Страница:
Говорят, где-то в прошлом, когда еще не придумали холодильника, для того, чтобы молоко дольше не скисало, в него укладывали мертвых лягушек. Ради любопытства решил проверить: так это или не так. Купил пол литра молока, выменял на бутылку пива у бомжа мертвую лягушку. Вылил молоко в банку, бросил туда лягушку. Банку закрыл крышкой и поставил в ванной на шкафчик. Вечером прибежала с работы Марина, вымылась в душе. И, выйдя из ванной с пустой банкой, обняла меня, чмокнула в щеку и промурлыкала: «Сашенька, милый, мне целый день хотелось попить холодненького молочка, и ты услышал меня, невзирая на разделявшее нас расстояние, – ты выполнил мое желание. Такого вкусного молока я еще не пила. Теперь я знаю, что руки любимого творят чудеса».
Я вовремя вспомнил о тонкой женской натуре, поэтому не стал спрашивать, каким был ее последний глоток.
Выхожу из автобуса на своей остановке и вижу маленькую-маленькую старушонку, которая тащит мимо остановки, по направлению к моему дому, огромную черную сумку на колесиках. Сумка явно старухе не по силам, потому что она катит-тащит ее медленно-медленно и, наверняка, из последних сил. Старуха одета в джинсовый костюм, из которого торчит маленькая с седыми волосами голова, похожая на сморщенную печеную картофелину. Сделав десяток шагов, я ее догоняю и предлагаю:
– Бабушка, давайте я вам помогу.
Старуха улыбается беззубым ртом и соглашается:
– Помоги, милый, а то я не дотащу до места, помру.
Я беру сумку за ручки, качу ее и понимаю, что и для меня она очень тяжела. От сумки сильно пахнет мятой и медом.
– Бабушка, и что же за тяжести вы возите, могли бы надорваться.
– Да вот сын переехал в новую квартиру, а я везу ему подарки с пасеки.
– А какой номер дома? Куда тащить подарки?
Старуха называет номер моего дома, и это меня радует, потому что сумка тяжеленная. Через три минуты мы дотащились до дома, и я спрашиваю:
– А какой номер квартиры?
– Сто.
– Дак там живут мои новые соседи. Они вчера переезжали. Весь вечер таскали вещи, но от предложенной помощи отказались, своих мужчин было много.
– Это были мои сыновья, их семеро, вчера помогали младшему.
Старушка вдруг хитро улыбнулась и предложила:
– Давай поспорим на щелбан, что через минуту будет гроза с проливным дождем.
День был ясным и безветренным. В небе не было ни одного облачка. Одинокое солнце ясно намекало, что старушка блефует. Мы остановились передохнуть, не дойдя до парадного подъезда сотни шагов. Я был уверен, что старушка меня разыгрывает, и решил ей подыграть:
– Бабушка, но мне неудобно будет бить вам щелбан. Балда бьет щелбан очень больно.
– Ты, молодой человек, просто боишься проиграть.
– Да не боюсь я проиграть. Гроза если и будет, то, может быть, завтра. Но раз вы настаиваете, то давайте поспорим.
Старушка протянула мне сухонькую ручку, я пожал ее осторожно, и получилось, что мы с ней поспорили. Потом она оттолкнула меня и начала бормотать какие-то незнакомые мне слова, трижды крутанулась против часовой стрелки на левой ноге, смачно плюнула в небо – и из-за дома со скоростью идущего на посадку самолета выскочила лохматая черная туча, метрах в двадцати от нас в землю ударила молния, загрохотал гром и пошел проливной дождь. Я подхватил сумку и бросился к парадному подъезду, старушка семенила сзади. В парадную мы вбежали, промокшие насквозь. Потом я поднял тяжеленную сумку на первой этаж и нажал кнопку вызова лифта. Двери открылись, мы со старушкой и сумкой вошли в кабину, и я нажал кнопку шестого этажа. Двери закрылись, и лифт начал подниматься. А старушка сказала:
– Ну что, милок, проиграл – подставляй лоб.
