Страница:
— Боюсь, что его подослали сюда туги с Раймангала.
— Ты так думаешь, хозяин?
— Уверен в этом. Ты видел его грудь?
— Нет, он все время закрывал ее, не знаю, почему.
— Чтобы спрятать свою татуировку.
— Теперь понимаю; наверное, так и есть. Но почему они так ожесточенно преследуют тебя?
— Потому что я люблю Аду.
— Значит, они не хотят, чтобы ты любил ее?
— Да, и пытаются убить.
— Но почему?
— Потому что над этой женщиной тяготеет какой-то рок.
— Какой?
— Не знаю, но когда-нибудь я раскрою эту тайну.
— И ты думаешь, что эти негодяи снова возьмутся за свое?
— Думаю, да, Каммамури.
— Я боюсь их, хозяин. А ты?
Тремаль-Найк не ответил. Он смотрел на юг.
— Ты что-то заметил? — с тревогой спросил маратх.
— Да. Мне показалось, что я видел странный огонь; он вспыхнул в джунглях и сразу потух.
— Пойдем в хижину, хозяин. Здесь оставаться опасно.
Тремаль-Найк в последний раз посмотрел на джунгли, на реку и медленными шагами направился к хижине, но на пороге остановился.
— Каммамури, — сказал он с грустью, — эта хижина, такая веселая и уютная раньше, кажется мне мрачной, как могильный склеп. Бедный Агур!
Он заглушил рыдания и улегся на койку, спрятав лицо в ладони. Каммамури сел у дверного косяка и устало закрыл глаза.
Прошло три долгих часа, но маратх не двигался. Неожиданно резкий звук рамсинги вывел его из оцепенения.
— Опять эта труба! — с яростью пробормотал он. — Значит, еще одна беда? Ну что ж, хорошо, что ты предупреждаешь меня.
Он обошел вокруг хижины, внимательно оглядывая траву, но не заметил ничего подозрительного. Тогда он вернулся в хижину, забрав с собой Дарму и Пунти, и крепко заперся изнутри. Спать он лег рядом с дверью, чтобы проснуться от малейшего толчка.
Прошло несколько часов, но ничего не случилось. Терзаясь беспокойством, Каммамури не смыкал глаз. Несколько раз он вставал и осторожно выглядывал в окно.
Около полуночи луна зашла, погрузив джунгли в совершенную темноту. И тут Пунти три раза пролаял.
— Кто-то приближается, — прошептал Каммамури. — Пунти его почуял.
Он вошел в комнату Тремаль-Найка. Тот спал и бредил во сне о несчастной Аде.
Пунти глухо зарычал и бросился к двери, оскалив зубы. Тигрица тоже что-то услышала и нервно била хвостом по бокам.
Схватив пистолеты, Каммамури обошел все окна, но ничего вокруг не заметил. Он хотел было разрядить свой пистолет, чтобы напугать того, кто осмелился приблизиться к хижине, но удержался не желая разбудить Тремаль-Найка.
Еще немного спустя, он заметил на юге полоску огня, услышал легкий свист и следом за тем глухой взрыв, но не понял, что это.
«Странно, странно, — бормотал он, поеживаясь от невольного страха. — Если эта ночь пройдет благополучно, значит, боги за нас».
Он бодрствовал еще час или два и наконец, побежденный усталостью, задремал. За весь остаток ночи ни пес, ни тигрица не подали больше никакого сигнала.
Утром, спеша выяснить что-нибудь новое, он сразу же вышел из хижины. Первое, что бросилось ему в глаза, был кинжал, вонзенный в землю у порога и удерживавший какую-то голубоватую бумагу.
— Ого! — воскликнул он, наклоняясь над ним. — Значит, кто-то осмелился прийти прямо сюда?..
Он осторожно подобрал эти предметы и осмотрел их. Кинжал был из закаленной стали с какой-то странной гравировкой на лезвии.
Он развернул бумагу и сразу увидел змею с головой женщины, нарисованную вверху. Под ней было несколько строк, написанных красными буквами.
— Что значат эти строки? — спросил себя маратх. — Надо выяснить поскорее.
Он оставил у порога Дарму и Пунти, а сам побежал к Тремаль-Найку. Тот уже проснулся и сидел перед окном, сжав голову рудами и устремив взгляд на туманный горизонт на юге.
— Хозяин, — позвал маратх.
— Что тебе? — глухим голосом отозвался тот.
— Оставь свои мысли и взгляни на эти предметы. Вот тайна, в которой нужно разобраться.
Тремаль-Найк неохотно повернулся. Но нервная дрожь пробежала по его лицу, когда он увидел протянутый ему кинжал.
— Что это? — спросил он быстро. — Кто дал тебе это оружие?
— Я нашел его перед хижиной. Прочти это письмо, хозяин.
Тремаль-Найк схватил бумагу и пробежал взглядом. Вот что он прочел:
«Тремаль-Найк,
могучая богиня Кали, которая повелевает всей Индией, посылает тебе этот кинжал смерти. Достаточно укола его отравленным острием, чтобы сойти в могилу.
Ты должен исчезнуть с лица земли: так хочет божество. Только такой ценой ты можешь остановить кару, готовую обрушиться на голову той, которую ты любишь.
Сегодня вечером, на заходе солнца, Манчади должен найти твой труп.
Суйод-хан».
Прочтя это послание, Тремаль-Найк побледнел.
— Что?.. — вскричал он. — «Остановить кару?.. « Что означает эту угроза?
— Хозяин, — пробормотал Каммамури, бледный, как полотно, — я чувствую, нам грозит большая опасность.
— Не бойся, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк. — Негодяи хотят запугать нас, но я брошу вызов их могучей богине, которая повелевает всей Индией. Итак, они хотят моей жизни? Их божество велит мне сойти в могилу и посылает кинжал! Но Тремаль-Найк не так глуп, чтобы воспользоваться им, и…
Вдруг он остановился. Ужасная мысль сверкнула в его мозгу. Он снова схватил и перечел письмо, изменившись в лице.
— Великий Шива! — воскликнул он сдавленным голосом. — «… кару, готовую обрушиться на голову той, которую… «
— Что, хозяин?
— О Каммамури, ведь они держат ее в своих руках…
— Кого, хозяин?
— Аду! — страдальчески вскричал Тремаль-Найк. — О моя бедная любовь!.. Каммамури!.. Каммамури!..
— Хозяин, это невозможно, чтобы они убили ее, — сказал, желая утешить его, маратх. — Они не пойдут на это.
— А если пойдут? Если эти изверги убьют ее? О ужас! Ужас!.. Шива, бог мой, защити ее! Защити мою бедную Аду!
Рыдание вырвалось из груди Тремаль-Найка.
— Что же делать? — бормотал он вне себя. — Да, я знаю, эти негодяи не пощадят ее… они не хотят, чтобы Дева пагоды любила смертного… один из нас должен умереть… Но нет, я не хочу, чтобы умерла она, такая молодая, такая прекрасная!.. Значит, умереть должен я? Но нет, это невозможно! Я слишком люблю ее, чтобы сойти в могилу, не послав ей последнее прости, не сказав, что я умираю ради нее!..
Он корчился от душевной муки, сжав себе голову руками, он стонал, проклиная свою судьбу и не зная, что предпринять. Но вдруг замолчал и вскочил на ноги, как тигр, готовый броситься на врага. Грозная молния сверкала в его глазах.
— Ну что ж, пришел час мести! — вскричал он в бешенстве. — Ко мне, Дарма!
Тигрица одним прыжком оказалась на пороге хижины, издавая свое грозное рычание. Сорвав с гвоздя карабин, Тремаль-Найк собирался выйти, когда Каммамури остановил его.
— Куда ты, хозяин? — спросил он взволнованно.
— На Раймангал, чтобы спасти мою Аду, пока ее не убили.
— Но разве ты не знаешь, что там смерть? На Раймангале сотни этих людей, которые жаждут твоей крови. Ты погибнешь и, возможно, погубишь ее, пытаясь спасти.
— Я!..
— Конечно, хозяин, ты убьешь ее. При первом твоем появлении грянет молния и сразит эту женщину.
— Великий Боже!
— Успокойся, хозяин, и выслушай меня. Предоставь действовать мне, и увидишь, мы все узнаем. Возможно, эти люди просто хотели запугать тебя.
Тремаль-Найк смотрел на него непонимающим взглядом, но маратха это не смутило.
— Не время сейчас отправляться на этот проклятый остров, да и ты не настолько окреп, чтобы сражаться с ними, — продолжал он. — Они написали, что хотят твой труп, и они получат его, но это будет труп, который воспрянет и схватит за горло убийцу. Позволь мне все устроить, хозяин. Ты же знаешь, что маратхи хитры.
— Что ты задумал? — спросил Тремаль-Найк, мало-помалу сдаваясь.
— Нам нужен человек, который бы рассказал нам все, что происходит на Раймангале, чтобы мы знали, как нам поступить. Тогда мы хоть завтра отправимся туда, имея все нужные сведения.
— Нужен человек, ты говоришь?
— Да, хозяин, и этим человеком будет Манчади. Слушай меня внимательно. Сегодня вечером, на заходе солнца, я отнесу тебя в джунгли, и ты притворишься мертвым. Мы с Дармой спрячемся неподалеку, чтобы с тобой не случилась беда. Явится этот бандит, который убил Агура — мы бросимся на него и захватим в плен. Я заставлю его заговорить, я заставлю его признаться, где они прячут эту женщину, которую ты любишь, сколько их и какими средствами они располагают.
Тремаль-Найк схватил руки маратха и порывисто сжал их.
— Ты остаешься? — спросил Каммамури.
— Да, остаюсь, — с глубоким вздохом сказал Тремаль-Найк. — Но завтра, пусть даже в одиночку, я отправлюсь на Раймангал. Я чувствую, что Аде грозит опасность.
— Не в одиночку, — сказал Каммамури. — Мы с Дармой пойдем с тобой. А теперь возьмемся за дело расчетливо, и вечером Манчади будет в наших руках.
Каммамури оставил хозяина, который все еще не мог успокоиться, терзаемый мрачными мыслями и тысячью тревог, a сам направился к реке, чтобы снарядить лодку.
За весь этот день не произошло ничего нового. Несколько раз, вооружившись до зубов, он отправлялся в джунгли, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь поблизости, но не встретил ни единой живой души.
В семь часов, когда солнце склонилось к западу, пришел момент действовать.
— Хозяин, — сказал маратх, потирая руки, — не будем больше терять времени.
Именно в этот момент на юге послышалась рамсинга.
— Этот негодяй уже близко, — сказал Каммамури. — Смелее, хозяин, я отнесу тебя в джунгли. Но ни слова, ни движения, если не хочешь разрушить наш план. Как только убийца появится, тигрица схватит его.
Он взвалил хозяина себе на плечи, предварительно спрятав у него за пазухой пару пистолетов и, шатаясь, направился к джунглям.
Солнце исчезло за кромкой леса на западе, когда они добрались до первых бамбуковых зарослей. Он положил неподвижного, как труп, Тремаль-Найка в траву и склонился над ним.
— Не двигайся, хозяин, — напомнил он. — Едва тигрица бросится на Манчади, вскочи и зажми рот негодяю. Возможно, рядом есть и другие туги.
— Положись на меня, — прошептал Тремаль-Найк. — Все будет, как надо.
Каммамури побрел, склонив голову на грудь, точно человек, убитый горем. Когда он подошел к хижине, в джунглях раздался второй звук рамсинги.
«Манчади еще далеко, — решил он. — Все идет хорошо».
Он вошел в хижину, вооружился пистолетами, заткнул за пояс нож и вышел, внимательно поглядывая то на реку, то на джунгли.
— Дарма, за мной, — приказал он.
Тигрица прыжком догнала его, и оба быстро пошли на юг, прячась за кустами индиго и муссенды. В пять минут они добрались до бамбука и спрятались в двадцати шагах от хозяина.
Третий звук трубы, гораздо ближе первых, разорвал глубокую тишину, дарившую в Сундарбане.
«Хорошо, — сказал Каммамури, доставая пистолеты. — Негодяй уже близко».
Он посмотрел на хозяина. Тот казался настоящим трупом: лежал на боку, спрятав голову под руку, и мог бы обмануть даже марабу и шакалов.
Вдруг из ближайших зарослей бамбука взлетел потревоженный павлин. Удерживая Дарму на месте, Каммамури погладил ее по спине; тигрица нервно нюхала воздух и махала хвостом, как кошка.
— Не двигайся, Дарма, — прошептал он.
Второй павлин с испуганным криком взлетел там же.
Манчади приближался ползком, как змея, не производя ни малейшего шума. Он явно боялся попасть в засаду и двигался с тысячью предосторожностей.
Каммамури привстал на колено, держа в руке пистолет.
Там, среди бамбука, который явно колебался, он увидел лицо, потом появились руки и, наконец, голова в желтом тюрбане. Каммамури почувствовал, как лоб его покрылся холодным потом. Это была голова Манчади, убийцы бедного Агура.
— Дарма, — прошептал он.
Тигрица встала, подобралась и ожидала только команды, чтобы броситься вперед.
Манчади мрачно посмотрел на Тремаль-Найка и разразился зловещим смехом. Охотник на змей не двигался.
Тогда убийца вышел из кустов и с арканом в руке приблизился к тому, кто казался ему трупом.
— Взять его, Дарма! — приказал Каммамури, вскакивая на ноги.
Одним огромным прыжком тигрица выскочила из засады и обрушилась на убийцу, повалив его на землю.
Тремаль-Найк вскочил и своим мощным кулаком оглушил его.
— Держись, хозяин, — закричал, подбегая, маратх. — Сломай ему ногу, чтобы помешать бежать.
— Не нужно, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк, удерживая тигрицу. — Я его и так наполовину прикончил.
В самом деле, предатель, лежавший на траве, не подавал даже признаков жизни.
— Ничего, все идет хорошо, — сказал Каммамури. — Теперь-то мы заставим его говорить. Он не уйдет живым из наших рук, клянусь тебе, хозяин. Агур будет отомщен.
Каммамури взял злодея за ноги, Тремаль-Найк — за руки, и они поспешили домой, в то время как небо быстро темнело: надвигалась буря.
Через четверть часа они вошли в свою хижину, крепко заперев дверь за засов.
Глава 13
Глава 14
— Ты так думаешь, хозяин?
— Уверен в этом. Ты видел его грудь?
— Нет, он все время закрывал ее, не знаю, почему.
— Чтобы спрятать свою татуировку.
— Теперь понимаю; наверное, так и есть. Но почему они так ожесточенно преследуют тебя?
— Потому что я люблю Аду.
— Значит, они не хотят, чтобы ты любил ее?
— Да, и пытаются убить.
— Но почему?
— Потому что над этой женщиной тяготеет какой-то рок.
— Какой?
— Не знаю, но когда-нибудь я раскрою эту тайну.
— И ты думаешь, что эти негодяи снова возьмутся за свое?
— Думаю, да, Каммамури.
— Я боюсь их, хозяин. А ты?
Тремаль-Найк не ответил. Он смотрел на юг.
— Ты что-то заметил? — с тревогой спросил маратх.
— Да. Мне показалось, что я видел странный огонь; он вспыхнул в джунглях и сразу потух.
— Пойдем в хижину, хозяин. Здесь оставаться опасно.
Тремаль-Найк в последний раз посмотрел на джунгли, на реку и медленными шагами направился к хижине, но на пороге остановился.
— Каммамури, — сказал он с грустью, — эта хижина, такая веселая и уютная раньше, кажется мне мрачной, как могильный склеп. Бедный Агур!
Он заглушил рыдания и улегся на койку, спрятав лицо в ладони. Каммамури сел у дверного косяка и устало закрыл глаза.
Прошло три долгих часа, но маратх не двигался. Неожиданно резкий звук рамсинги вывел его из оцепенения.
— Опять эта труба! — с яростью пробормотал он. — Значит, еще одна беда? Ну что ж, хорошо, что ты предупреждаешь меня.
Он обошел вокруг хижины, внимательно оглядывая траву, но не заметил ничего подозрительного. Тогда он вернулся в хижину, забрав с собой Дарму и Пунти, и крепко заперся изнутри. Спать он лег рядом с дверью, чтобы проснуться от малейшего толчка.
Прошло несколько часов, но ничего не случилось. Терзаясь беспокойством, Каммамури не смыкал глаз. Несколько раз он вставал и осторожно выглядывал в окно.
Около полуночи луна зашла, погрузив джунгли в совершенную темноту. И тут Пунти три раза пролаял.
— Кто-то приближается, — прошептал Каммамури. — Пунти его почуял.
Он вошел в комнату Тремаль-Найка. Тот спал и бредил во сне о несчастной Аде.
Пунти глухо зарычал и бросился к двери, оскалив зубы. Тигрица тоже что-то услышала и нервно била хвостом по бокам.
Схватив пистолеты, Каммамури обошел все окна, но ничего вокруг не заметил. Он хотел было разрядить свой пистолет, чтобы напугать того, кто осмелился приблизиться к хижине, но удержался не желая разбудить Тремаль-Найка.
Еще немного спустя, он заметил на юге полоску огня, услышал легкий свист и следом за тем глухой взрыв, но не понял, что это.
«Странно, странно, — бормотал он, поеживаясь от невольного страха. — Если эта ночь пройдет благополучно, значит, боги за нас».
Он бодрствовал еще час или два и наконец, побежденный усталостью, задремал. За весь остаток ночи ни пес, ни тигрица не подали больше никакого сигнала.
Утром, спеша выяснить что-нибудь новое, он сразу же вышел из хижины. Первое, что бросилось ему в глаза, был кинжал, вонзенный в землю у порога и удерживавший какую-то голубоватую бумагу.
— Ого! — воскликнул он, наклоняясь над ним. — Значит, кто-то осмелился прийти прямо сюда?..
Он осторожно подобрал эти предметы и осмотрел их. Кинжал был из закаленной стали с какой-то странной гравировкой на лезвии.
Он развернул бумагу и сразу увидел змею с головой женщины, нарисованную вверху. Под ней было несколько строк, написанных красными буквами.
— Что значат эти строки? — спросил себя маратх. — Надо выяснить поскорее.
Он оставил у порога Дарму и Пунти, а сам побежал к Тремаль-Найку. Тот уже проснулся и сидел перед окном, сжав голову рудами и устремив взгляд на туманный горизонт на юге.
— Хозяин, — позвал маратх.
— Что тебе? — глухим голосом отозвался тот.
— Оставь свои мысли и взгляни на эти предметы. Вот тайна, в которой нужно разобраться.
Тремаль-Найк неохотно повернулся. Но нервная дрожь пробежала по его лицу, когда он увидел протянутый ему кинжал.
— Что это? — спросил он быстро. — Кто дал тебе это оружие?
— Я нашел его перед хижиной. Прочти это письмо, хозяин.
Тремаль-Найк схватил бумагу и пробежал взглядом. Вот что он прочел:
«Тремаль-Найк,
могучая богиня Кали, которая повелевает всей Индией, посылает тебе этот кинжал смерти. Достаточно укола его отравленным острием, чтобы сойти в могилу.
Ты должен исчезнуть с лица земли: так хочет божество. Только такой ценой ты можешь остановить кару, готовую обрушиться на голову той, которую ты любишь.
Сегодня вечером, на заходе солнца, Манчади должен найти твой труп.
Суйод-хан».
Прочтя это послание, Тремаль-Найк побледнел.
— Что?.. — вскричал он. — «Остановить кару?.. « Что означает эту угроза?
— Хозяин, — пробормотал Каммамури, бледный, как полотно, — я чувствую, нам грозит большая опасность.
— Не бойся, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк. — Негодяи хотят запугать нас, но я брошу вызов их могучей богине, которая повелевает всей Индией. Итак, они хотят моей жизни? Их божество велит мне сойти в могилу и посылает кинжал! Но Тремаль-Найк не так глуп, чтобы воспользоваться им, и…
Вдруг он остановился. Ужасная мысль сверкнула в его мозгу. Он снова схватил и перечел письмо, изменившись в лице.
— Великий Шива! — воскликнул он сдавленным голосом. — «… кару, готовую обрушиться на голову той, которую… «
— Что, хозяин?
— О Каммамури, ведь они держат ее в своих руках…
— Кого, хозяин?
— Аду! — страдальчески вскричал Тремаль-Найк. — О моя бедная любовь!.. Каммамури!.. Каммамури!..
— Хозяин, это невозможно, чтобы они убили ее, — сказал, желая утешить его, маратх. — Они не пойдут на это.
— А если пойдут? Если эти изверги убьют ее? О ужас! Ужас!.. Шива, бог мой, защити ее! Защити мою бедную Аду!
Рыдание вырвалось из груди Тремаль-Найка.
— Что же делать? — бормотал он вне себя. — Да, я знаю, эти негодяи не пощадят ее… они не хотят, чтобы Дева пагоды любила смертного… один из нас должен умереть… Но нет, я не хочу, чтобы умерла она, такая молодая, такая прекрасная!.. Значит, умереть должен я? Но нет, это невозможно! Я слишком люблю ее, чтобы сойти в могилу, не послав ей последнее прости, не сказав, что я умираю ради нее!..
Он корчился от душевной муки, сжав себе голову руками, он стонал, проклиная свою судьбу и не зная, что предпринять. Но вдруг замолчал и вскочил на ноги, как тигр, готовый броситься на врага. Грозная молния сверкала в его глазах.
— Ну что ж, пришел час мести! — вскричал он в бешенстве. — Ко мне, Дарма!
Тигрица одним прыжком оказалась на пороге хижины, издавая свое грозное рычание. Сорвав с гвоздя карабин, Тремаль-Найк собирался выйти, когда Каммамури остановил его.
— Куда ты, хозяин? — спросил он взволнованно.
— На Раймангал, чтобы спасти мою Аду, пока ее не убили.
— Но разве ты не знаешь, что там смерть? На Раймангале сотни этих людей, которые жаждут твоей крови. Ты погибнешь и, возможно, погубишь ее, пытаясь спасти.
— Я!..
— Конечно, хозяин, ты убьешь ее. При первом твоем появлении грянет молния и сразит эту женщину.
— Великий Боже!
— Успокойся, хозяин, и выслушай меня. Предоставь действовать мне, и увидишь, мы все узнаем. Возможно, эти люди просто хотели запугать тебя.
Тремаль-Найк смотрел на него непонимающим взглядом, но маратха это не смутило.
— Не время сейчас отправляться на этот проклятый остров, да и ты не настолько окреп, чтобы сражаться с ними, — продолжал он. — Они написали, что хотят твой труп, и они получат его, но это будет труп, который воспрянет и схватит за горло убийцу. Позволь мне все устроить, хозяин. Ты же знаешь, что маратхи хитры.
— Что ты задумал? — спросил Тремаль-Найк, мало-помалу сдаваясь.
— Нам нужен человек, который бы рассказал нам все, что происходит на Раймангале, чтобы мы знали, как нам поступить. Тогда мы хоть завтра отправимся туда, имея все нужные сведения.
— Нужен человек, ты говоришь?
— Да, хозяин, и этим человеком будет Манчади. Слушай меня внимательно. Сегодня вечером, на заходе солнца, я отнесу тебя в джунгли, и ты притворишься мертвым. Мы с Дармой спрячемся неподалеку, чтобы с тобой не случилась беда. Явится этот бандит, который убил Агура — мы бросимся на него и захватим в плен. Я заставлю его заговорить, я заставлю его признаться, где они прячут эту женщину, которую ты любишь, сколько их и какими средствами они располагают.
Тремаль-Найк схватил руки маратха и порывисто сжал их.
— Ты остаешься? — спросил Каммамури.
— Да, остаюсь, — с глубоким вздохом сказал Тремаль-Найк. — Но завтра, пусть даже в одиночку, я отправлюсь на Раймангал. Я чувствую, что Аде грозит опасность.
— Не в одиночку, — сказал Каммамури. — Мы с Дармой пойдем с тобой. А теперь возьмемся за дело расчетливо, и вечером Манчади будет в наших руках.
Каммамури оставил хозяина, который все еще не мог успокоиться, терзаемый мрачными мыслями и тысячью тревог, a сам направился к реке, чтобы снарядить лодку.
За весь этот день не произошло ничего нового. Несколько раз, вооружившись до зубов, он отправлялся в джунгли, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь поблизости, но не встретил ни единой живой души.
В семь часов, когда солнце склонилось к западу, пришел момент действовать.
— Хозяин, — сказал маратх, потирая руки, — не будем больше терять времени.
Именно в этот момент на юге послышалась рамсинга.
— Этот негодяй уже близко, — сказал Каммамури. — Смелее, хозяин, я отнесу тебя в джунгли. Но ни слова, ни движения, если не хочешь разрушить наш план. Как только убийца появится, тигрица схватит его.
Он взвалил хозяина себе на плечи, предварительно спрятав у него за пазухой пару пистолетов и, шатаясь, направился к джунглям.
Солнце исчезло за кромкой леса на западе, когда они добрались до первых бамбуковых зарослей. Он положил неподвижного, как труп, Тремаль-Найка в траву и склонился над ним.
— Не двигайся, хозяин, — напомнил он. — Едва тигрица бросится на Манчади, вскочи и зажми рот негодяю. Возможно, рядом есть и другие туги.
— Положись на меня, — прошептал Тремаль-Найк. — Все будет, как надо.
Каммамури побрел, склонив голову на грудь, точно человек, убитый горем. Когда он подошел к хижине, в джунглях раздался второй звук рамсинги.
«Манчади еще далеко, — решил он. — Все идет хорошо».
Он вошел в хижину, вооружился пистолетами, заткнул за пояс нож и вышел, внимательно поглядывая то на реку, то на джунгли.
— Дарма, за мной, — приказал он.
Тигрица прыжком догнала его, и оба быстро пошли на юг, прячась за кустами индиго и муссенды. В пять минут они добрались до бамбука и спрятались в двадцати шагах от хозяина.
Третий звук трубы, гораздо ближе первых, разорвал глубокую тишину, дарившую в Сундарбане.
«Хорошо, — сказал Каммамури, доставая пистолеты. — Негодяй уже близко».
Он посмотрел на хозяина. Тот казался настоящим трупом: лежал на боку, спрятав голову под руку, и мог бы обмануть даже марабу и шакалов.
Вдруг из ближайших зарослей бамбука взлетел потревоженный павлин. Удерживая Дарму на месте, Каммамури погладил ее по спине; тигрица нервно нюхала воздух и махала хвостом, как кошка.
— Не двигайся, Дарма, — прошептал он.
Второй павлин с испуганным криком взлетел там же.
Манчади приближался ползком, как змея, не производя ни малейшего шума. Он явно боялся попасть в засаду и двигался с тысячью предосторожностей.
Каммамури привстал на колено, держа в руке пистолет.
Там, среди бамбука, который явно колебался, он увидел лицо, потом появились руки и, наконец, голова в желтом тюрбане. Каммамури почувствовал, как лоб его покрылся холодным потом. Это была голова Манчади, убийцы бедного Агура.
— Дарма, — прошептал он.
Тигрица встала, подобралась и ожидала только команды, чтобы броситься вперед.
Манчади мрачно посмотрел на Тремаль-Найка и разразился зловещим смехом. Охотник на змей не двигался.
Тогда убийца вышел из кустов и с арканом в руке приблизился к тому, кто казался ему трупом.
— Взять его, Дарма! — приказал Каммамури, вскакивая на ноги.
Одним огромным прыжком тигрица выскочила из засады и обрушилась на убийцу, повалив его на землю.
Тремаль-Найк вскочил и своим мощным кулаком оглушил его.
— Держись, хозяин, — закричал, подбегая, маратх. — Сломай ему ногу, чтобы помешать бежать.
— Не нужно, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк, удерживая тигрицу. — Я его и так наполовину прикончил.
В самом деле, предатель, лежавший на траве, не подавал даже признаков жизни.
— Ничего, все идет хорошо, — сказал Каммамури. — Теперь-то мы заставим его говорить. Он не уйдет живым из наших рук, клянусь тебе, хозяин. Агур будет отомщен.
Каммамури взял злодея за ноги, Тремаль-Найк — за руки, и они поспешили домой, в то время как небо быстро темнело: надвигалась буря.
Через четверть часа они вошли в свою хижину, крепко заперев дверь за засов.
Глава 13
ПЫТКА
Главное было сделано, Теперь оставалось только заставить пленника говорить, что было делом нелегким. Однако охотники на змей владели сильными средствами, способными развязать язык даже немому.
Положив пленника посередине хижины, они развели в очаге большой огонь и стали терпеливо ждать, пока тот придет в себя
Прошло немного времени, и индиец стал подавать признаки жизни. Грудь его приподнялась в порывистом вздохе, зашевелились руки и ноги, наконец он открыл глаза, уставившись на Тремаль-Найка, который стоял, склонившись над ним.
Тотчас глубокое удивление отразилось на его лице, которое тут же сменилось ненавистью и яростью. Черты лица его исказились, жестокая ухмылка показалась на губах, обнажив два ряда острых, как у тигра, зубов.
— Где я? — глухо спросил он.
Тремаль-Найк приблизил к нему свое лицо.
— Ты узнаешь меня? — спросил он, усилием воли сдерживая гнев, кипевший в его груди. — Ну как, узнал?
Манчади лишь злобно усмехнулся, не отвечая.
— Ты дрожишь передо мной?
— Мне дрожать! — презрительно пробормотал душитель. — Манчади не боится никого, кроме Кали.
— Кали! Кто такая Кали? Мне кажется, я слышал это имя.
— Да, ты слышал его в ту ночь, когда пал под кинжалом Суйод-хана. Славный был удар!..
— Плоховатый, если я еще жив.
— Это несчастье, что ты еще жив.
— Конечно, — с иронией отвечал Тремаль-Найк. — Исчезни я с лица земли, убийцам жилось бы спокойнее на Раймангале.
Душитель зловеще ухмыльнулся.
— Ты не знаешь еще Суйод-хана, — сказал он.
— Я намерен скоро познакомиться с ним поближе, и не позднее завтрашнего вечера.
— Думаешь, я поверю тебе?
— Придется поверить: Тремаль-Найк — человек слова.
— Посмотрим, — сказал Манчади. — Ты не сделаешь и шага к Раймангалу, как у тебя будет сто арканов на шее.
— Оставим Суйод-хана и его арканы и поговорим о более важных вещах. Но берегись, Манчади: если ты не скажешь мне правду тебя ожидает жестокая пытка.
Манчади отвернулся, давая тем самым понять, что не намерен говорить.
— Итак, слушай мои вопросы и отвечай, а ты, Каммамури, оживи огонь — он, возможно, сейчас нам понадобится.
Дрожь пробежала по желтоватому лицу Манчади, он тревожно смотрел на пламя, которое поднималось и опускалось, прихотливо освещая закопченные стены хижины.
— Манчади, — продолжал Тремаль-Найк, — кто эта богиня, которую ты называешь Кали и которая требует много жертв?
— Я не скажу.
— Плохо ты начинаешь, Манчади. Мне придется пытать тебя.
— Манчади не трус.
— Перейдем к другому. Мне нужно знать, сколько человек находится на Раймангале.
— Я сам этого не знаю. Их много, и все они подчиняются
Суйод-хану, нашему главе. — Манчади, знаешь ли ты Деву пагоды?
— А кто ж ее не знает?
— Хорошо, расскажи мне об Аде Корихант.
Молния жестокой радости блеснула в глазах Манчади.
— Рассказать тебе о ней! — вскричал он, странно ухмыляясь. — Никогда!..
— Манчади! — сказал Тремаль-Найк. — Берегись, не испытывай мое терпение. Где находится Ада Корихант?
— Кто знает! Может, на Раймангале, может, на севере Бенгалии, может, в море. Может, она еще жива, а может, и умерла.
Тремаль-Найк издал крик ярости.
— Умерла! — вскричал он, заломив руки. — Ты что-то знаешь. О! Ты скажешь! Ты все расскажешь, как только мы начнем жечь тебе ноги.
— Можешь сжечь и руки до самых плеч, Манчади не скажет. Клянусь моей богиней!
— Негодяй, ты что, никогда не любил?
— Я никого не любил, кроме моей богини и моего верного аркана.
— Слушай, Манчади, — вне себя закричал Тремаль-Найк. — Я освобожу тебя, я отдам тебе все, чем владею, до последней рупии, я стану твоим рабом, но скажи мне, где находится бедная Ада, жива она или мертва, скажи мне, есть ли надежда спасти ее. Я ужасно страдаю, Манчади, не заставляй меня страдать еще больше, не убивай меня! Говори, или я разорву тебя на куски своими собственными руками!
Манчади молчал, мрачно глядя на него.
— Но говори же, чудовище, говори! — завопил Тремаль-Найк.
— Нет!.. — воскликнул индиец с несокрушимой твердостью. — Я не произнесу ни слова.
— У тебя железное сердце!
— Да, железное и полное ненависти.
— Ради всего святого, говори, Манчади!
— Нет, никогда!
Тремаль-Найк схватил его за руки.
— Негодяй! — заорал он ему в уши. — Я убью тебя!
— Убей, но я не скажу.
— Каммамури, ко мне!
Он схватил пленника за руки и подтащил к огню. Маратх схватил его за ноги и приблизил к пламени. Жесткая кожа почернела от соприкосновения с горящими углями. Тошнотворный запах паленого заполнил всю хижину.
Манчади трясся, рыча, точно тигр; глаза его налились кровью.
— Держи крепко, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк.
Душераздирающий крик вырвался из груди упрямца.
— Довольно… довольно… — проговорил он прерывающимся голосом.
— Ты скажешь? — спросил его Тремаль-Найк.
Манчади скалил зубы, кусал себе губы, но все еще молчал, хотя огонь продолжал жечь его мясо. Прошло еще несколько секунд. Второй вопль, громче первого, сорвался с его губ.
— Хватит!.. — прохрипел он. — Это слишком…
— Теперь скажешь?
— Да… скажу… хватит… Помогите!
Тремаль-Найк одним рывком отодвинул жаровню.
— Говори, негодяй!
Манчади взглянул ему в лицо глазами, полными страха и ненависти. Отчаянным усилием он сел, но тут же повалился на спину с хриплым стоном и остался лежать неподвижно со страшно искаженным лицом и перекошенным ртом.
— Он умер? — испуганно спросил Каммамури.
— Нет, без сознания, — ответил Тремаль-Найк.
— Нужно действовать осторожно, хозяин. Если он умрет раньше чем признается, нам будет мало проку.
— Он не умрет так скоро, уверяю тебя.
— Он скажет?
— Нужно, чтобы сказал. Ты слышал, что Ада, возможно, умирает? Я узнаю об этом все, даже если мне придется выпустить его мерзкую кровь каплю за каплей.
— Не верь, хозяин. Негодяй мог и солгать.
— О я не переживу ее. Если моя бедная Ада умрет, я последую за ней добровольно. Как жестока моя судьба! Любить, быть любимым, и не иметь возможности сделать ее своей! Но я добьюсь своего, клянусь всеми богами Индии!
— Смотри, хозяин, наш пленник начинает приходить в чувство.
Душитель действительно приходил в себя. Дрожь пробежала по его телу; он медленно поднял голову, покрытую большими каплями пота, и наконец открыл глаза. Он открыл и рот, как бы желая что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый звук, похожий на приглушенный стон.
— Говори! — приказал Тремаль-Найк.
Тот не отвечал.
— Видишь этот огонь? Если ты не развяжешь язык, я снова начну пытку.
— Говорить?.. — прорычал Манчади. — Ты хуже, чем убил… ты меня искалечил… я не могу больше ходить… Убей меня, если хочешь… но я не буду говорить. Я ненавижу тебя… а твоя Ада… умрет!.. Я радуюсь, зная, что она испытывает те же самые муки… Мне кажется, я слышу ее вопли… Я вижу ее, привязанную к пламенеющему костру… Суйод-хан ухмыляется… туги пляшут вокруг… Кали улыбается… Вот пламя окутывает ее… Ах! ах! ах!..
И негодяй разразился сатанинским смехом, который слился с первым ударом грома, потрясшим всю хижину до основания.
Тремаль-Найк, как безумный, бросился на индийца.
— Ты лжешь, негодяй! — завопил он. — Это невозможно, невозможно!
— Это правда… твоя Ада будет сожжена…
— Скажи мне все! Я приказываю тебе!
— Никогда!
Обезумев от гнева и отчаяния, Тремаль-Найк снова схватил душителя, чтобы бросить к огню, но Каммамури остановил его.
— Хозяин, — сказал он, — этот человек не вытерпит второй пытки и умрет. Огня недостаточно, чтобы заставить его говорить; попробуем железо.
— Что ты хочешь сказать?
— Предоставь действовать мне. Он заговорит — вот увидишь.
Маратх прошел в соседнюю комнату и вскоре появился, неся что-то вроде сверла, на конце которого были приделаны две спирали из закаленной стали, с остриями, отстоящими на сантиметр друг от друга.
— Что это такое? — спросил Тремаль-Найк.
— Штопор, — отвечал маратх. — Сейчас ты увидишь, как я орудую им, и, клянусь тебе, что ни один человек, даже самый сильный и упрямый, не устоит перед ним.
Он схватил правую ногу душителя и приложил к ступне обе спирали.
— Смотри, Манчади, я начинаю.
Две стальные спирали вонзились в плоть. Маратх увидел, как лицо пленника мгновенно покрылось холодным потом.
— Продолжать? — спросил он его.
Только дрожь пробежала по телу Манчади. Каммамури снова взялся за пытку. Пленник испустил отчаянный крик.
— Признавайся, или я продолжу, — сказал маратх.
— Нет… не надо… Я признаюсь во всем…
— Я знал, что ты заговоришь. Поспеши, если не хочешь, чтобы я взялся за другую ногу. Где Дева пагоды?
— В… подземельях, — еле слышно прошептал Манчади.
— Поклянись своей богиней, что не лжешь.
— Клянусь в этом… Кали.
— Теперь дальше. Какая опасность ей угрожает? Говори все.
— Мне приказали… Ах собаки…
— Продолжай.
— Ада приговорена… Кали осудила ее на смерть… Твой хозяин любит ее… она любит его… Нужно, чтобы умер один из них… Меня послали сюда… чтобы убить его… Я промахнулся…
— Ну же! Говори! — воскликнул Тремаль-Найк, ни пропустивший ни слова.
— Не видя меня… они догадаются, какая судьба… меня постигла… узнают, что ты… еще жив… А нужно, чтобы один из двоих… умер… Ада в их… руках… она умрет… на костре… Кали осудила ее…
— Нет! Я спасу ее!..
Злорадная ухмылка показалась на губах пленника.
— Туги… сильны, — сказал он.
— Но Тремаль-Найк сильнее. Слушай меня, Манчади. Я знаю, что священный баньян ведет в подземелья. Мне нужно знать способ, как спуститься туда.
— Я сказал все… довольно. Можешь убить меня, я и так уже при смерти… но я не… скажу больше. Дай мне умереть…
— Мне продолжать? — спросил Каммамури.
— Я узнал все, что нужно, — сказал Тремаль-Найк. — Я отправляюсь!
— Прямо сегодня ночью?
— Разве ты не слышал?.. Завтра может быть слишком поздно.
— Ночь сегодня темная и бурная.
— Тем лучше: я проберусь незаметно.
— Хозяин, плыть сейчас на Раймангал — это все равно что идти навстречу смерти.
— Нет, Каммамури, меня не остановят все громы и молнии. Дарма!
Тигрица, сидевшая в соседней комнате, подошла и потерлась о ноги хозяина.
— Пошли в лодку, моя хорошая, и готовь свои когти.
— А я, хозяин? Что делать мне? — спросил Каммамури.
Тремаль-Найк подумал немного и сказал:
— Этот человек еще жив и, возможно, не умрет. Стереги его: он может понадобиться.
— Ты хочешь плыть без меня?
— Ты же не можешь следовать за мной. Если бросить этого несчастного одного, завтра он умрет.
Тремаль-Найк взял карабин, два пистолета, нож, подсумок с патронами и вышел из хижины быстрыми шагами. Тигрица скользнула следом, ее рычание смешалось с воем ветра и раскатами грома.
— Ну и ночка! — сказал Тремаль-Найк, взглянув на бурные облака. — Но это меня не остановит.
Внезапно он услышал за спиной одиночный выстрел, а вслед за тем громкий лай Пунти.
«Что там такое?» — удивленно спросил он себя.
Он обернулся и увидел, что Каммамури бежит за ним следом. Маратх был вооружен до зубов и нес на плече весла.
— Что случилось? — спросил охотник на змей.
— Каммамури отомстил за Агура, — ответил маратх.
— Ты что, убил Манчади?
— Да, хозяин. Этот человек нам мешал. А я не мог отпустить тебя на Раймангал одного.
— Каммамури, ты знаешь, что мы, возможно, никогда больше не вернемся сюда, в джунгли?
— Знаю, хозяин.
— Ты знаешь, что на Раймангале нас ждет смерть?
— Знаю, хозяин. Ты идешь, чтобы спасти женщину, которую любишь, а я иду за тобой. Лучше умереть бок о бок с тобой, чем остаться одному в джунглях.
— Ладно, мой храбрый Каммамури, пошли! Пунти постережет нашу хижину.
Положив пленника посередине хижины, они развели в очаге большой огонь и стали терпеливо ждать, пока тот придет в себя
Прошло немного времени, и индиец стал подавать признаки жизни. Грудь его приподнялась в порывистом вздохе, зашевелились руки и ноги, наконец он открыл глаза, уставившись на Тремаль-Найка, который стоял, склонившись над ним.
Тотчас глубокое удивление отразилось на его лице, которое тут же сменилось ненавистью и яростью. Черты лица его исказились, жестокая ухмылка показалась на губах, обнажив два ряда острых, как у тигра, зубов.
— Где я? — глухо спросил он.
Тремаль-Найк приблизил к нему свое лицо.
— Ты узнаешь меня? — спросил он, усилием воли сдерживая гнев, кипевший в его груди. — Ну как, узнал?
Манчади лишь злобно усмехнулся, не отвечая.
— Ты дрожишь передо мной?
— Мне дрожать! — презрительно пробормотал душитель. — Манчади не боится никого, кроме Кали.
— Кали! Кто такая Кали? Мне кажется, я слышал это имя.
— Да, ты слышал его в ту ночь, когда пал под кинжалом Суйод-хана. Славный был удар!..
— Плоховатый, если я еще жив.
— Это несчастье, что ты еще жив.
— Конечно, — с иронией отвечал Тремаль-Найк. — Исчезни я с лица земли, убийцам жилось бы спокойнее на Раймангале.
Душитель зловеще ухмыльнулся.
— Ты не знаешь еще Суйод-хана, — сказал он.
— Я намерен скоро познакомиться с ним поближе, и не позднее завтрашнего вечера.
— Думаешь, я поверю тебе?
— Придется поверить: Тремаль-Найк — человек слова.
— Посмотрим, — сказал Манчади. — Ты не сделаешь и шага к Раймангалу, как у тебя будет сто арканов на шее.
— Оставим Суйод-хана и его арканы и поговорим о более важных вещах. Но берегись, Манчади: если ты не скажешь мне правду тебя ожидает жестокая пытка.
Манчади отвернулся, давая тем самым понять, что не намерен говорить.
— Итак, слушай мои вопросы и отвечай, а ты, Каммамури, оживи огонь — он, возможно, сейчас нам понадобится.
Дрожь пробежала по желтоватому лицу Манчади, он тревожно смотрел на пламя, которое поднималось и опускалось, прихотливо освещая закопченные стены хижины.
— Манчади, — продолжал Тремаль-Найк, — кто эта богиня, которую ты называешь Кали и которая требует много жертв?
— Я не скажу.
— Плохо ты начинаешь, Манчади. Мне придется пытать тебя.
— Манчади не трус.
— Перейдем к другому. Мне нужно знать, сколько человек находится на Раймангале.
— Я сам этого не знаю. Их много, и все они подчиняются
Суйод-хану, нашему главе. — Манчади, знаешь ли ты Деву пагоды?
— А кто ж ее не знает?
— Хорошо, расскажи мне об Аде Корихант.
Молния жестокой радости блеснула в глазах Манчади.
— Рассказать тебе о ней! — вскричал он, странно ухмыляясь. — Никогда!..
— Манчади! — сказал Тремаль-Найк. — Берегись, не испытывай мое терпение. Где находится Ада Корихант?
— Кто знает! Может, на Раймангале, может, на севере Бенгалии, может, в море. Может, она еще жива, а может, и умерла.
Тремаль-Найк издал крик ярости.
— Умерла! — вскричал он, заломив руки. — Ты что-то знаешь. О! Ты скажешь! Ты все расскажешь, как только мы начнем жечь тебе ноги.
— Можешь сжечь и руки до самых плеч, Манчади не скажет. Клянусь моей богиней!
— Негодяй, ты что, никогда не любил?
— Я никого не любил, кроме моей богини и моего верного аркана.
— Слушай, Манчади, — вне себя закричал Тремаль-Найк. — Я освобожу тебя, я отдам тебе все, чем владею, до последней рупии, я стану твоим рабом, но скажи мне, где находится бедная Ада, жива она или мертва, скажи мне, есть ли надежда спасти ее. Я ужасно страдаю, Манчади, не заставляй меня страдать еще больше, не убивай меня! Говори, или я разорву тебя на куски своими собственными руками!
Манчади молчал, мрачно глядя на него.
— Но говори же, чудовище, говори! — завопил Тремаль-Найк.
— Нет!.. — воскликнул индиец с несокрушимой твердостью. — Я не произнесу ни слова.
— У тебя железное сердце!
— Да, железное и полное ненависти.
— Ради всего святого, говори, Манчади!
— Нет, никогда!
Тремаль-Найк схватил его за руки.
— Негодяй! — заорал он ему в уши. — Я убью тебя!
— Убей, но я не скажу.
— Каммамури, ко мне!
Он схватил пленника за руки и подтащил к огню. Маратх схватил его за ноги и приблизил к пламени. Жесткая кожа почернела от соприкосновения с горящими углями. Тошнотворный запах паленого заполнил всю хижину.
Манчади трясся, рыча, точно тигр; глаза его налились кровью.
— Держи крепко, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк.
Душераздирающий крик вырвался из груди упрямца.
— Довольно… довольно… — проговорил он прерывающимся голосом.
— Ты скажешь? — спросил его Тремаль-Найк.
Манчади скалил зубы, кусал себе губы, но все еще молчал, хотя огонь продолжал жечь его мясо. Прошло еще несколько секунд. Второй вопль, громче первого, сорвался с его губ.
— Хватит!.. — прохрипел он. — Это слишком…
— Теперь скажешь?
— Да… скажу… хватит… Помогите!
Тремаль-Найк одним рывком отодвинул жаровню.
— Говори, негодяй!
Манчади взглянул ему в лицо глазами, полными страха и ненависти. Отчаянным усилием он сел, но тут же повалился на спину с хриплым стоном и остался лежать неподвижно со страшно искаженным лицом и перекошенным ртом.
— Он умер? — испуганно спросил Каммамури.
— Нет, без сознания, — ответил Тремаль-Найк.
— Нужно действовать осторожно, хозяин. Если он умрет раньше чем признается, нам будет мало проку.
— Он не умрет так скоро, уверяю тебя.
— Он скажет?
— Нужно, чтобы сказал. Ты слышал, что Ада, возможно, умирает? Я узнаю об этом все, даже если мне придется выпустить его мерзкую кровь каплю за каплей.
— Не верь, хозяин. Негодяй мог и солгать.
— О я не переживу ее. Если моя бедная Ада умрет, я последую за ней добровольно. Как жестока моя судьба! Любить, быть любимым, и не иметь возможности сделать ее своей! Но я добьюсь своего, клянусь всеми богами Индии!
— Смотри, хозяин, наш пленник начинает приходить в чувство.
Душитель действительно приходил в себя. Дрожь пробежала по его телу; он медленно поднял голову, покрытую большими каплями пота, и наконец открыл глаза. Он открыл и рот, как бы желая что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый звук, похожий на приглушенный стон.
— Говори! — приказал Тремаль-Найк.
Тот не отвечал.
— Видишь этот огонь? Если ты не развяжешь язык, я снова начну пытку.
— Говорить?.. — прорычал Манчади. — Ты хуже, чем убил… ты меня искалечил… я не могу больше ходить… Убей меня, если хочешь… но я не буду говорить. Я ненавижу тебя… а твоя Ада… умрет!.. Я радуюсь, зная, что она испытывает те же самые муки… Мне кажется, я слышу ее вопли… Я вижу ее, привязанную к пламенеющему костру… Суйод-хан ухмыляется… туги пляшут вокруг… Кали улыбается… Вот пламя окутывает ее… Ах! ах! ах!..
И негодяй разразился сатанинским смехом, который слился с первым ударом грома, потрясшим всю хижину до основания.
Тремаль-Найк, как безумный, бросился на индийца.
— Ты лжешь, негодяй! — завопил он. — Это невозможно, невозможно!
— Это правда… твоя Ада будет сожжена…
— Скажи мне все! Я приказываю тебе!
— Никогда!
Обезумев от гнева и отчаяния, Тремаль-Найк снова схватил душителя, чтобы бросить к огню, но Каммамури остановил его.
— Хозяин, — сказал он, — этот человек не вытерпит второй пытки и умрет. Огня недостаточно, чтобы заставить его говорить; попробуем железо.
— Что ты хочешь сказать?
— Предоставь действовать мне. Он заговорит — вот увидишь.
Маратх прошел в соседнюю комнату и вскоре появился, неся что-то вроде сверла, на конце которого были приделаны две спирали из закаленной стали, с остриями, отстоящими на сантиметр друг от друга.
— Что это такое? — спросил Тремаль-Найк.
— Штопор, — отвечал маратх. — Сейчас ты увидишь, как я орудую им, и, клянусь тебе, что ни один человек, даже самый сильный и упрямый, не устоит перед ним.
Он схватил правую ногу душителя и приложил к ступне обе спирали.
— Смотри, Манчади, я начинаю.
Две стальные спирали вонзились в плоть. Маратх увидел, как лицо пленника мгновенно покрылось холодным потом.
— Продолжать? — спросил он его.
Только дрожь пробежала по телу Манчади. Каммамури снова взялся за пытку. Пленник испустил отчаянный крик.
— Признавайся, или я продолжу, — сказал маратх.
— Нет… не надо… Я признаюсь во всем…
— Я знал, что ты заговоришь. Поспеши, если не хочешь, чтобы я взялся за другую ногу. Где Дева пагоды?
— В… подземельях, — еле слышно прошептал Манчади.
— Поклянись своей богиней, что не лжешь.
— Клянусь в этом… Кали.
— Теперь дальше. Какая опасность ей угрожает? Говори все.
— Мне приказали… Ах собаки…
— Продолжай.
— Ада приговорена… Кали осудила ее на смерть… Твой хозяин любит ее… она любит его… Нужно, чтобы умер один из них… Меня послали сюда… чтобы убить его… Я промахнулся…
— Ну же! Говори! — воскликнул Тремаль-Найк, ни пропустивший ни слова.
— Не видя меня… они догадаются, какая судьба… меня постигла… узнают, что ты… еще жив… А нужно, чтобы один из двоих… умер… Ада в их… руках… она умрет… на костре… Кали осудила ее…
— Нет! Я спасу ее!..
Злорадная ухмылка показалась на губах пленника.
— Туги… сильны, — сказал он.
— Но Тремаль-Найк сильнее. Слушай меня, Манчади. Я знаю, что священный баньян ведет в подземелья. Мне нужно знать способ, как спуститься туда.
— Я сказал все… довольно. Можешь убить меня, я и так уже при смерти… но я не… скажу больше. Дай мне умереть…
— Мне продолжать? — спросил Каммамури.
— Я узнал все, что нужно, — сказал Тремаль-Найк. — Я отправляюсь!
— Прямо сегодня ночью?
— Разве ты не слышал?.. Завтра может быть слишком поздно.
— Ночь сегодня темная и бурная.
— Тем лучше: я проберусь незаметно.
— Хозяин, плыть сейчас на Раймангал — это все равно что идти навстречу смерти.
— Нет, Каммамури, меня не остановят все громы и молнии. Дарма!
Тигрица, сидевшая в соседней комнате, подошла и потерлась о ноги хозяина.
— Пошли в лодку, моя хорошая, и готовь свои когти.
— А я, хозяин? Что делать мне? — спросил Каммамури.
Тремаль-Найк подумал немного и сказал:
— Этот человек еще жив и, возможно, не умрет. Стереги его: он может понадобиться.
— Ты хочешь плыть без меня?
— Ты же не можешь следовать за мной. Если бросить этого несчастного одного, завтра он умрет.
Тремаль-Найк взял карабин, два пистолета, нож, подсумок с патронами и вышел из хижины быстрыми шагами. Тигрица скользнула следом, ее рычание смешалось с воем ветра и раскатами грома.
— Ну и ночка! — сказал Тремаль-Найк, взглянув на бурные облака. — Но это меня не остановит.
Внезапно он услышал за спиной одиночный выстрел, а вслед за тем громкий лай Пунти.
«Что там такое?» — удивленно спросил он себя.
Он обернулся и увидел, что Каммамури бежит за ним следом. Маратх был вооружен до зубов и нес на плече весла.
— Что случилось? — спросил охотник на змей.
— Каммамури отомстил за Агура, — ответил маратх.
— Ты что, убил Манчади?
— Да, хозяин. Этот человек нам мешал. А я не мог отпустить тебя на Раймангал одного.
— Каммамури, ты знаешь, что мы, возможно, никогда больше не вернемся сюда, в джунгли?
— Знаю, хозяин.
— Ты знаешь, что на Раймангале нас ждет смерть?
— Знаю, хозяин. Ты идешь, чтобы спасти женщину, которую любишь, а я иду за тобой. Лучше умереть бок о бок с тобой, чем остаться одному в джунглях.
— Ладно, мой храбрый Каммамури, пошли! Пунти постережет нашу хижину.
Глава 14
НА РАЙМАНГАЛ
Ночь и в самом деле была бурная. Огромные валы облаков, громоздясь, как морские волны, бежали по небесному своду. Резкие порывы ветра налетали на пустынный Сундарбан, срывая листья с деревьев и заставляя волноваться необозримое море бамбука. Время от времени синеватые молнии разрывали ночную темноту, освещая бледным, мертвенным светом этот хаос перепутанных ветром растений. Они сопровождались такими могучими раскатами грома, что гул его, казалось, перекатывался до самого Бенгальского залива.