Страница:
— Которые снабдят их и людьми, и лодками, — добавил другой.
— Мы не дадим им на это времени. Правьте к паруснику.
Судно, которое спускалось вниз по реке, было в полумиле от них.
Это был один из тех парусников, которые строятся в Бомбее, где кораблестроение с давних времен было доведено до высшего совершенства. Носовая часть судна была чисто индийской — довольно стройная и заостренная, украшенная божествами и головами слонов. Три его мачты гнулись под свежим утренним бризом.
В пятнадцать минут шлюпка сблизилась с ним и пристала к правому борту. Капитан судна наклонился над фальшбортом, чтобы узнать, чего они хотят.
— Откуда идете? — спросил Тремаль-Найк.
— Из Белого города, — отвечал морской волк.
— Давно вы проходили перед фортом Вильям?
— Пять часов назад.
— Видели военные корабли?
— Да, фрегат «Корнуэлл».
— Уже снаряженный?
— Нет, на него садились солдаты.
— Наверняка они собираются на Раймангал, — сказал кто-то из тугов.
— А вы не знаете, куда он идет? — спросил Тремаль-Найк.
— Не знаю, — отвечал капитан.
— Машина уже работала?
— Да.
— Спасибо, капитан.
И шлюпка отчалила от парусника.
— Вы слышали? — спросил Тремаль-Найк.
— Да, — ответили туги, склонясь над веслами.
— Нужно добраться раньше, чем фрегат выйдет в плавание, или все погибло. Гребите! Гребите!..
В этот миг один из тугов издал торжествующий возглас.
— Слышите? — вскричал он.
Все прислушались, затаив дыхание. Со стороны моря послышался слабый гул, как будто приближалась какая-то буря.
— Прилив! — закричали туги.
Течение Хугли внезапно остановилось. С юга показалась пенистая волна, которая приближалась со скоростью пущенной в галоп лошади.
С глухим ревом она накатила на шлюпку, приподняла ее и понесла дальше, к Калькутте, увлекая с собой и все суда, и массу сора, травы, стволов и веток деревьев.
— К правому берегу! — скомандовал главарь тугов. — Через час мы будем у форта.
Шлюпка повернула к правому берегу, где прилив ощущался сильнее, чем у левого, и снова помчалась, лавируя по фарватеру, помогая приливу веслами.
Занималась заря. Звезды, еще недавно блиставшие на темном небе, понемногу бледнели, исчезали, а берега в чистом утреннем воздухе проступали все виднее и отчетливее.
По мере того как шлюпка приближалась к Калькутте, берега величественной реки теряли свой дикий вид. Девственные леса, населенные диким зверьем и змеями, непроходимые заросли бамбука понемногу исчезали, уступая место плодородным полям и плантациям хлопка. Тщательно ухоженные сады и парки окружали все чаще встречавшиеся богатые особняки. Деревни были населеннее и оживленнее, у пристаней стояло много судов.
— Приближаемся к Калькутте, — сказал один из гребцов, всматриваясь в берега.
Тремаль-Найк, уже несколько часов пребывавший в лихорадочном нетерпении, порывисто вскочил и устремил взгляд на север.
— Где она?.. — спросил он. — Ты ее видишь?
— Нет еще, но скоро увидим.
— Гребите!..
Шлюпка ускорила ход. Туги, не менее нетерпеливые, чем он, упирались изо всех сил, сгибая весла мощными гребками и шумно дыша. Никто не разговаривал, чтобы не сбиться с ритма.
В восемь часов в верхнем течении реки раздался пушечный выстрел.
— Что такое? — с тревогой спросил Тремаль-Найк.
— Мы поблизости от Киддепура. Какой-то военный корабль отправляется в плавание и салютует.
— Давайте! Давайте!.. Мы должны прийти вовремя!..
Река начинала необычайно оживляться. Барки, бриги, китайские джонки, изящные клиппера и бригантины, а также дымящие своими трубами пароходы во множестве поднимались и спускались вниз по течению. Сидевший у руля Тремаль-Найк должен был пустить в ход всю свою ловкость, чтобы не столкнуться с кем-нибудь в этой массе судов и лодок, которая так возросла, что иногда занимала всю реку.
В десять шлюпка прошла перед Киддепуром, большим поселком, расположенном на левом берегу реки, а чуть позже оказалась в виду Калькутты, королевы Бенгалии, столицы всех английских владений в Индии, с ее внушительным рядом дворцов и пагод, с ее куполами и причудливыми колокольнями, с ее улицами и площадями, под защитой форта Вильям — самой большой и мощной крепости на полуострове.
Тремаль-Найк вскочил и широко раскрытыми глазами смотрел на эту разворачивающуюся перед ним изумительную панораму большого столичного города.
— Какой блеск!.. — прошептал он. — Никогда б не подумал, что так близко от страны тигров и змей может возвышаться такой огромный город.
Он повернулся к одному из тугов, самому пожилому, и спросил:
— Ты знаешь город?
— Да, — отвечал индиец.
— Ты знаешь, какова моя миссия?
— Коульи мне сказал: убить капитана, чтобы он не напал на Раймангал.
— Где мне найти его?
— Мы это узнаем, я надеюсь.
— Он еще не отправился?
— Мы не видели ни одного военного корабля, спускающегося по Гангу, — ответил старик. — Значит, экспедиция еще не отправилась.
— Не знаешь, есть ли у капитана свой дом в Калькутте?
— Есть, недалеко от форта Вильям.
— Ты найдешь его?
— Да, конечно.
— Интересно, там ли он сейчас?
— Мы это скоро узнаем.
— От кого?
— От одного из наших. Это боцман на борту «Девоншира».
— Что это за «Девоншир»? — спросил Тремаль-Найк.
— Вон, взгляни на ту канонерку у форта Вильям.
Тремаль-Найк посмотрел в указанном направлении и увидел в пятидесяти ярдах от массивных стен крепости небольшое паровое судно с довольно низким корпусом и такой небольшой осадкой, что оно легко могло подниматься даже по притокам Ганга. На нем была только одна мачта, расположенная ближе к носу, а на корме, на круглой платформе, стояло тяжелое артиллерийское орудие.
— Ваш человек служит на этом судне? — спросил Тремаль-Найк.
— Я тебе сказал: это боцман Хидар.
— Пошли к нему.
— Спокойно. Здесь нужна осторожность.
— Нас тут не знают.
— И все-таки не стоит так спешить.
— Делай, как знаешь, — сказал Тремаль-Найк.
Туг оставил на минуту весло и, встав на скамейку, внимательно оглядел палубу канонерки.
На палубе виднелись несколько матросов, занятых приборкой, и среди них седоватый боцман, который, стоя на корме, болтал с юнгой.
— Это он, — сказал душитель, повернувшись к Тремаль-Найку.
— Кто он?
— Хидар.
— Он тебя видел?
— Подожди минуту.
Он приложил ладони ко рту, образовав нечто вроде рупора, и издал пронзительный звук, который скорее мог исходить из медной трубы, чем из человеческого рта.
Боцман тут же повернулся к реке и наклонился над фальшбортом. Шлюпка в этот момент проходила под самым бортом канонерки.
Взгляд боцмана встретился со взглядом старого туга, но он тут же перевел его дальше, притворившись, что разглядывает парусник, шедший вниз по течению.
— Скоро Хидар будет на берегу, — сказал старик. — Он меня понял.
— Где мы встретимся с ним?
— В одной харчевне, которую содержит наш человек.
Шлюпка двинулась дальше, держась вблизи берега, и направилась к пристани.
По берегам реки, особенно на больших каменных лестницах, спускающихся к воде, толпились мужчины, женщины и дети, чтобы совершить свои омовения в священных водах Ганга.
В любое время года индиец не забывает о религиозном омовении; оно стало для него ежедневной необходимостью. Во всех городах, которые расположены на берегах священной реки, толпы жителей каждое утро заполняют эти лестницы, и, едва взойдет солнце, погружаются в воду.
Мужчины и женщины, богатые и бедные, старики и дети, раздеваются на ступеньках, на открытом воздухе, на глазах у всех, не обращая внимания на взгляды любопытных, и совершают омовения, обратив лицо к солнцу, как предписывает культ.
Первым делом они полощут себе рот, потом предлагают пригоршню воды дневному светилу. После этого стирают одежду, никогда не пользуясь мылом, поскольку оно считается нечистым веществом, и снова одеваются, всё так же на открытом воздухе, мужчины и женщины вместе, после чего возвращаются по домам, унося с собой кувшин с водой для дневных омовений.
Пройдя этот хаос из судов и купающихся, проплыв мимо портовых строений и складов, шлюпка причалила к широкой лестнице, которая в этот момент была безлюдна.
Старый туг велел своим товарищам оставаться в ней и сказал Тремаль-Найку:
— Следуй за мной.
Они поднялись по лестнице и сквозь торговые ряды и портовые лавочки вышли в город.
Несмотря на раннее утро, толпа заполняла уже улицы города, множество экипажей и пешеходов кружило по его площадям, своим великолепием не уступающим Лондону.
Старый туг быстро пересек несколько улиц и площадей, прошел мимо блестящих дворцов с фронтонами в стиле греческих храмов, окруженных садами, и вскоре углубился в грязные, узкие улицы бедных кварталов, где остановился перед хибарой нищенского вида, над дверью которой висела вывеска в виде рыбы с квадратной, как у лягушки, головой, и длиннющими плавниками.
— Подождем его здесь, — сказал туг. — Хидар скоро придет.
Они вошли в темную и грязную комнату, где виднелись несколько столов и бамбуковых табуреток, и уселись в самом освещенном ее углу. Хозяин, худой, как факир, и страшно изуродованный оспой, принес им блюдо риса, приправленного соусом из рыбы и пряностей, и кувшин «тоди», очень светлого и приятного пальмового вина.
Проголодавшись от утреннего воздуха и долгого путешествия, Тремаль-Найк и его товарищ опустошали свои тарелки, когда в харчевню вошел боцман королевского флота. Это был крепкого сложения мужчина лет сорока, с черной бородой и умными глазами.
Он держал во рту короткую трубку и беспрерывно дымил. Завидя старого туга, он подошел к нему и протянул руку.
— Рад снова встретиться с тобой, Мок, — сказал он и пристально глянул на Тремаль-Найка, словно ощупывая его взглядом.
— Не бойся, Хидар, — ответил старик, поняв его. — Это наш, он посланец Кали.
— Дай мне доказательство, — сказал боцман.
Тремаль-Найк показал ему кольцо, которое носил на пальце.
Моряк склонил голову.
— Я в твоем распоряжении, посланец Кали.
— Садись и выслушай, — сказал Тремаль-Найк. — Ты знаешь капитана Макферсона?
— Конечно. Я его знаю, наверное, лучше всех.
— Ты знаешь, где он находится?..
— Он что, покинул свое бенгали? — спросил вместо ответа Хидар.
— Да.
— Когда?..
— Три-четыре дня тому назад.
— Этого я не знал. Интересно, что он будет делать в Калькутте?
— Готовить экспедицию против Раймангала.
Боцман вскочил на ноги, выронив трубку, которую держал во рту.
— Против Раймангала, вы сказали? — спросил он, стиснув зубы. — А!.. Я подозревал кое-что!.. Недаром они снаряжают «Корнуэлл».
— Корабль? — спросил Тремаль-Найк.
— Старый фрегат, который был предоставлен капитану Макферсону.
— Где он находится?
— Здесь, у арсенала. На него погрузили много боеприпасов, продовольствия; его снаряжают, как транспорт, точно готовят десант.
— Среди его экипажа есть наши люди? — спросил старый туг.
— Да, двое: Палаван и Биндур.
— Я их знаю. Нужно повидать и расспросить их.
— Они ничего не знают о предназначении «Корнуэлла». Я говорил с ними вчера вечером и выяснил, что цель и маршрут похода держатся в строжайшем секрете.
— Не остается никаких сомнений, — сказал Тремаль-Найк как бы про себя. — Фрегат предназначен для военной экспедиции.
— Я тоже начинаю подозревать это, — согласился Хидар.
— Этот корабль не должен отплыть!.. — воскликнул охотник на змей.
— А кто помешает ему уйти в плавание?
— Я!..
— Каким образом?..
— Убив капитана до отплытия. Этого ведь хотели Коульи и Суйод-хан.
— Но это будет нелегким делом, — задумчиво сказал Хидар. — Капитан держится начеку, особенно теперь.
— И все-таки я убью его. Мне говорили, у него в Калькутте есть дом.
— Да, есть.
— Пошлем кого-нибудь проверить, там ли он живет.
— А как?
— Пока не знаю, но способ найдем, — ответил Тремаль-Найк.
Старый туг минуту подумал и, тряхнул головой, сказал:
— О капитане мы скоро узнаем.
— Каким образом? — спросил Хидар.
— Один человек нам поможет.
— Кто?.. Какой человек?..
— Нимпор.
— Факир?..
— Он самый. Пошли!..
Глава 11
Глава 12
— Мы не дадим им на это времени. Правьте к паруснику.
