Прошел час, два, три, но ничего не случилось. Ни рычание тигра, ни шипение змеи, ни вой шакала не нарушали тишину, царившую в таинственных джунглях. Только дуновение воздуха, насыщенного ночными испарениями, время от времени проходило над тростниками, наклоняя их с мягким шелестом.
   Минула уже первая половина ночи, когда мощный хруст и треск ломаемых веток прервали тишину. Какое-то пыхтение добавилось к нему, и довольно громкое.
   Удивленный и немного обеспокоенный, маратх вскочил на ноги и прислушался, сдерживая дыхание: этот топот и пыхтение повторились гораздо ближе.
   — Это не тигр, — пробормотал Каммамури, — но кто же это?
   Он взял карабин, бесшумно подполз к ближайшему дереву и выглянул из-за него.
   Шагах в тридцати от него двигалось какое-то животное, длиной не менее двенадцати футов, тяжелое, массивное. У него была бугристая шкура, большая треугольная голова, огромные уши и длинный загнутый вверху рог.
   Каммамури понял, с кем ему придется иметь дело, и сердце его замерло от страха.
   — Носорог! — едва слышно воскликнул он. — Мы погибли!..
   Он даже не поднял карабин, прекрасно зная, что пуля не пробьет эту толстенную шкуру, более прочную, чем стальная броня. Он мог бы попытаться поразить чудовище в глаз — единственное уязвимое его место, но страх промахнуться и быть растерзанным страшным рогом или растоптанным чудовищными ногами, побудил его сидеть тихо в надежде, что исполин его не заметит.
   Носорог казался страшно рассерженным, что нередко случается с этим своенравным, грубым, жестоким и скудоумным животным. С проворством, невероятным при его сложении, он бросался, как сумасшедший, из стороны в сторону, яростно ломая и вырывая вокруг себя бамбук, проделывая широкие бреши в джунглях.
   Время от времени он останавливался, шумно дыша, крутился по земле, как дикий кабан, взрывая землю ногами и втыкая в траву свой рог, чтобы потом снова подняться и начать свои нападения на бамбук.
   Каммамури даже не дышал, чтобы не привлечь внимания зверя, и при этом он обливался потом так, словно сидел на крышке кипящего котла, и судорожно сжимал рукой карабин, ставший бесполезным, как железная палка. Он боялся, что животное, расправившись с бамбуком, двинется к пруду и заметит распростертого там Тремаль-Найка. Помешать этому он не мог: оставалось лишь в бессильном страхе ждать продолжения событий.
   А носорог продолжал бесноваться в джунглях. Слышалось, как дрожит земля от тяжести его могучего тела, как с треском ломается бамбук, слышалось его тяжелое дыхание, сравнимое со звуком большой хриплой трубы.
   Вдруг Каммамури услышал рычание тигра. На дереве, в десяти шагах от него, сидел этот полосатый хищник, забравшийся на одну из ветвей. Глаза его сверкали, а когти рвали кору.
   Каммамури быстро вскинул ружье. Испугавшись этого движения, хищник спрыгнул вниз, чтобы скрыться в джунглях, но натолкнулся на носорога.
   Два неустрашимых животных смотрели друг на друга несколько мгновений. Тигр, который, видимо, не желал связываться с этим свирепым гигантом, хотел обойти его, но не сумел.
   Носорог заревел и бросился на него, опустив голову и выставив свой острый рог. Но тигр подпрыгнул и упал на спину колосса, вцепившись когтями в его толстую шкуру. Носорог еще сильнее взревел и повалился на спину, чтобы сбросить врага.
   — Молодец, носорог! — прошептал Каммамури.
   Оказавшись на земле, оба противника тут же поднялись и с молниеносной быстротой бросились друг на друга. Второе нападение было неудачным для тигра. Рог гиганта пробил ему грудь, подбросив в воздух на несколько метров. Тигр упал, рыча от боли и ярости, попытался вскочить, но снова взлетел еще выше, теряя потоки крови.
