Лишь часть приведенных примеров имеет отношение к этике, но описанный феномен не ограничивается выбором этических правил или действий. Дилемма большой группы охватывает различные сферы социального взаимодействия.
4. Безбилетники и совершенная конкуренция
5. Следствия
Дэниел М. Хаусман, Майкл С. Макферсон. Серьезное отношение к этике: экономическая теория и современная моральная философия[155]
1. Экономика и этика
4. Безбилетники и совершенная конкуренция
Идеи, которые в данной статье применяются к этической теории, хорошо известны среди экономистов, даже если они не всегда в полной мере придают значение существенному различию между индивидуальным выбором в малой группе и в большой группе. Мы приведем два примера. Первый, известный всем как проблема безбилетника, является прямой иллюстрацией нашей гипотезы, и моя работа в этой области определенным образом спровоцировала написание данной статьи. Второй пример в некотором смысле является обратным. Речь идет о всей концепции «совершенной конкуренции», концепции, которая является базовой для экономической теории едва ли не целого столетия.
Проблема безбилетника была выявлена в рамках теории общественных финансов или, строго говоря, в рамках теории предложения общественных благ. Была сделана попытка объяснить отличие процесса создания общественных благ в сравнении с частными благами на основе теории индивидуального выбора. Вопрос заключался в том: зачем вообще нужны политические или государственные структуры? Почему возникают «провалы» рынка в отношении товаров и услуг, которые предназначены для коллективного использования большим количеством людей? Оценка условий равновесия, достигаемого в рамках частного или независимого предложения, показала, что результат очевидно не является оптимальным. Если это так, то что мешает рыночному механизму стимулировать реализацию оставшейся взаимной выгоды? Ответ на этот вопрос основан на идее, что каждый человек, являющийся потенциальным пользователем коллективно потребляемого общественного блага, имеет тенденцию абсолютно рационально выбирать позицию безбилетника. Если потенциальные выгоды являются по природе неделимыми среди отдельных потребителей, каждый из них посчитает для себя выгодным воздержаться от добровольного вклада в производство такого блага. Поведение будет таким, даже если есть вероятность, что общая выгода от производства этого блага для всех людей может значительно превышать общие расходы. И это может быть применимо к каждому участнику группы одновременно без изменения результата. Каждый человек может считать, что в ситуации, когда он и каждый из его сотоварищей взяли бы часть общих расходов на себя, ему было бы лучше, чем сейчас, когда никто ничего не вкладывает. Тем не менее каждый человек абсолютно рационально может отказаться участвовать в этих расходах на индивидуальной и добровольной основе. Точка равновесия, очевидно, будет не оптимальной, и все участники могут признавать это, но пока правила как-либо не поменяются, дилемма большой группы сохранится. Этот эффект возникает, разумеется, только когда размер группы является критически большим. Именно в такой большой группе индивид будет считать, что его собственное действие не будет иметь существенного влияния на действия других людей.[151]
Тем не менее широко используемый термин «проблема безбилетника» демонстрирует, что значимость дилеммы большой группы не полностью учтена. Этот термин предполагает некую умышленную попытку со стороны одного индивида обеспечить себе выгоду за счет расходов других. И все же, оказавшись непосредственно в ситуации, когда возникает проблема, индивид никогда не испытывает радость от сознания, что он «безбилетник» или что «кто-то за него платит». Никаких межличностных взаимоотношений не возникает. Индивид просто реагирует на обстоятельства, в которых он оказался, на естественные условия, если можно так выразиться, но он ни в коем случае не противопоставляет себя другим согражданам.
Как только выявлена дилемма большой группы, провалы рыночного механизма в достижении оптимального состояния при наличии общественных благ получают свое объяснение. Далее, с помощью развитой аргументации, можно объяснить стремление людей к изменению правил, в частности к использованию государственно-политического механизма в качестве замены рыночных процессов. Такие изменения в институтах или правилах очевидно могут навязать всем членам группы общие стандарты поведения. Следуя предложенной логике рассуждений, возможно объяснить, почему в принципе в рамках определенных обстоятельств индивиды на чисто рациональной основе будут согласны подчиниться принуждению.
Сходство между представленным анализом индивидуального выбора в отношении расходов на общественные блага и этических норм очевидно. Второй вариант применения аналогичных рассуждений имеет еще более давнюю историю, хотя он менее очевиден, так как отражает обратную взаимосвязь. Речь идет о поведении индивида или фирмы в условиях совершенной конкуренции. Этот тип рыночного взаимодействия в действительности всегда определяется строгим наличием дилеммы большого числа. Считается, что совершенная конкуренция существует, когда отдельный покупатель или отдельный продавец незначительно влияет на уровень рыночного спроса или предложения товаров и исходит из того, что его поступки не оказывают никакого воздействия на цену, устанавливаемую рынком. Каждый продавец или покупатель исходит из имеющейся цены.
Продавцы одинакового товара представляют собой отдельную группу, каждый участник которой оказывается в положении, напоминающем ситуацию «безбилетника». Каждый предпочел бы, чтобы все продавцы сократили объем предложения (конечным результатом чего стало бы повышение рыночной цены), но ни один, действуя в одиночку, не сочтет выгодным сократить предложение. Учитывая эту ситуацию, каждый просто будет приспосабливаться к внешним обстоятельствам.
Дилемма большого числа в подобной конкурентной среде отличается от той, которая возникает при этическом выборе или в примере с общественными благами. Ее действие приводит к результату, обратному тому, что мы видели в первых двух вариантах проявления той же закономерности. Вообще говоря, в первых примерах желаемым является уменьшение размеров группы или, в крайнем случае, модификация правил, которая создала бы эффект малой группы. В случае же с рыночной организацией предпринимаются действия, явно направленные в обратную сторону – на создание дилеммы большого числа для продавцов и покупателей. Экономическая система работает тем эффективнее, чем шире область распространения этой дилеммы, и институциональные реформы здесь направлены непосредственно на увеличение размеров группы. Вводятся юридические ограничения на попытки объединения и запрещается принудительное управление всей группой. Суть различия между моделью этико-общественного выбора и моделью совершенной конкуренции сводится к тому, что в первой модели группа объединяет всех участников социального взаимодействия. В случае рынка, напротив, только определенная подгруппа – продавцы одного товара – оказывается перед лицом дилеммы большого числа. И любые изменения правил, ведущие к смягчению условий для продавцов, автоматически приведут к попыткам с их стороны навязать свои интересы участникам других групп социальной системы. Более широкое рассмотрение, затрагивающее «социальное» устройство системы в целом, может привести к выводу, что экономические институты должны сознательно способствовать формированию дилеммы большого числа для отдельных покупателей и продавцов. Это лишь один из способов заявить, что общество в целом может сознательно стремиться навязывать правила совершенной конкуренции, насколько это возможно.
Ф. Найт часто подчеркивал, что «при совершенной конкуренции конкуренции не существует». Это утверждение резюмирует суть дилеммы большого числа. Будь то отдельный продавец в условиях совершенного рынка, или отдельный человек, намеревающийся внести свой личный добровольный вклад в производство коллективно потребляемого общественного блага, или отдельная личность, выбирающая для себя этические нормы в условиях большой группы: в каждом случае рациональный выбор требует, чтобы человек наилучшим образом использовал ту ситуацию, с которой он сталкивается. Природа обстоятельств, в которых он находится, не позволяет ему вообразить, что он может прямо или косвенно влиять на поведение других.
Проблема безбилетника была выявлена в рамках теории общественных финансов или, строго говоря, в рамках теории предложения общественных благ. Была сделана попытка объяснить отличие процесса создания общественных благ в сравнении с частными благами на основе теории индивидуального выбора. Вопрос заключался в том: зачем вообще нужны политические или государственные структуры? Почему возникают «провалы» рынка в отношении товаров и услуг, которые предназначены для коллективного использования большим количеством людей? Оценка условий равновесия, достигаемого в рамках частного или независимого предложения, показала, что результат очевидно не является оптимальным. Если это так, то что мешает рыночному механизму стимулировать реализацию оставшейся взаимной выгоды? Ответ на этот вопрос основан на идее, что каждый человек, являющийся потенциальным пользователем коллективно потребляемого общественного блага, имеет тенденцию абсолютно рационально выбирать позицию безбилетника. Если потенциальные выгоды являются по природе неделимыми среди отдельных потребителей, каждый из них посчитает для себя выгодным воздержаться от добровольного вклада в производство такого блага. Поведение будет таким, даже если есть вероятность, что общая выгода от производства этого блага для всех людей может значительно превышать общие расходы. И это может быть применимо к каждому участнику группы одновременно без изменения результата. Каждый человек может считать, что в ситуации, когда он и каждый из его сотоварищей взяли бы часть общих расходов на себя, ему было бы лучше, чем сейчас, когда никто ничего не вкладывает. Тем не менее каждый человек абсолютно рационально может отказаться участвовать в этих расходах на индивидуальной и добровольной основе. Точка равновесия, очевидно, будет не оптимальной, и все участники могут признавать это, но пока правила как-либо не поменяются, дилемма большой группы сохранится. Этот эффект возникает, разумеется, только когда размер группы является критически большим. Именно в такой большой группе индивид будет считать, что его собственное действие не будет иметь существенного влияния на действия других людей.[151]
Тем не менее широко используемый термин «проблема безбилетника» демонстрирует, что значимость дилеммы большой группы не полностью учтена. Этот термин предполагает некую умышленную попытку со стороны одного индивида обеспечить себе выгоду за счет расходов других. И все же, оказавшись непосредственно в ситуации, когда возникает проблема, индивид никогда не испытывает радость от сознания, что он «безбилетник» или что «кто-то за него платит». Никаких межличностных взаимоотношений не возникает. Индивид просто реагирует на обстоятельства, в которых он оказался, на естественные условия, если можно так выразиться, но он ни в коем случае не противопоставляет себя другим согражданам.
