Сальгари Эмилио. Тайны черных джунглей

   — Река недалеко.
   И все трое пустились бегом, сталкиваясь, наступая друг другу на пятки, почти что чувствуя за своей спиной дыхание сипаев капитана. Они неслись, как сумасшедшие, вытянув вперед руки, чтобы не налететь лицом на стену или какое-нибудь препятствие, но не сбавляли скорость.
   Внезапно в глубине длинного коридора замаячил слабый свет, а лиц их коснулся влажный воздух, словно река была недалеко.
   — Что это? — спросил Тремаль-Найк.
   — Это Ганг, — отвечал Виндхиа.
   Продолжая бежать, они выскочили в третью пещеру, еще более просторную, куда проникало немного света из небольшого отверстия в высоченном своде.
   Их появление в этом последнем подземелье было ознаменовано странным писком, многоголосым и всполошным, который раздался с высоты. Не понимая, что происходит, они остановились, с беспокойством оглядываясь вокруг. И только тут заметили, что все стены и свод пещер покрыты темными пятнами, которые шевелились, издавая гомон и писк, точно люди шушукающиеся между собой.
   Это были тысячи и тысячи летучих мышей, длиной около фута каждая, с довольно большими крыльями, доходящими почти до метра.
   Неожиданное вторжение людей переполошило этих обитателей тьмы; одни заметались, сбиваясь в комок, другие начала летать по пещере, как сумасшедшие, наталкиваясь на людей и задевая их по лицу своими огромными перепончатыми крыльями.
   Тремаль-Найк и его товарищи бегом промчались среди этого хаоса перепуганных летающих тварей и добрались до новой галереи, на противоположном конце которой слышался шум, возвещающий близость реки.
   — Идемте, — сказал Виндхиа. — Теперь мы спасены!..
   Они пробежали эту последнюю галерею и добрались до расселины, через которую виднелась бегущая вода.
   — Мы пролезем тут? — спросил Тремаль-Найк.
   — Конечно, — ответил Виндхиа.
   Он сделал несколько шагов вперед и оказался по пояс в воде. Пол галереи быстро опускался, следуя за наклоном берега, и заканчивался в метре под уровнем реки.
   Факир высунулся наружу и уже собирался решительно броситься в Ганг, когда вдруг быстро отступил, со сдавленным криком злобы и ярости.
   — Что с тобой? — спросил Тремаль-Найк.
   — Реку стерегут сипаи!..
   — Проклятие!..
   — Гляди!..

Глава 16
СМЕРТЬ ВИДХИА

   Факир не ошибся. При первых проблесках зари видны были три шлюпки с дюжиной сипаев, которые стояли посреди реки, как бы наблюдая за выходом из галереи.
   Вероятно, люди, которые в них сидели, не знали точно, где кончаются большие подземелья старой пагоды, иначе они не преминули бы войти туда, и беглецы оказались бы между двух огней. Но они, похоже, знали, что галерея выходит к реке или по крайней мере предполагали такую возможность.
   Заметив шлюпки, Тремаль-Найк побледнел. Отпрянув назад, он обернулся к факиру и, мрачно вперившись в него взглядом, сказал с угрозой:
   — Итак, значит, кто-то нас предал!..
   — Как видишь, — ответил Виндхиа.
   — Но кто?..
   — Ты меня спрашиваешь?
   — Да, тебя. Ведь это ты уверял, что никто не знает о существовании галерей.
   — Я и сейчас это скажу.
   — Ты лгал.
   — Нет.
   — Иначе эти люди не были бы здесь.
   — Значит, ты забыл про Бхарату? — спросил факир. — Вот человек, который выдал нас.
   — Бхарата!..
   — Да, он! Он слышал наши разговоры, слышал, как я говорил про выход к Гангу, и, едва вырвавшись из наших рук, тут же приказал стеречь нас на берегу.
   — Так и есть, — подтвердил старый туг. — Сержант воспользовался этими сведениями, чтобы помешать нашему бегству.
   — И что… что же делать теперь?.. — спросил Тремаль-Найк.
   — Попробуем прорваться, — ответил Виндхиа. — Здесь на нас скоро обрушатся сипаи, которые уже забрались в подземелья.
   — А железная дверь?
   — Сейчас ее уже наверняка взорвали какой-нибудь миной.
   — И что ты хочешь сделать?
   — Мы все хорошие пловцы; только донди был не очень силен, но этого бедняги уже нет среди нас. Прыгнем в воду и, плывя под водой, постараемся добраться до противоположного берега.
   — А если эти люди в шлюпках заметят нас? Они нас всех перестреляют.
   — Знаю, но надо все равно попытать судьбу. Река постоянно несет с собой стволы деревьев, трупы и погребальные урны, так что обнаружить нас будет нелегко. В воду! Я слышу, что сипаи уже приближаются.
   Времени на размышления не оставалось. Через несколько минут солдаты, проложив себе взрывчаткой дорогу, все равно добрались бы до них. Набрав побольше воздуха, все трое кинулись с галереи в воду.
   Вместо того чтобы пересечь реку по прямой линии, Тремаль-Найк позволил течению увлечь себя в сторону — так было меньше шансов попасться сипаям на глаза, — и плыл изо всех сил, стараясь как можно больше продержаться под водой.
   Он до последней возможности сдерживал дыхание, пока не почувствовал, как кровь шумит в ушах, и только проплыв метров сто, высунул на поверхность кончик носа. Набрав новую порцию воздуха, он снова нырнул, пытаясь срезать течение, чтобы пристать в густых камышах противоположного берега. Так он приплыл еще метров двести, когда, всплыв на поверхность, услышал выстрел и жалобный вопль.
   «Кого-то подстрелили», — подумал он.
   Хотя и был совершенно обессилен, он продолжал плыть под водой, пока не почувствовал, что вот-вот потеряет сознание.
   Рискуя получить пулю в голову, он резко поднялся вверх.
   У самой поверхности воды он столкнулся с какой-то массой, которую влекло течением. «Какой-нибудь труп или ствол дерева», — подумал он. Спрятавшись за ним, он высунул голову а открыл глаза.
   И едва сдержал крик, готовый вырваться из горла. Этот предмет, с которым он столкнулся, был трупом Виндхиа.
   Несчастный факир получил пулю в голову и, мертвый, плыл по течению, окрашивая кровью воду кругом.
   Вздрогнув, Тремаль-Найк оттолкнул это еще теплое тело и снова скрылся под водой. Берег был уже недалеко, в то время как шлюпки более, чем в полукилометре.
   Он пересек этот отрезок в два приема, с мучительными усилиями плывя, чтобы напоследок не быть замеченным и убитым, как бедный Виндхиа, и, достигнув берега, вынырнул в гуще круглых плавающих листьев огромного лотоса.
   Стая водяных птиц с криком поднялась и закружилась над ним.
   Опасаясь, что это привлечет внимание сипаев, Тремаль-Найк подождал несколько минут у берега, спрятавшись среди густого тростника, и лишь потом ползком выбрался на прибрежную траву. Быстро, как ящерица, он дополз до первых зарослей манго, надежно скрывших его.
   Спрятавшись в чаще, он притаился за огромной веткой, покрытой густой листвой, и осторожно выглянул.
   Из трех шлюпок две причалили к выходу из галереи, где виднелись сипаи — должно быть, те самые, что вышли из подземелий, — третья же спускалась вниз по течению, как будто стараясь что-то догнать.
   «Они ищут труп факира, — прошептал Тремаль-Найк. — А что со старым тугом? Неужели он утонул, или они схватили его?»
   Едва он произнес эти слова, как увидел, что листья лотоса, из которых он только что вылез, зашевелились, как будто кто-то раздвигал их стебли под водой, и вскоре показалась человеческая голова, наголо обритая, как у большинства бенгальцев.
   «Это туг», — решил он.
   Он приложил пальцы к губам и подал сигнал, подражая вою шакала. Пловец поднял голову и посмотрел на берег. Он понял, что рядом свой, однако боялся еще покинуть убежище.
   — Сюда! — махнул ему рукой Тремаль-Найк. — Иди сюда!..
   Старик вылез на берег и, прячась в траве, добрался до чащи.
   — Мы спасены, — сказал он. — Я рад, что ты уцелел.
   — Ты знаешь, что Виндхиа убит?
   — Знаю, Тремаль-Найк. Когда сипаи в него стреляли, он был в десяти шагах от меня.
   — Что теперь будем делать?..
   — Бежим на юг.
   — А потом?
   — Пойдем искать Нимпора.
   — А капитан?..
   — Пока не время думать о нем.
   — А если тем временем он отправится на Раймангал?..
   — Не думаю, Тремаль-Найк. Нам нужно скорее убираться отсюда. Сипаи обыскивают все вокруг.
   — Ты знаешь дорогу?..
   — Пойдем вдоль берега, а там видно будет.
   Они уже собирались вылезти из чащи, когда вдруг увидели высокого человека, с внушительной бородой, уже начинающей седеть, одетого в белое одеяние. Держа в руке блестящий металлический сосуд, он медленно спускался по берегу, подняв глаза к солнцу, которое всходило над горизонтом.
   Это был брамин, собирающийся совершить омовение.
   — Принесло же его именно в этот момент! — с досадой пробормотал Тремаль-Найк.
   — Может, это и к лучшему, — ответил туг. — Он мог бы предоставить нам убежище и защитить от сипаев, которые не осмелятся обыскивать дом священника. Пусть он сделает свое дело, а потом потолкуем с ним.
   Брамин величественно прошел мимо, не замечая беглецов, спустился к самой воде и, сбросив одеяние, омыл себе руки и ноги.
   После этого он набрал полную пригоршню воды, поднял ее и, дав воде стечь по руке, коснулся носа, рта, ушей, губ и плеч, шепча положенные при этом молитвы.
   Завершив первую церемонию, он уселся на берегу и принялся чистить зубы — процедура, которую брамины должны совершать на восходе солнца, чтобы их души, при будущем рождении, не вошли в тело нечистого насекомого — а закончив, взял, наконец, немного ила и сделал себе несколько знаков на лбу.
   Поставив эти особые знаки своей касты, он уже собирался подняться, чтобы сделать напоследок глоток воды из священной реки, когда к нему подошел старый туг и почтительно поздоровался.
   Брамин сделал было движение отстраниться, думая, что туг принадлежит к какой-то низшей касте, но старик удержал его жестом и сказал с гордостью:
   — Я приверженец Кали и принадлежу к касте воинов.
   — Что ты хочешь от меня? — спросил брамин.
   — Попросить у тебя приюта до сегодняшнего вечера.
   — У тебя что, нет дома?..
   — Есть, но он далеко, и потом я и мой товарищ подвергаемся большой опасности.
   — Кто тебе угрожает?..
   — Эти сипаи, которых ты видишь на реке.
   — Ты чего-нибудь украл?..
   — Нет.
   — Убил людей, которые принадлежали к твоей или моей касте?..
   — Тоже нет.
   — Тогда пошли со мной, — сказал брамин.
   — Я буду в безопасности в твоем доме?
   — Пагода неприкосновенна.
   — Берегись!.. — сказал в этот момент Тремаль-Найк. — Сипаи плывут сюда.
   Старый туг бросил быстрый взгляд на реку. Две шлюпки, которые стояли у выхода из подземелья, быстро пересекали Ганг, направляясь в их сторону, с сипаями и Бхаратой на борту.
   — Эти собаки продолжают погоню!.. — вскричал он с глухой яростью. — Скоро они будут здесь.
   — И с Бхаратой во главе, — добавил Тремаль-Найк.
   — Идемте, — сказал брамин.
   Пока сипаи гребли что было силы к этому берегу, чтобы обшарить его, брамин и оба беглеца быстро пересекли чащу и вышли на открытое место.
   Среди темной зелени бананов и кокосовых пальм, образующих небольшую рощицу, вздымались легкие шпили пагоды, увенчанной блестящими металлическими шарами, которые сияли под лучами восходящего солнца, как золотые.
   Брамин быстро привел своих спутников к пагоде и ввел внутрь, закрыв за собой дверь на засов.
   — Вы в храме, посвященном четвертому воплощению Вишну, — сказал он. — Ни один индиец не осмелится войти сюда без моего разрешения.
   — Сипаи служат английскому правительству, — заметил Тремаль-Найк.
   — Но все равно они индийцы, — ответил брамин.
   Храм был почти лишен украшений, лишь посередине возвышалась диковинная статуя из золоченного металла — наполовину человек, наполовину лев — она представляла собой Вишну в его четвертом воплощении, когда он принял этот облик, чтобы низвергнуть страшного великана Эрениано, который, согласно решению Брамы, не мог быть убит ни богом, ни человеком, ни животным.
   Брамин подошел к статуе, нажал пружину, спрятанную у нее на животе, и, открыв узенькую дверцу, способную пропустить лишь одного человека, втолкнул в нее сначала туга, а потом Тремаль-Найка, говоря:
   — Там вы будете в безопасности; никто вас не найдет.
   Внутри этого льва с человеческой головой было пустое пространство, в котором свободно могло разместиться человек шесть. Сквозь глаза чудища, сделанные из какого-то прозрачного вещества, сюда проникало достаточно света, чтобы освещать их убежище.
   Приникнув к этим глазам, беглецы смогли отчетливо различить не только стены пагоды, но даже дверь, которая выходила на лестницу.
   — Это хорошо. Отсюда мы сможем видеть все, что происходит снаружи, — сказал старый туг.
   — Ты что, не доверяешь брамину? — спросил Тремаль-Найк.
   — Доверяю, — отвечал тот. — Брамины ненавидят англичан, угнетателей Индии. Ненавидят они и сипаев, поскольку те служат им. Если он обещал спасти нас, то сдержит свое слово.
   — И ты думаешь, что сипаи оставят нас в покое?
   — На это я не надеюсь. Если обнаружат наши следы, они оцепят пагоду и, может быть, даже начнут искать нас внутри.
   — Тогда, вероятно, нас схватят.
   — Не знаю. Кому придет в голову, что мы внутри этой статуи?
   — У них может возникнуть подозрение, и тогда они распотрошат это воплощение Вишну.
   — Индийцы?.. О!.. Они не совершат такого святотатства.
   — Пусть так, но они осадят пагоду и не дадут нам выйти!
   — В конце концов им это надоест, и они отступят.
   — А капитан тем временем отправится на Раймангал!
   На туга сильно подействовало это замечание.
   — Да, верно… — прошептал он. — И это обернется крушением всего нашего дела.
   — И смертью девушки, которую я люблю, — сказал Тремаль-Найк со сдавленным вздохом. — Нет, с этим человеком должно быть покончено! Его нужно убить, чтобы вырвать у смерти Деву пагоды.
   — Возможно, он задержится с отплытием до возвращения сипаев.
   — Кто может за это поручиться?
   — Никто, я так предполагаю.
   — А если он все-таки отправится?
   Старый туг замолчал, не зная, что ответить, вдруг он хлопнул себя по лбу:
   — Мы забыли про Нимпора!..
   — Факира с парализованной рукой?
   — Да, Тремаль-Найк.
   — И что ты хочешь сказать?..
   — Этот человек может спасти нас.
   — Каким образом?
   — Я не знаю, но очень доверяю старому Нимпору. Он могущественный факир и умеет заставить подчиниться себе других. Предупредить бы его, и он найдет способ вытащить нас отсюда.
   — А кто возьмется за это?
   — Брамин.
   — Пожалуй…
   В этот миг громкий удар потряс дверь пагоды, отдавшись эхом под ее куполом.
   — Сипаи!.. — воскликнул старый туг.
   — Тихо!.. — сжал его руку Тремаль-Найк.

Глава 17
ОСВОБОЖДЕНИЕ

   Брамин, конечно, ждал этого визита; как только в дверь постучали, он появился из-за ширмы, за которой молился перед одним из многочисленных изображений Вишну, и быстро направился к двери.
   Тремаль-Найк и старый туг следили за каждым его движением через прозрачные глаза статуи, служившей им убежищем.
   Священник отодвинул тяжелый засов и медленно открыл дверь.
   У входа стояли четыре сипая, а впереди них сержант, в котором Тремаль-Найк и его товарищ сразу узнали Бхарату.
   — Что вы желаете? — спросил брамин, притворяясь чрезвычайно удивленным.
   Оказавшись перед священником, принадлежавшим к высокой касте, пятеро индийцев несколько замялись, но сержант, самый решительный из всех, сказал:
   — Прости меня, служитель Брамы, что я докучаю тебе, но мы ищем двух беглецов, которые скрываются здесь в окрестностях.
   — Вы собираетесь искать их в этой пагоде? — спросил брамин с возрастающим изумлением.
   — Есть подозрение, что они укрылись именно здесь, — сказал Бхарата. — Мы шли по их следам, а следы ведут сюда.
   — Сюда никто не входил.
   — Ты уверен в этом?
   — Я никого здесь не видел. Ищите их в другом месте.
   Сказав это, он сделал движение, чтобы закрыть дверь, но Бхарата, которого не убедило то, что он услышал, помешал ему.
   Брамин нахмурился.
   — И ты осмеливаешься?.. — сказал он.
   — Я ни на что не осмеливаюсь, — ответил сержант решительным тоном. — Я ищу двух людей и больше ничего.
   — И чего ты хочешь?
   — Осмотреть пагоду.
   — Вооруженные люди в пагоде Вишну, бога-хранителя, которого все индийцы боятся и почитают?
   — Мы оставим огнестрельное оружие, если ты так хочешь, но войдем.
   — Делайте, как хотите, — брамин, боясь, что дальнейшее упорство лишь укрепит подозрения сержанта, уступил.
   — Спасибо, — ответил Бхарата.
   Он велел своим людям сложить ружья у двери и, повернувшись ко второй группе сипаев, стоявшей внизу, у подножия лестницы, сказал:
   — А вы окружите пагоду и, если увидите беглецов, стреляйте.
   После этого он вошел внутрь вместе с четырьмя другими, держа правую руку на рукоятке сабли, готовый выхватить ее в случае опасности.
   В пагоде не было закоулков, которые нужно было долго осматривать, не было никаких пристроек, кроме единственной комнаты, служившей жилищем брамину. Сипаи тщательно обшарили все углы, простукали камни пола, чтобы удостовериться, что внизу нет подземных проходов, потом остановились перед огромной статуей бога.
   Бхарата был бы не прочь убедиться, что внутри она пустая, но не решился на подобное святотатство. Он тоже был индийцем и, несмотря на то, что много лет был на службе у англичан, не отрекся от своей религии.
   — Это правда, что никто не прячется в этой пагоде? — снова спросил он брамина.
   — Ни один человек не входил сюда, — спокойно отвечал священник.
   — И все же эти двое индийцев должны быть где-то поблизости.
   — Ищи их.
   — И найду, можешь быть уверен. Прощай, служитель Брамы.
   Сипаи медленно вышли из храма, обводя ее стены последним взглядом, и все вместе спустились с лестницы.
   Брамин подождал, пока они отойдут, потом закрыл дверь и, обойдя храм, принялся наблюдать через маленькое окошко в стене.
   «Так, — прошептал он после минутного наблюдения. — Они собираются оцепить пагоду! Ну что ж, караульте, если вы такие терпеливые, мы тоже никуда не спешим».
   Он оставил свой наблюдательный пункт и, направившись к статуе Вишну, нажал пружину. В отверстии тут же появилась голова Тремаль-Найка, а за ним старого туга.
   — Пока бояться нечего, — сказал брамин.
   — Они ушли? — спросил Тремаль-Найк, вздохнув свободнее.
   — Нет, оцепляют пагоду.
   — Значит, у них есть подозрения?
   — Боюсь, что да.
   — Ты думаешь, они скоро уйдут?
   — Сомневаюсь.
   — А у тебя нет никакого способа помочь нам убежать?
   — Никакого.
   — Нет ли тут подземелья, которое бы вывело нас в лес? спросил старый туг.
   — В этой пагоде его нет.
   — Однако надо выбраться отсюда, — сказал Тремаль-Найк. — Нас ждут в другом месте.
   — Если выйдете, эти отступники вас схватят, — ответил брамин.
   — Послушай меня, — сказал туг. — У тебя есть верный человек?
   — Да, — юноша, который приносит мне провизию.
   — Когда он придет?
   — Скоро.
   — Он знает Черный город?
   — Он там родился.
   — Нужно, чтобы он разыскал факира по имени Нимпор. Этот факир — наш друг, он выручит нас.
   — Где его найти?
   — В пагоде, посвященной Кришну. Его называют «факир с цветком», поскольку у него в левой руке цветочек.
   — Я отправлю его найти этого факира, — сказал брамин. — Что он должен ему передать?
   — Что два его друга, Тремаль-Найк и Мок, окружены сипаями в этой пагоде.
   — И больше ничего?
   — Пусть добавит, что сипаями командует сержант капитана Макферсона.
   — Еще до вечера вы будете иметь известия от факира, это я вам обещаю, — сказал брамин.
   Он принес им горшок риса, приправленного рыбой, бутылку «тоди» и несколько бананов.
   Сделав это, он снова закрыл дверцу, а Тремаль-Найк и старый туг, не евшие со вчерашнего вечера, набросились на еду. Потом они кое-как устроились в тесноте и, положив рядом кинжалы, спокойно заснули.
   Они проспали уже несколько часов, когда неожиданно были разбужены звоном пружины. Опасаясь предательства или возвращения сипаев, они живо вскочили с кинжалами в руках.
   Тьма заполняла внутренность статуи, однако через дверцу проникало достаточно света, чтобы разглядеть приятное лицо брамина.
   — Мальчик только что вернулся, — сказал он.
   — Он нашел факира? — в один голос спросили узники.
   — Да, — ответил священник.
   — И что тот ответил ему? — спросил Тремаль-Найк.
   — Что сегодня вечером вы будете на свободе.
   — Каким образом?
   — Я пока не знаю, однако он велел мне осветить храм и встретить процессию, которая явится отпраздновать «мадасе-понгол». Уже вчера во всех домах Черного города праздновали «поерум-понгол».
   — Значит, он придет сюда?
   — Да, и я, пожалуй, угадал его план, — сказал священник.
   — В чем он заключается?
   — Увезти вас отсюда вместе со статуей Вишну, чтобы омыть ее в водах Ганга.
   — Нимпор знает, что мы прячемся здесь внутри?..
   — Я велел мальчику передать ему это.
   — Он, должно быть, запаздывает, — сказал старый туг.
   — Солнце вот-вот зайдет.
   — А сипаи? — спросил Тремаль-Найк.
   — Все еще стерегут снаружи, — ответил брамин. — Но мы обманем их.
   — А они не воспротивятся празднику?
   — Пусть попробуют, если осмелятся. Никто, даже английские власти, не могут помешать нам справлять наши праздники.
   Закрыв дверцу, он поднялся по маленькой лестнице на крышу пагоды, чтобы наблюдать за сипаями, которые, выставив часовых, устроились неподалеку.
   С высоты он мог видеть далеко вокруг. В последних лучах заходящего солнца перед ним расстилались рисовые поля и плантации хлопка, деревушки, которые прятались за кокосовыми пальмами, а дальше, вдоль реки, Белый город, а за ним Черный, или индийский, город, полого сбегающий своими кварталами к левому берегу. Солнце опускалось точно в океан огня, заставляя сверкать в своих последних лучах воды священной реки и купола бесчисленных пагод, возвышающихся среди темной зелени пальм, тамариндов, кокосов и баньянов.
   Длинная процессия, состоящая из множества людей, выходя из предместий Черного города, змеилась среди рисовых полей. С высоты она казалась колонной муравьев, но острый взор брамина уже различал в ней отдельных людей.
   «Это они, — прошептал он. — Они идут».
   Прошло еще несколько минут, и до слуха его донесся неясный шум. Слышались напевы и выкрики множества голосов, переплетающиеся с резкими звуками тамтамов, мрачным грохотом тамбуринов, рокотом большого барабана и звуками труб.
   Брамин наклонился над железной оградой, защищавшей купол, и взглянул на сипаев. Они тоже услышали эти далекие звуки и, покинув свои шалаши, наспех сооруженные из листьев и веток, поспешно вооружались, словно готовясь к какому-то нападению.
   — Устроим «понгол», — сказал брамин.
   Он взобрался на один из четырех шпилей и, взяв деревянный молоток, начал яростно бить по огромному металлическому диску, прикрепленному здесь.
   Диск этот производил очень громкий, пронзительный звук, который далеко разносился по окрестным лесам и плантациям — своего рода набат, на который собирались обычно окрестные жители.
   Завидев бегущих из соседних деревень крестьян, брамин спустился обратно в пагоду и пошел открывать дверь.
   Бхарата с двумя сипаями уже стоял на лестнице.
   — Что случилось? — спросил он брамина.
   — Мы готовимся праздновать «мадасе-понгол», — отвечал священник. — Разве ты не слышал мычания коров?..
   — Много народу будет в пагоде?..
   — Конечно.
   — Я этого не разрешу.
   Брамин скрестил руки на груди и, глядя на сержанта полуприкрытыми глазами, спокойно произнес:
   — С каких это пор сипаи и правительство, которое им платит, позволяют себе вмешиваться в религиозные церемонии индусов?..
   — Здесь в твоей пагоде прячутся двое, — ответил Бхарата. — Среди такой толпы они могут убежать.
   — Ищи их раньше, чем верные последователи Вишну будут здесь.
   — Я не знаю, где они скрываются.
   — А я тем более.
   И не обращая больше внимания на сержанта, он повернулся к десяти или двенадцати крестьянам, сбежавшимся на звуки гонга.
   — Зажгите огонь «понгола» — сказал он им.
   — Я не позволю этому народу входить в пагоду, — сказал Бхарата.
   — Попробуй, — ответил ему брамин.
   И, пожав плечами, он вернулся в храм.
   Тем временем крестьяне развели огромный костер у подножия лестницы. С собой они принесли большой котел, рис, молоко — все для «мадасе-понгола».
   Этот праздник, отмечаемый в десятый месяц тай, который соответствует нашему январю, — один из самых важных для индийцев. Он посвящен возвращению солнца в северное полушарие и длится два дня. Первый называется «поерум-понгол» и справляется дома.
   Ставят на огонь горшок с чистым молоком и рисом и, пока он варится, гадают о будущем. Сваренный рис затем съедают все члены семьи вместе с теми, кто присутствует при этом обряде.
   Второй день называется «мадасе-понгол», то есть праздник коров — животных, считающихся священными у индийцев.
   Берут нескольких животных, золотят им рога, букетами цветов украшают хвосты и ведут во главе шумной процессии по окрестностям. В шествии участвуют музыканты, факиры, заклинатели змей, баядеры, священнослужители, и перед пагодой коровам дают съесть рис, сваренный в молоке.
   Во время праздника убивают какое-нибудь животное, предназначенное к этому заранее — не важно, конь ли это, буйвол или просто мышь, — но сначала выпускают на свободу, чтобы посмотреть, по какой дороге оно побежит. Из этого выводят добрые или дурные предзнаменования на будущее.