   Носорог даже не ждал, пока тот упадет. Третьим ударом своего страшного оружия он его распотрошил. И, бросив на землю расплющил своими толстыми ногами, превратив в груду окровавленного мяса и разбитых костей.
   Все это случилось в несколько секунд. Удовлетворенный своей победой, страшный колосс издал глухой рев и вернулся в джунгли, тяжело топоча и ломая по дороге бамбук.
   Он ушел вовремя, поскольку в этот самый момент Тремаль-Найк, охваченный бредом и страшной лихорадкой, проснулся, зовя Каммамури.
   Это делало положение особенно опасным, поскольку разъяренный носорог мог услышать голоса и внезапно появиться среди деревьев. Маратх хорошо знал, что от него невозможно спастись бегством, поскольку носороги догоняют даже самого проворного человека… Он подбежал к хозяину и наклонился над ним.
   — Тихо! — сказал он, приложив ему палец к губам. — Если нас услышат, мы безвозвратно погибли.
   Но Тремаль-Найк не слышал его. Весь во власти бреда, он безумно размахивал руками, и с его губ срывались какие-то бессвязные слова.
   — Ада… Ада!.. — кричал он, страшно закатывая глаза. — Где ты, Дева пагоды… Ах, да! Я помню… Да, полночь! полночь!.. А они пришли, вооруженные, двадцать против одного… Почему у этих людей змея на груди? Сколько змей с головой женщины… Но они не пугают меня. Я охотник на змей… сильный! очень сильный! Я видел его, этого человека, который осудил тебя. Он жестокий и он хотел меня задушить…
   И Тремаль-Найк разразился каким-то безумным смехом, который заставил маратха задрожать до глубины души.
   — Хозяин, лежи тихо! — умолял Каммамури, слышавший, как проклятое животное бешено мечется неподалеку на краю джунглей.
   Охваченный бредом, Тремаль-Найк посмотрел на него полузакрытыми глазами и продолжал еще громче:
   — Была ночь, очень темная ночь, я спустился с высоты и увидел перед собой мое видение. Но там была эта страшная Кали. Зачем тебе это божество? Значит, ты меня не любишь?.. Ты улыбаешься, но я трепещу. Ты знаешь, как тебя любит охотник на змей. Может, у меня есть соперник? Горе ему!.. Смотри негодяи приближаются… Они смеются, ухмыляются и грозят мне… прочь отсюда, прочь, убийцы, прочь, прочь!.. У них еще и арканы, они разматывают их… Подождите, я приду и отомщу, убийцы. Вот я!.. Каммамури! Каммамури! Меня душат!..
   Он вдруг сел, выкатив глаза, с пеной у рта и, грозя маратху кулаком, закричал:
   — Это ты хочешь задушить меня? Каммамури, дай мне пистолет, и я застрелю его.
   — Хозяин, хозяин, — бормотал маратх.
   — Ах, ты… не знаешь, кто я? Каммамури, меня душат!.. Помогите! Помо…
   Маратх заглушил его крик, быстро закрыв ему рот рукой и опрокинув на землю. Раненый яростно отбивался, рыча, как дикий зверь.
   — Помогите!.. — снова завопил он.
   Со стороны деревьев послышалось мощное пыхтение. Дрожа от страха, Каммамури увидел треугольную морду носорога в просвете среди ветвей. Он понял, что погиб.
   — Великий Шива! — воскликнул он, поспешно подбирая карабин.
   Носорог посмотрел на него своими маленькими блестящими глазками, но больше с удивлением, чем с гневом. Казалось, он не понимает, зачем тут они.
   Нельзя было терять ни минуты. Удивление могло быстро смениться злостью у этого свирепого колосса, легко впадающего в гнев. Не имея больше другого выхода, маратх вскинул карабин и выстрелил, целясь ему в глаз. Но пуля лишь расплющилась о лоб исполина, который, выставив свой рог, приготовился к нападению.
   Гибель двух индийцев была почти неизбежной. Еще несколько минут — и их постигла бы участь тигра.
   К счастью, Каммамури не потерял хладнокровия. Видя, что животное вот-вот нападет, он бросил карабин, ставший уже бесполезным, кинулся к Тремаль-Найку, быстро поднял его на руки, побежал к пруду и прыгнул туда, погрузившись по самые плечи.
   Неудержимая ярость обуяла носорога. В четыре прыжка он преодолел расстояние до берега и тяжело плюхнулся в воду, подняв тучу грязи и пены. Испуганный Каммамури попытался бежать, но не мог. Его ноги увязли в иле, таком мягком, что никакими силами нельзя было вытащить их. Полузадушенный, бледный, дрожащий, бедняга издал пронзительный крик:
   — На помощь! Погибаю!..
   Услышав за собою глухое пыхтение, он повернулся и увидел, что и носорог отчаянно бьется в воде: увлекаемый своим огромным весом, он также увяз по самое брюхо и продолжал погружаться в топкое дно.
   — На помощь!.. — повторил маратх, силясь держать хозяина над водой.
   Далекий лай ответил на этот отчаянный зов. Каммамури радостно вздрогнул: знакомый лай, он тысячу раз уже его слышал. Безумная надежда воскресла в его душе.
   — Пунти!.. — закричал он. — Пунти!
   Огромный черный пес выскочил из густых зарослей бамбука и прыжками кинулся к пруду, яростно лая. Это был он, верный Пунти, который бросился к носорогу, пытаясь ухватить его за ухо.
   Почти в то же мгновение послышался голос Агура.
   — Держись, Каммамури! — кричал он. — Мы здесь!..
   Бенгалец одним прыжком преодолел густую чащу и появился на берегу пруда. Быстро схватив ружье, он стал на колено и почти в упор выстрелил в носорога, целясь ему в левый глаз. Пораженный в мозг, тот взревел и завалился на бок, до половины исчезнув под водой.
   — Не двигайся, Каммамури, — продолжал храбрый охотник. — Сейчас мы спасем тебя, но… Что с хозяином?.. Он ранен?..
   — Молчи и поторопись, Агур, — просил маратх, все еще дрожа от пережитого волнения. — В джунглях рыщут враги.
   Бенгалец быстро размотал веревку на поясе и бросил один конец Каммамури, который крепко ухватился за него.
   — Держись, друг! — сказал Агур.
   Он собрал все свои силы и начал тянуть. Каммамури почувствовал, как вырывается из вязкого ила и увлекается вслед за веревкой к берегу, на который он тут же поспешно взобрался.
   — Что случилось? — сказал Агур, с беспокойством глядя на хозяина. — Он без сознания?
   — Его ударили кинжалом, — ответил маратх.
   — О боги!.. И кто же?
   — Те самые, что убили Хурти.
   — Когда?.. Как?..
   — Потом расскажу. Поторопись! Сделай носилки и пойдем: нас преследуют.
   Агур тут же принялся за дело. Достал нож, срезал шесть или семь веток, связал их прочной веревкой, и на эти грубые носилки навалил несколько охапок листьев. Маратх осторожно поднял хозяина, который еще не пришел в себя, и положил сверху.
   — Пойдем, — приказал Каммамури. — У тебя есть лодка?
   — Да, здесь на отмели, — ответил Агур.
   — Твои пистолеты заряжены?
   — Да.
   — Тогда вперед, и смотри в оба.
   — Нас ищут?
   — Наверняка.
   Они подняли носилки и пустились в путь следом за собакой, пробираясь по узкой тропинке, проложенной в джунглях. Через пятнадцать минут вышли к реке, на которой качалась их лодка. Но в тот момент, когда они садились в нее, Пунти залаял.
   — Тихо, Пунти, — прикрикнул на него Каммамури, берясь за весла.
   Но вместо того чтобы послушаться, пес поставил лапы на борт лодки и залаял с удвоенной силой. Шерсть поднялась у него на загривке, точно при виде врага.
   Беглецы посмотрели на джунгли, но ничего не заметили там. Тем не менее Пунти, видимо, что-то учуял.
   Они положили пистолеты на сиденья, схватили весла и выгребли на середину реки. Но не проплыли еще и сотни метров, как пес снова яростно залаял.
