Страница:
На корме стояла очередь обиженных мальчиков нашей школы. Я встал в хвосте. И через несколько секунд за мной в очередь пристроился учитель истории Иосиф, он еле держался на ногах, но от «Агдама», который я ему предложил, не отказался. Мы допили «Агдам», и Иосиф сообщил:
– Моя жена совершенно сошла с ума, забралась в рубку, напоила рулевого, да так удачно, что тот вырубился, и теперь собственноручно управляет теплоходом. Но она же ни хрена не видит, так что в ближайшее время, если мы никуда не впилимся, значит, нам крупно повезет, как Наполеону при Ватерлоо. Ха-ха-ха! А правда, что Магда всем дает?
– Правда, за полчаса уже успели пятнадцать человек.
– Тогда я тоже ей воткну, а то она, сучка, на собрании обозвала меня дебилом.
Историк возмущенно сплюнул на палубу и вытащил из внутреннего кармана недопитую бутылку сухого, отпил из нее половину, протянул мне и спросил:
– Как тебя зовут?
Я взял бутылку и ответил:
– Александр О`Бухарь из десятого «Б», – сказал я, допил вино из бутылки и швырнул ее за борт.
Через пятнадцать минут подошла моя очередь. Голая Магда лежала спиной на столе, бесстыдно раскинув толстоватые ноги, и была пьяна до невменяемости. Она кричала:
– Братья гномы, полюбите свою Белоснежку, как следует полюбите, а то я никогда не узнаю настоящего мужского члена!
Когда я должен был в нее войти, мой возбужденный член взял и опал. Увидев это, Магда завопила еще громче:
– Негодяй! Двоечник! Зря я поставила тебе «три», ничтожный О`Бухарь!
Я отошел в сторону, и мое место занял учитель истории. Он вытащил из расстегнутой ширинки свой фаллос, и Магда сразу притихла, потому что тот был огромным. Маленький учитель истории обладал могучим членом, размером со среднюю мужскую руку от кулака до локтя. Историк прицелился и вогнал его в Магду. Та громко пукнула. Выпускники, стоявшие в очередь за историком, зааплодировали. А Иосиф, начавший положенные ему движения бедрами, обернулся к своим бывшим ученикам и гордо сказал:
– За мной можете не занимать, пацаны, я в пьяном состоянии гоняю своего молодца не менее сорока минут, и на эти сорок минут Магда – моя женщина, а я – ее мужчина.
Но удовлетворить Магду историк не успел, потому что его жена Татьяна, учитель литературы, которая и днем-то ничего не видела, не вписалась в ширину реки, и теплоход выбросился на пляж рядом с Петропавловской крепостью. Я ударился о стену и потерял сознание. А очнулся уже дома, утром.
Оказывается, береза пахнет женщиной, сосна – церковью, дуб – коньяком, а селедка – нестиранными женскими трусами.
Если бы на Титанике плыли депутаты Государственной Думы, они бы не утонули.
Вспомнив историю о путешествии по Неве, я улыбнулся и повторил еще раз:
– Да, катание на теплоходе по Неве – это незабываемое впечатление.
Мальвина глотнула водки и сказала:
– Александр, если тебе так понравилось это маленькое путешествие по Неве, то я приглашаю тебя на теплоход вместе со мной, будешь моим бойфрендом, кстати, а где ты работаешь?
– Нигде, я безработный, но я пишу роман и, хотя на самом деле это образ жизни, но одновременно это можно назвать и работой.
– О, дак ты писатель, с писателями я еще мне спала, с художниками – спала, с музыкантами – спала, с пожарниками спала, а вот с писателями еще нет. Мои подруги будут мне завидовать, ни одна из них не спала с писателем.
Мы допили водку, вышли из кафе и направились в сторону Дворцовой площади. Солнце уже скрылось, и в Петербурге начиналась белая ночь. По Невскому еще шлялось много народа. Мальвина взяла меня под руку, а я спросил:
– Давно ли ты пьешь, Солнышко? Ты выпила полбутылки водки, а по тебе это совершенно не заметно.
Мальвина улыбнулась:
– С восьмого класса нас учили правильно пить и правильно трахаться.
Я чрезвычайно удивился и спросил:
– Вас этому обучали в школе?
– Да, и каждые полгода мы сдавали экзамены, а я по всем предметам была отличницей.
Мальвина прижалась упругой грудью к моей руке и, улыбаясь, сказала:
– Ты не пожалеешь, что стал моим бойфрендом.
Вообще-то я такого согласия не давал, но девушка казалась такой светлой и непорочно-красивой, что я подумал: «А почему бы и нет, побуду ее бойфрендом до приезда Дианы, а потом уйду в отставку или скажу, сколько мне лет, и она сама от меня отстанет».
Мы шли по набережной Невы, и недалеко от Зимнего дворца я увидел толпу молодых радостных людей. Они заполняли теплоход. В конце очереди я увидел знакомую до боли фигуру. Да это же постаревший на двадцать лет учитель истории Иосиф! Я спросил у Мальвины:
– А какой номер у твоей школы?
– Семьдесят шестой.
– Да это же моя бывшая школа, Солнышко, мы с тобой учились в одной школе!
Мы подходим к толпе, я хлопаю маленького облысевшего историка по плечу и радостно восклицаю:
– Здравствуйте, Иосиф Альбертович.
Историк оборачивается, подслеповато смотрит на меня и говорит:
– Здравствуй, О`Бухарь, двадцать лет я не слышал твоего гнусного голоса, и опять ты свалился на мою умную голову.
Я удивляюсь:
– Иосиф Альбертович, а как вы узнали меня, я же сильно изменился?
– У меня феноменальная память, я мог бы стать выдающимся шахматистом, но стал выдающимся педагогом.
Вмешалась Мальвина:
– Представляете, Иосиф Альбертович, Алекс пишет романы, он мой бойфренд.
Истерик заржал:
– Ха-ха-ха! О`Бухарь пишет романы! Но он же был полудебилом! А чтобы писать романы нужно быть полным дебилом! Ха-ха-ха!
Мальвина обиделась за меня:
– Какая разница: дебил или полудебил, лишь бы трахался хорошо.
Иосиф снова заржал:
– Ха-ха-ха! Но он же и трахаться не умел, только пил «Агдам» на «отлично» и все! Полный ноль! Ха-ха-ха! Полный ноль!
Я достал из сумки бутылку водки, которую мы купили по дороге, и предложил Иосифу:
– Пить будете?
Иосиф опасливо посмотрел по сторонам и ответил:
– Буду, но не сейчас, моя жена Магда наблюдает за нами с теплохода.
– Но у вас же была жена Татьяна, – вспомнил я.
– Татьяна умерла девятнадцать лет назад, кто-то в школьной столовой насыпал ей в кофе мышьяка, а теперь мою жену зовут Магда, она директор школы.
– Это она преподавала химию?
– Она, но теперь уже не преподает, теперь она директор, Юлий Цезарь в юбке; способна стать и министром, очень выдающаяся женщина.
Мальвина вставила:
– Ее боится вся школа; вот женщина, которая выбрала свою дорогу, но ее пока еще не до конца оценили, а когда оценят, тогда она будет на своей яхте бороздить океанские просторы и пить коллекционные вина.
He зарубай на носу, можешь его повредить.
В это время мы прошли на теплоход. Матрос закрыл за нами металлическую калитку, и теплоход отвалил от деревянного пирса. Возбужденные, явно нетрезвые выпускники перемещались по теплоходу, пили водку, запивая пивом, выбрасывали пустые бутылки за борт и хором пели песню, каждый свою. Боже мой, неужели я тоже был таким уродом? Ни одного нормального лица. Может быть, в таком возрасте и не бывает нормальных лиц?
Учителя от бывших учеников ничем не отличались, они тоже пили водку и запивали пивом (а может, наоборот). В мое время учителя пили сухое вино, а мы, выпускники, – портвейн «Агдам». И в этом было наше коренное отличие. А сегодня и учителя и выпускники пили одинаковые напитки, и те, и другие были похожи, как две сопли из одного носа. Дебилы-учителя создали дебилов-учеников и других вырастить они просто не в состоянии. Себя, кстати, я совершенно от них не отделяю. После окончания школы я был таким же дебилом. Это потом жизнь взяла и ударила меня дубиной по башке. И только после этого удара я понял, что просто обязан коренным образом изменить себя, в противном случае я бы погиб, как и большинство моих приятелей-собутыльников.
Оказывается, русский царь Петр Первый не страдал от похмелья, как все нормальные люди. После многодневных пьянок с друзьями он просыпался утром свежим, бодрым, веселым и бежал на работу. А в это время некоторые из его дружков умирали от передозировки алкоголя.
Не могу сообразить. Если алкоголизм болезнь, то почему же доктора не давали мне больничный лист, когда я начинал пить.
Мальвина подвела меня к двум девушкам с зелеными волосами и представила:
– Это Александр, мой бойфренд, он писатель, пишет роман.
Потом она достала бутылку водки, отпила из нее глоток и передала бутылку подружкам, те по очереди отпили по глотку, и бутылка досталась мне. Я сделал глоток и услышал вопрос одной из девушек:
– А как будет называться ваш роман?
– Война и мир.
Девочки захихикали, и одна сказала:
– Да мы уже читали ваш роман, он ужасно скучный получился, а вы, Лев Николаевич, неплохо сохранились.
Я тоже хихикнул:
– Вы угадали, я сохранился неплохо и сделал это для Мальвины.
В этот момент ко мне подбежал учитель истории и выхватил у меня бутылку водки со словами:
– Пока Магда на верхней палубе читает речь о светлом будущем, которое находится в руках выпускников, я немножко выпью.
И выпил все, что там оставалось. А оставалось ровно половина литровой бутылки. А Иосиф для своего возраста, пожалуй, хватил лишнего. Он стоял, зажмурив глаза, и мычал. Мальвина открыла вторую бутылку, отпила глоток, протянула мне и сказала:
– Иосиф Альбертович, у вас растут рога.
Историк схватился за лысину и открыл глаза:
– Ерунда, я с рогами и родился, безрогих евреев не бывает.
Я отпил немного водки и передал бутылку девушке с зелеными волосами. Иосиф хотел перехватить бутылку, но я отвел его руку и сказал:
– Иосиф Альбертович, вы еще не успели переварить предыдущую дозу; пол-литра, которые вы выпили залпом, сейчас ударят по вашим мозгам.
Историк поправил меня:
– По моим могучим мозгам. Я могу рассказать наизусть любую книгу, какую я читал, хотите Большую советскую энциклопедию?
– Нет! Это вы нам уже рассказывали! – хором закричали девочки.
– А хотите, стотомное собрание сочинений Владимира Ленина?
– Нет! Это тоже было!
– Тогда я прочитаю Герцена «Былое и думы».
Учитель истории закрыл глаза и начал громко читать:
– А. И. Герцен « Былое и думы». Н. П. Огареву. В этой книге всего больше говорится о двух личностях. Одной уже нет, – ты еще остался, а потому тебе, друг, по праву принадлежит она. Искандер. 1 июля 1860 года. Предисловие. Многие из друзей советовали мне начать полное издание «Былого и дум», и в этом затруднения нет...
И читал он с большой скоростью до тридцать второй страницы, на которой дошел до предложения: «Ничего-с, я только принял рюмку мышьяку...», – остановился, открыл глаза, полные слез и сказал:
– И моя Татьяна выпила мышьяку и умерла, а ведь этот мышьяк ей подсыпала Магда – и все из-за моего огромного члена; Магда хотела, чтобы он принадлежал только ей, а потом она женила меня на себе, и я не смог отказаться, потому что Магда чрезвычайно настойчивая особа, и хотя я знал, что это она отравила мою добрую и ласковую Татьяну, все равно женился на ней и живу девятнадцать лет под ее каблуком. Я, маленький жалкий еврей с огромным членом и великолепней памятью, презираю себя и поэтому не могу не пить!
Историк выхватил из рук девушки с зелеными волосами бутылку водки, сделал большой глоток граммов на двести и отдал бутылку мне со словами:
– Александр О`Бухарь, напиши об этом в своем романе, может быть, моей славной Татьяне станет спокойнее там на небесах.
Редкий дельтаплан долетит до середины Невы.
В этот момент теплоход догнал большой белый катер, и оттуда в мегафон прокричали:
– Говорит водная милиция, теплоход номер шестьсот шестьдесят шесть, стоп машина! Вы нарушили государственную границу и находитесь в нейтральных водах! Стоп машина! Твою мать!
С верхней палубы теплохода в сторону катера полетело несколько десятков бутылок, и три попали в цель. Пьяные выпускники заорали и засвистели. А с катера зарокотал автомат, и цепочка трассирующих пуль пронеслась над теплоходом, никого, к счастью, не задев. Теплоход останавливаться не собирался. Учитель истории громко по-разбойничьи свистнул и заорал:
– Мазилы! Автомата в руках не держали!
Катер вдруг пошел на сближение с теплоходом. Когда расстояние между посудинами составило десять метров, из каюты катера вышел улыбающийся милиционер с гранатой в руке и проорал:
– Эй, контрабандисты! Таможня Петербурга просит передать вам пламенный привет!
