Ежегодно на лучших минных полях земли проводятся чемпионат мира по скоростному разминированию боевых мин. Как обычно, победителем становится последний взорвавшийся спортсмен.
 
   Говорят, поэт Владимир Маяковский любил играть в русскую рулетку.
 
   Гроб плотники к обеду успели сделать и получился он выдающимся – в таком гробу, как сказал мастер Борман, и директора похоронить не стыдно. Вот только директора никто пока не пришил. Плотники закончили работу, и человек от зам начальника второго цеха принес обещанные пятнадцать литров спирта в двух канистрах. Мастер Борман руководил сервировкой стола. B честь ударно законченной работы спирт разлили в хрустальные трехлитровые вазы. Посредине тринадцатого цеха установили большой круглый стол, в центр стола поставили огромное блюдо с тушеными кроликами, которые мне показались тушеными кошками, но мастер Борман сказал, что это тушеные кролики, и я ему поверил, но есть на всякий случай не стал.
   Спирта мне опять не наливали, что меня и радовало.
   Я сидел между Первым и Вторым, пил минеральную воду, за которой пришлось сбегать в заводской магазин и ел печеный картофель, который картофелем и являлся.
   Первые два круга пили не чокаясь, поминая погибшего раньше срока начальника второго цеха, а когда разлили по третьему стакану, слово взял мастер Борман:
   – Бойцы! Завтра нам штурмовать этот гребаный Берлин. Еще немного усилий – и враг будет уничтожен в своем же поганом логове. Завтра мы очистим мир от скверны, имя которой Наполеон и его гарем. Мы закопаем их в одной общей братской могиле, чтобы они не скучали и там. И мир вздохнет глубоко и с облегчением, как просравшийся страдающий запором человек. И богу это будет так угодно, что он на радостях выпьет водки и пустится в пляс, потому что бог тоже человек и ему не чуждо все человеческое, наверное, он и от женщины не откажется. И за этот момент истины предлагаю выпить.
   – Сильно сказано! – выпалил Первый.
   Мастер Борман и плотники дружно подняли свои стаканы, выпили до дна, поставили стаканы на стол и мастер продолжил свое выступление:
   – Если двух дураков столкнуть лбами, то ничего не произойдет, потому что у них пустые головы, а если лбами столкнуть двух умников, то мысли в виде искр вылетят из их глаз, они, эти искры, могут прожечь даже металл – это зависит от уровня интеллекта. У черепахи жесткий панцирь, а у страуса длинные ноги, у обезьяны – голая жопа, но это не влияет на скорость вращения земли, господа, потому что этой скорости на всех наплевать. Собаку трахать так же приятно, как и свинью, они не хуже женщины, а иногда даже лучше. А Иосиф получил звезду на свои погоны, но лучше от этого не стал. Давайте выпьем за его носки, которые он никогда не стирал, потому что в пустыне не было мыла.
   – Круто выдал, – восхитился Второй и наполнил пустые стаканы спиртом.
   А потом мастер Борман и плотники выпили до дна, поставили стаканы на стол и мастер продолжил:
   – Клизма с водой намного приятнее клизмы с водкой, не жжет потом прямую кишку, зато после клизмы с водкой жжет мозги. Когда мой член перпендикулярен моему телу – я мужчина, а когда параллелен – я женщина. Без труда не набьешь мозоли на ладонях. В Петербурге каждый второй – пидор, а каждый первый – лесбиянка. Киянкой по пальцам тоже очень неприятно бить.
   – Шикарно! – обрадовался Третий и наполнил пустые стаканы спиртом.
   Потом мастер Борман и плотники выпили до дна, поставили стаканы ни стол и мастер продолжил:
   – Береговая охрана бдит. И поэтому к берегу мы не пойдем. Мы пойдем по волнам, в направлении жгучей звезды. И сплетем из лучей, из ее золотистых лучей мы сплетем невесомую сеть и поймаем себя. Очень трудно себя изловить и узнать. Неужели вот этот угрюмый старик – это я? Я же только что трахал жену, зачиная детей. Посмотри мне в глаза, рыбоглазый урод, и послушай, как море поет, перестань трепетать и пердеть. Ты представь: это море зовет нас к себе для лукавых побед. Друзья, за лукавых!
   – Всегда готовы, – одобрил Четвертый и наполнил пустые стаканы спиртом.
   Затем мастер Борман и плотники выпили, а я вдруг сообразил, что последнюю тему мастер выдавал анапестом, есть такой стихотворный размер, а мастер Борман продолжил:
   – Если пуля дура, то зачем же ею стреляют? В четверг всегда идет дождичек, а не дождь. Когда я смотрю в зеркало, то моя левая скула становится правой, но бить по обеим одинаково неприятно. Истина не в вине, истина в спирте. Сперма Буратино всегда с опилками. Не суй жопу в чужой огород, могут и оторвать. Когда стучишь членом по пустым ведрам, они поют. Если август кончает, то лету конец.
   – Браво! – крикнул Четвертый и наполнил пустые стаканы спиртом. Мастер Борман и плотники выпили. И в этот момент в цех забежал высокий худощавый старик в рабочей одежде, он спросил у Первого:
   – А кто из вас Седьмой?
   Я сразу же сообразил, что по мою душу пришел очередной клиент и, наверное, с предложением убрать какого-нибудь начальника цеха, их на заводе больше сотни.
   – Ну, я Седьмой, – сказал я и вылез из-за стола.
   Старик схватил меня за руку и отвел в сторону выхода из цеха. Сумасшедших речей мастера Бормана с такого расстояния было уже не слышно. Что и оказалось для меня небольшим подарком, потому что все хорошо в меру, а мастер Борман меры не знал. Кстати, он на моих глазах успел выпить восемьсот граммов чистого спирта и не умирал, а бодро размышлял и общался со своими подчиненными. А старик, который был выше меня на целую голову, похлопал меня по плечу и сказал:
   – Сынок, ты, говорят, классный душегуб, помоги мне, старому коммунисту, отстоять свою честь.
   Я удивился:
   – А кто же покушается на вашу честь, по виду вам за семьдесят?
   Старик беззубо заулыбался:
   – Семьдесят шесть, а убрать нужно Клавку-кладовщицу, она, сучка, спит с токарем Петькой.
   – Ну и пускай спит, а причем здесь вы?
   – А я ее муж.
   Старик вытащил из кармана триста рублей и протянул их мне:
   – Вот, возьми триста рублей, хотя она, сучка, и сотни не стоит, но если твои расценки за работу – это триста, значит, пусть будет триста.
   Я возразил:
   – Отец, за начальника цеха мне дают триста долларов, а вы за кладовщицу предлагаете триста рублей, эта же почти бесплатно.
   Старик затрясся всем телом и визгливо заговорил:
   – С ума все посходили, триста долларов! Да за такие деньги я переубиваю весь завод! А ты, бездельник малолетний, кулацкая морда, нажиться хочешь на рабочей крови! Хрен тебе в жопу! Я сам и совершенно бесплатно замочу мою Клавку, а Петьку трогать не буду, пускай помучается без ее поганой щелки!
   Старик засунул деньги в свой карман и вышел из цеха. А я переоделся в своей раздевалке и пошел в направлении выхода. Недалеко от проходной, из дверей восемнадцатого цеха выскочил огромный черный кот, он превосходил своими размерами всех виденных мной котов раза в три. Черный кот размером с рысь без предисловий сбил меня с ног, подхватил мою сумку, в которой лежали все полученные за сегодня деньги, книга Пелевина « Жизнь насекомых» и грязные носки, и скрылся в восемнадцатом цехе. Я отделался легким испугом.
 
   Говорят, хорек может всего за полчаса перегрызть горло льву, пока тот сладко спит в своем логове. Львы, наверное, очень боятся хорьков.
 