Я наклонил голову, чтобы ей было удобнее бить, улыбнулся и получил щелчок в лоб такой силы, что ударился спиной о стенку лифта. Старушка захихикала:
– Наперед будешь знать, с кем спорить, а с кем не спорить.
Лифт поднялся на шестой этаж. Я вышел первым, подкатил сумку к сотой квартире и оглянулся. Старушки сзади меня не было. Я быстро нажал кнопку лифта, двери открылись, там ее тоже не было. По лестнице тоже никто не спускался и не поднимался. Старушка испарилась, словно ее и не существовало. Но в ее существовании я был уверен на двести процентов, потому что на моем лбу красовалась здоровенная шишка как следствие ее щелбана.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – проворчал я и нажал кнопку звонка сотой квартиры.
Никто не отзывался на мой длинный звонок. Позвонив минут пять, я решил, что сумка может постоять у меня в прихожей до прихода новых соседей. Я вытащил из кармана ключи и открыл дверь своей, девяносто девятой, квартиры.
Затащил сумку в прихожую. Закрыл дверь. Из комнаты вышел Боцман. Он подошел к сумке и стал старательно ее обнюхивать. Я почесал ему за ухом и сказал:
– Боцман, там, скорее всего, мед и другие продукты с пасеки. Ты вряд ли будешь это есть.
Мои слова не произвели на кота никакого впечатления, он продолжал с интересом обнюхивать сумку. Я разделся и пошел в ванную принять душ, потому что был насквозь мокрым. А Боцман в это время запрыгнул на сумку и стал лапой теребить замочек закрытой «змейки». Я знал, что Боцман может запросто эту «змейку» открыть, но не придал этому значения, потому что мой кот никогда не будет есть продукты с пчелиной пасеки. Я залез в ванную, сделал душ терпимо горячим и мылся минут пятнадцать, пока мое настроение не улучшилось. Тогда я вышел из ванной.
Боцман все-таки открыл черную сумку. Из нее торчала лысая голова мертвого мужчины. Глаза его были закрыты. На щеках и подбородке торчала седая щетина. А губы застыли в лукавой улыбке. Твою мать! Это же труп из моего дивана, от которого приятно пахло смесью древесной смолы и ароматами полевых цветов, труп, которого мы с Михаилом сбросили с моста лейтенанта Шмидта, привязав к его ноге пудовую гирю, месяц назад, твою мать! Кто же это надо мной так шутит?...
Говорят, в одну воронку второй снаряд не залетит. Вранье, я однажды пил пиво с одним бывшим солдатом, которому довелось пересидеть в воронке, в которую в течение часа залетело четыре снаряда. Правда, бывший солдат не уточнил, сколько снарядов взорвалось. Но судя по его внешнему виду – не менее двух.
Купил две книги. Одна – «Пена дней» Бориса Виана, взял ее по совету приятеля. Другая – «Сердце тьмы» Джозефа Конрада, взял ее по совету моего внутреннего голоса. Когда я открываю для себя новых хороших авторов, то заранее радуюсь удовольствию, которое получу при чтении. Еще в магазине я открыл два раза наобум томик Конрада, и оба раза мне было чрезвычайно интересно. Джозеф Конрад – это мой автор. А открывать томик Виана я побоялся, потому что если это не мой автор, то я его не куплю и не и познакомлюсь с автором, о котором много говорят хорошего и плохого.
Вечер. Звонит телефон. Поднимаю трубку, приятный женский голос поздравляет меня с днем рождения. Я благодарю и объясняю, что мой день рождения зимой. Приятный женский голос уточняет: «А вы разве не Роберт Иванович Рождественский?» – «Нет, – отвечаю я. – Я – Александр О`Бухарь, стихийный поэт, и с удовольствием выпью за здоровье именинника, Роберта Ивановича Рождественского, и за приятный женский голос».
Как хорошо, что мне ничего не надо выдумывать, в окружающей меня действительности /жизни/ так много интересных историй – только успевай записывать. Вот и сегодня мой хороший знакомый пригласил меня в гости. Мы расположились у него в кабинете. Выпили водки. Приятель быстро опьянел и предложил мне посмотреть «живое» порно. Он подвел меня к стене, на которой висела хорошая копия картины Сальвадора Дали «Юная девственница, самоудовлетворяющаяся собственным целомудрием». Картина висела на двух дверных петлях и выполняла функции двери. Приятель открыл эту красивую дверь, и за ней оказалось прозрачное стекло, вмурованное в стену. Сквозь стекло можно было наблюдать за соседней комнатой. Приятель меня предупредил, что стекло со стороны комнаты жены выполняет функции зеркала. И его жена, конечно, об этом хитром зеркале не догадывалась, потому что в эти самые мгновения занималась на полу сексом с другом семьи. И у них неплохо получалось. Но приятель не дал мне долго наслаждаться этим красивым зрелищем. Он захлопнул картину Дали. Мы снова уселись за стол. Выпили, и мужчина-рогоносец признался мне, что эта шоковая терапия для него продолжается уже целый год, но страстная любовь к жене и глубокое уважение к другу не позволяют ему все открыть и разрушить треугольник. И, когда я уже уходил, он признался: «Знаешь, а со мной в постели Сонечка совершенно другая, со мной она – дьяволица, а со Славиком – бревно-бревном, даже обидно за него».
Если у мужчины не растут рога, значит он еще холостой.
Говорят, к середине лета в Ораниенбауме созревает так много апельсинов, что их раздают бесплатно всем желающим. А человеку, взявшему тридцать килограмм, дают бесплатно – в придачу – три килограмма сахара и двести граммов дрожжей. Нужно будет обязательно туда съездить и набрать апельсинов столько, сколько влезет в машину.
Сегодня вдруг ясно понял, что люблю не только душой и телом, но и разумом. Взглянул на Марину и увидел то, чего не замечал месяцы: словно сняли с глаз моих серую пелену, которая мешала правильно оценивать. Любовь, несомненно, божий дар, и если его получаешь, то ни в коем случае нельзя сомневаться, пугаться, оглядываться (последнее – и есть серая пелена на глазах).
Я совершенно забыл о трупе в моей прихожей. А ведь завтра к обеду Маринка прибежит с работы, так что от этого «подарка» мне необходимо избавиться сегодня же. Не хочу его показывать Маринке, потому что после того как она его увидит, хорошего секса у нас не получится. А я очень хочу хорошего секса с Маринкой завтра. Поэтому, поколебавшись, я набираю номер Михаила. Он снимает трубку, и я говорю:
– Здравствуй, Михаил.
– Привет, Александр, как твои дела?
– Хорошо. Хочешь я тебя рассмешу?
– Конечно, хочу.
– Помнишь, ты помогал мне с трупом?
– Обижаешь, Александр, конечно, помню, после той истории я бросил пить, не пью уже целый месяц и чувствую себя уродом.
– Дак вот, этот труп опять в моей квартире.
– Ты опять нашел его в диване?
– Нет, я собственными руками притащил его с автобусной остановки к себе в квартиру. Он был упакован в большую сумку на колесиках. И обстоятельства сложились так, что я, как придурок, на собственном горбу притащил его в квартиру.
– Ты действительно придурок, но помочь сегодня я тебе не смогу, у меня сломалась машина, я уже тебе говорил, что трезвый я очень плохо ее вожу, ну и не вписался в дорогу и поймал столб, хорошо, что ехал на маленькой скорости, но двигатель сломал, теперь снова хожу пешком, а езжу – на троллейбусе.
– Миша, ты снова стал троллем? – захихикал я.
– Почему троллем?
– Потому что троллейбус – это машина троллей.
Михаил захихикал:
– Если я тролль, то ты – грязный Орк.