Как только выявлена дилемма большой группы, провалы рыночного механизма в достижении оптимального состояния при наличии общественных благ получают свое объяснение. Далее, с помощью развитой аргументации, можно объяснить стремление людей к изменению правил, в частности к использованию государственно-политического механизма в качестве замены рыночных процессов. Такие изменения в институтах или правилах очевидно могут навязать всем членам группы общие стандарты поведения. Следуя предложенной логике рассуждений, возможно объяснить, почему в принципе в рамках определенных обстоятельств индивиды на чисто рациональной основе будут согласны подчиниться принуждению.
Сходство между представленным анализом индивидуального выбора в отношении расходов на общественные блага и этических норм очевидно. Второй вариант применения аналогичных рассуждений имеет еще более давнюю историю, хотя он менее очевиден, так как отражает обратную взаимосвязь. Речь идет о поведении индивида или фирмы в условиях совершенной конкуренции. Этот тип рыночного взаимодействия в действительности всегда определяется строгим наличием дилеммы большого числа. Считается, что совершенная конкуренция существует, когда отдельный покупатель или отдельный продавец незначительно влияет на уровень рыночного спроса или предложения товаров и исходит из того, что его поступки не оказывают никакого воздействия на цену, устанавливаемую рынком. Каждый продавец или покупатель исходит из имеющейся цены.
Продавцы одинакового товара представляют собой отдельную группу, каждый участник которой оказывается в положении, напоминающем ситуацию «безбилетника». Каждый предпочел бы, чтобы все продавцы сократили объем предложения (конечным результатом чего стало бы повышение рыночной цены), но ни один, действуя в одиночку, не сочтет выгодным сократить предложение. Учитывая эту ситуацию, каждый просто будет приспосабливаться к внешним обстоятельствам.
Дилемма большого числа в подобной конкурентной среде отличается от той, которая возникает при этическом выборе или в примере с общественными благами. Ее действие приводит к результату, обратному тому, что мы видели в первых двух вариантах проявления той же закономерности. Вообще говоря, в первых примерах желаемым является уменьшение размеров группы или, в крайнем случае, модификация правил, которая создала бы эффект малой группы. В случае же с рыночной организацией предпринимаются действия, явно направленные в обратную сторону – на создание дилеммы большого числа для продавцов и покупателей. Экономическая система работает тем эффективнее, чем шире область распространения этой дилеммы, и институциональные реформы здесь направлены непосредственно на увеличение размеров группы. Вводятся юридические ограничения на попытки объединения и запрещается принудительное управление всей группой. Суть различия между моделью этико-общественного выбора и моделью совершенной конкуренции сводится к тому, что в первой модели группа объединяет всех участников социального взаимодействия. В случае рынка, напротив, только определенная подгруппа – продавцы одного товара – оказывается перед лицом дилеммы большого числа. И любые изменения правил, ведущие к смягчению условий для продавцов, автоматически приведут к попыткам с их стороны навязать свои интересы участникам других групп социальной системы. Более широкое рассмотрение, затрагивающее «социальное» устройство системы в целом, может привести к выводу, что экономические институты должны сознательно способствовать формированию дилеммы большого числа для отдельных покупателей и продавцов. Это лишь один из способов заявить, что общество в целом может сознательно стремиться навязывать правила совершенной конкуренции, насколько это возможно.
Ф. Найт часто подчеркивал, что «при совершенной конкуренции конкуренции не существует». Это утверждение резюмирует суть дилеммы большого числа. Будь то отдельный продавец в условиях совершенного рынка, или отдельный человек, намеревающийся внести свой личный добровольный вклад в производство коллективно потребляемого общественного блага, или отдельная личность, выбирающая для себя этические нормы в условиях большой группы: в каждом случае рациональный выбор требует, чтобы человек наилучшим образом использовал ту ситуацию, с которой он сталкивается. Природа обстоятельств, в которых он находится, не позволяет ему вообразить, что он может прямо или косвенно влиять на поведение других.
