Серегин Михаил. Доноры за доллары

   – Ну, что вы там, Степан Алексеевич? – утомленно и презрительно поинтересовался Головлев.
   – Черт, куда я ее засунул? – чертыхался вспотевший уже Лямзин. – Насколько я помню, она у меня была в ящике на букву Л. А теперь ее тут нет.
   Лямзин даже выставил картотеку на стол – убедитесь, мол, сами.
   Головлев насмешливо смотрел на него и представил, как он бьет ему морду.
   – Степан Алексеевич, ну, нельзя же быть таким рассеянным! – елейным тоном протянул он. – И где же она может быть?
   Лямзин растерянно перебирал бумаги и бормотал:
   – Ну, где же она? Ведь она же здесь была, я точно помню...
   Головлев поднялся с дивана и потянул за рукав Власова:
   – Пойдемте, коллега. Я вижу, от нашего горе-руководителя нет никакого толку. Мало того что он не может защитить своих подчиненных от произвола, он еще своей рассеянностью расстраивает их гениальные по простоте своей планы... Давайте оставим его наедине с мыслями о том, как он будет выпутываться из этой ситуации. Ведь ему так легко будет лишиться честно заработанных денег, которыми ему придется... Придется – я настаиваю!.. – поделиться со своими бедными, несчастными подчиненными.
   С этими словами Головлев ехидно улыбнулся и увел Власова из кабинета заведующего. В коридоре он позволил себе наконец разразиться громкой руганью. Не успело последнее слово укатиться по коридору, как из-за угла вывернул Кирилл Воронцов и направился прямо к нему.
   – О черт! И этот здесь – как вовремя! – сквозь зубы прошипел Головлев.

ГЛАВА 17

   – Кирилл, ты меня любишь? – настаивала Людмила, поймав его за полу халата и совершенно не собираясь отпускать.
   – Отпусти, Люда, у меня операция!
   – Пока не скажешь – не отпущу! – игриво прощебетала она.
   – Ну, люблю, люблю – довольна?
   – Моя ты лапочка! Моя ты кисонька! – сюсюкала Люда, стараясь достать своим порочным ртом до его лба.
   Он быстро чмокнул ее в щеку сухими губами:
   – Все, родная, я побежал, – оторвал ее руки от халата и поспешил в операционную.
   Там его встретил Жуков, зло состривший:
   – Господин анестезиолог пожаловали! Можно ли начинать?
   Кирилл смутился и стал готовить аппарат к работе.
   Операция, к счастью, продолжалась недолго. Выйдя из операционной, Кирилл с опаской прокрался через просвет коридора, поглядывая по сторонам. К его счастью, Люду уже сменила другая медсестра, которая сейчас и сидела за столиком и трескала конфеты прямо из коробки. В старые добрые времена Кирилл не удержался бы и сострил что-нибудь по поводу ее расплывающейся фигуры, но сейчас ему было не до этого.
   Кирилл присел на подоконник и достал сигареты. Курить он начал недавно, но подсел на табак очень быстро. И сейчас, почувствовав вкус дыма во рту, испытал легкое головокружение, будто делал первую в своей жизни затяжку. Сигареты были, пожалуй, одной из последних радостей в его непростой и неоднозначной теперешней жизни.
   Кирилл тяжко вздохнул. Как – он не переставал спрашивать себя об этом, – как он смог попасть в подобную передрягу?
   Очень просто. Когда он услышал, какая сумма предлагается за небольшое отклонение от клятвы Гиппократа, он понял, как ему хочется этих денег. С другой стороны, он понимал, что это – самое настоящее преступление. Поэтому на первое предложение ответил отказом. Головлев загадочно поулыбался и сказал:
   – Зря, парень, упускаешь свой шанс. Это предложение – считай его путевкой в жизнь – не будет единственным. Можешь представить себе, что это предварительное испытание на профпригодность при приеме на работу. Если же ты отказываешься сейчас, то в клинике еще много людей, которые просто мечтают занять твое место. Ты подумай, – тоном змея-искусителя пропел Головлев и потрепал его по плечу.
   Кирилл задумался. В ту же ночь, лежа рядом с Людмилой и положив голову на ее мягкий живот, он рассказал ей о предложении Головлева.
   Люда медленно приподнялась над подушками. Никогда в жизни ее безумные мечты не подходили так близко к тому, чтобы превратиться в явь.
   – Милый, это же такие деньги! Боже мой, да мы же сразу сможем купить себе приличное жилье! Ты говоришь, что будет еще? Тем более! Кирюша, о чем тут думать, я вообще не понимаю?
   – Люда, но ведь это человек, живой человек?
   – Ой, Кир! Ну, перестань сопли здесь разводить! Он уже старенький, больной, он тебе сам спасибо скажет.
   – Люда, я не убийца! Пойми ты...
   – Но тебе же не нужно будет его резать или душить. Просто – чик! – и он спит себе спокойно вечным сном. Киря, ну ты что, как маленький?
   Он вздохнул и повернул к ней лицо:
   – Люда, ты меня правда любишь?

