Сербин Иван. Гилгул

   – В Риме беспорядки, – задыхаясь от волнения, но без тени страха произнесла она. На звук ее голоса из соседних комнат появились двое домашних рабов – грек Ясон и перс Артабан. Они молча смотрели на одетого в доспехи хозяина. – Триумвир назначил награду за головы заговорщиков: двадцать пять тысяч динариев свободному и десять тысяч – рабу. Нимвр, Катон и Цинна были убиты первыми. Убийцы встретили их на главной площади. Плебс давит друг друга. Каждому хочется принести голову и получить награду. Убивают всех. Дети – отцов, жены – мужей, рабы – господ. Это ужасно. – Цесония выдержала паузу, затем спросила: – Нас тоже убьют?
   – Меня, – ответил Каска. – Но я не боюсь смерти. Тебе же лучше уйти. И забери рабов. Иначе вас убьют вместе со мной.
   – Нам не выйти из города, – произнесла женщина. – Плебс и солдаты триумвира Октавиана повсюду. Они заперли городские ворота. Каска кивнул:
   – Я знаю. Но есть по крайней мере два пути, которыми можно воспользоваться. Спуститься со стены по веревке или попробовать выбраться по акведуку. Темнота на вашей стороне. Если ты оденешь что-нибудь не столь броское, вам удастся смешаться с толпой. В таком хаосе никто не обратит на вас внимания.
   – Но рабов могут узнать… – нерешительно произнесла Цесония.
   – Не узнают, поверь мне. Вы благополучно доберетесь до стены. Если поторопитесь, конечно. Беги в Тускул, к нашему дому, забирай детей и уезжай. И лучше подальше от Рима. Туда, где Октавиан не сможет тебя отыскать.
   – Разве есть такое место?
   – В мире много мест, где власть Октавиана пока еще не имеет силы. Палестина. Ты ведь не была в Палестине?
   – Я хочу остаться с тобой. – Цесония подошла к нему, поцеловала в щеку.
   – Не стоит. – Каска обнял жену и на несколько секунд прижал к себе. – Твоя жертва окажется несоразмерно больше моей, – прошептал он. – Переоденься и уходи. Только быстро, пока еще есть время. Он поцеловал Цесонию, затем быстро и твердо отстранил ее.
   – Иди.
   – Хорошо. – Цесония ушла на свою половину.
   – Ясон, Артабан, – позвал Каска. – В задней комнате есть ножи. Возьмите их. Вы больше не рабы. Помогите женщинам выйти из города. Это просьба воина к воинам. Рабы переглянулись, затем быстро направились в заднюю комнату. Теперь, оставшись один, Каска распахнул створки входной двери и стоял в проеме, с мечом в руке, глядя на город. Он узнавал его. Менялись очертания, но город оставался тем же. Адма. Раббат. Рим. Где-то за домами толпа выдавливала сама себя в проулки. Дралась за отрезанные головы. Он прикрыл глаза. На лице его было написано спокойствие. Каска видел и с закрытыми глазами. Не близкое, но важное. Он видел, как один из вольноотпущенных рабов закалывает Гая Кассия. Он видел, как бросается на собственный меч Марк Юний Брут. Но это еще случится. Через два года. А пока же… Он видел, как военный трибун Попилий Ленас бьет мечом в шею Марка Цицерона и, улыбаясь, несет голову Антонию. Ленас получит в десять раз больше назначенной суммы. А жена Антония, Фульвия, станет колоть булавками язык убитого Цицерона, мстя за острые и не слишком лестные замечания великого оратора. Он видел, как падает несчастный Децим Брут, пронзенный ножом одного из своих самых близких друзей. Он видел, как раб сенатора Вентидия, спасая своего господина от немедленной расправы, собственноручно заковал того в цепи. Однако затем этот же раб, собрав самых преданных рабов Вентидия, в течение вечера убьет четверых солдат и командира манипулы, чтобы под покровом ночи прийти в тюрьму и вывести своего господина. Им всем удастся спастись. Каска повернул голову. Теперь он увидел, как полководец Регин выходит на улицу. Ему хорошо слышен шум и ор приближающейся толпы. Регин бежит к соседнему дому, дому угольщика, мажет лицо черным, берет груженного углем осла и неторопливо идет к воротам. Навстречу ему уже катится толпа, за которой спешат солдаты. Многие из них воевали под началом Регина и не могут не узнать его. Военачальник останавливается и опускает голову. У него нет даже ножа. Солдаты все ближе и ближе. Вот они уже в двух шагах. Впереди – кентурион. Регин оглядывается. Он видит, как плебс ломает двери его дома и врывается внутрь. Полководец медленно поворачивает голову и… встречается с ответным взглядом кентуриона. Тот улыбается. Кентурион делает шаг к своему бывшему командиру. Легионеры, повинуясь незаметному знаку, на ходу дружно прижимают кулаки к груди и… проходят мимо. Кентурион поворачивается к Регину, произносит вполголоса: «Счастливого пути, командир», и удаляется следом за солдатами. Каска вздохнул и открыл глаза. Предвестнику не удалось убить в них Добро. Во всяком случае, не во всех. Многие жертвовали наградой ради справедливости, благородства, чести. Как он ни готовился к появлению убийц, вид бурлящей факельной реки, вытекавшей из-за домов и быстро заполнявшей улицу, напугал его. Каска почувствовал, как тоскливо сжалось сердце. Римский плебс, в одночасье сошедший с ума, жадно подбирал кровавые крохи, падающие со стола триумвиров. Сколько невинных погибло сегодня? Сколько еще погибнет? Каска понимал, что просто так они не успокоятся. Убив истинных заговорщиков, станут убивать друг друга и выдавать за членов семьи убийцы Цезаря, рабов или просто сочувствующих. Но и это еще не настоящий страх. Настоящий страх придет потом, когда все закончится. Хуже совершенного злодейства – воспоминание о нем. Каска поднял голову к низкому небу, посмотрел на облака. Спросил:
   – Почему твои создания столь ужасны? Неужели ты не мог сделать их лучше? Он не волновался. В нем не было отчаяния, как в прошлый раз. Каска опустил голову, посмотрел на человеческую реку, быстро движущуюся к его дому, отбросил за спину багряный плащ, сделал правой ногой шаг назад и поднял щит, готовясь к схватке. Последней схватке в этой жизни. Впереди шагала стража. Восемь человек с кентурионом из всадников во главе. Каска мгновенно выделил его по касису‹Casis (лат.) – особый шлем, который носили принадлежащие к сословию всадников. Простые легионеры носили galea.›. Позади стражи волновалась толпа. «Предвестник убьет Антония, – подумал Каска, улыбаясь. – Если бы не этот мужлан, страже удалось бы арестовать заговорщиков тихо, без шума и привлечения толпы. Но Антонию плевать на желания Октавия. Он исходит из того, на чьей стороне в данный момент сила. Ему понадобилась сила – он привлек плебс. Теперь их не остановишь. И конечно, эти восемь легионеров не сумеют сдержать толпу, в которой каждый готов убить хоть весь город ради двадцати пяти тысяч динариев». Приблизившись, кентурион поднял согнутую в локте руку, и легионеры моментально развернулись лицом к плебсу и обнажили мечи. Каска опустил свой щит. Он был готов говорить и даже знал, что скажет. Кентурион поднялся на ступени его дома, остановился в пяти шагах, объявил ровно:
   – Ты пойдешь с нами, магистратор. Он был совсем молод. Каска, участвовавший не в одном сражении, не помнил его лица.
   – Ты ошибаешься, кентурион, – ответил он спокойно. – Я не пойду с тобой.
   – Такова воля триумвира Октавия.
   – Я знаю.
   – Будь послушен, и, может быть, триумвират дарует тебе жизнь.
   – Нет, – Каска усмехнулся. – Октавиан никогда не дарует мне жизнь. Он слишком жесток. Но даже если бы триумвир собирался это сделать, я не принял бы жизнь от него. Октавиан – не Бог, и не он решает, кому, когда и как умереть.
   – Это речь смутьяна, магистратор, – шевельнул бровью кентурион.
   – Это речь свободного римлянина, – поправил Каска. Кентурион подумал секунду. Он явно пребывал в растерянности. После всеобщей резни, учиненной плебсом и легионерами, он ожидал мольбы о пощаде и беспрекословного подчинения, но никак не сопротивления.
   – Ты только навредишь себе, магистратор, – негромко сказал он, и Каска отчетливо услышал прозвучавшие в голосе легионера просительные интонации. – Если ты не уйдешь с нами, тебя растерзает толпа.
   – Люди, – снова поправил Каска. – Они и так растерзают меня. А также и тебя, если ты прикажешь увести меня. И твоих легионеров.
   – Почему? – насторожился кентурион.
   – Потому что за мою голову обещана награда. Двадцать пять тысяч динариев. Чтобы получить такую сумму, им пришлось бы работать семьдесят лет без отдыха! И ты думаешь, они внемлют твоим речам?
   – Двадцать пять тысяч за голову заговорщика! Но тебя триумвир Октавиан приказал доставить живым!
   – Попробуй-ка объяснить это им, – сказал Каска, кивая на толпу. – Вы разбудили Зло. И Зло это сильнее вас. Вы не сможете управлять им. Этих людей сейчас способна остановить разве что смерть.
   – И что же мне делать? – спросил кентурион, опуская меч.
   – Отдай меня им, – пожал плечами Каска. – Разве твоя жизнь не стоит двадцати пяти тысяч динариев? Может быть, Октавиан не казнит тебя.
   – Казнит, – помрачнел кентурион.
   – Тогда попробуй увести меня. Смотри, я даже не стану сопротивляться. – Каска тоже опустил меч. – Ну? Объяви людям, что я арестован, и увидишь, чем все закончится. Кентурион замялся. В нем проснулся дух противоречия. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что плебс действительно способен броситься и убить как легионеров, так и его самого. Чувство долга же призывало поступить согласно приказу триумвира.
   – У тебя есть только один выход, – подсказал Каска. – Позволить этим людям убить меня, а потом бежать из Рима. Лишь так ты сохранишь свою жизнь. Толпа заволновалась. Несколько тысяч глаз были устремлены на стоящую у дверей дома пару. И в глазах этих горела жажда убийства и жажда денег.
   – Решай быстрее, кентурион, – произнес Каска. – У тебя мало времени. Толпа налегла. Легионеры были вынуждены отступить на шаг. Кого-то ткнули мечом. Завопили стоящие в середине этой огромной, страшной, шевелящейся человеческой массы. Их давили насмерть. Сейчас никому не было дела до лишней человеческой жизни. Деньги! Двадцать пять тысяч динариев – вот о чем они думали. В двух шагах, отделяемые от них всего лишь шеренгой из восьми легионеров. Было бы о чем говорить… Молодой кентурион очень ясно почувствовал: еще секунда – и толпа полностью выйдет из-под контроля. Он отлично понимал, чем это обернется. Кентурион вновь поднял меч, повернулся к Каске:
   – Ты станешь биться вместе со мной?
   – Ради того, чтобы потом попасть к триумвиру? – Тот усмехнулся. – Нет.
   – Тогда я буду вынужден исполнить свой долг, – угрожающе сказал кентурион.
   – Ты молод и глуп, – улыбнулся Каска.
   – Я вынужден исполнить свой долг, – повторил кентурион. И, обернувшись к толпе, закричал: – Граждане Рима! По воле триумвира Октавиана этот человек пойдет с нами! В толпе зародился низкий рокочущий гул. Он рос, постепенно переходя в хриплый, жадный вопль.
   – Смерть заговорщикам!
   – Граждане Рима! – снова выкрикнул кентурион. – Магистратор пойдет с нами!
   – Что вы его слушаете! – завопили дискантом. – Он хочет присвоить нашу награду.
   – Ну? Что я тебе говорил? – спросил Каска со спокойной улыбкой. Толпа подалась вперед. Один из легионеров, пытаясь сделать шаг назад, оступился и опрокинулся на спину. В образовавшуюся щель тут же полезли, давя, царапая и ломая друг друга. Легионеры принялись работать мечами. Сверкающие клинки обагрились кровью. Но сзади нажимали, и передние были вынуждены лезть в узкую щель между солдатами. И падать под ударами гладиусов. Кто-то в гибельном отчаянии, желая сохранить жизнь, прыгнул на крайнего легионера и изо всех сил толкнул ладонями в грудь. Тот отшатнулся, запнулся о труп, упал. Толпа взревела победно и за секунду подмяла все звено. Кентурион моментально обернулся и, с отчаянным воплем: «Я должен исполнить волю Октавиана», полоснул Каску мечом по шее. А через секунду толпа повалила и растоптала его самого. Каска умирал. Но он знал, что будет дальше. Ему отрубят голову и отнесут ее Октавиану. И Октавиан вместо награды прикажет убить принесшего трофей. Издевка судьбы. А он, Каска… Он не умрет. Он просто уснет без сновидений. И проснется. Может быть, уже через минуту, через час или через неделю. А может быть, через год или через столетие. Тому, кто распоряжается судьбами, виднее».
 

18 АПРЕЛЯ. ВЕЧЕР. КАЗНЬ

 
   16 часов 41 минута Саша подъехал к Институту Склифосовского около пяти. Он чувствовал себя так, словно не доживал последние часы, а стоял на пороге бессмертия. Его душу затянула ледяная корка спокойствия. Он прошел через главный вход, поднялся на лифте на двенадцатый этаж и направился к боксу Потрошителя. Точнее, Ангела. Правую руку он сунул в карман пиджака, где до поры до времени дремал пистолет. В поле зрения возникла медсестра. Она стояла за столиком и что-то говорила ему. А может быть, кричала. Саша ее не слышал. Его внимание было сконцентрировано на двух амбалах, охраняющих дверь заветного бокса. Честно говоря, Саша надеялся, что в связи с его поимкой пост сняли, но… Не сложилось. Впрочем, он был готов к подобному повороту событий. Единственное, на что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень надеялся, так это на то, что двоих громил, стерегущих убийцу, еще не успели предупредить о нем, Саше. Так больше шансов. Он быстро и деловито шагал по коридору, а громилы в «леопардовых шкурах» смотрели на него.
   – Ребята, – закричал Саша еще издали. – Как дела? Костя сегодня не звонил? Он должен был предупредить, что я заеду… После воскресных визитов он надеялся, что немудреная хитрость сработает. Квадратный сержант прищурился, стараясь припомнить, где же он видел это «привидение» в костюме с намертво расколоченной физиономией.
   – Эй, стой, – приказал он громко, беря автомат на изготовку.
   – Да ты что, брат, это же я, Саша. Психиатр. Забыл, что ли?
   – Какой еще, на хрен… – Сержант осекся, хмыкнул и улыбнулся неуверенно: – А чего это с лицом-то у тебя, психиатр? Психи покусали?
   – Психи, – согласился тот, улыбаясь через силу. – Еще какие.
   – Толпой поди? – Сержант хохотнул раскатисто.
   – Ага, вдвоем, – согласился Саша. – Два таких психа – психее не бывает.
   – Понятно. Не, тарищ капитан еще не звонил, – покачал он тяжелой лобастой головой.
   – Да вот, понимаешь, договорились с ним, что я подъеду, пару вопросов этому, – Саша двинул подбородком в сторону двери, – чудаку задам. Видать, он с этим назначением закрутился, забыл. Тем более обмывали вчера.
   – Так повод какой, – хмыкнул сержант. – Немудрено.
   – Ладно, начну пока, а если он позвонит, сразу свистните. Лады? Мне с ним надо парой слов перекинуться.
   – Да пожалуйста, – снова кивнул сержант и сказал напарнику: – Открывай.
   – Кстати, ребята, – легко болтал Саша. – А вы что, вроде вечного караула? Вообще, что ли, не меняетесь?
   – Почему? – выпятил губу сержант. – Меняемся. Мы всего-то полчаса назад заступили. А с утра другая смена была.
   – Понятно. Напарник сержанта наконец справился с замком, открыл дверь.
   – Заходите, – буркнул без большой приязни.
   – Ребят, снимите-ка автоматы, – попросил Саша.
   – Зачем это? – удивился сержант.
   – Снимите, снимите, – Саша оглянулся, украдкой вытащил из кармана пистолет и отступил на пару шагов. – Видишь? Не заставляй меня стрелять. Снимай автомат и ставь к креслу. Давай.
   – Да ты чего, – зло сказал сержант. – Ты чего задумал, падло? Да я тебя… На его лице отчетливо обозначилось то самое выражение, которое Саша уже видел вчера. В собственной прихожей. У Кости. У пятнистого молодца в маске.
   – Я не шучу, сержант. Честно, – предупредил Саша. – Если понадобится, положу вас обоих и глазом не моргну. На мне уже шесть трупов висит. Двумя больше – двумя меньше, не велика разница. Все одно лоб «зеленкой помажут», – припомнил он Костино выражение. – Так что давайте. Не заставляйте лишний грех на душу брать. Ваши жизни мне без надобности. Ставьте автоматы к креслу, а ключи от бокса кладите на пол. Видно, прочел сержант что-то в его глазах, потому что стащил с плеча автомат и осторожно поставил к креслу. Напарник вздохнул и поступил так же. Затем бросил ключи от бокса на пол.
   – Отойдите к стене, – скомандовал Саша. – Нет, не к этой. Вон к той. Справа от двери. Руки за спину, лбом упереться в стену. А теперь два шага назад. Молодцы, – похвалил он, когда охранники выполнили приказание. Не вынимая руки из кармана, Саша подхватил автомат, сунул его под мышку, одной рукой вытащил «рожок», опустил в свободный карман. То же самое проделал со вторым автоматом. Потом поднял ключи и снова отступил на пару шагов.
   – А теперь забирайте свое оружие и в бокс. Охранники подхватили автоматы и послушно шагнули в комнатку.
   – Эй, Ангел, – позвал Саша, не приближаясь к двери. – Выходи. Потрошитель появился на пороге. Он казался совершенно спокойным.
   – Разобрался все-таки? – спросил, словно говорил о пустяке.
   – Разобрался, – ответил Саша и протянул ключи. – Закрой их, пожалуйста. – И добавил, уже обращаясь к охранникам: – Только не вздумайте дверь вышибать. А то я вас застрелю. Потрошитель закрыл дверь на замок, спросил:
   – И что ты теперь намереваешься делать?
   – Мы с тобой поедем на Святую землю. Ты знаешь такое место? Только чтобы от людей подальше.
   – Знаю, конечно, – кивнул тот. – Только вот… что мы там будем делать?
   – Ждать, – ответил Саша и кивнул в сторону лифтовой площадки. – Пошли.
   – Кого ждать-то? – спросил Потрошитель, пока они шагали к лифтам.
   – Предвестника.
   – Почему ты решил, что он придет?
   – Он придет, поверь мне.
   – Думаешь? – Потрошитель усмехнулся.
   – Уверен. Он придет, чтобы убить меня. И тогда я убью его. Ангел снова улыбнулся и качнул головой, словно бы говоря: «Надо же быть таким наивным».
   – А что? Саша нахмурился. Он подумал о том, что его план может быть не так хорош, как ему казалось. А вдруг Предвестник не придет? Что тогда? Узнает, что Саша выпустил Ангела, и подастся в бега. Ему проще, для него ведь не существует границ. И пространства тоже, наверное, не существует. Не то что для Саши. Опять же, Предвестника никто не ищет. И вся милиция Москвы не мечтает спустить с него шкуру.
   – Думаешь, не придет?
   – Кто знает, – неопределенно пожал плечами Ангел. – Может быть, придет. Шансы-то у него повыше.
   – Почему это?
   – Ну, как тебе сказать. – Они спустились на первый этаж и вышли из больницы. – Где твоя машина?
   – Вон, – показал Саша и тут же спросил: – Так почему же у него больше шансов?
   – Да потому, что ты идешь с пистолетом, а он вполне может автомат притащить. А то и еще что-нибудь посерьезнее.
   – У меня нож есть, – сказал Саша, забираясь за руль и запуская двигатель.
   – А-а-а, – насмешливо протянул Потрошитель. – Нож – это да. Раз у тебя есть нож, тогда все в порядке.
   – Слушай, перестань, – напрягся Саша. – Что мне теперь сделать? Пулемет украсть? Чем богаты, как говорится.
   – Это понятно, – согласился Потрошитель. – Но насчет пулемета – неплохая мысль. – Он включил приемник, покрутил ручку настройки. Поймал что-то гитарно-жесткое. – Малмстин. Тебе нравится Малмстин?
   – Не знаю, – ответил Саша. Он вел машину, стараясь идти не быстрее и не медленнее других.
   – Хороший гитарист, – сказал Потрошитель, откидываясь на сиденье. – Кстати, машину надо сменить. На этой из города не выехать. Она уже в розыске. Вместе с тобой, кстати.
   – А где мне ее взять, другую машину?
   – Угони.
   – Я никогда раньше машин не угонял.
   – Тогда думай, – пожал плечами Потрошитель. – Или можно поискать церковь в черте города.
   – Нет. В черте города не надо. Не хочу, чтобы нам помешали. Да и неизвестно, чем все обернется. А то и правда стрелять начнем, зацепим кого-нибудь… – Он помолчал, обдумывая сложившееся положение. На его губах вдруг вспыхнула радостная, почти детская улыбка. – Знаю! – воскликнул Саша. – Есть у меня на примете одна машина.
   – Отлично, – просто кивнул Потрошитель. – Тогда вперед. Саша покосился на него.
   – Ты совсем не волнуешься?
   – Волнуюсь, – ответил Ангел. – Конечно. Только стараюсь виду не показывать, чтобы тебя зря не заводить.
   – Слушай, а вот когда… В смысле, если я его убью, все закончится?
   – Для тебя – да.
   – А для остальных?
   – С ними сложнее, Гилгул. – Ангел вздохнул. – Им придется «ходить по пустыне». Человеческая психология – не Предвестник. Ее не перечеркнешь одним взмахом ножа. Менять себя не так-то просто. Каждому из них придется убить своего Предвестника. В себе самом. Но со временем они поймут, что такое любовь, и научатся любить по-настоящему.
   – Это точно?
   – Конечно. – Потрошитель улыбнулся. – Можешь мне поверить. Они подъехали к нужному метро. Остановились чуть в стороне от платной стоянки, у небольшого рынка посреди площади.
   – Они подъедут, – сказал Саша. – Скоро. К шести.
   – Хорошо, – кивнул Потрошитель. – «Волга»?
   – Да, – ответил Саша. – Откуда ты знаешь?
   – Я много чего знаю. Дай-ка мне свой нож.
   – Зачем?
   – Человек, с которым ты договорился о встрече, наверняка приедет не один. Прихватит кого-нибудь для страховки. Ты можешь как угодно относиться к своему Косте, но в одном он был прав: лучше всего держит страх. Впрочем, что я тебе объясняю? Ты имел возможность убедиться в этом сегодня утром. Если ты попросишь их подвезти, они скорее всего вылезут из машины и накостыляют нам по шее так, что мало не покажется. А вот если их напугать – повезут как миленькие. Никуда не денутся.
   – Может быть, ты и прав. – Саша поджал губы. – Я даже не знаю.
   – У тебя есть деньги, чтобы расплатиться? – покосился на него Ангел. – Нет? У меня тоже. Тогда о чем мы говорим?
   – Да. Наверное. Наверное, – Саша достал из-за брючного ремня нож и протянул Потрошителю. – Осторожно, он очень острый.