5. Следствия
Применение гипотезы о существовании дилеммы большой группы в теории общественных благ дает возможное логическое объяснение использованию государственно-политических институтов в качестве замены рыночным механизмам при производстве товаров и услуг, демонстрирующих свойства общественных благ. Но прежде чем предложить определенные реформы, необходимо ответить на ряд дополнительных вопросов. Во-первых, какое ценностное значение придают индивиды свободе, предоставляемой рынком, – свободе, которая с необходимостью должна быть сохранена, по крайней мере в определенной степени, при государственном регулировании? Каково приемлемое соотношение между свободой индивидуального выбора и экономической эффективностью? Даже если бы этот вопрос был предварительно решен, возник бы другой, не менее сложный вопрос. Каким образом исследователь, будучи сторонним наблюдателем, может определить и классифицировать те блага и услуги, которые имеют характер общественных? Само возникновение этих вопросов показывает, что чистая теория общественных благ находится лишь в стадии зарождения; ученым еще далеко до того уровня знаний, который позволил бы им давать конкретные советы государственным деятелям относительно характера институциональных реформ.
Возможно, такая оценка текущего состояния теории покажется пессимистичной, но реальность нашего времени заставляет экономистов задаваться именно этими вопросами. Это позволяет сформировать более адекватное понимание политических, равно как и экономических процессов. А оно, в свою очередь, помогает выработать такие варианты реформ, которые изначально не могли казаться очевидными. В рамках теории общественных финансов в целом принято различать «частные блага», которые могут эффективно производиться в условиях рыночной экономики, и «общественные блага», которые не могут быть эффективно произведены в условиях, не подчиняющихся общественному контролю. Более детальный анализ тем не менее показывает, что это важное разграничение само по себе может быть условным. И в связи с этим при определенных обстоятельствах может появиться возможность сочетать и свободу выбора, которую обеспечивает рыночная организация экономики, и возможности роста эффективности, которые дает модификация рыночных правил. Тщательный анализ структуры юридических прав и прав собственности может раскрыть возможности для превращения ситуации «безбилетника» в ситуацию, когда индивидуальный выбор может приводить к практически оптимальным результатам.
Обсуждение этой темы в данном случае не является моей целью, она состоит в развитии теории этического выбора. Краткое описание результатов применения подобных рассуждений к проблеме общественных благ полезно лишь в той степени, в какой имеют место аналогии с проблемой этического выбора. Если исходить из того, что историческое развитие делает неизбежным и необратимым этическое взаимодействие все большего и большего количества людей, то на основе нашего исследования мы должны сделать вывод, что все меньшая и меньшая часть людей будет основывать свои действия на некоей версии генерализованного или универсального принципа. С течением времени пространство для индивидуалистического, независимого этического выбора должно сужаться. Поскольку индивиды все в большей степени сталкиваются с дилеммой большой группы в области этики, создается логическое основание для использования государственно-политического механизма, способного реально изменить правила и установить стандарты поведения, общие для всех индивидов. В связи с этим подобный анализ может быть полезным для формирования «морального законодательства», предоставляя прямые прогнозы. Общие стандарты поведения, установленные и навязанные коллективной властью, могут в конечном счете привести к улучшениям, согласующимся с интересами всех членов сообщества. Правда, вероятнее всего, конечным результатом будет ситуация, когда коллективно навязанные стандарты поведения будут такими, какими их желает видеть некто для других. Здесь, как и в случае с общественными благами, должен быть поставлен вопрос: каково приемлемое соотношение между большей свободой выбора, которую обеспечивают индивиду независимые этические принципы, и большей социальной «эффективностью», которая вероятно может возникнуть в условиях законодательно установленных и навязанных общих стандартов поведения? Теоретики не могут предложить никакого ответа на этот вопрос, исследования говорят лишь о том, что цена, которая платится за свободу, возрастает с увеличением размеров группы взаимодействующих людей.
Как и в случае с общественными благами, необходимо искать иные, нежели коллективизация, пути реформ. Должны ли эффективные размеры взаимодействующей группы становиться еще больше в контексте этического выбора? Каковы возможные средства воздействия, способные свести сложную систему социальных взаимодействий к модели малой группы? Для «интернализации экстерналий» в условиях частнопредпринимательского рыночного механизма в настоящее время происходят захватывающие изменения в традиционном устройстве прав собственности для определенных видов взаимосвязей.[152] Возможно ли предвидеть возникновение аналогичных институциональных изменений в области этики? Возможно, те, чья профессиональная компетенция и интерес лежат в первую очередь в области этики, должны начать с переосмысления библейского указания «возлюби своего ближнего» с акцентом на последнем слове. Кто является моим «ближним» в большой группе?[153] Метафорический ответ Иисуса представляется скорее уклонением от вопроса законника, нежели ответом на него.[154]
Перевод с англ. И.Г. Чаплыгиной под ред. B.C. Автономова.
