Страница:
– Значит, никого не было?
– Нет, – ответил он, прямо глядя ей в глаза.
– Ладно, – Татьяна кивнула. Лицо ее стало напряженным и некрасивым. Она, когда злилась, вообще становилась некрасивой. – Пойдем-ка. Саша послушно пошел за ней. В кухню. Тут было накурено. Горой громоздились в пепельнице окурки. «Это сколько же она тут сидит, что успела столько выкурить? – подумал Саша. – Здесь же пачки две, наверное». Татьяна полезла в холодильник, достала миску с оставшимися котлетами и шмякнула ее на стол. Аж стекла дзенькнули в окнах.
– Раз у тебя никого не было… Что это? Двенадцать часов назад ты не умел готовить ничего, шикарнее яичницы. Вот оно в чем дело. Значит, она обнаружила в холодильнике котлеты и решила, что у него была другая женщина. Понятно. Саша несколько секунд рассматривал миску, словно видел ее впервые. Затем он взял котлету, откусил и принялся жевать.
– Котлеты, – прошамкал набитым ртом. – Вкусные.
– Я сама вижу, что это котлеты. – Татьяна прищурилась и поджала губы. – Я спрашиваю, кто их жарил?
– А, – Саша проглотил, откусил снова. – Один знакомый.
– Какой это знакомый? Я ушла вчера вечером, а вернулась сегодня в одиннадцать утра. Что это за знакомый такой? Приходит и среди ночи готовит? Кто он? Назови его имя!
– Тань, – Саша продолжал жевать. – Это действительно был знакомый. Только…
– Только женского пола, да? – спросила она зло.
– Нет, мужского.
– Не ври мне! Слышишь? Не смей мне врать!
– Я не вру, – повторил он терпеливо.
– Саша, у тебя появилась другая женщина? Кто она? Я имею право это знать! Где ты с ней познакомился? Откуда она взялась? «Ну да, – подумал Саша. – Конечно. Иной беды для них не существует. Почему бы ей не спросить: «К тебе что, приходил Ангел?» Нет. Выше соперницы они не поднимаются. Почему? Разве мы что-то обещали друг другу? Нет. Разве клялись в вечной любви? Тоже нет. Так какие же претензии к нему, Саше? Даже если и появилась бы другая женщина. Разве такое не случается сплошь и рядом? Разве они не люди?»
– Нет, – ответил он, вздохнув. – У меня нет другой женщины.
– Я тебе не верю, – упавшим голосом сказала она и шмыгнула носом. – Я тебе не верю. Ты врешь. У тебя появилась другая.
– Я никогда не вру! – вдруг рявкнул он и стукнул кулаком по столу. Да так, что подскочила миска с оставшейся парой котлетин. – Я не вру! Уясни это! Когда вам говоришь правду – вы не верите! Когда лжешь – верите и очень охотно. Татьяна, в чем дело? Что случилось? Это из-за котлет? Но я сказал тебе правду! Ко мне пришел приятель! Мы выпили кофе, поболтали! Он любит готовить! Взял и пожарил котлеты, чтобы фарш не заветривался! Что здесь страшного-то, я не понимаю? Она несколько секунд смотрела на него. В глазах ее стояли слезы.
– Дурак, – сказала Татьяна. – Я же люблю тебя! Теперь, очевидно, он тоже должен был сказать что-нибудь подобное, потом бы они бросились друг другу на шею, разрыдались, она бы еще раз пять-шесть спросила насчет приятеля-кулинара, а он, соответственно, ответил насчет женщины, а потом они бы отправились в постель и… Но дело-то в том, что не хотел Саша говорить о любви, потому что и сам не знал, любит Татьяну или нет. Скорее нет, чем да. Да и не любил, наверное, никогда. Потому-то и промолчал.
– Все, – упавшим голосом сказала Татьяна. – Я все поняла. Не надо ничего говорить. И не надо меня провожать, – остановила она его. Подхватила со стола сумочку и выбежала в прихожую. Пушечно хлопнула входная дверь. Саша поcмотрел на остатки недоеденной котлеты и швырнул ее в миску. М-да. Нельзя сказать, что его жизнь спокойна и безоблачна. Впрочем, может быть, оно и к лучшему, а? Расставание это с хлопаньем дверью… Погано, конечно, кто спорит, но зато отпала необходимость врать. Иначе бы рано или поздно вопрос встал ребром. И наверное, они бы поженились и маялись потом всю жизнь… Саша вспомнил о Юле, улыбнулся тускло. Заречемся: никаких далеко идущих планов. Хоть и хочется, но предоставим обстоятельствам самим решать, что и когда должно произойти. Саша еще раз вздохнул и поплелся в комнату раздеваться.
«По улочкам Иевус-Селима торопливо кралась завернутая в покрывало фигура. Человек оглядывался, беспокоясь о том, чтобы никто не увидел его. Несколько раз ему приходилось останавливаться и прятаться в тени проулков, избегая встреч с солдатами стражи. Оказавшись у стены Скиньи, человек подошел к воротам и, оглянувшись в последний раз, нетерпеливо шлепнул открытой ладонью по занавеси. В тишине ночи ему были отчетливо слышны приближающиеся шаги. Кто-то шел через двор. Человек сдернул покрывало. Отодвинулся занавес, и из Скиньи вырвалась густая волна курения фимиама. В это же время на площади перед Скиньей появилось звено храмовой стражи. Левиты вели пленника. Руки его были завернуты за спину и связаны, под локти просунуто древко копья. Пленник шел, согнувшись в три погибели, едва переступая ногами. Правильнее было бы сказать, что его волокли. В отдернутый занавес Скиньи выглянул левит, посмотрел на пришлеца и кивнул. Они узнали друг друга.
– Тебе нужен Верховный священник Авиафар? – спросил левит. – Подожди. Я позову его. Пленного как раз подвели к Скинье. Когда группа поравнялась с ночным странником, пленник невольно повернул голову. Даже сейчас, сквозь ужас, он почувствовал хоть и слабое, но удивление. Кто отважился, несмотря на все запреты, выйти ночью на улицу? Кто настолько смел, что сам пришел сюда, к Скинье? Да еще в одиночестве. Человек даже не отступил в тень. Похоже, по простоте или по здравому соображению, – попавшие в лапы левитов уже никому ничего никогда не рассказывают, – он не испытывал и тени волнения. Старший узнал его и удивленно прохрипел разбитыми губами:
– Ноэма? Больше он ничего не успел сказать. Через мгновение его втащили в Скинью. Перед взглядом служанки, отразив неяркий свет семиглавого светильника, мелькнули медные бока жертвенника. Служанка успела заметить роги с поблескивающими на них темными каплями крови, несколько горшков для угля, стоящих рядом, а также густо залитое кровью подножье жертвенника. Затем в просвете сформировалась, словно соткалась из воздуха, фигура Авиафара. Теперь он сменил ежедневный ефод на нарядную, голубую, расшитую золотыми гранатовыми яблоками и золотыми же позвонками подирь‹Подирь – вид верхней одежды первосвященника.› и потому выглядел грозно и величаво. Широкой спиной он загораживал проход в Скинью, не позволяя служанке увидеть, что происходит внутри.
– Ноэма? – не менее удивленно, чем Старший, спросил он. – Что тебе нужно? Первосвященник знал служанку. Ему также было хорошо известно, что она никогда не станет докучать по мелочам. Но для того, чтобы выйти ночью на улицу, нужен особый повод. Авиафар насторожился.
– Что-то случилось?
– Нафан, – тихим, едва слышным шепотом произнесла служанка.
– Царский пророк? – переспросил Авиафар, чувствуя, как сердце его замирает в восторженном предчувствии. «Да», – кивнула служанка. Ноэма не была полностью немой. Она могла говорить, хотя и с трудом.
– Что? Что он сделал? – нетерпеливо воскликнул Авиафар. У него появилась уникальная возможность потеснить царского любимца и самому занять его место подле трона Царя Иегудейского. А это дорогого стоило.
– Вчера ночью, – старательно раскрывая рот, произнесла Ноэма. – Нафан приходил к госпоже. Часть звуков она не выговаривала, но первосвященник понял ее.
– Ты уверена, что это был Нафан? – спросил Авиафар, и в глазах его засверкало злобное торжество. – Ты хорошо разглядела его? Служанка жестами объяснила, что сама впускала гостя в дом.
– Отлично, – прошептал первосвященник. – Благодарю тебя, Господин наш, Га-Шем, за бесценный подарок. – Затем Авиафар вновь опустил взгляд на девушку. – Ты поступила благочестно. Господь все видит и запомнит это. – Сняв с пояса кошелек, он высыпал на ладонь полтора десятка серебряных монеток, замер на секунду, протянул вторую руку, чтобы снять монету-другую, но передумал и ссыпал сикли в подставленную с готовностью ладонь девушки. Потом, зажав пальцы Ноэмы своей широкой ладонью, сказал строго: – Довольно. Теперь иди домой и никому не говори о том, что тебе известно. Иначе Господь может рассердиться на тебя. Служанка часто, как жеребенок, замотала головой, изобразила печаль и, указав в сторону дворца, приложила ладони к груди.
– Ты любишь свою госпожу? – «перевел» священник. – Волнуешься за нее? – Ноэма торопливо закивала. – Она теперь будет жить во дворце Царя нашего, Дэефета. Я бы, наверное, мог помочь тебе, но… – Он многозначительно взглянул на служанку, и та покорно протянула обратно спрятанные было деньги. Первосвященник ссыпал их в кошель, а кошель убрал за пояс. – Так и быть. Я постараюсь испросить разрешение Царя на то, чтобы ты, как и прежде, могла прислуживать своей Госпоже. – Он оглянулся через плечо и прибавил совсему уж тихо: – За ответом приходи завтра, после праздника. Когда левиты уйдут из Скиньи. Ты поняла меня? – Девушка серьезно кивнула и благодарно наклонила голову. – А теперь уходи! – громко и строго приказал Авиафар. – Отправляйся домой и ни с кем не разговаривай. И не попадись иевус-селимской страже».
14 АПРЕЛЯ, ПЯТНИЦА. ПОДТАСОВКА
21 час 22 минуты Саша проснулся от длинного звонка. В комнате висели вечерние сумерки. Сияющий за окном неоновый фонарь плел на занавесках причудливые светло-голубые узоры. Саша сел в кровати и огляделся. В комнате никого не было. А он-то ожидал, что Леонид Юрьевич вернется еще сегодня. Звонок залился снова.
– Иду я, иду, – крикнул Саша. Он вздохнул, сунул ноги в тапки и побрел в прихожую. Отяжелевший после сна, ватный, шаркающий. Звонок затрезвонил в третий раз.
– Иду-у! «А вдруг это Леонид Юрьевич? – подумалось ему. – А он тут… Гончий. Как будто только что из духовки вытащили». Саша по привычке потянулся к замку, но остановился. А если это не Леонид Юрьевич, а один из слуг Зла? Сейчас треснет ему по голове и отвезет в Склиф. А там побрызгают святой водой, пырнут ножом и – привет тебе, Гилгул, из вечной жизни. Саша посмотрел в глазок. Костя. Оперативник как раз тянулся к кнопке звонка. В следующую секунду трель ударила по ушам. Саша отпер дверь.
– Заходи, – кивнул он.
– Здорово. Костя был в приподнятом настроении. В него словно напихали пружин. Он принес с собой приятную прохладу весеннего вечера, и Саше вдруг очень захотелось выйти на улицу. Вместо этого он спросил:
– Ты чего такой радостный?
– Да так, знаешь, – Костя подмигнул. – Кофейком угостишь?
– Проходи, – кивнул Саша и первым пошел в кухню. Костя топотал следом, тараторя на ходу:
– Принес я тебе твою книгу. Эксперт сказал – подлинная она.
– Я же говорил. – Саша достал из шкафа две кружки, налил кофе себе и приятелю, присел к столу, закурил. – Значит, подлинная. А еще он сказал что-нибудь?
– Он, Сашук, много чего сказал, – улыбаясь, разглагольствовал Костя. – И в частности, что книга имеется в свободном доступе. Бери, как говорится, не хочу. Так вот, знаешь, какая фамилия стоит на последнем требовании? Ни за что не догадаешься!
– Потрошителя, – уверенно сказал Саша. – Этого… как его фамилия… память отшибло… ну, как его, ну…
– Баженов его фамилия, – напомнил весело Костя и отхлебнул из кружки. – Баженов Олег Юрьевич.
– Верно, – согласился Саша, тоже отпивая кофе. – Именно. Баженов.
– Не угадал, – Костя загоготал, безумно довольный тем, как ловко ему удалось «купить» приятеля. – Последним ее брал не Баженов, а некий Далуия. Баженов брал ее предпоследним! Саша почувствовал, как у него вытягивается лицо.
– Как его имя-отчество?
– Олег Юрьевич.
– Нет, не Баженова. А этого… Далуия.
– Леонид Юрьевич, – ответил Костя. – А что?
– Так, ничего, – враз помертвевшими губами прошептал Саша. – Показалось, фамилия знакомая.
– Редкая, кстати, фамилия, – заметил оперативник.
– Я заметил.
– А ты заметил, что они оба Юрьевичи?
– Заметил, – рассеянно тряхнул головой Саша и едва не расплескал кофе на колени. – А ты? Костя фыркнул в кружку:
– Конечно. Я же сам тебя спросил.
– Не родственники?
– Не знаю, – ответил оперативник. – Пока не знаю. Завтра выясню. Я так подумал над тем, что ты мне сказал, ну, насчет ножа. Прав ты, Сашук, стервец, на сто процентов прав. Не мог он нож в кармане таскать. Удивляюсь только, как нам раньше такая элементарная штука в голову не пришла. Я и подумал, пока к тебе ехал: а ну как, и правда, Далуия этот – родственник нашему Олегу? Взял девичью фамилию жены. Или матери. Или так сменил. Сейчас это легко. По-моему, четвертной всего стоит. Представляешь, почуял настоящий убийца, что мы ему на пятки наступаем, и подсунул вместо себя родственничка. Мы его до суда дотащим, а на суде он нам – оба-на! – алиби стопроцентное. Да еще и адвокат заявит насчет ножа. Тут-то нашему делу кранты и придут. Олега Юрьевича освободят из-под стражи в зале суда, а Далуия этот, который и есть настоящий Потрошитель, станет ладошки потирать да нажрется на радостях совместно с братцем. Саша слушал приятеля, тупо пялясь в кружку. Он бы многое мог сказать сейчас Косте. Например, о том, что тот самый Далуия совместно с братцем придумал ход куда хитрее. Дождались прихода дурачка-психиатра и стали «прессовать» его по всем правилам. Зачем? Так это же яснее ясного. Случайно ли Леонид Юрьевич завел разговор о шестой жертве? Ведь если бы им удалось свести его, Сашу, с ума, – а им, надо признать, это почти удалось, – то очередное убийство послужило бы отличным доказательством, что взяли «не того». А уж Леонид Юрьевич наверняка позаботился бы о том, чтобы о «произволе властей» узнала широкая общественность. А то и еще лучше – звякнули бы в милицию и сдали бы «истинного Потрошителя», когда он пойдет на «очередное дело». Кстати, возможно, что его дневные догадки насчет гипноза были не так уж глупы. А что под машину попал – замечтался и шагнул на проезжую часть. А на Садовом же движение – дай Бог. Странно не то, что сбили, странно то, что цел остался. Опять же, если Юрьевичи обучались правилам гипноза, то это все объясняет. И странные «воспоминания», и смерть врача. Сейчас ведь уже невозможно проверить, под гипнозом тот был или нет. Хотя самоубийство вполне могло оказаться совпадением, сыгравшим на руку Баженову. И даже стигматы могут быть вызваны гипнозом. Подсознание ведь такая странная штука – никто толком не знает, как оно «работает». Гипноз же вторгается именно в область подсознательного. Саша отхлебнул кофе и отметил, что тот начал остывать. А Костя болтал и болтал. Его треп был уютным, умиротворяющим.
– Так вот, – вещал Костя, – книгу эту напечатали тиражом три тысячи. Эксперт сказал, для конца прошлого века тиражик ничего себе. Во-от. А потом издатель начал распускать разные слухи, мол, трали-вали, какой-то там таинственный незнакомец. Чуть ли, блин, не сам граф Монте-Кристо заказал. Для личных нужд. Туда-сюда. Короче, всем мозги запарил. Книга пошла у него «влет». – Костя смеялся, запрокидывая голову. – Нет, ты представь себе! Каков шельма, а? Сейчас бы мы его привлекли за мошенничество, а в то время запросто с рук сошло. Говорят, будто один экземпляр заказали аж для царского двора. Тут-то наш издатель и обделался. Сам понимаешь, какой бы век ни был, а за шутки с царем никогда по головке не гладят. За такое можно и в острог загреметь. Говорят, издатель спешно все распродал – и в Баден-Баден, на воды. Нервишки пошатнувшиеся в порядок приводить. Костя снова засмеялся.
– Постой, о чем ты? – Саша нахмурился.
– Да про книгу же, которую ты купил. Эксперт сказал, ей цена – в базарный день три копейки. Брежневскими. Он достал из пакета «Благовествование» и шлепнул его на стол.
– Забирай. Сдай ее в макулатуру. Больше проку будет. Саша смотрел на книгу, понимая, что никогда больше не сможет не то что открыть ее, даже взять в руки. Тошно. «Благовествование» служило ярким напоминанием того, как легко и ловко можно обмануть.
– А хочешь, – вдруг сказал Костя, – я могу ее завтра Потрошителю предъявить. Вот, мол, книга, по которой ты нам «лапшу вешал». И посмотрим, как он отреагирует. А? Саша покачал головой:
– Не пройдет. Во-первых, ему известно о книге.
– Откуда?
– Я сам сегодня сказал.
– Когда? – насторожился Костя.
– Днем, перед тем, как из больницы уйти.
– Эх, – оперативник досадливо цыкнул зубом. – Зря. Черт. Такую «фишку» обломил. Можно было на него хорошенько нажать.
– А во-вторых, – продолжил спокойно Саша, – он и не отрицает, что книга попала ко мне благодаря его стараниям.
– А с какой целью Баженов тебе ее подсунул? – еще больше удивился Костя. – Она ведь всю их аферу раскрывает – только в путь. Увидев эту книгу, даже мальчишка-стажер вцепился бы ему в глотку мертвой хваткой. И не отпускал бы, пока этот умник копыта бы не отбросил. Или пока не сознался бы во всех смертных грехах.
– Откуда мне знать, Костя, зачем? – соврал Саша. – Спроси у него. Может быть, он тебе расскажет.
– Обязательно, – серьезно кивнул тот. – Обязательно спрошу. Всенепременнейше. Если выяснится, что он состоит с Далуия хотя бы в отдаленном родстве, я с него просто так не слезу. Он у меня «петь» будет – курский соловей обзавидуется. Я ему «козью морду» устрою по полной программе. И алиби мы из него вытрясем. И все прочее. И сядет он у меня за компанию с братцем на полную катушку. Это уж я ему обеспечу. Саша смотрел на книгу. «Надо бы позвонить Андрею, – подумал он. – Пусть забирает, раз уж она ему настолько интересна. А завтра… Что же делать завтра?» Саша, старательно изображая внимание, глотнул кофе, затем закурил. Он был целиком захвачен собственными мыслями. Завтра. Надо будет позвонить Юле, – при воспоминании о девушке Саша невольно улыбнулся, – договориться о встрече с профессором и прокрутить ему запись их беседы с Потрошителем. Насчет истории, это ведь Саша темный как валенок, ему можно что угодно рассказывать, не боясь быть пойманным на неточности. А вот пусть Баженов попробует обмануть профессионала.
– Что? – быстро спросил оперативник. – Чего ты улыбаешься? Вспомнил что-нибудь?
– Слушай, Костя, ты можешь предоставить мне записи нашего вчерашнего разговора с Баженовым? Того, где он мне про библейские города рассказывал. Можешь? Костя помрачнел. Вздохнул.
– Понимаешь, старик, нет больше этой записи. Только ты об этом не болтай, ладно?
– Как нет? – Саша невольно напрягся. – Куда же она делась?
– Да, понимаешь, сегодня вечером один из моих охламонов бутылку с «Фантой» на пленки опрокинул. Такой вот получился сюрприз. – Костя развел руками и сказал, словно оправдываясь: – Но их тоже можно понять. Комнатушку дали – не то что кассеты хранить, а даже присесть толком некуда. Складывали все это барахло в коробку. А мои обалдуи ее под стол приспособили. Ну вот и доприспосабливались. Отчитал я их, понятное дело, тем все и закончилось. По инстанции докладывать – получат по выговору, без тринадцатой останутся. А у них, сам понимаешь, зарплата не ротшильдовская. Так что, такие дела, старик. Нету больше этой записи.
– Понятно. – Сказать, что Саша расстроился, значит не сказать ничего. Он подумал секунду, затем поинтересовался: – Слушай, а нельзя организовать к Баженову еще один визит?
– Почему же нельзя? Легко. Хоть завтра. Приезжай и работай себе на здоровье.
– Только мне нужно провести к нему еще одного человека.
– Это которого? Тон у Кости сразу стал ленивым и отстраненным. Так случалось всегда, если ему предлагали сделать что-то, чего он делать не хотел.
– Есть один профессор. Историк. Специализируется на Древнем Востоке. Думаю, для него не составило бы труда отыскать просчеты в рассказах Потрошителя.
– А-а-а, – Костя улыбнулся. Словно луч солнца пробился сквозь тучу. – Ну… Историк – это же совсем другое дело. Конечно, старик. Вперед и с песней. О чем разговор? Завтра с утра закажу вам пропуска. Ты ведь завтра думал его привести?
– Если он не будет занят.
– Ну так давай, старик. Действуй. Саша порылся в кармане, достал пачку, тщательно сверяясь с записью, набрал номер. Ему не пришлось ждать. Трубку сняли после первого же гудка.
– Слушаю вас? – услышал Саша знакомый голос. Сердце его сладко подпрыгнуло и глухо ударилось о кадык.
– А… Здравствуйте, Юля, – сказал он.
– Это вы, Просто Саша? – По голосу Саша понял, что девушка улыбается.
– Да. Это я.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо. Сейчас уже почти нормально.
– Хорошо.
– Юля, я хотел узнать, не прояснилось ли что-нибудь с профессором, о котором вы говорили, – промямлил Саша, чувствуя себя полным кретином. Он бы с гораздо большим удовольствием поговорил с этой девушкой о чем-нибудь постороннем. Может быть даже, прочел бы ей стихи, а вместо этого вынужден спрашивать о каком-то профессоре. Да еще Костя придвинулся ближе и стал зачем-то тыкать Сашу в локоть. Причем оперативник игриво двигал бровями и пошло улыбался.
– Я разговаривала с ним сегодня, – ответила девушка. – Он сказал, что может встретиться с вами завтра, если у вас сохранится интерес к предмету разговора. Завтра выходной, у него как раз есть свободное время. Я не знала, позвоните ли вы, и поэтому не стала договариваться относительно времени.
– У меня… – Саша закашлялся от волнения. – Сохранился. К предмету.
– Хорошо, – Юля рассмеялась. – В таком случае, давайте встретимся в десять на «Тверской», в центре зала. Профессор живет в Гнездниковском переулке, это совсем рядом с метро.
– Отлично, – абсолютно искренне воскликнул он. – Просто прекрасно. Значит, в десять на «Тверской», в центре зала. Вы меня очень выручили, Юля. Огромное вам спасибо.
– Не за что, Просто Саша, – ответила девушка и снова рассмеялась. – До завтра.
– До завтра, – пробормотал Саша и повесил трубку. Костя откинулся на стуле, посмотрел на приятеля и философски заметил:
– Выглядишь ты сейчас, как полный кретин. Или как влюбленный по уши. Хотя это вроде синонимы, нет?
– Только не надо, ладно? – отмахнулся Саша. – Если не хочешь, чтобы мы поссорились.
– Молчу, молчу. – Костя поднял руки. И тут же спросил быстро: – Она хоть красивая?
– Костя! – рыкнул Саша.
– Все. Уже заткнулся. А ты оказывается у нас ревнивый, мавр. – Оперативник хмыкнул. – А как же Татьяна?
– Костя, я тебя умоляю, – простонал Саша.
– Смотри, дело твое, конечно. Но должен тебя предупредить как старший товарищ. – Костя назидательно поднял палец. – Нет убойнее оружия, чем баба в приступе ревности. И страшнее тоже нет. Понял?
– Я тебя вышвырну, – предупредил Саша.
– Да я, собственно, так. Просто к слову пришлось. Так что с профессором-то? Поедет он к Потрошителю?
– Надеюсь, мне удастся его уговорить. Возможно, ему самому это будет интересно.
– Угу, – хмыкнул Костя, – ладно. Я на всякий случай закажу вам два пропуска и ребят предупрежу, чтобы пропустили. Только пусть твой профессор паспорт захватит. Без паспорта с ним и разговаривать не станут. Усек?
– Усек, – ответил Саша. Костя кивнул на «Благовествование».
– Не возражаешь, если возьму почитать?
– Не обижайся, но…
– А что так? – прищурился оперативник. – Боишься? Не бойся, не потеряю.
– Да нет, дело не в этом. – Саше был неприятен собственный отказ. Все-таки Костя его друг, а тут из-за грошовой, в сущности, книги… – Понимаешь, мне просто нужно с одним товарищем переговорить. Он – букинист, как увидел книгу, аж затрясся. Мы с ним работаем вместе, не хочется отношения портить. Я ему все объясню, книгу покажу, пусть убедится, что я ее не продал, не подарил, а потом бери, читай на здоровье.
– Лады. – Костя поднялся. – Побегу я. Время позднее. До дома еще час добираться. Глашка меня поедом сожрет.
– Скажи, что на работе задержался, – предложил Саша, провожая приятеля в коридор.
– Да, скажи, – усмехнулся невесело Костя. – А то ты Глашку мою не знаешь? Она же каждый вечер звонит мне на службу, проверяет, где я, да когда ушел, да трали-вали разные, ваще. Кошмар, а не жизнь.
– Разведись, – предложил Саша. – Все легче, чем так маяться-то.
– Думаешь, так просто? – вздохнул Костя. – Без малого десять лет вместе прожили, не хухры-мухры. Привык уже.
– Тогда терпи.
– А я что делаю? – Костя помялся на пороге, протянул руку. – Ладно, бывай.
– Пока. Со словами: «Ох, и крику сейчас будет», Костя вышел на площадку, и Саша запер за ним дверь. Тщательно, на все замки. Постоял, прислушиваясь к шагам на лестнице, затем вернулся в комнату. Сон прошел. Теперь, как ни старайся, а быстро уснуть не получится. Досадно. Он прямо в рубашке и брюках плюхнулся на кровать. Взял «Благовествование», открыл, полистал, отыскивая нужное место.
«Нафан не боялся смерти. Чтобы бояться смерти, надо получать хоть какое-то удовольствие от жизни, ценить ее. Пророк не понимал, чем медленная ужасная смерть, называемая жизнью в Иевус-Селиме, лучше быстрой, от руки левита. Противно умирать под ножом палача, но и львов иногда загрызают пустынные псы. Чем же он лучше другой Божьей твари? Нет, Нафан определенно не боялся смерти. Поэтому, когда оконечник дротика ударил в дверь его дома, он вышел на улицу без тени страха или волнения на лице. Мрачный командир звена храмовой стражи, не глядя на него, пробурчал:
– Царь Дэефет желает видеть тебя, пророк.
– Я готов, – кивнул старик.
– Разве ты ничего не хочешь взять с собой?
– Все, что я хотел бы взять, со мной, – спокойно ответил Нафан. – Пойдем, левит, не будем терять понапрасну времени. Жизнь в Иевус-Селиме и без того слишком коротка. Бесстрастный караул сомкнулся вкруг него. Они пошли вверх по улице, а из окон домов им в спины вперились сотни переполненных страхом глаз и пополз по комнаткам придавленный шепот:
– Нет, – ответил он, прямо глядя ей в глаза.
– Ладно, – Татьяна кивнула. Лицо ее стало напряженным и некрасивым. Она, когда злилась, вообще становилась некрасивой. – Пойдем-ка. Саша послушно пошел за ней. В кухню. Тут было накурено. Горой громоздились в пепельнице окурки. «Это сколько же она тут сидит, что успела столько выкурить? – подумал Саша. – Здесь же пачки две, наверное». Татьяна полезла в холодильник, достала миску с оставшимися котлетами и шмякнула ее на стол. Аж стекла дзенькнули в окнах.
– Раз у тебя никого не было… Что это? Двенадцать часов назад ты не умел готовить ничего, шикарнее яичницы. Вот оно в чем дело. Значит, она обнаружила в холодильнике котлеты и решила, что у него была другая женщина. Понятно. Саша несколько секунд рассматривал миску, словно видел ее впервые. Затем он взял котлету, откусил и принялся жевать.
– Котлеты, – прошамкал набитым ртом. – Вкусные.
– Я сама вижу, что это котлеты. – Татьяна прищурилась и поджала губы. – Я спрашиваю, кто их жарил?
– А, – Саша проглотил, откусил снова. – Один знакомый.
– Какой это знакомый? Я ушла вчера вечером, а вернулась сегодня в одиннадцать утра. Что это за знакомый такой? Приходит и среди ночи готовит? Кто он? Назови его имя!
– Тань, – Саша продолжал жевать. – Это действительно был знакомый. Только…
– Только женского пола, да? – спросила она зло.
– Нет, мужского.
– Не ври мне! Слышишь? Не смей мне врать!
– Я не вру, – повторил он терпеливо.
– Саша, у тебя появилась другая женщина? Кто она? Я имею право это знать! Где ты с ней познакомился? Откуда она взялась? «Ну да, – подумал Саша. – Конечно. Иной беды для них не существует. Почему бы ей не спросить: «К тебе что, приходил Ангел?» Нет. Выше соперницы они не поднимаются. Почему? Разве мы что-то обещали друг другу? Нет. Разве клялись в вечной любви? Тоже нет. Так какие же претензии к нему, Саше? Даже если и появилась бы другая женщина. Разве такое не случается сплошь и рядом? Разве они не люди?»
– Нет, – ответил он, вздохнув. – У меня нет другой женщины.
– Я тебе не верю, – упавшим голосом сказала она и шмыгнула носом. – Я тебе не верю. Ты врешь. У тебя появилась другая.
– Я никогда не вру! – вдруг рявкнул он и стукнул кулаком по столу. Да так, что подскочила миска с оставшейся парой котлетин. – Я не вру! Уясни это! Когда вам говоришь правду – вы не верите! Когда лжешь – верите и очень охотно. Татьяна, в чем дело? Что случилось? Это из-за котлет? Но я сказал тебе правду! Ко мне пришел приятель! Мы выпили кофе, поболтали! Он любит готовить! Взял и пожарил котлеты, чтобы фарш не заветривался! Что здесь страшного-то, я не понимаю? Она несколько секунд смотрела на него. В глазах ее стояли слезы.
– Дурак, – сказала Татьяна. – Я же люблю тебя! Теперь, очевидно, он тоже должен был сказать что-нибудь подобное, потом бы они бросились друг другу на шею, разрыдались, она бы еще раз пять-шесть спросила насчет приятеля-кулинара, а он, соответственно, ответил насчет женщины, а потом они бы отправились в постель и… Но дело-то в том, что не хотел Саша говорить о любви, потому что и сам не знал, любит Татьяну или нет. Скорее нет, чем да. Да и не любил, наверное, никогда. Потому-то и промолчал.
– Все, – упавшим голосом сказала Татьяна. – Я все поняла. Не надо ничего говорить. И не надо меня провожать, – остановила она его. Подхватила со стола сумочку и выбежала в прихожую. Пушечно хлопнула входная дверь. Саша поcмотрел на остатки недоеденной котлеты и швырнул ее в миску. М-да. Нельзя сказать, что его жизнь спокойна и безоблачна. Впрочем, может быть, оно и к лучшему, а? Расставание это с хлопаньем дверью… Погано, конечно, кто спорит, но зато отпала необходимость врать. Иначе бы рано или поздно вопрос встал ребром. И наверное, они бы поженились и маялись потом всю жизнь… Саша вспомнил о Юле, улыбнулся тускло. Заречемся: никаких далеко идущих планов. Хоть и хочется, но предоставим обстоятельствам самим решать, что и когда должно произойти. Саша еще раз вздохнул и поплелся в комнату раздеваться.
***
«По улочкам Иевус-Селима торопливо кралась завернутая в покрывало фигура. Человек оглядывался, беспокоясь о том, чтобы никто не увидел его. Несколько раз ему приходилось останавливаться и прятаться в тени проулков, избегая встреч с солдатами стражи. Оказавшись у стены Скиньи, человек подошел к воротам и, оглянувшись в последний раз, нетерпеливо шлепнул открытой ладонью по занавеси. В тишине ночи ему были отчетливо слышны приближающиеся шаги. Кто-то шел через двор. Человек сдернул покрывало. Отодвинулся занавес, и из Скиньи вырвалась густая волна курения фимиама. В это же время на площади перед Скиньей появилось звено храмовой стражи. Левиты вели пленника. Руки его были завернуты за спину и связаны, под локти просунуто древко копья. Пленник шел, согнувшись в три погибели, едва переступая ногами. Правильнее было бы сказать, что его волокли. В отдернутый занавес Скиньи выглянул левит, посмотрел на пришлеца и кивнул. Они узнали друг друга.
– Тебе нужен Верховный священник Авиафар? – спросил левит. – Подожди. Я позову его. Пленного как раз подвели к Скинье. Когда группа поравнялась с ночным странником, пленник невольно повернул голову. Даже сейчас, сквозь ужас, он почувствовал хоть и слабое, но удивление. Кто отважился, несмотря на все запреты, выйти ночью на улицу? Кто настолько смел, что сам пришел сюда, к Скинье? Да еще в одиночестве. Человек даже не отступил в тень. Похоже, по простоте или по здравому соображению, – попавшие в лапы левитов уже никому ничего никогда не рассказывают, – он не испытывал и тени волнения. Старший узнал его и удивленно прохрипел разбитыми губами:
– Ноэма? Больше он ничего не успел сказать. Через мгновение его втащили в Скинью. Перед взглядом служанки, отразив неяркий свет семиглавого светильника, мелькнули медные бока жертвенника. Служанка успела заметить роги с поблескивающими на них темными каплями крови, несколько горшков для угля, стоящих рядом, а также густо залитое кровью подножье жертвенника. Затем в просвете сформировалась, словно соткалась из воздуха, фигура Авиафара. Теперь он сменил ежедневный ефод на нарядную, голубую, расшитую золотыми гранатовыми яблоками и золотыми же позвонками подирь‹Подирь – вид верхней одежды первосвященника.› и потому выглядел грозно и величаво. Широкой спиной он загораживал проход в Скинью, не позволяя служанке увидеть, что происходит внутри.
– Ноэма? – не менее удивленно, чем Старший, спросил он. – Что тебе нужно? Первосвященник знал служанку. Ему также было хорошо известно, что она никогда не станет докучать по мелочам. Но для того, чтобы выйти ночью на улицу, нужен особый повод. Авиафар насторожился.
– Что-то случилось?
– Нафан, – тихим, едва слышным шепотом произнесла служанка.
– Царский пророк? – переспросил Авиафар, чувствуя, как сердце его замирает в восторженном предчувствии. «Да», – кивнула служанка. Ноэма не была полностью немой. Она могла говорить, хотя и с трудом.
– Что? Что он сделал? – нетерпеливо воскликнул Авиафар. У него появилась уникальная возможность потеснить царского любимца и самому занять его место подле трона Царя Иегудейского. А это дорогого стоило.
– Вчера ночью, – старательно раскрывая рот, произнесла Ноэма. – Нафан приходил к госпоже. Часть звуков она не выговаривала, но первосвященник понял ее.
– Ты уверена, что это был Нафан? – спросил Авиафар, и в глазах его засверкало злобное торжество. – Ты хорошо разглядела его? Служанка жестами объяснила, что сама впускала гостя в дом.
– Отлично, – прошептал первосвященник. – Благодарю тебя, Господин наш, Га-Шем, за бесценный подарок. – Затем Авиафар вновь опустил взгляд на девушку. – Ты поступила благочестно. Господь все видит и запомнит это. – Сняв с пояса кошелек, он высыпал на ладонь полтора десятка серебряных монеток, замер на секунду, протянул вторую руку, чтобы снять монету-другую, но передумал и ссыпал сикли в подставленную с готовностью ладонь девушки. Потом, зажав пальцы Ноэмы своей широкой ладонью, сказал строго: – Довольно. Теперь иди домой и никому не говори о том, что тебе известно. Иначе Господь может рассердиться на тебя. Служанка часто, как жеребенок, замотала головой, изобразила печаль и, указав в сторону дворца, приложила ладони к груди.
– Ты любишь свою госпожу? – «перевел» священник. – Волнуешься за нее? – Ноэма торопливо закивала. – Она теперь будет жить во дворце Царя нашего, Дэефета. Я бы, наверное, мог помочь тебе, но… – Он многозначительно взглянул на служанку, и та покорно протянула обратно спрятанные было деньги. Первосвященник ссыпал их в кошель, а кошель убрал за пояс. – Так и быть. Я постараюсь испросить разрешение Царя на то, чтобы ты, как и прежде, могла прислуживать своей Госпоже. – Он оглянулся через плечо и прибавил совсему уж тихо: – За ответом приходи завтра, после праздника. Когда левиты уйдут из Скиньи. Ты поняла меня? – Девушка серьезно кивнула и благодарно наклонила голову. – А теперь уходи! – громко и строго приказал Авиафар. – Отправляйся домой и ни с кем не разговаривай. И не попадись иевус-селимской страже».
14 АПРЕЛЯ, ПЯТНИЦА. ПОДТАСОВКА
21 час 22 минуты Саша проснулся от длинного звонка. В комнате висели вечерние сумерки. Сияющий за окном неоновый фонарь плел на занавесках причудливые светло-голубые узоры. Саша сел в кровати и огляделся. В комнате никого не было. А он-то ожидал, что Леонид Юрьевич вернется еще сегодня. Звонок залился снова.
– Иду я, иду, – крикнул Саша. Он вздохнул, сунул ноги в тапки и побрел в прихожую. Отяжелевший после сна, ватный, шаркающий. Звонок затрезвонил в третий раз.
– Иду-у! «А вдруг это Леонид Юрьевич? – подумалось ему. – А он тут… Гончий. Как будто только что из духовки вытащили». Саша по привычке потянулся к замку, но остановился. А если это не Леонид Юрьевич, а один из слуг Зла? Сейчас треснет ему по голове и отвезет в Склиф. А там побрызгают святой водой, пырнут ножом и – привет тебе, Гилгул, из вечной жизни. Саша посмотрел в глазок. Костя. Оперативник как раз тянулся к кнопке звонка. В следующую секунду трель ударила по ушам. Саша отпер дверь.
– Заходи, – кивнул он.
– Здорово. Костя был в приподнятом настроении. В него словно напихали пружин. Он принес с собой приятную прохладу весеннего вечера, и Саше вдруг очень захотелось выйти на улицу. Вместо этого он спросил:
– Ты чего такой радостный?
– Да так, знаешь, – Костя подмигнул. – Кофейком угостишь?
– Проходи, – кивнул Саша и первым пошел в кухню. Костя топотал следом, тараторя на ходу:
– Принес я тебе твою книгу. Эксперт сказал – подлинная она.
– Я же говорил. – Саша достал из шкафа две кружки, налил кофе себе и приятелю, присел к столу, закурил. – Значит, подлинная. А еще он сказал что-нибудь?
– Он, Сашук, много чего сказал, – улыбаясь, разглагольствовал Костя. – И в частности, что книга имеется в свободном доступе. Бери, как говорится, не хочу. Так вот, знаешь, какая фамилия стоит на последнем требовании? Ни за что не догадаешься!
– Потрошителя, – уверенно сказал Саша. – Этого… как его фамилия… память отшибло… ну, как его, ну…
– Баженов его фамилия, – напомнил весело Костя и отхлебнул из кружки. – Баженов Олег Юрьевич.
– Верно, – согласился Саша, тоже отпивая кофе. – Именно. Баженов.
– Не угадал, – Костя загоготал, безумно довольный тем, как ловко ему удалось «купить» приятеля. – Последним ее брал не Баженов, а некий Далуия. Баженов брал ее предпоследним! Саша почувствовал, как у него вытягивается лицо.
– Как его имя-отчество?
– Олег Юрьевич.
– Нет, не Баженова. А этого… Далуия.
– Леонид Юрьевич, – ответил Костя. – А что?
– Так, ничего, – враз помертвевшими губами прошептал Саша. – Показалось, фамилия знакомая.
– Редкая, кстати, фамилия, – заметил оперативник.
– Я заметил.
– А ты заметил, что они оба Юрьевичи?
– Заметил, – рассеянно тряхнул головой Саша и едва не расплескал кофе на колени. – А ты? Костя фыркнул в кружку:
– Конечно. Я же сам тебя спросил.
– Не родственники?
– Не знаю, – ответил оперативник. – Пока не знаю. Завтра выясню. Я так подумал над тем, что ты мне сказал, ну, насчет ножа. Прав ты, Сашук, стервец, на сто процентов прав. Не мог он нож в кармане таскать. Удивляюсь только, как нам раньше такая элементарная штука в голову не пришла. Я и подумал, пока к тебе ехал: а ну как, и правда, Далуия этот – родственник нашему Олегу? Взял девичью фамилию жены. Или матери. Или так сменил. Сейчас это легко. По-моему, четвертной всего стоит. Представляешь, почуял настоящий убийца, что мы ему на пятки наступаем, и подсунул вместо себя родственничка. Мы его до суда дотащим, а на суде он нам – оба-на! – алиби стопроцентное. Да еще и адвокат заявит насчет ножа. Тут-то нашему делу кранты и придут. Олега Юрьевича освободят из-под стражи в зале суда, а Далуия этот, который и есть настоящий Потрошитель, станет ладошки потирать да нажрется на радостях совместно с братцем. Саша слушал приятеля, тупо пялясь в кружку. Он бы многое мог сказать сейчас Косте. Например, о том, что тот самый Далуия совместно с братцем придумал ход куда хитрее. Дождались прихода дурачка-психиатра и стали «прессовать» его по всем правилам. Зачем? Так это же яснее ясного. Случайно ли Леонид Юрьевич завел разговор о шестой жертве? Ведь если бы им удалось свести его, Сашу, с ума, – а им, надо признать, это почти удалось, – то очередное убийство послужило бы отличным доказательством, что взяли «не того». А уж Леонид Юрьевич наверняка позаботился бы о том, чтобы о «произволе властей» узнала широкая общественность. А то и еще лучше – звякнули бы в милицию и сдали бы «истинного Потрошителя», когда он пойдет на «очередное дело». Кстати, возможно, что его дневные догадки насчет гипноза были не так уж глупы. А что под машину попал – замечтался и шагнул на проезжую часть. А на Садовом же движение – дай Бог. Странно не то, что сбили, странно то, что цел остался. Опять же, если Юрьевичи обучались правилам гипноза, то это все объясняет. И странные «воспоминания», и смерть врача. Сейчас ведь уже невозможно проверить, под гипнозом тот был или нет. Хотя самоубийство вполне могло оказаться совпадением, сыгравшим на руку Баженову. И даже стигматы могут быть вызваны гипнозом. Подсознание ведь такая странная штука – никто толком не знает, как оно «работает». Гипноз же вторгается именно в область подсознательного. Саша отхлебнул кофе и отметил, что тот начал остывать. А Костя болтал и болтал. Его треп был уютным, умиротворяющим.
– Так вот, – вещал Костя, – книгу эту напечатали тиражом три тысячи. Эксперт сказал, для конца прошлого века тиражик ничего себе. Во-от. А потом издатель начал распускать разные слухи, мол, трали-вали, какой-то там таинственный незнакомец. Чуть ли, блин, не сам граф Монте-Кристо заказал. Для личных нужд. Туда-сюда. Короче, всем мозги запарил. Книга пошла у него «влет». – Костя смеялся, запрокидывая голову. – Нет, ты представь себе! Каков шельма, а? Сейчас бы мы его привлекли за мошенничество, а в то время запросто с рук сошло. Говорят, будто один экземпляр заказали аж для царского двора. Тут-то наш издатель и обделался. Сам понимаешь, какой бы век ни был, а за шутки с царем никогда по головке не гладят. За такое можно и в острог загреметь. Говорят, издатель спешно все распродал – и в Баден-Баден, на воды. Нервишки пошатнувшиеся в порядок приводить. Костя снова засмеялся.
– Постой, о чем ты? – Саша нахмурился.
– Да про книгу же, которую ты купил. Эксперт сказал, ей цена – в базарный день три копейки. Брежневскими. Он достал из пакета «Благовествование» и шлепнул его на стол.
– Забирай. Сдай ее в макулатуру. Больше проку будет. Саша смотрел на книгу, понимая, что никогда больше не сможет не то что открыть ее, даже взять в руки. Тошно. «Благовествование» служило ярким напоминанием того, как легко и ловко можно обмануть.
– А хочешь, – вдруг сказал Костя, – я могу ее завтра Потрошителю предъявить. Вот, мол, книга, по которой ты нам «лапшу вешал». И посмотрим, как он отреагирует. А? Саша покачал головой:
– Не пройдет. Во-первых, ему известно о книге.
– Откуда?
– Я сам сегодня сказал.
– Когда? – насторожился Костя.
– Днем, перед тем, как из больницы уйти.
– Эх, – оперативник досадливо цыкнул зубом. – Зря. Черт. Такую «фишку» обломил. Можно было на него хорошенько нажать.
– А во-вторых, – продолжил спокойно Саша, – он и не отрицает, что книга попала ко мне благодаря его стараниям.
– А с какой целью Баженов тебе ее подсунул? – еще больше удивился Костя. – Она ведь всю их аферу раскрывает – только в путь. Увидев эту книгу, даже мальчишка-стажер вцепился бы ему в глотку мертвой хваткой. И не отпускал бы, пока этот умник копыта бы не отбросил. Или пока не сознался бы во всех смертных грехах.
– Откуда мне знать, Костя, зачем? – соврал Саша. – Спроси у него. Может быть, он тебе расскажет.
– Обязательно, – серьезно кивнул тот. – Обязательно спрошу. Всенепременнейше. Если выяснится, что он состоит с Далуия хотя бы в отдаленном родстве, я с него просто так не слезу. Он у меня «петь» будет – курский соловей обзавидуется. Я ему «козью морду» устрою по полной программе. И алиби мы из него вытрясем. И все прочее. И сядет он у меня за компанию с братцем на полную катушку. Это уж я ему обеспечу. Саша смотрел на книгу. «Надо бы позвонить Андрею, – подумал он. – Пусть забирает, раз уж она ему настолько интересна. А завтра… Что же делать завтра?» Саша, старательно изображая внимание, глотнул кофе, затем закурил. Он был целиком захвачен собственными мыслями. Завтра. Надо будет позвонить Юле, – при воспоминании о девушке Саша невольно улыбнулся, – договориться о встрече с профессором и прокрутить ему запись их беседы с Потрошителем. Насчет истории, это ведь Саша темный как валенок, ему можно что угодно рассказывать, не боясь быть пойманным на неточности. А вот пусть Баженов попробует обмануть профессионала.
– Что? – быстро спросил оперативник. – Чего ты улыбаешься? Вспомнил что-нибудь?
– Слушай, Костя, ты можешь предоставить мне записи нашего вчерашнего разговора с Баженовым? Того, где он мне про библейские города рассказывал. Можешь? Костя помрачнел. Вздохнул.
– Понимаешь, старик, нет больше этой записи. Только ты об этом не болтай, ладно?
– Как нет? – Саша невольно напрягся. – Куда же она делась?
– Да, понимаешь, сегодня вечером один из моих охламонов бутылку с «Фантой» на пленки опрокинул. Такой вот получился сюрприз. – Костя развел руками и сказал, словно оправдываясь: – Но их тоже можно понять. Комнатушку дали – не то что кассеты хранить, а даже присесть толком некуда. Складывали все это барахло в коробку. А мои обалдуи ее под стол приспособили. Ну вот и доприспосабливались. Отчитал я их, понятное дело, тем все и закончилось. По инстанции докладывать – получат по выговору, без тринадцатой останутся. А у них, сам понимаешь, зарплата не ротшильдовская. Так что, такие дела, старик. Нету больше этой записи.
– Понятно. – Сказать, что Саша расстроился, значит не сказать ничего. Он подумал секунду, затем поинтересовался: – Слушай, а нельзя организовать к Баженову еще один визит?
– Почему же нельзя? Легко. Хоть завтра. Приезжай и работай себе на здоровье.
– Только мне нужно провести к нему еще одного человека.
– Это которого? Тон у Кости сразу стал ленивым и отстраненным. Так случалось всегда, если ему предлагали сделать что-то, чего он делать не хотел.
– Есть один профессор. Историк. Специализируется на Древнем Востоке. Думаю, для него не составило бы труда отыскать просчеты в рассказах Потрошителя.
– А-а-а, – Костя улыбнулся. Словно луч солнца пробился сквозь тучу. – Ну… Историк – это же совсем другое дело. Конечно, старик. Вперед и с песней. О чем разговор? Завтра с утра закажу вам пропуска. Ты ведь завтра думал его привести?
– Если он не будет занят.
– Ну так давай, старик. Действуй. Саша порылся в кармане, достал пачку, тщательно сверяясь с записью, набрал номер. Ему не пришлось ждать. Трубку сняли после первого же гудка.
– Слушаю вас? – услышал Саша знакомый голос. Сердце его сладко подпрыгнуло и глухо ударилось о кадык.
– А… Здравствуйте, Юля, – сказал он.
– Это вы, Просто Саша? – По голосу Саша понял, что девушка улыбается.
– Да. Это я.
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо. Сейчас уже почти нормально.
– Хорошо.
– Юля, я хотел узнать, не прояснилось ли что-нибудь с профессором, о котором вы говорили, – промямлил Саша, чувствуя себя полным кретином. Он бы с гораздо большим удовольствием поговорил с этой девушкой о чем-нибудь постороннем. Может быть даже, прочел бы ей стихи, а вместо этого вынужден спрашивать о каком-то профессоре. Да еще Костя придвинулся ближе и стал зачем-то тыкать Сашу в локоть. Причем оперативник игриво двигал бровями и пошло улыбался.
– Я разговаривала с ним сегодня, – ответила девушка. – Он сказал, что может встретиться с вами завтра, если у вас сохранится интерес к предмету разговора. Завтра выходной, у него как раз есть свободное время. Я не знала, позвоните ли вы, и поэтому не стала договариваться относительно времени.
– У меня… – Саша закашлялся от волнения. – Сохранился. К предмету.
– Хорошо, – Юля рассмеялась. – В таком случае, давайте встретимся в десять на «Тверской», в центре зала. Профессор живет в Гнездниковском переулке, это совсем рядом с метро.
– Отлично, – абсолютно искренне воскликнул он. – Просто прекрасно. Значит, в десять на «Тверской», в центре зала. Вы меня очень выручили, Юля. Огромное вам спасибо.
– Не за что, Просто Саша, – ответила девушка и снова рассмеялась. – До завтра.
– До завтра, – пробормотал Саша и повесил трубку. Костя откинулся на стуле, посмотрел на приятеля и философски заметил:
– Выглядишь ты сейчас, как полный кретин. Или как влюбленный по уши. Хотя это вроде синонимы, нет?
– Только не надо, ладно? – отмахнулся Саша. – Если не хочешь, чтобы мы поссорились.
– Молчу, молчу. – Костя поднял руки. И тут же спросил быстро: – Она хоть красивая?
– Костя! – рыкнул Саша.
– Все. Уже заткнулся. А ты оказывается у нас ревнивый, мавр. – Оперативник хмыкнул. – А как же Татьяна?
– Костя, я тебя умоляю, – простонал Саша.
– Смотри, дело твое, конечно. Но должен тебя предупредить как старший товарищ. – Костя назидательно поднял палец. – Нет убойнее оружия, чем баба в приступе ревности. И страшнее тоже нет. Понял?
– Я тебя вышвырну, – предупредил Саша.
– Да я, собственно, так. Просто к слову пришлось. Так что с профессором-то? Поедет он к Потрошителю?
– Надеюсь, мне удастся его уговорить. Возможно, ему самому это будет интересно.
– Угу, – хмыкнул Костя, – ладно. Я на всякий случай закажу вам два пропуска и ребят предупрежу, чтобы пропустили. Только пусть твой профессор паспорт захватит. Без паспорта с ним и разговаривать не станут. Усек?
– Усек, – ответил Саша. Костя кивнул на «Благовествование».
– Не возражаешь, если возьму почитать?
– Не обижайся, но…
– А что так? – прищурился оперативник. – Боишься? Не бойся, не потеряю.
– Да нет, дело не в этом. – Саше был неприятен собственный отказ. Все-таки Костя его друг, а тут из-за грошовой, в сущности, книги… – Понимаешь, мне просто нужно с одним товарищем переговорить. Он – букинист, как увидел книгу, аж затрясся. Мы с ним работаем вместе, не хочется отношения портить. Я ему все объясню, книгу покажу, пусть убедится, что я ее не продал, не подарил, а потом бери, читай на здоровье.
– Лады. – Костя поднялся. – Побегу я. Время позднее. До дома еще час добираться. Глашка меня поедом сожрет.
– Скажи, что на работе задержался, – предложил Саша, провожая приятеля в коридор.
– Да, скажи, – усмехнулся невесело Костя. – А то ты Глашку мою не знаешь? Она же каждый вечер звонит мне на службу, проверяет, где я, да когда ушел, да трали-вали разные, ваще. Кошмар, а не жизнь.
– Разведись, – предложил Саша. – Все легче, чем так маяться-то.
– Думаешь, так просто? – вздохнул Костя. – Без малого десять лет вместе прожили, не хухры-мухры. Привык уже.
– Тогда терпи.
– А я что делаю? – Костя помялся на пороге, протянул руку. – Ладно, бывай.
– Пока. Со словами: «Ох, и крику сейчас будет», Костя вышел на площадку, и Саша запер за ним дверь. Тщательно, на все замки. Постоял, прислушиваясь к шагам на лестнице, затем вернулся в комнату. Сон прошел. Теперь, как ни старайся, а быстро уснуть не получится. Досадно. Он прямо в рубашке и брюках плюхнулся на кровать. Взял «Благовествование», открыл, полистал, отыскивая нужное место.
***
«Нафан не боялся смерти. Чтобы бояться смерти, надо получать хоть какое-то удовольствие от жизни, ценить ее. Пророк не понимал, чем медленная ужасная смерть, называемая жизнью в Иевус-Селиме, лучше быстрой, от руки левита. Противно умирать под ножом палача, но и львов иногда загрызают пустынные псы. Чем же он лучше другой Божьей твари? Нет, Нафан определенно не боялся смерти. Поэтому, когда оконечник дротика ударил в дверь его дома, он вышел на улицу без тени страха или волнения на лице. Мрачный командир звена храмовой стражи, не глядя на него, пробурчал:
– Царь Дэефет желает видеть тебя, пророк.
– Я готов, – кивнул старик.
– Разве ты ничего не хочешь взять с собой?
– Все, что я хотел бы взять, со мной, – спокойно ответил Нафан. – Пойдем, левит, не будем терять понапрасну времени. Жизнь в Иевус-Селиме и без того слишком коротка. Бесстрастный караул сомкнулся вкруг него. Они пошли вверх по улице, а из окон домов им в спины вперились сотни переполненных страхом глаз и пополз по комнаткам придавленный шепот: