Сербин Иван. Гилгул

   – Думаешь, я тебя пугаю, мужик? Да на хрен ты мне сдался, пугать тебя. Смотри сам. Не захотел по-плохому, по-хорошему будет хуже.
   – Ладно, ладно, старина, остынь, – сказал Саша. В конце концов, шофер-то чем виноват? Переживает человек за разбитую машину. А кто бы не переживал? Только вот… с деньгами как быть? Чем отдавать? Ладно. В конце концов, «Благовествование» можно продать. Подойти к букинистическому. Или к Дому книги на Арбате. Или к «Библио-Глобусу». Авось кто-нибудь да клюнет. – Давай договоримся так. Подъезжай завтра к шести вечера сюда, к метро. С деньгами я что-нибудь придумаю. Шофер задумался, затем вздохнул:
   – Вот я все-таки очень порядочный человек, блин. Другой бы сразу поставил тебя «на счетчик» и братков бы натравил. Это только я, лопух, всех жалею.
   – Да перестань, – отмахнулся Саша, слегка шалея от этого «я очень порядочный». – О чем ты говоришь? Какой «счетчик», каких братков?
   – Ладно, проехали, – согласился шофер. – Поверю тебе в последний раз. Но завтра чтобы точно.
   – Точно, точно, – подтвердил Саша.
   – Короче, завтра в шесть я у метро. Но смотри, мужик. Надумаешь «крутить динамо» – пеняй на себя.
   – Завтра в шесть. – Саша повесил трубку, подумал, пошел в кухню. Здесь он остановился, осмотрел стоящие в специальной сушке ножи. Надо выбрать. Какое-никакое, а оружие. Не «Гербер», конечно, модель «6969», но тоже ничего. В живот ткнуть – мало не покажется. «Господи, – подумал он отстраненно, – что я делаю? В какой живот, кого? Я же никого еще никогда…» Саша протянул руку и вытащил из сушки большой шинковочный нож с тяжелым лезвием. «Возьми поменьше», – прозвучал над ухом чей-то голос. Саша оглянулся. Никого. Понятно. Шиз Великий и Ужасный. А насчет ножа верно. Такой тесак ни в карман спрятать, ни на поясе носить неудобно. Как Буденный с шашкой. Он положил шинковочный нож и взял обычный, рабочий, поуже и полегче. Куда прятать? Надо подумать. Саша пошел в комнату, заглянул в шкаф, выбрал свежую белую сорочку. Вытащил ремень из выходных брюк, захлестнул петлей на запястье, обмотал пару раз вокруг руки «язык» и подсунул под него нож. Взмахнул рукой. Держится, хотя утолщение заметно. Ну да ладно, пиджак скроет. Он надел носки, снял с вешалки пиджак. По цвету и ткани тот совершенно не подходил к брюкам, но Саше было плевать. Теперь в прихожую. Пальто залито кровью. Ну да, вытирал же с физиономии сегодня утром. Все угваздал. Понятно. С пальто у нас лажа получилась. Придется воспользоваться пла… Он не успел додумать начатую мысль. С той стороны по двери ударили мгновенно и мощно. Вылетел замок, посыпались вывернутые из косяка шурупы. В прихожую ворвались черные фигуры. А с площадки в квартиру ударил слепящий свет электрического фонаря. Саша вскинул руку, прикрывая глаза, и тут же кто-то с дикой силой врезал ему в лицо. Аккурат в сломанный нос. Саша отлетел к стене и рухнул на пол. Последовал второй удар. Ногой в пах. Он взвыл от боли, скрючился, но ему наступили рифленой подошвой на спину, заставляя выпрямиться.
   – Лежать, падло, – орали над самой головой. – Не шевелиться! Руки назад! Руки, сука, за спину, живо!!! Руки, я сказал!!! А вокруг топотали в два десятка ног. Саша видел мелькавшие перед самым лицом высокие бутсы на шнуровке и накатывающие на голенища пятнистые армейские брюки.
   – Руки назад, падло! – продолжали орать над головой. Последний выкрик был подкреплен мгновенным и невероятно болезненным тычком каблука между лопаток. Саша задохнулся от боли, выгнулся дугой. Глаза у него полезли на лоб, даже сквозь оплывшие веки. И еще, кажется, он обмочился.
   – Ну ты полегче, сержант, полегче, – донесся до него, как сквозь вату, насмешливый голос Кости. Ему заломили руки, защелкнули на запястьях наручники. Костя опустился рядом на корточки, ухватил его за подбородок, вздернул голову так, что захрустели шейные позвонки.
   – Ну что, Сашенька, – негромко сказал он. – Предупреждал я тебя?
   – Больно, – прохрипел Саша, захлебываясь собственной кровью.
   – А ты как хотел? Надо было сразу делать то, что тебе говорили, а не вые…аться, как блоха на гребешке. Эк тебе врезали-то, – с фальшивым участием произнес он и покачал головой. – А чего же ты, друг ситный, при задержании оказывал сопротивление сотрудникам правоохранительных органов, а? Нехорошо. – Костя со свистом втянул носом воздух. – Ты обос…ся, что ли, Сашук? Точно. Обос…ся. Ничего. То ли еще будет!
   – Костя, – прошамкал Саша. – Ты – дурак, Костя. Ты служишь Злу.
   – Может быть, – Костя понизил голос до едва различимого шепота. – Но, знаешь… Мне это нравится.
   – Ты даже не понимаешь, что делаешь!!! Отпусти меня! Иначе будет поздно! Послезавтра мир полетит в тартарары.
   – Правда, что ль? – насмешливо поинтересовался оперативник.
   – Послезавтра начнется Апокалипсис!
   – Вон как. – Костя отпустил голову Саши. Тот не успел напрячь шею и врезался лицом прямо в кровяную лужу, натекшую с лица. Костя обернулся: – Вы слышали, доктор?
   – Мда-с, – произнес степенный вальяжный голос из темноты прихожей. – Совершенно типичный случай.
   – Понятые, – позвал Костя. – Проходите, проходите. И вы, товарищ участковый. Телевизионщики где у нас? Скажите там, что могут тоже зайти. Яркий луч переносного софита вплыл в прихожую. Стало светло, как днем. Замелькали чьи-то ноги. Ноги, ноги, ноги. Провода какие-то.
   – Товарищи, – громко объявил Костя. – Человек, лежащий на полу, – известный серийный убийца, которого в народе прозвали Московским Потрошителем. На его счету шесть убитых женщин. Сашей овладела апатия. «Шесть? – вяло подумал он. – Почему шесть? Вроде еще вчера пять было… Откуда же взялась шестая?»
   – А как же тот Потрошитель, которого задержали несколько дней назад? – поинтересовалась возбужденно какая-то девица.
   – К сожалению, органы правопорядка не застрахованы от ошибок, – обаятельно улыбнулся ей Костя. – Наших сотрудников тоже можно понять. Задержанный полностью соответствовал словесному портрету убийцы. И потом, по воле случая, у него при себе оказался точно такой же нож, как и тот, которым пользовался настоящий Потрошитель. Как видите, мы работаем, признаем ошибки и стараемся их исправлять. Дышать было неудобно, при каждом выдохе из сломанного носа вылетали кровавые пузыри. Саша повернул голову и увидел, как оперативник, словно бы случайно, между делом, провел рукой по обтянутой голубой джинсой спортивной корреспондентской заднице, на мгновение жадно сжав ягодицу пальцами. Девица не отодвинулась, не отстранилась, не возмутилась даже.
   – Итак, товарищи, – громогласно объявил Костя, убирая руку с корреспондентской «джинсы», – можно приступать к обыску и составлению протокола. Так, вы, товарищи понятые, сразу пройдите к вешалке. Лейтенант, зафиксируй пальто. Да, темные пятна, похожие на кровь. И на экспертизу пальтишко. Пусть установят группу, резус-фактор, все, как положено. Саша сплюнул кровь. Он лежал и слушал, как громят его квартиру. Бесцеремонно переворачивают ящики стола, выбрасывают книги с полок, перетряхивают вещи. Вот нашли окровавленную рубашку в ванной. «Снимайте, снимайте, ничего страшного… Так, на рубашке пятна бурого цвета, похожие на кровь. Распишитесь вот тут и вот тут еще». Запястья болели, и Саша попытался пошевелить руками.
