Седов Б.. Романс для вора

   Только что Сергей Иванович проводил Адольфа Богдановича Самоедова и Василия Кимовича Безродного. Самоедов сразу же направился в «Пулково», чтобы ближайшим рейсом улететь в Москву, а генералмайор Безродный засобирался в срочную долговременную командировку с целью инспекции вверенных его попечению исправительно-трудовых учреждений Северо-Востока Российской Федерации.
   По странному стечению обстоятельств именно сейчас у него вдруг возникла крайне острая в ней необходимость.
   И теперь Сергей Иванович остался в Питере один.
   По сути дела его бросили – да что там бросили, просто-напросто предали! И это после той информации о состоянии текущих дел «Воли народа» в Питере, которую они ему сообщили!
   Боровик, оказывается, остался жив после покушения, попытка дострелить его в больнице не удалась и обернулась настоящей бойней, после которой осталось аж девять трупов – четверо убоповцев, двое бандитов и трое боевиков самой «Воли народа».
   Такое случалось разве что в Чикаго времен «сухого закона».
   В довершение всего пропала девчонка, при этом убиты Стропилло и еще двое боевиков уже из команды Сергея Ивановича.
   Провал, полный провал по всем направлениям...
   И это всесильная организация, великая и могущественная, как Гудвин из сказки про Изумрудный город?
   На словах-то все горазды глаза пучить да многозначительные речи говорить, кивая на высокие кабинеты, а как дошло до дела – выходит пшик, и отвечать по полной программе одному Сергею Ивановичу!
   Сергей Иванович вдруг резко остановился и прикрыл рот ладонью. Он сам испугался внезапно пришедшей ему в голову мысли.
   А что, если вся эта «Воля народа» – просто-напросто блеф?
   Вдруг его, Сергея Ивановича, просто-напросто развели, как самонадеянного мальчишку на привокзальном лохотроне?
   В самом деле, что за идеи такие дикие с массовым самоубийством заключенных? За версту какимто Жюль Верном отдает! Мы да мы, страна будет наша – развели гигантоманию, всех денег в белые тапки не заныкаешь! В этой глупой стране можно и так неплохо прожить, понатырить деньжат безо всяких там далеко идущих тайн мадридского двора – да и за границу, подальше от местного бардака, пусть, кому больше всех нужно, сам его разгребает...
   Блеф, ну конечно же, блеф!
   Сергей Иванович бросился в кресло, забарабанил пальцами по полированной поверхности стола. Взгляд его упал на оставленные Безродным бумажки с ориентировками.
   Вот, пожалуйста!
   Простой российский уголовный авторитет Арбуз, он же Арбузов Михаил Александрович, одной левой разрушает стратегические планы всемогущей организации, перед которой вроде как трепещет вся Россия от Кремля до Камчатки!
   И он, многоопытный и умный Сергей Иванович, повелся на всю эту театральщину! От досады и безысходности Сергей Иванович укусил себя за костяшку указательного пальца.
   Стоп!
   Арбуз...
   «А что? – тут же подсказал адвокатский ум свежую мыслишку. – Не будет ли правильным в этой ситуации познакомиться с ним поближе?»
   Сергей Иванович откинулся на спинку кресла и призадумался. Он уже был готов на все. Как раз в этот момент на приставленной к столу тумбочке мягко зазвонил служебный телефон.
   Сергей Иванович нехотя взял трубку.
   – Слушаю.
   – Я был уверен, что, несмотря на субботу, застану вас в служебном кабинете, – послышался незнакомый голос.
   – Почему? – машинально спросил Сергей Иванович.
   – Потому что знаю, что у вас сейчас очень много дел. И дела ваши имеют самое непосредственное соприкосновение с моими. Да, извините, забыл представиться: зовут меня Михаил Александрович, фамилия моя Арбузов.
   Сергей Иванович оторопел.
   Ну и кто говорит, что такие совпадения бывают только в кино?
   – Что вам угодно? – спросил он севшим голосом.
