Сербин Иван. Гилгул

   – Ты совершаешь ошибку, Гончий, – произнес он шепотом.
   – Смотрите! – страшно взревел Саша. Отшвырнув стул, он решительно направился к стойке. Леонид Юрьевич поднялся и попытался заступить ему дорогу.
   – Прочь! – крикнул Саша. В два шага он оказался у стойки, перегнулся через нее и схватил длинный нож, которым девушка-бартендерша, она же повариха, нарезала бутерброды. Бартендерша даже бровью не повела. Саша обернулся. Юля все еще сидела за столиком и смотрела на него. Парочка мило целовалась, всецело поглощенная сама собой. Им не было дела до других.
   – Смотрите, – снова крикнул Саша Юле. Он взмахнул ножом и резко вонзил его себе под ребра, не почувствовав при этом боли. Затем он сделал мгновенное движение слева-направо и одновременно сверху-вниз, вспарывая живот, как самурай, делающий харакири.
   – Что ты натворил, – прошептал Леонид Юрьевич. – Что ты натворил, Гилгул. Саша, с ножом, торчащим из живота, пошел к столику.
   – Видите? – кричал он. – Смотрите. Вы никогда не верите! И поэтому другим приходится умирать! Слышите? Умирать, чтобы спасти вас!
   – Почему вы на меня кричите? – вдруг буднично спросила Юля. – Сумасшедший.
   – Я сумасшедший? – Сашу даже передернуло от ярости. – Это я-то сумасшедший?
   – Вы, – кивнула она, поднимаясь и подхватывая сумочку. – Какой же нормальный человек станет резать себе живот? И, повернувшись, пошла к двери.
   – Юля, постойте, подождите! Но она не слушала, шла к выходу.
   – Постойте, – взревел Саша и… проснулся. Оказывается, он самым постыдным образом задремал, прямо за столом, положив подбородок на ладонь. Юля смотрела на него и улыбалась.
   – Простите, – смущенно пробормотал Саша. – Я просто не выспался.
   – Это нервное, – подтвердила девушка. – Весь этот разговор с Потрошителем, конечно, мог вымотать кого угодно. Вы ведь и там заснули. На пленке это хорошо видно.
   – Да? – встрепенулся Саша. – Надолго?
   – Заснули-то? – Она засмеялась и откинула волосы за спину. – Минут на пять. Зато два раза.
   – Два раза, – повторил Саша, словно заклинание.
   – Да, – кивнула Юля. – Если бы профессор это заметил, он бы лопнул от возмущения. Но им было не до вас. Настолько они увлеклись спором.
   – Заснул, – Саша вдруг улыбнулся с непередаваемым облегчением.
   – Что?
   – Нет, ничего. Это здорово. – Он расплылся совсем уж по-детски. – Это просто потрясающе здорово. Заснул. Надо же.
   – А вообще, подобные визиты, особенно если они ежедневны, должны не лучшим образом влиять на психику, – сказала Юля. – Хотя, что я вам объясняю. Это же вы у нас психиатр. Саша испытал такое облегчение, словно у него камень с души свалился. «Конечно, – подумал он. – Самое обычное нервное истощение. В отпуске не был полтора года, вымотался, устал. А тут настолько мощный психологический прессинг. Без гипноза не обошлось, факт, но, помимо гипноза, была еще и целая гора побочных раздражителей. Красноречие и актерский талант Потрошителя, разумеется, сыграли немаловажную роль, потом книга эта, да и Леонид Юрьевич «помог»… Ему же не давали думать ни о чем другом. Целый день: «гилгул-гончий», «гончий-гилгул». Странно ли, что стала сниться разная бредятина. Это же какая нагрузка на психику. У кого хочешь «крыша уедет».
   – Мне пора, Саша. – Юля отодвинула чашку, поднялась.
   – Подождите, я вас провожу. Он торопливо вскочил, застегивая пальто. На улице уже смеркалось. Саша придержал дверь, позволяя спутнице выйти. В эту секунду одинокий мужчина, глазевший в окно, чуть повернул голову. Стал виден его профиль. Профиль Леонида Юрьевича. Саша почувствовал, как неприятный спазм страха сдавил ему горло. Он судорожно сглотнул, не отрывая взгляда от мужчины.
   – Саша, вы идете? – окликнула девушка.
