Контрактуализм (договорная концепция). Понятие конграктуализма относится скорее к методу достижения моральных суждений, чем к субстанциональной этической теории. Ключевая идея контрактуалистского подхода к нравственности состоит в том, что приемлемые для общества этические взгляды должны в некотором смысле отражать соглашение между членами этого общества [общественный договор]. Привлекательность этой ключевой идеи связана частично с привлекательностью согласия[337] – людей должно объединять только то, с чем они согласны, и частично с обращением к рациональности; мораль же, с которой рациональные агенты готовы согласиться при надлежащих условиях, сама является рациональной. Полезно вслед за Барри[338] провести различие между двумя основными направлениями контрактуалистской этической теории, особенно в приложении к теории справедливости. Первое направление, представленное Гоббсом и Юмом, склоняется к отождествлению рациональности с собственным интересом и согласия с результатом торга, что ведет к мысли о справедливости как взаимной выгоде. Другое направление, представленное Кантом и Руссо, склоняется к отождествлению рациональности с автономным преследованием целей (которые могут не быть эгоистичными) и согласия с результатом совместного поиска общих принципов, что ведет к представлению о справедливости как беспристрастности.[339] Обе теории нашли многообразное применение в экономической аргументации.
Так, ранняя и влиятельная попытка формализовать идею справедливости как беспристрастности была сделана независимо двумя последователями утилитаризма Харсаньи[340] и Викри.[341] Идея беспристрастности раскрывается ими при рассмотрении вопроса, с какими моральными принципами согласились бы рациональные агенты: а) если бы они были лишены знания о своем положении в обществе и б) если бы (как следствие применения принципа безразличия) они считали равновероятной свою принадлежность к любой социальной позиции. Как отмечалось, при таких условиях люди максимизировали бы ожидаемую полезность путем принятия утилитаристского принципа для общества в целом: максимизации среднего уровня благосостояния его членов.[342] Такой контрактуалистский подход естественным образом ведет к «среднему» утилитаризму – максимизации среднего благосостояния, а не к классическому утилитаризму – максимизации совокупного благосостояния.[343] В его рамках следует определить, какой выбор сделают движимые собственным интересом люди в этой гипотетической ситуации, однако в реальной жизни решение о приспособлении поведения к результирующему принципу не может быть объяснено собственным интересом: ничто не говорит о том, что мой интерес всегда наилучшим образом удовлетворяется путем максимизации средней полезности.[344]
Со времени классических статей Харсаньи и Викри были выдвинуты различные дополнения и возражения по поводу их условия начальной ситуации, в которой должно быть достигнуто беспристрастное соглашение. Наиболее известное принадлежит Джону Ролзу По его мнению, рациональные акторы, скрытые за «занавесом неведения» относительно собственного положения, не сделали бы выбор в пользу утилитаризма. Ролз устанавливает условия изначальной ситуации и характеристики акторов в этой ситуации более детально, нежели это сделали Харсаньи и Викри, а также делает две особенно важные модификации. Во-первых, Ролз полагает, что агенты, находящиеся за занавесом неведения, будут делать выбор между принципами, определяющими их жизненные шансы, и на этой основе наилучшим образом обеспечат основные средства (первичные блага), необходимые, чтобы осуществить любой из ряда рациональных жизненных планов. Не зная ни своего положения, ни своих предпочтений, они не являются и не могут быть максимизаторами полезности. Во-вторых, Ролз считает, что рациональные акторы, находящиеся, согласно его определению, в «исходном положении», не будут полагаться на принцип безразличия, тем самым еще более «спрямляет» аргумент в пользу утилитаризма.
Вместо того чтобы максимизировать полезность, утверждает Ролз, акторы, испытывающие радикальную неопределенность относительно своего изначального положения и сознающие свою фундаментальную заинтересованность в обеспечении средств для приличной жизни, соглашаясь с принципами справедливости, приняли бы стратегию «безопасность прежде всего». На первое место они поставили бы защиту своих основных политических и личных свобод, а затем уже в соответствии с этим ограничением судили бы о базовых социальных и экономических институтах, содействуя интересам наименее благополучных членов общества. Мотивация в пользу такой максиминной стратегии состоит в том, что она защищает от несчастного случая попадания в такую обездоленную группу.