   – Я бы хотел поговорить с вами, Сергей Иванович, просто поговорить.
   «Судьба», – пронеслось в голове у Сергея Ивановича.
   Он решился. Своя рубашка ближе к телу.
   – Я был бы рад встрече, Михаил Александрович, – по возможности как можно многозначительнее сказал он. – Не могли бы мы увидеться у меня в офисе?
   – Именно это я и хотел предложить. Буду через час.
   Сергей Иванович осторожно положил трубку. Оперативно, очень оперативно вышел на него Арбуз. Лишний балл за то, чтобы иметь с ним дело.
   Арбуз произвел на Сергея Ивановича крайне благоприятное впечатление с первого взгляда. Вальяжно прошел он в кабинет, сел напротив Сергея Ивановича, закинул ногу на ногу, выложил на стол массивный золотой портсигар с огромным рубином на защелке, достал из него сигарету – и только после этого заговорил.
   – Здравствуйте, Сергей Иванович. Вот и свиделись.
   – Здравствуйте, – солидно откликнулся Петров.
   – Вы ведь, кажется, не курите? В таком случае и я воздержусь, – Арбуз убрал сигарету обратно в портсигар и отодвинул его в сторону.
   Огромный рубин как будто гипнотизировал Сергея Ивановича. С трудом оторвав от него взгляд, Сергей Иванович спросил:
   – Так что вы хотели мне сказать, Михаил Александрович?
   Арбуз хмыкнул.
   – А я хотел вас послушать, почтеннейший. Почему это жизнь закрутилась так, что вы встали у меня на пути?
   Собравшись с мыслями, Сергей Иванович твердо посмотрел в глаза собеседнику.
   – Волею обстоятельств я оказался вовлечен в события, которые не соответствовали моим истинным устремлениям. Я был вынужден выполнять приказы, зачастую против своей воли, и искренне огорчен, что эти события затронули ваши интересы. Более того, я всегда с уважением относился к вам и к вашей... гм... организации и даже осмелюсь высказать мнение, что при более близком знакомстве мы наверняка смогли бы найти общие, скажем так, интересы.
   – Какие же такие общие интересы могут быть у нас с вами? – любезно поинтересовался Арбуз.
   – Кто знает, Михаил Александрович? Человеку свойственно ошибаться. Бывает, что болеющий за дело человек убеждается, что его способности используют в мелких, корыстных целях. Почему бы не допустить в таком случае, что человек этот найдет для своих способностей новое, более достойное применение? Причем заметьте, что человек этот ценит оказываемое ему доверие и способен благодаря своему положению оправдать его.
   «Да, определенно катит сегодня, – подумал Арбуз, – на ловца и зверь бежит».
   – Все это, конечно, так, да ведь доверие – такая вещь, что его заслужить нужно, – протянул он.
   – Со своей стороны я готов...
   – Сергей Иванович, – перебил вдруг Арбуз, – а чьи приказы вы, как изволили выразиться, выполняли против воли?
   Сергей Иванович замялся.
   – Слушайте, любезный, – Арбуз отбросил свою напускную любезность, – сказали «а», говорите «б». Мы с вами не мальчики, люди серьезные, и танец розовых фламинго нам тут изображать ни к чему. Вы встали у меня на пути. Чувствуя, что я сильнее, предлагаете мне свои услуги. Я человек практический, незлопамятный, готов рассмотреть. Только я котами в мешке не промышляю. Товар лицом, господин Петров!
   Сергей Иванович понял, что на адвокатской лошадке здесь не проедешь. Ну что ж, в конце концов, это его бросили на произвол судьбы, а не он. В кабинете посторонних ушей нет, прослушивание исключено – вполне можно натравить этого Арбуза на «Волю народа». Про план уничтожения заключенных, кстати, рассказать – они же для него свои, не может не подействовать...
   И будет он, Сергей Иванович, при этом в любом случае в дамках. Достанет у «Воли народа» силы справиться с Арбузом – туда ему и дорога. Не достанет – Сергей Иванович имеет все шансы прислониться к Арбузу, заслужив у него доверие ценной информацией.