– Обижаешь, начальник, по крови я – эльф. Да, Михаил, а денежки в долг у тебя хотя бы есть? Я, как всегда, на мели.
– Деньги есть, но отложим нашу встречу на завтра.
И Михаил повесил трубку. Я постоял полминутки, потом положил трубку и подумал, что от общения с трупом есть и польза: Михаил бросил пить, а это уже немало, ведь алкоголик, бросивший пить – это гладиатор, получивший вольную, но Михаилу до вольной еще далеко, поскольку в трезвом состоянии он ощущает себя уродом. Любопытно, а кем он ощущает себя в пьяном состоянии? Нужно будет потом спросить его об этом.
Самое тяжелое время для алкоголика – это время похмелья. Тело трясет, как при приступе лихорадки. Невидимые глазом, алкогольные черти колотят, не переставая, кувалдами по голове, отбойным молотком пробивают желудок и кишечник, раскаленным прутом тычут в анус, перетягивают шнурком мочевой пузырь, тонкой иглой прокалывают сердце и печень. Глаза слезятся, воздуха не хватает, а кисти рук скручивает судорога. И я очень ясно представляю, что же происходит с грешниками после страшного суда.
«Если ты знаешь свою норму, то ты непобедим», – любил говорить Конфуций, съев пару жирных баранов перед обедом.
Так, а что же мне делать с трупом, в воде он, оказывается, не тонет. Может быть, он горит в огне? Точно, его необходимо попробовать сжечь. В городе это сделать сложновато. Придется ехать за город. У мамы есть дача в Кавголово, огороженная высоким забором. Там у них с Платоном заготовлено много дров, и я смогу без свидетелей разложить огромный костер и сжечь труп с приятным запахом мяты и меда. Интересно, что запах у трупа изменился. В первый раз он пахнул сосновой смолой и полевыми цветами, теперь же – мятой и медом. Запах тоже не из худших.
Определив свои действия, я звоню маме:
– Здравствуй, мам, это я.
– Александрик, здравствуй, ты давно не звонил, наверное, искал работу, а я тебе звонила на прошлой неделе раза три, но никто не брал трубку, как ты себя чувствуешь?
– Все нормально, мам, решил вот съездить на твою дачу в Кавголово и немного подышать свежим воздухом и покушать твоего варенья.
– Ты правильно решил, я же предлагала туда съездить еще месяц назад, подышать нормальным воздухом, попариться в баньке. Кстати, в холодильнике там полно всякой еды, мы с Платоном приезжали туда три дня назад, ключи у тебя должны быть, ты их не потерял?
– Все нормально, мам, ключи я не потерял.
– Александрик, а твоя Мариночка очень милая девочка, вчера мы с ней разговаривали по телефону полчаса, ты в это время ходил в магазин за продуктами, знаешь, мне кажется, тебе очень повезло с девочкой, она обожает тебя и говорит только о тебе, Александрик, вы на дачу вместе поедите?
– Нет, мам, Марина сегодня работает. Я поеду один.
– Один, ну это тоже неплохо, смотри только не напейся, там у Платона большой запас разных напитков, а тебе, Александрик, после больницы, наверное, нельзя пить.
– Не беспокойся, мам, я не собираюсь пить.
– Александрик, ты меня оторвал от важного дела, поэтому – до свидания.
И мама повесила трубку.
А я надел кроссовки и джинсовый костюм, не забыв, конечно, о трусах и футболке, забрал последние пятьсот рублей из шкафа и вышел. День уже подбирался к вечеру, поэтому рядом с парадным подъездом я столкнулся с дворником Петровичем, пьяным и агрессивным. В первый раз, когда мне помогал Михаил, он перепутал меня с маршалом Жуковым, который во время войны, по рассказам дворника, собственноручно бил его по морде. А сегодня Петрович перепутал меня со своей женой, он развел руки в стороны, загородил мне проход и сказал:
– Зинаида, милушка моя, дай я тебя поцелую, ты моя единственная и неповторимая.
