Страница:
– Как быть с телом? – Один из хасидеев кивнул в сторону мертвого Нахора.
– Отправим его к Господу, – подумав секунду, ответил бородач. – А потом догоним других, сбежавших. – И, повернувшись к мужчинам, молча стоявшим у него за спиной, приказал: – Отнесите тело в Храм и бросьте на жертвенник. Вместо агнца. Те засмеялись, но бородач остро взглянул на них и смех сразу смолк. Тело Нахора схватили за ноги и потащили вниз по лестнице. Мертвый бился окровавленным затылком о ступени, оставляя на белой глине жирный багровый след. Труп втащили в Храм, проволокли через мужской двор и швырнули на жертвенник. Хасидеи остановились, поглядывая на священника и ожидая дальнейших приказаний. Тот неторопливо подошел к умывальнице, омыл руки, повернувшись к спутникам, сказал резко:
– Смойте с рук кровь нечистого, братья. Трое мужчин послушно омыли руки, и бородач кивнул:
– Хорошо. А теперь к воротам. Нам еще предстоит догнать беглецов…
Он выбился из сил. Пока дорога петляла между холмами, Лот заставлял себя бежать. Но когда началось предгорье, стало гораздо труднее. Ветер бил его в лицо, в темноте невозможно было разглядеть даже камни под ногами, и он несколько раз спотыкался, с трудом удерживая равновесие. К тому же Лот постоянно оглядывался. Было бы лучше этого не делать, но он не мог заставить себя не оглядываться. С каждой минутой огонь становился все сильнее. Когда же Лот оглянулся в последний раз, пламя охватило Храм. И если глиняные мазанки горели тяжело, словно нехотя, – тряпки, лежаки, кровля, больше в них ничего и не было, – то Храм, целиком выстроенный из дорогого кипариса, вспыхнул разом. Лот никогда еще не видел ничего подобного. Языки огня вылизывали небесную твердь, как голодный пес – свежую кость. Лот споткнулся, рухнул на колени и был вынужден выпустить тело жены. Он задыхался. Жар разрывал его легкие и заставлял жадно хватать ртом ночной воздух. Дочери остановились в стороне, у высокой густой смоковницы. Старшая оглянулась на полыхавший город. Внезапно она подалась вперед, а затем прошептала:
– Отец, посмотри. Лот, все еще стоя на коленях и упираясь ладонью в каменистую землю, обернулся. Перед глазами его плыла тупая янтарная муть, но он сумел разглядеть на фоне оранжевых всполохов четыре яркие точки, быстро перемещавшиеся от города к горам. Пока они были на расстоянии около трех поприщ‹Поприще, или миля – расстояние около тысячи шагов.›, но дистанция быстро сокращалась.
– Погоня, – пробормотал Лот, тяжело дыша. – У них есть ослы. Они быстро настигнут нас.
– Надо идти, – сказала старшая дочь. – Они настигнут нас, если мы останемся здесь. Но, возможно, погоня побоится идти выше. Лот с трудом оторвал руку от земли, попытался вновь поднять жену, но рухнул без сил и… заплакал. Старшая дочь присела рядом с телом матери, осторожно коснулась пальцами лица, губ, сказала негромко:
– Она умерла. Ты ничем не сможешь помочь ей. Нам придется оставить тело.
– Я не могу бросить ее, – сказал Лот сквозь слезы. – Идите одни. Если так угодно Господу, мы останемся вместе.
– Помни, что сказал Нахор. Боль нельзя забрать с собой. Только память. Пойдем. Мы сможем вернуться и похоронить ее. Но сейчас нам надо идти. Лот облизнул пересохшие губы, уперся в землю ладонями и с трудом поднялся на ноги. Подхватив тело жены, оттащил его в сторону от тропинки, положил на камни, скрестив руки на груди. Повернувшись к дочери, сказал:
– Дай мне свое покрывало. Девушка молча стянула с головы покрывало и отдала отцу. Тот осторожно накрыл тело и только после этого посмотрел в ту сторону, где мерцали огни факелов. Они покрыли уже половину расстояния от города до гор.
– Успокоится душа твоя в царствии Отца нашего, – прошептал Лот и поцеловал мертвую жену в лоб. Затем он выпрямился и, повернувшись к дочерям, добавил угрюмо: – Пойдемте».
19 часов 07 минут Потрошитель вздохнул:
– Считается, что с этой минуты Лота никто и никогда больше не видел.
– Им удалось уйти? – спросил Саша.
«Бородач даже не взглянул на брошенное тело. Его не интересовал труп. Он стоял, всматриваясь в темноту и кутаясь в пурпурную накидку. К нему подбежал один из спутников.
– Ветер. Холодно, – посетовал он и тут же озабоченно спросил: – Что делать с телом? Мы не можем тащить его с собой, на камнях скользко, а ослы устали и…
– Мы не пойдем дальше, – сказал бородач. – Ночью в горах их не выследить. Я надеялся, что мы догоним этих людей прежде, чем они достигнут холмов. Ничего, – пробормотал он угрюмо. – Сегодня же я отправлюсь в Сигор и извещу стражу о сбежавших убийцах. Завтра к полудню о них узнают и в Хевроне. Им не удастся пересечь пустыню и добраться до Иевуса‹Иевус и Салем – древние названия Иерусалима.› или Вифании, не пополнив запасов пищи и пресной воды. Значит, они будут схвачены. – Бородач обернулся и, сложив ладони рупором, крикнул: – Слышите меня?!! Вы будете схвачены!!! – Эхо покатилось среди камней и достигло ушей Лота.
– Что делать с женщиной? – спросил спутник бородача. Тот оглянулся. Ветер взметнул его накидку, отчего показалось, будто священник висит в воздухе.
– Повесьте ее, – сказал он и засмеялся. – Привяжите к смокве. Лицом к Адме. Пусть смотрит, как догорает Очистилище‹Очистилище – в Священном писании покрывало над Ковчегом завета, в котором хранились скрижали Закона. Здесь – храм. По иудейским законам считалось, что повешенный на дереве проклят Господом.›! Его спутник побледнел.
– Но… – начал было он, но осекся под страшным взглядом.
– Что? – резко спросил бородач.
– У нас мало веревок. Не хватит, чтобы обвязать ее как следует. Тело не удержится…
– Вырежьте для веревок желоба!!! – рявкнул бородач.
– Хорошо. – Тот поклонился и нырнул в сумерки. Пока двое карабкались на смоковницу и кромсали ножами ствол и ветви, третий хасидей обвязывал запястья, поясницу и ноги мертвой женщины веревками. Наконец все было готово. Тело подняли и привязали к стволу и сучьям. Из желобов обильно вытекала смола, скатываясь по веревкам. На холодном ветру она быстро густела и застывала, становясь похожей на снег или на вымоченную, а после засушенную соль.
– К утру ее невозможно будет оторвать от дерева, – услужливо сообщил бородачу один из убийц.
– Ничего, – на угрюмом лице появилось подобие усмешки. – Звери теперь не съедят ее, птицы не выклюют ей глаза. Пусть висит и напоминает другим о том, насколько страшен гнев Га-Шема, Господа нашего. Поворачиваем, – бородач повелительно взмахнул рукой.
– Нам бы только не сбиться с пути, – пробормотал один из праведных.
– Не собьемся, – уверенно отозвался священник, указывая в сторону пылающего Храма. – Господь осветил нам путь.
– Хвала Господу, – отозвались его спутники».
– Они ориентировались по горящему храму – единственному строению, полыхавшему до самого утра. Пламя его было видно от всех трех городов – Содома, Гоморры и Севаима. Хасидеи вернулись домой лишь под утро, договорившись устроить на следующий день праздник. Его решили назвать Священным Праздником Правосудия Господнего. – Потрошитель помолчал несколько секунд, затем заговорил вновь: – Когда же первые лучи рассветного солнца коснулись крыш Содома, Гоморры и Севаима, а усталые жители разбрелись по домам, Он испепелил все три города, не пощадив никого. Так закончилась Его первая и единственная попытка создать мир, добрый и свободный от зла.
«Пепел опускался на землю невесомыми черно-серыми хлопьями. Отсюда, с гор, он казался самым обычным туманом, вот только трава и камни, насколько хватало глаз, приобрели странный серебристый оттенок прожитых лет. Равнинный ветер донес запах гари, серы и плавящейся древесной смолы. Лот тяжело вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть черного столба дыма, поднимавшегося от горизонта, с той стороны, где еще вчера стоял город. Не меньше минуты он разглядывал свои ладони, покрытые темными ссадинами, словно желая убедиться, что все произошедшее прошлой ночью – явь. Адмы больше нет. Размеренный ход жизни прервался, мир перевернулся разом и навсегда. Не стало адмийцев и хасидеев. И голубая милоть, даже если бы она сохранилась, не значила больше ничего. Лот крепко зажмурился, затем снова открыл глаза. Ссадины на ладонях не исчезали. И боль в теле осталась. Он не стал оборачиваться, только вздохнул еще раз и ушел в пещеру. Дочери сидели у дальней стены, смотрели на него, а он даже не знал, что сказать им. Ободрить? Как? Да и уместно ли это теперь? Стоят ли чего-нибудь слова? Лот присел на каменный пол, закрыл глаза и откинул голову. С трудом разлепив пересохшие, потрескавшиеся губы, пробормотал:
– Мы должны отдохнуть. Нам предстоит долгий путь.
– Ты знаешь, куда идти? – спросила старшая дочь, глядя на него. Говорила она спокойно и ровно, словно знала что-то такое, чего еще не знал Лот, видела будущее и заранее могла предсказать их судьбу.
– Мы пойдем в Сигор, – медленно ответил он. – Или в Хеврон. Больше нам идти некуда.
– Лот? – послышался от двери знакомый голос. Лот резко открыл глаза и обернулся. Нахор стоял в широком проеме и смотрел на него.
– Это ты? – Изумлению Лота не было предела. – Ты спасся? Как? Как тебе удалось? Тот медленно покачал головой.
– Я не спасся, Лот. Я умер. Меня убили. – Он кивнул себе за плечо. – Там, на стене. – Лот быстро оглянулся на дочерей: видят ли они духа? Обе девушки спали, ровно дыша во сне. – Не волнуйся, с ними все в порядке. – Нахор улыбнулся. – Они проснутся, когда я уйду.
– Что тебе нужно? – Лот испугался. Священники рассказывали, что иногда Господь посылает своим детям знамения и даже является к ним в образе Ангела, но Нахор… – Кто ты?
– Твоя жена знала, кто я, – ответил он спокойно.
– Ангел Господень?
– Можешь называть так.
– Что тебе нужно? Нахор пошел к нему. Лот вжался в каменную стену. Он вдруг заметил, что ноги Ангела не касаются земли. Тот подплыл, остановился в двух шагах.
– Тебе придется остаться здесь вместо меня, – сказал Нахор.
– Здесь? – Лот неуверенно оглянулся на темноту пещеры. – Где «здесь»?
– На Земле. Ты станешь Гилгулом‹Гилгул – в древнееврейской мистике – каббале – переселение души праведника, но не для исправления ошибок, совершенных в прошлой жизни, а во благо всего человечества.›. Гончим.
– Гончим?
– Да. Тебе придется препятствовать приходу того, кто станет земным воплощением Зла. – Лот растерялся. Нахор говорил непонятные, странные вещи. Что значит «земным воплощением Зла»? – Здесь, на Земле, Зло должно быть понятным, чтобы другие внимали ему и обращались к нему, – ответил на невысказанную мысль Нахор.
– Ты говоришь так, словно Зло – Господь, – невнятно пробормотал Лот.
– Правильно, – согласился дух. – Там, – он кивнул вверх, – Зло не воспринимается так, как его воспринимаете вы. Там оно не противовес, а всего лишь альтернатива Добру. Не лучше и не хуже, просто другое. Господь наоборот. Если Добро окажется несостоятельным, Зло займет его место.
– И что же потом?
– Оно будет расти до тех пор, пока не поглотит последнюю душу и Добро не исчезнет окончательно. Потом случится Апокалипсис.
– Что такое Апокалипсис?
– День, когда люди разучатся любить и сочувствовать, когда в них умрут чувства, эмоции, разум. Когда в их сердцах поселится страх… Долго объяснять. Скажу лишь, что после Апокалипсиса мир, каким его знаете вы, прекратит свое существование. Лот отчаянно покачал головой.
– Нет. Что-то тут не так. Ты лжешь. Зло… То Зло, о котором ты говоришь, должно понимать: если мир погибнет, оно погибнет вместе с ним.
– Речь идет о гибели духовной, – ответил Нахор. – Уничтожив Добро, Зло достигнет абсолюта. Оно самодостаточно. Там, наверху, физическая сущность человека не имеет значения. Только душа. Зло довольствуется тем, что забирает душу и становится сильнее. Бездушная оболочка не представляет для него интереса. Лот упрямо поджал губы.
– Нет. Ты не Ангел. Тебя послал Сатана. Ты говоришь, как лукавый.
– Поверь, я говорю правду, – грустно улыбнулся Нахор.
– Мне нужны доказательства!
– Какие?
– Черный снег, – воскликнул Лот. – Ты упоминал о черном снеге!
– Выйди на улицу, – предложил дух. Лот вскочил. На щеках его горел лихорадочный румянец, в глазах сиял сумасшедший огонь. Он побежал к выходу из пещеры, прямо сквозь Нахора, остановился, озирая диким взглядом предгорье. Пепел лишился серого оттенка. Теперь он стал антрацитово-черным. Хлопья сыпались с неба сплошной стеной, заслоняя солнечный свет. Лот запрокинул голову и закричал с отчаянием животного, угодившего в силок. Ветер растрепал его волосы, ставшие вдруг совершенно белыми, всколыхнул грязную, окровавленную, испачканную копотью милоть, взметнул ее, как крылья.
– Но это не снег! – заорал Лот, оборачиваясь. – Это пепел! Это всего лишь пепел!
– Это не «всего лишь» пепел, – возразил Ангел, приближаясь. – Это – сгоревшая праведность, все, что осталось от душ хасидеев. Лот опустил руки. Он сник. Нахор сломал его. Ему не хотелось жить. Лот жаждал смерти. Посмотрев на Нахора, он вдруг упал на колени. По черному от пепла лицу потекли слезы, оставляя за собой светлые дорожки.
– Забери нас с собой, – тихо попросил Лот. – Пожалуйста. Я не хочу здесь оставаться. Мне тяжело. Мне слишком тяжело.
– Я не могу, – Нахор положил невесомую ладонь на его седой затылок. – Это не в моей власти.
– Но почему Он выбрал меня? Почему именно я?
– Ты сможешь сам спросить его.
– Когда?
– Когда придет время, – ответил Нахор и добавил негромко: – Поверь, я знаю, что ты чувствуешь.
– Тогда избавь меня от этого.
– Не могу. Лот опустил голову и несколько секунд стоял на коленях молча, совершенно неподвижно.
– Что я должен делать? – наконец, глухо спросил он.
– Ты будешь выслеживать Предвестника Зла.
– Предвестника Зла?
– Да. Ты видел Его сегодня на площади. Он был одет священником. Лот медленно поднял взгляд на Нахора.
– Этот человек и есть земное воплощение Зла? Дух отрицательно покачал головой.
– Он… Как бы объяснить тебе понятнее… предтеча, слуга, пророк Зла. Тот, в ком воплотится Зло, придет позже. Он родится как человек и будет править миром, подчиняя себе целые народы. Его ты остановить не сможешь.
– Никто не сможет остановить его. Когда он придет, многие и многие души обернутся к Злу и поклонятся ему, как Господу. Ты не сможешь остановить его, но ты в состоянии сдерживать его. Однако любая ошибка может стоить тебе жизни.
– Я и так умру скоро, – сухо заметил Лот.
– Только тело.
– Как это?
– Смерть больше не властна над тобой. Гилгул обречен на жизнь. Тебе придется идти сквозь время до тех пор, пока кровь Предвестника Зла не упадет на Священную землю, землю Храма. Или пока Предвестник не оросит эту землю твоею кровью. Или пока Зло не придет в мир. – Нахор помедлил, затем заговорил снова: – Ты будешь не один. Отныне я стану сопровождать тебя. Ты не сможешь меня видеть, но я постоянно буду рядом с тобой. Дух проплыл к выходу из пещеры и повис на фоне черноты пепла, полупрозрачный, как колебание воздуха в жаркий день.
– Как я узнаю его?
– Узнаешь, поверь мне. А если не узнаешь, я помогу тебе отыскать его среди других.
– Ты говоришь, он тоже может найти меня?
– Да. Он чувствует тебя. Его ведет ненависть. У него много слуг. Тех, кто служит его Господину. Некоторые из них заблуждаются. Другие делают это вполне сознательно.
– А если меня убьет не он сам, а кто-то из его слуг? – спросил Лот.
– Слуги могут помогать ему. Как и твои – тебе. Но убить тебя он должен сам, иначе ты возродишься в одном из своих потомков. И ты должен убить его своими руками. Но это не все.
– Что же еще? – прежним глухим голосом спросил Лот.
– Предвестник будет сеять семя свое во грехе, и женщины станут рожать от него Черных Ангелов. И каждый из Ангелов станет велик и будет истово призывать своего Господина, питать его и насыщать кровью и душами, делая сильнее. Одним закроют глаза, чтобы не отличали они Добра от Зла и поклонялись Злу, как Добру, и славили его, других заставят преклонить главу. Прочих же – убьют. И таких будут целые народы. Тебе же придется оберегать мир от деяний Черных Ангелов.
– Как?
– Ты станешь убивать их, пока они еще не превратились в чудовищ сами и не заставили других поклоняться чудовищу. Их или их матерей, прежде чем они родят. Матери Черных Ангелов, приняв в свое лоно семя Предвестника, уже отдадут души Злу, но ребенок во чреве – безгрешен. Душа его чиста, и, значит, он обретет благоденствие. Попадет в Рай, как говорите вы. Кроме того, окончательно уничтожить Предвестника ты можешь, только уничтожив его семя. Иначе он возродится вновь в своем ребенке. Это вторая причина, по которой тебе придется убивать матерей Черных Ангелов. Лот ощерился, словно пес, которого жестокий хозяин ударил ногой в бок.
– Но разве, убивая, я не буду плодить то самое Зло, о котором ты столько говорил?
– Будешь, – согласился Нахор. – Однако, убив одного, ты предотвратишь убийство легионов и не допустишь, чтобы легионы других преклонили колени перед Злом. В страдании своем ты спасешь многих невинных. Но и это еще не все. Каждое убийство тебе придется искупить.
– Чем?
– Своей собственной жизнью. Каждый раз, придя в мир, ты будешь умирать насильственной смертью. Скажу тебе прямо, гибель твоя, чаще всего, окажется ужасной. Но только так ты сможешь искупить содеянное тобой.
– О, Господи, – выдохнул Лот. Он растерялся. Известие не просто повергло его в смятение, но по-настоящему испугало. – Меня каждый раз будут… убивать?
– Да, – подтвердил Нахор. – Это страшно, но таков крест Гончего.
– Крест? – не понял Лот.
– Ты поймешь это выражение позже. В следующих жизнях.
– Тебе известно, когда и как я умру?
– Будет известно.
– И ты… скажешь мне?
– Нет, – покачал головой Нахор. – Никто не имеет права знать, что случится с ним в будущем. Даже Гончий.
– Господи, за что ты посылаешь мне такие испытания? – прошептал Лот.
– Теперь ты знаешь все, – сказал Нахор. – И можешь подумать. У тебя есть выбор. Если путь этот покажется тебе слишком страшным, досточно будет воззвать к Господу и произнести всего одно слово – «нет».
– И что тогда? – спросил Лот медленно.
– В исключительных случаях Творец может изменить ход времени. Вернуть все назад. Случится то, что должно было случиться. Тебя забьют камнями на городской площади Адмы, когда ты вступишься за несчастного Исаака. Твою жену и дочерей изнасилуют и убьют хасидеи. Город сожгут до тлена. А Нахор… Нахор спасет кого-то другого. – Ангел помедлил, затем продолжил: – Но если ты все-таки надумаешь сказать «да» – не выходи из пещеры. Предвестник уже ищет тебя. В Сигоре и Хевроне поджидают стражи Зла. Они схватят вас и ты умрешь. Другие придут сюда и станут ждать на равнине, так что идти в сгоревшие города ты не можешь тоже.
– Но… – Лот растерянно оглянулся. – Здесь мы умрем от голода и жажды. У нас нет пищи и воды. Рано или поздно нам придется покинуть пещеру.
– Не волнуйся, – улыбнулся Нахор. – Смерть от голода и жажды вам не грозит. Господь позаботится об этом. Второе: если ты решишь стать Гончим – тебе придется зачать детей от собственных дочерей.
– Нет, – Лот отпрянул, закрылся рукой. – Это невозможно. Это грех.
– Я знаю, – согласился Нахор. – Но тебе придется переступить через себя. Так нужно. Ты можешь воплотиться заново только в самом себе. В своем семени. В ком-то из прямых потомков.
– Но, если ты действительно Ангел Господень, тебе ничего не стоит вывести нас отсюда незамеченными, – воскликнул Лот в отчаянии. – Ты можешь провести нас через пустыню, в Газу, Вифанию или Вифлеем! Чтобы мои дочери… Чтобы я смог зачать ребенка от другой женщины!
– Я мог бы вывести тебя невредимым даже из огня, – сказал Нахор. – Я мог бы водить вас по пустыне сорок лет, без всякого вреда для тебя или твоих дочерей. Но я не смогу обеспечить тебе абсолютную безопасность среди людей. Твой враг очень силен. Он отыщет тебя. У него повсюду глаза и уши. Поверь мне, уже сейчас Зло сильнее, чем ты думаешь. Мы не можем рисковать. Водить же тебя по пустыне до скончания жизни… Стоит ли? Не все ли тебе равно, жить в пещере или бродить по пескам под палящим солнцем? К тому же ты должен подумать о своих сыновьях… – Дух обернулся ко входу, кивнул. – Мне пора.
– Но у меня дочери…
– Если ты решишься, у тебя родится два сына, которые станут родоначальниками двух народов.
– Постой, – Лот протянул к нему руку. – Подожди! Я хотел спросить тебя еще…
– Ты сможешь сделать это позже, – ответил тот. – Если согласишься стать Гончим. Если же нет, тогда и вопросы ни к чему. Нахор плавно выплыл из пещеры и растаял в пепельном мраке. Лот мгновенно вскочил с колен и ринулся за ним следом. Он выбежал на улицу, оступившись и едва не свалившись с каменистой кручи. Взмахнул руками, восстанавливая равновесие, оглянулся. Тропинка была абсолютно пуста…»
Саша смотрел на Потрошителя, а тот продолжал наблюдать за медленно плывущими по вечернему небу облаками, голубовато-фиолетовыми, с розовыми закатными подбрюшьями. Несколько секунд в палате было тихо, наконец Саша качнул головой:
– М-да. Если вы намеревались удивить меня, скажу честно, вам это удалось. Ничего подобного я раньше не слышал. Очень своеобразная трактовка библейских событий.
– Это не трактовка, а констатация, – серьезно ответил Потрошитель, поворачиваясь к нему. – Так все и происходило на самом деле. Увы, история, – а Библия все-таки историческая книга, – всегда, или почти всегда, рассматривает реально происходившие события в пользу какого-то вполне конкретного лица. Или группы лиц. Понимание имевших место исторических событий, свойственное вашим современникам, по большей части ошибочно и никак не соотносится с действительностью. Впрочем, это тема для отдельной беседы.
– Может быть. – Саша неопределенно выдохнул. – М-да. Правы вы или нет, но… библейская история в вашей интерпретации получается крайне необычной.
– И она еще не закончена, – заметил Потрошитель и снова улыбнулся. – Что же касается необычности… Жизнь вообще крайне необычная штука.
– Тем не менее… – Саша посмотрел на часы и тут же невольно выдохнул: – Мы разговаривали шесть часов? Потрошитель поднял руки:
– Я предупреждал вас. Это очень длинный рассказ.
– М-да… – изумленно протянул Саша. – Теперь у меня появилась возможность оценить ваше предупреждение в полной мере. Саша поднялся, механически протянул Потрошителю руку и… замер в растерянности. Ему, конечно, не следовало этого делать, более того, рукопожатие убийцы выглядело бы довольно двусмысленно. А еще Саша вспомнил о давешнем враче, – точнее, о том, как Потрошитель вцепился в его руку, – и неприятный холодок пополз по его спине. Он испугался того, что сделал. Убийца несколько секунд смотрел на протянутую Сашей руку, затем снова отвернулся к окну.
– Вам пора, – сказал он, осматривая площадь.
– Да, – Саша не без облегчения опустил руку, добавил, пытаясь сгладить неловкость: – Последний вопрос.
– Пожалуйста, – согласился Потрошитель, не оборачиваясь.
– Один из оперативников сказал мне, что при задержании вы очень странно на него посмотрели и он даже не пошевелился, когда вы прошли мимо оцепления. Это правда?
– Правда, – подтвердил Потрошитель.
– Что это было? Гипноз?
– Своего рода, – без всякой рисовки ответил убийца. – Это называется «взгляд василиска». Им пользовался Томас де Торкемада. Вы должны его помнить. Он был Великим Инквизитором в Испании. В пятнадцатом веке.
– Да, я припоминаю… Мы изучали в институте историю средних веков, – промямлил Саша. – Там было что-то об инквизиции. Потрошитель не без укоризны покачал головой.
– Так вот, Томас был мастером различных приемов психологического воздействия. Секрет «взгляда василиска» заключается в том, чтобы смотреть не в одну точку и даже не параллельно, а крест-накрест. Правым глазом в левый глаз собеседника, левым, соответственно, в правый. Причем смотреть следует не в лицо человеку, а как бы на заднюю стенку черепа. Сквозь голову. Сразу это не получается, нужны долгие тренировки. Приходится учиться расфокусировать взгляд. Весьма неприятная процедура. От напряжения болит голова. На то, чтобы овладеть «взглядом василиска», Торкемаде понадобилось два года, но срабатывает безотказно, поверьте. Потрошитель резко обернулся. Его глаза смотрели на Сашу и в то же время сквозь него. Казалось, взгляд убийцы забирается в мозг, роется в нем бесцеремонно и грубо, словно в чужом ящике для белья.
– Зачем вы пришли? – вдруг громко и резко спросил Потрошитель, наступая на Сашу. – Что вам нужно? Саша хотел вскинуть руку и закрыться от жуткого взгляда, но вдруг понял, что не может пошевелить даже пальцем. Рот его сам собой открылся, и он начал говорить:
– Я… должен определить… ваше психическое состояние… Каждое следующее слово давалось ему легче предыдущего, а сказав всю правду, он испытал настоящее блаженство.
– Как вы могли убедиться, я абсолютно здоров! Запомните! Абсолютно! В коридоре послышался топот. Словно сквозь вату, до Саши донесся голос Кости Балабанова: «Открывай дверь!!! Открывай!!! Уснули, что ли?» С грохотом опрокинулся стул. Потрошитель вдруг резко взмахнул рукой, будто обрывая невидимую нить, протянувшуюся между ним и Сашей. Затем он улыбнулся, заговорил, не обращая ни малейшего внимания на шум в коридоре:
– Отправим его к Господу, – подумав секунду, ответил бородач. – А потом догоним других, сбежавших. – И, повернувшись к мужчинам, молча стоявшим у него за спиной, приказал: – Отнесите тело в Храм и бросьте на жертвенник. Вместо агнца. Те засмеялись, но бородач остро взглянул на них и смех сразу смолк. Тело Нахора схватили за ноги и потащили вниз по лестнице. Мертвый бился окровавленным затылком о ступени, оставляя на белой глине жирный багровый след. Труп втащили в Храм, проволокли через мужской двор и швырнули на жертвенник. Хасидеи остановились, поглядывая на священника и ожидая дальнейших приказаний. Тот неторопливо подошел к умывальнице, омыл руки, повернувшись к спутникам, сказал резко:
– Смойте с рук кровь нечистого, братья. Трое мужчин послушно омыли руки, и бородач кивнул:
– Хорошо. А теперь к воротам. Нам еще предстоит догнать беглецов…
***
Он выбился из сил. Пока дорога петляла между холмами, Лот заставлял себя бежать. Но когда началось предгорье, стало гораздо труднее. Ветер бил его в лицо, в темноте невозможно было разглядеть даже камни под ногами, и он несколько раз спотыкался, с трудом удерживая равновесие. К тому же Лот постоянно оглядывался. Было бы лучше этого не делать, но он не мог заставить себя не оглядываться. С каждой минутой огонь становился все сильнее. Когда же Лот оглянулся в последний раз, пламя охватило Храм. И если глиняные мазанки горели тяжело, словно нехотя, – тряпки, лежаки, кровля, больше в них ничего и не было, – то Храм, целиком выстроенный из дорогого кипариса, вспыхнул разом. Лот никогда еще не видел ничего подобного. Языки огня вылизывали небесную твердь, как голодный пес – свежую кость. Лот споткнулся, рухнул на колени и был вынужден выпустить тело жены. Он задыхался. Жар разрывал его легкие и заставлял жадно хватать ртом ночной воздух. Дочери остановились в стороне, у высокой густой смоковницы. Старшая оглянулась на полыхавший город. Внезапно она подалась вперед, а затем прошептала:
– Отец, посмотри. Лот, все еще стоя на коленях и упираясь ладонью в каменистую землю, обернулся. Перед глазами его плыла тупая янтарная муть, но он сумел разглядеть на фоне оранжевых всполохов четыре яркие точки, быстро перемещавшиеся от города к горам. Пока они были на расстоянии около трех поприщ‹Поприще, или миля – расстояние около тысячи шагов.›, но дистанция быстро сокращалась.
– Погоня, – пробормотал Лот, тяжело дыша. – У них есть ослы. Они быстро настигнут нас.
– Надо идти, – сказала старшая дочь. – Они настигнут нас, если мы останемся здесь. Но, возможно, погоня побоится идти выше. Лот с трудом оторвал руку от земли, попытался вновь поднять жену, но рухнул без сил и… заплакал. Старшая дочь присела рядом с телом матери, осторожно коснулась пальцами лица, губ, сказала негромко:
– Она умерла. Ты ничем не сможешь помочь ей. Нам придется оставить тело.
– Я не могу бросить ее, – сказал Лот сквозь слезы. – Идите одни. Если так угодно Господу, мы останемся вместе.
– Помни, что сказал Нахор. Боль нельзя забрать с собой. Только память. Пойдем. Мы сможем вернуться и похоронить ее. Но сейчас нам надо идти. Лот облизнул пересохшие губы, уперся в землю ладонями и с трудом поднялся на ноги. Подхватив тело жены, оттащил его в сторону от тропинки, положил на камни, скрестив руки на груди. Повернувшись к дочери, сказал:
– Дай мне свое покрывало. Девушка молча стянула с головы покрывало и отдала отцу. Тот осторожно накрыл тело и только после этого посмотрел в ту сторону, где мерцали огни факелов. Они покрыли уже половину расстояния от города до гор.
– Успокоится душа твоя в царствии Отца нашего, – прошептал Лот и поцеловал мертвую жену в лоб. Затем он выпрямился и, повернувшись к дочерям, добавил угрюмо: – Пойдемте».
19 часов 07 минут Потрошитель вздохнул:
– Считается, что с этой минуты Лота никто и никогда больше не видел.
– Им удалось уйти? – спросил Саша.
***
«Бородач даже не взглянул на брошенное тело. Его не интересовал труп. Он стоял, всматриваясь в темноту и кутаясь в пурпурную накидку. К нему подбежал один из спутников.
– Ветер. Холодно, – посетовал он и тут же озабоченно спросил: – Что делать с телом? Мы не можем тащить его с собой, на камнях скользко, а ослы устали и…
– Мы не пойдем дальше, – сказал бородач. – Ночью в горах их не выследить. Я надеялся, что мы догоним этих людей прежде, чем они достигнут холмов. Ничего, – пробормотал он угрюмо. – Сегодня же я отправлюсь в Сигор и извещу стражу о сбежавших убийцах. Завтра к полудню о них узнают и в Хевроне. Им не удастся пересечь пустыню и добраться до Иевуса‹Иевус и Салем – древние названия Иерусалима.› или Вифании, не пополнив запасов пищи и пресной воды. Значит, они будут схвачены. – Бородач обернулся и, сложив ладони рупором, крикнул: – Слышите меня?!! Вы будете схвачены!!! – Эхо покатилось среди камней и достигло ушей Лота.
– Что делать с женщиной? – спросил спутник бородача. Тот оглянулся. Ветер взметнул его накидку, отчего показалось, будто священник висит в воздухе.
– Повесьте ее, – сказал он и засмеялся. – Привяжите к смокве. Лицом к Адме. Пусть смотрит, как догорает Очистилище‹Очистилище – в Священном писании покрывало над Ковчегом завета, в котором хранились скрижали Закона. Здесь – храм. По иудейским законам считалось, что повешенный на дереве проклят Господом.›! Его спутник побледнел.
– Но… – начал было он, но осекся под страшным взглядом.
– Что? – резко спросил бородач.
– У нас мало веревок. Не хватит, чтобы обвязать ее как следует. Тело не удержится…
– Вырежьте для веревок желоба!!! – рявкнул бородач.
– Хорошо. – Тот поклонился и нырнул в сумерки. Пока двое карабкались на смоковницу и кромсали ножами ствол и ветви, третий хасидей обвязывал запястья, поясницу и ноги мертвой женщины веревками. Наконец все было готово. Тело подняли и привязали к стволу и сучьям. Из желобов обильно вытекала смола, скатываясь по веревкам. На холодном ветру она быстро густела и застывала, становясь похожей на снег или на вымоченную, а после засушенную соль.
– К утру ее невозможно будет оторвать от дерева, – услужливо сообщил бородачу один из убийц.
– Ничего, – на угрюмом лице появилось подобие усмешки. – Звери теперь не съедят ее, птицы не выклюют ей глаза. Пусть висит и напоминает другим о том, насколько страшен гнев Га-Шема, Господа нашего. Поворачиваем, – бородач повелительно взмахнул рукой.
– Нам бы только не сбиться с пути, – пробормотал один из праведных.
– Не собьемся, – уверенно отозвался священник, указывая в сторону пылающего Храма. – Господь осветил нам путь.
– Хвала Господу, – отозвались его спутники».
***
– Они ориентировались по горящему храму – единственному строению, полыхавшему до самого утра. Пламя его было видно от всех трех городов – Содома, Гоморры и Севаима. Хасидеи вернулись домой лишь под утро, договорившись устроить на следующий день праздник. Его решили назвать Священным Праздником Правосудия Господнего. – Потрошитель помолчал несколько секунд, затем заговорил вновь: – Когда же первые лучи рассветного солнца коснулись крыш Содома, Гоморры и Севаима, а усталые жители разбрелись по домам, Он испепелил все три города, не пощадив никого. Так закончилась Его первая и единственная попытка создать мир, добрый и свободный от зла.
***
«Пепел опускался на землю невесомыми черно-серыми хлопьями. Отсюда, с гор, он казался самым обычным туманом, вот только трава и камни, насколько хватало глаз, приобрели странный серебристый оттенок прожитых лет. Равнинный ветер донес запах гари, серы и плавящейся древесной смолы. Лот тяжело вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть черного столба дыма, поднимавшегося от горизонта, с той стороны, где еще вчера стоял город. Не меньше минуты он разглядывал свои ладони, покрытые темными ссадинами, словно желая убедиться, что все произошедшее прошлой ночью – явь. Адмы больше нет. Размеренный ход жизни прервался, мир перевернулся разом и навсегда. Не стало адмийцев и хасидеев. И голубая милоть, даже если бы она сохранилась, не значила больше ничего. Лот крепко зажмурился, затем снова открыл глаза. Ссадины на ладонях не исчезали. И боль в теле осталась. Он не стал оборачиваться, только вздохнул еще раз и ушел в пещеру. Дочери сидели у дальней стены, смотрели на него, а он даже не знал, что сказать им. Ободрить? Как? Да и уместно ли это теперь? Стоят ли чего-нибудь слова? Лот присел на каменный пол, закрыл глаза и откинул голову. С трудом разлепив пересохшие, потрескавшиеся губы, пробормотал:
– Мы должны отдохнуть. Нам предстоит долгий путь.
– Ты знаешь, куда идти? – спросила старшая дочь, глядя на него. Говорила она спокойно и ровно, словно знала что-то такое, чего еще не знал Лот, видела будущее и заранее могла предсказать их судьбу.
– Мы пойдем в Сигор, – медленно ответил он. – Или в Хеврон. Больше нам идти некуда.
– Лот? – послышался от двери знакомый голос. Лот резко открыл глаза и обернулся. Нахор стоял в широком проеме и смотрел на него.
– Это ты? – Изумлению Лота не было предела. – Ты спасся? Как? Как тебе удалось? Тот медленно покачал головой.
– Я не спасся, Лот. Я умер. Меня убили. – Он кивнул себе за плечо. – Там, на стене. – Лот быстро оглянулся на дочерей: видят ли они духа? Обе девушки спали, ровно дыша во сне. – Не волнуйся, с ними все в порядке. – Нахор улыбнулся. – Они проснутся, когда я уйду.
– Что тебе нужно? – Лот испугался. Священники рассказывали, что иногда Господь посылает своим детям знамения и даже является к ним в образе Ангела, но Нахор… – Кто ты?
– Твоя жена знала, кто я, – ответил он спокойно.
– Ангел Господень?
– Можешь называть так.
– Что тебе нужно? Нахор пошел к нему. Лот вжался в каменную стену. Он вдруг заметил, что ноги Ангела не касаются земли. Тот подплыл, остановился в двух шагах.
– Тебе придется остаться здесь вместо меня, – сказал Нахор.
– Здесь? – Лот неуверенно оглянулся на темноту пещеры. – Где «здесь»?
– На Земле. Ты станешь Гилгулом‹Гилгул – в древнееврейской мистике – каббале – переселение души праведника, но не для исправления ошибок, совершенных в прошлой жизни, а во благо всего человечества.›. Гончим.
– Гончим?
– Да. Тебе придется препятствовать приходу того, кто станет земным воплощением Зла. – Лот растерялся. Нахор говорил непонятные, странные вещи. Что значит «земным воплощением Зла»? – Здесь, на Земле, Зло должно быть понятным, чтобы другие внимали ему и обращались к нему, – ответил на невысказанную мысль Нахор.
– Ты говоришь так, словно Зло – Господь, – невнятно пробормотал Лот.
– Правильно, – согласился дух. – Там, – он кивнул вверх, – Зло не воспринимается так, как его воспринимаете вы. Там оно не противовес, а всего лишь альтернатива Добру. Не лучше и не хуже, просто другое. Господь наоборот. Если Добро окажется несостоятельным, Зло займет его место.
– И что же потом?
– Оно будет расти до тех пор, пока не поглотит последнюю душу и Добро не исчезнет окончательно. Потом случится Апокалипсис.
– Что такое Апокалипсис?
– День, когда люди разучатся любить и сочувствовать, когда в них умрут чувства, эмоции, разум. Когда в их сердцах поселится страх… Долго объяснять. Скажу лишь, что после Апокалипсиса мир, каким его знаете вы, прекратит свое существование. Лот отчаянно покачал головой.
– Нет. Что-то тут не так. Ты лжешь. Зло… То Зло, о котором ты говоришь, должно понимать: если мир погибнет, оно погибнет вместе с ним.
– Речь идет о гибели духовной, – ответил Нахор. – Уничтожив Добро, Зло достигнет абсолюта. Оно самодостаточно. Там, наверху, физическая сущность человека не имеет значения. Только душа. Зло довольствуется тем, что забирает душу и становится сильнее. Бездушная оболочка не представляет для него интереса. Лот упрямо поджал губы.
– Нет. Ты не Ангел. Тебя послал Сатана. Ты говоришь, как лукавый.
– Поверь, я говорю правду, – грустно улыбнулся Нахор.
– Мне нужны доказательства!
– Какие?
– Черный снег, – воскликнул Лот. – Ты упоминал о черном снеге!
– Выйди на улицу, – предложил дух. Лот вскочил. На щеках его горел лихорадочный румянец, в глазах сиял сумасшедший огонь. Он побежал к выходу из пещеры, прямо сквозь Нахора, остановился, озирая диким взглядом предгорье. Пепел лишился серого оттенка. Теперь он стал антрацитово-черным. Хлопья сыпались с неба сплошной стеной, заслоняя солнечный свет. Лот запрокинул голову и закричал с отчаянием животного, угодившего в силок. Ветер растрепал его волосы, ставшие вдруг совершенно белыми, всколыхнул грязную, окровавленную, испачканную копотью милоть, взметнул ее, как крылья.
– Но это не снег! – заорал Лот, оборачиваясь. – Это пепел! Это всего лишь пепел!
– Это не «всего лишь» пепел, – возразил Ангел, приближаясь. – Это – сгоревшая праведность, все, что осталось от душ хасидеев. Лот опустил руки. Он сник. Нахор сломал его. Ему не хотелось жить. Лот жаждал смерти. Посмотрев на Нахора, он вдруг упал на колени. По черному от пепла лицу потекли слезы, оставляя за собой светлые дорожки.
– Забери нас с собой, – тихо попросил Лот. – Пожалуйста. Я не хочу здесь оставаться. Мне тяжело. Мне слишком тяжело.
– Я не могу, – Нахор положил невесомую ладонь на его седой затылок. – Это не в моей власти.
– Но почему Он выбрал меня? Почему именно я?
– Ты сможешь сам спросить его.
– Когда?
– Когда придет время, – ответил Нахор и добавил негромко: – Поверь, я знаю, что ты чувствуешь.
– Тогда избавь меня от этого.
– Не могу. Лот опустил голову и несколько секунд стоял на коленях молча, совершенно неподвижно.
– Что я должен делать? – наконец, глухо спросил он.
– Ты будешь выслеживать Предвестника Зла.
– Предвестника Зла?
– Да. Ты видел Его сегодня на площади. Он был одет священником. Лот медленно поднял взгляд на Нахора.
– Этот человек и есть земное воплощение Зла? Дух отрицательно покачал головой.
– Он… Как бы объяснить тебе понятнее… предтеча, слуга, пророк Зла. Тот, в ком воплотится Зло, придет позже. Он родится как человек и будет править миром, подчиняя себе целые народы. Его ты остановить не сможешь.
– Никто не сможет остановить его. Когда он придет, многие и многие души обернутся к Злу и поклонятся ему, как Господу. Ты не сможешь остановить его, но ты в состоянии сдерживать его. Однако любая ошибка может стоить тебе жизни.
– Я и так умру скоро, – сухо заметил Лот.
– Только тело.
– Как это?
– Смерть больше не властна над тобой. Гилгул обречен на жизнь. Тебе придется идти сквозь время до тех пор, пока кровь Предвестника Зла не упадет на Священную землю, землю Храма. Или пока Предвестник не оросит эту землю твоею кровью. Или пока Зло не придет в мир. – Нахор помедлил, затем заговорил снова: – Ты будешь не один. Отныне я стану сопровождать тебя. Ты не сможешь меня видеть, но я постоянно буду рядом с тобой. Дух проплыл к выходу из пещеры и повис на фоне черноты пепла, полупрозрачный, как колебание воздуха в жаркий день.
– Как я узнаю его?
– Узнаешь, поверь мне. А если не узнаешь, я помогу тебе отыскать его среди других.
– Ты говоришь, он тоже может найти меня?
– Да. Он чувствует тебя. Его ведет ненависть. У него много слуг. Тех, кто служит его Господину. Некоторые из них заблуждаются. Другие делают это вполне сознательно.
– А если меня убьет не он сам, а кто-то из его слуг? – спросил Лот.
– Слуги могут помогать ему. Как и твои – тебе. Но убить тебя он должен сам, иначе ты возродишься в одном из своих потомков. И ты должен убить его своими руками. Но это не все.
– Что же еще? – прежним глухим голосом спросил Лот.
– Предвестник будет сеять семя свое во грехе, и женщины станут рожать от него Черных Ангелов. И каждый из Ангелов станет велик и будет истово призывать своего Господина, питать его и насыщать кровью и душами, делая сильнее. Одним закроют глаза, чтобы не отличали они Добра от Зла и поклонялись Злу, как Добру, и славили его, других заставят преклонить главу. Прочих же – убьют. И таких будут целые народы. Тебе же придется оберегать мир от деяний Черных Ангелов.
– Как?
– Ты станешь убивать их, пока они еще не превратились в чудовищ сами и не заставили других поклоняться чудовищу. Их или их матерей, прежде чем они родят. Матери Черных Ангелов, приняв в свое лоно семя Предвестника, уже отдадут души Злу, но ребенок во чреве – безгрешен. Душа его чиста, и, значит, он обретет благоденствие. Попадет в Рай, как говорите вы. Кроме того, окончательно уничтожить Предвестника ты можешь, только уничтожив его семя. Иначе он возродится вновь в своем ребенке. Это вторая причина, по которой тебе придется убивать матерей Черных Ангелов. Лот ощерился, словно пес, которого жестокий хозяин ударил ногой в бок.
– Но разве, убивая, я не буду плодить то самое Зло, о котором ты столько говорил?
– Будешь, – согласился Нахор. – Однако, убив одного, ты предотвратишь убийство легионов и не допустишь, чтобы легионы других преклонили колени перед Злом. В страдании своем ты спасешь многих невинных. Но и это еще не все. Каждое убийство тебе придется искупить.
– Чем?
– Своей собственной жизнью. Каждый раз, придя в мир, ты будешь умирать насильственной смертью. Скажу тебе прямо, гибель твоя, чаще всего, окажется ужасной. Но только так ты сможешь искупить содеянное тобой.
– О, Господи, – выдохнул Лот. Он растерялся. Известие не просто повергло его в смятение, но по-настоящему испугало. – Меня каждый раз будут… убивать?
– Да, – подтвердил Нахор. – Это страшно, но таков крест Гончего.
– Крест? – не понял Лот.
– Ты поймешь это выражение позже. В следующих жизнях.
– Тебе известно, когда и как я умру?
– Будет известно.
– И ты… скажешь мне?
– Нет, – покачал головой Нахор. – Никто не имеет права знать, что случится с ним в будущем. Даже Гончий.
– Господи, за что ты посылаешь мне такие испытания? – прошептал Лот.
– Теперь ты знаешь все, – сказал Нахор. – И можешь подумать. У тебя есть выбор. Если путь этот покажется тебе слишком страшным, досточно будет воззвать к Господу и произнести всего одно слово – «нет».
– И что тогда? – спросил Лот медленно.
– В исключительных случаях Творец может изменить ход времени. Вернуть все назад. Случится то, что должно было случиться. Тебя забьют камнями на городской площади Адмы, когда ты вступишься за несчастного Исаака. Твою жену и дочерей изнасилуют и убьют хасидеи. Город сожгут до тлена. А Нахор… Нахор спасет кого-то другого. – Ангел помедлил, затем продолжил: – Но если ты все-таки надумаешь сказать «да» – не выходи из пещеры. Предвестник уже ищет тебя. В Сигоре и Хевроне поджидают стражи Зла. Они схватят вас и ты умрешь. Другие придут сюда и станут ждать на равнине, так что идти в сгоревшие города ты не можешь тоже.
– Но… – Лот растерянно оглянулся. – Здесь мы умрем от голода и жажды. У нас нет пищи и воды. Рано или поздно нам придется покинуть пещеру.
– Не волнуйся, – улыбнулся Нахор. – Смерть от голода и жажды вам не грозит. Господь позаботится об этом. Второе: если ты решишь стать Гончим – тебе придется зачать детей от собственных дочерей.
– Нет, – Лот отпрянул, закрылся рукой. – Это невозможно. Это грех.
– Я знаю, – согласился Нахор. – Но тебе придется переступить через себя. Так нужно. Ты можешь воплотиться заново только в самом себе. В своем семени. В ком-то из прямых потомков.
– Но, если ты действительно Ангел Господень, тебе ничего не стоит вывести нас отсюда незамеченными, – воскликнул Лот в отчаянии. – Ты можешь провести нас через пустыню, в Газу, Вифанию или Вифлеем! Чтобы мои дочери… Чтобы я смог зачать ребенка от другой женщины!
– Я мог бы вывести тебя невредимым даже из огня, – сказал Нахор. – Я мог бы водить вас по пустыне сорок лет, без всякого вреда для тебя или твоих дочерей. Но я не смогу обеспечить тебе абсолютную безопасность среди людей. Твой враг очень силен. Он отыщет тебя. У него повсюду глаза и уши. Поверь мне, уже сейчас Зло сильнее, чем ты думаешь. Мы не можем рисковать. Водить же тебя по пустыне до скончания жизни… Стоит ли? Не все ли тебе равно, жить в пещере или бродить по пескам под палящим солнцем? К тому же ты должен подумать о своих сыновьях… – Дух обернулся ко входу, кивнул. – Мне пора.
– Но у меня дочери…
– Если ты решишься, у тебя родится два сына, которые станут родоначальниками двух народов.
– Постой, – Лот протянул к нему руку. – Подожди! Я хотел спросить тебя еще…
– Ты сможешь сделать это позже, – ответил тот. – Если согласишься стать Гончим. Если же нет, тогда и вопросы ни к чему. Нахор плавно выплыл из пещеры и растаял в пепельном мраке. Лот мгновенно вскочил с колен и ринулся за ним следом. Он выбежал на улицу, оступившись и едва не свалившись с каменистой кручи. Взмахнул руками, восстанавливая равновесие, оглянулся. Тропинка была абсолютно пуста…»
***
Саша смотрел на Потрошителя, а тот продолжал наблюдать за медленно плывущими по вечернему небу облаками, голубовато-фиолетовыми, с розовыми закатными подбрюшьями. Несколько секунд в палате было тихо, наконец Саша качнул головой:
– М-да. Если вы намеревались удивить меня, скажу честно, вам это удалось. Ничего подобного я раньше не слышал. Очень своеобразная трактовка библейских событий.
– Это не трактовка, а констатация, – серьезно ответил Потрошитель, поворачиваясь к нему. – Так все и происходило на самом деле. Увы, история, – а Библия все-таки историческая книга, – всегда, или почти всегда, рассматривает реально происходившие события в пользу какого-то вполне конкретного лица. Или группы лиц. Понимание имевших место исторических событий, свойственное вашим современникам, по большей части ошибочно и никак не соотносится с действительностью. Впрочем, это тема для отдельной беседы.
– Может быть. – Саша неопределенно выдохнул. – М-да. Правы вы или нет, но… библейская история в вашей интерпретации получается крайне необычной.
– И она еще не закончена, – заметил Потрошитель и снова улыбнулся. – Что же касается необычности… Жизнь вообще крайне необычная штука.
– Тем не менее… – Саша посмотрел на часы и тут же невольно выдохнул: – Мы разговаривали шесть часов? Потрошитель поднял руки:
– Я предупреждал вас. Это очень длинный рассказ.
– М-да… – изумленно протянул Саша. – Теперь у меня появилась возможность оценить ваше предупреждение в полной мере. Саша поднялся, механически протянул Потрошителю руку и… замер в растерянности. Ему, конечно, не следовало этого делать, более того, рукопожатие убийцы выглядело бы довольно двусмысленно. А еще Саша вспомнил о давешнем враче, – точнее, о том, как Потрошитель вцепился в его руку, – и неприятный холодок пополз по его спине. Он испугался того, что сделал. Убийца несколько секунд смотрел на протянутую Сашей руку, затем снова отвернулся к окну.
– Вам пора, – сказал он, осматривая площадь.
– Да, – Саша не без облегчения опустил руку, добавил, пытаясь сгладить неловкость: – Последний вопрос.
– Пожалуйста, – согласился Потрошитель, не оборачиваясь.
– Один из оперативников сказал мне, что при задержании вы очень странно на него посмотрели и он даже не пошевелился, когда вы прошли мимо оцепления. Это правда?
– Правда, – подтвердил Потрошитель.
– Что это было? Гипноз?
– Своего рода, – без всякой рисовки ответил убийца. – Это называется «взгляд василиска». Им пользовался Томас де Торкемада. Вы должны его помнить. Он был Великим Инквизитором в Испании. В пятнадцатом веке.
– Да, я припоминаю… Мы изучали в институте историю средних веков, – промямлил Саша. – Там было что-то об инквизиции. Потрошитель не без укоризны покачал головой.
– Так вот, Томас был мастером различных приемов психологического воздействия. Секрет «взгляда василиска» заключается в том, чтобы смотреть не в одну точку и даже не параллельно, а крест-накрест. Правым глазом в левый глаз собеседника, левым, соответственно, в правый. Причем смотреть следует не в лицо человеку, а как бы на заднюю стенку черепа. Сквозь голову. Сразу это не получается, нужны долгие тренировки. Приходится учиться расфокусировать взгляд. Весьма неприятная процедура. От напряжения болит голова. На то, чтобы овладеть «взглядом василиска», Торкемаде понадобилось два года, но срабатывает безотказно, поверьте. Потрошитель резко обернулся. Его глаза смотрели на Сашу и в то же время сквозь него. Казалось, взгляд убийцы забирается в мозг, роется в нем бесцеремонно и грубо, словно в чужом ящике для белья.
– Зачем вы пришли? – вдруг громко и резко спросил Потрошитель, наступая на Сашу. – Что вам нужно? Саша хотел вскинуть руку и закрыться от жуткого взгляда, но вдруг понял, что не может пошевелить даже пальцем. Рот его сам собой открылся, и он начал говорить:
– Я… должен определить… ваше психическое состояние… Каждое следующее слово давалось ему легче предыдущего, а сказав всю правду, он испытал настоящее блаженство.
– Как вы могли убедиться, я абсолютно здоров! Запомните! Абсолютно! В коридоре послышался топот. Словно сквозь вату, до Саши донесся голос Кости Балабанова: «Открывай дверь!!! Открывай!!! Уснули, что ли?» С грохотом опрокинулся стул. Потрошитель вдруг резко взмахнул рукой, будто обрывая невидимую нить, протянувшуюся между ним и Сашей. Затем он улыбнулся, заговорил, не обращая ни малейшего внимания на шум в коридоре: