Дождя не было, но небесные шлюзы вот-вот должны были открыться и обрушить на джунгли тропический ливень.
   Охотники и сопровождавшая их тигрица в несколько минут достигли берега Мангала, воды которого неслись, волоча упавшие в них массы бамбука и множество древесных стволов.
   Несколько минут они прятались в тростниках, ожидая, пока молния осветит противоположный берег, затем, убедившись, что никто не следит за ними, быстро спустились к реке и столкнули лодку в воду.
   — Хозяин! — сказал Каммамури. — Как ты думаешь, мы встретим тугов вдоль реки или в окрестностях Раймангала?
   — Наверняка. Но что за важность? Я чувствую в себе столько сил, что могу сражаться с целым войском.
   — Знаю, хозяин, но нужно действовать с осторожностью. Если они нас заметят и поднимут тревогу, это помешает нам высадиться.
   — И что ты предлагаешь?
   — Обмануть их.
   — Как?
   — Предоставь мне действовать, и мы подкрадемся совсем незаметно.
   Тут же на берегу маратх нарубил длинного бамбука и накрыл лодку таким образом, что она сделалась похожей на груду тростника, плывущую по течению.
   — Вот так, — сказал он, забираясь внутрь с Тремаль-Найком и Дармой. — Туги и не заподозрят, что под тростником лодка, а в лодке два человека и зверь.
   — Хорошо, Каммамури, поплыли, — торопил Тремаль-Найк, снедаемый нетерпением. — Каждая минута для меня, точно кинжал в сердце: я весь дрожу при мысли о той страшной опасности, которая угрожает Аде. Как ты думаешь, нам удастся спасти ее?
   — Думаю, да, хозяин, — ответил Каммамури, направляя лодку на середину реки. — Эти люди, наверное, надеются, что негодяй сделал свое черное дело.
   — А если мы опоздаем?.. Я не переживу такой катастрофы.
   — Успокойся, хозяин. Кто знает, может, Манчади преувеличивал.
   — А вдруг это правда? О моя бедная Ада!..
   — Тихо, хозяин, нас могут услышать.
   — Да, Каммамури — молчу.
   Тремаль-Найк улегся на носу рядом с тигрицей, а Каммамури на корме, с веслом в руке, пытаясь управлять лодкой.
   Ураган удваивал свою ярость; ветер страшно ревел в джунглях, гром грохотал без остановки, а среди облаков беспрерывно сверкали прихотливые зигзаги молний.
   Лодка, влекомая ветром и течением, летела, как стрела, опасно лавируя между тростниками, наталкиваясь то на маленькие островки, невидимые в ночной темноте, то на стволы деревьев, которые беспорядочно неслись по течению.
   Тщетно Каммамури старался держаться середины реки, а Тремаль-Найк пытался успокоить тигрицу — напуганная громом и блеском молний, она сердито рычала, бросаясь с одного борта лодки на другой, грозя опрокинуть ее.
   В десять часов вечера Каммамури заметил яркий огонь на берегу реки, менее чем в трехстах шагах впереди лодки. Не успел он сказать об этом, как послышалась рамсинга, которая протрубила три раза и в разных тонах.
   — Внимание, хозяин! — закричал он, перекрывая своим голосом весь этот адский грохот и шум.
   — Ты никого не видишь? — спросил Тремаль-Найк, сжимая тигрицу за шею левой рукой, а правой выхватывая пистолет.
   — Нет, хозяин, но огонь зажжен, чтобы следить за рекой. Будем настороже: рамсинга, возможно, известила о нас.
   Лодка быстро приближалась к огню; это была груда сухого бамбука, который ярко горел, освещая оба берега реки.
   — Хозяин, смотри! — вдруг сказал Каммамури.
   — Тихо! — прошептал Тремаль-Найк.
   Два полуголых человека неожиданно выпрыгнули из куста муссенды. В руках у них были карабины, вокруг пояса обернуты арканы. На груди отчетливо виднелась голубая змея с головой женщины.
   — Посмотри-ка туда! — закричал один из них. — Видишь?
   — Да, — ответил другой. — Это груда бамбука, которая плывет по течению.
   — Ты думаешь?
   — А что же еще?
   — А вдруг под ним кто-то прячется?
   — Там никого не видно.
   — Тсс!.. Мне послышалось…
   — Рычание, кажется?
   — Точно. Неужели там в середине тигр?
   — Счастливого ему пути.
   — Не торопись, Хука. Человек, которого Манчади должен был задушить, имеет тигра.
   — Ого, а я и не знал! И ты думаешь, что там этот человек со своим зверем?
   — Все возможно. Он хитер и отважен.
   — И что ты хочешь делать?
   — Обнаружить его выстрелом из карабина. Целься пониже.
   Каммамури и Тремаль-Найк отчетливо слышали этот диалог. Видя, что туги подняли карабины, они бросились на дно лодки.
   — Не отвечай, хозяин, — сказал маратх. — Или мы погибли.
   Два выстрела пробили бамбук. Тигрица подпрыгнула с грозным рычанием.
   — Спокойно, Дарма, — уговаривал Тремаль-Найк, удерживая ее за шею.
   — Да поразит меня богиня! — закричал один из тугов. — Это он!
   — Давай сигнал, Хука! — приказал другой.
   Что-то ослепительно сверкнуло над лодкой, сопровождаемое страшным грохотом, который заглушил резкий звук рамсинги. Тремаль-Найк и Каммамури, уже поднявшиеся было из-под тростника, снова рухнули на дно лодки. Тигрица взвыла от страха и ярости.
   — Хозяин! — вскричал Каммамури. — Молния!
   Тремаль-Найк, еще оглушенный электрическим разрядом, поднялся на колени.
   — Проклятье!.. Мы горим! — закричал он.
   Действительно, бамбук, зажженный молнией, воспламенился и горел.
   — Мы погибли! — воскликнул Каммамури. — В реку! В реку!
   — Не двигайся, если тебе дорога жизнь.
   Тремаль-Найк схватил в охапку большую груду бамбука и отчаянным усилием сбросил в реку.
   — Это он! — прокричал голос на берегу.
   — Огонь! Хука!..
   Прогремели еще два выстрела. Пули просвистели мимо Тремаль-Найка.
   — Давай сигнал, Хука!
   — Мы погибли, хозяин! — закричал Каммамури.
   — Не двигайся, — приказал Тремаль-Найк. — Держи Дарму!
   Он встал на колено и прицелился в Хуку, который уже поднес к губам рамсингу.
   Выстрел из карабина достиг цели, пораженный в лоб пулей охотника на змей, Хука свалился в реку.
   Его товарищ заколебался, а потом, сломя голову, кинулся в джунгли, яростно трубя в рамсингу, которую поднял с земли.
   Тремаль-Найк выстрелили ему вслед из пистолета, но промахнулся.
   — Ну вот! — вскричал он, со злостью бросая оружие. — Нас обнаружили!
   — Что будем делать, хозяин? — спросил Каммамури. — Теперь мы не сможем причалишь к Раймангалу незаметно; рамсинга поднимет тревогу среди тугов. Проклятая молния!..
   — Все равно — вперед, Каммамури! Сегодня ночью нас не остановят все туги Сундарбана. Весла в руки и греби, что есть сил; может быть, мы доберемся раньше, чем они встретят нас. А я буду следить за берегом и пристрелю всякого, кто попадется мне на глаза. Вперед, Каммамури!
   Маратх хотел что-то добавить, возможно, возразить, но Тремаль-Найк не дал ему времени на это.
   — Если ты боишься, высаживайся, — сказал он. — А я с Дармой поплыву вперед.
   — Я тоже, хозяин. И пусть Шива защитит нас!
   Он схватил весла, уселся посередине лодки и принялся грести изо всех сил. Повинуясь его мощным взмахам, полегчавшая без груза бамбука лодка понеслась по течению с бешеной скоростью, подпрыгивая на волнах.
   Тремаль-Найк снова зарядил карабин и расположился на корме, пристально вглядываясь в берега. Тигрица, лежавшая у его ног, беспокойно рычала при каждой вспышке молнии.
   Прошло минут десять. Берега, мимо которых проплывали они, были покрыты бамбуком, перепутанным и полегшим от ветра, и редкими пальмами, зачастую вырванными или поломанными ураганом.
   Вдруг Тремаль-Найк, внимательно следивший за руслом реки, заметил, что впереди взлетела ракета. На темном небе он отчетливо видел ее огненный пунктир.
   — Это сигнал, — прошептал он. — Греби, греби, Каммамури!
   С противоположного берега взвилась вторая ракета и, описав длинную дугу, погасла на излете.
   — Хозяин! — тревожно сказал Каммамури.
   — Вперед, вперед, мой храбрый маратх.
   — Это сигналят о нас.
   — Пусть так. Но Аде грозит опасность. Смелее, Каммамури, вперед!
   Течение реки ускорилось, русло ее здесь сжималось наподобие горлышка бутылки. Они уже подплывали к плавучему кладбищу. Тремаль-Найк почувствовал, как по его телу пробежала дрожь.
   — Потише, Каммамури. Здесь опасное место.
   Маратх замедлил движение весел, но лодка продолжала плыть и вскоре вошла в заводь покрытую густым сводом тамариндов, под которым стоял удушливый трупный запах. Тьма сгустилась настолько, что охотники видели не дальше чем на пять шагов.
   Лодка натолкнулась на один из трупов, и плеск последовал за этим толчком.
   — Там кто-то плывет, — вдруг услышали они с берега голос.
   — Может, кто-то из наших. Ведь сбор всем назначен на полночь,
   При слове «полночь» Тремаль-Найк почувствовал удар в самое сердце.
   — Полночь! — прошептал он дрожащим голосом. — Сбор в полночь! О моя Ада!..
   — Эй! — прокричал голос. — Кто там плывет?
   — Не отвечай, хозяин, — поспешно сказал Каммамури.
   — Наоборот, я отвечу. Мы должны все узнать.
   — Ты пропал…
   — Кто говорит? — громко спросил Тремаль-Найк.
   — Кто вы? — вместо ответа опять спросил голос.
   — Туги Раймангала.
   — Поторопитесь: полночь недалеко.
   — А что будет в полночь?
   — Дева пагоды взойдет на костер.
   Тремаль-Найк подавил крик, готовый сорваться с его губ. Но превозмогая волнение, спросил:
   — Значит, Тремаль-Найк не умер?
   — Нет, раз Манчади еще не вернулся.
   — И Дева будет сожжена?
   — Да, в полночь. Костер готов, и она вознесется в рай Кали.
   — Еще одно слово, — сдавленным голосом сказал Тремаль-Найк. — Ты знаешь, где сожгут Деву?
   — В подземельях, мне кажется.
   — Да, в большой подземной пагоде, — добавил другой, — недолго осталось.
   — Греби, Каммамури, греби! — прошептал Тремаль-Найк. — Ада! Бедная Ада!
   Рыдание вырвалось из его груди.
   Каммамури налег на весла и принялся грести с отчаянной энергией. Лодка преодолела заводь и вышла с другой стороны.
   — Скорее!.. Скорее!.. — вне себя повторял Тремаль-Найк. — Через час она взойдет на костер… Греби, Каммамури, греби!
   Маратха не нужно было подгонять. Он греб так яростно, что мускулы готовы были лопнуть от напряжения.
   Лодка быстро неслась по реке, и уже показалась в ночной темноте та крайняя оконечность Раймангала с его гигантским баньяном, где они приставали к берегу в прошлый раз.
   Сверкнувшая в темноте молния показала, что берег совершенно пуст.
   — Шива с нами! — воскликнул Каммамури.
   — Вперед, маратх, вперед! — торопил Тремаль-Найк, быстро проходя на нос.
   Лодка с такой силой врезалась в берег, что вышла из воды на добрую треть. Тремаль-Найк, нагруженный оружием, Каммамури и тигрица разом спрыгнули на землю и устремились к главному стволу священного баньяна.
   — Ты ничего не слышишь? — спросил Тремаль-Найк.
   — Ничего, — отвечал Каммамури. — Все туги в подземелье.
   — Ты боишься?
   — Нет, хозяин, — спокойно ответил маратх.
   — Раз так, мы спускаемся. Ада — или смерть!
   Ухватившись за ветви, они забрались на вершину усеченного ствола. Тигрица одним прыжком догнала их.
   Тремаль-Найк заглянул в темное дупло. При вспышке молнии он заметил там углубления, похожие на ступеньки, по которым можно было спуститься вниз.
   — Вперед, мой храбрый маратх! Я пойду первым.
   И он полез в дупло, спускаясь по ступенькам в молчании. Маратх и Дарма последовали за ним.
   Пять минут спустя, они оказались в подземелье, похожем на склеп, высеченный в скале, в конце которого виден был туннель, ведущий куда-то еще глубже.

Глава 15
В ПОДЗЕМНОЙ ПАГОДЕ

   Не оставалось ничего иного, как войти в этот туннель, и ощупью, в полной темноте двигаться дальше.
   Однако пробираться во мраке среди коридоров темного подземелья было нелегко. Ни Тремаль-Найк, ни Каммамури не знали дороги, не представляли, в каком месте располагается храм. Но это были не те люди, что отступают перед трудностями опасностями.
   Касаясь руками стен, ощупывая ногами пол, чтобы не угодить в какую-нибудь яму, они осторожно двинулись вперед в полном молчании, ибо поблизости мог быть часовой.
   Скоро они оказались у отверстия в стене — чего-то вроде большой двери — на пороге которого остановились и прислушались.
   — Слышно что-нибудь? — тихим шепотом спросил Тремаль-Найк.
   — Нет, хозяин, только гром снаружи.
   — Это знак, что казнь не началась.
   — Я тоже так думаю, хозяин.
   — Однако сердце у меня бьется так, будто хочет вырваться из груди.
   — Это от волнения, хозяин.
   — Ты думаешь, мы найдем пагоду?
   — А почему нет?
   — Я боюсь заблудится в этих коридорах.
   — Смелее, хозяин, но мы должны быть бесшумны, как тени. Если кто-то услышит нас, все пропало.
   — Знаю, Каммамури; держи тигра.
   Тремаль-Найк нащупал ногой скользкие ступеньки и начал спускаться по ним, вытянув руки вперед и напряженно всматриваясь в темноту. Через десять ступенек он почувствовал под ногами гладкий пол галереи, которая плавно спускалась вниз.
   — Ты ничего не видишь? — спросил он Каммамури.
   — Ничего; мне кажется, что я ослеп. Эта дорога ведет в пагоду?
   — Не знаю, Каммамури. Я бы отдал половину моей крови, чтобы зажечь немного огня. Какое ужасное положение!
   — Вперед, хозяин! Полночь уже близко.
   Тремаль-Найк вздрогнул при этих словах, и сердце его забилось в тревоге.
   — О ужас! — воскликнул он сдавленным голосом. — Полночь!
   — Тихо, хозяин, нас могут услышать.
   Тремаль-Найк замолчал, подавив стон, и решительно бросился вперед, шатаясь, как пьяный, ища руками стены.
   По мере того как он продвигался вперед, он чувствовал, что им овладевает странное состояние. Кровь шумела в ушах, сердце бешено колотилось в груди, начинались галлюцинации. Ему казалось, что он слышит вдалеке голоса, какие-то пронзительные звуки, словно кого-то там мучили, что видит огоньки, блеск пламени и даже тени, скользившие вокруг и пролетавшие над его головой.
   Отбросив всякую осторожность, он быстро шагал все вперед и вперед, со сжатыми кулаками, с расширенными глазами, как будто во власти безумия. Он не обращал внимания на слова Каммамури, который умолял его умерить свое нетерпение. К счастью, раскаты грома доходили даже под эта темные своды, заглушая шум их шагов.
   Вдруг охотник на змей натолкнулся на какой-то острый предмет, который слегка оцарапал его и порвал на плече одежду. Он замер и отшатнулся назад.
   — Кто здесь? — спросил он, выхватывая из-за пояса нож.
   — Что такое? — спросил маратх, приготовившись бросить вперед Дарму.
   — Кто-то там впереди. Я натолкнулся на пику.
   — Но Дарма совершенно спокойна.
   — Может, я ошибся? Но это невозможно.
   — Вернемся?
   — Ни за что. Полночь приближается. Вперед, Каммамури!
   Он хотел броситься вперед, но почувствовал, что то же острие снова вонзилось ему в тело. С глухим проклятием он протянул руку и схватил эту пику, торчавшую горизонтально на высоте его груди.
   Он попытался потянуть ее к себе, но она не поддавалась; постарался согнуть ее, но и это ему не удалось.
   — Что это значит? — прошептал он.
   — В чем дело, хозяин? — спросил за спиной Каммамури. -Что там за препятствие?
   — Неподвижная пика, наверное, воткнутая в стену. Изменим направление.
   Он повернул направо и через несколько шагов натолкнулся на вторую пику, тоже неподвижную.
   «Наверное, это оружие защиты, — подумал он, — а может, орудие пытки. Свернем налево. Есть же здесь какой-то проход».
   Немного пройдя вперед, он ударился головой о низкий свод пещеры и ощутил под ногами ступеньки. Он осторожно спустился на четыре или пять и остановился. Его рука встретилась с рукой Каммамури, сильно сжав ее.
   — Ты слышишь, хозяин? — спросил маратх.
   — Да, слышу, — ответил настороженно Тремаль-Найк.
   — Что это за журчание?
   — Не знаю; молчи и слушай.
   Они прислушались, сдерживая дыхание. Странная вещь, над их головами слышались какое-то журчание, его повторяло легкое эхо галереи.
   Минуту спустя, под сводом ее появился слегка освещенный диск, который тут же исчез. За этим последовал глухой гул.
   Каммамури и Тремаль-Найк с беспокойством схватились за пистолеты.
   Прошло несколько минут — диск снова появился и снова исчез, сопровождаемый таинственным гулом.
   — Ты что-нибудь понимаешь? — спросил маратх.
   — Думаю, да, — отвечал Тремаль-Найк. — Эта сырость и это журчание указывают на присутствие воды. Возможно, над нашей головой течет река.
   — А этот диск, который появляется и исчезает?
   — Возможно, это стеклянная или кварцевая линза. Свет снаружи — от молний, а гул — от грома, который доносится сюда.
   — Мы в страшном месте, хозяин. Я дрожу, как от холода. Это молчание и эта темнота вселяют в меня страх.
   — Дарма беспокоится?
   — Нет, молчит.
   — Это признак, что враг еще далеко. Пошли вперед!
   Они снова пустились в путь между холодных и мокрых стен, поднимаясь и спускаясь по ступеням, натыкаясь головой на своды, шагая на ощупь, сопровождаемые тигрицей, которая не выказывала никакого беспокойства.
   Так прошли еще минут десять, длинных, как десять часов. Охотники уже решили было, что взяли не то направление и хотели вернуться, как вдруг на повороте галереи увидели впереди пламя, горящий факел в дальнем ее конце. Рядом стоял полуобнаженный человек, опираясь на некое подобие копья с изображением таинственной змеи на конце.
   Вздох облегчения вырвался из груди Тремаль-Найка.
   — Наконец-то, — прошептал он. — А то я уже начинал бояться, что мы попали в необитаемую пещеру. Внимание, Каммамури!
   — Ох! — воскликнул маратх, вздрогнув.
   — Этот человек преграждает нам путь; мы убьем его.
   — А как это сделать? Он закричит, поднимется шум, и все они бросятся на нас.
   — Он стоит к нам спиной, а у Дармы неслышный шаг.
   — Будь осторожен, хозяин.
   — Я решился на все и не отступлю.
   Тремаль-Найк наклонился к тигрице, которая свирепо смотрела на стоявшего возле факела человека, показывая острые когти и нервно размахивая хвостом.
   — Иди и растерзай его! — приказал он, показывая на часового.
   Дарма присела, почти касаясь животом земли, глаза ее расширились и, неслышно подавшись вперед, она, как тень, скользнула вдоль стены галереи.
   Часовой ничего не видел и не слышал, повернувшись спиной к огню. Казалось, он спит, опираясь на копье.
   Тремаль-Найк и маратх, с карабинами в руках, тревожно следили за действиями Дармы, которая, не спуская глаз с жертвы, осторожно продвигалась вперед. Их сердца учащенно бились от волнения. Достаточно было одного крика, чтобы в подземельях поднялась тревога, и все их отчаянное предприятие рухнуло, как карточный домик.
   Страж все еще ничего не слышал, настолько бесшумен был шаг хищника. Вдруг зверь остановился и подобрался. Тремаль-Найк сильно стиснул руку Каммамури. Тигрица была всего в десяти шагах от туга.
   Мгновение — и Дарма сделала страшный прыжок. Человек и животное упали на землю; послышался треск ломаемых костей. Часовой не успел издать даже стона — его гибель была мгновенной.
   Тремаль-Найк и Каммамури устремились к факелу с карабинами наперевес.
   — Молодец, Дарма, — Тремаль-Найк сдерживал рычавшего от возбуждения зверя. — Спокойно, спокойно!
   Он подошел к часовому и приподнял его. Несчастный был залит кровью и не подавал признаков жизни. Тигрица разорвала ему горло зубами.
   — Дарма не подвела, — сказал Тремаль-Найк, бросая его. — Увидишь, Каммамури, с такой сильной помощницей мы совершим большие дела.
   — Я тоже так думаю, хозяин. Будет на что посмотреть, когда она кинется в гущу этой орды — они в ужасе разбегутся.
   — А мы воспользуемся этим, чтобы похитить Аду.
   — А куда мы отвезем ее?
   — Сначала в нашу хижину; а там видно будет, в Калькутту или еще дальше.
   — Тихо, хозяин!
   — Что такое?
   — Слушай!
   Вдалеке раздался резкий звук трубы. Охотники сразу узнали его.
   — Рамсинга!
   Глухой, сильный рокот раздался в подземных коридорах и галереях и прокатился по ним несколько раз. Подобный же гул они слышали в ту ночь, когда впервые причалили к Раймангалу.
   Тремаль-Найк затрепетал с головы до ног; его силы точно удесятерились.
   — Полночь!.. — вскричал он безумным голосом. — Ада!.. О моя невеста!..
   Он сделал тигриный прыжок вперед и бросился через галерею, сопровождаемый Каммамури и Дармой.
   Казалось, это зверь, а не человек. Глаза его налились кровью, на губах выступила пена, в одной руке он зажал свой нож, в другой держал карабин. Он не боялся никого и ничего. Не было препятствия, способного остановить его безумный бег.
   Барабан продолжал грохотать, будя эхо в пещерах и галереях. Вдали послышались резкие звуки рамсинги и неясный гул голосов. Страшный момент приближался; наступила полночь.
   Тремаль-Найк прибавил скорость, уже не опасаясь себя обнаружить, не думая больше ни о чем.
   — Ада!.. Ада!.. — хрипел он, и несся с яростью быка по галереям, которые следовали одна за другой.
   Вдруг яркий огонь появился в глубине коридора; взрыв криков донесся оттуда и раскатился по всему подземелью.
   — Вот они! — воскликнул Тремаль-Найк сдавленным голосом.
   Каммамури бросился на него и, собрав все свои силы, удержал, зажав ему рот.
   — Ни шагу дальше! — сказал он быстро.
   Тремаль-Найк обернулся к нему, оскалив зубы.
   — Что это значит? — спросил он с бешенством.
   — Если тебе дорога жизнь твоей Ады, ни шагу дальше, — повторил маратх, удерживая его.
   — Пусти меня, Каммамури, пусти меня! Я горю… я в бреду!
   — Именно поэтому я и не хочу, чтобы ты шел вперед. Если ты ворвешься в эту пещеру раньше времени, мы погибнем. Остановись, хозяин, мы спасем ее все равно.
   — Ты уверен? У меня сердце страшно колотится и кровь кипит. Я готов кулаками разбить эти стены и похоронить под обломками всех этих извергов. Ты слышишь?.. Разве ты не слышал этот душераздирающий крик?
   — Я ничего не слышал; тебе показалось.
   — Мне показалось? Нет, я слышу ее голос.
   — Это бред. Успокойся, хозяин! Возьми себя в руки, если хочешь спасти ее.
   Каммамури отпустил Тремаль-Найка, и они углубились в пещеру. Вскоре они остановились за огромной колонной, откуда могли все видеть, оставаясь сами незамеченными.
   Странное зрелище предстало их взорам.
   Перед ними открылась обширнейшая пещера, выдолбленная в красном граните, наподобие наземного храма. Двадцать четыре колонны, украшенные причудливыми скульптурами богов и диких зверей, поддерживали своды ее.
   По четырем углам пещеры стояли статуи Шивы, а посередине — чудовищная богиня с красным языком, высовывающимся изо рта, и ожерельем из черепов, подобная той, какую Тремаль-Найк видел в пагоде.
   Со свода, покрытого барельефами, представляющими сражения, свисали многочисленные бронзовые лампы, рассеивающие какой-то бледный, голубоватый, мертвенный свет.
   Сорок полуобнаженных индийцев с одинаковой татуировкой в виде змеи на груди, и шелковыми арканами вокруг бедер, сидели вокруг нее, скрестив ноги, безмолвно уставившись на это чудовищное бронзовое божество. Рядом с одним из них лежал на полу огромный барабан, в который он ударял время от времени, заставляя его глухо рокотать под сводами пещеры.
   — Ада!.. — прошептал Тремаль-Найк, окидывая взглядом пещеру. — Где моя Ада?..
   Луч радости сверкнул в его глазах.
   — Жертвоприношение еще не началось! — воскликнул он. — Хвала Шиве!
   — Не говори так громко, хозяин, — прошептал Каммамури, сжимая шею тигрицы. — Если все туги, которые живут в подземельях, уже здесь, то похитить твою Аду нам будет нетрудно.
   — Да, да, мы спасем ее, Каммамури! — возбужденно воскликнул Тремаль-Найк. — Мы устроим здесь страшную резню.
   — Тихо…
   Барабан ударил двенадцать раз, и все присутствовавшие встали, как один человек.
   У Тремаль-Найка сжалось сердце, и он схватился за колонну, боясь, что не сможет сдержаться.
   — Полночь! — сказал он сдавленным голосом.
   — Спокойно, хозяин, — еще раз повторил Каммамури, хватая его за пояс.
   Дверь с протяжным скрипом открылась, и высокий худой жрец с лицом, окаймленным черной бородой, одетый в богатое платье из желтого шелка, вошел в пещеру.
   — Привет Суйод-хану, Сыну священных вод Ганга! — хором воскликнули сорок индийцев.
   — Пусть здравствует Кали и ее дети! — ответил жрец мрачным голосом.
   При виде этого человека Тремаль-Найк издал глухое проклятие и сделал движение ринуться в пещеру. Каммамури увлек его назад.
   — Не шевелись, хозяин. Потерпи еще немного.
   — Посмотри на этого человека! — стиснув зубы, сказал Тремаль-Найк. — Это тот самый, что пронзил меня кинжалом.
   Суйод-хан быстро вошел в храм, склонился перед чудовищным бронзовым божеством и, повернувшись к собравшимся, закричал громовым голосом:
   — Манчади мертв! Пробил последний час Девы пагоды!
   Грозный ропот прошел по толпе.
   — Трубите в таре, — приказал страшный главарь душителей.
   Два индийца взяли длинные трубы и издали несколько грустных жалобных звуков.
   Человек тридцать, нагруженных дровами, вбежали тут же в пещеру и быстро возвели напротив богини у подножия колоннады большой костер, полив его потоками благовонного масла.
   Звеня колокольчиками и серебряными браслетами, вслед за ними в зал вбежала группа баядер и окружила статую богиня Кали.