   – Нож должен быть острым, – тот спокойно спрятал оружие под пижаму и добавил: – Иначе что же это за нож? И сделал погромче приемник. «Волга» подъехала без четверти шесть. Потрошитель словно в воду глядел. Водитель был не один. На заднем сиденье «Волги» расположились двое бритоголовых качков лет двадцати. Они жевали жвачку, отчего челюсти их двигались, словно мельничные жернова, и безразлично глазели по сторонам.
   – Вот бы ты попал сейчас в переплет, Гилгул, – пробормотал Потрошитель, наблюдая, как «Волга» делает круг по площади и паркуется на платной стоянке. – Ох и попал бы. Эти лысые молодчики убили бы тебя раньше Предвестника. Точно. Ладно, иди. Я через минутку подойду.
   – Хорошо. Саша выбрался из «девятки», захлопнул дверцу и направился к «Волге». На ходу подумал о том, что все это напоминает дурной детективчик. Тем не менее им нужна машина. И, – тут Ангел, наверное, прав, – если он не напугает этих бритоголовых качков, то они напугают его. Причем сильно напугают. Он приблизился к «Волге», открыл переднюю дверцу и забрался на сиденье рядом с водителем. Тот вздрогнул, повернулся, но, увидев Сашу, осклабился.
   – А, это ты, командир. Ну что, принес?
   – Не принес, – ответил Саша спокойно. Водитель несколько секунд недоверчиво глядел на него, потом прищурился.
   – Нарываешься, значит? А говорил: «точно». Ну что, – он повернулся к бритоголовым. Те продолжали жевать. Один меланхолично глазел в окно, второй, равнодушно и пусто, – на Сашу. – Надо товарища поучить. Он хороших слов не понимает. «Теперь это называется не напугать, а «поучить», – подумал Саша, вытаскивая из кармана пистолет.
   – Не надо учить, – сказал он спокойно. Качки моментально перестали жевать и уставились на пистолет оловянными глазами. Аргументы подобного сорта доходили до них быстро. Водитель же побледнел и подвинулся к дверце.
   – Э, отец, ну ты «дуру»-то убери, – предложил один из бритоголовых. – Можно ведь и так добазариться, по-мирному.
   – Я и предлагаю по-мирному, – согласился Саша. – Сейчас отвезете нас с приятелем за город и поедете домой. По-мирному. Денег, – он посмотрел на водителя, – у меня нет. Ты уж извини. Не получилось с деньгами.
   – Да ладно, – растерянно пробормотал тот. – Ладно, командир, я не в обиде. Нормально все. Тут ремонта-то – тьфу. Сами управимся. Правая задняя дверца распахнулась, и в салон забрался Потрошитель. Увидев «приятеля», – в больничном халате и тапках, – бритоголовый качок, сидящий в центре, очумело тряхнул головой и пробормотал:
   – Во дают.
   – Поехали, – без всякой угрозы сказал Саша.
   – Куда? – спросил тоскливо водитель, нажимая на газ.
   – Он объяснит, – Саша кивнул на Потрошителя. Дорогу Саша не улавливал. «Волга», благополучно миновав посты ГАИ, выехала за Кольцевую дорогу. Это было единственное, что он понял. Дальше пошли короткие лаконичные фразы Потрошителя.
   – Прямо. Дальше. За указателем направо. Теперь прямо. Здесь налево. Мимо проплывали сонные деревеньки и дачные поселки. Внезапно стемнело. Туча, несколько дней болтавшаяся в небе, опустилась совсем низко и разразилась сумасшедшим дождем. Гнулись под резкими напорами ветра верхушки деревьев. На дорогу летели сорванные ветки. Потоки воды заливали лобовое стекло, и пришлось сбросить скорость, чтобы не выехать на текущую вместе с водой обочину. «Дворники» метались из стороны в сторону, силясь справиться со вселенским потопом. Но стекло все равно оставалось мутным. Лучи фар нащупывали лишь струи дождевой воды и ничего больше. Дождь стоял стеной.