© Перевод на русский язык. Издательский дом ВШЭ, 2011
Возможно, такая оценка текущего состояния теории покажется пессимистичной, но реальность нашего времени заставляет экономистов задаваться именно этими вопросами. Это позволяет сформировать более адекватное понимание политических, равно как и экономических процессов. А оно, в свою очередь, помогает выработать такие варианты реформ, которые изначально не могли казаться очевидными. В рамках теории общественных финансов в целом принято различать «частные блага», которые могут эффективно производиться в условиях рыночной экономики, и «общественные блага», которые не могут быть эффективно произведены в условиях, не подчиняющихся общественному контролю. Более детальный анализ тем не менее показывает, что это важное разграничение само по себе может быть условным. И в связи с этим при определенных обстоятельствах может появиться возможность сочетать и свободу выбора, которую обеспечивает рыночная организация экономики, и возможности роста эффективности, которые дает модификация рыночных правил. Тщательный анализ структуры юридических прав и прав собственности может раскрыть возможности для превращения ситуации «безбилетника» в ситуацию, когда индивидуальный выбор может приводить к практически оптимальным результатам.
Обсуждение этой темы в данном случае не является моей целью, она состоит в развитии теории этического выбора. Краткое описание результатов применения подобных рассуждений к проблеме общественных благ полезно лишь в той степени, в какой имеют место аналогии с проблемой этического выбора. Если исходить из того, что историческое развитие делает неизбежным и необратимым этическое взаимодействие все большего и большего количества людей, то на основе нашего исследования мы должны сделать вывод, что все меньшая и меньшая часть людей будет основывать свои действия на некоей версии генерализованного или универсального принципа. С течением времени пространство для индивидуалистического, независимого этического выбора должно сужаться. Поскольку индивиды все в большей степени сталкиваются с дилеммой большой группы в области этики, создается логическое основание для использования государственно-политического механизма, способного реально изменить правила и установить стандарты поведения, общие для всех индивидов. В связи с этим подобный анализ может быть полезным для формирования «морального законодательства», предоставляя прямые прогнозы. Общие стандарты поведения, установленные и навязанные коллективной властью, могут в конечном счете привести к улучшениям, согласующимся с интересами всех членов сообщества. Правда, вероятнее всего, конечным результатом будет ситуация, когда коллективно навязанные стандарты поведения будут такими, какими их желает видеть некто для других. Здесь, как и в случае с общественными благами, должен быть поставлен вопрос: каково приемлемое соотношение между большей свободой выбора, которую обеспечивают индивиду независимые этические принципы, и большей социальной «эффективностью», которая вероятно может возникнуть в условиях законодательно установленных и навязанных общих стандартов поведения? Теоретики не могут предложить никакого ответа на этот вопрос, исследования говорят лишь о том, что цена, которая платится за свободу, возрастает с увеличением размеров группы взаимодействующих людей.
Как и в случае с общественными благами, необходимо искать иные, нежели коллективизация, пути реформ. Должны ли эффективные размеры взаимодействующей группы становиться еще больше в контексте этического выбора? Каковы возможные средства воздействия, способные свести сложную систему социальных взаимодействий к модели малой группы? Для «интернализации экстерналий» в условиях частнопредпринимательского рыночного механизма в настоящее время происходят захватывающие изменения в традиционном устройстве прав собственности для определенных видов взаимосвязей.[152] Возможно ли предвидеть возникновение аналогичных институциональных изменений в области этики? Возможно, те, чья профессиональная компетенция и интерес лежат в первую очередь в области этики, должны начать с переосмысления библейского указания «возлюби своего ближнего» с акцентом на последнем слове. Кто является моим «ближним» в большой группе?[153] Метафорический ответ Иисуса представляется скорее уклонением от вопроса законника, нежели ответом на него.[154]
Перевод с англ. И.Г. Чаплыгиной под ред. B.C. Автономова.
© Перевод на русский язык. Издательский дом ВШЭ, 2011
Дэниел М. Хаусман, Майкл С. Макферсон. Серьезное отношение к этике: экономическая теория и современная моральная философия[155]
Быть хорошим человеком – значит серьезно относиться к этике. Однако можно ли сказать то же самое в отношении хорошего экономиста! Имеет ли значение мораль для экономического анализа? Было бы бесполезным призывать экономистов тратить значительную часть своего времени на изучение этики или доказывать, что глубокие знания этики могут быть полезнее в одних областях экономической науки, например в политической экономии, чем в других, например в эконометрике. Тем не менее мы хотели бы показать, что некоторая рефлексия относительно связи между экономикой и этикой могла бы помочь многим экономистам работать эффективнее. Мы хотим подчеркнуть значимость этического подхода к исследованию как в позитивной, так и в нормативной экономической науке. Моральные принципы не только важны при проведении оценок и осуществлении политики, они также оказывают влияние на вопросы, которые задают те, кто занимаются позитивной экономической наукой, и на ответы, которые они считают убедительными.
В данной статье сделана попытка представить обзор последних работ экономистов и специалистов в области этики, сделанных на стыке этих двух дисциплин. Ее цель состоит в том, чтобы предложить общее представление об этой теме для широкой аудитории экономистов-практиков и возможные направления исследований для тех, кто интересуется проблематикой «этики и экономики».[156] После вступительных замечаний и обоснования темы во втором параграфе рассматриваются отношения между моралью и рациональностью и проблемы моделирования моральных обязательств. В третьем параграфе, самом объемном, представлены различные взгляды относительно моральной оценки экономических процессов и результатов. Четвертый параграф посвящен моральным аспектам и предпосылкам теории общественного выбора и теории игр.
В данной статье сделана попытка представить обзор последних работ экономистов и специалистов в области этики, сделанных на стыке этих двух дисциплин. Ее цель состоит в том, чтобы предложить общее представление об этой теме для широкой аудитории экономистов-практиков и возможные направления исследований для тех, кто интересуется проблематикой «этики и экономики».[156] После вступительных замечаний и обоснования темы во втором параграфе рассматриваются отношения между моралью и рациональностью и проблемы моделирования моральных обязательств. В третьем параграфе, самом объемном, представлены различные взгляды относительно моральной оценки экономических процессов и результатов. Четвертый параграф посвящен моральным аспектам и предпосылкам теории общественного выбора и теории игр.
1. Экономика и этика
Прежде чем начать, следует сказать несколько общих слов о связи экономической науки и этики. Те, кто считают, что между ними нет ничего общего, вряд ли будут отрицать связь экономической науки и политики, но скажут, вероятно, что экономика играет в этом взаимодействии чисто техническую роль. Она дает знания о последствиях политических решений, что позволяет политикам выбирать эффективные средства достижения своих целей. Этика определяет цели политики, а экономическая наука – средства. Обе они имеют решающее значение для политики, но почти никак не связаны между собой.
Но такие сильно упрощенные представления об экономисте, обеспечивающем политика технической информацией, свободной от ценностных суждений, являются в лучшем случае удобной для критики карикатурой. Такая картина соответствует образу экономиста, подсчитывающего потери в финансовых поступлениях в результате предлагаемого снижения налогов, но не экономиста, которого просят дать совет. В процессе выработки политики никогда не формулируются в явном виде все значимые цели и ограничения и не определяются способы их оценки.[157] Если бы президент Дж. Картер спросил Милтона Фридмена или Пола Самуэльсона: «Каков «наилучший» путь снижения инфляции?», то ни один из экономистов не увидел бы в этом вопросе четко определенной технической проблемы до тех пор, пока не выяснил бы другие цели, поставленные Картером, и их относительную приоритетность. Кроме того, в какой-то момент им наверняка пришлось бы опираться на собственные ценностные приоритеты. Аналогичные вопросы встают при выборе проблем для исследования: экономисты, которые не хотят «пачкать руки» этическими вопросами, не будут знать, какие технические проблемы им необходимо исследовать.
Так же как при выборе объекта исследования или подаваемого совета, проблемы позитивного и нормативного характера могут взаимодействовать и в процессе проведения исследования. Поскольку одни этические взгляды «соответствуют» привычным приемам экономического моделирования лучше других, экономисты могут уделять больше внимания тем этическим взглядам, которые больше соответствуют их теоретическим предубеждениям, или искажать иные этические взгляды, делая их более удобными. Лучшее понимание тех этических взглядов, которые трудно связать с привычными способами экономической аргументации, например таких, которые делают упор на правах или потребностях, способно повлиять на развитие экономической теории, поскольку ее категории в этом случае модифицируются, открывая новые пути для систематизации опыта. Выяснение сущности иных этических взглядов может также подсказать новые экономические проблемы или теоретические формулировки.[158] Направление влияния не обязательно идет от философии к экономической науке. Некоторые выводы в экономической теории, подобные теореме невозможности Кеннета Эрроу или парадоксу либерализма Амартия Сена, заставляют специалистов в области этики пересматривать свои принципы. Представители экономической науки разработали много аналитических инструментов, например, в области теории игр, теории общественного выбора, измерения общественного благосостояния, которые поставили перед философами-этиками задачу более четко сформулировать свои взгляды и помогли им решить ее.[159] Интеллектуальный прогресс как в этике, так и в экономической теории может стимулировать представителей и той, и другой научной дисциплины.
1. Мораль экономических агентов влияет на их поведение и, следовательно, на результаты их деятельности. Кроме того, собственные этические взгляды экономистов могут влиять на мораль и поведение других как преднамеренным, так и непреднамеренным образом. Поскольку экономистам интересны результаты, им должна быть интересна и мораль.
2. Стандартная экономическая теория благосостояния опирается на сильные и спорные моральные предпосылки. Поэтому оценка и развитие теории благосостояния требуют внимания к проблемам морали.
3. Выводы, вытекающие из экономической теории, должны быть связаны с моральными обязательствами, направляющими государственную политику. Поэтому, чтобы понять, как экономика связана с политикой, необходимо понимать эти моральные обязательства, что, в свою очередь, требует внимания к морали.