С этими словами он вытащил из гранаты кольцо и перебросил ее к ногам историка. У того от удивления открылся рот, он смотрел на гранату, подкатившуюся к его ногам, и не двигался. Девочки мгновенно исчезли. А у меня мелькнула мысль, что, возможно, я и не смогу умереть как Казанова, трахая женщину, и через несколько секунд встречусь с апостолом Петром. Но тело мое с этим не согласилось, оно нагнулось, схватило гранату и швырнуло ее изо всех сил, подальше от теплохода. Граната улетела метров на тридцать и взорвалась, несколько осколков попало в борт теплохода, а один разбил бутылку с водкой, которую я поставил на палубу.
Иосиф женским голосом запричитал:
– Я думал, что это шутка, а они бросают боевые гранаты, это не по правилам...
В этот момент на палубу вышла Магда. Двадцать лет назад ее можно было назвать симпатичной женщиной. Но теперь время так ее деформировало, что если бы не Иосиф, сказавший: «Магда, они перешли черту, поставь их на место», – я бы не узнал свою бывшую учительницу химии.
Передо мной стоял крепкий мужик пятидесяти лет. Короткие седые волосы, маленькие черные усики, широкие плечи, крупные кисти рук и джинсовый костюм усиливали это впечатление. Магда открыла рот и закричала хриплым баритоном в сторону катера:
– Я директор школы номер семьдесят шесть! И требую прекратить хулиганские действия! В противном случае применю крайние меры!
Катер снова пошел на сближение. Милиционер на палубе заржал и вытащил из-за пояса вторую гранату, но выдернуть чеку не успел, потому что Магда легко перепрыгнула на катер и сильным ударом ноги отправила мента в Неву, потом она скрылась в каюте катера, и через десять секунд оттуда вылетел спиной вперед второй милиционер. За ним вышла совершенно спокойная Магда и пинком отправила второго мента вслед за первым. Они дружно поплыли к берегу. А Магда легко перепрыгнула обратно на палубу теплохода. И, увидев разбитую бутылку водки, сказала мужу:
– Иосиф, если ты опять начал пить водку, то будешь наказан.
Учитель истории встал по стойке «смирно» и ответил:
– Никак нет, Магдочка, это не я, это Александр О`Бухарь, наш бывший ученик, он закончил школу двадцать лет назад.
Магда посмотрела на меня чугунным взглядом:
– Александр О`Бухарь? Не помню такого, впрочем, они, алкаши, все на одно лицо: слезящиеся глаза, красные щеки и сизый нос. Ненавижу! И поэтому никогда не буду рожать.
В том, что она никогда не будет рожать, я тоже не усомнился.
Магда ушла, а катер вдруг резко свернул в сторону от теплохода и помчался на полном ходу к берегу. Иосиф расслабился и сказал:
– Магда в совершенстве владеет карате, из нее получится президент.
В этот момент катер врезался в гранитный берег и взорвался. А я согласился с Иосифом: действительно, из Магды получится президент, у нее для этого все данные.
Из каюты выпорхнула улыбающаяся Мальвина под ручку с двумя долговязыми юношами. Они подошли ко мне, и Мальвина сказала:
– Познакомьтесь, мальчуганы, это мой бойфренд Алекс, он пишет роман о сексуальном бешенстве у Льва Толстого.
Юноши пожали по очереди своими потными ладошками мою мозолистую лапу, и один из них спросил:
– А это правда, что Лев Толстой любил трахать крупный рогатый скот, а жена постоянно его вытаскивала из коровника и заставляла писать «Войну и мир»?
Я захохотал, потому что слышал другую версию – о том, что Лев Толстое считал главным делом своей жизни – скашивание травы. Он вставал до зари, брал в руки косу, выходил в поле, начинал косить и забывал обо всем на свете. А жена отлавливала его и тащила за ухо к письменному столу писать «Войну и мир».
Отсмеявшись, я ответил:
– Точно я не знаю, но когда встречу Льва Толстого, то обязательно спрошу его об этом.
Мальвина вдруг широко улыбнулась и объявила:
– Алекс, я могу тебя поздравить, у нас будет ребенок, аборт делать не собираюсь, потому что это непедагогично.
От удивления у меня открылся рот, но быстро взяв себя в руки, я рот закрыл и сказал:
– Мальвина, Солнышко, мы знакомы около трех часов, и у нас не было близости, мы даже ни разу не целовались, я не могу быть отцом твоего ребенка.
Мальвина снова улыбнулась:
– А я и не говорю, что ты – отец, отец, скорее всего, Витька, – она ткнула пальцем в одного из подростков и добавила: – или Славка, – она ткнула пальцем в другого. – А может быть, учитель труда Резвый или учитель географии Филимонов, но это не важно, кто отец, важно, что я решила доверить растить этого ребенка тебе, моему любимому бойфренду.
Улыбающаяся Мальвина подошла ко мне, встала на цыпочки, поцеловала в щеку:
– Алекс, я сделаю из тебя счастливого человека, в заботах и трудах ты забудешь о своих печалях.
Я наконец обрел дар речи:
– Солнышко, но я счастливый человек, меня любят женщины, и я могу заниматься творчеством, а твоим ребенком пусть занимаются твои родители, они, скорее всего, еще молодые люди.
Мальвина сморщила свое красивое личико:
– Какие молодые, им по сорок лет, песок уже сыплется, к тому же у них уже есть два внука, одного я родила в прошлом году, а первого – в позапрошлом, а третьего вырастишь ты, Алекс, я по твоим глазам вижу, что ты очень этого хочешь, но стесняешься признаться, в силу своей скромности.
В разговор вмешался историк:
– Александр О`Бухарь, ты просто обязан усыновить моего ребенка, потому что Магда не позволит мне это сделать, а я буду приезжать к вам с Мальвиной в гости и играть с моим маленьким Абрамчиком, и все будут довольны.
Из каюты вышла Магда, толкнула меня своим чугунным взглядом и сказала:
– Мужчина, который закончил школу двадцать лет назад, вы – отец, и об этом знает вся школа. Все дети и все учителя под присягой подтвердят, что отец – вы, поэтому не стоит сопротивляться силе, я вас могу и за решетку посадить за совращение несовершеннолетней, но я справедливый человек, позволяю вам жить нормальной жизнью, работать и растить своего сына Абрама, а тебя Иосиф я сейчас накажу, потому что ты пил водку, мне об этом только что доложил мой адъютант.
Историк опустился на колени и обхватил голову руками, а я, не дожидаясь расправы над моим бывшим учителем, прыгнул за борт и поплыл к берегу. Ночь была белой, а вода в Неве – теплой. Я плыл и радовался тому, что не стал бойфрендом Мальвины.
Если ты пошел к проститутке и там вдруг обнаружил, что твоя жена намного искуснее, не забудь купить жене цветы.
День развода необходимо праздновать также весело, как и день бракосочетания, потому что не известно, который из них важнее /приятнее/.
Жена не лошадь, – запряжешь, уйдет к другому.
В Петербурге, наконец-то, освоили выпуск многоразовой туалетной бумаги. Одну бумажку, размером десять на десять сантиметров, можно использовать до семи раз. Говорят, что этим достижением заинтересовались альпинисты.
Жаркое начало июля заставляет меня надеяться, что хотя бы каждая пятая женщина возьмет на себя смелость выйти на улицу голой /обнаженной/. Ну, хотя бы в туфельках и в черных очках.
Утром первого июля я наполнил большой бокал пивом. С удовольствием выпил. Поставил бокал на стол. И вдруг услышал по радио, что уже тридцатое июля. Целый месяц мелькнул мимо моего сознания. Очень неприятное ощущение.
Зато очень приятно впускать в квартиру улыбающуюся, довольную жизнью Маринку. Она вошла, вручила мне маленькую алую розу, поцеловала меня раз двести и убежала под душ, потому что на улице шел дождь, а она забыла на работе зонтик и потому вымокла насквозь. Маринка умчалась в ванную, а я поставил свежую розу в вазу и только собрался присоединиться к моей любимей женщине, как в прихожей снова зазвонил звонок.
Я открыл дверь, и в квартиру ввалился мой старый знакомый, бывший капитан милиции, а ныне процветающий коммерсант Орлов, (говорят, он приобрел уже три колбасных завода и четыре бензоколонки, бывший нищий мент стал крупным новым русским). Вообще-то, он всегда был крупным русским, потому что его рост больше двух метров, а вес – за сто сорок и жира на нем не было ни грамма, нищий мент много работал, много пил и, кроме хлеба и лука, ничего не ел. Теперь же бизнесмен растолстел, что указывало на неподвижный образ жизни. Улыбающийся и довольный жизнью, Орлов мне чрезвычайно не нравится. Раньше он был опасным человеком, и встречаться с ним не хотелось, сейчас, нахапав больших денег, стал не только опасным, но и противным. Я вдруг понял, кого он мне всегда напоминал – носорога, а с носорогом шутки плохи, даже если носорог вам улыбается, лучше его обойти стороной, но сделать этого я не мог, потому что улыбающийся носорог стоял в моей квартире.
Орлов протянул мне свою огромную лапу и сказал:
– Здравствуй, Шурик, давно не виделись.
– Здравствуйте, мы не виделись два месяца.
– Я человек деловой, у меня нету лишнего времени, поэтому сразу перейду к делу. У меня к тебе деловое предложение, мне необходим свой человек на заводе «Тормоз», и поэтому ты завтра поедешь и устроишься туда на работу в строительную бригаду, я в курсе, что ты сейчас безработный.
Спорить с Орловым всегда было неблагодарным делом, к тому же я действительно нуждался в работе, на одну Маринкину зарплату нам было не прожить. Поэтому я спросил:
– А что за продукцию выпускает завод?
– Ракеты типа «Земля-воздух», насчет тебя я уже договорился, соберешь необходимые документы – и завтра в отдел кадров, тебя возьмут плотником, ремонтная бригада бегает по всем цехам, и на них никто не обращает внимания. Тебе необходимо подготовить и вывезти одну ракету, после чего я заплачу тебе тридцать тысяч баксов, а потом обговорим второй этап этой операции, ты согласен?
Я стоял и молчал, потому что не знал, что говорить. От этого жирного и сумасшедшего носорога сплошные неприятности. Ведь если после удачной операции меня менты возьмут за попу, то до пенсии я буду прохлаждаться в тюрьме. Но отказывать Орлову мне тоже страшновато, он теперь крупный мафиози, конечно же, с моей легкой руки. Кстати, если бы я тогда рискнул и продал те сраные восемьдесят килограммов героина, то был бы тем, чем стал Орлов. Слава богу, что я ничего не сделал. А на эту работу, вероятно, придется устраиваться. Начну работать, а время покажет, кто из нас говнистее.
Я перестал колебаться и ответил:
– Согласен, мне давно пора где-нибудь поработать, и почему бы этим не заняться на заводе «Тормоз»?
– Вот и прекрасно, – сказал Орлов и протянул мне конверт: – Здесь аванс.
Потом он открыл дверь и ушел. А я открыл конверт и пересчитал деньги. Тысяча баксов – неплохая сумма для нищего писателя. Из ванной вышла голая Маринка, увидев деньги, спросила:
– Откуда деньжищи?
– Меня наняли работать дворником.
Маринка засмеялась:
– У губернатора, что ли?
– Бери выше, у Мефистофеля.
– Они из одной команды.
– Ты права, из одной, но губернатор – это ноготок на пальце Мефистофеля.
Яйца крокодила и курицу учат.
Тяжело в ученье, в бою еще тяжелее.
На следующий день я поехал на завод и написал заявление в отделе кадров. А еще через день меня зачислили плотником в цех номер тринадцать. Этот цех проводил строительно-ремонтные работы в остальных сорока семи цехах.
Тридцать пятиэтажных зданий завода расположились на площадке размером с квадратный километр. По периметру завод был огорожен высоким шестиметровым кирпичным забором, по верху которого клубились тугие спирали колючей проволоки. Вышек с автоматчиками, которых я ожидал увидеть, не было.
Мне выдали черную форму с белой буквой «т» на спине. Мастер цеха, молодой крупный мужчине с одутловатым лицом, пожав мою руку при знакомстве, сказал:
– Меня зовут Борман, а тебе присвоено имя Седьмой: в бригаде было шесть плотников, а теперь пришел ты, и их стало семь, и всем присвоены имена: от Первого до Седьмого.
Мастер Борман отвел меня в раздевалку и представил шести курящим там плотникам:
– Это новенький плотник, Седьмой, будет работать с вами, – а потом помолчал с минуту и спросил меня: – А ты в настольный теннис умеешь играть?
– Умею, но очень плохо.
Мастер Борман удивился:
– Ну какой же ты плотник, если не умеешь играть в настольный теннис?
Шесть плотников в одинаковых черных формах курили и молча смотрели на мастера; они были похожи как братья – шесть крепких мужичков от сорока до шестидесяти лет.
Мастер Борман снова спросил:
– А в бильярд играешь?
– Играю, но по-дилетантски, то есть хреновато.
Мастер снова удивился:
– Ну какой же ты плотник, если не умеешь играть в бильярд, если ты и в домино играть не умеешь, то зачем же ты пришел в наш цех? Давай я тебя переведу токарем на станок.
– Но я плотник, на станках никогда не работал.
– Ничего, выпил бы спирта – сразу бы научился.
Мастер обратился к одному из плотников:
– Первый, пусть Седьмой поработает с тобой в паре, – и ушел из раздевалки.
А Первый, мужчина пятидесяти лет, достал из под стола двухлитровую бутыль с прозрачной жидкостью, разлил по семи стаканам, подтолкнул один в моем направлении и сказал:
– Моя жена совершенно сошла с ума, забралась в рубку, напоила рулевого, да так удачно, что тот вырубился, и теперь собственноручно управляет теплоходом. Но она же ни хрена не видит, так что в ближайшее время, если мы никуда не впилимся, значит, нам крупно повезет, как Наполеону при Ватерлоо. Ха-ха-ха! А правда, что Магда всем дает?
– Правда, за полчаса уже успели пятнадцать человек.
– Тогда я тоже ей воткну, а то она, сучка, на собрании обозвала меня дебилом.
Историк возмущенно сплюнул на палубу и вытащил из внутреннего кармана недопитую бутылку сухого, отпил из нее половину, протянул мне и спросил:
– Как тебя зовут?
Я взял бутылку и ответил:
– Александр О`Бухарь из десятого «Б», – сказал я, допил вино из бутылки и швырнул ее за борт.
Через пятнадцать минут подошла моя очередь. Голая Магда лежала спиной на столе, бесстыдно раскинув толстоватые ноги, и была пьяна до невменяемости. Она кричала:
– Братья гномы, полюбите свою Белоснежку, как следует полюбите, а то я никогда не узнаю настоящего мужского члена!
Когда я должен был в нее войти, мой возбужденный член взял и опал. Увидев это, Магда завопила еще громче:
– Негодяй! Двоечник! Зря я поставила тебе «три», ничтожный О`Бухарь!
Я отошел в сторону, и мое место занял учитель истории. Он вытащил из расстегнутой ширинки свой фаллос, и Магда сразу притихла, потому что тот был огромным. Маленький учитель истории обладал могучим членом, размером со среднюю мужскую руку от кулака до локтя. Историк прицелился и вогнал его в Магду. Та громко пукнула. Выпускники, стоявшие в очередь за историком, зааплодировали. А Иосиф, начавший положенные ему движения бедрами, обернулся к своим бывшим ученикам и гордо сказал:
– За мной можете не занимать, пацаны, я в пьяном состоянии гоняю своего молодца не менее сорока минут, и на эти сорок минут Магда – моя женщина, а я – ее мужчина.
Но удовлетворить Магду историк не успел, потому что его жена Татьяна, учитель литературы, которая и днем-то ничего не видела, не вписалась в ширину реки, и теплоход выбросился на пляж рядом с Петропавловской крепостью. Я ударился о стену и потерял сознание. А очнулся уже дома, утром.
Оказывается, береза пахнет женщиной, сосна – церковью, дуб – коньяком, а селедка – нестиранными женскими трусами.
Если бы на Титанике плыли депутаты Государственной Думы, они бы не утонули.
Вспомнив историю о путешествии по Неве, я улыбнулся и повторил еще раз:
– Да, катание на теплоходе по Неве – это незабываемое впечатление.
Мальвина глотнула водки и сказала:
– Александр, если тебе так понравилось это маленькое путешествие по Неве, то я приглашаю тебя на теплоход вместе со мной, будешь моим бойфрендом, кстати, а где ты работаешь?
– Нигде, я безработный, но я пишу роман и, хотя на самом деле это образ жизни, но одновременно это можно назвать и работой.
– О, дак ты писатель, с писателями я еще мне спала, с художниками – спала, с музыкантами – спала, с пожарниками спала, а вот с писателями еще нет. Мои подруги будут мне завидовать, ни одна из них не спала с писателем.
Мы допили водку, вышли из кафе и направились в сторону Дворцовой площади. Солнце уже скрылось, и в Петербурге начиналась белая ночь. По Невскому еще шлялось много народа. Мальвина взяла меня под руку, а я спросил:
– Давно ли ты пьешь, Солнышко? Ты выпила полбутылки водки, а по тебе это совершенно не заметно.
Мальвина улыбнулась:
– С восьмого класса нас учили правильно пить и правильно трахаться.
Я чрезвычайно удивился и спросил:
– Вас этому обучали в школе?
– Да, и каждые полгода мы сдавали экзамены, а я по всем предметам была отличницей.
Мальвина прижалась упругой грудью к моей руке и, улыбаясь, сказала:
– Ты не пожалеешь, что стал моим бойфрендом.
Вообще-то я такого согласия не давал, но девушка казалась такой светлой и непорочно-красивой, что я подумал: «А почему бы и нет, побуду ее бойфрендом до приезда Дианы, а потом уйду в отставку или скажу, сколько мне лет, и она сама от меня отстанет».
Мы шли по набережной Невы, и недалеко от Зимнего дворца я увидел толпу молодых радостных людей. Они заполняли теплоход. В конце очереди я увидел знакомую до боли фигуру. Да это же постаревший на двадцать лет учитель истории Иосиф! Я спросил у Мальвины:
– А какой номер у твоей школы?
– Семьдесят шестой.
– Да это же моя бывшая школа, Солнышко, мы с тобой учились в одной школе!
Мы подходим к толпе, я хлопаю маленького облысевшего историка по плечу и радостно восклицаю:
– Здравствуйте, Иосиф Альбертович.
Историк оборачивается, подслеповато смотрит на меня и говорит:
– Здравствуй, О`Бухарь, двадцать лет я не слышал твоего гнусного голоса, и опять ты свалился на мою умную голову.
Я удивляюсь:
– Иосиф Альбертович, а как вы узнали меня, я же сильно изменился?
– У меня феноменальная память, я мог бы стать выдающимся шахматистом, но стал выдающимся педагогом.
Вмешалась Мальвина:
– Представляете, Иосиф Альбертович, Алекс пишет романы, он мой бойфренд.
Истерик заржал:
– Ха-ха-ха! О`Бухарь пишет романы! Но он же был полудебилом! А чтобы писать романы нужно быть полным дебилом! Ха-ха-ха!
Мальвина обиделась за меня:
– Какая разница: дебил или полудебил, лишь бы трахался хорошо.
Иосиф снова заржал:
– Ха-ха-ха! Но он же и трахаться не умел, только пил «Агдам» на «отлично» и все! Полный ноль! Ха-ха-ха! Полный ноль!
Я достал из сумки бутылку водки, которую мы купили по дороге, и предложил Иосифу:
– Пить будете?
Иосиф опасливо посмотрел по сторонам и ответил:
– Буду, но не сейчас, моя жена Магда наблюдает за нами с теплохода.
– Но у вас же была жена Татьяна, – вспомнил я.
– Татьяна умерла девятнадцать лет назад, кто-то в школьной столовой насыпал ей в кофе мышьяка, а теперь мою жену зовут Магда, она директор школы.
– Это она преподавала химию?
– Она, но теперь уже не преподает, теперь она директор, Юлий Цезарь в юбке; способна стать и министром, очень выдающаяся женщина.
Мальвина вставила:
– Ее боится вся школа; вот женщина, которая выбрала свою дорогу, но ее пока еще не до конца оценили, а когда оценят, тогда она будет на своей яхте бороздить океанские просторы и пить коллекционные вина.
He зарубай на носу, можешь его повредить.
В это время мы прошли на теплоход. Матрос закрыл за нами металлическую калитку, и теплоход отвалил от деревянного пирса. Возбужденные, явно нетрезвые выпускники перемещались по теплоходу, пили водку, запивая пивом, выбрасывали пустые бутылки за борт и хором пели песню, каждый свою. Боже мой, неужели я тоже был таким уродом? Ни одного нормального лица. Может быть, в таком возрасте и не бывает нормальных лиц?
Учителя от бывших учеников ничем не отличались, они тоже пили водку и запивали пивом (а может, наоборот). В мое время учителя пили сухое вино, а мы, выпускники, – портвейн «Агдам». И в этом было наше коренное отличие. А сегодня и учителя и выпускники пили одинаковые напитки, и те, и другие были похожи, как две сопли из одного носа. Дебилы-учителя создали дебилов-учеников и других вырастить они просто не в состоянии. Себя, кстати, я совершенно от них не отделяю. После окончания школы я был таким же дебилом. Это потом жизнь взяла и ударила меня дубиной по башке. И только после этого удара я понял, что просто обязан коренным образом изменить себя, в противном случае я бы погиб, как и большинство моих приятелей-собутыльников.
Оказывается, русский царь Петр Первый не страдал от похмелья, как все нормальные люди. После многодневных пьянок с друзьями он просыпался утром свежим, бодрым, веселым и бежал на работу. А в это время некоторые из его дружков умирали от передозировки алкоголя.
Не могу сообразить. Если алкоголизм болезнь, то почему же доктора не давали мне больничный лист, когда я начинал пить.
Мальвина подвела меня к двум девушкам с зелеными волосами и представила:
– Это Александр, мой бойфренд, он писатель, пишет роман.
Потом она достала бутылку водки, отпила из нее глоток и передала бутылку подружкам, те по очереди отпили по глотку, и бутылка досталась мне. Я сделал глоток и услышал вопрос одной из девушек:
– А как будет называться ваш роман?
– Война и мир.
Девочки захихикали, и одна сказала:
– Да мы уже читали ваш роман, он ужасно скучный получился, а вы, Лев Николаевич, неплохо сохранились.
Я тоже хихикнул:
– Вы угадали, я сохранился неплохо и сделал это для Мальвины.
В этот момент ко мне подбежал учитель истории и выхватил у меня бутылку водки со словами:
– Пока Магда на верхней палубе читает речь о светлом будущем, которое находится в руках выпускников, я немножко выпью.
И выпил все, что там оставалось. А оставалось ровно половина литровой бутылки. А Иосиф для своего возраста, пожалуй, хватил лишнего. Он стоял, зажмурив глаза, и мычал. Мальвина открыла вторую бутылку, отпила глоток, протянула мне и сказала:
– Иосиф Альбертович, у вас растут рога.
Историк схватился за лысину и открыл глаза:
– Ерунда, я с рогами и родился, безрогих евреев не бывает.
Я отпил немного водки и передал бутылку девушке с зелеными волосами. Иосиф хотел перехватить бутылку, но я отвел его руку и сказал:
– Иосиф Альбертович, вы еще не успели переварить предыдущую дозу; пол-литра, которые вы выпили залпом, сейчас ударят по вашим мозгам.
Историк поправил меня:
– По моим могучим мозгам. Я могу рассказать наизусть любую книгу, какую я читал, хотите Большую советскую энциклопедию?
– Нет! Это вы нам уже рассказывали! – хором закричали девочки.
– А хотите, стотомное собрание сочинений Владимира Ленина?
– Нет! Это тоже было!
– Тогда я прочитаю Герцена «Былое и думы».
Учитель истории закрыл глаза и начал громко читать:
– А. И. Герцен « Былое и думы». Н. П. Огареву. В этой книге всего больше говорится о двух личностях. Одной уже нет, – ты еще остался, а потому тебе, друг, по праву принадлежит она. Искандер. 1 июля 1860 года. Предисловие. Многие из друзей советовали мне начать полное издание «Былого и дум», и в этом затруднения нет...
И читал он с большой скоростью до тридцать второй страницы, на которой дошел до предложения: «Ничего-с, я только принял рюмку мышьяку...», – остановился, открыл глаза, полные слез и сказал:
– И моя Татьяна выпила мышьяку и умерла, а ведь этот мышьяк ей подсыпала Магда – и все из-за моего огромного члена; Магда хотела, чтобы он принадлежал только ей, а потом она женила меня на себе, и я не смог отказаться, потому что Магда чрезвычайно настойчивая особа, и хотя я знал, что это она отравила мою добрую и ласковую Татьяну, все равно женился на ней и живу девятнадцать лет под ее каблуком. Я, маленький жалкий еврей с огромным членом и великолепней памятью, презираю себя и поэтому не могу не пить!
Историк выхватил из рук девушки с зелеными волосами бутылку водки, сделал большой глоток граммов на двести и отдал бутылку мне со словами:
– Александр О`Бухарь, напиши об этом в своем романе, может быть, моей славной Татьяне станет спокойнее там на небесах.
Редкий дельтаплан долетит до середины Невы.
В этот момент теплоход догнал большой белый катер, и оттуда в мегафон прокричали:
– Говорит водная милиция, теплоход номер шестьсот шестьдесят шесть, стоп машина! Вы нарушили государственную границу и находитесь в нейтральных водах! Стоп машина! Твою мать!
С верхней палубы теплохода в сторону катера полетело несколько десятков бутылок, и три попали в цель. Пьяные выпускники заорали и засвистели. А с катера зарокотал автомат, и цепочка трассирующих пуль пронеслась над теплоходом, никого, к счастью, не задев. Теплоход останавливаться не собирался. Учитель истории громко по-разбойничьи свистнул и заорал:
– Мазилы! Автомата в руках не держали!
Катер вдруг пошел на сближение с теплоходом. Когда расстояние между посудинами составило десять метров, из каюты катера вышел улыбающийся милиционер с гранатой в руке и проорал:
– Эй, контрабандисты! Таможня Петербурга просит передать вам пламенный привет!