Я не успел среагировать, как Петрович крепко обнял меня за шею и смачно поцеловал в губы. От него так противно пахло, что меня чуть не вырвало. Я рефлекторно его оттолкнул, Петрович не удержался на ногах, упал в заросли шиповника и завопил:
– Зинуля! За что такая немилость? У нас же с тобой дети, два мальчика от слесаря Налимова и еще один мальчик от водопроводчика Сидорова. Твою мать!
Дальше дворник начал красиво материться, но у меня не было времени слушать, я катил большую черную сумку в сторону железнодорожной станции «Мурино». Обычно, без такого груза, я добегал-доходил до станции за пятнадцать минут, а сегодня потратил полчаса. И вспотел так, что футболка и трусы промокли насквозь.
Я купил в кассе билет на электричку до Кавголово и обратно и с большими усилиями затащил сумку на платформу. Подошла электричка, двери с шипеньем открылись, и я с трудом втащил сумку в тамбур. Свободных мест было много. Я прошел в вагон, выбрал две пустых скамейки и сел, поставив сумку под окно между скамейками. Поездка начиналась неплохо, тьфу-тьфу.
Слышал, что певцу Стингу не дали в самолете подушки сразу, а принесли ее через две минуты тридцать секунд. Он считает, что в этом виноват цвет его кожи (стюардесса была негритянкой).
На станции «Девяткино» пассажиров прибавилось и напротив меня села женщина тридцати-пятидесяти лет, среднего роста, с некрасивой фигурой и некрасивым лицом, одетая в длинный зеленый сарафан с разрезом до бедра. Женщина положила ногу на ногу, и разрез позволил мне рассмотреть одну ногу полностью. Она была некрасивой: ступня – огромной, наверное, сорокового размера, икра – слишком мускулистой, а ляжка – жирной. Расцветка трусов мне тоже не понравилась – ярко-красные с серыми розами.
Женщина пила пиво. Поймав мой взгляд, она подмигнула, улыбнулась, показав лошадиные зубы, и сказала:
– Классная ножка, да? Она многим нравится, меня, кстати, Жанной зовут.
– Дa уж, ножка классная, а ваша фамилия, случайно, не д`Арк? – спросил я и тоже улыбнулся.
Женщина захихикала и ответила:
– Нет, моя фамилия более известная – Агузарова.
– Тоже неплохо. Но мне больше нравится д`Арк.
Женщина, приободренная моим вниманием, спросила:
– А тебя, малыш, как зовут?
– Александр Дюма, отец и сын в одном лице.
– Очень приятно, а за знакомство надо выпить.
Жанна опустила задранную ногу на пол, после чего сарафан почти полностью ее прикрыл, достала из своей сумки белое вафельное полотенце, расстелила его на моей сумке с трупом, затем из ее сумки появились: бутылка водки, два пластмассовых стакана, бутерброды с ветчиной, сыр и свежие огурцы с помидорами. Все это выглядело настолько аппетитно, что я сразу же вспомнил о своем пустом желудке. Он вожделенно заурчал. Последний раз я ел утром, а потом забыл о еде. И вот теперь некрасивая незнакомая женщина предлагает мне красивую еду. Почему же я должен от нее (в смысле – от еды) отказываться? Я и не собираюсь этого делать. Я смотрю в ее маленькие глазки, зеленеющие из-под нависших густых белесых бровей, на ее крупный горбатый нос, на узкие не накрашенные губы, на красные полные щеки, на тройной подбородок, на узкий лобик, на короткие редкие волосы на голове и говорю:
– За знакомство можно и выпить.
Женщина быстро открывает бутылку, наливает по полному стакану, ставит бутылку на сумку, поднимает свой стакан, чокается с моим и говорит:
– Поехали, малыш, за знакомство, бог даст, не последнюю пьем.