4. Позитивная и нормативная экономические теории часто переплетены между собой. Понимание моральной значимости позитивной экономической теории требует понимания моральных принципов, определяющих эту значимость.
Экономическое значение морали. Мораль влияет на результаты экономической деятельности. Мораль, принятая экономическими агентами, влияет на их поведение. Она находится в числе факторов, которые должны исследоваться экономистами. Например, как отмечали Фред Хирш и другие, экономическая эффективность и экономическая политика в критической степени зависят от нравственных ценностей, которые могут быть подорваны развитием рыночной экономики.[160] Без честности, доверия и доброй воли экономическая жизнь зашла бы в тупик. Постольку, поскольку экономисты стремятся объяснить экономические результаты и обеспечить экономическую эффективность, они нуждаются в обращении к природе и источникам полезных или вредных нравственных достоинств или пороков. Можно ли поддерживать устойчивость полезных с экономической точки зрения достоинств с помощью рационального собственного интереса, или экономические успехи зависят в решающей степени от неэгоистичных моральных обязательств? Роль моральных норм при определении экономических результатов привлекает все большее внимание исследователей в области экономики труда, экономики организации, экономического развития. Эти явления будут рассмотрены ниже (см. с. 135–146 наст. изд.).
За ярким примером экономической значимости моральных норм обратимся к работе Ричарда Титмусса,[161] посвященной системам донорства для переливания крови. Титмусс поставил целью показать, что системы добровольного донорства, подобные существующей в Великобритании, более эффективны, чем коммерческие системы, потому что они воплощают и развивают альтруистические коммунитарные ценности. К. Эрроу в своем содержательном и подробном обзоре поддерживает многие доводы Титмусса, в частности, он подчеркивает серьезные недостатки коммерческих систем при несовершенстве методов тестирования крови на инфекцию. Альтруистичные доноры в отличие от коммерческих не имеют стимулов обманывать врачей относительно безопасности своей крови. Эрроу, однако, ставит под вопрос амбициозное утверждение Титмусса, что в США возможность стать донором за плату подрывает желание доноров сдавать кровь бесплатно.[162] По мнению Эрроу, рынки увеличивают свободу и позволяют нам «не истощать безрассудно ограниченные ресурсы альтруистической мотивации».[163] Эрроу не видит смысла в утверждении Титмусса, что рынки «лишают людей свободы выбора сдавать или не сдавать кровь».[164] Но, как отмечали П. Сингер и А. Хиршман,[165] отношение к альтруизму как к ограниченному ресурсу может быть обманчивым, поскольку, подобно умению, количество этого ресурса может увеличиваться в процессе использования. И все же, как ни туманны выражения Титмусса, коммерциализация действительно способна нанести ущерб. Сдать кровь, когда она не может быть куплена, – значит предоставить нечто буквально бесценное, что сами доноры называют «даром жизни». Сдать кровь, когда она покупается, означает предоставить эквивалент 50 долл.[166] Имеют ли эти положения рациональное обоснование или нет, их потенциальные экономические последствия очевидны, и они могут быть поняты лишь в том случае, если экономисты готовы уделить какое-то внимание изучению этики.
Но такие сильно упрощенные представления об экономисте, обеспечивающем политика технической информацией, свободной от ценностных суждений, являются в лучшем случае удобной для критики карикатурой. Такая картина соответствует образу экономиста, подсчитывающего потери в финансовых поступлениях в результате предлагаемого снижения налогов, но не экономиста, которого просят дать совет. В процессе выработки политики никогда не формулируются в явном виде все значимые цели и ограничения и не определяются способы их оценки.[157] Если бы президент Дж. Картер спросил Милтона Фридмена или Пола Самуэльсона: «Каков «наилучший» путь снижения инфляции?», то ни один из экономистов не увидел бы в этом вопросе четко определенной технической проблемы до тех пор, пока не выяснил бы другие цели, поставленные Картером, и их относительную приоритетность. Кроме того, в какой-то момент им наверняка пришлось бы опираться на собственные ценностные приоритеты. Аналогичные вопросы встают при выборе проблем для исследования: экономисты, которые не хотят «пачкать руки» этическими вопросами, не будут знать, какие технические проблемы им необходимо исследовать.
Так же как при выборе объекта исследования или подаваемого совета, проблемы позитивного и нормативного характера могут взаимодействовать и в процессе проведения исследования. Поскольку одни этические взгляды «соответствуют» привычным приемам экономического моделирования лучше других, экономисты могут уделять больше внимания тем этическим взглядам, которые больше соответствуют их теоретическим предубеждениям, или искажать иные этические взгляды, делая их более удобными. Лучшее понимание тех этических взглядов, которые трудно связать с привычными способами экономической аргументации, например таких, которые делают упор на правах или потребностях, способно повлиять на развитие экономической теории, поскольку ее категории в этом случае модифицируются, открывая новые пути для систематизации опыта. Выяснение сущности иных этических взглядов может также подсказать новые экономические проблемы или теоретические формулировки.[158] Направление влияния не обязательно идет от философии к экономической науке. Некоторые выводы в экономической теории, подобные теореме невозможности Кеннета Эрроу или парадоксу либерализма Амартия Сена, заставляют специалистов в области этики пересматривать свои принципы. Представители экономической науки разработали много аналитических инструментов, например, в области теории игр, теории общественного выбора, измерения общественного благосостояния, которые поставили перед философами-этиками задачу более четко сформулировать свои взгляды и помогли им решить ее.[159] Интеллектуальный прогресс как в этике, так и в экономической теории может стимулировать представителей и той, и другой научной дисциплины.
Почему экономистам необходимо внимание к вопросам морали?
Экономистам следует подумать о вопросах морали по крайней мере по следующим четырем причинам:1. Мораль экономических агентов влияет на их поведение и, следовательно, на результаты их деятельности. Кроме того, собственные этические взгляды экономистов могут влиять на мораль и поведение других как преднамеренным, так и непреднамеренным образом. Поскольку экономистам интересны результаты, им должна быть интересна и мораль.
2. Стандартная экономическая теория благосостояния опирается на сильные и спорные моральные предпосылки. Поэтому оценка и развитие теории благосостояния требуют внимания к проблемам морали.
3. Выводы, вытекающие из экономической теории, должны быть связаны с моральными обязательствами, направляющими государственную политику. Поэтому, чтобы понять, как экономика связана с политикой, необходимо понимать эти моральные обязательства, что, в свою очередь, требует внимания к морали.
4. Позитивная и нормативная экономические теории часто переплетены между собой. Понимание моральной значимости позитивной экономической теории требует понимания моральных принципов, определяющих эту значимость.
Экономическое значение морали. Мораль влияет на результаты экономической деятельности. Мораль, принятая экономическими агентами, влияет на их поведение. Она находится в числе факторов, которые должны исследоваться экономистами. Например, как отмечали Фред Хирш и другие, экономическая эффективность и экономическая политика в критической степени зависят от нравственных ценностей, которые могут быть подорваны развитием рыночной экономики.[160] Без честности, доверия и доброй воли экономическая жизнь зашла бы в тупик. Постольку, поскольку экономисты стремятся объяснить экономические результаты и обеспечить экономическую эффективность, они нуждаются в обращении к природе и источникам полезных или вредных нравственных достоинств или пороков. Можно ли поддерживать устойчивость полезных с экономической точки зрения достоинств с помощью рационального собственного интереса, или экономические успехи зависят в решающей степени от неэгоистичных моральных обязательств? Роль моральных норм при определении экономических результатов привлекает все большее внимание исследователей в области экономики труда, экономики организации, экономического развития. Эти явления будут рассмотрены ниже (см. с. 135–146 наст. изд.).
За ярким примером экономической значимости моральных норм обратимся к работе Ричарда Титмусса,[161] посвященной системам донорства для переливания крови. Титмусс поставил целью показать, что системы добровольного донорства, подобные существующей в Великобритании, более эффективны, чем коммерческие системы, потому что они воплощают и развивают альтруистические коммунитарные ценности. К. Эрроу в своем содержательном и подробном обзоре поддерживает многие доводы Титмусса, в частности, он подчеркивает серьезные недостатки коммерческих систем при несовершенстве методов тестирования крови на инфекцию. Альтруистичные доноры в отличие от коммерческих не имеют стимулов обманывать врачей относительно безопасности своей крови. Эрроу, однако, ставит под вопрос амбициозное утверждение Титмусса, что в США возможность стать донором за плату подрывает желание доноров сдавать кровь бесплатно.[162] По мнению Эрроу, рынки увеличивают свободу и позволяют нам «не истощать безрассудно ограниченные ресурсы альтруистической мотивации».[163] Эрроу не видит смысла в утверждении Титмусса, что рынки «лишают людей свободы выбора сдавать или не сдавать кровь».[164] Но, как отмечали П. Сингер и А. Хиршман,[165] отношение к альтруизму как к ограниченному ресурсу может быть обманчивым, поскольку, подобно умению, количество этого ресурса может увеличиваться в процессе использования. И все же, как ни туманны выражения Титмусса, коммерциализация действительно способна нанести ущерб. Сдать кровь, когда она не может быть куплена, – значит предоставить нечто буквально бесценное, что сами доноры называют «даром жизни». Сдать кровь, когда она покупается, означает предоставить эквивалент 50 долл.[166] Имеют ли эти положения рациональное обоснование или нет, их потенциальные экономические последствия очевидны, и они могут быть поняты лишь в том случае, если экономисты готовы уделить какое-то внимание изучению этики.