   Ну и ладушки.
   – Михаил Александрович, – он наклонился поближе к Арбузу, – вы должны понимать, чего мне все это стоит. Видите ли, есть такая глубоко законспирированная организация под названием «Воля народа»...
   Арбуз передвинул портсигар на столе и приготовился слушать.
   Сергей Иванович говорил долго, почти час. Он рассказал о «Воле народа» все, что знал, упирая на зловещий план массового уничтожения заключенных.
   Все это время его рассказ фиксировала миниатюрная видеокамера, вмонтированная в массивный золотой портсигар. Объектив видеокамеры был спрятан как раз под тем самым рубином, который так гипнотизировал Сергея Ивановича. Рубин, кстати, был искусственный – у него оптические свойства лучше.
   Распрощались Сергей Иванович с Арбузом почти дружески.
   Арбуз обнадежил Сергея Ивановича, вполне искренне поблагодарил его за информацию и обещал дать о себе знать.
   Через час с небольшим портсигар с камерой был уже у Романа.
   – Ну что, друг детства, – спросил на всякий случай Арбуз, – не подведет твой журналюга?
   – Не извольте сомневаться, сеньор Корлеоне, – Роман подбросил на ладони портсигар, – его программу «Факт правды» пол-России смотрит. Я уже с ним связался, все будет в порядке, следующий выпуск наш. В понедельник, в двадцать два пятнадцать. Самое смотрибельное время.
   – Сколько?
   – Сорок тысяч. С учетом срочности – не в баксах, а в евро.
   – Ого! За сорок минут халявы на чужом материале?
   – Что ты хочешь, Миша, это Москва. У него там, кстати, целая очередь из желающих слить материалы за бабки, недаром кликуху носит – Сливной бачок. Там и из органов люди толкутся, и кое-откуда повыше. Так что мне еще пришлось дружеское влияние включать, чтобы побыстрее вышло.
   – Ну-ну...
   Журналюга не подвел, честно отработал свои сорок тысяч «убитых евреев». Те самые «пол-России», которые не отрываются от программы «Факт правды», были в очередной раз ошарашены ею в наступивший понедельник ровно в двадцать два пятнадцать. Сорокаминутные излияния Сергея Ивановича со зловещемрачными комментариями журналюги произвели сильное впечатление.
   Произвели они впечатление и на председателя политического совета организации «Воля народа» Самсона Эдуардовича Бергамова, внимательно отсмотревшего программу в своем загородном коттедже на реке Клязьме.
   Когда прошли заключительные титры и замельтешила истошная реклама, Самсон Эдуардович приглушил звук и поднял глаза к потолку. Посидев так несколько минут, он пожевал губами и потянулся к телефону.
   – Я. Внимание по всем направлениям. Мероприятие «Двадцать пять» отменить. Не до особого распоряжения, а вообще отменить. Завтра к десяти утра доставить Самоедова на корабль. Все.

ЭПИЛОГ

    Роман сидел у овального иллюминатора и держал в руке бутылку пива.
    Далеко внизу медленно проплывала поверхность Земли, расчерченная сельскохозяйственными квадратиками, извилистые узкие реки ослепительно блестели, отражая солнечный свет, и казалось, что Солнце на самом деле внизу, а реки – это просто причудливые щели, сквозь которые прорываются его лучи...
    Роман оторвался от гипнотизирующей картины и приложился к бутылке.
    Сегодня вечером опять концерт, на этот раз в колонии строгого режима. После всех приключений демон упрямства настойчиво посоветовал Роману все-таки поехать в турне по тюрьмам и зонам, но уже не по подсказке Шапиро, который выполнял пожелания таинственной «Воли народа», а по своей собственной воле.
    Из принципа.
    Никакого зомбирования зэков, понятное дело, на концертах не происходило, все было чисто. Публика хрипло верещала, вертухаи снисходительно ухмылялись, глядя на радовавшихся развлечению зэков, а Шапиро, которого Роман, несмотря на его подлое предательство, отнюдь не выгнал, считал деньги, общался с администрацией исправительных заведений и был тише воды и ниже травы.