После этого она выпивает двухсотграммовый стакан тремя глотками, закусывает огурцом и смотрит вопросительно на меня:
– Хорошая водочка, малыш, пей, не стесняйся и ветчиной закусывай.
Полными стаканами водку я не пью уже давно, потому что в этом мало удовольствия: очень быстро пьянеешь и потом ничего не помнишь. Поэтому я отпиваю граммов пятьдесят, ставлю свой стакан на место и начинаю активно закусывать. Ветчина хороша, также как и сыр с помидорами и огурцами.
Женщина удивляется:
– Да ты же не допил – это плохая примета, жизнь будет неполной.
Она хватает мой стакан, допивает водку, запивает пивом из бутылки и улыбается:
– Вот так, малыш, учись пить, иначе тебе будет трудно владеть такой классной женщиной, как я.
Я с ней соглашаюсь:
– Да, с такой женщиной мне будет трудновато.
– Ничего, не робей, ты еще молодой мальчик и всему сможешь научиться... если у тебя стоит, конечно. – Женщина вдруг перестает улыбаться и спрашивает: – Послушай, малыш, а у тебя стоит или нет? Не люблю мужиков, у которых не стоит, они хуже баб.
Я, не переставая с аппетитом жевать, говорю:
– Мои женщины на меня не обижались.
Попутчица с недоверием смотрит на меня:
– А может, твои женщины – лесбиянки.
– Может быть, но они мне об этом не рассказывали.
Женщина снова разливает водку по стаканам, касается сумки с трупом и спрашивает:
– А почему она такая холодная? Ты что, лед везешь, что ли?
– Я везу замороженное мясо.
– Да там, наверное, целый поросенок?
– Почти целый, но только без внутренностей.
– А зачем тебе целый взрослый поросенок?
– Хочу его зажарить и съесть.
Женщина с уважением глядит на меня.
– А ты, похоже, сильный мужчина, за это надо выпить.
Она берет полный стакан с водкой и говорит:
– За мужчину, который может съесть целого жареного поросенка.
Затем тремя глотками осушает стакан, закусывает помидором и вопросительно смотрит на меня:
– А ты почему не пьешь халявную водку?
Я беру стакан, опять отпиваю пятьдесят граммов, ставлю его обратно и активно принимаюсь за закуску.
Женщина уже злится:
– Да ты издеваешься надо мной! Опять недопил, это же плохая примета, жизнь будет неполной!
Затем она хватает мой стакан, допивает его двумя глотками и говорит:
– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет!
Электричка останавливается на станции Кузьмолово, в вагон входят два здоровенных мужика. Увидев их, женщина поднимает руку и кричит:
– Ромуальд, я здесь, твоя маленькая Жанна здесь!
Здоровенные и высоченные мужчины подходят и садятся: один – рядом со мной, а второй – рядом с Жанной. На обоих надеты спортивные штаны, кроссовки и майки (несмотря на довольно прохладную погоду на улице). Мышцы мужчин накачаны до такой степени, что Арнольд Шварценеггер рядом с ними показался бы мальчиком. Лица мужчин некрасивы, как и лицо женщины. Они похожи на братьев и сестру. Но тот, что сел рядом с Жанной, явно не брат: он обнял женщину, ухватил могучей рукой за крупную грудь и сказал:
– Жанка, шлюха, ты опять собиралась трахаться не со мной, а с каким-то уродливым лягушонком, я же могу заревновать и шею свернуть.
Женщина втянула голову в плечи и испуганно сказала:
– Ромуальдик, он сам ко мне пристал, водку вытащил и хотел меня споить, но ты же знаешь, что я не пью, я и отказалась от водки, дак он выпил из обоих стаканов за себя и за меня, алкаш какой-то, а потом предлагал поехать к нему жарить поросенка. Он в этой черной сумке целого поросенка везет, килограммов на семьдесят.
Ромуальд оживился:
– Целый поросенок на семьдесят килограммов – это очень хорошо. Этот говнюк нам выкуп заплатит за то, что приставал с развратными предложениями к моей жене.