   — Стойте! — вдруг услышали они резкий голос.
   Каммамури обернулся, сжимая в правой руке пистолет. На берегу, в том месте, которое они только что покинули, стоял огромного роста индиец с арканом в правой руке и кинжалом в левой.
   — Стойте! — повторил он.
   В ответ Каммамури выстрелил. Индиец повернулся, взмахнув руками, и исчез в кустах.
   — Греби, греби, Агур! — закричал маратх.
   И лодка понеслась, как стрела, направляясь к плавучему кладбищу. А вслед ей громовый голос, полный угрозы, кричал с берега проклятого острова:
   — Мы еще увидимся!..

Глава 9
МАНЧАДИ

   Восток начинал светлеть, когда лодка достигла берега Черных джунглей.
   Казалось, все здесь по-прежнему. Все так же стояла хижина среди бамбука, и так же сидели на крыше неподвижные марабу, а верная Дарма кружила вокруг, охраняя жилище и не отходя далеко.
   — Все в порядке, — пробормотал Каммамури. — Негодяи не были в этих местах. Дарма! — окликнул он.
   Тигрица остановилась, подняла голову и, взглянув на лодку своими зеленоватыми глазами, бросилась к берегу с радостным урчанием.
   Каммамури и Агур высадились и отнесли хозяина в хижину, устроив его на удобной постели. Пес и тигрица остались снаружи сторожить.
   — Осмотри рану, Агур, — попросил Каммамури.
   Бенгалец снял повязку и внимательно посмотрел на грудь бедного Тремаль-Найка. Глубокая морщина обозначилась у него на лбу.
   — Рана тяжелая, — сказал он. — Кинжал, видно, вошел по самую рукоятку.
   — Он поправится?
   — Надеюсь. Но как случилось, что его ударили кинжалом?
   — Трудно сказать. Ты знаешь, что хозяин хотел увидеть эту девушку, которая являлась ему. Кажется, он знал, где она скрывается. Он велел мне возвращаться в хижину, а сам отправился к ней один. Через двадцать четыре часа я нашел его в джунглях лежащим в луже крови: его поразили кинжалом.
   — Но кто?
   — Те люди, что живут на острове и, видимо, стерегут ее.
   — Ты видел их?
   — Своими собственными глазами.
   — Они люди или духи?
   — Думаю, что люди. Они набросили мне на шею аркан, чтобы задушить, а я убил из них двоих или троих. Если бы это были духи, они бы не умерли.
   — Это странно, — задумчиво прошептал Агур. — А что они там делают? Зачем душат людей, только за то, что те высадились на остров?
   — Не знаю, Агур. Знаю только, что это страшные люди, и они почитают божество, которое требует человеческих жертв.
   — Ты боишься, Каммамури?
   — И есть чего.
   — Ты думаешь, они появятся и здесь, в наших джунглях?
   — Я опасаюсь этого, Агур. Помнишь, как тот человек кричал нам с берега: «Мы еще увидимся».
   — Тем хуже для них. Тигрица разорвет каждого, кто к нам приблизится.
   — Я знаю, но будем осторожны. Все это очень опасно.
   — Оставь это мне, Каммамури. Ты думай о том, как вылечить хозяина, а ими займусь я.
   Каммамури вернулся к постели раненого, чтобы сменить ему повязку с целебной травой, а Агур уселся на пороге хижины рядом с тигрицей и собакой.
   День прошел без происшествий. Тремаль-Найка несколько раз охватывал приступ бреда, во время которого он без конца вспоминал Аду. Но вскоре он опять впал в забытье, и продолжалось оно до самого захода солнца. Оба индийца, хоть и сгорали от желания узнать что-нибудь о тех людях, которые напали на него, не решались расспрашивать, чтобы не ухудшить его состояние.
   Тем временем ночь набросила свое темное покрывало на молчаливые джунгли. Агур первым отправился сторожить, и встал на пороге хижины, вооруженный до зубов. Пес улегся у его ног, время от времени поднимая голову и поглядывая на юг.