   – Да, конечно, иду, – рассеянно пробормотал он. На самом же деле ему хотелось войти обратно в кафе, схватить мужчину за плечо и, рывком повернув к себе, заглянуть в лицо. Мужчина спокойно отвернулся к окну и снова уставился в щель между занавесками. «Нет, это не он, – подумал Саша. – Я ошибся. Леонид Юрьевич и повыше, и осанка у него другая. Царская, можно сказать, осанка. Да и что здесь делать Леониду Юрьевичу? Если бы ему понадобился Саша, ждал бы дома. А здесь… Они ведь и сами не знали, какая именно «забегаловка» им приглянется. Явно с головой у него в последнее время не все в порядке. Надо бы посетить кого-нибудь из коллег. Хотя бы Андрея. Заодно и книгу отнести. Он от радости прыгать будет до самого потолка». Саша отпустил дверь, повернулся, Юля взяла его под руку, и они пошли к «Сухаревской».
 

***

 
   Дождь начался, когда они вышли из метро в Измайлово. Противный, мелкий, моросящий дождь со снегом, какой бывает только в конце зимы. Они с Юлей дошли до ее дома – кирпичной пятиэтажки, стоящей в самом центре Измайловской улицы. В подъезде было тихо, совсем как на дне океана во время шторма. Ни ветра, ни дождя. Спокойно. Поднявшись на второй этаж, они остановились на пару ступенек ниже лестничной площадки.
   – Вот я и дома, – заметила девушка и посмотрела на букет. – Спасибо, Саша.
   – Да не за что… – Он почему-то смутился. Улыбнулся неловко.
   – За интересный день, – она вздохнула. – Ну, мне пора. Тон у Юли был какой-то… странный. Полувопросительный, полуутвердительный.
   – Да, конечно. Саша хотел было поцеловать ей руку, но не стал. Во-первых, выглядело бы пошло, как ни старайся. Вроде заигрываний старого неуклюжего ловеласа с молоденькой институткой. Во-вторых, хоть дождь был и не сильный, а с физиономии у него все-таки текло. Комично. Юля поднялась на площадку, открыла сумочку, отыскивая ключи.
   – Юля, – совсем по-мальчишески позвал Саша. – А… Можно вам свидание назначить? Девушка посмотрела на него и засмеялась:
   – Я думала, вы так и не решитесь спросить.
   – Почему это? – смутился Саша.
   – Побоитесь.
   – Почему это побоюсь? – совсем уж смутился Саша. – Ничего не побоюсь. Просто… Ну… Одним словом, подумал, может быть, вы будете против.
   – Нет, не буду, – Юля качнула головой. – Давайте встретимся. Правда, в понедельник у меня лекции до самого вечера…
   – А во вторник? – выпалил Саша.
   – С утра я в институте…
   – Тогда давайте вечером. В кино сходим. Или на концерт какой-нибудь.
   – Хорошо, – согласилась она.
   – Значит, во вторник в шесть, на «Тверской» в центре зала. Договорились?
   – Договорились. Саша почувствовал себя суперменом, которого надули футбольным насосом до размеров аэростата. Он легко взлетел на площадку и чмокнул Юлю в щеку, шалея от собственной смелости и нахальства. И тут же, не дожидаясь реакции, развернулся и помчался вниз по лестнице, тарахтя подошвами по ступенькам. А Юля смотрела ему вслед и улыбалась. Саша вылетел из подъезда на улицу и засмеялся, откинув голову, подставил лицо дождю. Нормальному такому дождю. Ничего в нем противного. Дождь как дождь. Постоял так с минуту и пошел к метро. Воротник его белой рубашки пропитался водой, но Саше это даже понравилось. Бодрило. Впрочем, ему сейчас все нравилось. Он чувствовал себя счастливым.
 

16 АПРЕЛЯ. ВЕЧЕР-НОЧЬ. КНИГА

 
   18 часов 33 минуты Все-таки на востоке Москвы дождь был какой-то другой. Не такой гадкий, что ли. Зато когда Саша вышел из метро у себя, тут такое началось… Небо словно обозлилось на людей за что-то. Швыряло в лицо холодные, резкие струи дождя, перемешанные с колючей ледяной стружкой. Саша поднял воротник пальто, но это не помогло. Автобус, как назло, ушел прямо из-под носа, и ему ничего не оставалось, кроме как бежать до самого дома резвой рысью. Он остановился только у подъезда, чтобы посмотреть на окна квартиры. И ощущение счастья сразу ушло. Вместо него появилось чувство тревоги. Он словно бы вновь бултыхнулся в кромешный кошмар, в котором не оставалось места нормальным человеческим эмоциям. В нем все было за гранью. И Юля как-то сразу отступила в тень, а ее место занял Леонид Юрьевич. Саша не совсем хорошо представлял себе, что случится, если тот вновь окажется у него дома. Скрутить? А получится? Звать милицию? Можно, конечно, но услышат ли? Разве что сделать вид, будто верит всему, что говорит странный гость? А что? Это выход. Во всяком случае, он сможет точно выяснить, чего добиваются эти двое. Правда, актер из него никудышный, но, коли судьба прижмет, и осел соловьем запоет. Но свет в квартире не горел, и Саша с немалым облегчением поднялся домой. Стянул промокшее пальто, костюм, снял хлюпающие туфли и носки. Мерзко. Он прошел в кухню, прихватив из комнаты «Благовествование». Подсел к телефону, набрал номер.
   – Ал-ло, – как всегда вальяжно, протянул Андрей.
   – Привет. Это Саша.
   – Саша, – повторил тот, и Саша почти физически ощутил, как у коллеги от волнения перехватило дыхание. – Э… Что-нибудь случилось? «Интересно, – вдруг подумал Саша, – если сейчас сказать, что это треклятое «Благовествование» сгорело, утонуло, сгнило, украли, в конце концов, какова бы была реакция Андрея? Наверное, упал бы в обморок». Конечно, Саша не стал говорить ничего подобного, а с нарочитым безразличием произнес:
   – Андрюш, книга, о которой мы говорили… Она мне больше не нужна. Завтра заскочу на работу, завезу.
   – Старик… – шокированно протянул Андрей. – Старик… Ты даже не представляешь…
   – Да ладно, – отмахнулся Саша, ощущая некоторое жлобское удовольствие. – Брось. Не стоит. Слушай, я хотел с тобой проконсультироваться по одному вопросу.
   – Что, все-таки пациенты одолели?
   – Нет, это не насчет пациентов. Это насчет себя.
   – А что такое?
   – Да вот я и хотел, чтобы ты посмотрел. Понимаешь, похоже на нервное расстройство, но я-то сам себя не могу обследовать.
   – Ага, понял, понял, – подтвердил Андрей. – Посмотрю, конечно, о чем разговор, старик. Нет вопросов. А слушай, еще не поздно… Ничего, если я сейчас и подъеду? Саша поджал губы. А чего он, собственно, ждал? Теперь ведь Андрей с ума сойдет. Он же будет бояться, как бы с книгой чего не случилось до завтра.
   – Слушай, единственное «но»… У меня друг просил ее почитать. Он – милиционер, и ему очень нужно по делу… Сейчас бы Андрею самое время спросить: «А зачем же ты тогда мне звонишь? Ну отдавай, пока она твоя…» Вместо этого приятель сказал:
   – Саш, давай так. Я ее на пару дней возьму, человеку одному показать, а потом уж пусть твой друг читает. Так пойдет?
   – Хорошо, приезжай, – согласился Саша. – Только постарайся не задерживаться нигде, ладно?
   – О чем речь, старик? Я мигом… Одна нога, другая нога… Саша повесил трубку. Он пошел в душ, с наслаждением, млея от удовольствия, поплескался под горячей водичкой. Отметил, что заканчивается мыло, надо бы положить новый кусок. Вытерся толстым махровым полотенцем. Расчесался на пробор, затем заглянул в зеркальный шкафчик. В этот момент в дверь позвонили. Накинув халат, Саша пошлепал в прихожую, открыл дверь. Андрей вытирал лицо. С волос текло. Он выглядел, как котенок, вернувшийся с улицы после ливня.
   – Это я, – сказал Андрей.
   – Да вижу уж, – Саша отступил в сторону. – Проходи.
   – Спасибо, – тот вошел, принялся, ожесточенно чертыхаясь, стаскивать туфли. – Промокли, – пожаловался между делом. – Погода нынче – дрянь.
   – Я заметил, – ответил Саша. – Сам под дождь попал.