С этими словами он вытащил из гранаты кольцо и перебросил ее к ногам историка. У того от удивления открылся рот, он смотрел на гранату, подкатившуюся к его ногам, и не двигался. Девочки мгновенно исчезли. А у меня мелькнула мысль, что, возможно, я и не смогу умереть как Казанова, трахая женщину, и через несколько секунд встречусь с апостолом Петром. Но тело мое с этим не согласилось, оно нагнулось, схватило гранату и швырнуло ее изо всех сил, подальше от теплохода. Граната улетела метров на тридцать и взорвалась, несколько осколков попало в борт теплохода, а один разбил бутылку с водкой, которую я поставил на палубу.
Иосиф женским голосом запричитал:
– Я думал, что это шутка, а они бросают боевые гранаты, это не по правилам...
В этот момент на палубу вышла Магда. Двадцать лет назад ее можно было назвать симпатичной женщиной. Но теперь время так ее деформировало, что если бы не Иосиф, сказавший: «Магда, они перешли черту, поставь их на место», – я бы не узнал свою бывшую учительницу химии.
Передо мной стоял крепкий мужик пятидесяти лет. Короткие седые волосы, маленькие черные усики, широкие плечи, крупные кисти рук и джинсовый костюм усиливали это впечатление. Магда открыла рот и закричала хриплым баритоном в сторону катера:
– Я директор школы номер семьдесят шесть! И требую прекратить хулиганские действия! В противном случае применю крайние меры!
Катер снова пошел на сближение. Милиционер на палубе заржал и вытащил из-за пояса вторую гранату, но выдернуть чеку не успел, потому что Магда легко перепрыгнула на катер и сильным ударом ноги отправила мента в Неву, потом она скрылась в каюте катера, и через десять секунд оттуда вылетел спиной вперед второй милиционер. За ним вышла совершенно спокойная Магда и пинком отправила второго мента вслед за первым. Они дружно поплыли к берегу. А Магда легко перепрыгнула обратно на палубу теплохода. И, увидев разбитую бутылку водки, сказала мужу:
– Иосиф, если ты опять начал пить водку, то будешь наказан.
Учитель истории встал по стойке «смирно» и ответил:
– Никак нет, Магдочка, это не я, это Александр О`Бухарь, наш бывший ученик, он закончил школу двадцать лет назад.
Магда посмотрела на меня чугунным взглядом:
– Александр О`Бухарь? Не помню такого, впрочем, они, алкаши, все на одно лицо: слезящиеся глаза, красные щеки и сизый нос. Ненавижу! И поэтому никогда не буду рожать.
В том, что она никогда не будет рожать, я тоже не усомнился.
Магда ушла, а катер вдруг резко свернул в сторону от теплохода и помчался на полном ходу к берегу. Иосиф расслабился и сказал:
– Магда в совершенстве владеет карате, из нее получится президент.
В этот момент катер врезался в гранитный берег и взорвался. А я согласился с Иосифом: действительно, из Магды получится президент, у нее для этого все данные.
Из каюты выпорхнула улыбающаяся Мальвина под ручку с двумя долговязыми юношами. Они подошли ко мне, и Мальвина сказала:
– Познакомьтесь, мальчуганы, это мой бойфренд Алекс, он пишет роман о сексуальном бешенстве у Льва Толстого.
Юноши пожали по очереди своими потными ладошками мою мозолистую лапу, и один из них спросил:
– А это правда, что Лев Толстой любил трахать крупный рогатый скот, а жена постоянно его вытаскивала из коровника и заставляла писать «Войну и мир»?
Я захохотал, потому что слышал другую версию – о том, что Лев Толстое считал главным делом своей жизни – скашивание травы. Он вставал до зари, брал в руки косу, выходил в поле, начинал косить и забывал обо всем на свете. А жена отлавливала его и тащила за ухо к письменному столу писать «Войну и мир».
Отсмеявшись, я ответил:
– Точно я не знаю, но когда встречу Льва Толстого, то обязательно спрошу его об этом.
Мальвина вдруг широко улыбнулась и объявила:
– Алекс, я могу тебя поздравить, у нас будет ребенок, аборт делать не собираюсь, потому что это непедагогично.
От удивления у меня открылся рот, но быстро взяв себя в руки, я рот закрыл и сказал:
– Мальвина, Солнышко, мы знакомы около трех часов, и у нас не было близости, мы даже ни разу не целовались, я не могу быть отцом твоего ребенка.
Мальвина снова улыбнулась:
– А я и не говорю, что ты – отец, отец, скорее всего, Витька, – она ткнула пальцем в одного из подростков и добавила: – или Славка, – она ткнула пальцем в другого. – А может быть, учитель труда Резвый или учитель географии Филимонов, но это не важно, кто отец, важно, что я решила доверить растить этого ребенка тебе, моему любимому бойфренду.
Улыбающаяся Мальвина подошла ко мне, встала на цыпочки, поцеловала в щеку:
– Алекс, я сделаю из тебя счастливого человека, в заботах и трудах ты забудешь о своих печалях.
Я наконец обрел дар речи:
– Солнышко, но я счастливый человек, меня любят женщины, и я могу заниматься творчеством, а твоим ребенком пусть занимаются твои родители, они, скорее всего, еще молодые люди.
Мальвина сморщила свое красивое личико:
– Какие молодые, им по сорок лет, песок уже сыплется, к тому же у них уже есть два внука, одного я родила в прошлом году, а первого – в позапрошлом, а третьего вырастишь ты, Алекс, я по твоим глазам вижу, что ты очень этого хочешь, но стесняешься признаться, в силу своей скромности.
В разговор вмешался историк:
– Александр О`Бухарь, ты просто обязан усыновить моего ребенка, потому что Магда не позволит мне это сделать, а я буду приезжать к вам с Мальвиной в гости и играть с моим маленьким Абрамчиком, и все будут довольны.
Из каюты вышла Магда, толкнула меня своим чугунным взглядом и сказала:
– Мужчина, который закончил школу двадцать лет назад, вы – отец, и об этом знает вся школа. Все дети и все учителя под присягой подтвердят, что отец – вы, поэтому не стоит сопротивляться силе, я вас могу и за решетку посадить за совращение несовершеннолетней, но я справедливый человек, позволяю вам жить нормальной жизнью, работать и растить своего сына Абрама, а тебя Иосиф я сейчас накажу, потому что ты пил водку, мне об этом только что доложил мой адъютант.
Историк опустился на колени и обхватил голову руками, а я, не дожидаясь расправы над моим бывшим учителем, прыгнул за борт и поплыл к берегу. Ночь была белой, а вода в Неве – теплой. Я плыл и радовался тому, что не стал бойфрендом Мальвины.
Если ты пошел к проститутке и там вдруг обнаружил, что твоя жена намного искуснее, не забудь купить жене цветы.
День развода необходимо праздновать также весело, как и день бракосочетания, потому что не известно, который из них важнее /приятнее/.
Жена не лошадь, – запряжешь, уйдет к другому.