   А огромный кот на заводе все же существует. Шикарный огромный кот. Царь всех заводских котов. Могучий и красивый. Скоростной и очень сильный. И если бы я пил сегодня спирт или водку, то, конечно же, посчитал бы его за галлюцинацию. Но алкоголя я не пил. А кота разглядел в деталях. Он легко, играючи ударил меня двумя передними лапами в грудь, и я отлетел на асфальт, задрав вверх свои стройные ноги. Хорошо, что я приземлился удачно, ничего не повредив. А этот славный котище мог бы одним движением своих белых здоровенных зубов порвать мою шею, но это не входило в его планы. Он просто схватил мою сумку и исчез.
   Я поднялся с асфальта, отряхнул свои рубашку и брюки и заглянул в восемнадцатый цех. Кота там не было. Зато я обнаружил то, ради чего Орлов устроил меня на этот завод. Наконец-то я нашел их, эти сраные ракеты «Земля-воздух». А то я уже начал нервничать, потому что за две недели оббегал множество цехов, но ничего не разнюхал. А они, голубушки, рядом с проходной, в восемнадцатом цехе. Сегодня же позвоню Орлову, пусть порадуется, а то он начал звонить мне через день и угрожать. А Орлов от угроз к действию переходит очень быстро, и лучше его до этого не доводить. Слава богу! Ракеты нашлись, и это уже немало. Я-то полагал, что их вообще на заводе нет, во что Орлов бы не поверил, и поэтому планировал свое отступление. Но отступив, я бы потерял свою квартиру, к которой привык, и трех удивительных женщин, которых люблю. А это, конечно же, меня не устраивает. И поэтому я подготовлю ракету к вывозу с завода. Как это произойдет, я еще не знаю, но это произойдет.
   Я прохожу через проходную, показываю пропуск, но один из охранников не хочет меня выпускать. Он отводит меня в сторону и спрашивает:
   – Ты из тринадцатого цеха?
   – Да.
   – Мне нужно переговорить с Седьмым, где он сейчас находится?
   – Перед вами. Седьмой – это я.
   Я уже знаю наперед, что поведает мне охранник. Он берет меня под руку и радостно сообщает:
   – У меня для вас заказ, нужно убрать начальника охраны и его заместителя, расценки мы знаем, в конверте шестьсот баксов.
   И охранник протянул мне конверт. И вдруг мне в голову пришла гениальная идея: почему бы не переговорить с охранником о вывозе ракеты? Орлов наверняка заплатит за это хорошие деньги. Я беру охранника под руку и спрашиваю:
   – Слушайте, уважаемый, а можно ли вывезти с завода пару досок?
   – Можно, ставь пол-литра спирта и вечером, в мою смену, вывози хоть десяток.
   – А два куба досок? Мне нужно на строительство дачи.
   – Можно и два куба, ставь два литра спирта и вывози свои два куба.
   Я пожал охраннику руку, и мы разошлись. Задача с вывозом ракеты решалась гораздо проще, чем я думал. Я замаскирую ракету досками и вывезу ее с завода, поставив охраннику два литра спирта. А провернуть эту операцию мне поможет моя бригада плотников, поставлю им десять литров спирта – и они будут работать изо всех сил.
 
   Когда в маэстро, читающего со сцены о звездах и вечности, вдруг начинают бросать гнилые фрукты, тогда маэстро понимает, что пришел конец рабочего дня.
 
   Говорят, космонавты пьют пиво только из двухлитровых кружек. По десять кружек за утреннюю тренировку, по десять – за дневную и по десять – за вечернюю, подготавливая себя к неземным перегрузкам. А у меня после первых десяти кружек начинает болеть живот, поэтому я и не космонавт.
 
   Живущие сегодня люди такие же болваны, как и жившие до рождества Христова. И те, и другие воевали и воюют, и те и другие жили и живут в бедности.
 
