Страница:
сколько волка не корми, а он все в лес глядит. "Мелочи" жить мне мешали,
лень моя, разболтанность, да стремление к легкой жизни. Из-за "мелочи", как
мне тогда казалось, вновь свободу потерял...
А на этот раз, наверное, работа мне помогла человеком стать.
- В моей бригаде - тридцать человек, они такие же, как я: не любят
говорить о прошлом, надеются на лучшее будущее. По-разному понимают это
будущее, по-разному думают его достичь. Тайные и ясные мысли их мне
известны, а действия - у меня на виду. По-разному относился я к хлопцам: с
кем уговором, а к кому и с кулаком подступал. Мы тогда впервые услышали
слова: "Казстальконструкция", "Южэлеваторстрой". В первый месяц норму дали
на 279 процентов.
Пожалуй, теперь я впервые понял, что такое труд. Он мне показался
адским. Как-то задумался: неужели счастье в том, чтобы с утра до вечера
вкалывать? От спины шел пар, эх, разлечься бы на траве, но на тебя смотрит
строгий надзиратель, да и стыдно - и от него, и от других. А ведь вот так,
мне казалось, честные люди добывают деньги. Для чего? Набить свои желудки?
Прибарахлиться? Иметь несколько смен белья и ходить в кино? Или прожигать
жизнь в пивных?
Я презрительно думал о деньгах, когда их у меня было много. Научился
добывать их легко, без надрыва, без пота, без мозолей на руках. И мне
страшно было думать, что завтра опять, под охраной автоматчиков, нас повезут
таскать бревна, грузить вагоны.
В моих руках была ловкость, но не было настоящей рабочей силы. В моей
душе было много мерзости, гнилости, всего того, что называют пережитками, и
не было любви к людям, к самому себе, к моим дружкам и собутыльникам, даже к
тем, кто давал мне наставления, кто, вручая документы, говорил: "Даниил, ты
свободен". Опять помиловали. Ведь то же добрые люди!
...Когда прибыли на место работы, нас выстроили. Стали назначать
бригадиров. Несколько голосов крикнуло: "Дайте нам Даниила!" Были тут
арматурщики, монтажники, каменщики, плотники. Разные люди: старательные и
лодыри (их мы звали гладиаторами), смирные и дерзкие, веселые и хмурые.
Бригадира называют отцом. По годам я в отцы не годился, многие были старше
меня, но слушаться они меня слушались. Бригада - один кулак, никто не
филонил. Был и порядок у нас такой, коллективно установленный. Вернемся,
бывало, из кино, иной, смотришь, жрать захотел, запасов своих нет, а у
соседа в тумбочке запасец есть, но он его стремится на черный день
приберечь. Так было. Плохой порядок, поломали его. Все, что есть у тебя,
особенно из еды, принадлежит всей бригаде. Взял из тумбочек товарища, съел -
никто тебе слова не скажет. Но попробуй достать что темным путем да
притащить в бригаду! Публичный суд и исключение. Не хотелось мне уходить из
той бригады - слишком уж мы сдружились. Иные хлопцы складывались и отсылали
родителям по 30-50 рублей. А когда уходил (срок кончился), ребята справили
потихоньку вечер, собрали для меня деньги: что они могли еще подарить? Я не
взял их подарок. Бригада и сейчас работает хорошо, но в ней уже сменилось
несколько бригадиров, а это плохо, когда часто меняют их...
Зарабатывал я прилично, отсылал домой часть заработка, но и самому
оставалось. Однажды узнал о молодежной свадьбе: женились рабочий парень и
рабочая девушка. Купил им на счастье подарок и попросил вручить молодым на
свадьбе. От меня.
- Работал на стройке днем и ночью, нет, не хвастаюсь, что было, то
было. Сколько раз замечал ее, белокурую. Промелькнет и исчезнет на
телефонной станции. Не знал, что Тая телефонистка. Звоню бывало:
- Дайте первый бетонный!
Отвечает голос такой приятный. В моем воображении рисовалась девушка,
похожая на ту, что вчера только исчезла в телефонной. Стал звонить чаще,
иногда без всякой деловой надобности. Запомнился ее голос, как услышу, даже
светлее на душе становится. Однажды не вытерпел, снял трубку и говорю:
- Девушка, давайте познакомимся.
- Попросите лучше первый бетонный, - услышал в ответ.
Я обиделся. Ведь человек всегда остается человеком. Или ко мне это не
относится? Я еще был в колонии. Мы виделись издалека и догадывались: она,
что я тот, кто предложил ей знакомство, а я - что она и есть избранница
моего сердца.
Колония. Май. Тая пришла ко мне. Праздник весны встречали вместе. Мне
разрешили жениться, что было исключением из общих правил. Женись, когда
выйдешь на волю, а я еще находился в колонии. Как же мне не вспоминать тех
людей добрым словом?..
На столе, за которым мы сидели, лежала инкрустированная шкатулка очень
тонкой отделки. Сделана с большим изяществом и мастерством. Я невольно
залюбовался ею, спросил:
- В магазине купили?
- Нет, это подарок Тае, смастерил в колонии.
Руки, привыкшие бесшумно очищать карманы и наносить удары своим
жертвам, смогли же вот так терпеливо, день ото дня выделывать чудесное
произведение прикладного искусства! Без преувеличения, я был поражен этим
ювелирным мастерством.
- И вот настал долгожданный день свободы. Нас торжественно проводили из
колонии и так же торжественно встретили новые хозяева - мастера, бригадиры,
рядовые рабочие. Мы уже были знакомы, работали вместе, но теперь другое - мы
свободные граждане, нет, не граждане, а товарищи. Здравствуй, новая жизнь!
Разберемся ли мы в тебе, поймем ли тебя? До свидания, дорогой воспитатель
Баранов, замполит Тулекаев, Черепов, Лопарев, Юрченко. Не запомнил ваших
имен и отчеств! В колонии ведь больше по фамилиям общаются.
На прощанье сказал бригаде:
- Трудитесь честно! - и пошел вместе с Таей в свой дом. Вот и пришел я
сюда, где мы сейчас с вами беседуем. Вот Тая, ребенок, семья. Теперь жить
своим трудом, не оглядываться назад. Сбылась мечта, теперь все есть: воля,
семья, работа, уют. И желание быть честным, на добро ответить добром.
- Почти пятнадцать лет прошли в заключении или же в страхе перед
очередным судом. Полжизни заплевано в бараках, затоптано в грязь. Выкинутые
годы, длинные, как вечность. Изнуряющее до одури безделье. Вместе со мной
сидели и самые отъявленные, они не желали трудиться, они жили за счет других
и презирали тех, кто не принадлежал к их миру. Они гордились своими
"делами", своей мрачной славой.
У них ничего не было - ни профессии, ни семьи, ни дома. Лиши такого
"славы", не поражайся его "подвигам", не таращи на него глаза в удивлении -
и он умрет от отчаяния, от сознания собственной никчемности и мерзости. Я
вошел в этот мир безропотно, без сопротивления и вот теперь так рад, что
ухожу из него. Хватит, все, "завязываю", хочу трудиться, как все честные
люди.
Чем больше вспоминал о прошлом, тем больше "мир" этот раздражал меня. И
я возненавидел его. Все больше осознавал его ничтожество. Взрослые люди, а
ведут себя как дикари: кривляются, говорят на своем воровском жаргоне, ни во
что не ценят человеческую жизнь. Ерунда, когда говорят, что в этом мире есть
свое понятие о чести, благородстве. Нет, здесь процветают деспотизм,
тиранство, зверство. Это потерянные люди. Даже самые отпетые иногда приходят
к такой мысли.
Когда передо мной вновь открылась крепкая тяжелая дверь, я чуть не
захлебнулся необъятным синим простором, не исполосованным колючей
проволокой. Опять я обрел свободу.
Наверное, сидеть бы мне до сих пор в колонии, не будь таких людей,
как...
Даниил, очевидно, забыл фамилии и медленно вспоминал.
- Да и вообще, сколько я таких людей встречал. В трудную минуту не
брезговали протянуть мне руку. Помогли, хотя и мало знали меня. Руководство
"Промстроя", где я в последнее время работал, прислало ходатайство в
колонию, чтобы меня досрочно освободили. Пожалуй, верили мне незаслуженно.
Слишком много за моей спиной грехов. Я не имел права на их доброту. То, что
было, как во сне. Сколько полезного можно было сделать на свободе! В хорошей
жизни всегда можно встретить товарищей, а в моей?
Сразу же поставили бригадиром. Помню, как Баранов спрашивал:
- Куда пойдешь после освобождения?
- Здесь останусь, - уверенно отвечал я.
Ответ ему был по душе. Он рассказывал о семилетке и очень красочно
рисовал мое будущее. Меня же интересовало одно: скорее вон из колонии, на
свободу!
Остался я в "Промстрое", не надеялся, что оставят. Слыхал, как какой-то
бригадир, узнав обо мне, сказал:
- Таких не надо, он же бандит!
Словно ножом полоснули меня в самое сердце. Комок подступил к горлу.
Неужели так на всю жизнь! Неужели и через тридцать лет седым дедом заковыляю
по улице с палкой, а дети будут показывать пальцем и кричать: "Смотрите,
бандит идет!"
Я работал и не чувствовал острых взглядов конвоиров, шел по улицам
вольным человеком, сердце билось учащенно от радости, солнце светило ярче,
мне хотелось обнять весь мир руками, крикнуть добрым людям: спасибо, я смою
черное прошлое трудом, честным, примерным, у всех на виду смою пятно...
Селицкий Иван Евгеньевич из "Казэлектромонтажа" предложил мне:
- Давай к нам начальником снабжения.
Подумал я: работа не трудная, доходная, не то, что вкалывать кайлом.
Отказался. Селицкий был удивлен.
- Почему? - спрашивает.
- Боюсь. Возле снабженцев крутятся любители погреть руки.
Селицкий пожал плечами.
Не хотелось расставаться с ребятами, которые сейчас вместе со мной, а
тогда трудились на участке, где я работал еще заключенным.
Познакомился с бригадиром Жунусовым Сыздыком Жунусовичем. Вот это
человек! Деловой, разумный - он все знает и все может. В нем чувствовались
большая сила и уверенность.
Сыздык Жунусович был для нас и судьей, и отцом, и другом. Не буду греха
таить, я иногда транжирил заработанные деньги, зная, что еще немало их в
кармане. Но стоило мне попасть на глаза бригадиру, как я вольно или невольно
понимал свое безрассудство. Его слова для меня были больше, чем совет. Он
говорил просто:
- Ты сантехник, работаешь во всю силу, во всю мочь. Для кого? Для
ребенка, для жены, для себя, для отечества. Живи не хуже других, живи
честно.
Это отцовский совет, разумный. Летом я зарабатывал особенно много.
Приоделись в семье, кое-чем обзавелись.
Первые деньги, заработанные своими руками на воле, честным трудом! Я
недавно презрительно называл их бумажками, а теперь с удивлением
рассматривал их, словно деньги эти были не похожи на те, которые легко
извлекал когда-то из чужих карманов и сумок. Боже! Я получил зарплату.
Первый раз в жизни! У меня вспотели ладони, когда взял ручку и стал
отыскивать в ведомости свою фамилию. Вот он, Пантелеев, бандит, рецидивист,
вор, преступник и... человек. Такой же, как все остальные! Нет, не такой же,
а прошлое? К нему возврата нет. Тяжко о нем вспоминать. Что теперь бить себя
в грудь, рвать на себе рубаху, рвать в клочья волосы на седеющей голове...
мне душно, стыдно, жалко... жалко понапрасну потерянные годы...
Старший прораб Скоробогатько, добряк, как его называют, когда я
находился еще в колонии, давал мне чертежи, учил меня их читать, разъяснял
каждую линию, а потом строго спрашивал. Спасибо ему и за эту учебу! Он
доволен был нашей работой, искусной, по чертежам.
Я мог бы стать мастером в колонии - не хотел. Ведь надо закрывать
наряды, а дело это нелегкое. Иной браток посмотрит - мало выписано, начнет
тебя песочить: ты, барбос, привык быть нечистым на руку. Как будто он сам
честняга.
Трусость? Или разумное решение? Я не стал расспрашивать Даниила -
боязнь возможных конфликтов с хлопцами из бригады пугали его.
Но пусть он сам говорит о первых своих шагах на свободе.
- Предложили заведывать складом - отказался. Не раз думал - откуда
такое доверие ко мне? Ведь только вышел на волю, ко мне еще и приглядеться
толком не успели, а уже предлагают то одно, то другое место. А на том месте
лучше трудиться человеку с чистой биографией. Поработаю, потом пойду На
учебу, мастером все равно буду.
Заключенные смотрели на Даниила с восхищением. Завидовали ему, ведь он
на воле, его ставили в пример всей бригаде, хотя он в ней совсем недавно.
Здесь были хорошие хлопцы - Захаров, Иванов, Лигунов - его друзья по
колонии. Они работали не хуже его, а, может, некоторые и лучше. Но слава и
пальма первенства оставалась за Даниилом. Еще бы - ведь он такой интересный
человек! Вся бригада трудилась хорошо. Бригадир Воропаев радовался и пожимал
руку Даниилу: он фактически командовал ребятами.
А когда началось движение за коммунистический труд, в бригаде
задумались: показатели отличные, подходят к этому званию. Есть "но": братва
все больше из заключенных. Слово "коммунистический", пожалуй, к нашей
бригаде не подойдет. Соседи это звание уже имеют. Неужели отстанем? Даниил
предложил:
- Давайте, хлопцы, бороться за звание бригады высокопроизводительного
труда и примерного поведения!
Ребята подумали, взвесили, согласились. Это, значит, пояснили сами
себе: по две нормы в день - раз, учиться - два, не пить - три, вести себя
хорошо - четыре, помогать товарищу - пять. Здорово! На том и порешили. И
слово свое старались держать.
Выезжая опять в Семипалатинск, я захватил блокнот, куда записал беседу
с Даниилом. "Во что бы то ни стало встречусь с ним. Каков он теперь? Как
семья? Как живет, работает? Все так же его бригада борется за звание бригады
высокопроизводительного труда и примерного поведения?"
Вспомнил, как Даниил приглашал меня на свой день рождения. Ему тогда
исполнилось тридцать. Справлял он свои именины не в одиночку, а дома, с
друзьями. Пришли к нему с подарками парторг Мирзой Айвасович Симбиев,
начальник строительства Мирон Николаевич Евсеенко, председатель постройкома
Дмитрий Иванович Шухнов, пришли комсомольцы, рабочие.
Даниил, Тая, ее мать волновались. Волновались и радовались все
присутствующие. Какое тебе доверие, Даниил Пантелеев! Люди рады за тебя, как
сам видишь, ты им не чужой, а друг, товарищ, брат. Легко потерять доверие,
трудно его завоевать. Цени, Даниил, доверие - оно окрыляет, делает человека
сильным, смелым, уверенным. Оно нужно и ученому, проектирующему космические
корабли, и простому труженику. Твой честный труд - это исповедь перед
Родиной, перед людьми. Доверие нужно тебе, Даниил, как воздух. Так пользуйся
им разумно, не забывай, что в жизни твоей много было вывихов. Не имеешь
права забывать, а другие об этом не напомнят. Люди у нас разумные, чуткие,
заботливые. Люби их, приноси им пользу. Ведь человек человеку - друг,
товарищ и брат. И помни этот день - день твоего рождения, когда тебе вручили
диплом ударника.
В жизни бывает - оступился, понес наказание, покаялся. Вышел на волю -
дорог свежий воздух, дорого нежное материнское слово, дорог наивный взгляд
ребенка. Сколько лет пропало бездумно, глупо, убийственно бесцельно!
- И я очень хочу сказать о том, чтобы кто-то другой, кто сейчас выходит
в большую жизнь, не вихлял по кривой дорожке, не растрачивал впустую свои
лучшие годы. Эти украденные годы никакой магической силой, если бы даже она
была, не вернешь. Ничем не вернешь. Честь надо беречь смолоду. Поверьте, мне
это лучше других известно.
Где, когда, почему подросток начинает свой путь к антиобщественному
поведению? Что возбуждает в нем отрицательные стремления и парализует
здоровые влияния? Как случается, что он делает неверный выбор между добром и
злом?
...Речь должна идти не о том, чтобы "занять", "завлечь", "отвлечь"
подростка, а о том, чтобы создать у него высокие духовные запросы и стойкие
нравственные критерии, не зависящие от случайной обстановки.
заместитель прокурора города Алма-Аты
Размышления о судьбе нашего подрастающего поколения, может быть, лучше
начать с того, что нынешнее время позволило и совсем юным гражданам быть
энергичной социальной силой. Мысли и эмоции юношества достаточно ощутимы во
всем, что можно назвать современностью. Тем значительнее проблема подростка.
О ней много написано: есть животрепещущие газетные и журнальные очерки, есть
многостраничные юридические исследования, но не лишним делом будет со всей
силой напомнить о государственной важности правильного решения проблемы.
Определив подростка, как будущее, еще не принявшее в силу ряда
существенных причин завершенных, зрелых форм, мы поймем, что непосредственно
связаны с этим будущим тысячами нитей, что мы обязаны ему отдать, как своему
профессиональному долгу, все наше внимание, добрый ум И настойчивую,
терпеливую заботливость. Разумеется, осуществлять заботу о подрастающем
поколении стало сложнее, чем раньше.
Современный подросток намного грамотнее, эрудированнее,
сообразительнее, энергичнее своего предшественника. Нередки случаи, когда
родители не в состоянии быть собеседниками своих детей, если дело касается
школьных предметов или отроческих увлечений космонавтикой, молекулярной
биологией, теоретической физикой. Часто наблюдается нетвердая осознанность
ребенком социальной роли родителей - собственный трудовой пример затруднен.
Об этом с тревогой пишут социологи. Эпоха настоятельно требует все
возрастающей общественной активности взрослых, и вместе с тем само общество
все последовательнее в своих произведениях искусства, в книгах, в журналах,
в кинофильмах, в радио- и телепередачах непосредственно, минуя родителей,
стремится воздействовать на души молодежи. Если раньше старшие в семье были
неким фильтром информации, окончательной инстанцией, интеллектуальным и
моральным барьером, опорой, теперь вулкан информации взламывает многовековую
кору мнений, привычек, морали.
Забота о совершенствовании собственной личности смыкается с интересами
советского государства, в частности, с правильным решением судьбы подростка.
Очень верные слова сказаны Антоном Семеновичем Макаренко: "Воспитание детей
- самая важная область нашей жизни... Наши дети - это будущие отцы и матери,
они тоже будут воспитателями своих детей. Наши дети должны вырасти
прекрасными гражданами, хорошими отцами и матерями. Но и это не все: наши
дети - это наша старость... плохое воспитание - это наше будущее горе, это
наши слезы, это наша вина перед другими людьми, перед всей страной".
Тревожные интонации в прозорливом высказывании замечательного педагога
злободневны по сей день. Несмотря на то, что в нашей стране коренные
социальные основы противодействуют преступности, несмотря на то, что нам не
знаком лихорадочный, бессовестный антигуманизм капиталистического мира, где
преступление рассматривается как нормальное явление, мы не должны
примиряться с неудачной, антиобщественно сложившейся юной судьбой. Мы можем
прочесть многие повести о биографиях, в которые порой непоправимо ворвалось
преступление, если раскроем судебные дела, сухо и скрупулезно излагающие
обстоятельства краж, грабежей, насилий, хулиганских поступков.
Беспристрастный разбор любого судебного дела непоколебимо убеждает, что
только Потому подросток становится преступником, что его некому вовремя
остановить.
Иной раз возникновению преступной ситуации способствует неразумность
родителей. Саша Климаков и Абдрашид Курбанов (обоим по пятнадцать лет) -
друзья. Обыкновенное мальчишеское товарищество, когда один часто бывает у
другого дома. Сашины родители однажды напоили ребят. Пьяные подростки,
бесцельно слоняясь по улицам, обокрали школьный буфет. Еще безобразнее
поведение родителей Юры Сидорчука. Хронические алкоголики, они превратили
свой дом в пристанище собутыльников, крали соседские вещи, научили красть и
подростка. Ныне вся воровская семья осуждена. Пагубность таких примеров
очевидна.
Часто взрослые не понимают особенностей подростковой психологии. Во
многих фильмах, например, в "Переходном возрасте", показываются подростки,
что-то изобретающие, чего-то энергично добивающиеся. Это, как видим,
действующие ребята, их жизнь особенно интенсивна, под стать их энергии.
Однако в обыкновенной жизни такой возможности быть постоянно и полностью
занятым, загруженным часто не бывает. Следовательно, будоражат не только
детективные или приключенческие кинокартины. Что делать подростку, когда он
посмотрит фильм, зовущий отказаться от многого, чем он жил до сих пор,
показывающий иную жизнь, прекрасную своей эмоциональной и деловой
наполненностью? Ведь когда что-нибудь подобное смотрит взрослый человек, ему
легче: тысячи нитей связывают его с ежедневной жизнью. А у подростка слишком
много энергии и значительной ее части мы не умеем найти применение в
каждодневном бытии. Этим и объясняются до нынешнего времени продолжающиеся
побеги из родительского дома, из родного города. Только теперь ребята
намереваются добраться до Красноярской ГЭС, до того места, где готовят
космонавтов.
Да, на подростка во многом можно положиться, но преувеличивать его
самостоятельность не стоит, потому что часто она подражательна. Потому и
подпадает иногда подросток под влияние аморальной среды, и стремление
казаться взрослым не идет дальше выкуренной сигареты и залихватски
опрокинутой рюмки водки. Нравственная стойкость в подростке только
формируется. Это формирование неразрывно с влиянием его семьи. На вопрос
"Что такое неблагополучный подросток?" можно с уверенностью ответить: "Это -
неблагополучная семья".
Советское общество все больше склоняется к мысли, что за преступление
несовершеннолетнего надо наказывать не только его самого. Должны нести
ответственность и родители, которые оказались плохими воспитателями,
равнодушными людьми. Требовательность общества справедлива: каждый гражданин
нашей страны обязан заботиться о полноценности нового поколения. Жизнь может
заставить подростка принять на себя бремя заботы о собственной судьбе, но
без помощи, без сочувственной поддержки взрослого он гораздо чаще обречен на
неверную, трагически бессмысленную и даже порой на преступную жизнь. Вот что
пишет о семейном воспитании "Правда": "Именно они (родители) дают ребенку
первый жизненный опыт. В семье закладываются основы характера и морального
облика, выявляются интересы и склонности будущих граждан. И чем больше семья
сделает для воспитания детей, тем полнее и счастливее будет их жизнь, тем
больше пользы принесут они обществу, став взрослыми" ["Правда, 1969, 2
февраля].
Просматривая судебные дела, можно заключить, что родители - в лучшем
случае - сквозь пальцы смотрели на то, чем заняты их дети. И здесь же еще
одна печальная закономерность - несовершеннолетний преступник, как правило,
малограмотен: ему не удалось осилить более семи классов средней школы.
Статистика правонарушений, совершенных подростками, сообщает нам не только
любопытные факты, но и позволяет судить о том, как правильно строить
воспитательную работу с ребятами. Вот коротко, о чем говорит статистика:
почти все подростки совершили преступление впервые, лишь один из десяти
ранее был предупрежден милицией в связи с мелким хулиганским поступком,
пребыванием в неблаговидной компании. Наиболее опасный, наиболее
неустойчивый возраст - от 16 до 18 лет: например, 60% несовершеннолетних
правонарушений Фрунзенского района Алма-Аты именно этого возраста. Дальше
всего от преступного поведения - школьники, хуже обстоит дело со студентами
вузов и техникумов и совсем плохо с теми, кто учится в училищах
профтехобразования и спецшколах. А каждый пятый подросток, привлекавшийся к
уголовной ответственности, нигде не работал и не учился именно в то время,
когда бросал вызов закону.
Неблагополучное положение, которое сложилось в техникумах и
профессионально-технических училищах, объясняется тем, что многие учащиеся
оторваны от семьи и предоставлены в общежитии после занятий самим себе.
Такая "самостоятельность" оставляет подростка безнадзорным.
Почти каждый третий из тех, чья жизнь стала предметом судебного
разбирательства, работает. Это особенно горько. Казалось бы, они трудятся,
самостоятельно получают деньги, в семье на них смотрят, как на крепко
вставших на ноги. Но на самом деле, они во многом еще дети, не прочь
побаловаться и пошалить, только их шалости теперь представляют угрозу для
общества: семнадцатилетний Шаханов, рабочий Алма-Атинского хлопчатобумажного
комбината, выточил на токарном станке две заготовки для малокалиберных
пистолетов и финский нож. И никто на предприятии не помешал подростку...
Чтобы показать, как важно, чтобы подросток не был предоставлен самому
себе, достаточно сопоставить два факта. Первый - только один из ста
подростков нигде не работает и не учится. Но из пяти несовершеннолетних
правонарушений, как раньше было сказано, один подросток и является тем
самым, который не учится и не работает.
Чем более образован человек, тем менее он склонен вступать в осознанное
или неосознанное противоборство с законом. Малограмотность неизбежно влечет
ограниченность интересов. Показательно, что, например, в Советском районе
Алма-Аты половина не избегших наказания подростков не закончила средней
школы, хотя каждый второй из них уже вышел из школьного возраста. Стремление
наделить подростка образованностью прямо связано с тем, что
совершенствование духовного облика, его разносторонность все дальше
лень моя, разболтанность, да стремление к легкой жизни. Из-за "мелочи", как
мне тогда казалось, вновь свободу потерял...
А на этот раз, наверное, работа мне помогла человеком стать.
- В моей бригаде - тридцать человек, они такие же, как я: не любят
говорить о прошлом, надеются на лучшее будущее. По-разному понимают это
будущее, по-разному думают его достичь. Тайные и ясные мысли их мне
известны, а действия - у меня на виду. По-разному относился я к хлопцам: с
кем уговором, а к кому и с кулаком подступал. Мы тогда впервые услышали
слова: "Казстальконструкция", "Южэлеваторстрой". В первый месяц норму дали
на 279 процентов.
Пожалуй, теперь я впервые понял, что такое труд. Он мне показался
адским. Как-то задумался: неужели счастье в том, чтобы с утра до вечера
вкалывать? От спины шел пар, эх, разлечься бы на траве, но на тебя смотрит
строгий надзиратель, да и стыдно - и от него, и от других. А ведь вот так,
мне казалось, честные люди добывают деньги. Для чего? Набить свои желудки?
Прибарахлиться? Иметь несколько смен белья и ходить в кино? Или прожигать
жизнь в пивных?
Я презрительно думал о деньгах, когда их у меня было много. Научился
добывать их легко, без надрыва, без пота, без мозолей на руках. И мне
страшно было думать, что завтра опять, под охраной автоматчиков, нас повезут
таскать бревна, грузить вагоны.
В моих руках была ловкость, но не было настоящей рабочей силы. В моей
душе было много мерзости, гнилости, всего того, что называют пережитками, и
не было любви к людям, к самому себе, к моим дружкам и собутыльникам, даже к
тем, кто давал мне наставления, кто, вручая документы, говорил: "Даниил, ты
свободен". Опять помиловали. Ведь то же добрые люди!
...Когда прибыли на место работы, нас выстроили. Стали назначать
бригадиров. Несколько голосов крикнуло: "Дайте нам Даниила!" Были тут
арматурщики, монтажники, каменщики, плотники. Разные люди: старательные и
лодыри (их мы звали гладиаторами), смирные и дерзкие, веселые и хмурые.
Бригадира называют отцом. По годам я в отцы не годился, многие были старше
меня, но слушаться они меня слушались. Бригада - один кулак, никто не
филонил. Был и порядок у нас такой, коллективно установленный. Вернемся,
бывало, из кино, иной, смотришь, жрать захотел, запасов своих нет, а у
соседа в тумбочке запасец есть, но он его стремится на черный день
приберечь. Так было. Плохой порядок, поломали его. Все, что есть у тебя,
особенно из еды, принадлежит всей бригаде. Взял из тумбочек товарища, съел -
никто тебе слова не скажет. Но попробуй достать что темным путем да
притащить в бригаду! Публичный суд и исключение. Не хотелось мне уходить из
той бригады - слишком уж мы сдружились. Иные хлопцы складывались и отсылали
родителям по 30-50 рублей. А когда уходил (срок кончился), ребята справили
потихоньку вечер, собрали для меня деньги: что они могли еще подарить? Я не
взял их подарок. Бригада и сейчас работает хорошо, но в ней уже сменилось
несколько бригадиров, а это плохо, когда часто меняют их...
Зарабатывал я прилично, отсылал домой часть заработка, но и самому
оставалось. Однажды узнал о молодежной свадьбе: женились рабочий парень и
рабочая девушка. Купил им на счастье подарок и попросил вручить молодым на
свадьбе. От меня.
- Работал на стройке днем и ночью, нет, не хвастаюсь, что было, то
было. Сколько раз замечал ее, белокурую. Промелькнет и исчезнет на
телефонной станции. Не знал, что Тая телефонистка. Звоню бывало:
- Дайте первый бетонный!
Отвечает голос такой приятный. В моем воображении рисовалась девушка,
похожая на ту, что вчера только исчезла в телефонной. Стал звонить чаще,
иногда без всякой деловой надобности. Запомнился ее голос, как услышу, даже
светлее на душе становится. Однажды не вытерпел, снял трубку и говорю:
- Девушка, давайте познакомимся.
- Попросите лучше первый бетонный, - услышал в ответ.
Я обиделся. Ведь человек всегда остается человеком. Или ко мне это не
относится? Я еще был в колонии. Мы виделись издалека и догадывались: она,
что я тот, кто предложил ей знакомство, а я - что она и есть избранница
моего сердца.
Колония. Май. Тая пришла ко мне. Праздник весны встречали вместе. Мне
разрешили жениться, что было исключением из общих правил. Женись, когда
выйдешь на волю, а я еще находился в колонии. Как же мне не вспоминать тех
людей добрым словом?..
На столе, за которым мы сидели, лежала инкрустированная шкатулка очень
тонкой отделки. Сделана с большим изяществом и мастерством. Я невольно
залюбовался ею, спросил:
- В магазине купили?
- Нет, это подарок Тае, смастерил в колонии.
Руки, привыкшие бесшумно очищать карманы и наносить удары своим
жертвам, смогли же вот так терпеливо, день ото дня выделывать чудесное
произведение прикладного искусства! Без преувеличения, я был поражен этим
ювелирным мастерством.
- И вот настал долгожданный день свободы. Нас торжественно проводили из
колонии и так же торжественно встретили новые хозяева - мастера, бригадиры,
рядовые рабочие. Мы уже были знакомы, работали вместе, но теперь другое - мы
свободные граждане, нет, не граждане, а товарищи. Здравствуй, новая жизнь!
Разберемся ли мы в тебе, поймем ли тебя? До свидания, дорогой воспитатель
Баранов, замполит Тулекаев, Черепов, Лопарев, Юрченко. Не запомнил ваших
имен и отчеств! В колонии ведь больше по фамилиям общаются.
На прощанье сказал бригаде:
- Трудитесь честно! - и пошел вместе с Таей в свой дом. Вот и пришел я
сюда, где мы сейчас с вами беседуем. Вот Тая, ребенок, семья. Теперь жить
своим трудом, не оглядываться назад. Сбылась мечта, теперь все есть: воля,
семья, работа, уют. И желание быть честным, на добро ответить добром.
- Почти пятнадцать лет прошли в заключении или же в страхе перед
очередным судом. Полжизни заплевано в бараках, затоптано в грязь. Выкинутые
годы, длинные, как вечность. Изнуряющее до одури безделье. Вместе со мной
сидели и самые отъявленные, они не желали трудиться, они жили за счет других
и презирали тех, кто не принадлежал к их миру. Они гордились своими
"делами", своей мрачной славой.
У них ничего не было - ни профессии, ни семьи, ни дома. Лиши такого
"славы", не поражайся его "подвигам", не таращи на него глаза в удивлении -
и он умрет от отчаяния, от сознания собственной никчемности и мерзости. Я
вошел в этот мир безропотно, без сопротивления и вот теперь так рад, что
ухожу из него. Хватит, все, "завязываю", хочу трудиться, как все честные
люди.
Чем больше вспоминал о прошлом, тем больше "мир" этот раздражал меня. И
я возненавидел его. Все больше осознавал его ничтожество. Взрослые люди, а
ведут себя как дикари: кривляются, говорят на своем воровском жаргоне, ни во
что не ценят человеческую жизнь. Ерунда, когда говорят, что в этом мире есть
свое понятие о чести, благородстве. Нет, здесь процветают деспотизм,
тиранство, зверство. Это потерянные люди. Даже самые отпетые иногда приходят
к такой мысли.
Когда передо мной вновь открылась крепкая тяжелая дверь, я чуть не
захлебнулся необъятным синим простором, не исполосованным колючей
проволокой. Опять я обрел свободу.
Наверное, сидеть бы мне до сих пор в колонии, не будь таких людей,
как...
Даниил, очевидно, забыл фамилии и медленно вспоминал.
- Да и вообще, сколько я таких людей встречал. В трудную минуту не
брезговали протянуть мне руку. Помогли, хотя и мало знали меня. Руководство
"Промстроя", где я в последнее время работал, прислало ходатайство в
колонию, чтобы меня досрочно освободили. Пожалуй, верили мне незаслуженно.
Слишком много за моей спиной грехов. Я не имел права на их доброту. То, что
было, как во сне. Сколько полезного можно было сделать на свободе! В хорошей
жизни всегда можно встретить товарищей, а в моей?
Сразу же поставили бригадиром. Помню, как Баранов спрашивал:
- Куда пойдешь после освобождения?
- Здесь останусь, - уверенно отвечал я.
Ответ ему был по душе. Он рассказывал о семилетке и очень красочно
рисовал мое будущее. Меня же интересовало одно: скорее вон из колонии, на
свободу!
Остался я в "Промстрое", не надеялся, что оставят. Слыхал, как какой-то
бригадир, узнав обо мне, сказал:
- Таких не надо, он же бандит!
Словно ножом полоснули меня в самое сердце. Комок подступил к горлу.
Неужели так на всю жизнь! Неужели и через тридцать лет седым дедом заковыляю
по улице с палкой, а дети будут показывать пальцем и кричать: "Смотрите,
бандит идет!"
Я работал и не чувствовал острых взглядов конвоиров, шел по улицам
вольным человеком, сердце билось учащенно от радости, солнце светило ярче,
мне хотелось обнять весь мир руками, крикнуть добрым людям: спасибо, я смою
черное прошлое трудом, честным, примерным, у всех на виду смою пятно...
Селицкий Иван Евгеньевич из "Казэлектромонтажа" предложил мне:
- Давай к нам начальником снабжения.
Подумал я: работа не трудная, доходная, не то, что вкалывать кайлом.
Отказался. Селицкий был удивлен.
- Почему? - спрашивает.
- Боюсь. Возле снабженцев крутятся любители погреть руки.
Селицкий пожал плечами.
Не хотелось расставаться с ребятами, которые сейчас вместе со мной, а
тогда трудились на участке, где я работал еще заключенным.
Познакомился с бригадиром Жунусовым Сыздыком Жунусовичем. Вот это
человек! Деловой, разумный - он все знает и все может. В нем чувствовались
большая сила и уверенность.
Сыздык Жунусович был для нас и судьей, и отцом, и другом. Не буду греха
таить, я иногда транжирил заработанные деньги, зная, что еще немало их в
кармане. Но стоило мне попасть на глаза бригадиру, как я вольно или невольно
понимал свое безрассудство. Его слова для меня были больше, чем совет. Он
говорил просто:
- Ты сантехник, работаешь во всю силу, во всю мочь. Для кого? Для
ребенка, для жены, для себя, для отечества. Живи не хуже других, живи
честно.
Это отцовский совет, разумный. Летом я зарабатывал особенно много.
Приоделись в семье, кое-чем обзавелись.
Первые деньги, заработанные своими руками на воле, честным трудом! Я
недавно презрительно называл их бумажками, а теперь с удивлением
рассматривал их, словно деньги эти были не похожи на те, которые легко
извлекал когда-то из чужих карманов и сумок. Боже! Я получил зарплату.
Первый раз в жизни! У меня вспотели ладони, когда взял ручку и стал
отыскивать в ведомости свою фамилию. Вот он, Пантелеев, бандит, рецидивист,
вор, преступник и... человек. Такой же, как все остальные! Нет, не такой же,
а прошлое? К нему возврата нет. Тяжко о нем вспоминать. Что теперь бить себя
в грудь, рвать на себе рубаху, рвать в клочья волосы на седеющей голове...
мне душно, стыдно, жалко... жалко понапрасну потерянные годы...
Старший прораб Скоробогатько, добряк, как его называют, когда я
находился еще в колонии, давал мне чертежи, учил меня их читать, разъяснял
каждую линию, а потом строго спрашивал. Спасибо ему и за эту учебу! Он
доволен был нашей работой, искусной, по чертежам.
Я мог бы стать мастером в колонии - не хотел. Ведь надо закрывать
наряды, а дело это нелегкое. Иной браток посмотрит - мало выписано, начнет
тебя песочить: ты, барбос, привык быть нечистым на руку. Как будто он сам
честняга.
Трусость? Или разумное решение? Я не стал расспрашивать Даниила -
боязнь возможных конфликтов с хлопцами из бригады пугали его.
Но пусть он сам говорит о первых своих шагах на свободе.
- Предложили заведывать складом - отказался. Не раз думал - откуда
такое доверие ко мне? Ведь только вышел на волю, ко мне еще и приглядеться
толком не успели, а уже предлагают то одно, то другое место. А на том месте
лучше трудиться человеку с чистой биографией. Поработаю, потом пойду На
учебу, мастером все равно буду.
Заключенные смотрели на Даниила с восхищением. Завидовали ему, ведь он
на воле, его ставили в пример всей бригаде, хотя он в ней совсем недавно.
Здесь были хорошие хлопцы - Захаров, Иванов, Лигунов - его друзья по
колонии. Они работали не хуже его, а, может, некоторые и лучше. Но слава и
пальма первенства оставалась за Даниилом. Еще бы - ведь он такой интересный
человек! Вся бригада трудилась хорошо. Бригадир Воропаев радовался и пожимал
руку Даниилу: он фактически командовал ребятами.
А когда началось движение за коммунистический труд, в бригаде
задумались: показатели отличные, подходят к этому званию. Есть "но": братва
все больше из заключенных. Слово "коммунистический", пожалуй, к нашей
бригаде не подойдет. Соседи это звание уже имеют. Неужели отстанем? Даниил
предложил:
- Давайте, хлопцы, бороться за звание бригады высокопроизводительного
труда и примерного поведения!
Ребята подумали, взвесили, согласились. Это, значит, пояснили сами
себе: по две нормы в день - раз, учиться - два, не пить - три, вести себя
хорошо - четыре, помогать товарищу - пять. Здорово! На том и порешили. И
слово свое старались держать.
Выезжая опять в Семипалатинск, я захватил блокнот, куда записал беседу
с Даниилом. "Во что бы то ни стало встречусь с ним. Каков он теперь? Как
семья? Как живет, работает? Все так же его бригада борется за звание бригады
высокопроизводительного труда и примерного поведения?"
Вспомнил, как Даниил приглашал меня на свой день рождения. Ему тогда
исполнилось тридцать. Справлял он свои именины не в одиночку, а дома, с
друзьями. Пришли к нему с подарками парторг Мирзой Айвасович Симбиев,
начальник строительства Мирон Николаевич Евсеенко, председатель постройкома
Дмитрий Иванович Шухнов, пришли комсомольцы, рабочие.
Даниил, Тая, ее мать волновались. Волновались и радовались все
присутствующие. Какое тебе доверие, Даниил Пантелеев! Люди рады за тебя, как
сам видишь, ты им не чужой, а друг, товарищ, брат. Легко потерять доверие,
трудно его завоевать. Цени, Даниил, доверие - оно окрыляет, делает человека
сильным, смелым, уверенным. Оно нужно и ученому, проектирующему космические
корабли, и простому труженику. Твой честный труд - это исповедь перед
Родиной, перед людьми. Доверие нужно тебе, Даниил, как воздух. Так пользуйся
им разумно, не забывай, что в жизни твоей много было вывихов. Не имеешь
права забывать, а другие об этом не напомнят. Люди у нас разумные, чуткие,
заботливые. Люби их, приноси им пользу. Ведь человек человеку - друг,
товарищ и брат. И помни этот день - день твоего рождения, когда тебе вручили
диплом ударника.
В жизни бывает - оступился, понес наказание, покаялся. Вышел на волю -
дорог свежий воздух, дорого нежное материнское слово, дорог наивный взгляд
ребенка. Сколько лет пропало бездумно, глупо, убийственно бесцельно!
- И я очень хочу сказать о том, чтобы кто-то другой, кто сейчас выходит
в большую жизнь, не вихлял по кривой дорожке, не растрачивал впустую свои
лучшие годы. Эти украденные годы никакой магической силой, если бы даже она
была, не вернешь. Ничем не вернешь. Честь надо беречь смолоду. Поверьте, мне
это лучше других известно.
Где, когда, почему подросток начинает свой путь к антиобщественному
поведению? Что возбуждает в нем отрицательные стремления и парализует
здоровые влияния? Как случается, что он делает неверный выбор между добром и
злом?
...Речь должна идти не о том, чтобы "занять", "завлечь", "отвлечь"
подростка, а о том, чтобы создать у него высокие духовные запросы и стойкие
нравственные критерии, не зависящие от случайной обстановки.
заместитель прокурора города Алма-Аты
Размышления о судьбе нашего подрастающего поколения, может быть, лучше
начать с того, что нынешнее время позволило и совсем юным гражданам быть
энергичной социальной силой. Мысли и эмоции юношества достаточно ощутимы во
всем, что можно назвать современностью. Тем значительнее проблема подростка.
О ней много написано: есть животрепещущие газетные и журнальные очерки, есть
многостраничные юридические исследования, но не лишним делом будет со всей
силой напомнить о государственной важности правильного решения проблемы.
Определив подростка, как будущее, еще не принявшее в силу ряда
существенных причин завершенных, зрелых форм, мы поймем, что непосредственно
связаны с этим будущим тысячами нитей, что мы обязаны ему отдать, как своему
профессиональному долгу, все наше внимание, добрый ум И настойчивую,
терпеливую заботливость. Разумеется, осуществлять заботу о подрастающем
поколении стало сложнее, чем раньше.
Современный подросток намного грамотнее, эрудированнее,
сообразительнее, энергичнее своего предшественника. Нередки случаи, когда
родители не в состоянии быть собеседниками своих детей, если дело касается
школьных предметов или отроческих увлечений космонавтикой, молекулярной
биологией, теоретической физикой. Часто наблюдается нетвердая осознанность
ребенком социальной роли родителей - собственный трудовой пример затруднен.
Об этом с тревогой пишут социологи. Эпоха настоятельно требует все
возрастающей общественной активности взрослых, и вместе с тем само общество
все последовательнее в своих произведениях искусства, в книгах, в журналах,
в кинофильмах, в радио- и телепередачах непосредственно, минуя родителей,
стремится воздействовать на души молодежи. Если раньше старшие в семье были
неким фильтром информации, окончательной инстанцией, интеллектуальным и
моральным барьером, опорой, теперь вулкан информации взламывает многовековую
кору мнений, привычек, морали.
Забота о совершенствовании собственной личности смыкается с интересами
советского государства, в частности, с правильным решением судьбы подростка.
Очень верные слова сказаны Антоном Семеновичем Макаренко: "Воспитание детей
- самая важная область нашей жизни... Наши дети - это будущие отцы и матери,
они тоже будут воспитателями своих детей. Наши дети должны вырасти
прекрасными гражданами, хорошими отцами и матерями. Но и это не все: наши
дети - это наша старость... плохое воспитание - это наше будущее горе, это
наши слезы, это наша вина перед другими людьми, перед всей страной".
Тревожные интонации в прозорливом высказывании замечательного педагога
злободневны по сей день. Несмотря на то, что в нашей стране коренные
социальные основы противодействуют преступности, несмотря на то, что нам не
знаком лихорадочный, бессовестный антигуманизм капиталистического мира, где
преступление рассматривается как нормальное явление, мы не должны
примиряться с неудачной, антиобщественно сложившейся юной судьбой. Мы можем
прочесть многие повести о биографиях, в которые порой непоправимо ворвалось
преступление, если раскроем судебные дела, сухо и скрупулезно излагающие
обстоятельства краж, грабежей, насилий, хулиганских поступков.
Беспристрастный разбор любого судебного дела непоколебимо убеждает, что
только Потому подросток становится преступником, что его некому вовремя
остановить.
Иной раз возникновению преступной ситуации способствует неразумность
родителей. Саша Климаков и Абдрашид Курбанов (обоим по пятнадцать лет) -
друзья. Обыкновенное мальчишеское товарищество, когда один часто бывает у
другого дома. Сашины родители однажды напоили ребят. Пьяные подростки,
бесцельно слоняясь по улицам, обокрали школьный буфет. Еще безобразнее
поведение родителей Юры Сидорчука. Хронические алкоголики, они превратили
свой дом в пристанище собутыльников, крали соседские вещи, научили красть и
подростка. Ныне вся воровская семья осуждена. Пагубность таких примеров
очевидна.
Часто взрослые не понимают особенностей подростковой психологии. Во
многих фильмах, например, в "Переходном возрасте", показываются подростки,
что-то изобретающие, чего-то энергично добивающиеся. Это, как видим,
действующие ребята, их жизнь особенно интенсивна, под стать их энергии.
Однако в обыкновенной жизни такой возможности быть постоянно и полностью
занятым, загруженным часто не бывает. Следовательно, будоражат не только
детективные или приключенческие кинокартины. Что делать подростку, когда он
посмотрит фильм, зовущий отказаться от многого, чем он жил до сих пор,
показывающий иную жизнь, прекрасную своей эмоциональной и деловой
наполненностью? Ведь когда что-нибудь подобное смотрит взрослый человек, ему
легче: тысячи нитей связывают его с ежедневной жизнью. А у подростка слишком
много энергии и значительной ее части мы не умеем найти применение в
каждодневном бытии. Этим и объясняются до нынешнего времени продолжающиеся
побеги из родительского дома, из родного города. Только теперь ребята
намереваются добраться до Красноярской ГЭС, до того места, где готовят
космонавтов.
Да, на подростка во многом можно положиться, но преувеличивать его
самостоятельность не стоит, потому что часто она подражательна. Потому и
подпадает иногда подросток под влияние аморальной среды, и стремление
казаться взрослым не идет дальше выкуренной сигареты и залихватски
опрокинутой рюмки водки. Нравственная стойкость в подростке только
формируется. Это формирование неразрывно с влиянием его семьи. На вопрос
"Что такое неблагополучный подросток?" можно с уверенностью ответить: "Это -
неблагополучная семья".
Советское общество все больше склоняется к мысли, что за преступление
несовершеннолетнего надо наказывать не только его самого. Должны нести
ответственность и родители, которые оказались плохими воспитателями,
равнодушными людьми. Требовательность общества справедлива: каждый гражданин
нашей страны обязан заботиться о полноценности нового поколения. Жизнь может
заставить подростка принять на себя бремя заботы о собственной судьбе, но
без помощи, без сочувственной поддержки взрослого он гораздо чаще обречен на
неверную, трагически бессмысленную и даже порой на преступную жизнь. Вот что
пишет о семейном воспитании "Правда": "Именно они (родители) дают ребенку
первый жизненный опыт. В семье закладываются основы характера и морального
облика, выявляются интересы и склонности будущих граждан. И чем больше семья
сделает для воспитания детей, тем полнее и счастливее будет их жизнь, тем
больше пользы принесут они обществу, став взрослыми" ["Правда, 1969, 2
февраля].
Просматривая судебные дела, можно заключить, что родители - в лучшем
случае - сквозь пальцы смотрели на то, чем заняты их дети. И здесь же еще
одна печальная закономерность - несовершеннолетний преступник, как правило,
малограмотен: ему не удалось осилить более семи классов средней школы.
Статистика правонарушений, совершенных подростками, сообщает нам не только
любопытные факты, но и позволяет судить о том, как правильно строить
воспитательную работу с ребятами. Вот коротко, о чем говорит статистика:
почти все подростки совершили преступление впервые, лишь один из десяти
ранее был предупрежден милицией в связи с мелким хулиганским поступком,
пребыванием в неблаговидной компании. Наиболее опасный, наиболее
неустойчивый возраст - от 16 до 18 лет: например, 60% несовершеннолетних
правонарушений Фрунзенского района Алма-Аты именно этого возраста. Дальше
всего от преступного поведения - школьники, хуже обстоит дело со студентами
вузов и техникумов и совсем плохо с теми, кто учится в училищах
профтехобразования и спецшколах. А каждый пятый подросток, привлекавшийся к
уголовной ответственности, нигде не работал и не учился именно в то время,
когда бросал вызов закону.
Неблагополучное положение, которое сложилось в техникумах и
профессионально-технических училищах, объясняется тем, что многие учащиеся
оторваны от семьи и предоставлены в общежитии после занятий самим себе.
Такая "самостоятельность" оставляет подростка безнадзорным.
Почти каждый третий из тех, чья жизнь стала предметом судебного
разбирательства, работает. Это особенно горько. Казалось бы, они трудятся,
самостоятельно получают деньги, в семье на них смотрят, как на крепко
вставших на ноги. Но на самом деле, они во многом еще дети, не прочь
побаловаться и пошалить, только их шалости теперь представляют угрозу для
общества: семнадцатилетний Шаханов, рабочий Алма-Атинского хлопчатобумажного
комбината, выточил на токарном станке две заготовки для малокалиберных
пистолетов и финский нож. И никто на предприятии не помешал подростку...
Чтобы показать, как важно, чтобы подросток не был предоставлен самому
себе, достаточно сопоставить два факта. Первый - только один из ста
подростков нигде не работает и не учится. Но из пяти несовершеннолетних
правонарушений, как раньше было сказано, один подросток и является тем
самым, который не учится и не работает.
Чем более образован человек, тем менее он склонен вступать в осознанное
или неосознанное противоборство с законом. Малограмотность неизбежно влечет
ограниченность интересов. Показательно, что, например, в Советском районе
Алма-Аты половина не избегших наказания подростков не закончила средней
школы, хотя каждый второй из них уже вышел из школьного возраста. Стремление
наделить подростка образованностью прямо связано с тем, что
совершенствование духовного облика, его разносторонность все дальше