* * *

   После встречи с братом Ураева я отыскал Чехова и все ему доложил. Он медленно кивал, выслушав мои эмоциональные излияния по поводу того, как это тяжело – общаться с близкими родственниками попавшего в беду человека.
   – Адрес этой квартиры в Теплом Стане и адрес фирмы «Эдельвейс» с собой?
   Я осекся на половине слова и достал свой блокнот. Чехов посмотрел на записи и снова кивнул.
   – Записывать не будете?
   – Так запомню. У меня хоть и язва, но ни в коем случае не склероз, – проворчал он. – Все, завтра выписываюсь.
   – Так быстро? – изумился я. – И кто же вас отпускает?
   – Я сам себя отпускаю. И вам тоже советую здесь долго не залеживаться. Гляди, Ладыгин, а то твои кровожадные коллеги устроят тебе ампутацию головы!
   – Ну и юмор у вас, Юрий Николаевич, – пробормотал я в ответ, с осторожностью трогая голову, которая пока, слава богу, была при мне.
   – Ладно, не бойся – ты теперь под моей защитой. Случись чего, от вашей тухлой конторы кирпича не останется! Те двое, которые тебя подобрали, – они где?
   – Не знаю, я их просил найти меня, но они не появлялись.
   – Плохо. Они, возможно, могли бы опознать тех бойцов, которые тебя отделали.
   – Вряд ли, Юрий Николаевич. Темновато тогда было.
   – Ну, а вдруг... надеюсь, ты посоветовал Ураеву-младшему подать в розыск?
   – Нет, не додумался. А что, это необходимо?
   – Странный ты, Ладыгин. Тебе что важнее – друга спасти или в Шерлока Холмса поиграться? Пока мы с тобой будем вести расследование по-своему, пусть ребята из уголовки тоже поработают – у них это неплохо получается. А мы с тобой, так и быть, со своей стороны будем приближать наступление счастливого момента ликвидации всей шайки-лейки. Понял, болезный? – Он скрипуче засмеялся и вышел из палаты.
   После того как Чехов скрылся за дверью, я стал представлять себе, каким образом он будет выбираться из нашей строгой клиники. Наверное, через забор, в пижаме и тапках. Я так живо представил себе пыжащегося коренастого Чехова, висящего на заборе вниз головой, что даже покатился со смеху.
   Тут вошел Воробьев с горстью каких-то очередных пилюль для меня:
   – Я смотрю, ты тут идешь на поправку. Вон и настроение у тебя приподнятое.
   – Я, Коля, сегодня выписаться хочу, – мечтательно заявил ему я.
   – Как так? Кто разрешил? – Воробьев стал в позу и начал изображать из себя авторитетного врача.
   Я опять посмеялся.
   – Николай, ты только строгого дядьку тут со мной не разыгрывай. Своей выпяченной грудью ты на медсестер произведешь впечатление, но не на меня. Я тебя, дорогой ты мой, насквозь вижу, потому как ты, братец, слишком уж долго возле меня по жизни отирался.
   Он возмущенно фыркнул.
   – А посему, – продолжал я, – нечего изображать здесь из себя полковую лошадь. Иди лучше напиши другу заключение. Что, мол, практически здоров и лечение рекомендуется продолжать амбулаторно.
   – Ты взбесился, Ладыгин? Какое амбулаторно? Тебе еще лежать и лежать! О возможности рецидивов слышал, поди, в институте проходили, а? – совершенно разобиделся Николай.
   – Друг, дорогой! Я тебя как человека прошу – выпусти меня отсюда! У меня там дел невпроворот, злодеи на воле гуляют, а я...
   – О! Глеб Жеглов выискался!
   Не устаю удивляться богатству возможных сравнений меня с разнообразными детективными персонажами...
   – Не, Воробьев, ну, правда, по-хорошему прошу. Мне очень надо. Обещаю тебя во всем слушаться и выполнять все твои рекомендации досконально.
   Воробьев был человек очень мягкий. Я знал, что стоит мне немного поныть и поупорствовать – и он непременно на все согласится. Такой он был человек.
   Так, в конечном счете, и произошло.
   Сдавая больничные вещи, я старался не думать, как расстраиваю своего друга. И дал себе слово, что, после того как все закончится, обязательно лягу к нему на профилактику – и пусть он делает со мной все, что хочет.
   Я сразу же спустился к себе в кабинет и даже немного обрадовался, застав Инночку, сидящую за моим компьютером. Она почему-то покраснела и поднялась.
   – Здравствуйте, Владимир Сергеевич, – пролепетала она. – Вас уже выписали?
   – Да, дорогуша, да! Ваш любимый босс снова на своем рабочем месте – покалеченный, но не побежденный! Не могли бы вы мне сделать чаю, например? Кофе мне Воробьев почему-то пока запретил, – благодушествовал я от удовольствия снова оказаться в стенах своего уютного кабинета.
   Она проворно поспешила к двери.
   – И себе, кстати, сделайте чашечку, – крикнул я ей вслед.
   Пользуясь тем, что она ушла, я полез в свой стол, посмотреть на надежно спрятанную там карточку. Ее не было.

