Седов Б.. Романс для вора

   – Это еще зачем? – возмутился Саня.
   – Для опознания, – ответили ему.
   – Для какого опознания?
   – Товарищ Боровик, я знаю, где вы работаете, поэтому прошу не задавать лишних вопросов и быстренько прийти. Дело касается вашей сестры.
   – Ах, она такая-сякая! – вскричал Боровик. – Ввязалась-таки в историю! Ну, я ей покажу.
   И, чувствуя, что лгать и притворяться дальше выше его сил, бросил трубку.
   Однако, придя в отделение, он сделал грозное лицо и требовательно произнес:
   – Ну, где она? Я ей сейчас шкуру на заднице спущу!
   Дежурный, пожилой майор, вздохнул и сказал:
   – Вы, это, присядьте. А сестра ваша... В общем, она в морге.
   – Как в морге? – Боровик вытаращился на майора.
   – Вашу сестру изнасиловали и убили. Преступник задержан.
   – Задержан? – Боровик вытаращился еще больше, но теперь уже совершенно натурально. – Где он, дайте его мне!
   – Нет, – решительно ответил майор, – его будут судить по всей строгости закона. А если вы его сейчас прикончите, то судить будут вас. Так что – простите.
   – Но как же так...
   И тут Боровик позволил себе заплакать.
   Через некоторое время, когда он немного успокоился, майор, взяв с Боровика слово не делать глупостей, отвел его в подвальный этаж и, откинув заглушку с глазка, сказал:
   – Можете посмотреть. На этом типе уже было восемь эпизодов, а ваша сестра... простите... девятая. Всесоюзный розыск и прочие медали.
   Боровик заглянул в глазок и увидел сидевшего на топчане спиной к двери худощавого типа, который, судя по движениям руки, мастурбировал.
   – Отмажется, – уверенно сказал Боровик. – То есть его отмажут. Попадет вместо зоны в дурик.
   – А вы думаете, там лучше? – невесело усмехнулся майор.
   – Я думаю, что лучше бы его убили при задержании, – ответил Боровик.
   Сверху донеслось:
   – Товарищ майор, машина приехала!
   Майор взглянул на Боровика и сказал:
   – Это за вами. Пора ехать в морг на опознание.
   И, держась за перила, стал подниматься на первый этаж.
   Потом был суд, на котором насильника, случайно подвернувшегося в тот вечер, признали вменяемым и дали ему двадцать два года строгого режима.
   И вот однажды, находясь в состоянии сильного подпития, Боровик рассказал Роману всю правду о той истории. Роман, знавший о трагической гибели Наташи, но не более того, только крякнул и сказал:
   – Ну ты, блин, даешь... А вообще все правильно.
   И налил еще водки.
   С тех пор Боровик время от времени впадал в тоску, разрываясь между служебными иллюзиями, касавшимися законности, и суровой справедливостью жизни. Он считал, что насильник должен был сидеть только за свое, и то, что ему приписали изнасилование и убийство Наташи – неправильно.
   А Роман каждый раз говорил ему:
   – Слушай, Шарапов, ты эти свои розовые представления о чистых руках брось. У хирургов, знаешь ли, руки в крови и в дерьме пациентов. Главное, чтобы на твоих руках не оставалось ничего такого, чего бы ты не смог отмыть после операции. Понимаешь?
   – Понимаю, – хмурился Боровик, – но только...
   – Ничего не только, – обрывал его Роман. – Этот урод, если бы не оказался случайно рядом с... В общем – там... Так он бы еще дел наделал. Так что нет худа без добра. Пусть сидит.
   – Но ты имей в виду, что правду знаешь только ты один, – говорил Боровик, – так что...
   – Что – так что? – усмехался Роман. – Замочишь, что ли?
   – Ну, не замочу, но ребра пересчитаю.
   – Дурак, – говорил Роман, – наливай, дурак.
   И Боровик наливал.
   И они выпивали.

* * *

   Роман вздохнул и сказал:
   – Ну и что? Повесился – так туда ему и дорога. Таких, как он, нужно вешать, потом оживлять, потом снова вешать, и так до самой смерти.
   – До какой смерти? – не понял Боровик.
   – До последней, которая в старости будет.
   – Ну, ты добрый! – Боровик покрутил головой и достал из сейфа еще одну бутылку. – Прямо как Махатма Ганди.
   Открыв ее, он сделал несколько глотков и, помолчав немного, спросил:
   – Ну а как там наш Мишка?
   – А я все думал, спросишь ты или нет, – усмехнулся Роман.
   – Ну вот видишь – спросил, – ответил Боровик.
   – А что ему сделается? – Роман пожал плечами. – Сидит у себя, руководит злодеями.
   – Злодеями... – Боровик взглянул на Романа. – Вот именно – злодеями.
   Мишка Арбуз, а точнее – Михаил Арбузов, был третьим в их дружной компании.
   Тридцать лет назад они встретились в первом классе и не расставались ни на один день до самого окончания школы. Десять лет, проведенные вместе, сблизили троих маленьких мужчин, и они считали себя друзьями, которые должны быть вместе всю жизнь и умереть в один день.
   Желательно – при исполнении какого-нибудь особенно героического подвига.
   Но в жизни все складывается совсем иначе, и через несколько лет после окончания школы Саня Боровик стал оперуполномоченным, Ромка Меньшиков встал на извилистую дорожку музыканта, а Мишка Арбузов стяжал успех на уголовном поприще.
   С тех пор Боровик и Арбуз не встречались ни разу из вполне понятных принципиальных соображений, однако интереса друг к другу не потеряли, и связующим звеном между ними был Роман.
   Его забавляло, как то один, то другой с наигранным равнодушием, как бы между делом, спрашивали друг о друге – что там поделывает этот охломон? И Роман с удовольствием рассказывал, что происходит по другую сторону баррикад.
   А поскольку жанром Романа была уголовная романтика, дружба с суперспецом и уголовным авторитетом весьма помогала ему в написании песен, и они всегда были полны жизненной правды и настоящего понимания нелегкой судьбы человека, вылетевшего на повороте из сияющего благополучными огнями поезда жизни.
   Роман считал, что к этой категории людей относятся не только преступники, но и те, кто их ловит. Боровик и Арбуз не возражали и охотно рассказывали ему о многочисленных тягостях и редких радостях в своей жизни, так что упрекнуть Романа в поверхностном знании темы было невозможно.
   Его популярность росла, а вместе с ней росло и его благосостояние.
   – Злодеями... – повторил Боровик. – А знаешь, Ромка, я вот иногда думаю...
   – Тебе вредно думать, – прервал его Роман, – тебе нужно этих самых злодеев ловить, а не думать.
   – Прибью, – Боровик погрозил Роману мощным шишковатым кулаком, – у меня удар – две тонны.
   Он глотнул пива и сказал:
   – Представляешь, Мишка ведь сейчас вор в законе... А я суперспец и при случае должен этого вора в законе повязать и представить суду, в составе которого будут сидеть люди, гораздо более плохие, чем сам Мишка. И они будут его судить, с лицемерным негодованием разрывая на себе дорогие одежды, и присудят ему... В общем – присудят, не поскупятся, будь уверен. Так вот что я думаю. Если судьба столкнет нас лоб в лоб – что же мне делать? Пулю себе в этот самый лоб пустить, что ли?
   – Пулю в лоб... – задумчиво повторил Роман. – А что, это красиво. Прямо как в дореволюционном романе. Офицерская честь и все такое. Не возражаю. А я приду на похороны и пролью скупую мужскую слезу.
   – Вот только это меня и удерживает, – кивнул Боровик. – Не хочу, чтоб ты, сволочь, на моих дурацких поминках слезы лил. Вместе с известным нам обоим уголовным авторитетом.
   – Тогда задача представляется мне неразрешимой, – Роман развел руками. – Тут или вязать этого авторитета, или...
   – Зря мы все-таки тогда... – Боровик тяжело вздохнул. – Дураки были, молодые да глупые, совсем без мозгов... А упрямства хватило у обоих.
   – Да уж, – кивнул Роман, – с упрямством у вас и сейчас все в порядке.
   – Что значит – у вас? – возмутился Боровик. – А ты, значит, покладистый, как зайчик? Да ты... Таких впертых баранов, как ты, днем с огнем не сыскать! А если случайно найдешь, то сразу давать знак качества и почетную грамоту «За непревзойденное твердолобое упрямство».
   – Ну давай, я не возражаю, – засмеялся Роман. – Где она, твоя почетная грамота? Готов принять.
   – А пошел ты!
   – Между прочим, я сейчас и на самом деле пойду. – Роман встал и посмотрел на часы. – Дела, знаешь ли... А насчет моего упрямства, так ведь область моей деятельности такова, что оно не может принести людям никакого вреда. Съел?
   – Съел.
   Боровик махнул рукой и, убрав пустую бутылку в сейф, достал оттуда третью.
   – Ладно, алкаш, – Роман с осуждением посмотрел на бутылку, – смотри не начни спьяну палить по законопослушным гражданам.
   – Ха! – Боровик открыл бутылку. – Найди мне хоть одного полностью законопослушного, и я тут же уволюсь из органов.
   – А куда ты денешься? – ядовито поинтересовался Роман. – Кому ты нужен? Что ты умеешь делать?
   – Пойду в школу учителем физкультуры, – без запинки ответил Боровик. – Уж это у меня получится.
   – Знаю я, что тебе на самом деле нужно, – усмехнулся Роман. – Старшеклассниц за сиськи хватать. Под видом оказания помощи при выполнении гимнастических упражнений.
   – Дурак ты, Меньшиков, – ответил Боровик, – как был дурак, так и остался. Давай вали по своим делам. И это... Если увидишь Мишку...
   – Ладно, сам знаю, – сказал Роман, – говорить ему ничего не буду, а о нем все узнаю и расскажу тебе. Вы – два идиота. Каждый раз просите меня об одном и том же.
   – Все, давай вали, – недовольно нахмурился Боровик, – у меня тоже дела есть.
   – Ладно, ухожу, – улыбнулся Роман.
   Пожав Боровику руку, он вышел из кабинета и, закрывая за собой дверь, услышал, как заскрипела дверца сейфа.

Глава 4
КАК СТАТЬ АВТОРИТЕТОМ

   Компьютерная фирма «Пиксель» располагалась на углу Литейного проспекта и улицы Некрасова.
   Для непосвященного слова «компьютерная фирма» означали организацию, в которой изобретают и производят компьютеры, но любой сведущий человек знал, что все, даже самые авторитетные компьютерные фирмы – всего лишь перекупщики, собирающие из китайского железа российские компьютеры.
   Фирма «Пиксель» ничем не отличалась от любой другой, и в торговом зале, располагавшемся на первом этаже, можно было увидеть множество мониторов, на которых лениво плавали одни и те же рыбы, ряды открытых, словно чемодан обворованного командировочного, ноутбуков, а также стеклянные стеллажи, на которых были разложены разнообразные комплектующие детали и лазерные диски с программами, играми и фильмами.
   По залу бродили изнывающие от безделья сотрудники, которые бросались к любому случайно зашедшему в магазин человеку с идиотским вопросом:
   – Вам чем-нибудь помочь?
   Этот вызывающий недоумение и раздражение вопрос появился в лексиконе работников российской сферы обслуживания сравнительно недавно и был лишь одним из многочисленных неологизмов, проникших в русский язык из английского.
   А точнее – из американского.
   А еще точнее – из американских фильмов.
   Много нелепых фраз прижилось в русском языке за последние годы, но одна из них, самая невероятная, так и не нашла себе места. Все-таки когда у человека, упавшего с тридцатого этажа, а по дороге еще и ударившегося несколько раз об архитектурные украшения, спрашивают: «У вас все в порядке?» – это уже слишком.
   Войдя в торговый зал «Пикселя», Роман сразу же подвергся нападению нового сотрудника, который еще не знал его.
   – Вам чем-нибудь помочь? – с лучезарной улыбкой свидетеля Иеговы поинтересовался молодой человек в черных брюках и белой рубашке с закатанными рукавами.
   – Мне?
   Роман смерил рьяного молодого торгаша оценивающим взглядом и, видя, что остальные продавцы, знавшие его, с интересом следят за ситуацией, нахмурился, помял подбородок и ответил:
   – Как вам сказать... Там на улице стоит моя машина. Вы не могли бы поменять правое заднее колесо, по-моему, оно слегка спустило. Да, и еще стекла. Протереть стекла. Кстати, у меня дома нужно еще мебель переставить.
   Улыбка медленно сползла с лица начинающего бизнесмена, он не нашелся, что ответить, а Роман, подмигнув другим продавцам, добавил:
   – И еще почистить ботинки.
   Продавец растерянно оглянулся в поисках поддержки, но, увидев довольные улыбающиеся физиономии, понял, что его разыграли.
   – Извините, – снова улыбнулся он, – я не знал, что вы постоянный...
   – А если бы не постоянный, – ответил Роман, проходя мимо него, как мимо вещи, – то, значит, можно задавать идиотские вопросы?
   Подойдя к старшему продавцу, Роман милостиво подал ему руку и сказал:
   – Толик, блин! Я сколько раз говорил тебе – береги наш великий и могучий! А ты что?
   Толик пожал плечами и ответил:
   – А бесполезно. Против течения все равно не попрешь.
   – Ага. В канализации тоже течение имеется. И если ты туда попадешь, то, значит, так и будешь плыть, пока тебя не вынесет куда-нибудь в сливную яму?
   – Так ведь... Все так разговаривают! – сказал Толик. – И ничего другого вроде уже и не понимают.
   – Да уж, – вздохнул Роман, – каких трудов мне стоило отучить тебя говорить: «Что вы хотели»... Вроде отучил, а теперь – «Вам чем-нибудь помочь?»
   Роман помолчал и добавил:
   – Лингвисты, блин... Ладно. Михаил Александрович у себя?
   – Да, – кивнул Толик, – наверху сидит.
   Кивнув ему, Роман вошел в дверь с надписью «только для персонала» и стал подниматься по лестнице, ворча под нос:
   – Вам чем-нибудь помочь... Уроды! Слышал бы вас Пушкин...
   Добравшись до второго этажа, Роман кивнул скучавшему на стуле здоровяку с короткой стрижкой и недобрым лицом, который, узнав его, скупо улыбнулся, и остановился перед белой финской дверью, на которой имелась позолоченная табличка:

    «Фирма „Пиксель“. Генеральный директор М. А. Арбузов».

   Подмигнув охраннику, а точнее – братку, оберегавшему покой и саму жизнь вора в законе Арбуза, Роман постучал в дверь и прислушался.
   – Войдите, – донеслось из кабинета.
   Роман толкнул дверь и вошел.
   На белом кожаном диване, стоявшем напротив большого телевизора, сидел худощавый мужчина в светлом костюме и черной рубашке. Увидев Романа, он улыбнулся, неторопливо поднялся с дивана и сказал:
   – Привет, Ромка!
   – Привет, Мишка! – ответил Роман, и они обнялись накрест.
   – Присаживайся, – Арбуз гостеприимно повел рукой в сторону дивана. – Чай, кофе, потанцуем?
   – Чай, кофе – да, – кивнул Роман, опускаясь на пышные подушки дивана, – а насчет «потанцуем» – нас могут неправильно понять. Особенно твои сотрудники.
   – Это точно, – засмеялся Арбуз. – Значит, танцы отменяются.
   Он подошел к стеклянному столу, на котором имелись телефоны, компьютер, факс и прочие чудеса оргтехники, и сказал в селектор:
   – Танечка, принеси нам чайку и кофейку. И всего другого, что полагается.
   – Сию минуту, Михаил Александрович, – нежно пропищал селектор в ответ.
   – Ишь ты, – усмехнулся Роман, – «сию минуту»... У Боровика вовсе не так жирно, как у тебя. Он лично, без всяких слуг, достает жалкую бутылку пива из своего ржавого сейфа.
   – А вот нечего было в менты идти, – назидательно ответил Арбуз и уселся в просторное министерское кресло с высокой спинкой.
   Открыв коробку сигар, он придирчиво выбрал одну из них, обрезал ее гильотинкой в виде зубастой головы вампира и сказал:
   – Тебе не предлагаю. Знаю, что ты не любишь сигары.
   Затем он прикурил от зажигалки, изображавшей статую Свободы, и, выпустив под стол струю вонючего дыма, спросил:
   – Ну и что там у тебя?
   – А что у меня? – Роман пожал плечами. – У меня все как обычно. Сам знаешь – артисты, гастроли, поклонницы... Ну, правда, есть еще новости. Буду давать благотворительный концерт в «Крестах».
   – Да ну! – Арбуз весело удивился. – Прямо в самих «Крестах», говоришь?
   – Ага. Во дворе, под открытым небом.
   – Это здорово... – Арбуз прищурился. – Это, знаешь ли, очень даже интересно.
   – Ну, в общем, ничего интересного. Я ведь уже выступал несколько раз в колониях.
   – Не-е-е, ты не путай. Колонии – это тебе не «Кресты». Колония общего режима – это что-то вроде принудительного пионерлагеря. Ну разве что с вертухаями и прочими радостями. А «Кресты» хоть и считаются изолятором временного содержания – всетаки тюрьма. Настоящая, с мрачными казематами и страшными злодеями, сидящими в камерах.
   – Злодеями... – Роман вспомнил разговор с Боровиком. – Что же ты так неласково своих коллег называешь?
   – Как хочу, так и называю, – усмехнулся Арбуз. – Так, говоришь, в «Крестах» петь будешь?
   – Ну, если ничего не изменится – буду, – кивнул Роман.
   – Не изменится, – уверенно сказал Арбуз. – Такие решения не меняются. Ты же понимаешь, что до того, как тебе предложили выступить там, все было обсуждено и одобрено на самых разных уровнях и в самых разных... э-э-э... сообществах.
   – Понимаю. О, кстати, чуть не забыл!
   Роман полез во внутренний карман просторной холщовой куртки и извлек оттуда запечатанный лазерный диск.
   – Я тебе обещал и вот – держу слово. Как это у вас говорится – за базар отвечаю. «Татуированный ангел», мой последний альбом.
   – Это здорово! – обрадовался Арбуз. – А я уж думал, ты забыл о своем старом друге. Все девкам раздарил.
   – Ну вот еще! – возмутился Роман. – Может быть, я и свинья, но не до такой же степени. Давай ручку, автограф напишу.
   – Давай-давай, автограф – это хорошо.
   Арбуз нашел на столе ручку и швырнул ее сидевшему на диване Роману.
   Тот поймал ручку в воздухе и, распечатав альбом, начал писать на вкладыше автограф.
   – Вот черт... – выругался он, – бумага эта лакированная... На ней лучше фломастером писать. Так... И вот так. Держи!
   Закрыв коробку, он бросил ее Арбузу.
   Поймав ее не менее ловко, чем Роман поймал ручку, Арбуз открыл альбом и стал читать вслух дарственную надпись.
   – Так... Дорогому Арбузу от друга детства. На память, – в интонациях Арбуза появилась язвительность, – а также с наилучшими чувствами и пожеланиями. Что за банальщина! Ты бы еще пожелал мне счастья в личной жизни.
   – И успехов в труде.
   – Вот-вот. Ты же для песен нормальные тексты пишешь, значит, владеешь словом! А тут – такую поденщину написал.
   – Ну ладно тебе, – Роман смутился, – банальщина, поденщина... Хочешь, другой подпишу, поооригинальнее?
   – Нет уж, дорогой друг детства, пусть это свидетельство позора останется у меня. Я тебя им потом шпынять буду. А ты будешь извиваться, как ужака под вилами.
   Арбуз спрятал диск в стеклянный ящик стеклянного стола и сказал:
   – Не зря говорят, что музыканты тупые. У них все способности в чувства уходят.
   – Сам ты тупой, – фыркнул Роман. – Ты скажи лучше, зачем тебе стеклянный стол?
   – О! – Арбуз поднял палец. – Это символ того, что мой компьютерный бизнес совершенно прозрачен. Никакого левака, все документы на виду, в общем – ангел.
   – Татуированный, – усмехнулся Роман.
   – Точно! Как твой диск – «Татуированный ангел». Видишь, как все совпадает? Линии жизни и слои событий располагаются и складываются не просто так. – Арбуз откинулся на спинку кресла и задумчиво поднял глаза к потолку. – Великий Конфуций говорил...
   Бесшумно открылась дверь, и на пороге показалась стройная девушка в короткой юбке, катившая перед собой столик на колесах. На столике стояли чашки, сахарница, электрический чайник, над коротким носиком которого вился пар, а также вазочка с печеньем, банка растворимого кофе и бутылка армянского коньяка. Подкатив столик к дивану, девушка сделала книксен и удалилась, виляя бедрами. Роман посмотрел ей вслед, а потом вопросительно взглянул на Арбуза.
   – Нет! – Арбуз решительно замахал пальцем. – Ничего подобного! Никаких таких дел! Сам знаешь: бабы доведут до цугундера. Особенно сотрудницы. Так что – никакого интима. Танечка, конечно, девушка видная и на любого мужчину действует безотказно, гормоны так и прут, но – ни в коем случае.
   – Правильно, – согласился с ним Роман. – Если все обстоит именно так, как ты говоришь, то это хорошо. А то, знаешь ли, известные дела – секретаршу на столе... И прочий инвентарь. Ну тогда расскажи, как у тебя дела на фронте организованной преступности.
   – Ну, – Арбуз пожал плечами, – преступаем помаленьку. Но ты меня лучше об этом не спрашивай.
   Я тебе уже сколько раз говорил, меньше знаешь – дольше живешь. Ты мне лучше расскажи, что там у Боровика. Пиво из ржавого сейфа – это ясно.
   – А я, кстати, только что от него, – сказал Роман, зачерпывая из банки растворимый кофе.
   – Ну-ну? – Арбуз взял со столика бутылку и начал отвинчивать пробку. – И что у него там?
   – А... – Роман поморщился, – страдает наш Боровичок.
   – Страдает? – преувеличенно удивился Арбуз. – А с чего ему страдать-то? Жизнь у него праведная, ловит злодеев, излишеств, кроме обычного пива с обычной водкой, не знает...
   – Да у него... Короче говоря, на зоне повесился тот самый маньяк, который убил его сестру.
   – Подумаешь! – небрежно бросил Арбуз. – Повесился, и слава богу. Радоваться нужно, а он страдает...
   – А он, видишь ли, справедливости хочет, как тот Шарапов. Чтобы все по закону и прочее.
   Арбуз налил себе коньяку и вопросительно поглядел на Романа.
   – Будешь?
   – Не, я за рулем.
   – Ну и что? – усмехнулся Арбуз. – У тебя что, нет денег, чтобы откупиться от поганого мента? Могу ссудить нищему артисту.
   – Сам ты нищий похититель кошельков! – Роман пренебрежительно взглянул на бутылку, которую Арбуз вертел в воздухе.
   – Кто – я? – Арбуз обиженно посмотрел на Романа. – За всю жизнь ни одного кошелька. Что я тебе – карманник, что ли?
   – То есть – чужого не берем, – язвительно заметил Роман.
   – Слушай, моралист, кончай тут антимонии разводить. Будешь пить или нет?
   – Буду, – обреченно кивнул Роман, – куда же от тебя денешься...
   – Вот так, – Арбуз наполнил вторую рюмку. – Давай тогда за Боровика, чтобы он не очень там грустил на ниве борьбы за всемирную справедливость.
   – Давай, – Роман поднял рюмку и посмотрел сквозь нее на свет. – Хороший коньяк... А все-таки вы с Боровиком два идиота. Вот так вот, за пять минут, поломать себе жизнь могут только полные недоумки.

* * *

   Двадцать лет назад, после выпускного вечера, трое неразлучных друзей – Саня Боровик, Ромка Меньшиков и Мишка Арбузов – оторвались от шумной толпы бывших одноклассников, вооружились тремя большими бутылками портвейна «Массандра» и отправились на набережную реки Смоленки.
   Такое серьезное событие, как окончание школы, по их мнению, следовало отметить вдумчиво и со всем пониманием, что настало время взрослой жизни, а вовсе не так, как все остальные оболтусы. Конечно же, ничего оригинального в их ощущениях и рассуждениях не было, потому что и до них миллионы молодых людей покидали привычные стены школы и были совершенно уверены в собственной неповторимости.
   – Ну вот, – сказал Мишка Арбузов, открывая вторую бутылку, – закончилась эра коротких штанишек.
   – И начинается светлое время ответственного бритья по утрам и опозданий на службу, – подхватил Ромка Меньшиков, сидя на теплом парапете и болтая ногами над неподвижной Смоленкой.
   – А поэтому мы теперь имеем полное взрослое право попадать в вытрезвитель, – резюмировал Саня Боровик.
   Отобрав открытую бутылку у Мишки, он встал в позу горниста и сделал несколько крупных глотков.
   Было два часа ночи, белая петербургская ночь была прекрасна, и каждого из трех друзей ждали великое будущее, блестящая карьера и невиданное доселе счастье в личной жизни. К четырем часам утра, когда вино закончилось и пришлось посетить ближайшего подпольного торговца спиртным, взгляды на жизнь несколько изменились и в них появилась некая толика скорби, которая обычно умножается пропорционально мудрости.
   А в половине шестого Саня Боровик зашвырнул пустую бутылку на середину Смоленки и объявил:
   – Лично я решил посвятить свою жизнь борьбе со злом. А поскольку в этой стране для осуществления такого намерения есть только один путь, то завтра же, ну... послезавтра иду подавать заявление в школу милиции.
   – Что? – Мишка Арбуз спрыгнул с парапета и покачнулся. – Ты хочешь стать поганым ментом?
   – Юноша! – Боровик поднял палец и тоже покачнулся. – Каждый болван знает, что не место красит человека, а человек – место. Похоже, что вам это неизвестно.
   – Нам это известно, – ответил Мишка и икнул, – но нам еще известно, что среда формирует личность. И когда ты попадешь к ментам, то со временем станешь таким же подонком, как все они.
   – Среда формирует личность... – Ромка широко открыл глаза. – Какие умные слова! Никогда бы не подумал, что это говорят мои друзья, которые обычно не утруждают себя...
   Тут его затошнило, и он был вынужден прервать фразу и склониться над черными водами Смоленки.
   – Слабак! – Саня презрительно посмотрел на него. – Таких, как ты, ждет карьера приемщика стеклотары.
   – Может быть, и ждет, – простонал Ромка и вытер губы, – но тебе не мешало бы знать, что в эту ментовскую школу принимают только после армии.
   Мишка, который в это время что-то напряженно обдумывал, решительно шлепнул ладонью по парапету и сказал:
   – Значит, ментом хочешь стать. Так?
   – Так! – с вызовом ответил Саня. – И не просто хочу, а стану.
   – Ладно, – покладисто кивнул Мишка, – а я в таком случае стану вором в законе. Понял?
   – Вором в законе? – Ромка повернулся к Мишке. – Тогда не забывай, что тебе предстоит совершить множество мелких и крупных гадостей и мерзостей, прежде чем ты заслужишь ранг вора в законе. Так что ребята – флаг вам в руки! Один – бодрым строевым шагом в армию, а другой – в троллейбус, кошельки воровать. Желаю успеха.