   – Ну что, куда мне? В кухню или в комнату?
   – В кухне, наверное, будет удобнее.
   – Как скажешь. Андрей прошел в кухню, присел и впился взглядом в «Благовествование».
   – А, да, – кивнул Саша, доставая чашки. – Забирай.
   – Можно? – обернулся к нему Андрей.
   – Конечно. Мы же договорились.
   – Спасибо, старик. Ты даже представить себе не можешь, что значит для меня эта книга… – Он достал из кармана пиджака сложенную газету и принялся бережно оборачивать «Благовествование». Затем, достав из второго кармана пластиковый пакет, Андрей завернул фолиант в него. – Чтобы не промокла, – пояснил он немного суетливо. – Жалко.
   – Ясно дело, – подтвердил Саша, наливая кофе. Оба чувствовали некоторую скованность, словно передача книги что-то изменила в их отношениях.
   – Что я тебе должен? – помявшись, спросил Андрей.
   – Ничего, – отрубил Саша. – Десять рублей. Все. Больше ни копейки.
   – Ты уверен? – уточнил приятель, доставая кошелек.
   – Абсолютно. Осмотришь меня, и квиты.
   – Как знаешь, – Андрей достал из кошелька две пятирублевых монеты, демонстративно, звонко щелкая о пластик, положил на стол. – Твои деньги.
   – Хорошо, – Саша поставил чашки на стол, придвинул сахарницу. – Твой кофе.
   – Спасибо, – ответил тот, насыпая сахар и помешивая ложечкой. – Так что с тобой такое стряслось, друг мой? Саша в общих чертах рассказал ему о визите к Потрошителю, о странных снах, о стигматах, о том, как он сегодня уснул в кафе, словом, обо всем, что с ним случилось в течение последних двух дней.
   – Вот такие пироги, старик, – закончил с тяжелым вздохом. – Ей-Богу, прямо страшно становится.
   – Ну, – заметил задумчиво Андрей, – стигматы – самое странное в твоей истории, хотя и они укладываются в общую схему. – Затем приятель осмотрел Сашины глаза, постучал по колену, заставил постоять с закрытыми глазами, вытянув руки перед собой и дотрагиваясь поочередно пальцами до кончика носа. – Ну, присаживайся, – наконец, сказал он. – Картина, в общем-то, внятная и вполне чистая. Патологических рефлексов у тебя не наблюдается и это уже утешительно.
   – Слушай, Андрюш, я же сам врач, – напомнил резко Саша. – Не надо мне тут… «баки забивать», ладно?
   – Запоры были в последнее время?
   – Что?
   – Ну, стул у тебя нормальный?
   – Да как сказать…
   – Понятно. В общем так, братец-кролик, – Андрей снова помешал ложечкой в чашке. – Стоило бы, конечно, тебя уложить в стационар на месяцок, но… ты же не ляжешь?
   – Не лягу, – согласился Саша.
   – Твои видения, заметь, проявляются в основном вечером. Ты ведь понимаешь, о чем это говорит?
   – Понимаю. Зрительные галлюцинации, сопровождающиеся кратковременными помрачениями сознания.
   – Именно. Значит, зрительные и слуховые галлюцинации. Плюс псевдогаллюцинации. То, что ты испытывал, прогуливаясь по Арбату. Это, друг мой, отдай не греши. И все симптомы, как говорится, налицо. Далее, постоянное чувство тревоги и необоснованной подозрительности. Интерпретативный бред. Так? – Андрей вздохнул и погладил пакет с книгой. Отпил кофе. – Далее, бред отношения и бред воздействия. Боюсь, старик, что, поставив себе диагноз «нервное расстройство», ты был слишком оптимистичен. Саш, это шиз, Саш. Самый натуральный. Вялотекущий. Раньше, судя по всему, болезнь имела скрытую форму, но, вследствие сильного нервного напряжения, перешла на новый уровень.
   – Та-ак, – протянул Саша. – И что же мне теперь делать?
   – Старик… – Андрей вздохнул. – Я бы посоветовал тебе лечь. Будет и быстрее, и эффективнее. Пока не переросло во что-нибудь похуже. А если боишься, как бы не потянулся «хвост», сделай это во время отпуска. У тебя отпуск в мае?
   – В мае, – ответил Саша, чувствуя, как от страха сосет под ложечкой.
   – Ну вот. А в клинике я договорюсь. У меня как раз в «Алексеевке» знакомый работает. Тоже книжник. Все будет чисто. Никаких «хвостов». Ни на работу, ни по месту жительства. Как тебе?
   – Андрюш, давай я тебе завтра отвечу. Мне же с этим как-то свыкнуться надо. Шиз – это тебе не хухры-мухры. Понимаешь?
   – Старик, о чем речь? Конечно. Завтра так завтра. Хозяин – барин. Только ты все-таки на улицу без нужды не выползай. Реланиум попей. Аминазинчик в таблеточках, элениум, эглонил. А я пока созвонюсь с приятелем, пообщаюсь. Не исключен вариант амбулаторного лечения. Будешь вечерком или утречком приезжать. Процедурки прошел – и на службу. – Андрей усмехнулся, достал записную книжку, черкнул в ней несколько строк, объяснил: – Чтобы не забыть.
   – Понимаю. Спасибо, старик.
   – Да о чем ты, Саш, – приятель поднялся. – Не за что. Ерунда какая. Кстати, насчет шиза ты не обращай внимания. По статистике, у сорока процентов врачей-психиатров рано или поздно развиваются психические отклонения. А у нас вся страна – один сплошной шиз. Чему удивляться-то? Я вот уже даже телек не смотрю и газет не читаю. Спокойнее жить стал. Когда ничего не знаешь, все эти их «природно-правительственные катаклизмы» проходят незамеченными. Сразу становится по фигу. Кого уволили, кого назначили, – тараторил он, проходя в прихожую и одеваясь. – Кстати, рекомендую. Новости не смотреть, газет не читать. Кино – исключительно в малых дозах. Через неделю спокойный станешь – как зайчик с «Энерджайзером». Саша покивал. Болтовня приятеля раздражала, но приходилось терпеть. Сам позвал. Вот ведь, он, Саша, – врач и всегда считал, что в шизофрении нет ничего страшного, а когда у него обнаружили – испугался. «Интересно, – плеснулось в голове вяло, – а Леонид Юрьевич ему тоже привиделся? Нет. Леонид Юрьевич был. Костя же нашел запись о нем в библиотечной картотеке…»
   – Слушай, – встрепенулся вдруг Саша. – Совсем забыл. Я же хотел тебя предупредить! Насчет книги. Мы носили ее в «Ленинку». В музей книги. Просили удостоверить подлинность.
   – И что? – Лицо у приятеля мгновенно вытянулось, став подобием вяленой воблы. – Неужели «фальшак»? Словцо резануло, но Саша промолчал.
   – Да нет, книга подлинная. Но… понимаешь, нам сказали, что их напечатали не три, а три тысячи экземпляров. Просто издатель провернул какую-то махинацию под это дело… Он не успел договорить, когда Андрей засмеялся.
   – Чудак ты человек, – проговорил он, давясь смехом. – А этот эксперт… он домашний адрес у тебя не спросил? Нет? Странно. Они же там все на нашего брата, коллекционера, пашут. А ты небось думал, на зарплату живут? Хорошая библиотека для понимающего человека все равно что золотая жила, – он снова засмеялся. – Какой-нибудь богатенький клиент этому эксперту хорошие комиссионные отвалил бы, вот он и старался, «лапшу» вам «отгружал» тоннами.
   – Постой, – растерялся Саша. – Как так? Костя же милиционер! Андрей закатился снова.
   – Эх, Сашка, в медицине ты, может, и понимаешь, а в коллекционировании – лапоть лаптем. Прости, конечно.
   – Нет, ты объясни, – нахмурился Саша.
   – Во-первых, половина милиции у антикварной мафии с ладони кормится.
   – Костя не кормится, – еще больше помрачнел тот. – Он честный.
   – Сашенька, родной мой, – Андрей махнул рукой. – Даже кристально честного можно купить. Принципиального нельзя, а честного – запросто. Это всего лишь вопрос суммы. Теперь второе: что с того, что твой Костя – мент? Даже будь он принципами обвешан с ног до головы, как новогодняя елка – игрушками. Что с того? Он что, полезет в картотеке рыться? Да кто ж ему позволит без санкции? Но даже если этот честный Костя санкцию выбьет, у него потребуют разрешение какого-нибудь дядечки из высокого-высокого министерства. Речь ведь идет о главнейшем книгохранилище страны. Не шутки! И будет твой Костя три года обивать пороги, а ему будут говорить: «Нету», «Болен», «Вышел», «После обеда», «На заседании», и тому подобную ерунду. А когда твой Костя таки достанет этого дядечку, вдруг выяснится, что этот-то дядечка как раз ничего и не решает, а решает совсем другой дядечка, из другого министерства. И придется твоему честному менту начинать все сначала. И так раз за разом. Снова и снова. – Саша засопел. – И пока он бумажку нужную получит – либо шах помрет, либо ишак читать научится. В смысле, либо дело закроют, либо библиотеку. Либо еще что-нибудь случится.
   – А ты не допускаешь, что Костя и санкцию может получить быстро, и бумажку ему удастся подписать без проволочек?
   – Допускаю.
   – И что тогда?
   – А тогда, Саша, твоего Костю возьмут под белы ручки и отведут в архив. А там ящиков – огромный зал, до самого потолка. Скажут: «Работайте, дорогой товарищ мент. Попутного ветра вам в лицо и якорь в то самое место. Дерзайте». И никто не станет ему помогать и подсказывать. А то еще и путать начнут. Ой, мол, это мы ошиблися ненароком. Не туда пальцем ткнули. Промахнулись. На две версты. – Андрей посерьезнел. – Твой Костя в архиве пять лет будет рыться, да еще и не найдет ничего!
   – М-да, – разочарованно протянул Саша, с интересом глядя на приятеля. – Серьезно.
   – А ты думал? Книжная мафия – организация очень серьезная.
   – Ну а что, если все-таки срастется у него? И ордер получит, и подпись, и бумажку нужную в архиве найдет?
   – Саш, не надо таких вопросов задавать, ладно? – поморщился Андрей. – Не надо, прошу тебя.
   – Нет, ну а все-таки? Приятель вздохнул:
   – Тогда, Саш, поедешь ты на Дорогомиловское, или на Ваганьковское, или где у твоего Кости место куплено, слушать прощальный ружейный салют. А потом на траурное застолье.
   – Вот даже как.
   – Саш, не будь ты дураком. В антике, в том числе в книжном, такие «бабки» крутятся – страшно сказать. А то еще уснуть не сможешь – жаба заест. А тебе это вредно, – попытался съюморить Андрей, но шутка не удалась. Утонула в темной тине разговора. Приятель покосился на пакет. Улыбнулся натянуто. – Ладно, старик. Не принимай близко к сердцу. Это ведь я так, в порядке трепа. Не всерьез. Побегу. Дома насладюсь трофеем.
   – Скажи, Андрюш, – спросил Саша, – а тебе не страшно во всем этом г…е бултыхаться?
   – Саш, – Андрей улыбнулся. – Не потопаешь – не полопаешь. Оно, конечно, может, и г…о, но в нем столько золота… Да. – Он остановился на пороге, сказал весело, как бы невзначай. – Ты все же своему Косте наш разговор воздержись пересказывать. Зачем расстраивать человека? Тем более что книга попала в хорошие руки. В мои.
   – Дело ведь не в книге, – ответил Саша.
   – Да нет, старик, в книге. В книге. Так что ты лучше забудь, о чем я тебе здесь говорил. Чепуха это все. Ерунда. Туфта.
   – Ну да. Я так и подумал.
   – Вот и умница. И правильно. Ну ее, книгу эту, к бесу. Было бы из-за чего расстраиваться, – Андрей улыбнулся. – Все. Побежал. Значит, до завтра. – Саша покачал головой. – Да, а реланиум ты все-таки прими. Не помешает.
   – Обязательно.
   – Давай. Все. Саша закрыл за приятелем дверь, заперся на все замки, прошел в комнату, тяжело сел на кровать, огляделся. Он ощущал странную апатию. Хотелось лечь и лежать, неподвижно, как труп. Стало быть, из-за книги вся эта бодяга? Нет, не из-за книги. Если бы из-за книги, Потрошитель не стал бы отдавать ее Саше. Кстати, а зачем вообще он ее отдал? Судя по словам Андрея, цены «Благовествование» немалой. Вот если бы Потрошитель хотел заполучить книгу, тогда да. А отдал зачем? Кто же его знает? Саша упал поперек кровати, закрыл лицо руками, вздохнул. Надо поспать. Он хотел окунуться в блестящую, как антрацит, черноту сна. И лучше без сновидений. Но вместо этого встал, прошел в кухню, порылся в шкафчике, где хранились лекарства, нашел розовую коробочку с надписью «Реланиум», забросил в рот сразу пару таблеток, запил водичкой прямо из чайника и только после этого рухнул в постель, закрыл глаза и вздохнул с облегчением. Диван плавно тронулся с места и уплыл у него из-под спины.
 

***

 
   «Когда он сказал, что собираются сделать старейшие, к чему призывают, когда гордо испросил разрешения, Аннон промолчал. Не потому, что ничего не почувствовал, а потому, что ему захотелось умереть. Выйти за ворота, к иегудейским воинам, отдать себя в их руки, пройти под свист плетей и насмешливое покрикивание всадников до Иевус-Селима и умереть на глазах у сотен за стенами Скиньи, плеснув кровь свою на жертвенник всесожжения под ножом Верховного жреца Иегудеи Авиафара. Адраазар же поджал губы и задумчиво посмотрел на старика. Тот стоял, гордо подняв голову, глядя в некую точку над высоким царским троном, куда-то за стены храма, за горизонт, туда, откуда должно было прийти солнце, их солнце, солнце их Бога, Бога света и радости, милосердия и справедливости, Бога, улыбающегося своим детям, Бога, любящего их.
   – Скажи, старик, – спросил Адраазар негромко. – Ты не боишься?
   – Чего? – тот усмехнулся.
   – Смерти, – Адраазар прищурился. – И гнева Господнего.
   – Ты – пришлец, Царь Сувский, и многого не понимаешь. Хотя народ Раббата благодарен, что твои воины сражались за него. Я попытаюсь объяснить тебе. – Старик безбоязненно взял Адраазара за руку, подвел к балкону и отдернул полог. – Посмотри, Царь Сувский. Это был прекраснейший город под оком Господа нашего. Аммонитяне никогда не желали никому смерти и никогда не вели несправедливых войн. – Адраазар смотрел сквозь голубоватую лунную пелену на светящиеся окна домов, на высящийся над городом храм, на стены, по которым размеренно двигались огни факелов. – Что осталось от нашего города? Сады вырублены. В театрах – солдаты и кони. Наши дети и внуки умирают от голода. – Старик помолчал несколько секунд, затем добавил: – Раббату никогда уже не стать прежним. Таким, каким помним его мы, старики. На этот город легла печать проклятия Царя Дэефета. В нем поселился страх, которым отравлен народ иегудейский. Разве смерть страшнее? – Адраазар продолжал смотреть на город. – Всего год назад Раббат утопал в зелени садов. Теперь их вырубили, чтобы сделать древки для стрел. Мы разбираем каменные стены театров, чтобы получить снаряды для пращников. Мы собрали все женские украшения и посуду, чтобы медники отлили из них наконечники для стрел и копий. В Раббате не осталось ни единой нетронутой постройки, кроме храмов. Мы сражаемся не ради города, Раббата больше нет. – И, обернувшись к Аннону, добавил: – И даже не ради тебя, мой Царь. Но ради Господа нашего. Мы не ропщем из-за того, что в городе стоит четыре легиона арамейских воинов, – хотя для отражения иегудейских атак вполне хватило бы и десяти аммонитянских когорт, а наши дети и жены уже шатаются от слабости. Потому что мы знаем: вы тоже деретесь не ради славы или военной добычи, но ради Господа. С начала войны прошло девять месяцев. Я не знаю ни одного случая, когда бы осада продолжалась так долго. Видно, Дэефет решил показать всем, что случается с теми, кто не принимает в сердце свое его Господина, Га-Шема. – Старик наклонился к Адраазару и прошептал: – Я боюсь смерти, Царь Сувский. Может быть, даже больше, чем ты. К старости учишься по достоинству ценить каждый прожитый день. Но… – голос его окреп, – если наш город до сих пор не пал, значит, так угодно Господу. И мы, дети Его, должны сделать все, чтобы Раббат не сдался на милость царя-убийцы. По-твоему, наше решение заслуживает гнева Господнего?