В своей полной формулировке принципы справедливости Ролза гласят:
«Во-первых, каждый индивид должен обладать равным правом на максимально обширную основную свободу, совместимую с такой же свободой для всех остальных людей».
[Во-вторых, ] «социальные и экономические неравенства должны быть устроены таким образом, чтобы они одновременно (а) вели к наибольшей выгоде для наименее благополучных и (б) были связаны с должностями и позициями, открытыми для всех при условии справедливого равенства возможностей».[345]
Кроме того, Ролз уточняет, что первый принцип в социальных условиях, подобных нашим, лексически предшествует второму. Эти принципы выдвигают вопросы относительно связей между свободами и экономическим благосостоянием, относительно роли рынка и нерыночных институтов в распределении благ, относительно сбережений для будущих поколений. Первый принцип «приоритета свободы», как его иногда называют, нелегко воплотить в экономических моделях, и с его лексикографическим приоритетом экономистам трудно согласиться.[346] Однако второй принцип в части (а) – что общество должно максимизировать благосостояние наименее благополучных – имеет элегантную формальную интерпретацию как «максиминный» стандарт. Он подразумевает, что (в соответствии с первым принципом и частью (б) второго принципа) общество должно максимизировать первичные блага для наименее благополучных. Хотя, если сосредоточить внимание только на этом аспекте теории Ролза, можно получить до некоторой степени искаженное представление о подлинных его взглядах, такая «максиминная» интерпретация справедливости по Ролзу привела к ряду простых и ценных сравнений между концепцией Ролза и утилитаристским анализом идеальной организации экономики.[347]
Как утилитаризм, так и концепция справедливости как честности Ролза открывают значительный простор для перераспределительных мер со стороны правительств с целью повышения среднего уровня благосостояния или защиты наименее благополучных. Такой результат характерен для теорий, подчеркивающих определение справедливости как беспристрастности. Обратим внимание, что аргумент состоит не в том, что перераспределительное налогообложение в интересах тех, кто должен платить налоги, а в том, что налогоплательщики должны сознавать, что при беспристрастном взгляде их обязанность платить является честной. При этом подходе мотивация людей в поддержку такого налогообложения состоит не в собственном интересе, а в той или иной форме морального участия.[348]
Теории справедливости как взаимной выгоды придают собственному интересу более значительную роль. Правила справедливости рассматриваются как результат рационального соглашения между хорошо осведомленными и движимыми собственным интересом акторами. Как полагает, например, Готье, если мы предположим, что у таких агентов нет средств для проведения межличностных сравнений полезностей, то они согласятся распределять выгоды от сотрудничества в соответствии с принципом «минимаксной относительной уступки».[349] Готье отмечает, что этот принцип способствовал бы справедливому распределению выгод, получаемых за счет социального взаимодействия, по сравнению с ситуацией, которая доминировала бы при отсутствии соглашения. Поскольку, согласно точке зрения Готье, эта ситуация несогласия сама по себе отражала бы существенное неравенство, в значительной степени сохраняющееся в справедливом обществе (иначе это не было бы в интересах всех), возможные масштабы перераспределительной деятельности правительства здесь намного меньше, чем в концепции утилитаризма или теории Ролза.
Готье, как и другие исследователи, стремящиеся охарактеризовать справедливость как результат взаимовыгодного соглашения, достигнутого на основе торга, не хочет, объясняя склонность людей к соблюдению справедливости, прибегать к независимой моральной мотивации. Проблема достаточно сложна, поскольку присутствие правил справедливости создает классическую дилемму заключенных: даже если вы и я вместе извлекаем выгоду из правил, я получу еще большую выгоду, если вы соблюдаете их, а я нарушаю тогда, когда это соответствует моим интересам. Готье отмечает, что при определенных обстоятельствах воспитание в себе черт характера, способствующих соблюдению правил справедливости, будет соответствовать моему рациональному собственному интересу, даже если обладание этими чертами в некоторых случаях может лишить меня возможности «безбилетничества». Для такого решения важно, чтобы другие члены общества были способны достаточно часто обнаруживать свойства моего характера и соответствующим образом вознаграждать или наказывать меня, т. е. иметь или не иметь со мной дело в зависимости от того, что им удалось обнаружить. Эта проблема – когда можно рационально с позиций собственного интереса культивировать наклонности, которые мешают действовать в соответствии с собственным интересом, удостоилась внимания со стороны экономистов.[350]
Джеймс Бьюкенен и его коллеги с несколько иных позиций отмечают в качестве эмпирической проблемы, что агенты, движимые собственным интересом, перед которыми стоит «конституционный» выбор – выбор, присутствующий при установлении общих правил игры, – сталкиваются с таким количеством неопределенностей, что также могут оказаться за «занавесом неведения» Ролза. Поскольку выгоды, получаемые в результате конституционного выбора, могут быть очень большими, эгоистические агенты должны быть заинтересованы в этих проблемах и поэтому имеют основание зайти за «занавес неопределенности» (пользуясь выражением Джеффри Бреннана и Джеймса Бьюкенена).[351] Однако с точки зрения Бьюкенена, рациональные агенты, находящиеся за занавесом неопределенности, будут значительно более осторожны в отношении перераспределения, поскольку они будут моделировать и экономическое, и политическое поведение как движимое собственным интересом. Они будут исходить отчасти из реализма и отчасти из того положения, что, по словам Юма, при выработке конституций «каждого человека следует считать мошенником».[352] Таким образом, даже если предположить, что перераспределение рыночных доходов в пользу бедных желательно, вовсе не очевидно, что политические институты, такие как мажоритарная демократия, будут порождать такое перераспределение.[353] Учитывая превратности политической жизни, индивиды, придерживающиеся конституционалистской точки зрения, вряд ли захотят оставить перераспределение на усмотрение эгоистически заинтересованных политиков. Если же они в целом поддерживают уравнительные меры, они могут предпочесть включить непосредственно в конституцию конкретные правила распределения, например, негативный подоходный налог, включенный в единую налоговую ставку. Такие конституционные правила распределения фактически не должны были бы рассматриваться как перераспределительные, поскольку они фигурировали бы в изначальном определении прав собственности.
Общая идея о том, что моральные принципы или социальные нормы могут быть с пользой интерпретированы как результат эгоистического торга, получила широкое признание. Наряду с Д. Готье и Дж. Бьюкененом над общей теорией справедливости работали, опираясь на положения Гоббса, Джин Хамптон[354] и Грегори Кавка.[355] Та же общая идея была использована при рассмотрении вопроса о том, какие детальные правила или договоренности выработали бы агенты при различных взаимоотношениях друг с другом. Так, Эндрю Шоттер,[356] Роберт Сагден[357] и Майкл Тейлор[358] рассматривают периодически возникающие проблемы координации и разрешения конфликтов, с которыми сталкиваются индивиды, а также характер институтов и соглашений, используемых ими в этих целях. Кен Бинмор полагает, что несовершенно рациональные агенты при решении периодических проблем достижения соглашений придут к решению, основанному на утилитаризме. Такого рода дезагрегирующий контрактуализм придает большую роль инструментам теории игр (см. ниже с. 203–213 наст. изд.). Его выводы могут иметь как объяснительное, так и нормативное значение.
Даже те экономисты, которые не интересуются фундаментальными вопросами, связанными с контрактуалистскими теориями справедливости, вероятно, более заинтересованы в прикладных аспектах конкурирующих контрактуалистских взглядов для экономической политики и институтов. В 1970-е годы отмечался значительный интерес к разработкам в области влияния принципов распределения Ролза и утилитаризма на налоговую политику.[359] Убедительные контрактуалистские аргументы Джеймса Бьюкенена[360] послужили толчком к аналитической работе в более «политэкономическом» направлении, в том числе к разработке проблемы равновесного поведения альтернативных конституционных режимов на основе предпосылки о собственном интересе акторов как в политике, так и в экономике.
Заключительные замечания относительно оценки
Немногих экономистов миновала необходимость в тот или иной момент оценивать экономические результаты или институты, и, вынося такие суждения, они неизбежно опирались в той или иной степени на моральную философию. Наиболее очевидный путь для экономистов в данном случае состоит в том, чтобы воспользоваться наиболее устойчивыми и наименее спорными положениями этической теории из всех возможных. Такая стратегия хороша для многих целей, хотя мнения экономистов о том, что спорно и что нет, могут быть искажены их собственными теоретическими установками. Однако для тех экономистов, кто глубоко заинтересован в подобной оценке, такая стратегия минимизации зависимости от превратностей аргументации моральной философии неизбежно будет неудовлетворительной. В области этики очень немногое является абсолютно бесспорным, но можно сказать, что и в области экономической теории очень немногое основывается на бесспорных этических положениях. Экономисты, заинтересованные в моральной оценке, не должны бояться замочить свои стопы в болотах моральной философии. Мы попытались представить лишь приблизительную карту этой сложной и запутанной территории, и мы не гарантируем, что те, кто рискнут на это путешествие, не встретятся с сюрпризами.
4. Технические аспекты прикладной этической теории
На протяжении четырех последних десятилетий (1950 – 1980-е годы) экономисты и теоретики принятия решений достигли замечательных успехов в исследовании формальных характеристик индивидуального и общественного выбора, стратегического взаимодействия и в разработке связанных с ними концепций. Очевидно, что значительная часть этой работы была связана с моральной философией. Формальные модели рациональности и исследования стимулов в рамках теории игр дают надежду на то, что они заменят собой старые головоломки об отношениях между моралью, рациональностью и своекорыстием. Идеи честного, или свободного от зависти распределения, рассмотренные выше (см. с. 161–168 наст, изд.), способствуют четкому формулированию и оценке эгалитаризма. Решения, предлагаемые теорией игр, способны обогатить положения контрактуалистской теории, согласно которым мораль основывается на соглашении или оправдывается ссылкой на него. Формальные результаты теории общественного выбора могут служить проверкой состоятельности традиционных принципов, согласно которым социальная политика должна реагировать на индивидуальные интересы и соблюдать права личности. Мы испытываем затруднение перед лицом всего этого богатства и можем предложить лишь ограниченный обзор некоторых из этих направлений в их связи с моральной философией.
Как отмечал А. Сен, теория общественного выбора может быть охарактеризована своим методом или предметом исследования. Сен определил ее предмет исследования следующим образом: «Проблемы общественного выбора возникают при агрегировании интересов, предпочтений, суждений или взглядов различных индивидов (или групп) в конкретном обществе».[364] Поскольку агрегирование интересов и разрешение конфликтов представляют собой центральные проблемы моральной философии, предмет исследования теории общественного выбора в значительной части совпадает с предметом моральной философии. Но методы теории общественного выбора существенно отличаются своей формальностью и аксиоматичностью. Большинство работ в области теории общественного выбора посвящены доказательству теорем.
Хотя теорию общественного выбора, как предлагает Сен, можно с пользой рассматривать в качестве совокупности предмета и метода исследования, большинство людей представляют ее в виде точки пересечения различных подходов, доказательств и интерпретаций теорем, относящихся к общественному агрегированию предпочтений, суждений и интересов. Релевантность теорем общественного выбора по отношению к морали зависит непосредственно от того, какие убеждения или суждения подвергаются агрегированию и с какой целью. Сен выделил две основные цели агрегирования: принятие решения и оценивание. Так, механизм агрегирования может понадобиться для того, чтобы решить, какой фильм пойдет смотреть группа людей, или определить, какой фильм из просмотренных группой лучше с эстетической, моральной, политической или юмористической точек зрения. Критерии вынесения суждения о качестве рассматриваемого механизма для двух указанных целей могут быть весьма различными.[365] Например, критерий транзитивности представляется неизбежным в случае вынесения коллективных оценок, тогда как для коллективных решений более необходим принцип Парето.[366]
Как показывает пример с кинофильмом, ситуации могут различаться также тем, что является объектом агрегирования. А. Сен выделяет в качестве объектов агрегирования «интересы, предпочтения, суждения и взгляды». Этот перечень, безусловно, мог бы быть расширен, включив природные способности, потенциалы и т. д. Любое из этих свойств индивидов может быть агрегировано в целях как принятия коллективного решения, так и выработки оценочного суждения. В значительном числе работ по проблематике общественного выбора в качестве объектов агрегирования рассматриваются предпочтения.
Постольку, поскольку теория коллективного выбора направлена на решение проблемы общественной оценки, основанной на параметрах индивидуального благосостояния, она является ветвью моральной философии, и ее теоремы могут пролить свет на неясности или скрытые следствия моральной философии и ее принципов. Простым примером механизма агрегирования интересов, основанного на нормативном принципе, является утилитаристская функция общественного благосостояния, которая в качестве наилучшего социального результата принимает максимизацию суммы индивидуальных полезностей (где принимаемый показатель индивидуальной полезности может различаться в соответствии с различными вариантами утилитаризма). Важно иметь полную ясность относительно того, что здесь имеется в виду не попытка агрегирования индивидуальных нормативных суждений о том, что является наилучшим для общества, в общественное суждение; просто утилитаризм предполагает, что наилучшее общественное суждение, – это то, которое максимизирует агрегатную полезность.[367]
При оценке конкретных теорем общественного выбора моральная аргументация играет ключевую роль. В наиболее явном виде эта роль проявляется при оценке аксиом – при ответе на вопрос, отражают ли они приемлемые нормативные принципы. Однако моральные предпосылки могут быть также заключены и в более тонких формальных моментах. Например, рассмотрение связи между структурой индивидуальных предпочтений и общественным выбором как функции предполагает однозначность общественного выбора. Кроме того, индивидуальной моральной оценке подвергаются не только отдельные черты формальной системы. Так, можно поставить вопрос о моральной обоснованности конкретного механизма агрегирования как способа получения решения или оценочного суждения. Можно, например, отвергнуть процесс агрегирования интересов, проводимый с целью принятия решения, на том основании, что он нечестен, поскольку недостаточно учитывает миноритарные интересы. Можно возразить против процесса агрегирования индивидуальных нормативных суждений в коллективное суждение на том основании, что он неразумен, поскольку не реагирует на качество аргументов, поддерживающих конкретное суждение. Наконец, моральная аргументация может также включаться в исследование отдельных объектов, входящих в механизм агрегирования. Выше мы уже рассматривали возможную необходимость «отмывки» индивидуальных предпочтений, прежде чем они станут приемлемыми объектами для придания моральных «весов»; в какой-то мере аналогичный процесс на моральных основаниях может быть применен к интересам, взглядам или суждениям. Например, может возникнуть желание убедиться в адекватности информационной основы указанных объектов.
Если аксиомы и формальный механизм успешно проходят предварительное тестирование, то порядок зависимости может быть изменен на обратный, и результаты теории общественного выбора использованы как аргументы для моральных выводов. Ведь доказательства – это тоже аргументы. И если аксиомы конкретной социальной теории корректны с моральной точки зрения, а доказательство обоснованно, то и теорема должна быть также морально корректна. Применительно к этическим выводам были выдвинуты такие различные аксиоматические аргументы подобного рода, как утилитаризм,[368] «лексиминная» полезность[369] и эгалитаристская концепция благосостояния.[370] Например, Харсаньи показал, что если (1) личные и моральные предпочтения удовлетворяют аксиомам теории ожидаемой полезности,
Теория общественного выбора
Теория общественного выбора выросла из формулировок «функции общественного благосостояния» Абрама Бергсона[361] и Пола Самуэльсона[362] и получила решающий импульс благодаря книге Кеннета Эрроу «Коллективный выбор и индивидуальные ценности».[363] Теория общественного выбора оказала огромное влияние на подходы экономистов к проблемам нормативной теории, а также и на современную моральную философию. Однако интерпретация теорем общественного выбора и даже дефиниции этого предмета оставались уклончивыми и спорными.Как отмечал А. Сен, теория общественного выбора может быть охарактеризована своим методом или предметом исследования. Сен определил ее предмет исследования следующим образом: «Проблемы общественного выбора возникают при агрегировании интересов, предпочтений, суждений или взглядов различных индивидов (или групп) в конкретном обществе».[364] Поскольку агрегирование интересов и разрешение конфликтов представляют собой центральные проблемы моральной философии, предмет исследования теории общественного выбора в значительной части совпадает с предметом моральной философии. Но методы теории общественного выбора существенно отличаются своей формальностью и аксиоматичностью. Большинство работ в области теории общественного выбора посвящены доказательству теорем.
Хотя теорию общественного выбора, как предлагает Сен, можно с пользой рассматривать в качестве совокупности предмета и метода исследования, большинство людей представляют ее в виде точки пересечения различных подходов, доказательств и интерпретаций теорем, относящихся к общественному агрегированию предпочтений, суждений и интересов. Релевантность теорем общественного выбора по отношению к морали зависит непосредственно от того, какие убеждения или суждения подвергаются агрегированию и с какой целью. Сен выделил две основные цели агрегирования: принятие решения и оценивание. Так, механизм агрегирования может понадобиться для того, чтобы решить, какой фильм пойдет смотреть группа людей, или определить, какой фильм из просмотренных группой лучше с эстетической, моральной, политической или юмористической точек зрения. Критерии вынесения суждения о качестве рассматриваемого механизма для двух указанных целей могут быть весьма различными.[365] Например, критерий транзитивности представляется неизбежным в случае вынесения коллективных оценок, тогда как для коллективных решений более необходим принцип Парето.[366]
Как показывает пример с кинофильмом, ситуации могут различаться также тем, что является объектом агрегирования. А. Сен выделяет в качестве объектов агрегирования «интересы, предпочтения, суждения и взгляды». Этот перечень, безусловно, мог бы быть расширен, включив природные способности, потенциалы и т. д. Любое из этих свойств индивидов может быть агрегировано в целях как принятия коллективного решения, так и выработки оценочного суждения. В значительном числе работ по проблематике общественного выбора в качестве объектов агрегирования рассматриваются предпочтения.
Постольку, поскольку теория коллективного выбора направлена на решение проблемы общественной оценки, основанной на параметрах индивидуального благосостояния, она является ветвью моральной философии, и ее теоремы могут пролить свет на неясности или скрытые следствия моральной философии и ее принципов. Простым примером механизма агрегирования интересов, основанного на нормативном принципе, является утилитаристская функция общественного благосостояния, которая в качестве наилучшего социального результата принимает максимизацию суммы индивидуальных полезностей (где принимаемый показатель индивидуальной полезности может различаться в соответствии с различными вариантами утилитаризма). Важно иметь полную ясность относительно того, что здесь имеется в виду не попытка агрегирования индивидуальных нормативных суждений о том, что является наилучшим для общества, в общественное суждение; просто утилитаризм предполагает, что наилучшее общественное суждение, – это то, которое максимизирует агрегатную полезность.[367]
При оценке конкретных теорем общественного выбора моральная аргументация играет ключевую роль. В наиболее явном виде эта роль проявляется при оценке аксиом – при ответе на вопрос, отражают ли они приемлемые нормативные принципы. Однако моральные предпосылки могут быть также заключены и в более тонких формальных моментах. Например, рассмотрение связи между структурой индивидуальных предпочтений и общественным выбором как функции предполагает однозначность общественного выбора. Кроме того, индивидуальной моральной оценке подвергаются не только отдельные черты формальной системы. Так, можно поставить вопрос о моральной обоснованности конкретного механизма агрегирования как способа получения решения или оценочного суждения. Можно, например, отвергнуть процесс агрегирования интересов, проводимый с целью принятия решения, на том основании, что он нечестен, поскольку недостаточно учитывает миноритарные интересы. Можно возразить против процесса агрегирования индивидуальных нормативных суждений в коллективное суждение на том основании, что он неразумен, поскольку не реагирует на качество аргументов, поддерживающих конкретное суждение. Наконец, моральная аргументация может также включаться в исследование отдельных объектов, входящих в механизм агрегирования. Выше мы уже рассматривали возможную необходимость «отмывки» индивидуальных предпочтений, прежде чем они станут приемлемыми объектами для придания моральных «весов»; в какой-то мере аналогичный процесс на моральных основаниях может быть применен к интересам, взглядам или суждениям. Например, может возникнуть желание убедиться в адекватности информационной основы указанных объектов.
Если аксиомы и формальный механизм успешно проходят предварительное тестирование, то порядок зависимости может быть изменен на обратный, и результаты теории общественного выбора использованы как аргументы для моральных выводов. Ведь доказательства – это тоже аргументы. И если аксиомы конкретной социальной теории корректны с моральной точки зрения, а доказательство обоснованно, то и теорема должна быть также морально корректна. Применительно к этическим выводам были выдвинуты такие различные аксиоматические аргументы подобного рода, как утилитаризм,[368] «лексиминная» полезность[369] и эгалитаристская концепция благосостояния.[370] Например, Харсаньи показал, что если (1) личные и моральные предпочтения удовлетворяют аксиомам теории ожидаемой полезности,
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента