Страница:
– Давно ушли?
Профессор растерянно пожал плечами.
– Что же ты, Адольф, такой… – Хазар замялся, подбирая нужное слово, но потом махнул рукой. – А-а, блядство, – добавил он.
Арсений Адольфович хотел было заикнуться о своей травме, но со второго этажа в этот момент спустились посланные на разведку телохранители. Они сопровождали Ника и Леху. Те шли, виновато опустив головы, понимая, что такого промаха шеф им не спустит. Но тот, видимо, решил отложить наказание на более подходящее время.
– Пошли, – бесцветным голосом сказал он и показал в сторону гостиной.
Все расселись по стульям и диванам, ожидая разноса.
– Ну, рассказывайте, – не предвещавшим ничего хорошего тоном произнес Хазар, устроившись в кресле и закурив сигарету.
Пока он выслушивал сбивчивые доклады подчиненных, лицо его становилось все мрачнее и мрачнее. Когда все закончили, он поднялся и сказал коротко и в то же время емко:
– Козлы!
– Мы их достанем, шеф, – начал было Ник, но Хазар осадил его:
– Заткнись. Значит, так, – распорядился он, – Леха, эту халабуду, – он обвел красноречивым жестом гостиную, – снести к чертовой бабушке. Все, я жду в машине. Пошли, Адольф.
Он поманил профессора и, сверкнув громадной шишкой на лысом затылке, вышел с ним во двор. Профессор беспомощно ковылял за ним.
– Что это с тобой? – недовольно поморщился Хазар.
– Упал, – наконец-то пожаловался Арсений Адольфович.
Но Хазар, чуткий только к собственным несчастьям, да к тому же находившийся в дурном расположении духа, только пренебрежительно хмыкнул и издевательски брякнул:
– Осторожней надо…
Леха, несмотря на трещавшую от удара табуретом голову, принялся за дело оперативно. Трое других братков тоже принимали в этом участие.
Они обнаружили в пристройке три двадцатилитровые канистры. Одна была пустая, а две другие – под завязку заполнены бензином. Леха распорядился бензин из одной канистры разделить на две. Когда это было сделано, он сам взял еще одну полную и тщательно залил весь дом сверху донизу.
– Все готово, шеф. Поджигать? – доложил он Хазару.
– По машинам, – скомандовал тот.
Сам подошел к джипу, достал из тайника под передней панелью ручную гранату и, дождавшись, пока все рассядутся, выдернул чеку.
– Нате вам, бляди, – он швырнул гранату в окно, быстро вернулся и запрыгнул на заднее сиденье «мерина». – Погнали.
Машины рванули с места, а позади прозвучал взрыв. В небо взлетели осколки черепицы, из окон повылетали стекла. Двухэтажный дом вспыхнул, как сухая солома. Минуты через две раздались еще два сильных взрыва: в пристройке рванули полупустые канистры с бензином.
Кровля рухнула в течение первых десяти минут. Столб огня и сверкавших на фоне темнеющего неба искр свечой поднимался вверх. Весь охваченный пламенем, дом сгорел в течение часа. Остались стоять только несколько полуразрушенных взрывом каменных стен первого этажа. Три пожарные команды прибыли на место, когда на пепелище догорали последние балки перекрытия. К счастью, ветер стих, и пламя не перекинулось на соседние постройки.
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
Профессор растерянно пожал плечами.
– Что же ты, Адольф, такой… – Хазар замялся, подбирая нужное слово, но потом махнул рукой. – А-а, блядство, – добавил он.
Арсений Адольфович хотел было заикнуться о своей травме, но со второго этажа в этот момент спустились посланные на разведку телохранители. Они сопровождали Ника и Леху. Те шли, виновато опустив головы, понимая, что такого промаха шеф им не спустит. Но тот, видимо, решил отложить наказание на более подходящее время.
– Пошли, – бесцветным голосом сказал он и показал в сторону гостиной.
Все расселись по стульям и диванам, ожидая разноса.
– Ну, рассказывайте, – не предвещавшим ничего хорошего тоном произнес Хазар, устроившись в кресле и закурив сигарету.
Пока он выслушивал сбивчивые доклады подчиненных, лицо его становилось все мрачнее и мрачнее. Когда все закончили, он поднялся и сказал коротко и в то же время емко:
– Козлы!
– Мы их достанем, шеф, – начал было Ник, но Хазар осадил его:
– Заткнись. Значит, так, – распорядился он, – Леха, эту халабуду, – он обвел красноречивым жестом гостиную, – снести к чертовой бабушке. Все, я жду в машине. Пошли, Адольф.
Он поманил профессора и, сверкнув громадной шишкой на лысом затылке, вышел с ним во двор. Профессор беспомощно ковылял за ним.
– Что это с тобой? – недовольно поморщился Хазар.
– Упал, – наконец-то пожаловался Арсений Адольфович.
Но Хазар, чуткий только к собственным несчастьям, да к тому же находившийся в дурном расположении духа, только пренебрежительно хмыкнул и издевательски брякнул:
– Осторожней надо…
Леха, несмотря на трещавшую от удара табуретом голову, принялся за дело оперативно. Трое других братков тоже принимали в этом участие.
Они обнаружили в пристройке три двадцатилитровые канистры. Одна была пустая, а две другие – под завязку заполнены бензином. Леха распорядился бензин из одной канистры разделить на две. Когда это было сделано, он сам взял еще одну полную и тщательно залил весь дом сверху донизу.
– Все готово, шеф. Поджигать? – доложил он Хазару.
– По машинам, – скомандовал тот.
Сам подошел к джипу, достал из тайника под передней панелью ручную гранату и, дождавшись, пока все рассядутся, выдернул чеку.
– Нате вам, бляди, – он швырнул гранату в окно, быстро вернулся и запрыгнул на заднее сиденье «мерина». – Погнали.
Машины рванули с места, а позади прозвучал взрыв. В небо взлетели осколки черепицы, из окон повылетали стекла. Двухэтажный дом вспыхнул, как сухая солома. Минуты через две раздались еще два сильных взрыва: в пристройке рванули полупустые канистры с бензином.
Кровля рухнула в течение первых десяти минут. Столб огня и сверкавших на фоне темнеющего неба искр свечой поднимался вверх. Весь охваченный пламенем, дом сгорел в течение часа. Остались стоять только несколько полуразрушенных взрывом каменных стен первого этажа. Три пожарные команды прибыли на место, когда на пепелище догорали последние балки перекрытия. К счастью, ветер стих, и пламя не перекинулось на соседние постройки.
ГЛАВА 11
Иннокентий смотрел на воду. От горящих на носу и по бортам лодки огоньков стелился по волнам розовато-зеленый свет.
Вода казалась припорошенной мелкими, сливающимися в один переливчатый мираж блестками. Волны перекатывали тонны мельчайшей цветной пыли, а вдали, там, где море чуть искрилось во мраке, под агатовой гладью таилась цепенящая бездна. Но лодка смело разгоняла сон морской поверхности, ощупывая ее беспокойными лучами. Ветер обливал лицо холодящей свежестью, трепал волосы.
По берегу потянулась сеть из дрожащих огоньков. Проплывали мимо поселка, находящегося километрах в двух от Маяковки.
Тарахтение мотора и изрядное расстояние, которое они успели проплыть, помешали им услышать взрыв на берегу. Зато в сгустившихся сумерках они увидели полыхавшее в черном небе зарево.
– Что это? – вздрогнула Галина.
– Пожар, – Валентин привстал с банки, вглядываясь во тьму.
– Рядом с нами, – обмирая от страшного предчувствия, сказала Галина.
– Может, это наш дом? – звонким от волнения голосом выкрикнул Валентин.
– Вполне возможно, – вставил Иннокентий.
– Неужели это наш дом? – ужаснулась Галина.
– Не факт, но вполне возможно, – прикусил губу Валентин.
Воцарилось молчание. Все трое пялились во мрак, словно могли точно определить, что там пылает вдали.
– Нет, не может быть! – запротестовала Галина. – Не полный же идиот Хазар.
– Это как сказать, – усомнился Валентин. – Вспомни, дорогая сестричка, что мы с ним сделали.
– Но он же не может вот так… – Галина растерянно умолкла.
– Чего гадать! – вмешался Иннокентий. – Когда тучи разойдутся, надо будет съездить, посмотреть.
Остаток пути прошли молча. Им попадались встречные лодки, разбрызгивающие по морю свет носовых и бортовых огней.
Ветер доносил клочья тарахтящих звуков. В темном небе плескались мглисто-серые и лилово-синие архипелаги облаков. Сквозь их густую паутину пробивались звезды. Кое-где, в прогалах меж облаками, сверкали крупные голубые и желтые точки, луна силилась разорвать сковывающую ее поволоку. Ее правый бок уже виднелся у облачной кромки. Еще минута – и она вышла во всей ослепительной красе, превратив окружающий мрак в изумрудное кружево.
Белый луч скользнул по сосредоточенному лицу Галины. Она поймала на себе взгляд Иннокентия и слабо улыбнулась. «Искал романтики, – подумал Иннокентий. – Вот ты ее и нашел! В компании авантюристов плывешь по ночному морю, словно аргонавт! Но где твое золотое руно?»
Джип, а за ним «шестисотый» «мерин» на предельной скорости мчались к городу. Сигналя встречным и обгоняя попутные машины, их водители давили на газ, мало заботясь о соблюдении правил дорожного движения. Они срезали углы на поворотах, выезжали на встречную полосу, только чудом избегая аварии.
Сидя в машине, Хазар снял с пояса мобилу и набрал знакомый номер.
Взрыв дома подействовал на него успокаивающе.
– Значит, так, Федя, – Хазар взглянул на часы на приборном щитке, – я через пять минут буду в порту, чтобы «Елена» была наготове.
– Куда на ночь глядя, Эдуард Василич? – забеспокоился капитан яхты.
– На восток, – коротко бросил Хазар и отключил мобильник.
Через несколько минут обе машины, скрипя резиной на повороте, влетели в порт. Оставив автомобили на стоянке, команда Хазара погрузилась на белоснежную двухпалубную «Елену» – моторно-парусную яхту водоизмещением двенадцать тонн. Два дизельных двигателя, хоть и жрали по двести литров солярки в час, зато позволяли ей развивать скорость свыше тридцати узлов. Надраенные стойки лееров, утки и другие металлические детали сияли отраженным светом, падавшим от портовых фонарей.
Шурик – один из матросов, загорелый веснушчатый парень – убрал трап и отдал швартовы. На мачте загорелся бело-лунный ходовой огонь, и яхта стала медленно отчаливать от пристани. Оставив своих телохранителей на шканцах, Хазар поднялся в ходовую рубку, где его встретил капитан.
– Так куда идем, Эдуард Василич? – поправил он белоснежную фуражку с крабом и крутанул пальцами кончики длинных казацких усов.
– Пройдемся вдоль побережья, – Хазар махнул рукой в сторону Новороссийска.
– Близко к берегу не могу, Эдуард Васильевич, – взроптал было капитан, но Хазар ему договорить не дал.
– Пойдешь. А не пойдешь, я тебя уволю.
– Это же нарушение.
– Я отвечаю, – отрезал Хазар.
Он взял морской бинокль, висевший в рубке, и приложил окуляры к глазам.
«Елена» утюжила побережье уже около двух часов, когда у Хазара на поясе залился причудливой мелодией мобильник. Он вышел из рубки, свистнул Леху и передал ему бинокль. Только после этого взял трубу.
– Ты что же это, гад, делаешь? – узнал он возмущенный голос Пенькова.
Хазар не помнил, чтобы кто-нибудь к нему так обращался, поэтому опешил.
– Ты чего это, Кузьмич, – повысил голос он, – минералки обпился?
– Думаешь, – продолжал вице-мэр, – ты у нас самый крутой, все тебе позволено? А если я тебя сдам со всеми потрохами?
Во избежание лишних ушей Хазар спустился по трапу на нижнюю палубу и прошел на корму. Поняв, что Пеньков чем-то недоволен, он сбавил тон.
– Да объясни ты толком, Кузьмич.
– Это я тебе должен объяснять, я? – Пеньков прямо заходился в неистовстве. – Может, лучше ты мне объяснишь, на хрен тебе понадобилось дом взрывать?
– А-а, ты об этом? – понял Хазар. – Доложили уже.
Так ведь никто ничего не видел.
– Как же, «никто не видел»! – орал Пеньков. – Да ты там больше двух часов провел!
– Ну и что, – Хазар пожал плечами, словно Пеньков стоял рядом, – дом взорвался, когда я уже уехал.
– Ты что, в отказ пошел? – заверещал вице-мэр.
– Тихо, тихо, Кузьмич, – успокаивал его Хазар, – я не отказываюсь. Был там, да. Так получилось. Одна сука меня достала.
Ездила мне по ушам, потом моим ребятам… А, что там базарить! Ты уж замни там, ладно? А я в долгу не останусь, ты меня знаешь.
– Что значит «не останешься»? – Пеньков сбавил обороты, но решил сразу же расставить все точки над i. – Как ты вообще себе это все представляешь?
– Ну там, в натуре, бензин взорвался, то да се, что ты, не знаешь, что ли? – принялся объяснять Хазар. – А с меня за это какая-нибудь безделушка древняя. Что-нибудь вроде той Афро… блин, как ее… ну, рогатой бабы… Идет?
– Ладно, – тяжело вздохнул Пеньков, – попробую что-нибудь сделать.
– Хазар, там, кажись, их посудина, – прибежал на корму Леха.
– Век буду благодарен, Кузьмич, – закончил разговор Хазар.
– Не надо век, лучше сразу, – поправил его Пеньков и положил трубку.
Крохотная пристань встретила их ровным плеском волн. Три лодки, трепыхавшиеся у мостков, выглядели в темноте не так убого, как днем. Впрочем, троим путешественникам не было до них никакого дела. Ребята сошли на берег.
Село Рубановское располагалось меж двумя пологими холмами. Старые дома лепились один к другому. И только на юго-восточной его оконечности начиналась современная застройка – несколько коттеджей с ондулиновым покрытием крыш, башенками, колоннадами и гаражами. Коренное население ютилось в более или менее ветхих домишках, жило огородом и рыбалкой.
Кое-кто ездил на работу в Анапу, но таких набралось бы человек пять – не больше. По склонам холмов росли буки и дубы. Два местных шинка снабжали население дешевым вином и виноградным спиртом. Некоторые из сельчан сдавали на лето свои хибары туристам-дикарям. По своему этническому составу население представляло смесь из казаков, украинцев и выходцев из солнечных республик. Но тон все же задавали казаки.
– Сейчас расспросы начнутся, – недовольно пробурчал Валентин.
– Если, конечно, бабуся дома, а не у Микулы, – усмехнулась Галина.
– Кто это, Микула? – поинтересовался Иннокентий.
Так или иначе он был связан с этим беспокойным семейством и его волновало все, что в нем происходило.
– Фраер один местный, – скривил рот Валентин, – старику под восемьдесят, а он у себя в хате настоящий гарем устроил.
– Не понял, – с недоумением сказал Иннокентий.
– Увидишь, поймешь, – небрежно бросил Валентин и прибавил шагу.
Они прошли по относительно широкой дороге до развилки, где одиноко вскинул тонкую шею колодезный журавль, и свернули налево. В окнах домов горел свет, кое-где стекла были подсвечены экранами телевизоров, из-за забора одноэтажной деревянной постройки неслись пьяные раскаты казацкой песни. Внезапно песня смолкла, и два шатких мужских голоса затеяли перепалку. Шаги ребят то и дело возбуждали собачий лай.
Порой громыхала входная дверь, на миг белела чья-то размытая сумерками фигура и снова исчезала в черном зеве кирпичных или деревянных стен.
Кривыми каланчами торчали в ночи два фонарных столба. Они давно бездействовали – поселок утопал в первозданном мраке.
– Так и есть! – сердито воскликнула Галина. – Ее дома нет.
– Пошли к Микуле, – без энтузиазма предложил Валентин.
Ребятам пришлось пойти в обратном направлении. Меж темными купами деревьев и устремленными к небу стрелами кипарисов Иннокентий различал во тьме агатовое море. Он было похоже на крышку рояля или на притихшего хищника. Затаившись в берегах, море в каждую минуту грозило возмущением.
Не зря его прозвали Черным. В бурю оно чернеет, вода становится грязно-чернильной, словно со дна поднимаются тонны осевшей за века пыли.
– О чем задумалась? – спросил Галину Иннокентий.
– Нетрудно догадаться, – капризно пожала она плечами. – Если на самом деле взлетел наш дом, это означает, что мы бомжи.
– У вас нет страховки?
– Ты что, издеваешься? – вмешался по-прежнему враждебно настроенный Валентин. – У нас что тут, Испания или Кипр?
– Но страховые-то компании и у нас есть, – не сдавался Иннокентий.
– «Эй, моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть…» – стал фальшиво напевать Валентин в знак протеста.
– Нам не по карману страховки, – качнула головой Галина.
Иннокентий не хотел спорить. В конце концов, страховать имущество или нет – индивидуальное дело каждого.
– Кроме того, что наглый, он еще и занудный, – не оценил его деликатного решения притушить спор Валентин.
– Я бы на твоем месте не выступал, – пригрозил Иннокентий. – Фонарей нет, море, лес…
– На что это ты намекаешь? – полез на рожон Валентин.
– Замолчите! – нервно взвизгнула Галина. – Нашли время…
Валентин зашаркал дальше. За ним шел Иннокентий. Галина держалась сзади.
– Дома, старый черт, – Валентин чуть притормозил, вглядываясь в горящие окна стоявшего на отшибе дома.
За домом Микулы возвышались новомодные коттеджи.
– А вы не боитесь, что Хазар нас здесь найдет? – спросил вдруг Иннокентий.
– Волков бояться – в лес не ходить, – ответил Валентин.
Они были уже у калитки. Из дома неслось дружное пение.
– Хоровой кружок, – сдавленно хихикнул Валентин.
– Только прошу тебя, не выступай! – взмолилась Галина, с упреком взглянув на брата.
– Ну что ты, – ядовито откликнулся он, – я буду паинькой.
Он затарабанил в дверь. Никакой собаки! Только с дальних рубежей долетел до них заунывный лай четвероногих охранников, да со стороны коттеджей огласил округу рык породистой твари.
– Стучи громче, – порекомендовала Галина.
Валентин едва не вырвал калитку с корнем. Она была ветхой и держалась на честном слове.
– Зачем ему вообще нужна калитка? – раздраженно проговорил он. – Как будто есть что охранять!
– Невест своих бережет, – язвительно откликнулась Галина.
Иннокентий заметил на ее губах насмешливую неодобрительную улыбку.
– Иду-у-у, – донеслось до них.
Со стороны дома зашаркали шаги. Рыхлая тень устремилась к калитке.
– Кто здесь? – настороженно спросил старушечий голос.
– Мы к бабе Сене, она здесь?
– А где ж ей быть, – ехидно ответила старуха.
– Ну так мы можем войти, она нам очень нужна!
– А-а-а, – старушенция всматривалась в лица пришедших сквозь колья невысокого забора. – Галка… Валька…
– Да, – кивнула Галина.
Калитка отворилась с заиндевевшим, как старческие мозги, скрипом.
Больше похожим на всхлип. Его перекрыл, впрочем, стенающе-казацкий хор дрожащих голосов.
– Поем, – усмехнулась щуплая старушка, – пошли за мной, – скомандовала она и с грацией марионетки заковыляла к дому.
Справа маячила цепь сараев, слева – банька. Из сарая доносилось ночное копошение спящих и потревоженных животных. Рядом корявой тенью застыли грубо сколоченные козлы.
– У нас все дружно, – без особой веры в то, что говорит, сказала старушка.
Валентин и Галина обменялись на ходу иронически понимающими улыбками.
Загромыхала дверь, Иннокентий чуть не упал, споткнувшись о слишком высокую ступеньку. Старушка же с сатанинской прямо-таки ловкостью взобралась на крыльцо и прянула в сени.
– Ксенья, встречай, внуки твои… – крикнула она, открыв дверь, ведущую из сеней в горницу.
В уши Иннокентию ударила надрывная волна старинной песни: «Ой, Коля да ходе-броде…» В сенях было полно разношенной пошарпанной обуви. В лицо пахнуло ароматным дымом. Его медленные накаты заглушали притаившуюся в старом дереве гнилостную истому. Из сеней, разувшись, ребята вслед за старушкой прошли в горницу.
Высокая беленая печь ровным выступом вдавалась в узкое пространство, отделяющее сени от жилой комнаты. Под ноги Иннокентию легла полосатая дорожка. Полы если и красились, то несколько десятилетий назад. Грубые, хотя и тщательно вымытые доски широкими ребрами выходили из-под войлочной дорожки. Справа темнел прогал «ванной комнаты». Умывальник, два ведра и несколько полок. Протиснувшись между печью и этим банным уголком, Иннокентий, Галина и Валентин проникли наконец в горницу.
Им открылась чудная в своей буколической архаике картина: на старом-престаром диване сидел белобородый патриарх Микула, по углам, кто – на кровати с панцирной сеткой, кто – на низких табуретах, кто – на колченогих стульях, – его «невесты». Все старухи с возрастным промежутком в пять-десять лет, кроме одной – относительно молодой сухощавой бледнолицей женщины с маломощной грудью и выступающими в вырезе широкой ситцевой кофты ключицами. На головах у старух пестрели платки, юбки длинными куполами расходились от их потучневших талий.
И только сопровождавшая ребят старушка поражала своей подвижной худобой и беспокойным выражением морщинистого лица. Размером с кулачок, это лицо мигало, как маяк в ночи, изборожденное всеми мыслимыми и немыслимыми эмоциями.
Среди старух своей колоритной внешностью и таким же ярким нарядом выделялась полнотелая статная дама – именно так хотелось ее назвать. Она лениво посасывала трубку. Дым этой трубки проникал в сени, от него недовольно морщилась худая молодуха, но «дама» игнорировала неудобства, которые причиняло окружающим ее курение.
Ее похожие на облака в ясный погожий день локоны усмирялись обручем из скрученного жгутом сатинового платка, испещренным оранжево-сиреневыми узорами в виде кашмирских «огурцов». Тяжелые длинные пряди совершенно свободно рассыпались по округлым покатым плечам, руки до локтей были скрыты широкими, в форме колоколов рукавами. Бледно-карминного цвета платье доходило ей до щиколоток, не оставляя никакой возможности выделить взглядом отдельные части ее огромного тела. На шее у бабуси висело несколько рядов длинных разноцветных бус, спускавшихся на ее спрятанный под бесформенным платьем живот. Овальные чеканные серьги отяжеляли ее и без того отвисшие мочки. Но, пожалуй, интереснее всего было лицо бабуси – горбоносое, спокойное, одновременно благожелательное и грозное, хитрое и добродушное, лицо старой гадалки. Эта монументальная «дама» сразу же приковала внимание Иннокентия. Ее фактура и наряд на время затмили хозяина дома – казака Микулу.
Равный сединой гадалке, он сидел, чинно наблюдая за своим «гаремом», и лишь иногда включался в коллективное пение. Появление гостей заставило всех умолкнуть, и жильцы с некоторым недоумением наблюдали за молодой порослью. В этом недоумении сквозило сковавшее всех напряжение и даже неприятие.
Микула был при всех регалиях – орденах, медалях, в казацком кителе, потертом на локтях. Над его белой головой, на белой стене, словно неся дозор, на ребят смотрели жестокоглазый Николай Второй, недовольный Сталин и густобровый Брежнев. В углу, на двух полочках, мерцали темными окладами иконы. Большой блестящий самовар на белой, украшенной вышивкой скатерти был центральным звеном композиции.
Он примирял иконы с портретом Брежнева, развешенные повсюду вымпела и грамоты – с матово белеющими за стеклами пузатого буфета-шкафа слониками и птичками.
Похотливые глаза Микулы излучали лукавый интерес.
– Ну, заходьте, – поднялся он, направляясь к гостям.
Он крепко пожал руки парням, плотоядным взором оглядел сверху донизу Галину. Покачал хитро головой и пошел на свое место.
– Микул, ты на красных девок не заглядывайся, – нервически хохотнула одна из старух, сидевшая у низкого окна на табурете, – стар ужо.
– По нем не видно, – усмехнулась бойкая старушенция, которая открывала гостям калитку.
Тощая «молодуха» беспокойно ерзала, то и дело заставляя сетку кровати жалобно скрипеть. Ей явно был неприятен визит ребят. Впрочем, другие женщины тоже не проявляли радости или радушия. Больше всего на свете дорожили они своим строго регламентированным местом в этом доме и ревностно оберегали «покровителя» от посторонних соблазнов.
– Баба Сеня, – обратилась Галина к гадалке, – мы за тобой.
Баба Сеня подняла на внучку свои плутоватые голубые глаза, вынула трубку изо рта.
– А я занята, – грудным глуховатым голосом произнесла она без всякого сожаления. – Что за черт вас принес? И никакая я тебе не баба Сеня, а Ксения, понятно?
Иннокентий был не готов к такому приветствию.
– Понятно. Давай дома поговорим, – миролюбиво предложила Галина.
– Идите, я приду через час, – резко сказала баба Сеня, – а если не приду, ночуйте без меня.
Она снова затянулась. Валентин повернул голову, чтобы баба Сеня не могла видеть его язвительно-разочарованную физиономию.
– Как-то ты не так нас встречаешь, – покосилась на бабусю Галина.
– А как я должна вас встречать? Заваливайтесь в любое время, когда вам угодно. А это кто еще? – критически оглядела она Иннокентия. – Хахаль твой? – она ткнула в него рукой, в которой держала трубку.
– Мой, – сухо кивнула Галина. – Ну так дашь ключи?
– Возьми, – баба Сеня сняла с пояса связку и бросила на стол. – Да смотри, чтобы в доме порядок был!
– Ладно, – Галина подошла к бабе Сене.
– Что случилось-то?
Она бросила на девушку испытующий взгляд.
– Потом расскажу, – Галина взяла ключи.
– Только и вспоминаете о Ксении, когда у вас что-то случается, – с упреком проговорила баба Сеня. – Ну, иди.
Она сделала выпроваживающий жест. Не успели они выйти в сени, как в спины им ударило взвинченно-пронзительное: «Да ты лети-и-и, стре-е-е-ла…»
Вода казалась припорошенной мелкими, сливающимися в один переливчатый мираж блестками. Волны перекатывали тонны мельчайшей цветной пыли, а вдали, там, где море чуть искрилось во мраке, под агатовой гладью таилась цепенящая бездна. Но лодка смело разгоняла сон морской поверхности, ощупывая ее беспокойными лучами. Ветер обливал лицо холодящей свежестью, трепал волосы.
По берегу потянулась сеть из дрожащих огоньков. Проплывали мимо поселка, находящегося километрах в двух от Маяковки.
Тарахтение мотора и изрядное расстояние, которое они успели проплыть, помешали им услышать взрыв на берегу. Зато в сгустившихся сумерках они увидели полыхавшее в черном небе зарево.
– Что это? – вздрогнула Галина.
– Пожар, – Валентин привстал с банки, вглядываясь во тьму.
– Рядом с нами, – обмирая от страшного предчувствия, сказала Галина.
– Может, это наш дом? – звонким от волнения голосом выкрикнул Валентин.
– Вполне возможно, – вставил Иннокентий.
– Неужели это наш дом? – ужаснулась Галина.
– Не факт, но вполне возможно, – прикусил губу Валентин.
Воцарилось молчание. Все трое пялились во мрак, словно могли точно определить, что там пылает вдали.
– Нет, не может быть! – запротестовала Галина. – Не полный же идиот Хазар.
– Это как сказать, – усомнился Валентин. – Вспомни, дорогая сестричка, что мы с ним сделали.
– Но он же не может вот так… – Галина растерянно умолкла.
– Чего гадать! – вмешался Иннокентий. – Когда тучи разойдутся, надо будет съездить, посмотреть.
Остаток пути прошли молча. Им попадались встречные лодки, разбрызгивающие по морю свет носовых и бортовых огней.
Ветер доносил клочья тарахтящих звуков. В темном небе плескались мглисто-серые и лилово-синие архипелаги облаков. Сквозь их густую паутину пробивались звезды. Кое-где, в прогалах меж облаками, сверкали крупные голубые и желтые точки, луна силилась разорвать сковывающую ее поволоку. Ее правый бок уже виднелся у облачной кромки. Еще минута – и она вышла во всей ослепительной красе, превратив окружающий мрак в изумрудное кружево.
Белый луч скользнул по сосредоточенному лицу Галины. Она поймала на себе взгляд Иннокентия и слабо улыбнулась. «Искал романтики, – подумал Иннокентий. – Вот ты ее и нашел! В компании авантюристов плывешь по ночному морю, словно аргонавт! Но где твое золотое руно?»
* * *
Джип, а за ним «шестисотый» «мерин» на предельной скорости мчались к городу. Сигналя встречным и обгоняя попутные машины, их водители давили на газ, мало заботясь о соблюдении правил дорожного движения. Они срезали углы на поворотах, выезжали на встречную полосу, только чудом избегая аварии.
Сидя в машине, Хазар снял с пояса мобилу и набрал знакомый номер.
Взрыв дома подействовал на него успокаивающе.
– Значит, так, Федя, – Хазар взглянул на часы на приборном щитке, – я через пять минут буду в порту, чтобы «Елена» была наготове.
– Куда на ночь глядя, Эдуард Василич? – забеспокоился капитан яхты.
– На восток, – коротко бросил Хазар и отключил мобильник.
Через несколько минут обе машины, скрипя резиной на повороте, влетели в порт. Оставив автомобили на стоянке, команда Хазара погрузилась на белоснежную двухпалубную «Елену» – моторно-парусную яхту водоизмещением двенадцать тонн. Два дизельных двигателя, хоть и жрали по двести литров солярки в час, зато позволяли ей развивать скорость свыше тридцати узлов. Надраенные стойки лееров, утки и другие металлические детали сияли отраженным светом, падавшим от портовых фонарей.
Шурик – один из матросов, загорелый веснушчатый парень – убрал трап и отдал швартовы. На мачте загорелся бело-лунный ходовой огонь, и яхта стала медленно отчаливать от пристани. Оставив своих телохранителей на шканцах, Хазар поднялся в ходовую рубку, где его встретил капитан.
– Так куда идем, Эдуард Василич? – поправил он белоснежную фуражку с крабом и крутанул пальцами кончики длинных казацких усов.
– Пройдемся вдоль побережья, – Хазар махнул рукой в сторону Новороссийска.
– Близко к берегу не могу, Эдуард Васильевич, – взроптал было капитан, но Хазар ему договорить не дал.
– Пойдешь. А не пойдешь, я тебя уволю.
– Это же нарушение.
– Я отвечаю, – отрезал Хазар.
Он взял морской бинокль, висевший в рубке, и приложил окуляры к глазам.
«Елена» утюжила побережье уже около двух часов, когда у Хазара на поясе залился причудливой мелодией мобильник. Он вышел из рубки, свистнул Леху и передал ему бинокль. Только после этого взял трубу.
– Ты что же это, гад, делаешь? – узнал он возмущенный голос Пенькова.
Хазар не помнил, чтобы кто-нибудь к нему так обращался, поэтому опешил.
– Ты чего это, Кузьмич, – повысил голос он, – минералки обпился?
– Думаешь, – продолжал вице-мэр, – ты у нас самый крутой, все тебе позволено? А если я тебя сдам со всеми потрохами?
Во избежание лишних ушей Хазар спустился по трапу на нижнюю палубу и прошел на корму. Поняв, что Пеньков чем-то недоволен, он сбавил тон.
– Да объясни ты толком, Кузьмич.
– Это я тебе должен объяснять, я? – Пеньков прямо заходился в неистовстве. – Может, лучше ты мне объяснишь, на хрен тебе понадобилось дом взрывать?
– А-а, ты об этом? – понял Хазар. – Доложили уже.
Так ведь никто ничего не видел.
– Как же, «никто не видел»! – орал Пеньков. – Да ты там больше двух часов провел!
– Ну и что, – Хазар пожал плечами, словно Пеньков стоял рядом, – дом взорвался, когда я уже уехал.
– Ты что, в отказ пошел? – заверещал вице-мэр.
– Тихо, тихо, Кузьмич, – успокаивал его Хазар, – я не отказываюсь. Был там, да. Так получилось. Одна сука меня достала.
Ездила мне по ушам, потом моим ребятам… А, что там базарить! Ты уж замни там, ладно? А я в долгу не останусь, ты меня знаешь.
– Что значит «не останешься»? – Пеньков сбавил обороты, но решил сразу же расставить все точки над i. – Как ты вообще себе это все представляешь?
– Ну там, в натуре, бензин взорвался, то да се, что ты, не знаешь, что ли? – принялся объяснять Хазар. – А с меня за это какая-нибудь безделушка древняя. Что-нибудь вроде той Афро… блин, как ее… ну, рогатой бабы… Идет?
– Ладно, – тяжело вздохнул Пеньков, – попробую что-нибудь сделать.
– Хазар, там, кажись, их посудина, – прибежал на корму Леха.
– Век буду благодарен, Кузьмич, – закончил разговор Хазар.
– Не надо век, лучше сразу, – поправил его Пеньков и положил трубку.
* * *
Крохотная пристань встретила их ровным плеском волн. Три лодки, трепыхавшиеся у мостков, выглядели в темноте не так убого, как днем. Впрочем, троим путешественникам не было до них никакого дела. Ребята сошли на берег.
Село Рубановское располагалось меж двумя пологими холмами. Старые дома лепились один к другому. И только на юго-восточной его оконечности начиналась современная застройка – несколько коттеджей с ондулиновым покрытием крыш, башенками, колоннадами и гаражами. Коренное население ютилось в более или менее ветхих домишках, жило огородом и рыбалкой.
Кое-кто ездил на работу в Анапу, но таких набралось бы человек пять – не больше. По склонам холмов росли буки и дубы. Два местных шинка снабжали население дешевым вином и виноградным спиртом. Некоторые из сельчан сдавали на лето свои хибары туристам-дикарям. По своему этническому составу население представляло смесь из казаков, украинцев и выходцев из солнечных республик. Но тон все же задавали казаки.
– Сейчас расспросы начнутся, – недовольно пробурчал Валентин.
– Если, конечно, бабуся дома, а не у Микулы, – усмехнулась Галина.
– Кто это, Микула? – поинтересовался Иннокентий.
Так или иначе он был связан с этим беспокойным семейством и его волновало все, что в нем происходило.
– Фраер один местный, – скривил рот Валентин, – старику под восемьдесят, а он у себя в хате настоящий гарем устроил.
– Не понял, – с недоумением сказал Иннокентий.
– Увидишь, поймешь, – небрежно бросил Валентин и прибавил шагу.
Они прошли по относительно широкой дороге до развилки, где одиноко вскинул тонкую шею колодезный журавль, и свернули налево. В окнах домов горел свет, кое-где стекла были подсвечены экранами телевизоров, из-за забора одноэтажной деревянной постройки неслись пьяные раскаты казацкой песни. Внезапно песня смолкла, и два шатких мужских голоса затеяли перепалку. Шаги ребят то и дело возбуждали собачий лай.
Порой громыхала входная дверь, на миг белела чья-то размытая сумерками фигура и снова исчезала в черном зеве кирпичных или деревянных стен.
Кривыми каланчами торчали в ночи два фонарных столба. Они давно бездействовали – поселок утопал в первозданном мраке.
– Так и есть! – сердито воскликнула Галина. – Ее дома нет.
– Пошли к Микуле, – без энтузиазма предложил Валентин.
Ребятам пришлось пойти в обратном направлении. Меж темными купами деревьев и устремленными к небу стрелами кипарисов Иннокентий различал во тьме агатовое море. Он было похоже на крышку рояля или на притихшего хищника. Затаившись в берегах, море в каждую минуту грозило возмущением.
Не зря его прозвали Черным. В бурю оно чернеет, вода становится грязно-чернильной, словно со дна поднимаются тонны осевшей за века пыли.
– О чем задумалась? – спросил Галину Иннокентий.
– Нетрудно догадаться, – капризно пожала она плечами. – Если на самом деле взлетел наш дом, это означает, что мы бомжи.
– У вас нет страховки?
– Ты что, издеваешься? – вмешался по-прежнему враждебно настроенный Валентин. – У нас что тут, Испания или Кипр?
– Но страховые-то компании и у нас есть, – не сдавался Иннокентий.
– «Эй, моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть…» – стал фальшиво напевать Валентин в знак протеста.
– Нам не по карману страховки, – качнула головой Галина.
Иннокентий не хотел спорить. В конце концов, страховать имущество или нет – индивидуальное дело каждого.
– Кроме того, что наглый, он еще и занудный, – не оценил его деликатного решения притушить спор Валентин.
– Я бы на твоем месте не выступал, – пригрозил Иннокентий. – Фонарей нет, море, лес…
– На что это ты намекаешь? – полез на рожон Валентин.
– Замолчите! – нервно взвизгнула Галина. – Нашли время…
Валентин зашаркал дальше. За ним шел Иннокентий. Галина держалась сзади.
– Дома, старый черт, – Валентин чуть притормозил, вглядываясь в горящие окна стоявшего на отшибе дома.
За домом Микулы возвышались новомодные коттеджи.
– А вы не боитесь, что Хазар нас здесь найдет? – спросил вдруг Иннокентий.
– Волков бояться – в лес не ходить, – ответил Валентин.
Они были уже у калитки. Из дома неслось дружное пение.
– Хоровой кружок, – сдавленно хихикнул Валентин.
– Только прошу тебя, не выступай! – взмолилась Галина, с упреком взглянув на брата.
– Ну что ты, – ядовито откликнулся он, – я буду паинькой.
Он затарабанил в дверь. Никакой собаки! Только с дальних рубежей долетел до них заунывный лай четвероногих охранников, да со стороны коттеджей огласил округу рык породистой твари.
– Стучи громче, – порекомендовала Галина.
Валентин едва не вырвал калитку с корнем. Она была ветхой и держалась на честном слове.
– Зачем ему вообще нужна калитка? – раздраженно проговорил он. – Как будто есть что охранять!
– Невест своих бережет, – язвительно откликнулась Галина.
Иннокентий заметил на ее губах насмешливую неодобрительную улыбку.
– Иду-у-у, – донеслось до них.
Со стороны дома зашаркали шаги. Рыхлая тень устремилась к калитке.
– Кто здесь? – настороженно спросил старушечий голос.
– Мы к бабе Сене, она здесь?
– А где ж ей быть, – ехидно ответила старуха.
– Ну так мы можем войти, она нам очень нужна!
– А-а-а, – старушенция всматривалась в лица пришедших сквозь колья невысокого забора. – Галка… Валька…
– Да, – кивнула Галина.
Калитка отворилась с заиндевевшим, как старческие мозги, скрипом.
Больше похожим на всхлип. Его перекрыл, впрочем, стенающе-казацкий хор дрожащих голосов.
– Поем, – усмехнулась щуплая старушка, – пошли за мной, – скомандовала она и с грацией марионетки заковыляла к дому.
Справа маячила цепь сараев, слева – банька. Из сарая доносилось ночное копошение спящих и потревоженных животных. Рядом корявой тенью застыли грубо сколоченные козлы.