   – Товарищ капитан, – позвал стоящий над ним сержант. – У него в рукаве рубашки что-то.
   – Ну-ка, ну-ка, – с любопытством сказал Костя. – Что у нас тут? – Саша почувствовал, как ему приподнимают рукав. Оперативник присвистнул, сказал тихонько Саше: – Попробуй, расскажи кому-нибудь, что это не ты их резал, – и тут же громко, весело: – Сержант, как же ты такое богатство пропустил, когда наручники застегивал?
   – Да черт его знает, тарищ капитан.
   – Только и слышишь от вас, «черт его знает» да «черт его знает». Так, понятые, пройдите сюда, пожалуйста. Лейтенант, зафиксируй в протоколе. Фотограф! Где фотограф? Махотин! Где здесь? Сюда иди. Снимай крупным планом и привязочку по масштабу сделай. Значит так, пиши, лейтенант: «Под рукавом рубашки задержанного обнаружен брючный ремень, кожаный, черного цвета, обернутый три раза вокруг запястья и продетый через пряжку из металла белого цвета, похожего на сталь. Под ремнем нож… значит, кухонный нож английского производства». Остальное – параметры клинка, фирму, все такое – сам допишешь. Мы пока продолжим. Время-то уже позднее. Костя поднялся, и Саша услышал, как оперативник, опять же между прочим, шепнул корреспондентке: «А что вы после съемки-то делаете?» и снова огладил ее спортивные ягодицы. Сашу подняли, не особенно ласково, едва не вывернув из суставов руки, прижали лбом к стене, уперлись стволом автомата в спину, обыскали. Оружия не нашли. Денег, понятное дело, тоже. Но кто-то стал на двести долларов и пятьсот рублей богаче. Зато притиснутый к стене Саша увидел, как прошедший в кухню Костя деловито достает из кармана пакет, укладывает в него «Благовествование» и засовывает себе под пальто.
   – Книга, – прохрипел Саша. – Не трогай книгу!
   – Что? – Костя обернулся. – Какую книгу? – И обратился к понятым и телевизионной группе: – Товарищи, пройдите в комнату, пожалуйста. Зафиксируйте там все. И внимательно смотрите, а то как бы наши снова не оплошали, – и засмеялся. Ну ни дать ни взять друг и брат. Понятые и телевизионщики стадом протопали в комнату. Костя же вышел в прихожую, прикрыл за собой дверь. Обернулся и без замаха, но очень сильно ударил Сашу под ребра. Тот охнул, упал на колени и тут же получил по физиономии.
   – Будешь орать, правдолюб обос…ый, убью, – спокойно заявил Костя и скомандовал автоматчику: – Подними его, сержант. А то упадет еще. Придется снова поднимать. А он опять упадет. Что-то плохо его ноги держат. А с виду такой здоровый.
   – Понял, тарищ капитан, – весело откликнулся тот. – Так точно, с виду здоровый, а падает се ремя.
   – Вот ты и присмотри за ним. В случае чего, подняться помоги. А я пока в туалет схожу. Не стоять же тут. Костя ушел в туалет. Минут пять он сливал воду, а когда появился снова, у Саши таинственным образом оказалась рассечена бровь и отбиты почки. Да еще вроде ребро то ли сломано, то ли просто треснуло.
   – Ну что, сержант? – беспечно поинтересовался оперативник. – Не падал клиент, нет?
   – Так точно, тарищ капитан. Упал. Аж три раза. Об стенку вот ударился лицом. Совсем его ноги не держат. Со страху, наверное.
   – Это верно, со страху, – кивнул Костя. – Он от страха даже в штаны себе надул.
   – Фашисты, – пробормотал Саша. Кровь из рассеченной брови залила ему правый глаз, и он ничего им не видел. – Гестаповцы.
   – Значит так, сержант. – Костя засмеялся. – Я пойду в комнату, обыск все-таки. А если он еще пару раз упадет, то ты подними. Жалко ведь, человек все же, не собака. Только не перестарайся. А мы минут через пять выйдем. Туалет досмотрим. Туалет ведь не досматривали еще?
   – Так точно, – с готовностью рапортнул сержант.
   – Вот и хорошо. Глядишь, найдем что-нибудь интересное, – Костя снова усмехнулся и, наклонившись к Саше, добавил: – Вроде ножа фирмы «Гербер». Модель «6969». Саша только сглотнул. «Падать» ему больше не хотелось. Он и так вдосталь уже «нападался» сегодня. Костя ушел в комнату, а Саша все-таки «рухнул» еще пару раз. Минут через пять, закончив с комнатой, группа вывалилась в прихожую. Один, в штатском, взялся осматривать ванную, второй – туалет. Кто-то громыхал на кухне посудой. Но Саше было уже все равно. Он хотел только одного – чтобы все быстрее закончилось. Пусть его отвезут… куда увозят в таких случаях? в тюрьму, в больницу?.. – и оставят в покое. Нет, боли он уже не чувствовал. Боль очень быстро стала привычной. Постоянной. «А может, – подумалось ему, – кинуться на этого сержанта? Автоматная очередь – и все закончится. А?» Он уже даже почти решился, но хватило ума не совершать глупостей. А что, если сержант не станет стрелять? А вместо этого подставит коленку или кулак? И тут он, Саша, как начнет «падать», как начнет… Только вздохнул. Нет, Леонид Юрьевич же сказал, что убьют его завтра вечером. Не сегодня. Значит, если и будет очередь, то не убьет она его. Только ранит. А раненый, беспомощный – вот уж хорошая жертва для Предвестника. Просто замечательная, настоящий подарок. Обзавидуешься. И вообще, какой смысл ему, Саше, умирать просто так? Повезет родиться снова – будет другой Костя. С другим именем и другим характером, но будет. Другой. Корень «друг». Когда из туалета послышался возглас: «Понятые, подойдите сюда! Обратите внимание, на ваших глазах из технической ниши, с фальшпотолка, я достаю…» Саша уже знал, что там. Нож. «Гербер», модель «6969». Кстати, сам-то он на фальшпотолок заглянуть не додумался.
   – Задержанный, вы узнаете этот предмет? – Костя сунул ему под нос «изъятый вещдок». Саше пришлось неестественно вывернуть голову. Правым глазом он не видел. Этот был нож Потрошителя. Не такой же, а именно тот самый. Саша узнал его по царапине на черной прорезиненной рукояти. Только теперь на лезвии темнели бурые кровавые подтеки.
   – Задержанный, вы узнаете этот предмет? – повысил голос оперативник.
   – Это нож, – ответил Саша, с трудом разлепляя разбитые губы.
   – Какой нож? – с торжеством спросил Костя.
   – Мой нож.
   – Понятые, прошу вас засвидетельствовать: задержанный опознал этот предмет как свой нож. – Оперативник вновь повернулся к Саше. – Этим ножом вы убивали женщин?
   – Этим, – ответил Саша, вдруг успокаиваясь.
   – Отлично. Зафиксируйте признание в протоколе. Понятые, подпишите, пожалуйста. Вот здесь. Прекрасно. Вы, товарищи, засняли все, что хотели? Превосходно. Так, поехали. Участковый, опечатай квартиру. Ну что, пошли, друг. Плащик накиньте на него кто-нибудь. На Сашу накинули плащ, потащили к дверям. Он не сопротивлялся. Спокойно спустился вниз, остановился на тротуаре рядом с сине-желтым милицейским «бобиком». С неба сыпался дождь. Крупный, весенний. Саша поднял голову, подставляя лицо холодной воде. Пусть смывает кровь. Пусть смывает.
   – Пошли, – подтолкнул его в спину сержант.
   – Покури пока, – придержал автоматчика Костя. – Пускай подышит маленько. Последние минутки на свободе. А я с телевизионщиками пообщаюсь. Узнаю, когда показывать будут. По какой программе там, все такое. Остальные «леопарды» в масках забрались в закрытый «РАФ». Автоматчик же, вняв приказу, закурил. Однако глаз с задержанного не спускал. А Саша ничего не видел. И не слышал. Его вообще уже не было здесь…
 

***

 
   «- Все случилось именно так, как ты и предсказывал, – мрачно вещал гость, рослый, плечистый мужчина с округлым лицом. – Помпей бежал к Клеопатре, в Египет. Кесарь сказал, что приедет за ним, но кентурион Септимия, ритор Теодот и царский опекун Ахилла, видно, решив доставить Кесарю удовольствие, отрубили Помпею голову.
   – Это мне известно, – негромко ответил Каска, застегивая фибулой тогу. – Что-нибудь еще?
   – А тебе известно, что по прибытии в Египет, узнав о казни Помпея, Кесарь вышел из себя и приказал казнить убийц? Каска криво усмехнулся. Подобное произошло уже однажды, в Палестине, во времена Дэефета и Аннона. Нет ничего странного в том, что Предвестник пришел в ярость. Ведь Гончий, фактически уже попавший ему в руки, снова был убит не на Святой земле. Кесарь не знал о своей ошибке. Да и Помпея вполне можно было принять за Гилгула. Честен, храбр, справедлив, милосерден. К тому же открыто выступил против Кесаря. Что же, Помпей своей смертью облегчил работу Гончему. Предвестник, то есть Гай Юлий, уверен, что с Гилгулом покончено. По крайней мере, в этой жизни. Теперь Кесарь будет беспечен. Других он не боится. А Каска уверен в точности собственного выбора.
   – Почему ты молчишь? – Мужчина выглядел встревоженным.
   – Весь Рим знает Помпея, – сказал Каска, застегивая пояс. – Теперь мы можем не бояться волнений.
   – Да, – Кимвр усмехнулся криво. – Кесарь приказал бесплатно накормить всех римских граждан, он заплатил налоги за их жилье на год вперед, он заплатил каждому легионеру, кентуриону и трибуну. Более того, он приказал заплатить еще и каждому гражданину Рима по одной мине. Римляне уже забыли об убийстве Помпея и готовы слагать гимны в честь убийцы. Ты слишком хорошо думаешь о своем народе, Каска. Если мы сейчас убьем Кесаря, не миновать большой беды.
   – Ты послал записку Юнию Бруту, Туллий? – спросил вместо ответа Каска.
   – Я посылал претору записки каждый день, – прежним мрачным тоном заявил Туллий Кимвр и принялся расхаживать по залу, в волнении вытирая ладони. – Все, как ты и велел. И еще я тайно переговорил с остальными магистраторами, преторами и консулами.
   – Что же они? – Каска наконец справился с фибулой, одернул тогу.
   – Триста человек поддерживают заговор. Они согласны, что Кесарь должен умереть, если не удается свергнуть его законным путем. Жестокость Гая Юлия стала чрезмерной. Рим никогда еще не знал такого количества гражданских войн и бунтов, как при Кесаре. Цицерон говорил с Лабиэном. Десятый «преторский» легион на нашей стороне. А еще наместник Регин, представитель всадников, сказал, что всадники поддерживают заговор. Сам Регин постарается склонить на свою сторону Восьмой легион царских ветеранов.
   – Сколько всадников? – быстро спросил Каска.
   – Две тысячи человек.
   – Мало. Как мало.
   – Но если Восьмой легион встанет на нашу сторону…
   – Царские ветераны пойдут за Антонием. Ты их переоцениваешь, Туллий. Тебе известно, что для легионера главное. Деньги. После убийства Помпея Кесарь подарил каждому легионеру по пять тысяч динариев. Вот о чем они сейчас думают. Не о жестокости Гая Юлия, превосходящей даже жестокость Суллы, но о том, как лучше потратить свое богатство.
   – Люди могут отличать добро от зла, – неуверенно заметил Кимвр. – Стоит лишь открыть им глаза…
   – Это стоит слишком дорого, – вздохнул Каска. – Но даже если открыть им глаза, не уверен, что и тогда они разглядят что-либо. – Каска вздохнул. – Блеск золота слишком слепит.
   – Похоже, Боги благоволят Гаю Юлию.
   – Злые Боги, Туллий.
   – Но Боги, – ответил тот. Каска быстро подошел к нему, схватил за плечи, тряхнул и заглянул в глаза.
   – Ты боишься, Туллий?
   – Я? – Кимвр отвел взгляд. – Да, ты прав. Я боюсь. Я боюсь тех двухсот сенаторов, что не присоединились к заговору. Я боюсь, что кто-нибудь из них предупредит Кесаря. Я боюсь, что Брут снова проявит нерешительность, а тебя Сенат не поддержит. Ты не консул, не триумвир, и даже не претор.
   – Преторы Юний Брут и Гай Кассий – приверженцы Помпея. Это всем известно, – заметил Каска. – Если заговор свершится, у них не останется иного выхода, кроме как присоединиться к нам. К тому же в случае смерти Кесаря Брут и Кассий получат гораздо больше, чем потеряют.
   – Всем также известно, что твоя жена была когда-то женой Помпея и что она до сих пор любит своего бывшего мужа, – веско ответил Кимвр. – А ты любишь свою жену.
   – Никто не поверит, что магистратор убил Кесаря из-за любви к женщине и из-за ее ненависти к убийце бывшего мужа, – возразил Каска и улыбнулся. – Тем более что это и неправда. Все подумают на Брута и Кассия. У обоих есть куда более веские причины возглавить заговор. Надо лишь начать.
   – Ты ступаешь на очень опасный путь, Каска.
   – Я давно ступил на него, Туллий. Туллий Кимвр посмотрел на собеседника, затем снова вздохнул и покачал головой:
   – Надеюсь, что ты прав в своих суждениях, Каска. Очень надеюсь.
   – Подожди меня здесь, – попросил тот. – Я хочу сказать несколько слов Цесонии.
   – Поторопись, – предупредил Кимвр. – До заседания Сената осталось не так много времени. Каска вышел в соседнюю залу. Цесония, сидя на ложе, просматривала свитки из домашней библиотеки. Каска подошел ближе, поддернув хитон, опустился на колено и склонил голову. Женщина отложила свиток и молча посмотрела на него.
   – Я иду, – сказал он тихо. Она протянула руку и положила ладонь на его голову.
   – Ты выглядишь сейчас, как воин перед битвой, – задумчиво сказала женщина.
   – Так оно и есть, – ответил Каска негромко. – Ты даже не представляешь, насколько близка к истине.
   – Ты убьешь его? – спросила она еще тише, чтобы не слышал гость.
   – Я собираюсь сделать это, – ответил Каска.
   – Если Кесарь умрет сегодня, – твердо сказала женщина, – я стану твоей рабыней.
   – Мне не нужна рабыня, – улыбнулся Каска, поднимая голову и глядя ей в глаза. – Я люблю свою жену. Цесония наклонилась и легко, одним касанием, поцеловала его в губы.
   – Пойди и убей его, – попросила она. – Не ради меня. Просто пойди и убей. Кесарь заслуживает смерти.
   – Я знаю, – ответил Каска, поднимаясь с колена.
   – Избавь народ Рима от чудовища. Каска прошел в комнату, где хранились кираса, шлем, оружие, взял боевой нож и спрятал его в складках тоги. Когда он вышел в гостевую залу, Кимвр, нервничая, расхаживал от двери до ложа и обратно.
   – Хвала Богам, – воскликнул он. – Я думал, ты не вернешься.
   – Пойдем, – кивнул Каска. Они вышли на улицу».
 

18 АПРЕЛЯ. УТРО. ОТСТУПНИЧЕСТВО

 
   08 часов 18 минут Ему пришлось провести ночь в камере для временно задержанных. Он даже умудрился покемарить пару часов, хотя вряд ли кто-нибудь назвал бы это нормальным отдыхом. Свет не выключался сутки напролет. Двое небритых «сокамерников» бурчали что-то в углу, косо поглядывая на Сашу. Очень хотелось вытянуть ноги, но мешали скованные за спиной руки – на спину не повернуться, а на боку неудобно. К тому же камера не отапливалась и холод стоял жуткий. Когда утром щелкнул замок, открылась дверь и молоденький лейтенант громко объявил в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь: «Товкай, на выход», Саша испытал настоящее облегчение. В коридоре было тепло, и он с удовольствием выпрямил плечи, стараясь отогреться на сутки вперед. На лестнице пахло табаком, и Саше сразу же нестерпимо захотелось курить. Они поднялись на нужный этаж и направились… Ну да, ошибки быть не могло. К кабинету Кости. Вот уж кого Саше сейчас хотелось видеть меньше всего, так это старого друга. Однако его личные симпатии и антипатии абсолютно никого не интересовали. Лейтенант ввел Сашу в кабинет, отрапортовал:
   – Товарищ капитан, задержанный доставлен.
   – Хорошо, лейтенант. Свободен, – равнодушно отозвался тот.
   – Так точно.
   – Видишь, Сашук, какой бардак, – сказал Костя, когда за лейтенантом закрылась дверь. – Переезжать собираюсь, в новый кабинет. Бардак действительно имел место. На столе стопкой были сложены папки, лежали какие-то бумаги, самые разные предметы в пластиковых прозрачных пакетах с бирками, начиная от авторучек, заканчивая… на него Саша обратил внимание сразу, как только вошел, охотничий нож «Гербер», модель «6969».
   – Вот, – озабоченно продолжал Костя, – подумал: чего тянуть? Друг ты мне, в конце концов, или нет? Чего тебя по камерам зря мурыжить? Закончим, а потом уж и перееду. С чистой совестью, как говорится.
   – С чистой совестью, говоришь? Саша хотел усмехнуться саркастически, но не смог. Мышцы лица все еще отказывались повиноваться. Он и говорил так, словно рот был набит кашей. Невнятно, глухо, едва шевеля рассеченными губами.
   – Ага, Саш, с чистой, – на «голубом глазу» ответил Костя. – Кристально. – Он присел, посмотрел на Сашу. – А ты чего стоишь-то? Садись, не стесняйся. Садись. – Саша сел. Спина ныла, и стоять, конечно, было тяжело. – А ты чего это уселся-то? – тут же спросил оперативник. – Тут тебе, друг ситный, не санаторий. – Саша послушно поднялся. – Вот и постой. На пользу пойдет. Саша разлепил запекшиеся губы.
   – Я требую отвод, – произнес он. Губы мгновенно потрескались, и на них выступили капельки крови. – Ты – мой знакомый и не можешь объективно вести следствие. Еще я требую адвоката и доктора.
   – Ну требуй, требуй, – махнул рукой Костя. – Как закончишь требовать – скажи. А докторов мы тебе предоставим. Скоро и в большом количестве. – Он принялся рыться в вещах, разложенных по столу, не переставая, однако, говорить: – И насчет моей объективности – это ты зря сомневаешься. Необъективное следствие – это когда знакомый тебя выгораживает. А я-то тебя по знакомству сажать буду. Курить хочешь? Ах, да, я и забыл, ты же бросил. Может, попить хочешь или поесть? Так ты скажи, у нас же не бериевские застенки. У нас демократия теперь. Можно просить все, что хочешь. Так что ты проси, а я посижу пока, передохну. Не хочешь, что ли? – спросил он с деланным удивлением после минутного Сашиного молчания. – Значит, отметим в протоколе, что от еды отказался. Зря, Саш. Это, к твоему сведению, нарушение внутреннего режима. Пятнадцать суток ШИЗО. Придется сообщить начальству, когда в «Матроску» тебя повезем. Мол, склонен к нарушению режима. – Костя откинулся на стуле, с любопытством уставился на приятеля. – Я ведь тебя сразу раскусил. Вот когда ты насчет ножа сказал, в Склифе, тут-то я и понял: «Что-то с тобой не так». Больно много ты знаешь. Как носил убийца нож, какой нож. И насчет второго Юрьевича тоже хорошо придумал. Как бишь его… Далуия? Я ведь не поленился, навел справочки. Далуия Леонид Юрьевич по указанному в паспорте адресу не проживал и не проживает. Это ведь ты был, верно? Я так сразу и понял. А уж когда ты убил гражданина Якунина, тут бы и тупой догадался: женщины – твоих рук дело.
   – Андрея Якунина? – спросил Саша. – Я его не убивал. Он покончил жизнь самоубийством.