* * *

   Чехов припарковал свой старый «Москвич» у парка с твердым намерением перекусить в «Макдоналдсе». Потом ему вспомнилась недолеченная язва, и он затосковал.
   – О, блин! Даже после тяжкого дня не расслабишься! – ругнулся он, позавидовав беспечным подросткам, жующим на ходу чипсы.
   Он подвел итоги дня. Осмотр квартиры, на которой отсиживался Ураев до своего исчезновения, ничего не дал. Квартира как квартира – в меру грязная, в меру запущенная, и никаких следов пребывания посторонних.
   – Значит, его брали на улице, – протянул Чехов, аккуратно закрывая за собой дверь на два оборота ключа.
   После этого он поехал в фирму «Эдельвейс», изобразил из себя лоха-предпринимателя и с успехом пропустил мимо ушей ознакомительную беседу секретаря, оглядываясь по сторонам. Из всех ее слов он понял только, что за опредленную плату фирма согласна перевозить все – от роялей до дамских сумочек, набитых бриллиантами. А ворованные они, честно заработанные – это их нимало не волнует.
   Попрощавшись с секретарем и пообещав ей, что обязательно закажет себе личную бронированную машину, Чехов стал перемещаться по этажам, заглядывать во все комнаты. По дороге он встретил двух здоровяков, лица которых ему совершенно не понравились, и внимательно проследил, куда они скрылись.
   Здоровяки скрылись в кабинете с табличкой: «Менеджер». Чехов присел в углу на стул и стал ждать. Попутно в его голове созрел небольшой, но очень коварный планчик, осуществить который Чехов решил безотлагательно.
   Он передумал дожидаться аудиенции у менеджера – все равно, гад, не расколется. Лучший метод выудить нужную информацию – воспользоваться услугами профессионалов.
   Именно поэтому Чехов первым делом заехал к своему знакомому майору, который по-прежнему был рад любому его появлению в РУОПе.
   Уже на следующий день у Чехова была полная и исчерпывающая информация, касаемая деятельности фирмы «Эдельвейс», – от списка работников до телефонов фирм, с которыми она сотрудничала.
   Чехов уютно устроился за столом в своем бывшем кабинете, из которого он предварительно выгнал молодого практиканта, и разложил перед собой листки, распечатанные им только что на принтере. По большей части это был совершенно ненужный ему информационный мусор, и его задачей было отыскать в этой куче хотя бы одно слово, которое поможет ему распутать клубок.
   Это было нелегко. Перед его глазами лежали десятки фамилий сотрудников и адреса множества фирм и организаций. По всему было видно, что «Эдельвейс» процветал.
   Чехов решил начать с анализа клиентуры. Она была довольно разношерстной. Среди реквизитов имелось несколько адресов крупных медицинских учреждений, в том числе и адрес клиники, где работал Ладыгин.
   «Интересно посмотреть, на чье имя заключен договор, наверняка – на главврача».
   Чехов выписал все адреса, которые были более или менее похожи по статусу на те, о которых говорил Ладыгин. Получалось их что-то около тридцати пяти.
   – Иголка в стоге сена... – недовольно пробурчал Чехов и отложил адреса в сторону.
   Следующим пунктом, соответственно, был анализ персонала. Отдельно был обозначен руководящий состав, отдельно – подчиненные. Особое внимание Чехов уделил той части списка, в которой значился Ураев. Была специально запрошена информация месячной давности и для сравнения – самая свежая.
   В первом списке инкассаторов все фамилии были распределены попарно, соответственно экипажам машин. По просьбе Чехова здесь же были написаны номера и параметры автомобилей, на которых работала каждая пара.
   Ураев стоял в паре с Добровым.
   «Какая гуманная фамилия!» – подумал Чехов и взял список с последними данными. В этом списке в паре с Добровым значился Федин, фамилии которого не было в предыдущем списке вообще.
   – Новенький, – сказал Чехов и отметил эту пару розовым маркером.
   Машина в обоих случаях была та же самая.
   Чехов положил перед собой два составленных им перечня лиц и организаций, которые на данный момент интересовали его больше всего. Они были не так уж и велики.
   «А есть ли у нас еще время?» – спросил себя Чехов и задумался.

* * *

   – Сергей Сергеевич, вам мат! – Он улыбнулся и показал на доску.
   Генерал покачал головой:
   – С вами играть, Дмирий Анатольевич, неинтересно. Хоть бы раз мне, старому, дали выиграть.
   – Ну, Сергей Сергеевич, зато в преферанс вы меня выносите на «ура». Каждому свое, как было написано на воротах концлагеря.
   Партнеры сидели в круглом зале с окнами, застекленными от пола и до потолка. По углам громоздились тропические растения, с потолка свисали на длинных трубках хрустальные шары.
   Генерал сгреб с доски шахматные фигуры, грузно поднялся и подошел к окну.
   – Какой вид, однако! Зима, настоящая русская зима. Помнится, я на Дальнем Востоке служил, так и там таких сугробов не видывал. А вообще сейчас зимы пошли уже не те, что были раньше. Все испортилось, все.
   Генерал замолчал, мрачно насупившись.
   Козлов поддакнул, обдумывая, каким образом приступить к интересовавшей его теме. Он был мастер переговоров на любых уровнях, но в данной ситуации его смущало одно: Голюнов был на отдыхе, и загружать его какими-то проблемами было опасно – велика вероятность получить в ответ отказ. Необходимо найти нейтральную тему, с которой была бы возможность соскользнуть на нужный уровень. Такая тема нашлась сама собой.
   – А мой старший, знаете, – с неожиданной теплотой в голосе начал Сергей Сергеевич, продолжая любоваться на заснеженный лес. – Майора получил. Такой умный мальчик.
   Козлов знал, что оба мальчика у генерала действительно на редкость умны, но не их интеллект помог им сделать головокружительную карьеру – одному в Федеральной службе безопасности, другому – в дипломатическом корпусе.
   – О, поздравляю, – отозвался Дмитрий Анатольевич. – Как быстро растут дети... А вы знаете, я всегда думал о том, какую роль играет в жизни детей жизнь их родителей. Что составляет большую долю в предопределенности их судьбы – гены, которые они получают в наследство от отцов, или же условия воспитания.
   Генерал встал к главному вполоборота и с удивлением скосил на него свои темные глаза. Всякие разговоры ни о чем ставили Сергея Сергеевича в тупик. Не то чтобы он был неумен. Просто все высказывания для него имели ценность только в связи с какими-то конкретными обстоятельствами, причем обстоятельствами тривиальными и видимыми невооруженным глазом. Козлов между тем продолжал, нисколько не смущаясь под недоверчивым взглядом генерала.
   – Вот, к примеру, взять вашего сына, теперь – майора. Предположим, поместить его в другие условия воспитания – не в вашу благополучную семью, к примеру, а в какую-нибудь деревенскую общину. Стал бы он тем, кто он есть сейчас? Проявился бы в нем при других условиях воспитания такой замечательный родитель или нет? Вот ведь загадка! Я слышал, что американцы и англичане сейчас работают над расшифровкой генетического кода человека. И знаете – зачем?...
   Последние фразы были по своему действию подобны действию детонатора на бомбу, и этой бомбой было внимание генерала. Услышав слово «американцы», Сергей Сергеевич немедленно подошел к столику и занял свое кресло, слушая разошедшегося Дмитрия Анатольевича с напряженным вниманием. Риторический вопрос последнего повисел в воздухе и остался без ответа.
   – Вы представляете, что они придумали? Если будет известен генетический код человека, то можно запрограммировать рождение какого угодно индивидуума. Представляете, можно человека легко избавить от болезней, от дурной наследственности. Или глобальней: представляете себе запрограммированное появление на свет прирожденного воина – сильного, огромного и совершенно без всяческих там сантиментов: хочу, там, к маме, не могу убить женщину и все такое...
   Козлов для пущего эффекта подпустил в голос достаточное количество воодушевленности и жара. Генерал смотрел на него все недоверчивее.
   – Это вы что, Дмитрий Анатольевич, фантастических фильмов с Сильвестром Сталлоне насмотрелись? – наконец насмешливо спросил он.
   Вопрос, очевидно, был с подвохом: генерал ненавидел все американское и ненавидел людей, которые его ненависть не разделяли. Козлов даже чуть не расплылся в улыбке от собственной ловкости, но сдержался.
   – Ну, что вы, какие фильмы? Я это собственными глазами в научном журнале читал и сам на конференции по этому вопросу ездил – могу микрофильм показать, – затараторил Дмитрий Анатольевич, прикидываясь эдаким дурнем.
   – Микрофильм – это хорошо. – Генерал буравил Козлова взглядом так, что становилось ясно, от кого его «старшенький» унаследовал тягу к федеральным расследованиям. – Это мы с вами потом ознакомимся. Вы мне вот что скажите, а наши остолопы что – неужели по этому вопросу отстают? Неужели же враг первый изобретет прирожденного солдата, а мы в калошу сядем?
   – Ну, – Козлов ликовал, дело шло, – я слышал, что у нас в этом направлении тоже ученые работают – несмотря на «утечку мозгов». Но вот в чем проблема, Сергей Сергеевич. Вы же знаете, у нас законы такие. – Козлов выразительно махнул рукой, наглядно продемонстрировав никудышность наших законов. – И при этом – вам ли это не знать? – любой штатский чиновник может вмешиваться в оборонные дела, будто он в этом хоть что-то соображает.
   Генерал отчаянно закивал головой – видно было, что эта тема для него актуальна.
   – Так вот. Наши бы уже давно этот код расшифровали, но вот в чем проблема: запрещены у нас опыты на людях, хоть ты тресни! А как в таких условиях можно всерьез чего-то достичь? Так что наши сидят и ждут отмены моратория...
   – Ну, американцы-то, поди, тоже ждут?
   – Сергей Сергеевич, вы что, этих каналий не знаете? У них же наглости хватит наплевать на все моратории и делать, что на ум взбредет. И при этом – что? Разве они пойдут на преступление против прав собственных граждан? Нет! Для этого у них есть страны «третьего мира», в которых совершенно беспроблемно можно добыть необходимый для экспериментов человеческий материал...
   Генерал прошипел что-то вроде «бандиты» и задумался. Козлов вежливо молчал, понимая, что зерна посеяны, осталось ждать урожай. Ждать пришлось недолго. Сергей Сергеевич хлопнул себя по коленям и сказал:
   – Стоп! А что ж это мы с вами тут из пустого в порожнее переливаем? Давайте сделаем так. Я в Министерстве обороны – человек до сих пор не последний. Есть у меня на примете человечек, который нам с вами полезен может быть в этом смысле... Вот что, я как у вас отлежусь немного, я, пожалуй, порасспрошу его о том, что же у нас в этом смысле происходит в стране. А вы мне обещайте, что, ежели чего, вы мне будете всемерно содействовать по медицинской части. Я полагаю, что со странами «третьего мира» незачем нам связываться – не к лицу нам это. У нас и своих человеческих ресурсов хватает – не правда ли?
   Дмитрий Анатольевич не мог с этим не согласиться, внутренне поздравляя себя с самыми успешными в его жизни переговорами. Стоит только толкнуть камень в нужном направлении – и город будет наш!

* * *

   Сидя на холодном подоконнике, Кирилл в который раз вспоминал эту ужасную операцию.
   Как только Жуков попросил его пустить наркоз, Кирилл прижал маску к лицу пациента, который был спокоен и стар, и открыл вентиль. Только открыл он его немного больше, чем следовало. Ему стоило большого труда спокойно стоять и смотреть, как Жуков ловко орудует скальпелем, разрезая дряхлый живот пациента. Кирилл знал, что от калипсола умирают не сразу, но все равно с муками наблюдал, как подрагивают веки оперируемого и бледность постепенно разливается по его лицу.
   Раздался пронзительный писк – Кирилл не понял сперва, откуда он доносится. А потом, как сквозь туман, увидел хлопочущего вокруг стола ассистента, всего опутанного проводами «электрошока», и услышал, как из-под толщи воды, голос хирурга, срывающийся на фальцет:
   – Мы его теряем!
   В голове у Кирилла что-то щелкнуло, и наступил момент ослепительной ясности и мертвой тишины, в которой он стоял и с постепенно нарастающим ужасом смотрел на запрокинутую голову и торчащий кадык человека, которого он убил.
   Кирилл потерял равновесие и полетел в пропасть ада, в котором дрожала и корчилась его умирающая душа. Со дна этой пропасти он услышал:
   – Нашатырь, пожалуйста. Где вы таких детей находите для работы в операционной, я не понимаю...