    Сейчас он, как и в прежние добрые времена, сидел рядом с Романом и озабоченно перелистывал свои бумаги, старательно запутывая состояние дел. Однако для постороннего, а таким мог быть, например, сотрудник налоговой инспекции, в бумагах была полная ясность и прозрачность.
    Все-таки Шапиро – гений...
    Эта мысль заставила Романа усмехнуться.
    Совместны-таки гений и злодейство, – подумал он.
    Хотя какой Шапиро злодей!
    Просто у него не хватило ума сразу рассказать обо всем Роману. И тогда можно было бы принимать контрмеры. Предупрежден – значит, вооружен. И какой бы страшной и опасной ни была эта «Воля народа», всегда можно было бы найти способ защититься от нее. А Шапиро испугался и совершил ошибку, которая потащила за собой следующую, а потом он увяз, и...
    И, в общем, все ясно.
   –  Слышь, Лева! – Роман повернулся к Шапиро. – Когда мы приземлимся?
   –  В три часа дня, – с готовностью ответил Шапиро.
   –  Слушай, – Роман почесал нос, – ты все-таки это... концерт в Тюмени отмени. Я не хочу.
   –  Но как же... – попытался возразить Шапиро.
   –  Я сказал – отмени, – повторил Роман, – значит, отмени. Как ты это сделаешь – твое дело. На то ты и директор. И вообще мне надоело, что ты постоянно перечишь. Вот выгоню тебя...
   –  Не выгонишь, – уверенно ответил Шапиро, – куда ты без меня денешься? А возьмешь кого-нибудь другого, так он будет красть в десять раз больше, чем я. Выгонишь – сам потом приползешь и будешь посыпать голову прахом.
   –  Ну-ну, – скептически хмыкнул Роман.
    Он понимал, что Шапиро прав.
    А еще он знал, что Шапиро прекрасно понимает ситуацию.
    Если после всех фортелей Роман не выгнал его, значит – ценит. Поэтому Шапиро, хоть и был поначалу тихой мышью, с каждым днем становился все наглее и смелее, и Роман чувствовал, что недалек тот день, когда он снова увидит своего директора развязным и самоуверенным. И, положа руку на сердце, Роман ждал этого, потому что терпеть не мог в людях подобострастия и приниженности.
   –  А здорово прошла на вчерашнем концерте «Все равно ты будешь живой»! – сказал Роман.
   –  Да, согласен, – кивнул Шапиро, – поэтому надо будет снять клип. Кстати говоря, я уже договорился с телевизионщиками. Как вернемся – сразу на студию, и – вперед.
   –  Опять без меня все решил, – недовольно буркнул Роман.
   –  А что, ты против? – прищурился Шапиро.
   –  Да нет, я не против...
   –  Ну так и в чем дело? В тебе опять проснулся ишак?
   –  Не твое дело, – ответил Роман.
    А сам подумал: «Вот ведь сволочь чувствительная!
    Ведь все видит, все знает обо мне... Ну и ладно.
    Разве мне не такой директор нужен?
    Да я на другого ни за какие коврижки не соглашусь!»
   –  А что за телевизионщики? – теперь уже только притворяясь недовольным и капризным, поинтересовался Роман.
   –  А ты их знаешь, – охотно откликнулся Шапиро. – Телевизионная компания «Балтийский экран», директор – Евгений Старостин. Те же, что в «Крестах» снимали.
   –  Сволочь ты, Шапиро, – вздохнул Роман.
   –  Знаю, – самодовольно ответил Шапиро, – и еще какая!

* * *

    Когда после недели ежедневных триумфальных концертов у Романа выдалась пара свободных дней, он сразу же рванул самолетом в Питер, чтобы отоспаться как следует, отлежать до изнеможения бока в своем любимом логове в переулке Антоненко.
    «Двое суток вообще из кровати не вылезу, – сонно думал Роман, подремывая на заднем сиденье такси по дороге из Пулкова в центр. – Даже телевизор ни разу не включу, если и открою когда глаза, то хватит с меня и Исаакия в окне...»
    Однако человек предполагает, а кое-кто располагает.
    Утром Романа разбудил настырный телефонный звонок. Он тоненьким буравчиком ввинчивался в блаженно отключившийся головной мозг и не умолкал до тех пор, пока Роман не проснулся.
    Проклиная себя за то, что не догадался сразу же по приезде отключить телефон, Роман вместе с одеялом скатился с кровати и нашарил трубку, уронив попутно стойку с компакт-дисками.
   –  Ну? – недовольно буркнул он осипшим спросонья голосом и взглянул на часы, с трудом разлепив глаза.
    Боже мой, еще только половина одиннадцатого!
   –  Баранки гну! – весело откликнулся знакомый голос. – Наконец-то ты в городе объявился, друг детства. Дело есть.
   –  Мишка! – обрадовался Роман, тотчас узнав Арбуза. – Хорошо, что это ты, а то пришлось бы пугать Шныря грязной руганью спозаранку...
    Шнырь, истомленный сухим кормом, которым его пичкала приходящая в отсутствие Романа домработница, уже терся неподалеку.
   –  Слушай, друг детства, я тут сюрприз тебе приготовил.
    Роман подумал про себя, что его норма по сюрпризам за последние пару недель уже выполнена как минимум лет на двадцать вперед.
   –  Не боись, – угадал его мысли Арбуз, – на этот раз сюрприз приятный. Человек один хороший хочет с тобой встретиться, чуть со свету меня не сжил, пристал, как матрос к сиротке.
   –  Тебя, пожалуй, сживешь! – рассмеялся Роман. – Ладно, говори, где и когда, чувствую, что накрылся мой блаженный покой.
    Роман наскоро взбодрился в домашней сауне и через пару часов уже входил в кабинет Арбуза, бодрый и свеженький, как пупырчатый зеленый огурчик. Навстречу ему с черного кожаного дивана поднялся немолодой полный человек с небольшой квадратной бородкой.
   –  Знакомьтесь, – представил их друг другу Арбуз, – это известный исполнитель криминальных баллад Роман Меньшиков. А это, Роман, твой крестник, светило отечественной науки, он же Дмитрий Игоревич Чернов.
    Роман недоуменно посмотрел на Арбуза.
   –  Да-да, тот самый, которого ты так любезно увез из «Крестов» в колонке. И заодно, замечу, спас от неминуемой смерти.
    Чернов подошел к Роману и крепко пожал ему руку.
   –  Спасибо, Роман. Вы действительно буквально вытащили меня с того света, и я считаю своим долгом поблагодарить вас за оказанную мне неоценимую помощь. Еще раз спасибо вам, я никогда этого не забуду.
   –  Да полно вам, – растроганно похлопал его по плечу Роман. – Вон Мишу надо благодарить, что расшевелил меня, грешного. Слава богу, все позади.
   –  Боюсь, что нет, – Чернов отвел взгляд, – боюсь, что для меня все только начинается. И кончится при этом, скорее всего, весьма печально.
    Роман с Арбузом переглянулись.
   –  Ладно, – сказал Арбуз, – живы будем, не помрем. Нечего раньше срока себя хоронить. Присядем-ка лучше, поговорим... во, блин, заноза это «Место встречи», что ни скажешь, все оттуда! Короче, садитесь, гости дорогие. Танюша!
    Все расселись вокруг знаменитого стеклянного стола. Танюша тут же принесла поднос с напитками и стаканами.
    Чокнулись, выпили по первой.
   –  Давайте, Дмитрий Игоревич, – сказал Арбуз, – выкладывайте, отчего такой мрак на челе.
    Чернов повертел в руке стакан.
   –  Видите ли, когда я заведовал лабораторией в Государственном институте генетики, мне пришлось заниматься одним проектом. Я вел программу по отработке новых технологий в области изменений генома и клонирования. Программа была завершена успешно, наступила стадия военной приемки – ведь заказ исходил от Главного штаба...
    Чернов замялся.
   –  Ну и что? – не утерпел Роман.
   –  На этой стадии результаты исследований были украдены. И я оказался единственным, кто знает в лицо некоторых организаторов похищения документов по новым технологиям и их продажи за границу.
    Удивленный Роман вскинул брови.
   –  Так вы тоже в этом участвовали?
   –  Нет, конечно же, нет. Как я понял позже, им просто-напросто было без меня не обойтись в подборе материалов, определении сферы их практического применения и выстраивании отношений с потенциальными клиентами – ведь я автор проекта, а они в этом деле профаны. Когда стало известно, что материалы украдены, я сопоставил факты и пришел к однозначным выводам. И они это знают – поэтому и упекли меня в тюрьму.
   –  Кстати, а что насчет практического применения? – поинтересовался Арбуз.
   –  В этом-то все и дело. Мое изобретение позволяет наладить массовое производство клонированных человеческих органов. А это принесет производителям миллиарды и миллиарды! И в этом причины моего пессимистического взгляда на собственное будущее. Думаю, что меня не убили сразу только потому, что держали про запас на случай необходимости какой-нибудь внезапной научной консультации. Теперь такой необходимости уже нет.
    Арбуз присвистнул и откинулся на спинку кресла.
   –  Понятно! Международная нелегальная торговля органами-запчастями накрывается медным тазом. Десятки тысяч безработных мафиози выходят на улицы городов мира с одним воплем на устах – Чернов, Чернов, где ты, дай тебя разорвать! А по необъятным просторам нашей родины мечутся представители продающей организации примерно с таким же пожеланием.
   –  Так и есть, Михаил Александрович, – Чернов печально улыбнулся. – Куда ни кинь – всюду клин.
   –  Что же это за организация-то такая, которая в состоянии позволить себе столь широкомасштабные выходки? – спросил Арбуз.
    Поникший Чернов молча пожал плечами. Роман налил ему водки, Чернов машинально выпил.
   –  Думаю, что здесь не обошлось без очень влиятельных людей, – сказал он наконец, – причем на государственном уровне. Слишком высокие сферы задействованы во всей этой истории.
    «Воля народа» – тут же подумал Роман и вздохнул. Это уже паранойя какая-то, надо все-таки отдохнуть как следует, выкинуть из головы пережитое.
   –  Дмитрий Игоревич, – сказал вдруг Арбуз, – а ведь получается, что мафиози-то международным как раз выгодно вас живым и невредимым заполучить. Ведь вы знаете продавцов в лицо, через вас они смогут выйти на них и устранить всю эту компанию – прямо как в фильме «Мертвый сезон», Ролан Быков вы наш. Ну и, соответственно, сорвать распространение вашего изобретения на Западе, бизнес свой обезопасить. Здешние же влиятельные люди будут вас гасить без рассуждений, это точно.
   –  Получается, надо Дмитрию Игоревичу за границу, – подхватил Роман, – там безопаснее, по крайней мере в лицо его там не знают...
    Чернов подумал, покачал головой.
   –  Знаете, я начал уже думать, что высшие силы меня наказывают какие-то, что ли. Ведь разработки мои имеют еще один аспект. Теоретически на их основе можно вносить в выращиваемые органы генетические изменения, ведущие к неизлечимым смертельным болезням, связанным с неотвратимым изменением генетического кода как самого человека, так и его потомства. В принципе можно добиться и того, чтобы болезни эти передавались от больных с имплантированными зараженными органами к здоровым людям инфекционным путем... Все это потенциально чревато глобальными эпидемиями пострашнее СПИДа и вырождением человечества. Я, конечно, не думал об этом, приступая к работе, однако мысль развивается независимо от человеческого желания, и я понял, что это не просто возможно, а лежит на поверхности! Обладая разработанной мной технологией, этот маленький шажок можно сделать в любой мало-мальски оборудованной лаборатории, даже кустарной... Я тут же подумал о террористах и ужаснулся тому, что сделал!
   –  Ну вот, уже и до террористов дело дошло, – улыбнулся Арбуз, – только их нам не хватало для полного счастья. Не казните вы себя так, Дмитрий Игоревич, не Нобель виноват, который динамит придумал, а тот, кто этим динамитом неповинным людям руки-ноги отрывает. А вот насчет забугорных держав Рома прав, выходит, что самое время вам туда прогуляться.
    Арбуз встал, прошелся по кабинету, сел рядом с Черновым.
   –  Вот что, Дмитрий Игоревич. Сейчас отправим мы вас в одно надежное место на Карельском перешейке. Отдохнете там пару неделек, а за это время мы тут документики вам приготовим – не волнуйтесь, чистые, как слеза новорожденного. И отправим вас с ними в Европу переждать год-другой, пока вся эта байда не успокоится. Ну а там решим, что делать. Как вам такой вариант?
   –  Спасибо, – только и смог сказать Чернов. – Вы хорошие люди, Михаил Александрович, и вы, Роман...
   –  Ну и хорошо! – махнув рукой, Арбуз придвинул к себе поднос с бутылками. – А теперь выпьем как следует и позабудем хоть на время о всяких там горестях-неприятностях. Давай, друг детства!
    И Роман дал, как, впрочем, и все остальные, включая расслабившегося наконец-то Чернова. Радостное облегчение овладело всеми, и никто не думал о завтрашнем дне.
    Только вот проклятая «Воля народа» никак не выходила у Романа из головы.
    И не зря.
    Как раз в это время в Москве Самоедов отчитывался перед Самсоном Эдуардовичем Бергамовым о результатах проведенного им расследования. Оно касалось причин катастрофического провала в Петербурге и его виновников. Доклад Самоедова длился около часа. Он очень волновался, часто вытирал пот с бледного лица белоснежным носовым платком.
    Показанная в программе «Факт правды» пленка с откровениями Петрова вызвала скандал государственного масштаба. Завыли недобитые оппозиционные газетенки, к ним тут же подключилась иностранная пресса. Некстати подвернулась сессия Европарламента, посыпались запросы. Западные враги тут же спустили с поводка демократическую международную шваль – то да се, в России готовится возврат к тоталитаризму почище сталинского, причем на самом высоком уровне... Дошло до Кремля.
    Столь тщательно законспирированная «Воля народа» оказалась засвечена – и засвечена Петровым, которого, как ни верти, порекомендовал организации именно он, Адольф Богданович Самоедов, и ему было прекрасно известно, какие оргвыводы следуют обычно в таких случаях по отношению и к гораздо менее провинившимся членам организации – сам не раз приводил их в исполнение...
    Выслушав Самоедова, Бергамов долго молчал. Потом вышел из-за стола, подошел к замершему навытяжку Самоедову и посмотрел ему прямо в глаза.
   –  Итак, вы утверждаете, что именно некий Роман Меньшиков является главным звеном в той цепи событий, которая привела к краху нашего ленинградского филиала и вызвала столь широкий резонанс в масштабах страны и за ее пределами.
    Самоедов молча кивнул.
   –  А вы, значит, тут ни при чем.
    Самоедов замер.
    Бергамов тяжело вздохнул. Страна, страна... Не на кого положиться, даже Самоедов – и тот подводит.
   –  Слушай, Самоедов, – сказал он веско, – даю тебе последний шанс. Что делать с Петровым и с этим поганым журналистиком – сам знаешь.
    Напряженно слушающий Самоедов опять кивнул.
   –  Ну а что касается Меньшикова, – Бергамов не сдержался и дернул щекой, – с ним разговор будет особый. Очень особый...
    Бергамов подошел к окну своего кабинета. Прямо напротив окна, на другом берегу Москвы-реки, в лучах оранжевого предзакатного солнца золотился Кремль.
   –  Именно так, – повторил он твердо, – очень особый разговор...