   До полуночи никто не появился ни на реке, ни в джунглях. Однако пес несколько раз вскакивал и принюхивался, выказывая очевидное беспокойство. Наверное, он чуял что-то необычное: незнакомого человека или какое-нибудь дикое животное, которое бродило поблизости.
   Агур уже собирался разбудить Каммамури, чтобы тот сменил его, когда Пунти неожиданно залаял.
   — О! — воскликнул удивленный индиец. — Что с тобой?
   Заливаясь лаем, пес повернулся к реке, явно указывая, что там что-то происходит. Одновременно, с глухим рычанием, на пороге хижины появилась тигрица.
   — Каммамури! — позвал Агур, хватая оружие.
   Маратх, спавший очень чутко, сразу вскочил и выбежал к нему.
   — Что происходит? — спросил он.
   — Наши звери что-то учуяли и забеспокоились.
   — Ты слышал какой-нибудь шум?
   — Абсолютно ничего.
   — Успокой собаку и послушаем.
   Сначала в глубокой ночной тишине не раздавалось ни звука. Но вдруг со стороны реки послышался слабый крик:
   — Помогите! На помощь!..
   Пес принялся яростно лаять.
   — Помогите! — звал тот же голос.
   — Каммамури! — вскричал Агур. — Там человек, там кто-то тонет.
   — Определенно.
   — Мы не можем дать ему утонуть.
   — Но мы не знаем, кто это.
   — Не важно: бежим на берег.
   — Хорошо. Но приготовь оружие и будь предельно осторожен. Дарма! Ты останешься здесь и растерзаешь всякого, кто бы ни появился.
   Тигрица определенно поняла это, потому что подобралась, с пламенеющими глазами, и глухо зарычала. А индийцы устремились к реке, вслед за Пунти, который продолжал яростно лаять на бегу.
   Достигнув берега, они принялись вглядываться в черную, как смола, поверхность воды, местами мерцавшую в лунном свете.
   — Ничего не видишь? — спросил Каммамури у Агура, который наклонился над потоком.
   — Мне кажется, там что-то плывет.
   — Может, человек?
   — Я бы сказал, что ствол дерева.
   — Эй! — закричал Каммамури. — Кто здесь зовет?
   — Спасите меня! — ответил слабый голос.
   — Это утопающий, — сказал маратх.
   — Эй, вы можете добраться до берега? — окликнул Агур.
   Стон был ему ответом. Этот несчастный находился посередине реки, его несло течением, и с минуты на минуту он мог утонуть. Индийцы прыгнули в лодку и быстро направились к нему.
   Очень скоро они убедились, что черный предмет, который плыл по реке, был и в самом деле стволом дерева, за который ухватился человек. В несколько мгновений они догнали его и протянули руки утопающему, который ухватился за них с отчаянной силой.
   — Спасите меня! О боги, спасите меня! — бормотал он, валясь на дно лодки.
   Оба индийца наклонились над ним и оглядели с любопытством. По виду это был бенгалец, роста ниже среднего, худой, но с развитыми мускулами, обладавший, по-видимому, недюжинной силой. Лицо его было исцарапано, а мокрая одежда, плотно прилипшая к телу, запачкана кровью.
   — Ты ранен? — спросил его Каммамури.
   Человек посмотрел на него взглядом, в котором сверкали странные отблески.
   — Думаю, да, — пробормотал он.
   — У тебя одежда в крови. Дай я посмотрю.
   — Нет, нет, не надо, — поспешно сказал тот, прижав руки к груди, как будто боялся, что ее обнажат. — Я ударился головой о ствол дерева, и из носа пошла кровь.
   — Откуда ты плыл?
   — Из Калькутты.
   — Как тебя зовут?
   — Манчади.
   — Но как ты оказался здесь?
   Бенгалец задрожал всем телом, стуча зубами.
   — А кто живет в этих местах? — спросил он со страхом.
   — Тремаль-Найк, охотник на змей, — отвечал Каммамури.
   Манчади снова задрожал.
   — Жестокий человек, — пробормотал он.
   — Ты с ума сошел, — сказал Агур.
   — Сошел с ума!.. Знал бы ты, как его люди охотились за мной, словно я тигр!
   — Его люди охотились за тобой? Но мы — его товарищи.
   Бенгалец выпрямился, глядя на них со страхом.
   — Вы!.. Вы!.. — повторил он. — Я погиб!
   Он перегнулся через борт лодки с явным намерением прыгнуть в реку, но Каммамури схватил его поперек тела и усадил насильно.
   — Вы хотите убить меня! — захныкал Манчади.
   — Да, если ты нам все не расскажешь. Что ты делаешь здесь?
   — Я бедный индиец и живу охотой. Капитан сипаев обещал мне сто рупий за шкуру тигра, и я приплыл, надеясь добыть ее здесь.
   — Продолжай.
   — Вчера вечером я причалил на том берегу Мангала и углубился в джунгли. А часа через два на меня напали какие-то люди и хотели задушить своими арканами…
   — Арканами, ты сказал? — вскричали оба индийца.
   — Да, — подтвердил тот.
   — Ты видел этих людей? — спросил Агур.
   — Да, как вижу вас.
   — А что было у них на груде?
   — Мне показалось, я видел татуировку.
   — Это были те, с Раймангала, — сказал Каммамури. — Продолжай.
   — Я выхватил кинжал, — продолжал Манчади, все еще дрожа от страха, — и перерезал веревку. Я долго бежал, они гнались за мной. Наконец я добрался до берега и кинулся в реку, вниз головой.
   — Остальное мы знаем, — сказал маратх. — Значит, ты охотник?
   — Да, и хороший.
   — Хочешь остаться с нами?
   Странная молния блеснула в глазах бенгальца.
   — Большего я и не прошу, — торопливо согласился он. -Я один на свете.
   — Хорошо, мы тебя принимаем. Поживешь пока в нашей хижине, а там видно будет.
   Они вновь погрузили весла в воду и отвели лодку в тихую заводь. Едва высадились на берег, как Пунти с яростным лаем бросился к бенгальцу, скаля зубы.
   — Тихо, Пунти, — сказал Каммамури, удерживая его. -Это свой.
   Пес, хотя и послушался, продолжал угрожающе рычать.
   — Этот зверь не очень любезен, — сказал Манчади, силясь улыбнуться.
   — Не бойся; он станет твоим другом, — сказал маратх.
   Привязав лодку, они направились к хижине, перед которой лежала тигрица. И странная вещь, она тоже принялась ворчать совсем не дружелюбно, глядя на новоприбывшего.
   — Ой! — вскричал тот испуганно. — Тигр!
   — Он ручной. Оставайся здесь, а я пойду к хозяину.
   — К хозяину? Он разве здесь? — удивленно спросил бенгалец.
   — Конечно.
   — Так он жив!..
   — О! — удивленно воскликнул маратх. — Почему ты это спрашиваешь?
   Бенгалец вздрогнул и казался сконфуженным.
   — Откуда ты знаешь, что он был ранен? — переспросил Каммамури.
   — Разве ты сам не сказал мне об этом?
   — Я!..
   — Мне кажется.
   — Не помню что-то.
   — Но я ведь не мог это услышать ни от кого, кроме тебя и твоего товарища.
   — Должно быть так.
   Каммамури и Агур вошли в хижину. Тремаль-Найк крепко спал и, наверное, видел сны — какие-то отрывистые слова то и дело срывались с его губ.
   — Не стоит будить его, — прошептал Каммамури, оборачиваясь к Агуру.
   — Мы представим его завтра, — сказал тот. — Как тебе показался этот Манчади?
   — У него вид порядочного человека, и я надеюсь, он будет нам полезен.
   — Я тоже так думаю.
   — Оставим его сторожить до завтра.
   Агур взял миску оставшейся от ужина рисовой похлебки и пошел к Манчади, который набросился на еду с волчьей жадностью. Наказав ему быть внимательным и поднять тревогу при малейшей опасности, он вернулся в хижину, на всякий случай крепко заперев изнутри дверь.
   Едва он исчез, как Манчади вскочил с необыкновенной живостью. Глаза его горели, на губах играла сатанинская улыбка.
   — Так, так! — воскликнул он, ухмыляясь.
   Он подошел к хижине и приложил ухо к двери, внимательно прислушиваясь. Постоял так четверть часа, потом бесшумно отошел в сторону и кинулся бежать с быстротой молнии.
   Пробежав с полмили, он остановился и издал громкий свист. Тотчас на юге сверкнул огонек и словно взорвался короткой вспышкой. Еще два раза прозвучал его свист — и снова в джунглях воцарилось таинственное молчание.

Глава 10
ДУШИТЕЛЬ

   Прошло двадцать дней. Благодаря крепкому организму и неусыпным заботам своих товарищей Тремаль-Найк быстро поправлялся. Рана почти закрылась, и он мог уже вставать.
   Но по мере того как к нему возвращались силы, он становился все более мрачным и беспокойным. Его часто можно было застать с лицом, спрятанным в ладони и с влажными щеками, как будто он плакал. Разговаривал он редко и не признавался никому в душевной тоске, которая мучила его; а иногда на него нападали точно приступы безумия, во время которых он раздирал себе грудь ногтями и срывал повязки с раны, крича: «Ада!.. Ада!.. Где ты?.. «
   Тщетно Каммамури и Агур пытались вызвать его на разговор — он молчал, и для них так и осталось глубокой тайной, кто же была та женщина, которая носила это имя, не покидавшее его ни во сне, ни наяву, сделавшаяся его мукой, его кошмаром.
   Бенгалец Манчади редко разговаривал с ним, и даже, казалось, избегал раненого, как будто стеснялся или боялся его. Он не входил в его комнату, если только не видел, что Тремаль-Найк спит, а если тот просыпался в этот момент, старался побыстрее выйти. Он больше любил бродить в джунглях в поисках дичи, собирать дрова или носить воду. И странная вещь: всякий раз, как он слышал, что хозяин зовет Аду, он начинал невольно дрожать, и его лицо сильно бледнело. По мере того как Тремаль-Найк выздоравливал, тот, казалось, все больше мрачнел и как будто впадал в уныние. Словно ему было неприятно, что хозяин поправляется. Почему? Никто не мог бы сказать этого.
   На двадцатый день случилось событие, которое должно было иметь самые мрачные последствия.
   Утром Каммамури поднялся с первым лучом солнца. Увидя, что Тремаль-Найк спит спокойным сном, он направился к двери, чтобы разбудить Манчади, который ночевал снаружи под маленьким бамбуковым навесом. Он отодвинул засов и толкнул дверь, но, к его великому удивлению, она не открылась, как будто снаружи что-то ее подпирало.
   — Манчади! — закричал маратх.
   Никто не ответил на зов. В уме маратха сверкнула мысль, что с беднягой случилось какое-то несчастье: на него напали и задушили враги или разорвали тигры из джунглей. Он приложил глаз к дверной щели и увидел, что в самом деле ей мешает открыться лежащее на пороге человеческое тело. Пригляделся повнимательнее, — о боги! — это был Манчади.
   — О! — с ужасом вскричал он. — Агур!
   Индиец тут же прибежал на зов товарища.
   — Агур, — взволнованно сказал маратх. — Ты ничего не слышал сегодня ночью?
   — Абсолютно ничего.
   — Даже стона?
   — Нет, а в чем дело?
   — Убили Манчади!
   — Это невозможно! — воскликнул Агур.
   — Он лежит перед дверью.
   — Но Дарма и Пунти не подавали голоса.
   — И все же он, видимо, мертв. Не отвечает и не шевелится.
   — Нужно выйти. Толкни сильнее!
   Маратх навалился плечом на дверь и оттолкнул ею лежавшего на пороге Манчади. Оба охотника выскочили наружу.
   Бедный бенгалец лежал ничком и казался мертвым, хотя на теле не видно было никакой раны. Каммамури приложил руку к его груди и почувствовал, что сердце еще бьется.