* * *

   Выйдя из кабинета Штейнберга, Лямзин облегченно вздохнул. Он шел по коридору и не мог поверить в свое счастье. Он мало верил в счастливый случай, но то, что произошло, иначе назвать было просто невозможно.
   Штейнберг в последнее время часто вызывал его на ковер, и это Лямзина не удивляло. Ему было совершенно понятно желание босса держать всю клинику в напряжении. Лямзин быстро усвоил самую выигрышную линию поведения, которая позволяла ему избегать нагоняев и творить под самым носом у начальства все, что его душе угодно.
   В этот раз, впрочем, визит к Штейнбергу был для него едва ли не самым радостным событием за последние несколько недель.
   Представ перед Борисом Иосифовичем, он выслушал его замечания, но вся выволочка совершенно вылетела из головы, как только он увидел в руках у Штейнберга больничную карточку с обтрепанными краями. Лямзин смотрел не отрываясь на холеные руки завклиникой, которые так небрежно взяли со стола брошюрку и стали помахивать ею в воздухе. Лямзин практически ничего не слышал, он напряженно ждал, когда карточка повернется к нему таким образом, что будет виден ее титульный лист.
   – Вы поняли, что я сказал? – вдруг спросил его Штейнберг.
   – Да, конечно, – ответил завхирургией, словно просыпаясь от внезапного толчка.
   – Возьмите ее к себе и, пожалуйста, положите в стол и заприте. Я не знаю, в чем там дело, но кому-то, видимо, она очень нужна. – Штейнберг протянул карточку Лямзину.
   Сердце чуть не выпрыгнуло у Степана Алексеевича из горла, когда он увидел, что это Та Самая карточка. Он немедленно стал пятиться к двери, стараясь изобразить на своем лице подобострастие.
   Выйдя в коридор, он свернул нежданную добычу в трубочку, засунул ее в карман халата и прикрыл рукой. Центральный коридор он постарался миновать побыстрее.

* * *

   После того как все закончилось, Кирилл пришел за деньгами. Их оказалось неожиданно мало.
   – Это все? – спросил Кирилл с разочарованием.
   То, что он совершил, было немыслимо. Пережив стресс, Воронцов рассчитывал, что только приличная сумма сможет оправдать затраченные усилия. Он и пошел на преступление ради одной цели – сделать счастливой любимую женщину.
   И вот теперь, держа в руках эту нетолстую пачку долларов, он с изумлением смотрел на того, кто ему их протянул.
   – Вы издеваетесь, – глухо сказал Кирилл.
   – Ничуть, – ответили ему. – Эта сумма достаточна, чтобы покрыть все ваши моральные усилия. К сожалению, я не могу отдать вам все обещанное – конъюнктура изменилась.
   – Но...
   – Какие здесь могут быть «но», молодой человек? Вы что, себя наемным киллером вообразили с высокой оплатой? То, что вы сделали, мог сделать любой. Мы просто попросили вас помочь – и все. Подумайте лучше о том, что мы зато обеспечим вам прикрытие – никто никогда ни о чем не догадается и ни о чем вас не спросит. Цените это, молодой человек, – безопасность дороже денег.
   Придя домой в совершенно оглушенном состоянии, он лег на постель, не раздевшись. Люда выбежала из ванной, сверкая из-под распахнутого халата обнаженным телом.
   – Привет, Киря!
   Она уселась на край постели и провела рукой по его волосам:
   – У тебя все хорошо? – ласковым голосом спросила она.
   Кирилл молча отвернулся к стене.
   – Кто моего бедного мальчика обидел? Кому напороть попу? – засюсюкала она.
   Кирилл полез в карман, достал и швырнул на кровать деньги, перетянутые тонкой резинкой.
   – Деньги принес?! – Люда потянулась за пачкой, быстро сняла резинку и пересчитала купюры.
   – Это что? – помолчав, спросила она.
   – Это деньги, – убитым голосом отозвался Кирилл.