В Петербурге, наконец-то, освоили выпуск многоразовой туалетной бумаги. Одну бумажку, размером десять на десять сантиметров, можно использовать до семи раз. Говорят, что этим достижением заинтересовались альпинисты.
Жаркое начало июля заставляет меня надеяться, что хотя бы каждая пятая женщина возьмет на себя смелость выйти на улицу голой /обнаженной/. Ну, хотя бы в туфельках и в черных очках.
Утром первого июля я наполнил большой бокал пивом. С удовольствием выпил. Поставил бокал на стол. И вдруг услышал по радио, что уже тридцатое июля. Целый месяц мелькнул мимо моего сознания. Очень неприятное ощущение.
Зато очень приятно впускать в квартиру улыбающуюся, довольную жизнью Маринку. Она вошла, вручила мне маленькую алую розу, поцеловала меня раз двести и убежала под душ, потому что на улице шел дождь, а она забыла на работе зонтик и потому вымокла насквозь. Маринка умчалась в ванную, а я поставил свежую розу в вазу и только собрался присоединиться к моей любимей женщине, как в прихожей снова зазвонил звонок.
Я открыл дверь, и в квартиру ввалился мой старый знакомый, бывший капитан милиции, а ныне процветающий коммерсант Орлов, (говорят, он приобрел уже три колбасных завода и четыре бензоколонки, бывший нищий мент стал крупным новым русским). Вообще-то, он всегда был крупным русским, потому что его рост больше двух метров, а вес – за сто сорок и жира на нем не было ни грамма, нищий мент много работал, много пил и, кроме хлеба и лука, ничего не ел. Теперь же бизнесмен растолстел, что указывало на неподвижный образ жизни. Улыбающийся и довольный жизнью, Орлов мне чрезвычайно не нравится. Раньше он был опасным человеком, и встречаться с ним не хотелось, сейчас, нахапав больших денег, стал не только опасным, но и противным. Я вдруг понял, кого он мне всегда напоминал – носорога, а с носорогом шутки плохи, даже если носорог вам улыбается, лучше его обойти стороной, но сделать этого я не мог, потому что улыбающийся носорог стоял в моей квартире.
Орлов протянул мне свою огромную лапу и сказал:
– Здравствуй, Шурик, давно не виделись.
– Здравствуйте, мы не виделись два месяца.
– Я человек деловой, у меня нету лишнего времени, поэтому сразу перейду к делу. У меня к тебе деловое предложение, мне необходим свой человек на заводе «Тормоз», и поэтому ты завтра поедешь и устроишься туда на работу в строительную бригаду, я в курсе, что ты сейчас безработный.
Спорить с Орловым всегда было неблагодарным делом, к тому же я действительно нуждался в работе, на одну Маринкину зарплату нам было не прожить. Поэтому я спросил:
– А что за продукцию выпускает завод?
– Ракеты типа «Земля-воздух», насчет тебя я уже договорился, соберешь необходимые документы – и завтра в отдел кадров, тебя возьмут плотником, ремонтная бригада бегает по всем цехам, и на них никто не обращает внимания. Тебе необходимо подготовить и вывезти одну ракету, после чего я заплачу тебе тридцать тысяч баксов, а потом обговорим второй этап этой операции, ты согласен?
Я стоял и молчал, потому что не знал, что говорить. От этого жирного и сумасшедшего носорога сплошные неприятности. Ведь если после удачной операции меня менты возьмут за попу, то до пенсии я буду прохлаждаться в тюрьме. Но отказывать Орлову мне тоже страшновато, он теперь крупный мафиози, конечно же, с моей легкой руки. Кстати, если бы я тогда рискнул и продал те сраные восемьдесят килограммов героина, то был бы тем, чем стал Орлов. Слава богу, что я ничего не сделал. А на эту работу, вероятно, придется устраиваться. Начну работать, а время покажет, кто из нас говнистее.
Я перестал колебаться и ответил:
– Согласен, мне давно пора где-нибудь поработать, и почему бы этим не заняться на заводе «Тормоз»?
– Вот и прекрасно, – сказал Орлов и протянул мне конверт: – Здесь аванс.
Потом он открыл дверь и ушел. А я открыл конверт и пересчитал деньги. Тысяча баксов – неплохая сумма для нищего писателя. Из ванной вышла голая Маринка, увидев деньги, спросила:
– Откуда деньжищи?
– Меня наняли работать дворником.
Маринка засмеялась:
– У губернатора, что ли?
– Бери выше, у Мефистофеля.
– Они из одной команды.
– Ты права, из одной, но губернатор – это ноготок на пальце Мефистофеля.
Яйца крокодила и курицу учат.
Тяжело в ученье, в бою еще тяжелее.
На следующий день я поехал на завод и написал заявление в отделе кадров. А еще через день меня зачислили плотником в цех номер тринадцать. Этот цех проводил строительно-ремонтные работы в остальных сорока семи цехах.
Тридцать пятиэтажных зданий завода расположились на площадке размером с квадратный километр. По периметру завод был огорожен высоким шестиметровым кирпичным забором, по верху которого клубились тугие спирали колючей проволоки. Вышек с автоматчиками, которых я ожидал увидеть, не было.
Мне выдали черную форму с белой буквой «т» на спине. Мастер цеха, молодой крупный мужчине с одутловатым лицом, пожав мою руку при знакомстве, сказал:
– Меня зовут Борман, а тебе присвоено имя Седьмой: в бригаде было шесть плотников, а теперь пришел ты, и их стало семь, и всем присвоены имена: от Первого до Седьмого.
Мастер Борман отвел меня в раздевалку и представил шести курящим там плотникам:
– Это новенький плотник, Седьмой, будет работать с вами, – а потом помолчал с минуту и спросил меня: – А ты в настольный теннис умеешь играть?
– Умею, но очень плохо.
Мастер Борман удивился:
– Ну какой же ты плотник, если не умеешь играть в настольный теннис?
Шесть плотников в одинаковых черных формах курили и молча смотрели на мастера; они были похожи как братья – шесть крепких мужичков от сорока до шестидесяти лет.
Мастер Борман снова спросил:
– А в бильярд играешь?
– Играю, но по-дилетантски, то есть хреновато.
Мастер снова удивился:
– Ну какой же ты плотник, если не умеешь играть в бильярд, если ты и в домино играть не умеешь, то зачем же ты пришел в наш цех? Давай я тебя переведу токарем на станок.
– Но я плотник, на станках никогда не работал.
– Ничего, выпил бы спирта – сразу бы научился.
Мастер обратился к одному из плотников:
– Первый, пусть Седьмой поработает с тобой в паре, – и ушел из раздевалки.
А Первый, мужчина пятидесяти лет, достал из под стола двухлитровую бутыль с прозрачной жидкостью, разлил по семи стаканам, подтолкнул один в моем направлении и сказал: