Страница:
Махнул рукой и опять отвернулся.
– Во, очухался! – прохрипел чей-то грубый голос.
– Смотри, зенками ворочает, – ответил ему кто-то другой.
Роман с превеликим трудом оторвал голову от какой-то жесткой поверхности, на которой он лежал лицом вверх и повел глазами по сторонам.
То, что он увидел, было похоже на сбывшийся дурной сон.
В камере, а в том, что это была именно камера, сомневаться не приходилось, кроме Романа находились еще четверо типов, причем таких, что у Романа сразу засосало под ложечкой. Размером камера была примерно четыре на четыре, и половину площади занимали дощатые нары, на краю которых он и лежал.
С трудом приподнявшись, Роман спустил босые ноги на пол и сел.
В голове сразу же застучало, а перед глазами завертелись цветные круги.
– Где я? – прохрипел он и закашлялся.
– Он не знает, куда попал! – Один из расположившихся на нарах уродов гнусно заржал. – В непонятках, значица! Ты, дорогой товарищ, в милиции, а потом, если доживешь, будешь в тюрьме. А пока в подвале двести восьмого отдела нашей родной милиции, в застенках гестапо.
Роман подождал, пока в голове несколько прояснилось, потом осмотрелся повнимательнее и увидел, что находится в компании двух синих алкашей, которые, судя по всему, не побрезговали бы поужинать трупом подохшего товарища, и двух бессистемно татуированных уголовников самого низкого ранга, из тех, кто не относится ни к каким преступным сообществам по причине своей никчемности.
Возраст всех четверых не поддавался определению.
– А где мои ботинки? – спросил Роман, пошевелив босыми пальцами.
– А твои ботинки у меня, – ответил один из уголовников, коротко стриженный и с гноящимися глазами. – Тебе они ни к чему, а мне в самый раз.
– Понятно, – кивнул Роман, – все понятно.
– А чо тебе понятно? – вскинулся другой уголовник, мелкий и лысый, с переломанным носом и с татуировкой на жилистых руках, торчавших из коротких рукавов футболки. – Не, ты слышал, Валет, ему понятно! Чо тебе понятно?
Он соскочил с нар и встал перед Романом, покачиваясь с пятки на носок.
– Ты чо, понятливый, что ли? Ты, может, понятия знаешь? Так тут тебе понятий не будет, понял?
Он размахнулся и изо всей силы ударил Романа в расслабленный живот.
Роман задохнулся и свалился на пол.
– Он, бля, понятливый! – орал татуированный, пиная Романа. – Ты, бля, будешь тут понятия разводить? Я тебе, бля, разведу!
От его ударов Роман закатился под нары, и татуированный, перестав пинаться, удовлетворенно произнес:
– Во, бля, там тебе и место – под нарами. Жалко, что здесь параши нет, а то бы ты с ней пообнимался. Знаешь, как хорошо с парашей обниматься?
К Роману возвратилось дыхание, и он ответил из-под нар:
– Нет, не знаю. Может, ты расскажешь?
– Что? – возмутился татуированный. – Что ты там вякнул? А ну, вылезай! Вылезай, а то хуже будет.
Роман понимал, что эти люди не имеют никакого отношения к настоящему криминальному миру, иначе они наверняка узнали бы его. Это были подонки, отбросы, шваль, из тех, знакомством с которыми побрезгует любой хоть сколько-нибудь уважающий себя преступник.
Но это не делало их менее опасными.
Стая вонючих гиен может разорвать и льва.
А поскольку считать себя львом Роман не мог ни в каком случае, ему следовало быть очень осторожным и смотреть в оба. Эти люди могут просто от нечего делать запинать его до смерти, а менты... А менты выкинут труп на улицу и скажут, что никакого Романа тут не было.
Известное дело.
Роман решил подыграть самолюбию татуированного и робко подал голос из-под нар:
– Да... Я вылезу, а ты снова ударишь меня...
Татуированный довольно ухмыльнулся и ответил:
– Не ссы! Будешь вести себя хорошо, никто тебя не тронет.
– Не тронем, не бойся, – подтвердил сидевший на нарах Валет. – Правда, Лысый?
Роман, внимательно следя за ногами Лысого, осторожно вылез из-под нар и снова сел на край грязного деревянного помоста.
– Ну што, певец, допрыгался? – спросил Валет.
Все таки узнали – подумал Роман. А почему тогда такое отношение?
Странно...
– Ты что, вопроса не слышал? – повторил Валет Роман почувствовал, что в нем начинает просыпаться каменное упрямство, то самое, подчиняясь которому он наотрез отказался от гастрольного турне по лагерям и тюрьмам. Лагерям и тюрьмам...
Интересно, а этот, с гнойными глазами...
Заложив руки за спину, Роман повернулся к сидевшему на нарах типу и сказал:
– Вопроса не было. А вот у меня к тебе имеется несколько вопросов.
Роман понимал, что рискует, но уже ничего не мог с собой поделать.
Его несло на холодных волнах адреналина.
– Чо ты сказал? – стоявший перед Романом Лысый резко дернулся, рассчитывая испугать Романа, но тот не шелохнулся. – Может, тебе почки опустить?
– Подожди, Лысый, – с повелительными интонациями пахана произнес Валет, – не тронь его. Пока.
Он посмотрел на Романа и сказал:
– Человек в непонятках, может, ему объяснить что-то надо. Ну, что у тебя там за вопросы?
– Вопрос первый, – Роман стиснул зубы, чувствуя, как его начинает трясти от ненависти, – как я сюда попал?
– Как он сюда попал! – Лысый хлопнул себя по коленям и затрясся от смеха, показывая редкие зубы. – Как он сюда попал! Убил человека и спрашивает, как он сюда попал!
«То есть как – убил?» – мелькнуло в голове у Романа.
– Заткнись, Лысый, – раздраженно бросил Валет и посмотрел на Романа. – Это ты следакам грузи, что ты ничего не помнишь. Еще вопросы есть?
– Есть, – Роман посмотрел на Валета и в который уже раз за свою жизнь пожалел, что он не чем-пион по боям без правил в тяжелом весе. – Вот ты, ты тут кто – смотрящий по камере? А вообще по жизни – авторитет, вор в законе или так, прикидываешься? Похоже, что ты паханом себя чувствуешь только в ментуре, в камере для алкашей. А на зоне или в тюрьме – обыкновенный чушок. Грязь. Что скажешь?
Валет сузил глаза, а Лысый, на секунду потеряв дар речи от такой наглости, завопил:
– Ах ты, падла! К тебе по-человечески, а ты пасть разеваешь не по делу? Ты это в своих песенках крутой, а тут тебе не концертный зал, тут мы тебе сами концерт устроим! Думаешь, чистенький да богатенький, так все можно? Бей его, братва!
И он бросился на Романа, целя растопыренными пальцами в глаза.
Роман прикрылся, как мог, и повалился на пол, успев только подумать, что все объясняется очень просто. Обыкновенная ненависть нищей дряни к богатому и благополучному человеку. Классовое сознание...
На него обрушился град ударов, и похоже было, что в избиении участвуют все, включая безобидных на первый взгляд алкашей. Роман свернулся в клубок и постарался прислониться спиной к стене, чтобы уберечь почки и позвоночник.
– Вот тебе, падла! – визгливо выкрикивал Лысый, торопливо и поэтому не очень больно выбрасывая в Романа ноги. – Песенки ему, бля! Сука! Гнида!
Валет действовал молча и более результативно, чем его истеричный кореш, поэтому Роман отличал его редкие, но весьма ощутимые удары.
А двое алкашей просто толклись рядом и неумело пытались поучаствовать в экзекуции.
– Ну, что вы тут устроили? А ну, прекратить!
Лягнув Романа еще несколько раз, чему Сардинов отнюдь не мешал, запыхавшиеся экзекуторы угомонились и, произнося грозные и гордые фразы, забрались на нары.
Роман поднял голову и посмотрел на сержанта.
– Ну что, артист, вставай, пошли! – сказал тот, и Роман, держась за помятые бока, с кряхтением поднялся.
– Руки за спину и вперед, – Сардинов мотнул головой в сторону двери.
Роман шагнул в указанном направлении, а Валет в это время по-свойски обратился к сержанту:
– Слышь, начальник, курево кончилось!
Сардинов взглянул на него и миролюбиво ответил:
– Ну что, пусть Бильдюгин сбегает.
Один из алкашей суетливо слез с нар и, преданно глядя в глаза сержанту, неуверенно сказал:
– Так это, деньги...
Сардинов добродушно засмеялся:
– Вечно у вас денег нет! Возьми у капитана, он там в дежурке сидит.
Роман слушал их неторопливый разговор и думал:
«Они тут все свои. Просто все свои, родные, правильно этот урод сказал – родная милиция. И даже деньги общие... А эти двое уголовников, значит, как бы пресс-команда. Вот тебе, артист, новая тема для песни! И даже все на собственной шкуре испытал...»
Алкаш прошмыгнул мимо сержанта и засеменил вверх по лестнице. А Сардинов, заперев дверь в камеру, сказал:
– Давай шагай, и без фокусов.
– Какие фокусы... – невесело усмехнулся Роман.
– Разговорчики! – прикрикнул сержант и сильно толкнул Романа в спину.
Роман качнулся вперед и стал подниматься по лестнице, слыша за собой недовольное сопение сержанта.
Войдя в дежурку, Роман увидел сидевшего за столом пожилого капитана, перед которым, униженно ссутулившись, стоял посланный за сигаретами алкаш.
– Опять тебе денег... – брюзгливым барским тоном говорил капитан. – Ты когда свои зарабатывать будешь?
– Так ведь не мне, – угодливо улыбался алкаш, – там внизу люди...
– Люди, – усмехнулся капитан. – Хуй на блюде! Людей нашел. Таких людей – за хуй да в музей!
Алкаш подобострастно хихикнул.
– И вообще, ты мне когда обещал мобильник принести? Я за тебя думать должен? Смотри, лопнет мое терпение!
– Так ведь она, дочка, значит, за ним смотрит, надо же минутку улучить, да и сделать все так, чтобы она на меня не подумала...
– Вот и думай!
Тут капитан увидел стоявшего в дверях Романа.
Кашлянув, он бросил на него недовольный взгляд и прервал беседу с алкашом.
Достав из кармана пачку денег, капитан бросил на стол двести рублей и сказал:
– Значит, так. Возьмешь сигарет на пятьдесят рублей, а на остальное пивка для усталых милиционеров. Правильно, Сардинов?
– Абсолютно! – сержант одобрительно кивнул и указал пальцем на Романа. – Этого куда?
– Этого в четвертый кабинет. Там его уже ждут.
– Пошли, – сказал Сардинов и опять толкнул Романа в спину.
Они поднялись на второй этаж и остановились напротив двери с табличкой «следователь». Сардинов открыл ее и сказал внутрь:
– Привел артиста.
– Давай его сюда, – донеслось из-за двери.
Роман, повинуясь кивку сержанта, шагнул в кабинет, дверь за ним закрылась, и он увидел рассевшихся по разным углам кабинета трех крепких молодых мужчин, которые были похожи больше на конкретных братков, чем на сотрудников милиции. А может быть, в свободное от работы время они и были натуральными братками.
По совместительству.
Роман стоял и молча смотрел на них.
Они, в свою очередь, с любопытством разглядывали его.
Наконец, когда процедура визуального исследования закончилась, один из мужчин усмехнулся и сказал:
– А что, похож! Почти как на плакате, только гаек на пальцах нет.
Другой встал и, подойдя к Роману вплотную, тихо произнес:
– У мента, говоришь, шинель шершавая?
Это была строчка из песни Романа, причем из такой песни, которая для любого мента была не то чтобы неприятной, а просто оскорбительной. Братва дружно визжала от этой песни, а этим крепким ребятам, перед которыми сейчас стоял Роман, она наверняка не пришлась по душе.
Стоявший перед Романом человек сделал неуловимое движение, и Роман почувствовал, как невидимая лошадь лягнула его прямо в печень. В глазах у Романа потемнело, и резко поднявшийся к лицу пол больно ударил его в бровь.
Да, это тебе не алкаши в камере, успел подумать Роман и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, все внутренности тошнотворно ныли, во рту было кисло, а руки и ноги дрожали. Он с трудом поднялся с пола и, держась за стоявший рядом стул, медленно выпрямился.
– Это тебе для начала, – сказал ударивший его человек и указал на стул. – Сядь. Еще успеешь належаться.
Роман опустился на стул и, морщась, с трудом произнес:
– Может быть, кто-нибудь объяснит мне, в чем дело?
Сидевшие по углам мужчины переглянулись, затем один из них вздохнул и сказал:
– Да ты, видать, и вправду ничего не помнишь. Но это не меняет дела. Ладно, я сделаю тебе одолжение, объясню. Ты находишься в милиции. Мы – уголовные следователи. Ни о чем пока не догадываешься? Вижу, что нет... А ты – убийца. И сейчас ты будешь все вспоминать и рассказывать. Ясно?
Роман зажмурился и отрицательно покачал головой.
– Не понял, – нахмурился следователь. – Не будешь рассказывать или не ясно?
– Я ничего не понимаю, – Роман потер живот и поморщился. – Кого я убил? Когда? Как? Где?
– Смотри, Серега, – засмеялся один из следователей, – правильные вопросы задает! Ему бы самому в сыскари пойти...
– Возможно, – кивнул Серега, – а пока что он решил пойти в убийцы. Он раньше только пел в своих песенках про уголовную романтику, а теперь, видать, почувствовал себя крутым и решил попробовать ее в натуре. Что, артист, не так?
– Не так! – с отчаянием воскликнул Роман. – Может, вы хотя бы расскажете мне? Может, я, и вправду что-то такое оттопырил, а если расскажете, то и вспомню. А сейчас – гадом буду – думаю изо всех сил, но в голове ничего такого нет.
– Эх, артист, – вздохнул Серега, – ладно, помогу тебе. Ты шел пьяный по темной улице. Увидел одинокого прохожего и подумал: а дай-ка попробую! Никого вокруг нет, свидетелей нема, все тип-топ... Достал ствол и шмальнул в этого самого прохожего два раза. Прохожий – мертвый, а ты живой, сидишь здесь, и ждет тебя дальняя дорога и казенный дом, прямо как в твоих песенках. Кто-то жалостливый на тебя стукнул по телефону. Есть все-таки в гражданах сознательность. Вот так, артист!
Роман вытаращился на Серегу, потом недоверчиво оглядел остальных и прохрипел:
– Не-е, не годится... Какой еще пистолет?
– Какой пистолет? – Серега сузил глаза. – А вот этот!
И жестом фокусника вытащил из ящика стола полиэтиленовый мешок, в котором тусклой чернью сверкнул хищный красивый пистолет.
– Вот такой пистолет, – сказал Серега, держа мешок за угол и поворачивая его перед Романом. – Хороший, между прочим, пистолет ты себе выбрал – «Беретта»... Я бы от такого не отказался, а то хожу, как дурак, с «Макаром»!
– Это не мой пистолет, – решительно сказал Роман, и все засмеялись.
Он и сам понял, насколько банально и глупо прозвучало его заявление. Сглотнув, Роман сказал:
– А попить можно? А то во рту словно веником прошлись...
– Попить? – Серега посмотрел на коллег. – Дадим ему попить?
Коллеги кивнули, и Серега, нагнувшись, достал из-под стола большую бутылку «Боржоми».
– На, пей, и потом не сочиняй песен о том, какие следаки педерасты.
Роман взял бутыль, открыл ее и жадно присосался к горлышку.
Когда бутыль опустела наполовину, он с трудом оторвался от нее, завинтил пробку и, сдерживая отрыжку, протянул бутыль обратно.
– Нет уж, – усмехнулся Серега, – она теперь твоя. Думаешь, мы после тебя пить будем?
– Извини... те, – сказал Роман и поставил бутыль на пол рядом с собой.
– А ты хоть знаешь, кого ты завалил? – спросил Серега, закуривая и протягивая пачку Роману.
– Я никого не... – Роман нахмурился. – Нет, не знаю.
– А завалил ты человека, за которого тебя обязательно порвут на клочки. Это только мы такие добрые. А те, кто с ним работал, сделают из тебя мокрое место. Можешь поверить мне на слово.
– Да что это за человек-то такой?
– А это, артист, человек из очень особого отдела, высокий специалист, профессионал и вообще – таких героями называют. А ты, шкура микрофонная, за просто так его убил. Я скажу тебе, как его зовут, то есть – звали... Но это имя ничего тебе не скажет.
– Ну так давай говори, чего тянешь, – сказал Роман сквозь зубы.
– А ты не нукай, не запряг, – Серега затянулся и внимательно посмотрел на огонек сигареты, – а звали его – Александр Боровик.
– Саня? – Роман вскочил. – Ты что несешь, недоумок! Это же мой друг!
– Сядь! – Серега повысил голос.
– Иди ты к черту, идиот! – выкрикнул Роман. – Вы тут что, с ума все посходили, что ли?
Сидевший сбоку от Романа плечистый парень быстро встал и ударил его в голову. Удар пришелся в висок, и Роман, покачнувшись, съехал по стене на пол. Парень развернул Романа спиной к себе и, присев на корточки, сильно ткнул его кулаком ниже ребер. Опоясывающая боль остановила дыхание Романа, и он снова потерял сознание.
Очнулся Роман оттого, что на его лицо, шипя, лился «Боржоми».
– Все, – просипел он, – не надо больше. Я его лучше выпью.
– Смотри, соображает, – усмехнулся кто-то, и вода перестала литься.
Роман с трудом поднялся с пола и сел на стул.
– Дай воды, – сказал он и протянул руку.
– На.
Серега, с интересом глядя на Романа, протянул ему бутылку.
Роман допил «Боржоми» и поставил пустую бутылку на пол.
– Спасибо, – сказал он. – А можно еще сигарету?
– Можно, – сказал Серега. – Следователь должен относиться к подследственному с пониманием.
Роман закурил и, усевшись поудобнее, сказал:
– Ладно. Вы мне рассказали, что я якобы... Подчеркиваю – якобы натворил. А теперь я вам расскажу кое-что свое. Идет?
– Идет, – покладисто кивнул Серега. – Почему бы и нет!
Роман покосился на сидевшего теперь у него за спиной плечистого парня, того самого, который бил его, и спросил:
– А можно, этот... – он кивнул назад, – этот сотрудник сядет в другое место. Я не люблю, когда кто-то есть у меня за спиной.
– Нет, нельзя, – спокойно ответил Серега, – вопервых, мне насрать, что ты там любишь или не любишь, а во-вторых, если ты снова позволишь себе что-нибудь лишнее, он тебя так приложит, что ты сразу поймешь, что прежде были только цветочки.
– Ладно, – хмуро сказал Роман, – пусть сидит.
– Добрый ты! – засмеялся Серега. – Давай грузи, что у тебя там.
Роман затянулся и сказал:
– Саня Боровик – мой самый старый друг. Понимаешь, следователь? Друг! Настоящий! И мы дружим уже тридцать лет. С первого класса.
– Ну и что? – Серега пожал плечами. – Вот тут как раз и может оказаться мотив для убийства. Если бы ты его не знал – тогда действительно зачем тебе его убивать? А так – хоть ревность, хоть ссора... Очень распространенное явление – старые друзья ссорятся насмерть, и один убивает другого.
– Понимаю, – кивнул Роман, – но тут не то... Кстати!
Он вскинул голову и посмотрел на Серегу.
– Кстати! В этом самом особом отделе меня все знают, и любой может подтвердить, какие у нас были отношения.
– Это все слова, – ответил Серега, – а дела говорят о другом. Тебя нашли рядом с трупом Боровика, и в твоей руке была эта «Беретта», а две пули из нее были в Боровике. И, как сказал Жеглов, эта улика перевесит тысячу других. Так что плохи твои дела, артист... Ну что, будешь признаваться?
– Да не в чем мне признаваться, – Роман горестно махнул рукой, – разве что я совсем сошел с ума и мое место в дурдоме...
– На невменяемость хочешь закосить? – Серега криво усмехнулся. – Не получится. Тебя мигом расколют. Так что в последний раз спрашиваю – признаешься?
– Нет, не признаюсь, – Роман опустил голову. – Делайте что знаете...
– Ну как хочешь, – Серега неодобрительно поджал губы, – смотри сам. Чистосердечное признание... Ну, в общем, сам знаешь. Сейчас отправишься в камеру, а утром отвезут тебя в другое место, и там с тобой будут другие разговоры.
Серега снял трубку, набрал две цифры и сказал:
– Забирайте его обратно. Молчит, не понимает своей выгоды.
– Это опять туда, к этим? – Роман посмотрел на Серегу.
– Опять к этим, – кивнул Серега, затем встал и убрал сигареты в карман. – Других у нас не имеется.
Глава 7
* * *
С того момента, как Роман, валяясь на полу в собственной прихожей, сладко смежил веки, прошло, как ему показалось, всего лишь несколько секунд. Однако, когда он снова открыл глаза, то удивился тому, как сильно изменилась обстановка.– Во, очухался! – прохрипел чей-то грубый голос.
– Смотри, зенками ворочает, – ответил ему кто-то другой.
Роман с превеликим трудом оторвал голову от какой-то жесткой поверхности, на которой он лежал лицом вверх и повел глазами по сторонам.
То, что он увидел, было похоже на сбывшийся дурной сон.
В камере, а в том, что это была именно камера, сомневаться не приходилось, кроме Романа находились еще четверо типов, причем таких, что у Романа сразу засосало под ложечкой. Размером камера была примерно четыре на четыре, и половину площади занимали дощатые нары, на краю которых он и лежал.
С трудом приподнявшись, Роман спустил босые ноги на пол и сел.
В голове сразу же застучало, а перед глазами завертелись цветные круги.
– Где я? – прохрипел он и закашлялся.
– Он не знает, куда попал! – Один из расположившихся на нарах уродов гнусно заржал. – В непонятках, значица! Ты, дорогой товарищ, в милиции, а потом, если доживешь, будешь в тюрьме. А пока в подвале двести восьмого отдела нашей родной милиции, в застенках гестапо.
Роман подождал, пока в голове несколько прояснилось, потом осмотрелся повнимательнее и увидел, что находится в компании двух синих алкашей, которые, судя по всему, не побрезговали бы поужинать трупом подохшего товарища, и двух бессистемно татуированных уголовников самого низкого ранга, из тех, кто не относится ни к каким преступным сообществам по причине своей никчемности.
Возраст всех четверых не поддавался определению.
– А где мои ботинки? – спросил Роман, пошевелив босыми пальцами.
– А твои ботинки у меня, – ответил один из уголовников, коротко стриженный и с гноящимися глазами. – Тебе они ни к чему, а мне в самый раз.
– Понятно, – кивнул Роман, – все понятно.
– А чо тебе понятно? – вскинулся другой уголовник, мелкий и лысый, с переломанным носом и с татуировкой на жилистых руках, торчавших из коротких рукавов футболки. – Не, ты слышал, Валет, ему понятно! Чо тебе понятно?
Он соскочил с нар и встал перед Романом, покачиваясь с пятки на носок.
– Ты чо, понятливый, что ли? Ты, может, понятия знаешь? Так тут тебе понятий не будет, понял?
Он размахнулся и изо всей силы ударил Романа в расслабленный живот.
Роман задохнулся и свалился на пол.
– Он, бля, понятливый! – орал татуированный, пиная Романа. – Ты, бля, будешь тут понятия разводить? Я тебе, бля, разведу!
От его ударов Роман закатился под нары, и татуированный, перестав пинаться, удовлетворенно произнес:
– Во, бля, там тебе и место – под нарами. Жалко, что здесь параши нет, а то бы ты с ней пообнимался. Знаешь, как хорошо с парашей обниматься?
К Роману возвратилось дыхание, и он ответил из-под нар:
– Нет, не знаю. Может, ты расскажешь?
– Что? – возмутился татуированный. – Что ты там вякнул? А ну, вылезай! Вылезай, а то хуже будет.
Роман понимал, что эти люди не имеют никакого отношения к настоящему криминальному миру, иначе они наверняка узнали бы его. Это были подонки, отбросы, шваль, из тех, знакомством с которыми побрезгует любой хоть сколько-нибудь уважающий себя преступник.
Но это не делало их менее опасными.
Стая вонючих гиен может разорвать и льва.
А поскольку считать себя львом Роман не мог ни в каком случае, ему следовало быть очень осторожным и смотреть в оба. Эти люди могут просто от нечего делать запинать его до смерти, а менты... А менты выкинут труп на улицу и скажут, что никакого Романа тут не было.
Известное дело.
Роман решил подыграть самолюбию татуированного и робко подал голос из-под нар:
– Да... Я вылезу, а ты снова ударишь меня...
Татуированный довольно ухмыльнулся и ответил:
– Не ссы! Будешь вести себя хорошо, никто тебя не тронет.
– Не тронем, не бойся, – подтвердил сидевший на нарах Валет. – Правда, Лысый?
Роман, внимательно следя за ногами Лысого, осторожно вылез из-под нар и снова сел на край грязного деревянного помоста.
– Ну што, певец, допрыгался? – спросил Валет.
Все таки узнали – подумал Роман. А почему тогда такое отношение?
Странно...
– Ты что, вопроса не слышал? – повторил Валет Роман почувствовал, что в нем начинает просыпаться каменное упрямство, то самое, подчиняясь которому он наотрез отказался от гастрольного турне по лагерям и тюрьмам. Лагерям и тюрьмам...
Интересно, а этот, с гнойными глазами...
Заложив руки за спину, Роман повернулся к сидевшему на нарах типу и сказал:
– Вопроса не было. А вот у меня к тебе имеется несколько вопросов.
Роман понимал, что рискует, но уже ничего не мог с собой поделать.
Его несло на холодных волнах адреналина.
– Чо ты сказал? – стоявший перед Романом Лысый резко дернулся, рассчитывая испугать Романа, но тот не шелохнулся. – Может, тебе почки опустить?
– Подожди, Лысый, – с повелительными интонациями пахана произнес Валет, – не тронь его. Пока.
Он посмотрел на Романа и сказал:
– Человек в непонятках, может, ему объяснить что-то надо. Ну, что у тебя там за вопросы?
– Вопрос первый, – Роман стиснул зубы, чувствуя, как его начинает трясти от ненависти, – как я сюда попал?
– Как он сюда попал! – Лысый хлопнул себя по коленям и затрясся от смеха, показывая редкие зубы. – Как он сюда попал! Убил человека и спрашивает, как он сюда попал!
«То есть как – убил?» – мелькнуло в голове у Романа.
– Заткнись, Лысый, – раздраженно бросил Валет и посмотрел на Романа. – Это ты следакам грузи, что ты ничего не помнишь. Еще вопросы есть?
– Есть, – Роман посмотрел на Валета и в который уже раз за свою жизнь пожалел, что он не чем-пион по боям без правил в тяжелом весе. – Вот ты, ты тут кто – смотрящий по камере? А вообще по жизни – авторитет, вор в законе или так, прикидываешься? Похоже, что ты паханом себя чувствуешь только в ментуре, в камере для алкашей. А на зоне или в тюрьме – обыкновенный чушок. Грязь. Что скажешь?
Валет сузил глаза, а Лысый, на секунду потеряв дар речи от такой наглости, завопил:
– Ах ты, падла! К тебе по-человечески, а ты пасть разеваешь не по делу? Ты это в своих песенках крутой, а тут тебе не концертный зал, тут мы тебе сами концерт устроим! Думаешь, чистенький да богатенький, так все можно? Бей его, братва!
И он бросился на Романа, целя растопыренными пальцами в глаза.
Роман прикрылся, как мог, и повалился на пол, успев только подумать, что все объясняется очень просто. Обыкновенная ненависть нищей дряни к богатому и благополучному человеку. Классовое сознание...
На него обрушился град ударов, и похоже было, что в избиении участвуют все, включая безобидных на первый взгляд алкашей. Роман свернулся в клубок и постарался прислониться спиной к стене, чтобы уберечь почки и позвоночник.
– Вот тебе, падла! – визгливо выкрикивал Лысый, торопливо и поэтому не очень больно выбрасывая в Романа ноги. – Песенки ему, бля! Сука! Гнида!
Валет действовал молча и более результативно, чем его истеричный кореш, поэтому Роман отличал его редкие, но весьма ощутимые удары.
А двое алкашей просто толклись рядом и неумело пытались поучаствовать в экзекуции.
* * *
Сержант Сардинов оторвался от глазка и с громким лязгом решительно отодвинул засов. Распахнув дверь в камеру, он шагнул внутрь и без особого возмущения сказал:– Ну, что вы тут устроили? А ну, прекратить!
Лягнув Романа еще несколько раз, чему Сардинов отнюдь не мешал, запыхавшиеся экзекуторы угомонились и, произнося грозные и гордые фразы, забрались на нары.
Роман поднял голову и посмотрел на сержанта.
– Ну что, артист, вставай, пошли! – сказал тот, и Роман, держась за помятые бока, с кряхтением поднялся.
– Руки за спину и вперед, – Сардинов мотнул головой в сторону двери.
Роман шагнул в указанном направлении, а Валет в это время по-свойски обратился к сержанту:
– Слышь, начальник, курево кончилось!
Сардинов взглянул на него и миролюбиво ответил:
– Ну что, пусть Бильдюгин сбегает.
Один из алкашей суетливо слез с нар и, преданно глядя в глаза сержанту, неуверенно сказал:
– Так это, деньги...
Сардинов добродушно засмеялся:
– Вечно у вас денег нет! Возьми у капитана, он там в дежурке сидит.
Роман слушал их неторопливый разговор и думал:
«Они тут все свои. Просто все свои, родные, правильно этот урод сказал – родная милиция. И даже деньги общие... А эти двое уголовников, значит, как бы пресс-команда. Вот тебе, артист, новая тема для песни! И даже все на собственной шкуре испытал...»
Алкаш прошмыгнул мимо сержанта и засеменил вверх по лестнице. А Сардинов, заперев дверь в камеру, сказал:
– Давай шагай, и без фокусов.
– Какие фокусы... – невесело усмехнулся Роман.
– Разговорчики! – прикрикнул сержант и сильно толкнул Романа в спину.
Роман качнулся вперед и стал подниматься по лестнице, слыша за собой недовольное сопение сержанта.
Войдя в дежурку, Роман увидел сидевшего за столом пожилого капитана, перед которым, униженно ссутулившись, стоял посланный за сигаретами алкаш.
– Опять тебе денег... – брюзгливым барским тоном говорил капитан. – Ты когда свои зарабатывать будешь?
– Так ведь не мне, – угодливо улыбался алкаш, – там внизу люди...
– Люди, – усмехнулся капитан. – Хуй на блюде! Людей нашел. Таких людей – за хуй да в музей!
Алкаш подобострастно хихикнул.
– И вообще, ты мне когда обещал мобильник принести? Я за тебя думать должен? Смотри, лопнет мое терпение!
– Так ведь она, дочка, значит, за ним смотрит, надо же минутку улучить, да и сделать все так, чтобы она на меня не подумала...
– Вот и думай!
Тут капитан увидел стоявшего в дверях Романа.
Кашлянув, он бросил на него недовольный взгляд и прервал беседу с алкашом.
Достав из кармана пачку денег, капитан бросил на стол двести рублей и сказал:
– Значит, так. Возьмешь сигарет на пятьдесят рублей, а на остальное пивка для усталых милиционеров. Правильно, Сардинов?
– Абсолютно! – сержант одобрительно кивнул и указал пальцем на Романа. – Этого куда?
– Этого в четвертый кабинет. Там его уже ждут.
– Пошли, – сказал Сардинов и опять толкнул Романа в спину.
Они поднялись на второй этаж и остановились напротив двери с табличкой «следователь». Сардинов открыл ее и сказал внутрь:
– Привел артиста.
– Давай его сюда, – донеслось из-за двери.
Роман, повинуясь кивку сержанта, шагнул в кабинет, дверь за ним закрылась, и он увидел рассевшихся по разным углам кабинета трех крепких молодых мужчин, которые были похожи больше на конкретных братков, чем на сотрудников милиции. А может быть, в свободное от работы время они и были натуральными братками.
По совместительству.
Роман стоял и молча смотрел на них.
Они, в свою очередь, с любопытством разглядывали его.
Наконец, когда процедура визуального исследования закончилась, один из мужчин усмехнулся и сказал:
– А что, похож! Почти как на плакате, только гаек на пальцах нет.
Другой встал и, подойдя к Роману вплотную, тихо произнес:
– У мента, говоришь, шинель шершавая?
Это была строчка из песни Романа, причем из такой песни, которая для любого мента была не то чтобы неприятной, а просто оскорбительной. Братва дружно визжала от этой песни, а этим крепким ребятам, перед которыми сейчас стоял Роман, она наверняка не пришлась по душе.
Стоявший перед Романом человек сделал неуловимое движение, и Роман почувствовал, как невидимая лошадь лягнула его прямо в печень. В глазах у Романа потемнело, и резко поднявшийся к лицу пол больно ударил его в бровь.
Да, это тебе не алкаши в камере, успел подумать Роман и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, все внутренности тошнотворно ныли, во рту было кисло, а руки и ноги дрожали. Он с трудом поднялся с пола и, держась за стоявший рядом стул, медленно выпрямился.
– Это тебе для начала, – сказал ударивший его человек и указал на стул. – Сядь. Еще успеешь належаться.
Роман опустился на стул и, морщась, с трудом произнес:
– Может быть, кто-нибудь объяснит мне, в чем дело?
Сидевшие по углам мужчины переглянулись, затем один из них вздохнул и сказал:
– Да ты, видать, и вправду ничего не помнишь. Но это не меняет дела. Ладно, я сделаю тебе одолжение, объясню. Ты находишься в милиции. Мы – уголовные следователи. Ни о чем пока не догадываешься? Вижу, что нет... А ты – убийца. И сейчас ты будешь все вспоминать и рассказывать. Ясно?
Роман зажмурился и отрицательно покачал головой.
– Не понял, – нахмурился следователь. – Не будешь рассказывать или не ясно?
– Я ничего не понимаю, – Роман потер живот и поморщился. – Кого я убил? Когда? Как? Где?
– Смотри, Серега, – засмеялся один из следователей, – правильные вопросы задает! Ему бы самому в сыскари пойти...
– Возможно, – кивнул Серега, – а пока что он решил пойти в убийцы. Он раньше только пел в своих песенках про уголовную романтику, а теперь, видать, почувствовал себя крутым и решил попробовать ее в натуре. Что, артист, не так?
– Не так! – с отчаянием воскликнул Роман. – Может, вы хотя бы расскажете мне? Может, я, и вправду что-то такое оттопырил, а если расскажете, то и вспомню. А сейчас – гадом буду – думаю изо всех сил, но в голове ничего такого нет.
– Эх, артист, – вздохнул Серега, – ладно, помогу тебе. Ты шел пьяный по темной улице. Увидел одинокого прохожего и подумал: а дай-ка попробую! Никого вокруг нет, свидетелей нема, все тип-топ... Достал ствол и шмальнул в этого самого прохожего два раза. Прохожий – мертвый, а ты живой, сидишь здесь, и ждет тебя дальняя дорога и казенный дом, прямо как в твоих песенках. Кто-то жалостливый на тебя стукнул по телефону. Есть все-таки в гражданах сознательность. Вот так, артист!
Роман вытаращился на Серегу, потом недоверчиво оглядел остальных и прохрипел:
– Не-е, не годится... Какой еще пистолет?
– Какой пистолет? – Серега сузил глаза. – А вот этот!
И жестом фокусника вытащил из ящика стола полиэтиленовый мешок, в котором тусклой чернью сверкнул хищный красивый пистолет.
– Вот такой пистолет, – сказал Серега, держа мешок за угол и поворачивая его перед Романом. – Хороший, между прочим, пистолет ты себе выбрал – «Беретта»... Я бы от такого не отказался, а то хожу, как дурак, с «Макаром»!
– Это не мой пистолет, – решительно сказал Роман, и все засмеялись.
Он и сам понял, насколько банально и глупо прозвучало его заявление. Сглотнув, Роман сказал:
– А попить можно? А то во рту словно веником прошлись...
– Попить? – Серега посмотрел на коллег. – Дадим ему попить?
Коллеги кивнули, и Серега, нагнувшись, достал из-под стола большую бутылку «Боржоми».
– На, пей, и потом не сочиняй песен о том, какие следаки педерасты.
Роман взял бутыль, открыл ее и жадно присосался к горлышку.
Когда бутыль опустела наполовину, он с трудом оторвался от нее, завинтил пробку и, сдерживая отрыжку, протянул бутыль обратно.
– Нет уж, – усмехнулся Серега, – она теперь твоя. Думаешь, мы после тебя пить будем?
– Извини... те, – сказал Роман и поставил бутыль на пол рядом с собой.
– А ты хоть знаешь, кого ты завалил? – спросил Серега, закуривая и протягивая пачку Роману.
– Я никого не... – Роман нахмурился. – Нет, не знаю.
– А завалил ты человека, за которого тебя обязательно порвут на клочки. Это только мы такие добрые. А те, кто с ним работал, сделают из тебя мокрое место. Можешь поверить мне на слово.
– Да что это за человек-то такой?
– А это, артист, человек из очень особого отдела, высокий специалист, профессионал и вообще – таких героями называют. А ты, шкура микрофонная, за просто так его убил. Я скажу тебе, как его зовут, то есть – звали... Но это имя ничего тебе не скажет.
– Ну так давай говори, чего тянешь, – сказал Роман сквозь зубы.
– А ты не нукай, не запряг, – Серега затянулся и внимательно посмотрел на огонек сигареты, – а звали его – Александр Боровик.
– Саня? – Роман вскочил. – Ты что несешь, недоумок! Это же мой друг!
– Сядь! – Серега повысил голос.
– Иди ты к черту, идиот! – выкрикнул Роман. – Вы тут что, с ума все посходили, что ли?
Сидевший сбоку от Романа плечистый парень быстро встал и ударил его в голову. Удар пришелся в висок, и Роман, покачнувшись, съехал по стене на пол. Парень развернул Романа спиной к себе и, присев на корточки, сильно ткнул его кулаком ниже ребер. Опоясывающая боль остановила дыхание Романа, и он снова потерял сознание.
Очнулся Роман оттого, что на его лицо, шипя, лился «Боржоми».
– Все, – просипел он, – не надо больше. Я его лучше выпью.
– Смотри, соображает, – усмехнулся кто-то, и вода перестала литься.
Роман с трудом поднялся с пола и сел на стул.
– Дай воды, – сказал он и протянул руку.
– На.
Серега, с интересом глядя на Романа, протянул ему бутылку.
Роман допил «Боржоми» и поставил пустую бутылку на пол.
– Спасибо, – сказал он. – А можно еще сигарету?
– Можно, – сказал Серега. – Следователь должен относиться к подследственному с пониманием.
Роман закурил и, усевшись поудобнее, сказал:
– Ладно. Вы мне рассказали, что я якобы... Подчеркиваю – якобы натворил. А теперь я вам расскажу кое-что свое. Идет?
– Идет, – покладисто кивнул Серега. – Почему бы и нет!
Роман покосился на сидевшего теперь у него за спиной плечистого парня, того самого, который бил его, и спросил:
– А можно, этот... – он кивнул назад, – этот сотрудник сядет в другое место. Я не люблю, когда кто-то есть у меня за спиной.
– Нет, нельзя, – спокойно ответил Серега, – вопервых, мне насрать, что ты там любишь или не любишь, а во-вторых, если ты снова позволишь себе что-нибудь лишнее, он тебя так приложит, что ты сразу поймешь, что прежде были только цветочки.
– Ладно, – хмуро сказал Роман, – пусть сидит.
– Добрый ты! – засмеялся Серега. – Давай грузи, что у тебя там.
Роман затянулся и сказал:
– Саня Боровик – мой самый старый друг. Понимаешь, следователь? Друг! Настоящий! И мы дружим уже тридцать лет. С первого класса.
– Ну и что? – Серега пожал плечами. – Вот тут как раз и может оказаться мотив для убийства. Если бы ты его не знал – тогда действительно зачем тебе его убивать? А так – хоть ревность, хоть ссора... Очень распространенное явление – старые друзья ссорятся насмерть, и один убивает другого.
– Понимаю, – кивнул Роман, – но тут не то... Кстати!
Он вскинул голову и посмотрел на Серегу.
– Кстати! В этом самом особом отделе меня все знают, и любой может подтвердить, какие у нас были отношения.
– Это все слова, – ответил Серега, – а дела говорят о другом. Тебя нашли рядом с трупом Боровика, и в твоей руке была эта «Беретта», а две пули из нее были в Боровике. И, как сказал Жеглов, эта улика перевесит тысячу других. Так что плохи твои дела, артист... Ну что, будешь признаваться?
– Да не в чем мне признаваться, – Роман горестно махнул рукой, – разве что я совсем сошел с ума и мое место в дурдоме...
– На невменяемость хочешь закосить? – Серега криво усмехнулся. – Не получится. Тебя мигом расколют. Так что в последний раз спрашиваю – признаешься?
– Нет, не признаюсь, – Роман опустил голову. – Делайте что знаете...
– Ну как хочешь, – Серега неодобрительно поджал губы, – смотри сам. Чистосердечное признание... Ну, в общем, сам знаешь. Сейчас отправишься в камеру, а утром отвезут тебя в другое место, и там с тобой будут другие разговоры.
Серега снял трубку, набрал две цифры и сказал:
– Забирайте его обратно. Молчит, не понимает своей выгоды.
– Это опять туда, к этим? – Роман посмотрел на Серегу.
– Опять к этим, – кивнул Серега, затем встал и убрал сигареты в карман. – Других у нас не имеется.
Глава 7
КАПКАН ДЛЯ ПИРАТА
Маленькое кафе на Литейном неподалеку от казино «Олимпия» пользовалось заслуженной популярностью. Кормили там вкусно и недорого, увеселению клиентов способствовал богатый выбор спиртных напитков, уютный интерьер, что называется, располагал. Место было бойкое – центр города как-никак, – но в то же время и не слишком шумное, по крайней мере, в первой половине дня всегда можно было с уверенностью расчитывать на свободный столик.
Поэтому генерал-майор Безродный недолго думал, когда выбирал место для предстоящего свидания. В кафе это он захаживал не раз и успел хорошо его изучить.
Свидание предстояло, конечно же, не любовное, а самое что ни на есть деловое. Поскольку первый этап спланированной Самоедовым операции прошел успешно, следовало поощрить ее непосредственного исполнителя и организатора. Проще говоря, подкинуть ему денежных знаков на личные расходы.
Безродный был доволен.
Он, конечно, здорово прокололся, порекомендовав Самоедову этого самого Боровика, – однако сумел тут же реабилитироваться, оперативно подобрав другого, гораздо более надежного и эффективного исполнителя День выдался жаркий и солнечный, под стать настроению. Без четверти двенадцать черная служебная «Волга» доставила Безродного прямо ко входу в кафе.
– Свободен! – сказал Безродный водителю, выходя из машины. – Заберешь меня на этом же месте через полчаса.
И направился в кафе, небрежно сунув под мышку невзрачный полиэтиленовый пакет – из тех, что в провинции почему-то упорно называют кульками. В пакете лежал конверт, в конверте – десять тысяч евро новенькими сотенными купюрами. Поощрение именно в евро, а не в долларах было особым знаком благоволения к поощряемому объекту.
В кафе Безродный расположился за дальним столиком у окна, пакет бросил на соседний свободный стул. В ожидании заказанного кофе закурил, наслаждаясь редкими минутами бездумного отдыха. Он был уверен в своем нынешнем протеже и знал, что тот не опоздает. Парень, может, и не такой супер-пупер, как Боровик, зато тихий, послушный и исполнительный. Хватит с нас суперов-пуперов, один раз уже обожглись, достаточно.
И точно – ровно в полдень в кафе вошел худощавый блондин средних лет, подошел с столику Безродного, приветливо улыбнулся.
– Физкультпривет! Садись, МВД! – пошутил Безродный и радушно указал на стул, тот самый, на котором лежал пакет.
При упоминании об МВД блондин укоризненно дернул головой, однако тут же опять заулыбался, зыркнул глазами на пакет. Безродный кивнул, многозначительно приподняв брови.
– Садись, садись!
Блондин аккуратно снял пакет со стула, присел, переложил пакет себе на колени, поздоровался:
– Добрый день, Василий Кимович.
Официантка принесла кофе.
Блондин подождал, пока она отойдет, и осторожно заглянул в пакет, немного покраснев. Тут же покраснел еще больше и вопросительно посмотрел на Безродного.
– Да, это не ошибка, – с улыбкой кивнул Безродный. – Не пять, а десять.
– Благодарю вас, Василий Кимович, однако...
– Ты сделал все, как мы и договаривались. Обеспечил отработку и мента, и артиста, причем не формально, а со смекалкой. Скажу прямо – на «отлично»!
Безродный поднял вверх указательный палец.
– Это отмечено. Есть мнение поручить тебе новое задание.
Блондин потупился, благодарно наклонил голову.
– Поэтому и десять, а не пять. Можешь считать авансом.
Наступившая пауза была почти торжественной.
Наконец блондин снова поднял глаза.
Безродный тут же отметил, что взгляд у парня цепкий, жесткий – ай да тихоня! Он еще раз поздравил себя с правильным выбором.
– Ну?
– Я ценю ваше доверие, Василий Кимович, – твердо сказал блондин, – и ваше... понимание. Я готов.
– Тогда слушай и запоминай.
Отодвинув чашку с нетронутым кофе, Безродный перегнулся через стол.
– Про человечка по фамилии Чернов, который ушел из «Крестов», ты наверняка слышал – и ваша система, и наша который день из-за этого на ушах. Так вот, человечка этого надо найти. Причем совсем не обязательно живого. Понял?
Блондин молча кивнул.
– Найдешь – получишь вдвое больше, чем там, – Безродный показал глазами на конверт. – Найдешь неживого – втрое больше. Но с доказательствами!
Он постучал указательным пальцем по столу.
– Сам особенно не светись, направляй ситуацию, больше действуй чужими руками. Умеешь, убедились. Если нужно кого поощрить – не жмись, деньги будут. Войди в контакт с полковником Валуевым, я дам отмашку. Срок – неделя. Вопросы?
Блондин подумал немного, покачал головой.
– Вопросов нет, Василий Кимович. Я все понял.
– У матросов нет вопросов! – неожиданно развеселился Безродный. – Молодец! Ты во флоте случайно не служил?
Он в два глотка выпил остывший кофе, поднялся.
Тут же встал и блондин.
– Действуй, старайся как следует. Ты уж не обессудь – если ничего у тебя не выйдет, одним ведь лишением премии дело не обойдется... Сам должен понимать!
Блондин вытянулся и слегка побледнел.
– Так точно!
– Ну-ну, ты еще честь мне отдай! – усмехнулся Безродный. – Садись, не срами перед людьми, сейчас кофе тебе принесут. А мне пора. Успехов тебе в труде и ба-а-льшого счастья в личной жизни.
Он подмигнул блондину и вышел, закуривая на ходу.
До назначенного водителю срока оставалось еще минут десять, так что вполне можно было пройтись немного по Литейному, насладиться такой редкой для Питера солнечной погодой.
Поэтому генерал-майор Безродный недолго думал, когда выбирал место для предстоящего свидания. В кафе это он захаживал не раз и успел хорошо его изучить.
Свидание предстояло, конечно же, не любовное, а самое что ни на есть деловое. Поскольку первый этап спланированной Самоедовым операции прошел успешно, следовало поощрить ее непосредственного исполнителя и организатора. Проще говоря, подкинуть ему денежных знаков на личные расходы.
Безродный был доволен.
Он, конечно, здорово прокололся, порекомендовав Самоедову этого самого Боровика, – однако сумел тут же реабилитироваться, оперативно подобрав другого, гораздо более надежного и эффективного исполнителя День выдался жаркий и солнечный, под стать настроению. Без четверти двенадцать черная служебная «Волга» доставила Безродного прямо ко входу в кафе.
– Свободен! – сказал Безродный водителю, выходя из машины. – Заберешь меня на этом же месте через полчаса.
И направился в кафе, небрежно сунув под мышку невзрачный полиэтиленовый пакет – из тех, что в провинции почему-то упорно называют кульками. В пакете лежал конверт, в конверте – десять тысяч евро новенькими сотенными купюрами. Поощрение именно в евро, а не в долларах было особым знаком благоволения к поощряемому объекту.
В кафе Безродный расположился за дальним столиком у окна, пакет бросил на соседний свободный стул. В ожидании заказанного кофе закурил, наслаждаясь редкими минутами бездумного отдыха. Он был уверен в своем нынешнем протеже и знал, что тот не опоздает. Парень, может, и не такой супер-пупер, как Боровик, зато тихий, послушный и исполнительный. Хватит с нас суперов-пуперов, один раз уже обожглись, достаточно.
И точно – ровно в полдень в кафе вошел худощавый блондин средних лет, подошел с столику Безродного, приветливо улыбнулся.
– Физкультпривет! Садись, МВД! – пошутил Безродный и радушно указал на стул, тот самый, на котором лежал пакет.
При упоминании об МВД блондин укоризненно дернул головой, однако тут же опять заулыбался, зыркнул глазами на пакет. Безродный кивнул, многозначительно приподняв брови.
– Садись, садись!
Блондин аккуратно снял пакет со стула, присел, переложил пакет себе на колени, поздоровался:
– Добрый день, Василий Кимович.
Официантка принесла кофе.
Блондин подождал, пока она отойдет, и осторожно заглянул в пакет, немного покраснев. Тут же покраснел еще больше и вопросительно посмотрел на Безродного.
– Да, это не ошибка, – с улыбкой кивнул Безродный. – Не пять, а десять.
– Благодарю вас, Василий Кимович, однако...
– Ты сделал все, как мы и договаривались. Обеспечил отработку и мента, и артиста, причем не формально, а со смекалкой. Скажу прямо – на «отлично»!
Безродный поднял вверх указательный палец.
– Это отмечено. Есть мнение поручить тебе новое задание.
Блондин потупился, благодарно наклонил голову.
– Поэтому и десять, а не пять. Можешь считать авансом.
Наступившая пауза была почти торжественной.
Наконец блондин снова поднял глаза.
Безродный тут же отметил, что взгляд у парня цепкий, жесткий – ай да тихоня! Он еще раз поздравил себя с правильным выбором.
– Ну?
– Я ценю ваше доверие, Василий Кимович, – твердо сказал блондин, – и ваше... понимание. Я готов.
– Тогда слушай и запоминай.
Отодвинув чашку с нетронутым кофе, Безродный перегнулся через стол.
– Про человечка по фамилии Чернов, который ушел из «Крестов», ты наверняка слышал – и ваша система, и наша который день из-за этого на ушах. Так вот, человечка этого надо найти. Причем совсем не обязательно живого. Понял?
Блондин молча кивнул.
– Найдешь – получишь вдвое больше, чем там, – Безродный показал глазами на конверт. – Найдешь неживого – втрое больше. Но с доказательствами!
Он постучал указательным пальцем по столу.
– Сам особенно не светись, направляй ситуацию, больше действуй чужими руками. Умеешь, убедились. Если нужно кого поощрить – не жмись, деньги будут. Войди в контакт с полковником Валуевым, я дам отмашку. Срок – неделя. Вопросы?
Блондин подумал немного, покачал головой.
– Вопросов нет, Василий Кимович. Я все понял.
– У матросов нет вопросов! – неожиданно развеселился Безродный. – Молодец! Ты во флоте случайно не служил?
Он в два глотка выпил остывший кофе, поднялся.
Тут же встал и блондин.
– Действуй, старайся как следует. Ты уж не обессудь – если ничего у тебя не выйдет, одним ведь лишением премии дело не обойдется... Сам должен понимать!
Блондин вытянулся и слегка побледнел.
– Так точно!
– Ну-ну, ты еще честь мне отдай! – усмехнулся Безродный. – Садись, не срами перед людьми, сейчас кофе тебе принесут. А мне пора. Успехов тебе в труде и ба-а-льшого счастья в личной жизни.
Он подмигнул блондину и вышел, закуривая на ходу.
До назначенного водителю срока оставалось еще минут десять, так что вполне можно было пройтись немного по Литейному, насладиться такой редкой для Питера солнечной погодой.