Даже если экономисты должны заниматься «социологическими» воздействиями моральных обязательств на экономические результаты, из этого не вытекает, что им нужно беспокоиться о действительной «истинности» или обоснованности этих моральных обязательств. Но, как нам кажется, экономисты могут продвинуться в своей работе, если будут оценивать моральное поведение людей и их идеи, а также прослеживать их последствия. Для экономистов интересоваться тем, в какой мере наблюдаемые (или предполагаемые) моральные обязательства людей «имеют смысл», естественно, полезно и практически неизбежно. Неудовлетворенность Эрроу аргументом Титмусса частично объясняется тем, что он, по-видимому, не видел реальной причины, почему на желание людей сдавать кровь может оказывать влияние существование рынка. Если предполагаемое предпочтение или нравственная позиция иррациональны, их существование и стабильность можно подвергнуть сомнению. Описания моральных стимулов и суждений также имеют оценочный характер и от этого вовсе не всегда становятся менее полезными.
Кроме того, примеры показывают, что моральные убеждения экономических агентов в отличие от таких причинных факторов, как, например, редкость благ, могут подвергаться воздействию со стороны методов, с помощью которых их анализируют и описывают экономисты. Говорить, что человеческое поведение может быть смоделировано так, как если бы оно определялось исключительно своекорыстным интересом (как это делают в особенности экономисты чикагской школы), или определять рациональность как собственный интерес (как Роберт Франк)[167] – значит оправдывать и стимулировать поведение, движимое собственным интересом. В экспериментах, измеряющих склонность к сотрудничеству между людьми, студенты, изучающие экономику и бизнес, проявляют такую склонность в наименьшей степени.[168] По-видимому, изучение экономики способно сделать людей более эгоистичными.[169] Но фактор, который зависит от способа его описания экономистами, является весьма каверзным объектом исследования.
Тот факт, что экономисты практически не могут описывать моральные обязательства без их оценки и что они оказывают воздействие на то, что видят, тем, как они это описывают, дает им основание думать не только о морали, фактически принятой в изучаемом ими обществе, но и о морали, которая, по их мнению, должна быть принята. Размышления о морали важны не только для нормативной, но и для позитивной экономической теории. Моральные принципы, принятые позитивными экономистами, имеют эмпирическое значение, поскольку эти экономисты являются не только теоретиками, но и экономическими агентами. Их теории отражают их собственные моральные обязательства и влияют на действия и моральные обязательства других людей.
Мораль и стандартная экономическая теория благосостояния. У экономистов – представителей теории благосостояния время от времени возникала мысль, что их подходы являются, в сущности, этически нейтральными, поскольку они базируются на безобидных и бесспорных с этической точки зрения предпосылках, подобных принципу Парето. Однако стандартное определение общественного оптимума предполагает сравнение общественных альтернатив исключительно с точки зрения того, насколько хороши их результаты (а не того, насколько правильны их процедуры), а качество оценивается в соответствии со степенью удовлетворения индивидуальных предпочтений. Это стремление ценить только результаты и измерять эти результаты только по индивидуальным полезностям не является ни нейтральным, ни бесспорным.[170] Конечно, экономисты не ограничивают свое участие в выработке политики определением возможности улучшений по Парето. Принципы Парето в чистом виде непригодны для обоснования, например, анализа затрат и результатов или стандартного предпочтения конкурентных рынков. Фактически, развитие самой теории благосостояния за последние 50 лет, в том числе теория «второго лучшего» (theory of the second-best)[171] и критика так называемого принципа компенсации[172] ясно показали отсутствие какой-либо единой, пригодной на все случаи аргументации для этих известных методов и положений (см. с. 171–191 наст. изд.). Однако стратегия отказа выражать свое мнение всякий раз, когда поиск решений, соответствующих принципу Парето в чистом виде, оказывается тщетным, неубедительна. Поскольку нормативные экономисты должны давать оценки экономических процессов и результатов, они не могут избежать этических оценок методов и принципов, на которые они опираются. Можно прибегнуть к обоснованию стандартных политических выводов, исходя из широкого спектра ценностей, например, обосновывать необходимость конкуренции ее ролью и в укреплении личной свободы, и повышении эффективности.[173] Либо можно улучшать известные методы и прийти к иным политическим выводам. Например, можно откорректировать возможное неравенство распределения в неограниченном анализе затрат и результатов.[174] Когда аргументы развиваются подобным образом, неизбежны сомнительные моральные обязательства.
Значительные усилия прикладной экономической теории благосостояния направлены на то, чтобы разложить нормативные проблемы на проблемы, связанные с эффективностью (efficiency), и проблемы, связанные со справедливостью (equity). Эти усилия мотивируются двумя обстоятельствами.[175] Во-первых, экономическая теория дает достаточно четкие и легко воспринимаемые представления об эффективности, в то время как некоторые представления о справедливости туманны и большинство из них никак не пересекается с терминами экономической теории. Во-вторых, ценности, поддерживающие повышение эффективности, представляются менее сомнительными, чем ценности, лежащие в основе возрастания справедливости. Поэтому проблемы эффективности рассматриваются как бесспорные и управляемые, а проблемы справедливости – как сторонние, спорные и не поддающиеся теоретическому решению. Неудивительно поэтому, что стандартная экономическая теория благосостояния концентрирует внимание на эффективности.
Это обстоятельство уже существенным образом требует привлечения этической теории. Какова моральная основа заботы об эффективности? Действительно ли она менее спорна, чем моральные обязательства, лежащие в основе понятия справедливости? Какие посылки используют экономисты, когда расчленяют проблемы экономического благосостояния на вопросы, связанные с эффективностью и справедливостью? Могут ли эти моральные предпосылки быть обоснованы? Подумайте о таком экстремальном примере, как применение анализа затрат и результатов при принятии решения о строительстве атомной электростанции. Как следует учитывать интересы будущих поколений? Применимы ли с моральной точки зрения нормы дисконта и какой величины они могут быть? Каковы надлежащие пути решения вопросов, связанных с громадными неопределенностями отдаленного будущего?[176]
Как сделать экономическую теорию важной для политики. Когда политики и другие лица, не являющиеся экономистами, думают о проблемах благосостояния, они пользуются понятиями, которые не так просто перевести на язык стандартной экономической теории. Администрация Р. Рейгана заявляла об укреплении «страховочной сетки» (safety net). Люди, живущие за чертой бедности, говорят нам о своих нуждах, но не о предпочтениях. В процессе выработки политики понятия честности, возможности, свободы, прав явно имеют большее значение, чем забота о большем удовлетворении индивидуальных предпочтений. Если экономисты хотят помогать в выработке политики, преследующей подобные цели, они должны связать с ними экономическую теорию, а это требует понимания того, что представляют собой эти туманные понятия, так высоко ценимые людьми.
Рассмотрим, например, вопрос о том, должно ли правительство предоставлять бесплатную продовольственную помощь или медицинское обслуживание или вместо этого увеличить денежную поддержку нуждающихся. Большинство экономистов предложат простой аргумент, доказывающий необходимость монетизации льгот.[177] Постройте карту кривых безразличия потребителя, отразив объем медицинской помощи на одной оси и некий комбинированный потребительский товар – на другой. Рост дохода повышает бюджетную линию. Если рост дохода равен ценности бесплатного медицинского обслуживания, потребитель может приобрести то, что правительство предоставило бы ему в соответствии с его предпочтением, либо может вместо этого потребить больше чего-либо другого. Денежная поддержка повышает благосостояние индивида по крайней мере не меньше, чем помощь в натуральной форме. Денежная поддержка не только более Парето-эффективна (Pareto-superior) по сравнению с натуральной, но также благоприятствует свободе, поскольку расширяет возможности индивидуального выбора. Кроме того, более низкие административные издержки позволят снизить налоги и увеличить объем медицинской помощи.
Хотя такой анализ включает в рассмотрение ценность свободы, он оперирует преимущественно понятиями ортодоксальной экономической теории. Здесь нет упоминания о нуждах, о личном достоинстве, о благоприятных возможностях, о правах или о справедливости. Здесь нет связи с нормативными обязательствами, обосновывающими налогообложение индивидов в целях предоставления подобных выгод.[178] Не все аргументы в пользу натуральных льгот, которые могут следовать из этих положений, носят патерналистский характер, однако оправданию патернализма с самого начала не уделяется серьезного внимания, поскольку благосостояние приравнивается к удовлетворению предпочтений (которые могут быть недальновидными или основанными на неосведомленности).[179] Таким образом, даже если бы этот простой аргумент был справедливым, он не был бы решающим. Весомость этого аргумента, которую следует ему придавать при выработке политики, невозможно определить без более широкого учета вопросов этики.
В качестве еще одного примера рассмотрим очевидно иррациональный способ, с помощью которого большинство обществ выделяют ресурсы на охрану жизни и здоровья. Существенного снижения детской смертности можно было бы достичь за счет выделения более значительных средств не на интенсивный уход за новорожденными, а на улучшение обслуживания беременных и менее проблемных новорожденных. Если героические усилия по спасению жертв обрушений угольных шахт были бы вместо этого направлены на повышение общей безопасности угледобычи, смертность среди шахтеров была бы уменьшена. Сотни тысяч долларов были истрачены на спасение ребенка, упавшего в заброшенный колодец, хотя эти деньги могли бы быть использованы для предотвращения десятков несчастных случаев с другими детьми. Очевидно, что некоторые этические теории, например утилитаризм, сочли бы такие расточительные действия неоправданными, как и многие экономисты. Но в каком обществе мы бы оказались, если бы наша гуманность находилась под постоянным контролем рационального расчета, если бы мы сказали матери ребенка или семьям шахтеров, что жертв можно было избежать, но слишком дорогой ценой? Требует ли рациональное милосердие (которое согласно почти всем этическим теориям является добродетелью), чтобы мы «гуманно» закачали отравляющий газ, чтобы сократить страдания попавших в беду шахтеров? Конечно, эти примеры драматизируют дилемму жизни и смерти, но многие экономические решения требуют относительного взвешивания количества смертей и других ценностей или смерти одних людей относительно смерти других (возможно, среди будущих поколений). Экономисты, работающие над подобными проблемами, нуждаются в понимании важнейших моральных ценностей, которые лежат в основе соответствующих решений, и в выработке практических методов оценки этих ценностей.
О переплетении позитивной и нормативной экономической теории. Многие экономисты полагают, что вопросы, которыми занимается позитивная экономическая теория, – как в действительности функционируют экономические системы, каковы последствия той или иной политики – полностью отличаются от вопросов, составляющих предмет нормативной экономической теории, – каким ценностям должно содействовать экономическое устройство общества и какие политические меры следует принимать. Философы вполне обоснованно поставили под вопрос правомерность такого резкого разграничения.[180] Но даже если философы ошибаются, и такая четкая грань в принципе должна быть проведена, факт состоит в том, что в экономической теории позитивные и нормативные проблемы часто оказываются перемешанными.
Например, Пол Самуэльсон начинает свою известную работу «An Exact Consumption-Loan Model of Capital and Interest» с позитивного вопроса о том, как влияет на ставки процента стремление к сбережению для обеспечения жизни после выхода на пенсию, а затем переходит к имеющему нормативное значение теоретическому вопросу об эффективности конкурентных рынков в бесконечномерных экономиках. Два основных первоначальных замечания по поводу этой работы Самуэльсона, сделанные У. Меклингом[181] и А. Лернером,[182] направлены в своей основе, соответственно, на защиту конкурентных рынков и государства благосостояния. Нормативные проблемы продолжали играть важную роль при разработке и оценке моделей с перекрывающимися поколениями.[183]
Если моральные обязательства разделяются всеми членами общества, то позитивные модели могут иметь четкие нормативные последствия. Например, Джордж Акерлоф и Уильям Диккенс [Akerlof, Dickens 1982] предлагают позитивную модель адаптации индивидуальных убеждений (beliefs) с целью сокращения когнитивного диссонанса. Однако возможность такой адаптации заставляет усомниться в отождествлении благосостояния с удовлетворением предпочтений и, следовательно, имеет непосредственные этические последствия. Если в целях сокращения когнитивного диссонанса индивиды корректируют свои убеждения относительно, например, безопасности своего труда, то это может служить сильным аргументом в пользу государственного регулирования безопасности на производстве. Понять, почему позитивная теория о когнитивном диссонансе или других факторах индивидуального принятия решений способна приобрести такое большое нормативное значение, можно лишь приняв во внимание этические предпосылки, служащие основой ее нормативного эффекта.
То же положение может быть сформулировано иным образом. Несмотря на то что экономисты настаивают на том, что им не следует принимать спорные моральные обязательства (или, может быть, благодаря этому), они зачастую говорят о вопросах политики с позиции большого морального авторитета. Каковы этические основы такого кажущегося авторитета? Какие моральные принципы разделяются большинством экономистов? Почему они кажутся настолько бесспорными?
Таким образом, существует ряд веских причин, по которым экономистам следует думать о морали. Ибо только думая о морали они способны понять, почему позитивная теория может иметь большую моральную значимость, какие ценности на деле определяют выработку политики, какие моральные предпосылки лежат в основе экономической теории благосостояния и какие моральные факторы воздействуют на экономические результаты.
Последний пункт заслуживает более подробного рассмотрения. Философы разработали многие сложные теоретические проблемы этики, далекие от внимания экономистов. Если не рассматривать моральную философию исключительно как априорную дисциплину, что не только необоснованно, но и непопулярно среди философов, то следует признать, что одна из ее задач должна состоять в придании смысла повседневному нравственному опыту и некотором его упорядочении.[184] По поводу одних проблем (например, допустимости абортов) люди имеют строгие убеждения, по другим (например, о правах животных) у них могут быть сомнения. По некоторым вопросам морали (например, можно ли допустить, чтобы бездомные умерли от голода?) люди легко достигают согласия, тогда как по другим разгораются споры. Моральным оценкам подвергаются самые разнообразные «объекты»: мы можем объявить персону, результат, поступок, эмоцию «хорошими» или «плохими» с моральной точки зрения. Сложность и фрагментация фактических моральных оценок ставят существенные задачи перед теорией, и такая ситуация весьма близка экономистам, хотя и в ином контексте. Возникает кажущаяся неизбежной альтернатива между простотой, обобщенностью и теоретической стройностью, с одной стороны, и правдоподобностью, признанием сложности и «запутанности» – с другой.
Этот вызов ощущается и экономистами, и моральными философами. Но философы могут оказать реальную услугу экономистам в той мере, в какой их работы привлекают внимание к сложности и множественности параметров моральной оценки. Эта услуга отчасти носит негативный характер, поскольку состоит в том, чтобы предупредить экономистов от необдуманных или слишком скорых обобщений. Но она включает также и положительный момент, предоставляя экономистам разнообразие нормативных явлений, к которым они могут приложить свое умение моделировать. Представляется вполне обоснованным предположить, что и экономисты, и философы могут внести большой вклад в улучшение нашего понимания этических проблем, анализируя их отдельные стороны, как кусочки паззла, и тем самым развивая более общие теории морали. Именно такой характер носят многие исследования, которые мы будем далее обсуждать.
2. Мораль и рациональность
Кроме того, примеры показывают, что моральные убеждения экономических агентов в отличие от таких причинных факторов, как, например, редкость благ, могут подвергаться воздействию со стороны методов, с помощью которых их анализируют и описывают экономисты. Говорить, что человеческое поведение может быть смоделировано так, как если бы оно определялось исключительно своекорыстным интересом (как это делают в особенности экономисты чикагской школы), или определять рациональность как собственный интерес (как Роберт Франк)[167] – значит оправдывать и стимулировать поведение, движимое собственным интересом. В экспериментах, измеряющих склонность к сотрудничеству между людьми, студенты, изучающие экономику и бизнес, проявляют такую склонность в наименьшей степени.[168] По-видимому, изучение экономики способно сделать людей более эгоистичными.[169] Но фактор, который зависит от способа его описания экономистами, является весьма каверзным объектом исследования.
Тот факт, что экономисты практически не могут описывать моральные обязательства без их оценки и что они оказывают воздействие на то, что видят, тем, как они это описывают, дает им основание думать не только о морали, фактически принятой в изучаемом ими обществе, но и о морали, которая, по их мнению, должна быть принята. Размышления о морали важны не только для нормативной, но и для позитивной экономической теории. Моральные принципы, принятые позитивными экономистами, имеют эмпирическое значение, поскольку эти экономисты являются не только теоретиками, но и экономическими агентами. Их теории отражают их собственные моральные обязательства и влияют на действия и моральные обязательства других людей.
Мораль и стандартная экономическая теория благосостояния. У экономистов – представителей теории благосостояния время от времени возникала мысль, что их подходы являются, в сущности, этически нейтральными, поскольку они базируются на безобидных и бесспорных с этической точки зрения предпосылках, подобных принципу Парето. Однако стандартное определение общественного оптимума предполагает сравнение общественных альтернатив исключительно с точки зрения того, насколько хороши их результаты (а не того, насколько правильны их процедуры), а качество оценивается в соответствии со степенью удовлетворения индивидуальных предпочтений. Это стремление ценить только результаты и измерять эти результаты только по индивидуальным полезностям не является ни нейтральным, ни бесспорным.[170] Конечно, экономисты не ограничивают свое участие в выработке политики определением возможности улучшений по Парето. Принципы Парето в чистом виде непригодны для обоснования, например, анализа затрат и результатов или стандартного предпочтения конкурентных рынков. Фактически, развитие самой теории благосостояния за последние 50 лет, в том числе теория «второго лучшего» (theory of the second-best)[171] и критика так называемого принципа компенсации[172] ясно показали отсутствие какой-либо единой, пригодной на все случаи аргументации для этих известных методов и положений (см. с. 171–191 наст. изд.). Однако стратегия отказа выражать свое мнение всякий раз, когда поиск решений, соответствующих принципу Парето в чистом виде, оказывается тщетным, неубедительна. Поскольку нормативные экономисты должны давать оценки экономических процессов и результатов, они не могут избежать этических оценок методов и принципов, на которые они опираются. Можно прибегнуть к обоснованию стандартных политических выводов, исходя из широкого спектра ценностей, например, обосновывать необходимость конкуренции ее ролью и в укреплении личной свободы, и повышении эффективности.[173] Либо можно улучшать известные методы и прийти к иным политическим выводам. Например, можно откорректировать возможное неравенство распределения в неограниченном анализе затрат и результатов.[174] Когда аргументы развиваются подобным образом, неизбежны сомнительные моральные обязательства.
Значительные усилия прикладной экономической теории благосостояния направлены на то, чтобы разложить нормативные проблемы на проблемы, связанные с эффективностью (efficiency), и проблемы, связанные со справедливостью (equity). Эти усилия мотивируются двумя обстоятельствами.[175] Во-первых, экономическая теория дает достаточно четкие и легко воспринимаемые представления об эффективности, в то время как некоторые представления о справедливости туманны и большинство из них никак не пересекается с терминами экономической теории. Во-вторых, ценности, поддерживающие повышение эффективности, представляются менее сомнительными, чем ценности, лежащие в основе возрастания справедливости. Поэтому проблемы эффективности рассматриваются как бесспорные и управляемые, а проблемы справедливости – как сторонние, спорные и не поддающиеся теоретическому решению. Неудивительно поэтому, что стандартная экономическая теория благосостояния концентрирует внимание на эффективности.
Это обстоятельство уже существенным образом требует привлечения этической теории. Какова моральная основа заботы об эффективности? Действительно ли она менее спорна, чем моральные обязательства, лежащие в основе понятия справедливости? Какие посылки используют экономисты, когда расчленяют проблемы экономического благосостояния на вопросы, связанные с эффективностью и справедливостью? Могут ли эти моральные предпосылки быть обоснованы? Подумайте о таком экстремальном примере, как применение анализа затрат и результатов при принятии решения о строительстве атомной электростанции. Как следует учитывать интересы будущих поколений? Применимы ли с моральной точки зрения нормы дисконта и какой величины они могут быть? Каковы надлежащие пути решения вопросов, связанных с громадными неопределенностями отдаленного будущего?[176]
Как сделать экономическую теорию важной для политики. Когда политики и другие лица, не являющиеся экономистами, думают о проблемах благосостояния, они пользуются понятиями, которые не так просто перевести на язык стандартной экономической теории. Администрация Р. Рейгана заявляла об укреплении «страховочной сетки» (safety net). Люди, живущие за чертой бедности, говорят нам о своих нуждах, но не о предпочтениях. В процессе выработки политики понятия честности, возможности, свободы, прав явно имеют большее значение, чем забота о большем удовлетворении индивидуальных предпочтений. Если экономисты хотят помогать в выработке политики, преследующей подобные цели, они должны связать с ними экономическую теорию, а это требует понимания того, что представляют собой эти туманные понятия, так высоко ценимые людьми.
Рассмотрим, например, вопрос о том, должно ли правительство предоставлять бесплатную продовольственную помощь или медицинское обслуживание или вместо этого увеличить денежную поддержку нуждающихся. Большинство экономистов предложат простой аргумент, доказывающий необходимость монетизации льгот.[177] Постройте карту кривых безразличия потребителя, отразив объем медицинской помощи на одной оси и некий комбинированный потребительский товар – на другой. Рост дохода повышает бюджетную линию. Если рост дохода равен ценности бесплатного медицинского обслуживания, потребитель может приобрести то, что правительство предоставило бы ему в соответствии с его предпочтением, либо может вместо этого потребить больше чего-либо другого. Денежная поддержка повышает благосостояние индивида по крайней мере не меньше, чем помощь в натуральной форме. Денежная поддержка не только более Парето-эффективна (Pareto-superior) по сравнению с натуральной, но также благоприятствует свободе, поскольку расширяет возможности индивидуального выбора. Кроме того, более низкие административные издержки позволят снизить налоги и увеличить объем медицинской помощи.
Хотя такой анализ включает в рассмотрение ценность свободы, он оперирует преимущественно понятиями ортодоксальной экономической теории. Здесь нет упоминания о нуждах, о личном достоинстве, о благоприятных возможностях, о правах или о справедливости. Здесь нет связи с нормативными обязательствами, обосновывающими налогообложение индивидов в целях предоставления подобных выгод.[178] Не все аргументы в пользу натуральных льгот, которые могут следовать из этих положений, носят патерналистский характер, однако оправданию патернализма с самого начала не уделяется серьезного внимания, поскольку благосостояние приравнивается к удовлетворению предпочтений (которые могут быть недальновидными или основанными на неосведомленности).[179] Таким образом, даже если бы этот простой аргумент был справедливым, он не был бы решающим. Весомость этого аргумента, которую следует ему придавать при выработке политики, невозможно определить без более широкого учета вопросов этики.
В качестве еще одного примера рассмотрим очевидно иррациональный способ, с помощью которого большинство обществ выделяют ресурсы на охрану жизни и здоровья. Существенного снижения детской смертности можно было бы достичь за счет выделения более значительных средств не на интенсивный уход за новорожденными, а на улучшение обслуживания беременных и менее проблемных новорожденных. Если героические усилия по спасению жертв обрушений угольных шахт были бы вместо этого направлены на повышение общей безопасности угледобычи, смертность среди шахтеров была бы уменьшена. Сотни тысяч долларов были истрачены на спасение ребенка, упавшего в заброшенный колодец, хотя эти деньги могли бы быть использованы для предотвращения десятков несчастных случаев с другими детьми. Очевидно, что некоторые этические теории, например утилитаризм, сочли бы такие расточительные действия неоправданными, как и многие экономисты. Но в каком обществе мы бы оказались, если бы наша гуманность находилась под постоянным контролем рационального расчета, если бы мы сказали матери ребенка или семьям шахтеров, что жертв можно было избежать, но слишком дорогой ценой? Требует ли рациональное милосердие (которое согласно почти всем этическим теориям является добродетелью), чтобы мы «гуманно» закачали отравляющий газ, чтобы сократить страдания попавших в беду шахтеров? Конечно, эти примеры драматизируют дилемму жизни и смерти, но многие экономические решения требуют относительного взвешивания количества смертей и других ценностей или смерти одних людей относительно смерти других (возможно, среди будущих поколений). Экономисты, работающие над подобными проблемами, нуждаются в понимании важнейших моральных ценностей, которые лежат в основе соответствующих решений, и в выработке практических методов оценки этих ценностей.
О переплетении позитивной и нормативной экономической теории. Многие экономисты полагают, что вопросы, которыми занимается позитивная экономическая теория, – как в действительности функционируют экономические системы, каковы последствия той или иной политики – полностью отличаются от вопросов, составляющих предмет нормативной экономической теории, – каким ценностям должно содействовать экономическое устройство общества и какие политические меры следует принимать. Философы вполне обоснованно поставили под вопрос правомерность такого резкого разграничения.[180] Но даже если философы ошибаются, и такая четкая грань в принципе должна быть проведена, факт состоит в том, что в экономической теории позитивные и нормативные проблемы часто оказываются перемешанными.
Например, Пол Самуэльсон начинает свою известную работу «An Exact Consumption-Loan Model of Capital and Interest» с позитивного вопроса о том, как влияет на ставки процента стремление к сбережению для обеспечения жизни после выхода на пенсию, а затем переходит к имеющему нормативное значение теоретическому вопросу об эффективности конкурентных рынков в бесконечномерных экономиках. Два основных первоначальных замечания по поводу этой работы Самуэльсона, сделанные У. Меклингом[181] и А. Лернером,[182] направлены в своей основе, соответственно, на защиту конкурентных рынков и государства благосостояния. Нормативные проблемы продолжали играть важную роль при разработке и оценке моделей с перекрывающимися поколениями.[183]
Если моральные обязательства разделяются всеми членами общества, то позитивные модели могут иметь четкие нормативные последствия. Например, Джордж Акерлоф и Уильям Диккенс [Akerlof, Dickens 1982] предлагают позитивную модель адаптации индивидуальных убеждений (beliefs) с целью сокращения когнитивного диссонанса. Однако возможность такой адаптации заставляет усомниться в отождествлении благосостояния с удовлетворением предпочтений и, следовательно, имеет непосредственные этические последствия. Если в целях сокращения когнитивного диссонанса индивиды корректируют свои убеждения относительно, например, безопасности своего труда, то это может служить сильным аргументом в пользу государственного регулирования безопасности на производстве. Понять, почему позитивная теория о когнитивном диссонансе или других факторах индивидуального принятия решений способна приобрести такое большое нормативное значение, можно лишь приняв во внимание этические предпосылки, служащие основой ее нормативного эффекта.
То же положение может быть сформулировано иным образом. Несмотря на то что экономисты настаивают на том, что им не следует принимать спорные моральные обязательства (или, может быть, благодаря этому), они зачастую говорят о вопросах политики с позиции большого морального авторитета. Каковы этические основы такого кажущегося авторитета? Какие моральные принципы разделяются большинством экономистов? Почему они кажутся настолько бесспорными?
Таким образом, существует ряд веских причин, по которым экономистам следует думать о морали. Ибо только думая о морали они способны понять, почему позитивная теория может иметь большую моральную значимость, какие ценности на деле определяют выработку политики, какие моральные предпосылки лежат в основе экономической теории благосостояния и какие моральные факторы воздействуют на экономические результаты.
Каким должен быть вклад этики?
Экономисты сталкиваются с вопросами этики, но это не значит, что они найдут ответы на них в научных работах философов. Экономическая наука является специализированной дисциплиной со специфическими инструментами наблюдения и анализа, поэтому от экономистов ждут собственных ответов на многие вопросы. И все же экономисты могут быть приятно удивлены тем, насколько полезной может для них быть современная философия. Она содержит не только систематизированные теории, в том числе, например, новые концепции утилитаризма или контрактуализма, но и целое множество узкоспециализированных работ, которые могут принести пользу экономистам. Некоторые аспекты современной моральной философии будут близки и полезны потому, что они разработаны с помощью методов, которые философы заимствовали у экономистов. Знакомство с моральной философией может также помочь изгнать неоправданные сомнения и скепсис (к которым были склонны экономисты) о возможности приложения рациональных аргументов к ценностям. Наконец, литература по этике будет полезна в качестве напоминания о существовании многих параметров моральной оценки и предупреждения против их сведения к одному или двум.Последний пункт заслуживает более подробного рассмотрения. Философы разработали многие сложные теоретические проблемы этики, далекие от внимания экономистов. Если не рассматривать моральную философию исключительно как априорную дисциплину, что не только необоснованно, но и непопулярно среди философов, то следует признать, что одна из ее задач должна состоять в придании смысла повседневному нравственному опыту и некотором его упорядочении.[184] По поводу одних проблем (например, допустимости абортов) люди имеют строгие убеждения, по другим (например, о правах животных) у них могут быть сомнения. По некоторым вопросам морали (например, можно ли допустить, чтобы бездомные умерли от голода?) люди легко достигают согласия, тогда как по другим разгораются споры. Моральным оценкам подвергаются самые разнообразные «объекты»: мы можем объявить персону, результат, поступок, эмоцию «хорошими» или «плохими» с моральной точки зрения. Сложность и фрагментация фактических моральных оценок ставят существенные задачи перед теорией, и такая ситуация весьма близка экономистам, хотя и в ином контексте. Возникает кажущаяся неизбежной альтернатива между простотой, обобщенностью и теоретической стройностью, с одной стороны, и правдоподобностью, признанием сложности и «запутанности» – с другой.
Этот вызов ощущается и экономистами, и моральными философами. Но философы могут оказать реальную услугу экономистам в той мере, в какой их работы привлекают внимание к сложности и множественности параметров моральной оценки. Эта услуга отчасти носит негативный характер, поскольку состоит в том, чтобы предупредить экономистов от необдуманных или слишком скорых обобщений. Но она включает также и положительный момент, предоставляя экономистам разнообразие нормативных явлений, к которым они могут приложить свое умение моделировать. Представляется вполне обоснованным предположить, что и экономисты, и философы могут внести большой вклад в улучшение нашего понимания этических проблем, анализируя их отдельные стороны, как кусочки паззла, и тем самым развивая более общие теории морали. Именно такой характер носят многие исследования, которые мы будем далее обсуждать.
2. Мораль и рациональность
В своем обыденном применении оба определения – «моральный» и «рациональный» – являются нормативными и выразительными: определить выбор как иррациональный или аморальный – значит не просто его охарактеризовать, а вынести о нем отрицательное суждение.[185] Поскольку современной экономической теории свойственно заниматься определением специфических характеристик рационального поведения, постольку ей свойственно и изучать определенные нормы индивидуального рационального выбора. Как эти нормы соотносятся с моральными нормами, и как моральные нормы влияют на действия людей? Ясно, что попытки включить «в картину» категорию морали экономического актора вызывают ряд вопросов.
Чтобы их рассортировать, может быть полезным пойти по двум самостоятельным путям исследования. Один из них заключается в направлении усилий экономистов на эмпирическое изучение влияния моральных норм на человеческое поведение. Такой подход отталкивается от того очевидного факта, что экономическое поведение людей находится под влиянием их моральных убеждений, он стремится выяснить, какое влияние эти убеждения оказывают на экономические результаты. По крайней мере, начать можно с того, чтобы применить такой подход в чисто «позитивном» смысле, – выясняя не то, оправданы данные моральные убеждения или нет, а лишь то, насколько они влияют на поведение. Довольно скоро, однако, такое исследование обращается к вопросу о том, в какой мере наблюдаемые моральные обязательства являются экономически выгодными или наносящими ущерб, и в этом пункте нормативные и позитивные параметры переплетаются. Работа, ведущаяся в этом направлении, склоняется к использованию неточных, приблизительных концепций экономической рациональности и морали, ее цель состоит в поиске категорий, помогающих рассортировать эмпирические феномены.
Другой путь исследования осознанно более теоретичен и концептуален. Каково с абстрактной точки зрения взаимоотношение между моралью и предпочтениями индивидов? Можно ли и нужно ли предлагать концепцию экономической рациональности, придающую смысл разграничению между моральным поведением и максимизацией полезности? Если существуют конкретные ситуации, о которых можно сказать, что в них критерии нравственного поведения и максимизации полезности расходятся, означает ли это, что в некоторых случаях нравственные действия иррациональны или рациональные действия аморальны?
Будет полезно, прежде чем проследить эти два пути исследования, кратко, в основных чертах рассмотреть стандартный взгляд на экономическую рациональность.
Чтобы их рассортировать, может быть полезным пойти по двум самостоятельным путям исследования. Один из них заключается в направлении усилий экономистов на эмпирическое изучение влияния моральных норм на человеческое поведение. Такой подход отталкивается от того очевидного факта, что экономическое поведение людей находится под влиянием их моральных убеждений, он стремится выяснить, какое влияние эти убеждения оказывают на экономические результаты. По крайней мере, начать можно с того, чтобы применить такой подход в чисто «позитивном» смысле, – выясняя не то, оправданы данные моральные убеждения или нет, а лишь то, насколько они влияют на поведение. Довольно скоро, однако, такое исследование обращается к вопросу о том, в какой мере наблюдаемые моральные обязательства являются экономически выгодными или наносящими ущерб, и в этом пункте нормативные и позитивные параметры переплетаются. Работа, ведущаяся в этом направлении, склоняется к использованию неточных, приблизительных концепций экономической рациональности и морали, ее цель состоит в поиске категорий, помогающих рассортировать эмпирические феномены.
Другой путь исследования осознанно более теоретичен и концептуален. Каково с абстрактной точки зрения взаимоотношение между моралью и предпочтениями индивидов? Можно ли и нужно ли предлагать концепцию экономической рациональности, придающую смысл разграничению между моральным поведением и максимизацией полезности? Если существуют конкретные ситуации, о которых можно сказать, что в них критерии нравственного поведения и максимизации полезности расходятся, означает ли это, что в некоторых случаях нравственные действия иррациональны или рациональные действия аморальны?
Будет полезно, прежде чем проследить эти два пути исследования, кратко, в основных чертах рассмотреть стандартный взгляд на экономическую рациональность.