Ромуальд качнулся ко мне, ухватился левой рукой за мою ногу выше колена и сжал с такой силой, что я вскрикнул от боли и хотел ударить обидчика, но сосед обхватил мои руки выше локтей и прижал их намертво к телу. Я подергался, но освободиться из богатырских объятий не смог и затих. А Ромуальд отпустил мою ногу и обыскал карманы. Нашел пятьсот рублей и сказал:
– Пятьсот рублей и поросенок – это смехотворно маленький выкуп за оскорбление моей красотки-жены, но у меня сегодня день рождения, поэтому я добрый и отпускаю этого уродливого лягушонка на свободу. Кстати, уже подъезжаем к Токсово. Придурок, если ты дернешься, то мы тебя уроем в две секунды.
После этих слов Ромуальд вскочил, взял мою сумку и покатил ее к выходу, его жена со своей сумкой поспешила за ним. А сосед сжимал меня до момента, пока поезд не остановился, потом быстро вскочил и выбежал из вагона. Двери закрылись, электричка тронулась, двое некрасивых мужчин и некрасивая женщина шли по платформе, смеялись и показывали мне каждый по одному среднему пальцу, намекая, что они меня поимели. Один из мужчин катил без напряжения огромную черную сумку с трупом.
Я же подумал, что после вскрытия сумки Ромуальд обязательно свернет Жанне шею.
Мне тридцать семь. Я уже некто и одновременно никто. Я – Одиссей и ноль. Но Одиссея невозможно съесть /уничтожить/, а ноль можно превратить в любого президента.
Однажды все люди земли взялись за руки. Поначалу они долго смеялись, радуясь своему единству, затем они долго молчали, осмысливая это единство. Затем они долго ругались. Затем они долго дрались. Затем разошлись по домам, и каждый радовался своей индивидуальности.
Объявили по радио, что на Дворцовой площади будет петь сам Пласидо Доминго. Значит, простые певцы, которые поют на улицах города и в переходах метро, очень неплохо зарабатывают, если сам Доминго выйдет на площадь подхалтурить /срубить денежку/.
Моему приятелю стало плохо. Он отмечал с друзьями День Медика (хотя с медициной никто из них не связан). Отмечали таким обильным возлиянием, что сердце приятеля начало работать с перебоями. Парень потерял сознание, а его друзья попытались вызвать скорую медицинскую помощь по телефону. Но диспетчер быстренько пресекла их жалкую попытку:
– Вы что там все с ума посходили, что ли?! Сегодня же День Медика! Потерпите до завтра. Наши сегодня пьянее ваших.
Сегодня внутренний голос шепнул мне: «Играй и выиграешь». Я послушался. Зашел в зал игровых автоматов, недалеко от площади Мужества. Взял пять жетонов, и удача мне улыбнулась. Выигрыш составил три сотни рублей. На стройке нужно целый день вкалывать, чтобы их заработать. Мелочь, но приятно. По натуре, я не азартен, поэтому дальше играть не стал и остался при выигрыше, который пропил в ближайшем кафе.
Оказывается, в Ростовском зоопарке шимпанзе не размножаются, потому что самцы не знают техники производства детей. Мужчины-добровольцы из работников зоопарка решили сами показать, как это нужно делать – они разобрали самок шимпанзе и показали. Зрелище самцам очень понравилось, но размножаться они все равно не хотят.
Двадцать третье июня. Вечер. Звонит телефон. Поднимаю трубку. Приятный женский голос поздравляет меня с днем рождения. Я благодарю и объясняю, что мой день рождения зимой. Приятный женский голос уточняет: «А вы разве не Ахматова Анна Андреевна?» – «Нет, – отвечаю я. – Я Александр О`Бухарь, цветок, растущий из сора, и с удовольствием выпью за здоровье именинницы Анны Андреевны Ахматовой и за приятный женский голос».