (Арпан -- старинная французская земельная мера), которая, как ширмой,
со всех сторон окружена отвесными горами с острыми вершинами, без малейшего
просвета между ними. Поэтому этот проход, который назывался "дорогой через мост",
являлся единственным, с помощью которого можно опуститься вниз и иметь связь с
долиной, но если мост разрушить, уже ни один человек на свете, каким бы способом он ни
пользовался, не мог бы спуститься вниз. Итак, именно посередине этой небольшой
долины, так хорошо защищенной и так плотно окруженной горами, и находился замок
Дюрсе.
Замок окружала стена в тридцать футов высотой, а за стеной находился ров,
наполненный водой, который защищал еще одну ограду, образующую круговую галерею.
Потайной ход из галереи, низкий и узкий, вел в большой внутренний двор замка, где
находились жилые помещения. Они были просторны и прекрасно меблированы благодаря
последним усилиям организаторов. Теперь я опишу сами апартаменты -- не те, что были
здесь прежде, а заново отделанные в соответствии с планом, который был задуман.
Из большой галереи на первом этаже попадаешь в очень красивую залу,
оборудованную под столовую, по бокам которой расположены шкафы в форме башен.
Сообщаясь с кухней, эти шкафы давали возможность гостям получать горячие блюда без
помощи слуг. Салон был украшен дорогими коврами, балдахинами, турецкими диванами,
великолепными креслами и всем тем, что могло его сделать уютным и приятным. Из
столовой дверь вела в гостиную, простую, без вычурности, очень теплую и обставленную
красивой мебелью. К гостиной примыкал зал ассамблеи, предназначенный для
выступлений рассказчиц. Это было, если можно так выразиться, главное поле битвы,
центр ассамблеи порока, поэтому помещение было особенно тщательно декорировано, и
его описание заслуживает особого внимания.
Зал имел форму полукруга. В его дугообразной части помещалось четыре широких
зеркальных ниши, в каждой из которых был установлен великолепный турецкий диван.
Все четыре ниши обращены были лицом к стене-диаметру, разрезающей круг. В центре
этой стены возвышался трон с четырьмя ступенями. Трон был предназначен для
рассказчиц, а ниши -- для четырех главных слушателей. Трон был расположен таким
образом, чтобы каждое слово рассказчиц долетало по назначению. Зал напоминал театр:
трон был сценой, а ниши -- амфитеатром. На ступенях трона должны были находиться
"объекты" разврата, привезенные для того, чтобы успокаивать возбуждение, вызванное
рассказом. Эти ступени, как и сам трон, были покрыты коврами из черного бархата с
золотой бахромой. Такие же ковры, но темно синие с золотом, покрывали диваны в
нишах. У подножия каждой ниши находилась дверца, ведущая в помещение, похожее на
артистическую уборную, предназначенное для того, чтобы выпускать на сцену "объекты",
которые желали видеть в данный момент и которые садились на ступени трона.
Помещения под нишами были снабжены диванами и другой мебелью, необходимой для
совершения непристойностей всех видов. С двух сторон трона находились колонны,
упирающиеся в потолок. Эти две колонны были местом ожидания наказания для
"объекта", который в чем-то провинился. Все нужные инструменты пыток были
выставлены тут же у колонны. Их зловещий вид создавал атмосферу подчинения -- того
подчинения, которое, как известно, придает пороку особое очарование.
Зал ассамблеи сообщался с кабинетом, который в свою очередь примыкал к жилым
помещениям. Этот кабинет был своего рода будуаром, глухим и тайным, очень теплым и
сумрачным даже днем: он был предназначен для свирепых любовных баталий один на
один или иных тайных грехов, о которых будет рассказано потом.
Чтобы попасть в другое крыло замка, надо было вернуться в галерею, в глубине
которой виднелась красивая часовня. В параллельном крыле находилась башня,
выходящая во внутренний двор. Красивая прихожая вела в четыре прекрасных
аппартамента, каждый из которых имел свой будуар. Красивые турецкие кровати,
покрытые шелковыми покрывалами трех цветов гармонировали с мебелью. Будуар
предлагал все, что нужно для самой тонкой извращенности. Эти четыре квартиры были
предназначены для наших четырех героев. И так как все квартиры были хорошо утеплены
и комфортабельны, они были прекрасно устроены. Согласно договору, жены героев жили
вместе с ними.
На втором этаже было такое же число квартир, но они были разделены иначе. В
большой квартире было восемь альковов с восемью маленькими кроватями -- здесь спали
девушки. Рядом в двух небольших комнатах жили две служанки, которые за ними
следили. Две нарядные комнаты были отданы двум рассказчицам. В квартире, подобной
квартире девушек, с восемью альковами, разместили юношей. Рядом с ними -- комнаты
двух служанок, наблюдательниц за ними и комнаты двух других рассказчиц. О
комфортабельной комнате для содомистов тоже позаботились, хотя им придется редко
спать в своих кроватях.
На первом этаже разместилась кухня, где стряпали три хороших поварихи, которым
прислуживали три здоровых деревенских девушки. Их участие в "удовольствиях" не
предполагалось. Одна из них отвечала за скот, который нагнали в замок в большом
количестве. Больше прислуги в замке не было.
В галерее находился маленький христианский храм. Узкая лестница в триста ступенек
вела в подземелье. Там, за тремя железными дверями, в глубокой тайне хранились орудия
самых жестоких, варварских и утонченных пыток в мире. И кругом -- тишина и полная
изоляция. Здесь можно было расправиться со своей жертвой совершенно безнаказанно.
Хозяева были здесь у себя дома, Франция с ее законами -- далеко. Кругом --
непроходимые горы и леса. И только птицы могли узнать правду. Горе, сто раз горе
наивным созданиям, оказавшимся в подобной изоляции от всего мира! На что они могли
рассчитывать? На милость победителей? Но победители были лишены жалости, их
привлекал только порок. Ни законы, ни религия не могли их остановить.
* * *
Наконец все было готово, все были размещены по квартирам. Герцог, Епископ,
Кюрваль и их жены вместе с четырьмя содоми-стами прибыли в замок 29 октября. Дюрсе,
как мы уже говорили, его жена и первая группа участников прибыли раньше. Как только
последние приехали, Дюрсе приказал обрубить мост. Но это еще не все. Герцог, осмотрев
окрестности, решил, что, поскольку продовольствия в замке было в избытке, и не было
необходимости за чем-либо выезжать за его пределы, следует предотвратить опасность
атаки снаружи и бегства изнутри. Посему он велел замуровать все двери, через которые
проникали во двор и, вообще, все возможные выходы, превратив замок в подобие
осажденной крепости. Не осталось ни щелочки ни для врагов, ни для дезертиров. Теперь
вообще было трудно определить, где раньше были двери.
Два последних дня до ноября были отданы на отдых "объектов", чтобы они
появились на сцене свежими в момент открытия представления. Сами же четыре друга
использовали это время для составления правил, которым все участники должны были
подчиняться безоговорочно. Подписав их, они обнародовали правила перед всеми
"объектами". Прежде чем перейти к действию, познакомим читателя с этими правилами.
Правила
Подъем во все дни спектакля и для всех в десять часов утра. К этому моменту
содомисты, которые не будут заняты ночью, придут к друзьям и приведут с собой каждый
по одному мальчику. Переходя из комнаты в комнату, они будут удовлетворять желания
друзей. Однако мальчики, которых они с собой приведут, вначале будут лишь
"перспективой", поскольку друзья договорились, что девственницы будут использованы
только в декабре, а юноши-девственники -- только в январе. И все это ради того, чтобы
возбудить и понемногу усиливать желание, все более его распаляя, чтобы, в конце концов,
полностью удовлетворить сладчайшим образом.
В одиннадцать часов друзья идут в квартиру девушек. Там будет сервирован завтрак с
горячим шоколадом. Будет подаваться Жаркое с испанским вином или другие блюда.
Девушки будут обслуживать друзей обнаженными. С ними будут Мари и Луиза, а две
другие служанки будут с мальчиками.
Если друзья пожелают обладать девушками за завтраком или после него, девушки
обязаны им безропотно подчиняться, иначе Их ждет наказание. Договорились, что по
утрам это будет происходить на глазах у всех. Кроме того, девушки должны будут
усвоить привычку вставать на колени каждый раз, когда они видят или встречают друзей
и оставаться в этом положении до тех пор, пока друзья не позволят им подняться. Помимо
девушек, этим правилам подчинялись жены друзей и старые служанки. Каждого из них
надо было называть отныне только "Монсиньор".
Прежде чем выйти из комнаты девушек, ответственный за одежду на спектакле (они
решили быть ответственными по очереди: Дюрсе -- в ноябре, Епископ -- в декабре,
Председатель -- в январе, а Герцог -- в феврале) осматривал ее состояние и готовность к
спектаклю, а также вид девушек. Им запрещалось самим ходить в туалет без разрешения
служанок, в случае нарушения их ждало наказание.
Затем друзья идут на квартиру юношей, чтобы сделать подобный же осмотр и
установить виновных. Четыре мальчика, которые вместе с содомистами не заходили
утром в комнату друзей, должны при их появлении снять штаны. Четверо других этого
делать не будут, а должны безмолвно стоять рядом в ожидании приказов. Друзья могут
позабавиться с ними на глазах у всех: в это время уединенные "тет-а-тет" не положены.
С двух до трех часов -- обед у девушек и юношей. Друзьям обед сервируют в
гостиной. "Работяги" -- содомисты -- единственные, кому оказана честь присутствовать.
За обедом прислуживают четыре жены, совершенно голые, им помогают четыре
служанки, одетые как колдуньи. Они передают горячие блюда женам, те подносят их
мужьям. Восемь содомистов во время еды могут трогать и гладить тела жен и даже
осыпать их ругательствами -- жены обязаны это переносить безропотно.
В пять часов обед заканчивается. Содомисты свободны до ассамблеи, а друзья
переходят в салон, где два юноши и две девочки, каждый день новые, но всегда голые,
подносят им кофе или ликеры. Здесь положены невинные игры и шутки.
Около шести часов четверо юношей пойдут переодеваться к спектаклю в
торжественную одежду. А в шесть часов господа перейдут в зал ассамблеи,
предназначенный для рассказчиц.
Каждый разместится в своей нише. Дальше порядок будет такой. На трон взойдет
рассказчица. На ступенях трона разместятся шестнадцать детей. Четверо из них, две
девочки и два юноши, будут находится лицом к одной из ниш, то есть каждая ниша будет
иметь напротив себя четверых, на которых только она имеет права, а соседняя
претендовать не может. Эти четверки (катрены) будут меняться ежедневно. К руке
каждого ребенка из катрена будет привязана цепь из искусственных цветов, которая
тянется к нише; во время рассказа каждый герой мог потянуть за гирлянду -- и ребенок
сразу бросится к нему. Для наблюдения к каждой четверке приставлена старуха-служанка.
Три рассказчицы, не занятые в этот месяц, будут сидеть у подножия трона на
банкетках, не принадлежа никому -- и в то же время всем. Четыре содомиста, чье
назначение проводить эту ночь с друзьями, могут воздержаться от присутствия на
ассамблее. Они будут находиться в своих комнатах, занятые приготовлением к ночи,
которая потребует от них немалых подвигов. Что касается четырех других, то каждый из
них будет в нише у ног одного из организаторов представления; тот будет восседать на
диване радом со своей женой. Жена будет всегда голой. Содомист будет одет в жилет и
штаны из розовой тафты. Рассказчица этого месяца будет выглядеть как элегантная
куртизанка -- также как и три ее коллеги. Мальчики и девочки из катренов будут одеты в
костюмы: один катрен в азиатском стиле, другой -- в испанском, третий -- в греческом,
четвертый -- в турецком. На другой день -- новое переодевание, но все одежды будут
выполнены из тафты и воздушных тканей -- тела ничего не будет стеснять, и одной
отстегнутой булавки будет достаточно, чтобы они оказались голыми. Что касается старух,
то они будут одеты попеременно как монашки, колдуньи, феи и -- иногда -- как вдовы.
Двери комнаты, смежной с нишей, всегда будут приоткрыты, сами комнаты хорошо
прогреты и оборудованы мебелью, нужной для разных способов разврата. Четыре свечи
будут гореть в каждой из этих кабин, пятая -- в салоне ассамблеи.
Ровно в шесть часов рассказчица начнет свое повествование, которое друзья могут
прервать, когда захотят. Рассказ будет длиться до десяти часов вечера; поскольку друзья
будут воспламеняться, позволены любые виды наслаждений, кроме одного: лишения
девственности. Зато они могут делать все, что им вздумается, с содомистами, женами,
катреном, старухой при нем и даже тремя рассказчицами, если фантазия их захватит. В
момент получения удовольствия рассказ будет прерван, а по его окончанию --
возобновится.
В десять часов -- ужин. Жены, рассказчица и восемь девушек ужинают вместе или
порознь, но женщинам не положено ужинать вместе с мужчинами. Друзья ужинают с
четырьмя содомистами, не занятыми ночью, и четырьмя мальчиками. Четыре других
будут ужинать отдельно, им будут прислуживать старухи. После ужина все вновь
встречаются в салоне ассамблеи, на церемонии, носящей название "оргии". Салон будет
освещен люстрами. Голыми будут все, в том числе и сами друзья. Все здесь будет
перемешано и все будут предоставлены разврату как животные на свободе. Позволено все,
кроме лишения девственности, когда же это случиться с ребенком можно делать все, что
придет в голову.
В два часа утра оргия заканчивается. Четыре содомиста, предназначенных для ночи,
войдут в зал в легких элегантных одеждах и подойдут к каждому из четырех друзей; тот в
свою очередь уведет с собой одну из жен, "объект", лишенный невинности (когда придет
момент для этого), рассказчицу или старуху, чтобы провести ночь между нею и
соломистом. При этом надо соблюдать последовательность, чтобы "объекты" каждую
ночь менялись.
Таким будет порядок каждого дня. Независимо от того, каждая из семнадцати недель
пребывания в замке будет отмечена специальным праздником. Это, прежде всего, будут
свадьбы: о времени и месте каждой из них все будут оповещены заранее. Первыми будут
свадьбы между самыми юными, что связано с потерей девственности. Свадьбы между
взрослыми будут происходить позднее, и здесь уже не будет волнующего момента
срывания плода и права первой ночи.
Старухи-служанки будут отвечать за поведение четырех детей. Когда они заметят
какие-либо провинности, они немедленно сообщат это тому из друзей, кто будет главным
в этом месяце, и "исправлением ошибки" будут заниматься все в субботу вечером -- в час
оргии. Будет составлен точный лист участников "исправления". Что касается ошибок
рассказчиц, они будут наказаны только наполовину по сравнению с детьми, поскольку их
талант служит обществу, а таланты надо уважать. Жены и старухи будут наказаны
вдвойне по сравнению с детьми. Каждый, кто откажет одному из друзей в том, о чем тот
его просит, даже если его состояние не позволяет, будет сурово наказан в воспитательных
целях -- как предостережение для других.
Малейший смех или проявление непочтительности по отношению к друзьям во время
свершения ими полового акта считается особо тяжким преступлением. Мужчина,
которого застанут в постели с женщиной, если это не предусмотрено специальным
разрешением, где указана именно эта женщина, будет наказан потерей члена. Малейший
акт уважения к религии со стороны любого из "объектов", кем бы он ни был, будет
караться смертью. Рекомендовались самые грубые и грязные богохульства; имя Бога
вообще нельзя было произносить без проклятий и ругательств.
Когда кто-то из друзей шел испражняться, его обязана была сопровождать одна из
женщин, которую он для этого избирал; она должна была оказывать те услуги, которые он
от нее требовал. Никто из участников, мужчин или женщин, не имел права ходить в
туалет по большой надобности без разрешения друга, ответственного за этот месяц. Жены
друзей не пользовались при этом никакими преимуществами перед другими женщинами.
Напротив, их чаще других "использовал и на самых грязных работах, например, при
уборке общих туалетов и, особенно, туалета в часовне. Уборные вычищались каждые
восемь дней -- это была обязанность жен.
Если кто-либо манкировал заседание ассамблеи, ему грозила смерть, кем бы он ни
был.
Кухарки и их помощницы находились в особом положении: их уважали. Если же кто-
то покушался на их честь, его ждал штраф в размере тысячи луидоров. Эти деньги по
возвращению во Францию должны были послужить к началу нового предприятия -- в
духе этого или еще какого-либо другого.
Часть первая
Сто пятьдесят простых или первоклассных статей, составляющих тридцать
ноябрьских дней, наполненных повествованием Дюкло, к которым примешались
скандальные события в замке, записанные в форме дневника в течение указанного месяца.
Первый день
Первого ноября все поднялись в десять часов утра, как это было предписано
распорядком, который все поклялись ни в чем не нарушать. Четверо "работяг", которые
не разделяли ложе друзей, привели к ним, когда те встали: Зефира -- к Герцогу, Адониса
-- к Кюрвалю, Нарцисса -- к Дюрсе и Зеламира -- к Епископу. Все четыре мальчика
были очень робки, еще очень скованы, но, ободряемые каждый своим вожатым, они
прекрасно выполнили свой долг, и Герцог пришел к финишу. Остальные трое, более
сдержанные и менее расточительные по отношению к своей сперме, входили в них
столько же, сколько и он, но ничего не вкладывали туда от себя. В одиннадцать часов
перешли в апартаменты женщин, где восемь юных султанш явились нагими и в таком же
виде подавали шоколад. Мари и Луизон, которые верховодили в этом серале, помогали им
и направляли их. Все трогали друг друга, много целовали; восемь несчастных крошек,
жертвы из рада вон выходящей похоти, краснели, прикрывались руками, пытаясь
защитить свои прелести, и тотчас же показывали все, как только видели, что их
стыдливость возмущала и злила их господ. Герцог, который вновь напрягся очень быстро,
примерил свое орудие к тонкой и легкой щели Мишетты: лишь три дюйма разницы.
Дюрсе, который был главным в этот месяц, совершил предписанные осмотры и визиты,
Эбе и Коломб были не в форме, и их наказание было немедленно назначено на
ближайшую субботу во время оргий. Они заплакали, но никого не разжалобили. Оттуда
мы перешли к мальчикам. Эти четверо, которые так и не показались утром, то есть
Купидон, Селадон, Гиацинт и Житон, по приказу сняли штаны; некоторое время все
забавлялись этим зрелищем. Кюрваль целовал всех четверых в губы, а епископ наскоро
потеребил им хоботки, пока Герцог и Дюрсе занимались кое-чем другим. Визиты
закончились, все было в порядке. В час дня друзья переместились в часовню, где, как
известно была устроена уборная. Из-за распорядка, предусмотренного на вечер, пришлось
отказаться от многого позволенного, и появились лишь Констанс, мадам Дюкло, Огюстин,
Софи, Зеламир, Купидон и Луизон. Все остальные тоже просились, но мы приказали им
поберечь себя до вечера. Наши четверо друзей, занявшие посты вокруг одного сидения,
сооруженного для этого замысла, усадили на это кресло одного за другим семь
"объектов", и удалились, достаточно насладившись этим зрелищем. Они спустились в
гостиную, где, пока женщины обедали, болтали между собой до тех пор, пока им тоже не
подали обед. Четверо друзей разместились каждый между двумя "работягами", согласно
правилу, которое установили: никогда не допускать женщин к своему столу; четыре нагие
супруги, которым помогали старухи, одетые в серое монашеское платье, подали
великолепную еду, самую вкусную -- насколько это только было возможно. Не могло
быть проворнее кухарок, чем те, которых они привезли; им так хорошо платили и так
хорошо снабжали, что все было организовано великолепно. Эта еда должна была быть
менее плотной, чем ужин; мы довольствовались четырьмя великолепными сервизами,
каждый на двенадцать персон. Бургундское появилось вместе с холодными закусками,
бордо было подано с горячей закуской, шампанское -- к жаркому, эрмитаж -- к
преддесерту, токайское и мадера -- к десерту. Понемногу напитки ударили в голову.
"Работяги", которым именно в этот момент были даны все права на супруг, немного
поиздевались над ними. Констанс была даже немного потрепана и побита за то, что не
и гноящиеся, рот широкий, зубы желтые, как сера. Она была высокой и совершенно
высохшей, как она уверяла, от истощения, поскольку родила четырнадцать детей и всех
их задушила, чтобы они не стали преступниками. Живот ее колыхался, как волны моря, а
зад был весь в нарывах.
Вторую звали ЛУИЗОН.
Ей было шестьдесят лет. Маленького роста, горбатая, хромая и одноглазая, она
обладала хорошим для своего возраста задом и еще свежей кожей. Она была злющей, как
дьявол, и всегда готовой совершать гнусности и выполнять любые мерзкие поручения, о
которых ее просили.
ТЕРЕЗЕ было шестьдесят два года. Она была высокой и худой, с голым черепом,
похожей на скелет. Во рту у нее не было ни одного зуба, и из этого отверстия исходило
зловоние, способное вызвать рвоту. Зад ее был испещрен шрамами от ран, а ягодицы были
такие отвислые, что их можно было обернуть вокруг палки. Дыра в этом заду была
похожа на отверстие вулкана. Она сама говорила, что вообще никогда его не вытирает, так
что на нем, наверное, сохранился кал со времен ее детства. Что касается влагалища, то это
было вместилище всех нечистот, настоящий склеп, от зловония которого можно было
упасть в обморок. У нее одна рука была искалечена, и она хромала на одну ногу.
ФАНШОН звали четвертую. Ей шесть раз грозила виселица. Не было, наверное,
такого преступления на земле, которого бы она не совершила. Ей было шестьдесят девять
лет, она была курносая, низкорослая и толстая, к тому же косая. В ее зловонной глотке
осталось только два зуба. Рожистое воспаление покрывало ее зад, у заднего прохода
образовался геморрой величиной с кулак. Ужасная язва сожрала влагалище; одно ее бедро
было обожжено. Три четверти года она была пьяна, из-за пьянства у нее был больной
желудок, ее рвало повсюду. Дыра ее зада, несмотря на геморроидное обрамление, была
так велика, что она непрерывно портила воздух, даже этого не замечая.
Независимо от службы в доме в период намеченного спектакля, эти четыре женщины
должны были участвовать во всех ассамблеях, чтобы выполнять поручения и услуги,
которые от них потребуются.
* * *
Все нужные меры были приняты, а поскольку лето уже начиналось, то главными
заботами стали перевозки всевозможных вещей, которые должны были сделать
пребывание в замке Дюрсе в течение четырех месяцев удобным и приятным. Туда
перевозили в большом количестве мебель и зеркала, запасы продовольствия, вина и
ликеры; туда отправляли рабочих, а понемногу и участников спектакля, которых Дюрсе
принимал и размещал.
Теперь пришло время описать читателю знаменитый замок, где произойдет столько
событий за предстоящие четыре месяца. Место действия было выбрано со всей возможной
тщательностью. Замок был совершенно удален от всех людных мест, и его уединенность
Я тишина вокруг служили могучими стимулами разврата. Горный пейзаж и
приближенность к небу придавали ему еще большую (привлекательность.
Мы опишем вам эту обитель не такой, какой она была в прежние времена, а в ее
нынешнем великолепии, о котором позаботились наши герои.
Добраться до замка было нелегко. Сначала надо было доехать до Баля, затем до Рэна.
Здесь надо было выходить из экипажа, поскольку дальше дорога становилась
труднопроходимой. После Шоре Нуар ("Черный лес") шли примерно пятнадцать лье по
извилистой дороге, по которой без гида пройти было невозможно. На этой высоте
находился неприветливый поселок угольщиков и лесников -- он принадлежал Дюрсе и
отсюда начинались его владения. Так как обитателями этого хутора были
преимущественно воры и контрабандисты, Дюрсе сумел с ними поладить. Они
договорились, что жители поселка в течение определенного рока совершенно не будут
вмешиваться в жизнь замка и не реагировать, что бы там ни происходило. За это он
предоставил им некоторые льготы, которых они давно добивались, и вооружил своих
вассалов. И этот барьер оказался закрытым на замок. В дальнейшем описании мы увидим,
что эта хорошо закрытая дверь практически делала Силин, так назывался замок Дюрсе,
недосягаемым. Поселок заканчивался огромной ямой для сожжения угля, затем начинался
крутой подъем, наверно, не менее высокий, чем на Сен-Бернар, но еще более трудный, так
как на вершину горы можно было подняться только пешком. Не то, чтобы мулы
отказались идти, но со всех сторон была пропасть, и тропинка, по которой приходилось
взбираться вверх, с каждым шагом становилась все опаснее. Уже шесть мулов, груженных
продовольствием и другой поклажей, сорвались вниз, а с ними и два рабочих, которые
пытались их спасти. Надо было затратить около пяти часов, чтобы достигнуть вершины.
Но и на вершине, благодаря принятым предосторожностям, возникал новый барьер,
который могли преодолеть только птицы. Этим странным капризом природы была
трещина в тридцать туаз1 (Туаза -- старинная французская мера длины) между северной и
южной сторонами вершины, через которую невозможно было перебраться без искусной
помощи. Вот почему, поднявшись на гору, нельзя было с нее спуститься. Дюрсе соединил
эти две части расщелины, между которыми находилась глубокая пропасть, красивым
деревянным мостом, который сразу поднимался, едва только проходили последние
пешеходы. И с этого момента всякая связь замка Силин с внешним миром прекращалась.
Потому что, спустившись с северной стороны, попадешь в долину протяженностью
четыре арпана2 (Арпан -- старинная французская земельная мера), которая, как ширмой,
со всех сторон окружена отвесными горами с острыми вершинами, без малейшего
просвета между ними. Поэтому этот проход, который назывался "дорогой через мост",
являлся единственным, с помощью которого можно опуститься вниз и иметь связь с
долиной, но если мост разрушить, уже ни один человек на свете, каким бы способом он ни
пользовался, не мог бы спуститься вниз. Итак, именно посередине этой небольшой
долины, так хорошо защищенной и так плотно окруженной горами, и находился замок
Дюрсе.
Замок окружала стена в тридцать футов высотой, а за стеной находился ров,
наполненный водой, который защищал еще одну ограду, образующую круговую галерею.
Потайной ход из галереи, низкий и узкий, вел в большой внутренний двор замка, где
находились жилые помещения. Они были просторны и прекрасно меблированы благодаря
последним усилиям организаторов. Теперь я опишу сами апартаменты -- не те, что были
здесь прежде, а заново отделанные в соответствии с планом, который был задуман.
Из большой галереи на первом этаже попадаешь в очень красивую залу,
оборудованную под столовую, по бокам которой расположены шкафы в форме башен.
Сообщаясь с кухней, эти шкафы давали возможность гостям получать горячие блюда без
помощи слуг. Салон был украшен дорогими коврами, балдахинами, турецкими диванами,
великолепными креслами и всем тем, что могло его сделать уютным и приятным. Из
столовой дверь вела в гостиную, простую, без вычурности, очень теплую и обставленную
красивой мебелью. К гостиной примыкал зал ассамблеи, предназначенный для
выступлений рассказчиц. Это было, если можно так выразиться, главное поле битвы,
центр ассамблеи порока, поэтому помещение было особенно тщательно декорировано, и
его описание заслуживает особого внимания.
Зал имел форму полукруга. В его дугообразной части помещалось четыре широких
зеркальных ниши, в каждой из которых был установлен великолепный турецкий диван.
Все четыре ниши обращены были лицом к стене-диаметру, разрезающей круг. В центре
этой стены возвышался трон с четырьмя ступенями. Трон был предназначен для
рассказчиц, а ниши -- для четырех главных слушателей. Трон был расположен таким
образом, чтобы каждое слово рассказчиц долетало по назначению. Зал напоминал театр:
трон был сценой, а ниши -- амфитеатром. На ступенях трона должны были находиться
"объекты" разврата, привезенные для того, чтобы успокаивать возбуждение, вызванное
рассказом. Эти ступени, как и сам трон, были покрыты коврами из черного бархата с
золотой бахромой. Такие же ковры, но темно синие с золотом, покрывали диваны в
нишах. У подножия каждой ниши находилась дверца, ведущая в помещение, похожее на
артистическую уборную, предназначенное для того, чтобы выпускать на сцену "объекты",
которые желали видеть в данный момент и которые садились на ступени трона.
Помещения под нишами были снабжены диванами и другой мебелью, необходимой для
совершения непристойностей всех видов. С двух сторон трона находились колонны,
упирающиеся в потолок. Эти две колонны были местом ожидания наказания для
"объекта", который в чем-то провинился. Все нужные инструменты пыток были
выставлены тут же у колонны. Их зловещий вид создавал атмосферу подчинения -- того
подчинения, которое, как известно, придает пороку особое очарование.
Зал ассамблеи сообщался с кабинетом, который в свою очередь примыкал к жилым
помещениям. Этот кабинет был своего рода будуаром, глухим и тайным, очень теплым и
сумрачным даже днем: он был предназначен для свирепых любовных баталий один на
один или иных тайных грехов, о которых будет рассказано потом.
Чтобы попасть в другое крыло замка, надо было вернуться в галерею, в глубине
которой виднелась красивая часовня. В параллельном крыле находилась башня,
выходящая во внутренний двор. Красивая прихожая вела в четыре прекрасных
аппартамента, каждый из которых имел свой будуар. Красивые турецкие кровати,
покрытые шелковыми покрывалами трех цветов гармонировали с мебелью. Будуар
предлагал все, что нужно для самой тонкой извращенности. Эти четыре квартиры были
предназначены для наших четырех героев. И так как все квартиры были хорошо утеплены
и комфортабельны, они были прекрасно устроены. Согласно договору, жены героев жили
вместе с ними.
На втором этаже было такое же число квартир, но они были разделены иначе. В
большой квартире было восемь альковов с восемью маленькими кроватями -- здесь спали
девушки. Рядом в двух небольших комнатах жили две служанки, которые за ними
следили. Две нарядные комнаты были отданы двум рассказчицам. В квартире, подобной
квартире девушек, с восемью альковами, разместили юношей. Рядом с ними -- комнаты
двух служанок, наблюдательниц за ними и комнаты двух других рассказчиц. О
комфортабельной комнате для содомистов тоже позаботились, хотя им придется редко
спать в своих кроватях.
На первом этаже разместилась кухня, где стряпали три хороших поварихи, которым
прислуживали три здоровых деревенских девушки. Их участие в "удовольствиях" не
предполагалось. Одна из них отвечала за скот, который нагнали в замок в большом
количестве. Больше прислуги в замке не было.
В галерее находился маленький христианский храм. Узкая лестница в триста ступенек
вела в подземелье. Там, за тремя железными дверями, в глубокой тайне хранились орудия
самых жестоких, варварских и утонченных пыток в мире. И кругом -- тишина и полная
изоляция. Здесь можно было расправиться со своей жертвой совершенно безнаказанно.
Хозяева были здесь у себя дома, Франция с ее законами -- далеко. Кругом --
непроходимые горы и леса. И только птицы могли узнать правду. Горе, сто раз горе
наивным созданиям, оказавшимся в подобной изоляции от всего мира! На что они могли
рассчитывать? На милость победителей? Но победители были лишены жалости, их
привлекал только порок. Ни законы, ни религия не могли их остановить.
* * *
Наконец все было готово, все были размещены по квартирам. Герцог, Епископ,
Кюрваль и их жены вместе с четырьмя содоми-стами прибыли в замок 29 октября. Дюрсе,
как мы уже говорили, его жена и первая группа участников прибыли раньше. Как только
последние приехали, Дюрсе приказал обрубить мост. Но это еще не все. Герцог, осмотрев
окрестности, решил, что, поскольку продовольствия в замке было в избытке, и не было
необходимости за чем-либо выезжать за его пределы, следует предотвратить опасность
атаки снаружи и бегства изнутри. Посему он велел замуровать все двери, через которые
проникали во двор и, вообще, все возможные выходы, превратив замок в подобие
осажденной крепости. Не осталось ни щелочки ни для врагов, ни для дезертиров. Теперь
вообще было трудно определить, где раньше были двери.
Два последних дня до ноября были отданы на отдых "объектов", чтобы они
появились на сцене свежими в момент открытия представления. Сами же четыре друга
использовали это время для составления правил, которым все участники должны были
подчиняться безоговорочно. Подписав их, они обнародовали правила перед всеми
"объектами". Прежде чем перейти к действию, познакомим читателя с этими правилами.
Правила
Подъем во все дни спектакля и для всех в десять часов утра. К этому моменту
содомисты, которые не будут заняты ночью, придут к друзьям и приведут с собой каждый
по одному мальчику. Переходя из комнаты в комнату, они будут удовлетворять желания
друзей. Однако мальчики, которых они с собой приведут, вначале будут лишь
"перспективой", поскольку друзья договорились, что девственницы будут использованы
только в декабре, а юноши-девственники -- только в январе. И все это ради того, чтобы
возбудить и понемногу усиливать желание, все более его распаляя, чтобы, в конце концов,
полностью удовлетворить сладчайшим образом.
В одиннадцать часов друзья идут в квартиру девушек. Там будет сервирован завтрак с
горячим шоколадом. Будет подаваться Жаркое с испанским вином или другие блюда.
Девушки будут обслуживать друзей обнаженными. С ними будут Мари и Луиза, а две
другие служанки будут с мальчиками.
Если друзья пожелают обладать девушками за завтраком или после него, девушки
обязаны им безропотно подчиняться, иначе Их ждет наказание. Договорились, что по
утрам это будет происходить на глазах у всех. Кроме того, девушки должны будут
усвоить привычку вставать на колени каждый раз, когда они видят или встречают друзей
и оставаться в этом положении до тех пор, пока друзья не позволят им подняться. Помимо
девушек, этим правилам подчинялись жены друзей и старые служанки. Каждого из них
надо было называть отныне только "Монсиньор".
Прежде чем выйти из комнаты девушек, ответственный за одежду на спектакле (они
решили быть ответственными по очереди: Дюрсе -- в ноябре, Епископ -- в декабре,
Председатель -- в январе, а Герцог -- в феврале) осматривал ее состояние и готовность к
спектаклю, а также вид девушек. Им запрещалось самим ходить в туалет без разрешения
служанок, в случае нарушения их ждало наказание.
Затем друзья идут на квартиру юношей, чтобы сделать подобный же осмотр и
установить виновных. Четыре мальчика, которые вместе с содомистами не заходили
утром в комнату друзей, должны при их появлении снять штаны. Четверо других этого
делать не будут, а должны безмолвно стоять рядом в ожидании приказов. Друзья могут
позабавиться с ними на глазах у всех: в это время уединенные "тет-а-тет" не положены.
С двух до трех часов -- обед у девушек и юношей. Друзьям обед сервируют в
гостиной. "Работяги" -- содомисты -- единственные, кому оказана честь присутствовать.
За обедом прислуживают четыре жены, совершенно голые, им помогают четыре
служанки, одетые как колдуньи. Они передают горячие блюда женам, те подносят их
мужьям. Восемь содомистов во время еды могут трогать и гладить тела жен и даже
осыпать их ругательствами -- жены обязаны это переносить безропотно.
В пять часов обед заканчивается. Содомисты свободны до ассамблеи, а друзья
переходят в салон, где два юноши и две девочки, каждый день новые, но всегда голые,
подносят им кофе или ликеры. Здесь положены невинные игры и шутки.
Около шести часов четверо юношей пойдут переодеваться к спектаклю в
торжественную одежду. А в шесть часов господа перейдут в зал ассамблеи,
предназначенный для рассказчиц.
Каждый разместится в своей нише. Дальше порядок будет такой. На трон взойдет
рассказчица. На ступенях трона разместятся шестнадцать детей. Четверо из них, две
девочки и два юноши, будут находится лицом к одной из ниш, то есть каждая ниша будет
иметь напротив себя четверых, на которых только она имеет права, а соседняя
претендовать не может. Эти четверки (катрены) будут меняться ежедневно. К руке
каждого ребенка из катрена будет привязана цепь из искусственных цветов, которая
тянется к нише; во время рассказа каждый герой мог потянуть за гирлянду -- и ребенок
сразу бросится к нему. Для наблюдения к каждой четверке приставлена старуха-служанка.
Три рассказчицы, не занятые в этот месяц, будут сидеть у подножия трона на
банкетках, не принадлежа никому -- и в то же время всем. Четыре содомиста, чье
назначение проводить эту ночь с друзьями, могут воздержаться от присутствия на
ассамблее. Они будут находиться в своих комнатах, занятые приготовлением к ночи,
которая потребует от них немалых подвигов. Что касается четырех других, то каждый из
них будет в нише у ног одного из организаторов представления; тот будет восседать на
диване радом со своей женой. Жена будет всегда голой. Содомист будет одет в жилет и
штаны из розовой тафты. Рассказчица этого месяца будет выглядеть как элегантная
куртизанка -- также как и три ее коллеги. Мальчики и девочки из катренов будут одеты в
костюмы: один катрен в азиатском стиле, другой -- в испанском, третий -- в греческом,
четвертый -- в турецком. На другой день -- новое переодевание, но все одежды будут
выполнены из тафты и воздушных тканей -- тела ничего не будет стеснять, и одной
отстегнутой булавки будет достаточно, чтобы они оказались голыми. Что касается старух,
то они будут одеты попеременно как монашки, колдуньи, феи и -- иногда -- как вдовы.
Двери комнаты, смежной с нишей, всегда будут приоткрыты, сами комнаты хорошо
прогреты и оборудованы мебелью, нужной для разных способов разврата. Четыре свечи
будут гореть в каждой из этих кабин, пятая -- в салоне ассамблеи.
Ровно в шесть часов рассказчица начнет свое повествование, которое друзья могут
прервать, когда захотят. Рассказ будет длиться до десяти часов вечера; поскольку друзья
будут воспламеняться, позволены любые виды наслаждений, кроме одного: лишения
девственности. Зато они могут делать все, что им вздумается, с содомистами, женами,
катреном, старухой при нем и даже тремя рассказчицами, если фантазия их захватит. В
момент получения удовольствия рассказ будет прерван, а по его окончанию --
возобновится.
В десять часов -- ужин. Жены, рассказчица и восемь девушек ужинают вместе или
порознь, но женщинам не положено ужинать вместе с мужчинами. Друзья ужинают с
четырьмя содомистами, не занятыми ночью, и четырьмя мальчиками. Четыре других
будут ужинать отдельно, им будут прислуживать старухи. После ужина все вновь
встречаются в салоне ассамблеи, на церемонии, носящей название "оргии". Салон будет
освещен люстрами. Голыми будут все, в том числе и сами друзья. Все здесь будет
перемешано и все будут предоставлены разврату как животные на свободе. Позволено все,
кроме лишения девственности, когда же это случиться с ребенком можно делать все, что
придет в голову.
В два часа утра оргия заканчивается. Четыре содомиста, предназначенных для ночи,
войдут в зал в легких элегантных одеждах и подойдут к каждому из четырех друзей; тот в
свою очередь уведет с собой одну из жен, "объект", лишенный невинности (когда придет
момент для этого), рассказчицу или старуху, чтобы провести ночь между нею и
соломистом. При этом надо соблюдать последовательность, чтобы "объекты" каждую
ночь менялись.
Таким будет порядок каждого дня. Независимо от того, каждая из семнадцати недель
пребывания в замке будет отмечена специальным праздником. Это, прежде всего, будут
свадьбы: о времени и месте каждой из них все будут оповещены заранее. Первыми будут
свадьбы между самыми юными, что связано с потерей девственности. Свадьбы между
взрослыми будут происходить позднее, и здесь уже не будет волнующего момента
срывания плода и права первой ночи.
Старухи-служанки будут отвечать за поведение четырех детей. Когда они заметят
какие-либо провинности, они немедленно сообщат это тому из друзей, кто будет главным
в этом месяце, и "исправлением ошибки" будут заниматься все в субботу вечером -- в час
оргии. Будет составлен точный лист участников "исправления". Что касается ошибок
рассказчиц, они будут наказаны только наполовину по сравнению с детьми, поскольку их
талант служит обществу, а таланты надо уважать. Жены и старухи будут наказаны
вдвойне по сравнению с детьми. Каждый, кто откажет одному из друзей в том, о чем тот
его просит, даже если его состояние не позволяет, будет сурово наказан в воспитательных
целях -- как предостережение для других.
Малейший смех или проявление непочтительности по отношению к друзьям во время
свершения ими полового акта считается особо тяжким преступлением. Мужчина,
которого застанут в постели с женщиной, если это не предусмотрено специальным
разрешением, где указана именно эта женщина, будет наказан потерей члена. Малейший
акт уважения к религии со стороны любого из "объектов", кем бы он ни был, будет
караться смертью. Рекомендовались самые грубые и грязные богохульства; имя Бога
вообще нельзя было произносить без проклятий и ругательств.
Когда кто-то из друзей шел испражняться, его обязана была сопровождать одна из
женщин, которую он для этого избирал; она должна была оказывать те услуги, которые он
от нее требовал. Никто из участников, мужчин или женщин, не имел права ходить в
туалет по большой надобности без разрешения друга, ответственного за этот месяц. Жены
друзей не пользовались при этом никакими преимуществами перед другими женщинами.
Напротив, их чаще других "использовал и на самых грязных работах, например, при
уборке общих туалетов и, особенно, туалета в часовне. Уборные вычищались каждые
восемь дней -- это была обязанность жен.
Если кто-либо манкировал заседание ассамблеи, ему грозила смерть, кем бы он ни
был.
Кухарки и их помощницы находились в особом положении: их уважали. Если же кто-
то покушался на их честь, его ждал штраф в размере тысячи луидоров. Эти деньги по
возвращению во Францию должны были послужить к началу нового предприятия -- в
духе этого или еще какого-либо другого.
Часть первая
Сто пятьдесят простых или первоклассных статей, составляющих тридцать
ноябрьских дней, наполненных повествованием Дюкло, к которым примешались
скандальные события в замке, записанные в форме дневника в течение указанного месяца.
Первый день
Первого ноября все поднялись в десять часов утра, как это было предписано
распорядком, который все поклялись ни в чем не нарушать. Четверо "работяг", которые
не разделяли ложе друзей, привели к ним, когда те встали: Зефира -- к Герцогу, Адониса
-- к Кюрвалю, Нарцисса -- к Дюрсе и Зеламира -- к Епископу. Все четыре мальчика
были очень робки, еще очень скованы, но, ободряемые каждый своим вожатым, они
прекрасно выполнили свой долг, и Герцог пришел к финишу. Остальные трое, более
сдержанные и менее расточительные по отношению к своей сперме, входили в них
столько же, сколько и он, но ничего не вкладывали туда от себя. В одиннадцать часов
перешли в апартаменты женщин, где восемь юных султанш явились нагими и в таком же
виде подавали шоколад. Мари и Луизон, которые верховодили в этом серале, помогали им
и направляли их. Все трогали друг друга, много целовали; восемь несчастных крошек,
жертвы из рада вон выходящей похоти, краснели, прикрывались руками, пытаясь
защитить свои прелести, и тотчас же показывали все, как только видели, что их
стыдливость возмущала и злила их господ. Герцог, который вновь напрягся очень быстро,
примерил свое орудие к тонкой и легкой щели Мишетты: лишь три дюйма разницы.
Дюрсе, который был главным в этот месяц, совершил предписанные осмотры и визиты,
Эбе и Коломб были не в форме, и их наказание было немедленно назначено на
ближайшую субботу во время оргий. Они заплакали, но никого не разжалобили. Оттуда
мы перешли к мальчикам. Эти четверо, которые так и не показались утром, то есть
Купидон, Селадон, Гиацинт и Житон, по приказу сняли штаны; некоторое время все
забавлялись этим зрелищем. Кюрваль целовал всех четверых в губы, а епископ наскоро
потеребил им хоботки, пока Герцог и Дюрсе занимались кое-чем другим. Визиты
закончились, все было в порядке. В час дня друзья переместились в часовню, где, как
известно была устроена уборная. Из-за распорядка, предусмотренного на вечер, пришлось
отказаться от многого позволенного, и появились лишь Констанс, мадам Дюкло, Огюстин,
Софи, Зеламир, Купидон и Луизон. Все остальные тоже просились, но мы приказали им
поберечь себя до вечера. Наши четверо друзей, занявшие посты вокруг одного сидения,
сооруженного для этого замысла, усадили на это кресло одного за другим семь
"объектов", и удалились, достаточно насладившись этим зрелищем. Они спустились в
гостиную, где, пока женщины обедали, болтали между собой до тех пор, пока им тоже не
подали обед. Четверо друзей разместились каждый между двумя "работягами", согласно
правилу, которое установили: никогда не допускать женщин к своему столу; четыре нагие
супруги, которым помогали старухи, одетые в серое монашеское платье, подали
великолепную еду, самую вкусную -- насколько это только было возможно. Не могло
быть проворнее кухарок, чем те, которых они привезли; им так хорошо платили и так
хорошо снабжали, что все было организовано великолепно. Эта еда должна была быть
менее плотной, чем ужин; мы довольствовались четырьмя великолепными сервизами,
каждый на двенадцать персон. Бургундское появилось вместе с холодными закусками,
бордо было подано с горячей закуской, шампанское -- к жаркому, эрмитаж -- к
преддесерту, токайское и мадера -- к десерту. Понемногу напитки ударили в голову.
"Работяги", которым именно в этот момент были даны все права на супруг, немного
поиздевались над ними. Констанс была даже немного потрепана и побита за то, что не