– У нас все дружно, – без особой веры в то, что говорит, сказала старушка.
Валентин и Галина обменялись на ходу иронически понимающими улыбками.
Загромыхала дверь, Иннокентий чуть не упал, споткнувшись о слишком высокую ступеньку. Старушка же с сатанинской прямо-таки ловкостью взобралась на крыльцо и прянула в сени.
– Ксенья, встречай, внуки твои… – крикнула она, открыв дверь, ведущую из сеней в горницу.
В уши Иннокентию ударила надрывная волна старинной песни: «Ой, Коля да ходе-броде…» В сенях было полно разношенной пошарпанной обуви. В лицо пахнуло ароматным дымом. Его медленные накаты заглушали притаившуюся в старом дереве гнилостную истому. Из сеней, разувшись, ребята вслед за старушкой прошли в горницу.
Высокая беленая печь ровным выступом вдавалась в узкое пространство, отделяющее сени от жилой комнаты. Под ноги Иннокентию легла полосатая дорожка. Полы если и красились, то несколько десятилетий назад. Грубые, хотя и тщательно вымытые доски широкими ребрами выходили из-под войлочной дорожки. Справа темнел прогал «ванной комнаты». Умывальник, два ведра и несколько полок. Протиснувшись между печью и этим банным уголком, Иннокентий, Галина и Валентин проникли наконец в горницу.
Им открылась чудная в своей буколической архаике картина: на старом-престаром диване сидел белобородый патриарх Микула, по углам, кто – на кровати с панцирной сеткой, кто – на низких табуретах, кто – на колченогих стульях, – его «невесты». Все старухи с возрастным промежутком в пять-десять лет, кроме одной – относительно молодой сухощавой бледнолицей женщины с маломощной грудью и выступающими в вырезе широкой ситцевой кофты ключицами. На головах у старух пестрели платки, юбки длинными куполами расходились от их потучневших талий.
И только сопровождавшая ребят старушка поражала своей подвижной худобой и беспокойным выражением морщинистого лица. Размером с кулачок, это лицо мигало, как маяк в ночи, изборожденное всеми мыслимыми и немыслимыми эмоциями.
Среди старух своей колоритной внешностью и таким же ярким нарядом выделялась полнотелая статная дама – именно так хотелось ее назвать. Она лениво посасывала трубку. Дым этой трубки проникал в сени, от него недовольно морщилась худая молодуха, но «дама» игнорировала неудобства, которые причиняло окружающим ее курение.
Ее похожие на облака в ясный погожий день локоны усмирялись обручем из скрученного жгутом сатинового платка, испещренным оранжево-сиреневыми узорами в виде кашмирских «огурцов». Тяжелые длинные пряди совершенно свободно рассыпались по округлым покатым плечам, руки до локтей были скрыты широкими, в форме колоколов рукавами. Бледно-карминного цвета платье доходило ей до щиколоток, не оставляя никакой возможности выделить взглядом отдельные части ее огромного тела. На шее у бабуси висело несколько рядов длинных разноцветных бус, спускавшихся на ее спрятанный под бесформенным платьем живот. Овальные чеканные серьги отяжеляли ее и без того отвисшие мочки. Но, пожалуй, интереснее всего было лицо бабуси – горбоносое, спокойное, одновременно благожелательное и грозное, хитрое и добродушное, лицо старой гадалки. Эта монументальная «дама» сразу же приковала внимание Иннокентия. Ее фактура и наряд на время затмили хозяина дома – казака Микулу.
Равный сединой гадалке, он сидел, чинно наблюдая за своим «гаремом», и лишь иногда включался в коллективное пение. Появление гостей заставило всех умолкнуть, и жильцы с некоторым недоумением наблюдали за молодой порослью. В этом недоумении сквозило сковавшее всех напряжение и даже неприятие.
Микула был при всех регалиях – орденах, медалях, в казацком кителе, потертом на локтях. Над его белой головой, на белой стене, словно неся дозор, на ребят смотрели жестокоглазый Николай Второй, недовольный Сталин и густобровый Брежнев. В углу, на двух полочках, мерцали темными окладами иконы. Большой блестящий самовар на белой, украшенной вышивкой скатерти был центральным звеном композиции.
Он примирял иконы с портретом Брежнева, развешенные повсюду вымпела и грамоты – с матово белеющими за стеклами пузатого буфета-шкафа слониками и птичками.
Похотливые глаза Микулы излучали лукавый интерес.
– Ну, заходьте, – поднялся он, направляясь к гостям.
Он крепко пожал руки парням, плотоядным взором оглядел сверху донизу Галину. Покачал хитро головой и пошел на свое место.
– Микул, ты на красных девок не заглядывайся, – нервически хохотнула одна из старух, сидевшая у низкого окна на табурете, – стар ужо.
– По нем не видно, – усмехнулась бойкая старушенция, которая открывала гостям калитку.
Тощая «молодуха» беспокойно ерзала, то и дело заставляя сетку кровати жалобно скрипеть. Ей явно был неприятен визит ребят. Впрочем, другие женщины тоже не проявляли радости или радушия. Больше всего на свете дорожили они своим строго регламентированным местом в этом доме и ревностно оберегали «покровителя» от посторонних соблазнов.
– Баба Сеня, – обратилась Галина к гадалке, – мы за тобой.
Баба Сеня подняла на внучку свои плутоватые голубые глаза, вынула трубку изо рта.
– А я занята, – грудным глуховатым голосом произнесла она без всякого сожаления. – Что за черт вас принес? И никакая я тебе не баба Сеня, а Ксения, понятно?
Иннокентий был не готов к такому приветствию.
– Понятно. Давай дома поговорим, – миролюбиво предложила Галина.
– Идите, я приду через час, – резко сказала баба Сеня, – а если не приду, ночуйте без меня.
Она снова затянулась. Валентин повернул голову, чтобы баба Сеня не могла видеть его язвительно-разочарованную физиономию.
– Как-то ты не так нас встречаешь, – покосилась на бабусю Галина.
– А как я должна вас встречать? Заваливайтесь в любое время, когда вам угодно. А это кто еще? – критически оглядела она Иннокентия. – Хахаль твой? – она ткнула в него рукой, в которой держала трубку.
– Мой, – сухо кивнула Галина. – Ну так дашь ключи?
– Возьми, – баба Сеня сняла с пояса связку и бросила на стол. – Да смотри, чтобы в доме порядок был!
– Ладно, – Галина подошла к бабе Сене.
– Что случилось-то?
Она бросила на девушку испытующий взгляд.
– Потом расскажу, – Галина взяла ключи.
– Только и вспоминаете о Ксении, когда у вас что-то случается, – с упреком проговорила баба Сеня. – Ну, иди.
Она сделала выпроваживающий жест. Не успели они выйти в сени, как в спины им ударило взвинченно-пронзительное: «Да ты лети-и-и, стре-е-е-ла…»
ГЛАВА 12
В доме бабы Сени веяло прикладной эзотерикой. Иннокентий улыбнулся, убедившись в тонкости собственного чутья. Баба Сеня была местной гадалкой.
Кое-кто звал ее ведьмой. Кроме всего прочего, она обладала способностью привораживать неверных мужей, снимать порчу и сглаз. В общем, располагала всем комплексом услуг, которые входят в репертуар экстрасенсов мелкого и крупного значения, заполоняющих рекламные страницы газет причудливыми объявлениями.
Одноэтажный дом бабы Сени был тем не менее просторным, в нем легко дышалось, и это несмотря на всякие амулеты, развешенные там и сям, на облако травных запахов, пропитавших стены, на темную мебель и багровую скатерть на столе.
– Она у вас всегда такая? – не выдержал Иннокентий, который все еще находился под властным обаянием бабы Сени.
– Какая? – с вызовом спросил Валентин.
– Любит командовать, – пояснил Иннокентий.
– Почти всегда, – ответила Галина, вынимающая из шкафа белье, – характерец что надо!
– Так это у вас семейное – ворожба? – Иннокентий иронически смотрел на Галину.
– А чего ты такой любопытный? – вздернул плечи сидевший у стола Валентин.
В чашках остывал разлитый Галиной чай. Кроме чашек, на столе стояли вазочка с вареньем, тарелки с конфетами и печеньем.
– Я-то что, – улыбнулась Галина, – вот баба Сеня – настоящий маг!
– Ксения! – с шутливым упреком крикнул Валентин. – Никакая она не баба Сеня!
– Ах, извините, – сделала комичную рожицу Галина.
– Ее ведьмой раньше звали, чуть не сожгли на костре… – усмехнулся Валентин, – а теперь она гадалка и целительница.
– Ну, насчет костра ты загнул! – не поверил Иннокентий.
– Но в общем он прав, – поддержала брата Галина.
Хазар взял у Лехи бинокль и торопливо поднял на уровень глаз.
– Ты знаешь их шаланду?
– На ней Валька время от времени ходит, – ответил Леха. – Да, кажись, она это. С синей полосой.
Хазар приказал застопорить машины и отдать якоря. Красавица яхта замерла в четверти мили от берега.
Профессор сидел в шезлонге на нижней палубе. Не то спал, не то предавался каким-то своим мыслям с закрытыми глазами.
С борта яхты спустили резиновую моторку. Хазар шепнул что-то Лехе, и тот принес из каюты какой-то сверток. На моторку погрузились с кормы.
Ее нижняя часть спускалась почти к самой воде. Хазар с Ником сели на носу, Леха по правому борту, а Малыша посадили за моториста. Через несколько минут моторка ткнулась носом в прибрежную гальку.
– Ну, смотри, это она? – Хазар спрыгнул на берег и подошел к мосткам, у которых были привязаны лодки.
– Точно она, – кивнул Леха, выбравшийся следом за Ником. – Только где их здесь искать? – Он посмотрел на поселок. – Не все же дома обшаривать.
– А мы никого искать не будем, – усмехнулся Хазар и кивнул на лодку. – Давай ставь свое устройство. Только запрячь получше, чтобы никто ничего не заметил.
– Не проблема, шеф. – Леха вернулся в моторку, забрал сверток и по мосткам перешел на лодку с синей полосой. – Малыш, иди посвети, – позвал он с собой приятеля.
Кое-кто звал ее ведьмой. Кроме всего прочего, она обладала способностью привораживать неверных мужей, снимать порчу и сглаз. В общем, располагала всем комплексом услуг, которые входят в репертуар экстрасенсов мелкого и крупного значения, заполоняющих рекламные страницы газет причудливыми объявлениями.
Одноэтажный дом бабы Сени был тем не менее просторным, в нем легко дышалось, и это несмотря на всякие амулеты, развешенные там и сям, на облако травных запахов, пропитавших стены, на темную мебель и багровую скатерть на столе.
– Она у вас всегда такая? – не выдержал Иннокентий, который все еще находился под властным обаянием бабы Сени.
– Какая? – с вызовом спросил Валентин.
– Любит командовать, – пояснил Иннокентий.
– Почти всегда, – ответила Галина, вынимающая из шкафа белье, – характерец что надо!
– Так это у вас семейное – ворожба? – Иннокентий иронически смотрел на Галину.
– А чего ты такой любопытный? – вздернул плечи сидевший у стола Валентин.
В чашках остывал разлитый Галиной чай. Кроме чашек, на столе стояли вазочка с вареньем, тарелки с конфетами и печеньем.
– Я-то что, – улыбнулась Галина, – вот баба Сеня – настоящий маг!
– Ксения! – с шутливым упреком крикнул Валентин. – Никакая она не баба Сеня!
– Ах, извините, – сделала комичную рожицу Галина.
– Ее ведьмой раньше звали, чуть не сожгли на костре… – усмехнулся Валентин, – а теперь она гадалка и целительница.
– Ну, насчет костра ты загнул! – не поверил Иннокентий.
– Но в общем он прав, – поддержала брата Галина.
* * *
Хазар взял у Лехи бинокль и торопливо поднял на уровень глаз.
– Ты знаешь их шаланду?
– На ней Валька время от времени ходит, – ответил Леха. – Да, кажись, она это. С синей полосой.
Хазар приказал застопорить машины и отдать якоря. Красавица яхта замерла в четверти мили от берега.
Профессор сидел в шезлонге на нижней палубе. Не то спал, не то предавался каким-то своим мыслям с закрытыми глазами.
С борта яхты спустили резиновую моторку. Хазар шепнул что-то Лехе, и тот принес из каюты какой-то сверток. На моторку погрузились с кормы.
Ее нижняя часть спускалась почти к самой воде. Хазар с Ником сели на носу, Леха по правому борту, а Малыша посадили за моториста. Через несколько минут моторка ткнулась носом в прибрежную гальку.
– Ну, смотри, это она? – Хазар спрыгнул на берег и подошел к мосткам, у которых были привязаны лодки.
– Точно она, – кивнул Леха, выбравшийся следом за Ником. – Только где их здесь искать? – Он посмотрел на поселок. – Не все же дома обшаривать.
– А мы никого искать не будем, – усмехнулся Хазар и кивнул на лодку. – Давай ставь свое устройство. Только запрячь получше, чтобы никто ничего не заметил.
– Не проблема, шеф. – Леха вернулся в моторку, забрал сверток и по мосткам перешел на лодку с синей полосой. – Малыш, иди посвети, – позвал он с собой приятеля.