Судно, которое спускалось вниз по реке, было в полумиле от них.
Это был один из тех парусников, которые строятся в Бомбее, где кораблестроение с давних времен было доведено до высшего совершенства. Носовая часть судна была чисто индийской — довольно стройная и заостренная, украшенная божествами и головами слонов. Три его мачты гнулись под свежим утренним бризом.
В пятнадцать минут шлюпка сблизилась с ним и пристала к правому борту. Капитан судна наклонился над фальшбортом, чтобы узнать, чего они хотят.
— Откуда идете? — спросил Тремаль-Найк.
— Из Белого города, — отвечал морской волк.
— Давно вы проходили перед фортом Вильям?
— Пять часов назад.
— Видели военные корабли?
— Да, фрегат «Корнуэлл».
— Уже снаряженный?
— Нет, на него садились солдаты.
— Наверняка они собираются на Раймангал, — сказал кто-то из тугов.
— А вы не знаете, куда он идет? — спросил Тремаль-Найк.
— Не знаю, — отвечал капитан.
— Машина уже работала?
— Да.
— Спасибо, капитан.
И шлюпка отчалила от парусника.
— Вы слышали? — спросил Тремаль-Найк.
— Да, — ответили туги, склонясь над веслами.
— Нужно добраться раньше, чем фрегат выйдет в плавание, или все погибло. Гребите! Гребите!..
В этот миг один из тугов издал торжествующий возглас.
— Слышите? — вскричал он.
Все прислушались, затаив дыхание. Со стороны моря послышался слабый гул, как будто приближалась какая-то буря.
— Прилив! — закричали туги.
Течение Хугли внезапно остановилось. С юга показалась пенистая волна, которая приближалась со скоростью пущенной в галоп лошади.
С глухим ревом она накатила на шлюпку, приподняла ее и понесла дальше, к Калькутте, увлекая с собой и все суда, и массу сора, травы, стволов и веток деревьев.
— К правому берегу! — скомандовал главарь тугов. — Через час мы будем у форта.
Шлюпка повернула к правому берегу, где прилив ощущался сильнее, чем у левого, и снова помчалась, лавируя по фарватеру, помогая приливу веслами.
Занималась заря. Звезды, еще недавно блиставшие на темном небе, понемногу бледнели, исчезали, а берега в чистом утреннем воздухе проступали все виднее и отчетливее.
По мере того как шлюпка приближалась к Калькутте, берега величественной реки теряли свой дикий вид. Девственные леса, населенные диким зверьем и змеями, непроходимые заросли бамбука понемногу исчезали, уступая место плодородным полям и плантациям хлопка. Тщательно ухоженные сады и парки окружали все чаще встречавшиеся богатые особняки. Деревни были населеннее и оживленнее, у пристаней стояло много судов.
— Приближаемся к Калькутте, — сказал один из гребцов, всматриваясь в берега.
Тремаль-Найк, уже несколько часов пребывавший в лихорадочном нетерпении, порывисто вскочил и устремил взгляд на север.
— Где она?.. — спросил он. — Ты ее видишь?
— Нет еще, но скоро увидим.
— Гребите!..
Шлюпка ускорила ход. Туги, не менее нетерпеливые, чем он, упирались изо всех сил, сгибая весла мощными гребками и шумно дыша. Никто не разговаривал, чтобы не сбиться с ритма.
В восемь часов в верхнем течении реки раздался пушечный выстрел.
— Что такое? — с тревогой спросил Тремаль-Найк.
— Мы поблизости от Киддепура. Какой-то военный корабль отправляется в плавание и салютует.
— Давайте! Давайте!.. Мы должны прийти вовремя!..
Река начинала необычайно оживляться. Барки, бриги, китайские джонки, изящные клиппера и бригантины, а также дымящие своими трубами пароходы во множестве поднимались и спускались вниз по течению. Сидевший у руля Тремаль-Найк должен был пустить в ход всю свою ловкость, чтобы не столкнуться с кем-нибудь в этой массе судов и лодок, которая так возросла, что иногда занимала всю реку.
В десять шлюпка прошла перед Киддепуром, большим поселком, расположенном на левом берегу реки, а чуть позже оказалась в виду Калькутты, королевы Бенгалии, столицы всех английских владений в Индии, с ее внушительным рядом дворцов и пагод, с ее куполами и причудливыми колокольнями, с ее улицами и площадями, под защитой форта Вильям — самой большой и мощной крепости на полуострове.
Тремаль-Найк вскочил и широко раскрытыми глазами смотрел на эту разворачивающуюся перед ним изумительную панораму большого столичного города.
— Какой блеск!.. — прошептал он. — Никогда б не подумал, что так близко от страны тигров и змей может возвышаться такой огромный город.
Он повернулся к одному из тугов, самому пожилому, и спросил:
— Ты знаешь город?
— Да, — отвечал индиец.
— Ты знаешь, какова моя миссия?
— Коульи мне сказал: убить капитана, чтобы он не напал на Раймангал.
— Где мне найти его?
— Мы это узнаем, я надеюсь.
— Он еще не отправился?
— Мы не видели ни одного военного корабля, спускающегося по Гангу, — ответил старик. — Значит, экспедиция еще не отправилась.
— Не знаешь, есть ли у капитана свой дом в Калькутте?
— Есть, недалеко от форта Вильям.
— Ты найдешь его?
— Да, конечно.
— Интересно, там ли он сейчас?
— Мы это скоро узнаем.
— От кого?
— От одного из наших. Это боцман на борту «Девоншира».
— Что это за «Девоншир»? — спросил Тремаль-Найк.
— Вон, взгляни на ту канонерку у форта Вильям.
Тремаль-Найк посмотрел в указанном направлении и увидел в пятидесяти ярдах от массивных стен крепости небольшое паровое судно с довольно низким корпусом и такой небольшой осадкой, что оно легко могло подниматься даже по притокам Ганга. На нем была только одна мачта, расположенная ближе к носу, а на корме, на круглой платформе, стояло тяжелое артиллерийское орудие.
— Ваш человек служит на этом судне? — спросил Тремаль-Найк.
— Я тебе сказал: это боцман Хидар.
— Пошли к нему.
— Спокойно. Здесь нужна осторожность.
— Нас тут не знают.
— И все-таки не стоит так спешить.
— Делай, как знаешь, — сказал Тремаль-Найк.
Туг оставил на минуту весло и, встав на скамейку, внимательно оглядел палубу канонерки.
На палубе виднелись несколько матросов, занятых приборкой, и среди них седоватый боцман, который, стоя на корме, болтал с юнгой.
— Это он, — сказал душитель, повернувшись к Тремаль-Найку.
— Кто он?
— Хидар.
— Он тебя видел?
— Подожди минуту.
Он приложил ладони ко рту, образовав нечто вроде рупора, и издал пронзительный звук, который скорее мог исходить из медной трубы, чем из человеческого рта.
Боцман тут же повернулся к реке и наклонился над фальшбортом. Шлюпка в этот момент проходила под самым бортом канонерки.
Взгляд боцмана встретился со взглядом старого туга, но он тут же перевел его дальше, притворившись, что разглядывает парусник, шедший вниз по течению.
— Скоро Хидар будет на берегу, — сказал старик. — Он меня понял.
— Где мы встретимся с ним?
— В одной харчевне, которую содержит наш человек.
Шлюпка двинулась дальше, держась вблизи берега, и направилась к пристани.
По берегам реки, особенно на больших каменных лестницах, спускающихся к воде, толпились мужчины, женщины и дети, чтобы совершить свои омовения в священных водах Ганга.
В любое время года индиец не забывает о религиозном омовении; оно стало для него ежедневной необходимостью. Во всех городах, которые расположены на берегах священной реки, толпы жителей каждое утро заполняют эти лестницы, и, едва взойдет солнце, погружаются в воду.
Мужчины и женщины, богатые и бедные, старики и дети, раздеваются на ступеньках, на открытом воздухе, на глазах у всех, не обращая внимания на взгляды любопытных, и совершают омовения, обратив лицо к солнцу, как предписывает культ.
Первым делом они полощут себе рот, потом предлагают пригоршню воды дневному светилу. После этого стирают одежду, никогда не пользуясь мылом, поскольку оно считается нечистым веществом, и снова одеваются, всё так же на открытом воздухе, мужчины и женщины вместе, после чего возвращаются по домам, унося с собой кувшин с водой для дневных омовений.
Пройдя этот хаос из судов и купающихся, проплыв мимо портовых строений и складов, шлюпка причалила к широкой лестнице, которая в этот момент была безлюдна.
Старый туг велел своим товарищам оставаться в ней и сказал Тремаль-Найку:
— Следуй за мной.
Они поднялись по лестнице и сквозь торговые ряды и портовые лавочки вышли в город.
Несмотря на раннее утро, толпа заполняла уже улицы города, множество экипажей и пешеходов кружило по его площадям, своим великолепием не уступающим Лондону.
Старый туг быстро пересек несколько улиц и площадей, прошел мимо блестящих дворцов с фронтонами в стиле греческих храмов, окруженных садами, и вскоре углубился в грязные, узкие улицы бедных кварталов, где остановился перед хибарой нищенского вида, над дверью которой висела вывеска в виде рыбы с квадратной, как у лягушки, головой, и длиннющими плавниками.
— Подождем его здесь, — сказал туг. — Хидар скоро придет.
Они вошли в темную и грязную комнату, где виднелись несколько столов и бамбуковых табуреток, и уселись в самом освещенном ее углу. Хозяин, худой, как факир, и страшно изуродованный оспой, принес им блюдо риса, приправленного соусом из рыбы и пряностей, и кувшин «тоди», очень светлого и приятного пальмового вина.
Проголодавшись от утреннего воздуха и долгого путешествия, Тремаль-Найк и его товарищ опустошали свои тарелки, когда в харчевню вошел боцман королевского флота. Это был крепкого сложения мужчина лет сорока, с черной бородой и умными глазами.
Он держал во рту короткую трубку и беспрерывно дымил. Завидя старого туга, он подошел к нему и протянул руку.
— Рад снова встретиться с тобой, Мок, — сказал он и пристально глянул на Тремаль-Найка, словно ощупывая его взглядом.
— Не бойся, Хидар, — ответил старик, поняв его. — Это наш, он посланец Кали.
— Дай мне доказательство, — сказал боцман.
Тремаль-Найк показал ему кольцо, которое носил на пальце.
Моряк склонил голову.
— Я в твоем распоряжении, посланец Кали.
— Садись и выслушай, — сказал Тремаль-Найк. — Ты знаешь капитана Макферсона?
— Конечно. Я его знаю, наверное, лучше всех.
— Ты знаешь, где он находится?..
— Он что, покинул свое бенгали? — спросил вместо ответа Хидар.
— Да.
— Когда?..
— Три-четыре дня тому назад.
— Этого я не знал. Интересно, что он будет делать в Калькутте?
— Готовить экспедицию против Раймангала.
Боцман вскочил на ноги, выронив трубку, которую держал во рту.
— Против Раймангала, вы сказали? — спросил он, стиснув зубы. — А!.. Я подозревал кое-что!.. Недаром они снаряжают «Корнуэлл».
— Корабль? — спросил Тремаль-Найк.
— Старый фрегат, который был предоставлен капитану Макферсону.
— Где он находится?
— Здесь, у арсенала. На него погрузили много боеприпасов, продовольствия; его снаряжают, как транспорт, точно готовят десант.
— Среди его экипажа есть наши люди? — спросил старый туг.
— Да, двое: Палаван и Биндур.
— Я их знаю. Нужно повидать и расспросить их.
— Они ничего не знают о предназначении «Корнуэлла». Я говорил с ними вчера вечером и выяснил, что цель и маршрут похода держатся в строжайшем секрете.
— Не остается никаких сомнений, — сказал Тремаль-Найк как бы про себя. — Фрегат предназначен для военной экспедиции.
— Я тоже начинаю подозревать это, — согласился Хидар.
— Этот корабль не должен отплыть!.. — воскликнул охотник на змей.
— А кто помешает ему уйти в плавание?
— Я!..
— Каким образом?..
— Убив капитана до отплытия. Этого ведь хотели Коульи и Суйод-хан.
— Но это будет нелегким делом, — задумчиво сказал Хидар. — Капитан держится начеку, особенно теперь.
— И все-таки я убью его. Мне говорили, у него в Калькутте есть дом.
— Да, есть.
— Пошлем кого-нибудь проверить, там ли он живет.
— А как?
— Пока не знаю, но способ найдем, — ответил Тремаль-Найк.
Старый туг минуту подумал и, тряхнул головой, сказал:
— О капитане мы скоро узнаем.
— Каким образом? — спросил Хидар.
— Один человек нам поможет.
— Кто?.. Какой человек?..
— Нимпор.
— Факир?..
— Он самый. Пошли!..
Глава 11
ФАКИР
Бросив на стол деньги за обед, трое индийцев покинули нищую харчевню и через площади, начинавшие пустеть из-за дневной жары, направились вдоль берега Ганга, стремясь держаться в тени больших деревьев, образовавших здесь прекрасные аллеи.
Пройдя центральную и самую многолюдную часть Калькутты, так называемый Белый город, они поднялись вверх к северной ее части и углубились в индийский город, грязный и убогий, но при этом и живописный, поскольку именно там находятся старинные постройки и красивые пагоды, посвященные Браме, Шиве, Вишну, Парвати и всем другим божествам, почитаемым индусами.
Здесь не увидишь блестящих экипажей или богатых носилок с шелковыми занавесками, здесь нет дворцов, нет широких и чистых мостовых; а вместо этого хаотическое скопище лачуг, бараков и хижин, осененных тощими деревцами, путаница грязных, кривых и зловонных улиц, где возятся в пыли сотни голых и вечно голодных ребятишек, куда слетаются, точно на свалку, птицы-падалыцики, ковыряя своими огромными клювами уличный мусор.
Пройдя несколько таких улиц, старый туг остановился на площади, где гордо возвышалась среди всей этой нищеты большая красивая пагода, увенчанная куполом и украшенная ажурным зубчатым карнизом, легким, как кружево. Мок поднялся по широкой лестнице, ведущей к входу в пагоду, и остановился перед каким-то индийцем, сидящем на верхней ступеньке.
— Вот факир, — сказал он Тремаль-Найку и Хидару.
При виде его Тремаль-Найк едва удержал гримасу отвращения.
Это был не человек, а скелет. Его пергаментное лицо, заросшее густой неухоженной черной бородой, доходившей ему до пояса, было покрыто причудливой татуировкой, красной и черной, а на лбу было несколько грязных полос, прочерченных пеплом. Его длинные волосы, никогда не знавшие ни расчески, ни ножниц, образовывали настоящую гриву — раздолье для насекомых. На теле, страшно худом и почти голом, не было ничего, кроме узкой набедренной повязки.
Однако самое главное, что вызывало отвращение, была его левая рука; почти отмершая и парализованная, иссушенная до кожи и костей, она была прижата к груди в каком-то искривленном положении. В эту руку крепко связанную полосками кожи и сложенную так, чтобы образовать сосуд, фанатик положил землю, посадил маленький священный мирт, который и вырос тут, как будто он в горшке.
Никогда не подстригавшиеся ногти факира сначала согнулись, а потом вросли в руку и теперь выходили, как когти дикого зверя, сквозь ладонь.
Этот несчастный не был обычным факиром, каких немало водится в Индии: он принадлежал к тому их разряду, который, до индийским поверьям, считается божественного происхождения. Индийцы убеждены, что эти факиры живут тысячу лет, ничем не питаясь, что, будучи брошены в огонь, они не горят, а в воде не тонут, за что их уважают и почитают, как сверхъестественные существа.
— Нимпор, — сказал старый туг, почтительно склонившись к факиру, который оставался неподвижным, точно не замечая стоявших перед ним людей. — Кали нуждается в тебе.
— Моя жизнь принадлежит богине, — отвечал факир, не поднимая глаз. — Кто тебя послал?..
— Суйод-хан.
— Сын священных вод Ганга?..
— Да.
— Чего ты хочешь?..
— Чтобы ты помог нам,
— Что нужно сделать?
— Найти человека. Он наш смертельный враг. Мы должны убить его, или же он уничтожит наших братьев на Раймангале.
Дрожь пробежала по бесстрастному лицу Нимпора.
— Кто же осмеливается идти на Раймангал?
— Капитан Макферсон.
— Он!.. Это решено?
— Да, Нимпор.
— И ты хочешь знать, где находится капитан?
— Да, и как можно быстрее.
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Он не в своем доме?..
— Никто этого не знает, — отвечал Мок.
— Я выясню.
— Каким образом?
— Сегодня вечером будь перед домом.
— А потом?..
— Остальное тебя не касается. А теперь уходи: Вишну призывает меня на молитву.
Факир с усилием поднялся и, повернувшись к ним спиной, вошел в пагоду, держа все время на весу свою руку.
— Где мы увидимся? — спросил Хидар. — Сейчас я должен вернуться на борт.
— Мы попросим гостеприимства у Виндхиа, — сказал старый туг. — Пока мы в Калькутте, ты найдешь нас у него. Когда мы встретимся?..
— Завтра после полудня. Раньше невозможно — у меня на борту много работы. Ты знаешь, что через несколько дней мы отплываем?
— Куда направляется «Девоншир»?..
— На Цейлон.
— Жаль, что ты не будешь с нами в таком трудном предприятии.
— Мы отплываем не очень скоро. Прощайте, до завтра!..
Оставшись одни, Тремаль-Найк и старый туг тем же путем по берегу Ганга вернулись в Белый город и направились к пристани, где их ждала шлюпка.
— К Виндхиа, — коротко приказал старый туг гребцам.
Он уселся на корме рядом с Тремаль-Найком, и легкое суденышко, поднимаясь вверх по течению реки, пустилось в путь.
Тремаль-Найк, этот дикий сын джунглей, никогда раньше не видел такого большого города — все вокруг занимало его. Величественные дворцы, гордые пагоды, украшенные множеством статуй, красивые особняки, пышные жилища богатых индусов, с их ажурной каменной резьбой по фронтонам и изящными тонкими колонками, которые, казалось бы, должны переломиться от простого нажатия руки, но в то же время способны стоять веками, — все это изумляло и восхищало его. За первой линией дворцов и храмов виднелся новый ряд сверкающих золотом куполов, тонких шпилей и колоколен, разнообразных террас и высоких стен, живописно обвитых зеленью.
Под деревьями, которые склонились над водами реки, поднимались клубы от погребальных костров, которые ветер уносил на середину реки.
Трещали дрова в кострах, выбрасывая вверх тучи искр, звучала заунывная траурная музыка, а вокруг пританцовывали, совершая ритуальные жесты, юноши и девушки, в то время как в небе над их головами летали прожорливые птицы-падалыцики, готовые наброситься на останки покойников, сброшенных в реку.
Время от времени ящички из благовонного дерева с останками сожженных трупов отрывались от берега и плыли вниз по течению священной реки, тогда как брамины читали стихи из Вед, а родственники сажали дерево или водружали украшенный флажками шест в память об умершем.
Тут же по берегам ждали своей очереди умирающие, окруженные скорбящими родственниками. Индиец, у которого есть еще время приготовиться к собственной кончине, стремится встретить ее поближе к Гангу, чтобы легче было по нему попасть после смерти в рай Брамы.
Лежа на траве в тени какого-нибудь дерева на берегу, утешенный и успокоенный, в окружении родственников, он ждет, когда душа его покинет тело, в то время как те опрыскивают ему лицо речной водой, обмазывают речным илом, а брамин читает молитвы и осыпает ему голову листьями базилика. Тут же рядом другие готовят костер, на котором сожгут его тело.
Проплыв еще две-три мили мимо все новых храмов, дворцов и бесконечного числа лачуг, лодка остановилась у длинной отмели, осененной кокосами и латаниями, которая в этот момент была пуста.
— Мы будем ждать вас у Виндхиа, — спрыгивая на землю, сказал старый туг своим.
Он сделал Тремаль-Найку знак следовать за ним и углубился в лабиринт улочек, окружавших старую пагоду, полуразрушенную, хотя и огромных размеров.
Пройдя несколько бедных и грязных кварталов, где вперемешку с лачугами тянулись огороды, он остановился перед глинобитной хибаркой с крышей из пальмовых листьев, которая одиноко возвышалась на берегу заболоченного пруда.
Старый, морщинистый индиец сидел у двери, держа в руке связку сухих листьев, посыпанных пеплом, как принято у факиров, принадлежащих к касте рамананди, то есть почитателей Рамы. Как у всех прочих факиров, у него были длинные волосы, выпачканные красноватой глиной, но свернутые вокруг головы так, словно образовывали огромный парик; бороду он брил, но оставляя на конце подбородка тонкий хвостик волос, который стал уже таким длинным, что почти касался земли. Три знака на лбу, сделанные пеплом и коровьим пометом, три других на впадине груди и столько же на руках и коленях довершали его облик.
Старый туг приблизился к этому страшилищу и без предисловий обратился к нему:
— Мы нуждаемся в тебе, Виндхиа.
Факир посмотрел на индийца и ответил:
— Будь благословен, посланец Кали. Я готов повиноваться.
— Мне нужен твой дом.
— Он твой.
— И несколько советов.
— Я готов дать их.
— Мы голодны.
— Мои припасы — твои.
— Войдем.
— Я проведу вас.
Рамананди вскочил с проворством, неожиданном в его древнем возрасте, отбросил связку сухих листьев и вошел в хибарку.
Туг и Тремаль-Найк оказались в комнатке со стенами, увешанными банановыми листьями, которые поддерживали в ней приятную свежесть. Мебели не было совершенно. Стояли лишь огромные глиняные кувшины, содержащие, по-видимому, припасы факира, и несколько ящиков, где хранились пахучие корни и свернутые циновки, служившие постелями ночью и сиденьями днем.
Туг сделал Тремаль-Найку знак располагаться, а сам увел факира в дальний угол и долго разговаривал с ним вполголоса.
Закончив, он подвел его к Тремаль-Найку и сказал:
— Вот человек, которого Суйод-хан рекомендует тебе.
— Я готов повиноваться ему, — отвечал рамананди.
— Виндхиа все знает, — пояснил затем туг Тремаль-Найку. — Он человек осторожный и мудрый, но при этом хитрый и решительный; он всегда может дать нам ценный совет.
— Хорошо, — сказал Тремаль-Найк, подавив вздох.
Рамананди запер дверь, извлек из кувшина три чашки, прекрасную золоченую бутыль и предложил своим гостям «арак» -изысканный ликер, очень любимый индийцами.
— Теперь можешь говорить, — сказал старый туг. — Ты знаешь уже, о чем идет речь. Как ты думаешь, сможет Нимпор найти место, где скрывается капитан?
— Да, — ответил рамананди. — Нимпор имеет связи повсюду. У него целое войско шпионов.
— Обнаружить — это еще не значит убить его, — сказал Тремаль-Найк. — А смерть этого человека необходима, чтобы спасти девушку, которую я люблю.
— Ты храбрец и ты добьешься своего.
— Но как?.. Капитан Макферсон наверняка принял меры предосторожности, чтобы его не захватили врасплох.
— Попытаемся устроить ему ловушку.
— Он слишком осторожен, чтобы попасться в нее.
Улыбка показалась на губах рамананди.
— Увидим, — сказал он. — Когда речь идет о наших секретах, англичане не медлят, тут же готовы к нам прибежать.
— Что ты хочешь сказать?..
— Я разрабатываю план.
— Говори.
— Не сейчас: сначала узнаем, где капитан.
— Так ты надеешься все же завлечь его в западню?
— Возможно.
— Он не будет так неосторожен.
— Будет, — сказал рамананди с несокрушимой уверенностью. — Он не знает точно, где находится вход в подземелья Раймангала, и на все пойдет, чтобы выяснить это.
— Где вход он не знает, это верно, — сказал Тремаль-Найк. — Ему известно только, что убежище тугов находится на Раймангале, и больше ничего.
— Пусть попытается обнаружить нас, если сможет, — усмехнулся старый туг. — Может обшаривать остров хоть месяц — ничего не найдет.
— Тогда он придет сюда.
— Сюда?!. — воскликнул Тремаль-Найк, с изумлением глядя на факира. — А кто заставит его прийти сюда?..
— Я.
— Каким образом?
— Пообещав ему раскрыть секрет.
— Он пойдет не один.
— Ну и что?
— Он прихватит с собой взвод сипаев.
— Пусть, они нам не помешают.
— Не понимаю: ведь если я убью его, сипаи тут же нас схватят.
— Если смогут найти, — сказал рамананди с загадочным смехом. — Пагода рядом, и в нее у меня есть ход.
И, скрестив руки на груди, он торжественно провозгласил:
— Великая Кали защищает своих сыновей, а Виндхиа — один из них. Капитан Макферсон причинил нам много зла, он хочет уничтожить нас, и он умрет.
— Да, — прошептал Тремаль-Найк, прижимая руки ко лбу отчаянным жестом. — Я убью его, потому что только его смерть может вернуть мне мою Аду.
Пройдя центральную и самую многолюдную часть Калькутты, так называемый Белый город, они поднялись вверх к северной ее части и углубились в индийский город, грязный и убогий, но при этом и живописный, поскольку именно там находятся старинные постройки и красивые пагоды, посвященные Браме, Шиве, Вишну, Парвати и всем другим божествам, почитаемым индусами.
Здесь не увидишь блестящих экипажей или богатых носилок с шелковыми занавесками, здесь нет дворцов, нет широких и чистых мостовых; а вместо этого хаотическое скопище лачуг, бараков и хижин, осененных тощими деревцами, путаница грязных, кривых и зловонных улиц, где возятся в пыли сотни голых и вечно голодных ребятишек, куда слетаются, точно на свалку, птицы-падалыцики, ковыряя своими огромными клювами уличный мусор.
Пройдя несколько таких улиц, старый туг остановился на площади, где гордо возвышалась среди всей этой нищеты большая красивая пагода, увенчанная куполом и украшенная ажурным зубчатым карнизом, легким, как кружево. Мок поднялся по широкой лестнице, ведущей к входу в пагоду, и остановился перед каким-то индийцем, сидящем на верхней ступеньке.
— Вот факир, — сказал он Тремаль-Найку и Хидару.
При виде его Тремаль-Найк едва удержал гримасу отвращения.
Это был не человек, а скелет. Его пергаментное лицо, заросшее густой неухоженной черной бородой, доходившей ему до пояса, было покрыто причудливой татуировкой, красной и черной, а на лбу было несколько грязных полос, прочерченных пеплом. Его длинные волосы, никогда не знавшие ни расчески, ни ножниц, образовывали настоящую гриву — раздолье для насекомых. На теле, страшно худом и почти голом, не было ничего, кроме узкой набедренной повязки.
Однако самое главное, что вызывало отвращение, была его левая рука; почти отмершая и парализованная, иссушенная до кожи и костей, она была прижата к груди в каком-то искривленном положении. В эту руку крепко связанную полосками кожи и сложенную так, чтобы образовать сосуд, фанатик положил землю, посадил маленький священный мирт, который и вырос тут, как будто он в горшке.
Никогда не подстригавшиеся ногти факира сначала согнулись, а потом вросли в руку и теперь выходили, как когти дикого зверя, сквозь ладонь.
Этот несчастный не был обычным факиром, каких немало водится в Индии: он принадлежал к тому их разряду, который, до индийским поверьям, считается божественного происхождения. Индийцы убеждены, что эти факиры живут тысячу лет, ничем не питаясь, что, будучи брошены в огонь, они не горят, а в воде не тонут, за что их уважают и почитают, как сверхъестественные существа.
— Нимпор, — сказал старый туг, почтительно склонившись к факиру, который оставался неподвижным, точно не замечая стоявших перед ним людей. — Кали нуждается в тебе.
— Моя жизнь принадлежит богине, — отвечал факир, не поднимая глаз. — Кто тебя послал?..
— Суйод-хан.
— Сын священных вод Ганга?..
— Да.
— Чего ты хочешь?..
— Чтобы ты помог нам,
— Что нужно сделать?
— Найти человека. Он наш смертельный враг. Мы должны убить его, или же он уничтожит наших братьев на Раймангале.
Дрожь пробежала по бесстрастному лицу Нимпора.
— Кто же осмеливается идти на Раймангал?
— Капитан Макферсон.
— Он!.. Это решено?
— Да, Нимпор.
— И ты хочешь знать, где находится капитан?
— Да, и как можно быстрее.
— Когда?
— Сегодня вечером.
— Он не в своем доме?..
— Никто этого не знает, — отвечал Мок.
— Я выясню.
— Каким образом?
— Сегодня вечером будь перед домом.
— А потом?..
— Остальное тебя не касается. А теперь уходи: Вишну призывает меня на молитву.
Факир с усилием поднялся и, повернувшись к ним спиной, вошел в пагоду, держа все время на весу свою руку.
— Где мы увидимся? — спросил Хидар. — Сейчас я должен вернуться на борт.
— Мы попросим гостеприимства у Виндхиа, — сказал старый туг. — Пока мы в Калькутте, ты найдешь нас у него. Когда мы встретимся?..
— Завтра после полудня. Раньше невозможно — у меня на борту много работы. Ты знаешь, что через несколько дней мы отплываем?
— Куда направляется «Девоншир»?..
— На Цейлон.
— Жаль, что ты не будешь с нами в таком трудном предприятии.
— Мы отплываем не очень скоро. Прощайте, до завтра!..
Оставшись одни, Тремаль-Найк и старый туг тем же путем по берегу Ганга вернулись в Белый город и направились к пристани, где их ждала шлюпка.
— К Виндхиа, — коротко приказал старый туг гребцам.
Он уселся на корме рядом с Тремаль-Найком, и легкое суденышко, поднимаясь вверх по течению реки, пустилось в путь.
Тремаль-Найк, этот дикий сын джунглей, никогда раньше не видел такого большого города — все вокруг занимало его. Величественные дворцы, гордые пагоды, украшенные множеством статуй, красивые особняки, пышные жилища богатых индусов, с их ажурной каменной резьбой по фронтонам и изящными тонкими колонками, которые, казалось бы, должны переломиться от простого нажатия руки, но в то же время способны стоять веками, — все это изумляло и восхищало его. За первой линией дворцов и храмов виднелся новый ряд сверкающих золотом куполов, тонких шпилей и колоколен, разнообразных террас и высоких стен, живописно обвитых зеленью.
Под деревьями, которые склонились над водами реки, поднимались клубы от погребальных костров, которые ветер уносил на середину реки.
Трещали дрова в кострах, выбрасывая вверх тучи искр, звучала заунывная траурная музыка, а вокруг пританцовывали, совершая ритуальные жесты, юноши и девушки, в то время как в небе над их головами летали прожорливые птицы-падалыцики, готовые наброситься на останки покойников, сброшенных в реку.
Время от времени ящички из благовонного дерева с останками сожженных трупов отрывались от берега и плыли вниз по течению священной реки, тогда как брамины читали стихи из Вед, а родственники сажали дерево или водружали украшенный флажками шест в память об умершем.
Тут же по берегам ждали своей очереди умирающие, окруженные скорбящими родственниками. Индиец, у которого есть еще время приготовиться к собственной кончине, стремится встретить ее поближе к Гангу, чтобы легче было по нему попасть после смерти в рай Брамы.
Лежа на траве в тени какого-нибудь дерева на берегу, утешенный и успокоенный, в окружении родственников, он ждет, когда душа его покинет тело, в то время как те опрыскивают ему лицо речной водой, обмазывают речным илом, а брамин читает молитвы и осыпает ему голову листьями базилика. Тут же рядом другие готовят костер, на котором сожгут его тело.
Проплыв еще две-три мили мимо все новых храмов, дворцов и бесконечного числа лачуг, лодка остановилась у длинной отмели, осененной кокосами и латаниями, которая в этот момент была пуста.
— Мы будем ждать вас у Виндхиа, — спрыгивая на землю, сказал старый туг своим.
Он сделал Тремаль-Найку знак следовать за ним и углубился в лабиринт улочек, окружавших старую пагоду, полуразрушенную, хотя и огромных размеров.
Пройдя несколько бедных и грязных кварталов, где вперемешку с лачугами тянулись огороды, он остановился перед глинобитной хибаркой с крышей из пальмовых листьев, которая одиноко возвышалась на берегу заболоченного пруда.
Старый, морщинистый индиец сидел у двери, держа в руке связку сухих листьев, посыпанных пеплом, как принято у факиров, принадлежащих к касте рамананди, то есть почитателей Рамы. Как у всех прочих факиров, у него были длинные волосы, выпачканные красноватой глиной, но свернутые вокруг головы так, словно образовывали огромный парик; бороду он брил, но оставляя на конце подбородка тонкий хвостик волос, который стал уже таким длинным, что почти касался земли. Три знака на лбу, сделанные пеплом и коровьим пометом, три других на впадине груди и столько же на руках и коленях довершали его облик.
Старый туг приблизился к этому страшилищу и без предисловий обратился к нему:
— Мы нуждаемся в тебе, Виндхиа.
Факир посмотрел на индийца и ответил:
— Будь благословен, посланец Кали. Я готов повиноваться.
— Мне нужен твой дом.
— Он твой.
— И несколько советов.
— Я готов дать их.
— Мы голодны.
— Мои припасы — твои.
— Войдем.
— Я проведу вас.
Рамананди вскочил с проворством, неожиданном в его древнем возрасте, отбросил связку сухих листьев и вошел в хибарку.
Туг и Тремаль-Найк оказались в комнатке со стенами, увешанными банановыми листьями, которые поддерживали в ней приятную свежесть. Мебели не было совершенно. Стояли лишь огромные глиняные кувшины, содержащие, по-видимому, припасы факира, и несколько ящиков, где хранились пахучие корни и свернутые циновки, служившие постелями ночью и сиденьями днем.
Туг сделал Тремаль-Найку знак располагаться, а сам увел факира в дальний угол и долго разговаривал с ним вполголоса.
Закончив, он подвел его к Тремаль-Найку и сказал:
— Вот человек, которого Суйод-хан рекомендует тебе.
— Я готов повиноваться ему, — отвечал рамананди.
— Виндхиа все знает, — пояснил затем туг Тремаль-Найку. — Он человек осторожный и мудрый, но при этом хитрый и решительный; он всегда может дать нам ценный совет.
— Хорошо, — сказал Тремаль-Найк, подавив вздох.
Рамананди запер дверь, извлек из кувшина три чашки, прекрасную золоченую бутыль и предложил своим гостям «арак» -изысканный ликер, очень любимый индийцами.
— Теперь можешь говорить, — сказал старый туг. — Ты знаешь уже, о чем идет речь. Как ты думаешь, сможет Нимпор найти место, где скрывается капитан?
— Да, — ответил рамананди. — Нимпор имеет связи повсюду. У него целое войско шпионов.
— Обнаружить — это еще не значит убить его, — сказал Тремаль-Найк. — А смерть этого человека необходима, чтобы спасти девушку, которую я люблю.
— Ты храбрец и ты добьешься своего.
— Но как?.. Капитан Макферсон наверняка принял меры предосторожности, чтобы его не захватили врасплох.
— Попытаемся устроить ему ловушку.
— Он слишком осторожен, чтобы попасться в нее.
Улыбка показалась на губах рамананди.
— Увидим, — сказал он. — Когда речь идет о наших секретах, англичане не медлят, тут же готовы к нам прибежать.
— Что ты хочешь сказать?..
— Я разрабатываю план.
— Говори.
— Не сейчас: сначала узнаем, где капитан.
— Так ты надеешься все же завлечь его в западню?
— Возможно.
— Он не будет так неосторожен.
— Будет, — сказал рамананди с несокрушимой уверенностью. — Он не знает точно, где находится вход в подземелья Раймангала, и на все пойдет, чтобы выяснить это.
— Где вход он не знает, это верно, — сказал Тремаль-Найк. — Ему известно только, что убежище тугов находится на Раймангале, и больше ничего.
— Пусть попытается обнаружить нас, если сможет, — усмехнулся старый туг. — Может обшаривать остров хоть месяц — ничего не найдет.
— Тогда он придет сюда.
— Сюда?!. — воскликнул Тремаль-Найк, с изумлением глядя на факира. — А кто заставит его прийти сюда?..
— Я.
— Каким образом?
— Пообещав ему раскрыть секрет.
— Он пойдет не один.
— Ну и что?
— Он прихватит с собой взвод сипаев.
— Пусть, они нам не помешают.
— Не понимаю: ведь если я убью его, сипаи тут же нас схватят.
— Если смогут найти, — сказал рамананди с загадочным смехом. — Пагода рядом, и в нее у меня есть ход.
И, скрестив руки на груди, он торжественно провозгласил:
— Великая Кали защищает своих сыновей, а Виндхиа — один из них. Капитан Макферсон причинил нам много зла, он хочет уничтожить нас, и он умрет.
— Да, — прошептал Тремаль-Найк, прижимая руки ко лбу отчаянным жестом. — Я убью его, потому что только его смерть может вернуть мне мою Аду.
Глава 12
ЛОВУШКА
Когда старый туг и Тремаль-Найк покинули лачугу рамананди, солнце уже исчезло, и ночь быстро спускалась на воды священной реки.
В нескольких шагах позади них следовали шесть гребцов из шлюпки, вооруженные пистолетами и кинжалами, на случай нападения сипаев Макферсона — предосторожность не лишняя в этом городе, чужом и враждебном для них. На берегу все уселись в шлюпку и отправились вниз по течению огромной реки.
Был поздний вечер, ясный и тихий. На небе, дрожа и отражаясь в реке, сверкали звезды, в то время как луна заходила за вершины деревьев, за высокие шпили и башни, заставляя сверкать золото их куполов.
Ближе к нижнему течению реки на обеих ее берегах клубилось как бы светящееся облако — свет мириадов фонарей и освещенных окошек Белого города, в то время как южнее две длинные линии светящихся точек указывали на корабли и лодки, стоящие на якорях вдоль берега реки.
В нескольких шагах позади них следовали шесть гребцов из шлюпки, вооруженные пистолетами и кинжалами, на случай нападения сипаев Макферсона — предосторожность не лишняя в этом городе, чужом и враждебном для них. На берегу все уселись в шлюпку и отправились вниз по течению огромной реки.
Был поздний вечер, ясный и тихий. На небе, дрожа и отражаясь в реке, сверкали звезды, в то время как луна заходила за вершины деревьев, за высокие шпили и башни, заставляя сверкать золото их куполов.
Ближе к нижнему течению реки на обеих ее берегах клубилось как бы светящееся облако — свет мириадов фонарей и освещенных окошек Белого города, в то время как южнее две длинные линии светящихся точек указывали на корабли и лодки, стоящие на якорях вдоль берега реки.