   Ездили с Дианой на залив позагорать. Над заливом одна лохматая туча встретилась с другой лохматой тучей. Диана, заметив это, произнесла: «Смотри, Сашенька, Пушкин целуется с Бетховеном». Я поднимаю глаза к небу и вижу, как из точки соприкосновения туч выскакивает молния. Оценив это, говорю Диане, что Пушкин и Бетховен несовместимы.
   А потом, всего за десять минут, кто-то натянул на небо серое одеяло. И вместо хорошего загара мы с Дианой получили холодный водяной массаж.
 
   Сегодня судьба занесла меня на конференцию молодых писателей Северо-запада, в Петербурге. Эта дама /конференция/ высосала из меня почти всю энергию. В общем-то я почти ничего не делал. Целый день сидел на стуле и слушал стихи молодых авторов. Уже через пять часов такого сидения-слушания я вдруг почувствовал такую усталость, словно в одиночку разгрузил вагон с кирпичами. А к концу конференции количество виртуально разгруженных мною вагонов утроилось. Я отупел и плохо понимал, где нахожусь и для чего все это нужно. В финале я начал подозревать, что меня зовут не Александр, а Сизиф.
   Впрочем, один молодой поэт лет пятидесяти мне запомнился. Он залез на стол, не сняв ботинок. Назвал себя Публием Овидием Назоном. Потом протянул свои руки почему-то ко мне и, глядя безотрывно мне в глаза, прочитал стихотворение, которое и на следующий день звучало в моей голове:
 
   " Остановись, придурок мутноглазый.
   Симфонию поющих унитазов
   немного потерпи и выслушай!
   И позабудешь сладость мастурбаций
   Раскроешься на тысячу процентов
   внутри толпы ликующих дебилов.
   Им любо жить. Пойми, дружок!
   Ты будешь их вождем и божеством.
   Да здравствуют теории безумных!
   Мы, жаждущие гибели соседа,
   с улыбкой рабской подставляем спину
   сидящему на троне людоеду.
   О, трахай нас! Великий педераст!
   Мы будем славить «эго» до конца,
   в экстазе повторяя, словно клятву:
   О, трахай нас! Великий педераст!
   И дети будут повторять отцов,
   след в след ступая безрассудно,
   дрожащими и слабыми ногами,
   из лужи в лужу, носом тычась в зад,
   с испугом в общий хор вливаясь:
   О трахай нас! Великий педераст!
   Да здравствует карающая власть!
   Да здравствует наточенный кинжал!
   Который нас проткнет,
   по мудрому решению присяжных.
   В святой стране поющих унитазов!
   И будет мир на кладбище огромном!
   Гармония танцующих скелетов
   поглотит Петербург!
   Настанет век любви,
   век равенства и братства, и свободы...
   Но будущего нет. Есть кружка пива:
   вчера, сегодня и всегда...
 
   «Овидий, бездельник, занимайся своим делом, паси овец, и у тебя всегда будет выпивка, жратва и женщины!» – орал старший пастух на своего помощника.
 
   Лидер Северной Кореи приехал на бронепоезде в Петербург на экскурсию /развлечься/. На полчаса он заглянул в Эрмитаж, на двадцать минут – в Мариинский театр, на пятнадцать минут – в Петропавловскую крепость и десять часов провел на пивном заводе «Балтика». На месте лидера, я бы провел на заводе неделю.
 
   Зашел в кафе «Ампир» на Садовой улице. Предложили блюда из мяса страуса, крокодила, лягушек, колорадских жуков, техасских тараканов и гавайских клопов. Для богатых людей – блюда из мяса динозавров. Взял. Попробовал. Не отличить от свинины.
 
   Все прошло почти так, как я и рассчитал: я поставил бригаде десять литров спирта и мужички помогли мне вывезти ракету из восемнадцатого цеха, погрузить ее на машину Орлова и замаскировать снаружи досками. Потом мы подъехали к воротам, охранник, с которым я договаривался, подошел ко мне и сказал:
   – Я должен осмотреть машину.
   Я удивился, потому что полчаса назад он, получив от меня два литра спирта, обещал ничего не осматривать, и спросил:
   – А что случилось?
   Охранник пояснил:
   – За нами сейчас наблюдает начальник охраны, и поэтому я работаю по инструкции.
   Охранник залез в кузов, приподнял одну из досок и, увидев ракету, удивился в свою очередь:
   – А ракета-то тебе зачем?
   Я пожал плечами и промолчал. Охранник поставил доску на место, спрыгнул с кузова, подошел ко мне и сказал:
   – За ракету с тебя еще два литра спирта, один мне и один моему начальнику, который за нами наблюдает. И зачем тебе наша ракета, ведь они взрываются при запуске, а других ракет мы не выпускаем, поэтому их никто у нас и не покупает, ими, конечно, можно глушить рыбу, но неудобно, хотя, если ты сумеешь ее разрядить, то можно использовать на даче как цистерну для воды. В прошлом месяце четыре вывезли именно для этих целей, и обычно за одну ракету мы берем один литр спирта, но сегодня за нами смотрит начальник охраны, и поэтому с тебя два литра, можешь их занести потом.
   Я кивнул головой и спросил:
   – Неужели ни одна ракета не долетела до цели?
   Охранник похлопал меня по плечу и сказал:
   – Но это же знает весь завод, ты что, новенький, что ли? Все наши ракеты без исключения взорвались при старте, других мы не выпускаем и этим гордимся. Мы против войн.
   Охранник открыл ворота, я сел в кабину рядом с водителем, и мы выехали с территории завода. Сразу за воротами возле новенького «Мерседеса» последней модели стоял Орлов. Он махнул нам рукой. Водитель притормозил, я вышел из машины и подошел к Орлову. От него пахло коньяком. Мы пожали друг другу руки, и он спросил:
   – Ну, как дела?
   – Все в порядке, ракета в кузове, под досками.
   – Молодец, – похвалил меня Орлов, – а деньги я тебе отдам потом, после запуска ракеты.
   Меня это заинтересовало, и я спросил:
   – Скажите, а для каких целей вам нужна ракета?
   Орлов пристально взглянул в мои глаза и ответил:
   – Я решил стать губернатором Ленинградской области, а для этого нужно убрать с дороги старого губернатора, а он на днях прилетает в Петербург на своем самолете.
   Орлов, продолжая сверлить меня взглядом, продолжил:
   – И я одним ударом уберу его и всю его команду.
   Я отвел глаза, а Орлов погладил меня по голове и сказал:
   – А тебе я все это рассказываю, потому что мы с тобой работаем теперь в одной команде. А деньги, Шурик, ты получишь послезавтра, я пульну по самолету и привезу тебе получку. По самолетам, кстати, я буду стрелять впервые, по танкам стрелял, по кораблям стрелял, а по самолетам нет. Послезавтра расскажу тебе о своих впечатлениях.
   Орлов сел в свою красивую машину и уехал. А я похвалил себя за то, что не рассказал ему об удивительных свойствах ракет с нашего завода. Потом зашел в кафе и выпил залпом двести граммов водки, чтобы забыть об Орлове. Потом я выпил еще двести и еще двести... и только после литра сказал вслух:
   – Сегодня, господин Орлов, вы ошиблись, потому что с вами в одной команде мы никогда играть не будем.
 
   Как правило, злой дурак плюет в чужой колодец, добрый дурак плюет в свой, а пьют оба из сточной канавы.
 
   Выхожу в два часа дня на Невский проспект и пять минут ору: «Люди! Ау-у! Где вы! Люди!» Но никто не откликается на мой зов. Существа, похожие на людей, бегут по своим делам, жуют мороженое, пьют лимонад, курят, болтают и смотрят сквозь меня, как будто я человек-невидимка.
 
   Сегодня рядам со мной тормознула черная «Волга», ее водитель спросил:
   – Вы – Александр О`Бухарь?
   – Я, – ответил я.
   – С вами хочет поговорить полковник государственной безопасности Сидоров. Садитесь в машину, я доставлю вас до места.
   Я испугался, помня про вывезенную с завода ракету, но в машину все-таки сел. Через двадцать минут на ватных ногах я вошел в кабинет и испуганно застыл перед столом, за которым сидел строгий седой мужчина в сером костюме. Минуты три он молчал, и эти минуты показались мне вечностью, а потом сказал:
   – Ну что же, Александр О`Бухарь, наше задание вы выполнили – Орлов подорвался на ракете, которую вы ему подсунули. Он пытался сбить самолет губернатора. Кто хватается за меч, тот от этого меча и погибнет, как говорил Заратустра. А вас за эту услугу мы наградим путевкой в сибирский санаторий строгого режима, посидите там три годика и поумнеете. Ха-ха-ха! – Полковник Сидоров радостно засмеялся и продолжил: – Шучу, шучу, молодой человек, вы побледнели так сильно, что я тревожусь за ваше сердце. Успокойтесь, вы были пешкой в нашей игре, но эта пешка превратилась в ферзя, который выиграл партию. Вас мы награждаем свободой и увольняем с нашей службы.
   У меня наконец прорезался голос, и я спросил:
   – А о какой службе вы говорите, ведь я у вас еще не служил?
   Полковник Сидоров ответил:
   – А вот здесь вы ошибаетесь, формально, на бумаге, вы у нас не служили, а на деле служили, потому что выполнили задание капитана Федькина, который сейчас в запое, прошу прощения, на больничном, и выполнили на отлично, но вы наворотили столько ошибок, что речи о вашей дальнейшей службе у нас быть не может, а поэтому с сегодняшнего дня считаю вас уволенным в запас. Можете идти.
   Полковник Сидоров замолчал и закрыл глаза, а я на быстрых уже ногах выскочил из его кабинета и помчался в ближайшее кафе выпить немного водки за удачную отставку.
 
   Лето – это шесть раз по пятнадцать суток.
 
   «Ты – девушка моей мечты, я очарован тобой... когда я обнимаю тебя – жизнь кажется прекрасной», – признавался я милиционеру, который тащил меня, пьяного, в пикет милиции.
 
   Каждый день мне приходится выбирать, кем я буду: мерзавцем или нормальным человеком, или сереньким ничтожеством.
 
   Комар носа не подточит, если предварительно ему (комару) оторвать нос.
 
   Женщина, своими размерами не уступающая слонихе, в пышной белой юбке, ведет по тротуару на длинном поводке маленького мужчину, одетого в черный смокинг. Мужчина напоминает пингвина. Он иронично улыбается. Курит сигарету. Женщина мрачна. Пьет квас из двухлитровой бутылки, зажатой в огромном кулаке. Иду за ними и думаю, что в жизни нет гармонии. И вдруг навстречу – шикарный брюнет в сопровождении черного пуделя /или пудель в сопровождении брюнета/. У брюнета – кудрявая борода до груди и кудрявые пышные волосы до плеч. У пуделя точно такие же кудряшки от макушки головы до пояса. Они смахивают на братьев. У обоих черные блестящие глаза, довольная улыбка и исключительно холеный вид. Они обожают друг друга и, несомненно, радуются жизни. Все же гармония существует, слава богу.
 
   Посоветовал одной знакомой женщине: «Если у тебя испортилось настроение и тебе хочется искусать всех встречных, то возьми в зубы деревянную полочку, прикуси ее, и тебе станет легче». И с тех пор женщина не выпускает изо рта палку.
 
   Я живу на полную катушку. Сплю в сутки всего по шесть часов, и мне этого хватает. Встаю в пять утра, полчаса делаю энергичную зарядку, ем яичницу с луком и ветчиной, разбавляю чаем и к семи бегу-еду-бегу на работу. С семи до пятнадцати работаю, как могу, и в работу входит: игра в настольный теннис, в перерывах – чтение художественной литературы (на заводе оказалась хорошая библиотека, и периоды простоя я заполняю чтением), в десять – скромный обед, состоящий, как правило, из какой-нибудь каши, овощей и мяса, а потом в течение часа – игра в шахматы; после обеда начинается игра в бильярд, иногда меня отрывают от дела, и я бегу забить в каком-нибудь цехе десяток-другой гвоздей, но на это уходит пятнадцать-двадцать минут, после чего игра в бильярд продолжается. В пятнадцать часов я, промывшийся в душе, переодетый в чистое гражданское белье, отдохнувший и хорошо размявший свои мышцы и мозги, выхожу с завода и еду к Люсе, если Маринка на работе, а после Люси еду к Диане, а когда Маринка дома, я вначале еду к Диане, а потом к Маринке. Женщинам друг о друге я почти ничего не рассказываю. Диана знает, что у меня есть Маринка, но ничего не знает о Люсе, Люся тоже знает, что у меня есть Маринка, и ничего не знает в Диане, а Маринка не знает ни о Люсе, ни о Диане, потому что излишне ревнива, и я у нее – «единственный и неповторимый». И получается, что я каждый день трахаюсь с двумя хорошенькими женщинами (по очереди, конечно), и семя во мне не иссякает, я довольно бурно кончаю два раза в сутки, а потом, освобожденный от лишних эмоций, сажусь за стол и пишу две страницы романа (на большее меня не хватает). Говорят, некоторые писатели пишут до двадцати страниц в сутки, но они гиганты, а я обычный средний мужчина с соответствующими запросами и возможностями. И засыпаю я мгновенно. Ложусь в двадцать три, закрываю глаза, и следующее мое ощущение – это звонок будильника в пять утра. И все начинается сначала. И мне очень приятно ощущать, что впереди меня ждет насыщенный до предела день. Поэтому утром я всегда улыбаюсь, поэтому мое хорошее настроение не изменяет мне. Я счастливый мужчина тридцати семи лет, довольный своей жизнью.
 
   Летчики и стюардессы аэрофлота забастовали. Требуют повышения зарплаты. А самолеты продолжают летать.
 
   Заходил в казино (название вылетело из головы). Для смелых там предлагается интересное развлечение: любой желающий, всего за сто долларов, может пройти по канату, натянутому над бассейном, переполненному живыми пираньями. Без шеста – это стоит всего пятьдесят долларов. Обидно, но смелые люди в тот вечер в казино не пришли.
 
   Адмирала Ушакова объявили святым. Но военный и святой – это же взаимоисключающие сущности.
 
   Познакомился в баре со специалистом по банкам. Я угостил его стаканом коньяка. А он поделился своим опытом. Он очень авторитетно говорил: «Если банк находится на первом этаже здания, а на втором личные квартиры – смело покупай одну из них. В перспективе, такой банк можно ограбить, разобрав половые перекрытия в твоей квартире. Не спеша. И взять все. А если ты не грабитель по натуре, то квартиру можно продать настоящим грабителям за хорошие деньги. Если же банк находится в отдельном здании, то рекомендуется прокопать под него подземный ход. Это не потребует больших затрат, если ход делать в начале строительства...» И здесь, под щедро подливаемый мной коньяк, специалист рассказал о любопытных фактах.
   Два года назад он принимал участие в строительстве фундамента здания, в котором сейчас находится банк. Располагая информацией о банке, он заранее выкопал подземный ход, замаскировал его, но воспользоваться не успел, потому что сел в тюрьму за мелкую аферу. А сегодня он собрался этот банк взять. Ему необходим только опытный водитель с незаметной машиной. Узнав, что моя копейка /машина/ стоит у входа, он предложил мне десять процентов от того, что он возьмет в банке. Мы выпили еще по двести коньяка, и я согласился.