Серегин Михаил. Доноры за доллары

   – Ну-ну, братан, нельзя же так напиваться! – приговаривал Чехов, протаскивая мотыляющегося управляющего мимо редких прохожих. Те равнодушно провожали эту парочку глазами. Я с замиранием сердца, стараясь не бежать, проследовал за Чеховым.
   Мы почти что зашли за угол, как на нас вылетели охранники. По всей видимости, эти парни не очень заботились о трезвости своего сознания, когда ходили на работу. Во всяком случае, реакция у них была очень заторможена. Пока они поднимали на нас свои «пушки», я успел надавать им с обеих рук так, что они сложились в два холмика и замерли. Очевидно – надолго.
   – Красавчик! – кинул через плечо Чехов, переходя на рысь.
   В принципе можно было и не торопиться. Кроме этих двоих, никто, видимо, ничего не заметил. А эти архангелы очнутся не скоро – я неплохо боксирую. Но в любом случае следовало поспешить.
   Прыгнув в машину Чехова, предоставив парню валяться на заднем сиденье, мы помчались по ночному городу, выжимая из бедной колымаги все, что могли.

* * *

   Когда была констатирована смерть Голюнова, Козлов не стал дожидаться дальнейшего развития событий и помчался в прокуратуру. Он отдавал себе отчет, что это отчаянный жест утопающего, под рукой которого в последний момент не оказалось никакой соломинки.
   – Что ж, – сказал прокурор. – Я вас понимаю. Но и вы меня поймите. Несмотря на то что я в принципе не могу сказать о вас, как о человеке, ничего плохого, произошедшее не удастся скрыть. Это слишком крупная фигура, чтобы мы могли сделать вид, что ничего не произошло. Мне думается, даже если вы продадите «Шишку», вам не хватит средств, чтобы смазать все петли на той двери, которая вас хочет придавить... Самое большое, что я могу для вас сделать, – посадить за взятки должностным лицам. Это, конечно, не сахар, но все же не обвинение в организации преступлений. Поэтому мне очень жаль, но... – Он развел руками.
   На его лице при этом ясно отразился жестокий принцип этих джунглей – каждый сам за себя. Козлов повернулся и побрел к выходу из кабинета.
   «Бежать!» – загорелось в его мозгу. Только куда? Часть его денег находилась на банковских счетах зарубежных банков, однако многие хранились надежным дедовским способом – в кубышке. Правда, не под кроватью, а под крышей. Под крышей «Сосновой шишки».
   Надеясь, что до судного дня ему хватит еще времени, он сел в автомобиль и поехал в свое лесное убежище, обдумывая по дороге лучшую линию поведения. Нужно было по крайней мере уничтожить документы и выручить свои деньги – пока не стало поздно.

* * *

   Красивая медсестра набирала в шприц из ампулы какой-то раствор. Вжик улыбнулся – хорошее начало дня!
   Он было размахнулся, чтобы хлопнуть девушку по аппетитной попе, но, вспомнив инструкцию, поспешно спрятал руку под одеяло. Медсестра заметила его движение, но истолковала его по-своему.
   – Ну-ну, больной! Не нужно бояться, – ласково уговаривала она. – Такой взрослый, такой мужественный человек, а боитесь какого-то дурацкого укола.
   Она, лучезарно улыбаясь, вытащила его руку из-под одеяла и стала растирать локтевой сгиб ваткой. Аппетитно запахло спиртом, и Вжик разулыбался еще сильнее.
   Выжав поршень до предела, девушка вытащила из вены иглу и быстро согнула локоть пациента, вложив в сгиб ватку.
   – Теперь отдыхайте! – велела она и пошла к выходу.
   Вжик хотел рвануть за ней, но опомнился. Потом на него навалилась сонливость, и он блаженно зажмурился, мечтая остаться здесь подольше и ежедневно отдавать себя в руки этой белоснежной садистке.
   Не успели развеяться его грезы, как в палату ввалился преобразившийся, без усов, Фой.
   – Лежишь? Отдыхаешь? – загнусавил он. – Ты хоть сделал, что я тебя просил?
   – Третий этаж, последняя дверь направо, – лениво проговорил Вжик.
   – Чего – направо?
   – Дверь – направо! К твоему завхирургией, – зевая, ответил Вжик.
   – Эй! – потряс его за плечо Фой. – Фиг ли ты спишь? Ты чем ночью здесь занимался? А ну...
   Он потянул друга за руку, пытаясь поднять его с постели. Тот не двигался. Он оттянул ему веко и посмотрел на покрасневшее глазное яблоко.
   – Да уж, из такого бойца не получится, – разочарованно протянул он. – Когда ж это кончится, елы-палы? – спросил он у белого потолка. – Все сам, все один!
   Он достал из-за пазухи пистолет и накрутил на него глушитель.
   Дойдя до третьего этажа, здороваясь со всем встречным медперсоналом, он нашел нужный кабинет.
   Достал из-за пазухи пистолет, снял его с предохранителя и постучал в дверь.
   – Войдите! – крикнул приглушенный обшивкой голос.

* * *

   Приехав в отделение, мы долго звонили, вызывая дежурного. Я поинтересовался у Чехова, зачем мы здесь.
   – Будем общаться с другом, – невозмутимо объяснил мне Юрий Николаевич. – Эй, кто-нибудь! – проорал он, поднимая голову к окну.
   – А почему именно здесь? – поежился я.
   – А где? У тебя на квартире? – поинтересовался Чехов. – Боюсь, что ты потом будешь думать, что тот бардак, который сейчас творится у тебя, на самом деле – идеальная чистота. – Чехов кровожадно ухмыльнулся.
   Наконец окошко в двери открылось, а потом открылась и сама дверь, на пороге показался совершенно зеленый и сонный милиционер. Узнав Чехова, он козырнул и вытянулся.
   – Фигли ты спишь, боец невидимого фронта? – пробурчал Чехов, протаскивая внутрь все еще бессознательного управляющего.
   – Виноват! – крикнул тот, старательно вытаращивая глаза.
   Мы прошли мимо него и стали подниматься в комнату допросов. Мы ковыляли по казенным лестницам достаточно долго, чтобы наш «клиент» успел прийти в себя.
   Уже на подходе к месту назначения он все настойчивее начал подавать признаки жизни. Однако мы успели втолкнуть его в комнату и усадить на стул, до того как он окончательно пришел в себя. Чехов повернул настольную лампу так, чтобы прямые лучи падали этому типу на лицо. При ближайшем рассмотрении управляющий был не так молод, как показалось мне с первого взгляда. На самом же деле ему было не меньше тридцати.
   – Доброе утро, страна! – весело сказал ему Чехов.
   Тот опустил руку и стал напряженно всматриваться в темноту, пытаясь проникнуть взглядом за световую завесу.
   – Ты кто? – хрипло спросил он.
   – Здесь вопросы задаю я, – лаконично отреагировал Чехов.
   Управляющий рассмеялся беззвучным смехом и откинулся на спинку стула.
   – А, понятно, – сказал он, потирая запястье. – И все-таки легавые... Сколько хотите?
   – Ты столько не заработал, парень, – уверил его Чехов. – Нам денег не надо – нам песен давай. Пой, ласточка, а то без крыльев останешься.
   – На тему? – невозмутимо сказал тот.
   – Уже хорошо, – кивнул Юрий Николаевич. – Ну, во-первых, представься. А то вот молодой человек с тобой не знаком.
   Управляющий наклонился вперед и сощурился. Ему, видимо, удалось разглядеть мой силуэт – я стоял немного в стороне.
   – Это ты, что ли, клоун, меня с балкона вышвырнул? Акробат, ничего не скажешь! Какие люди теперь служат в органах – мама дорогая! – Его насмешливый тон уже начинал надоедать.
   – Скажи спасибо, что он шею тебе не сломал! Ну, так как же – на вопросы отвечать будем?
   – Кот, – кивнул он.
   – А по-человечески?
   – Кот, – снова пожал плечами он.
   – И мама в детстве вас называла «киса», – съерничал Чехов. – Ладно, пусть будет так. Хочешь умереть под поганой кличкой – так тебе и надо. Едем дальше. Скажи-ка мне, Кот, в каком это интересном направлении у тебя работницы исчезают?
   – А кто его знает? Они – птицы вольные, за ними разве уследишь, – мечтательно протянул Кот, щурясь.
   – Что ты говоришь? Может, хочешь получить весточку от твоих вольных пташечек? – Чехов, тяжело шагая, подошел к Коту и протянул ему фотографии убитых девушек.
   Тот равнодушно покосился на них и сказал:
   – Мама дорогая! Кто ж это их так? Да, тяжелая профессия – проституция. Опасная.
   – Ты мне, фуфло, сказки не рассказывай. Ты ж сутенер, каких свет не видывал. Не в твоих ли, парень, интересах беречь и охранять свои орудия производства, как зеницу ока? Товар-то отменный, а? – Чехов помахал перед лицом Кота фотографиями. – Ни за что не поверю, что ты спустишь с рук потерю такой прибыли.
   Он резко повернулся к Коту и грозно спросил:
   – Отвечай, падла: кто тебе за них бабок отвалил? Ну, быстро!
   – Ой-ой-ой! Какие мы нетерпеливые! Если кто и отвалил, так то, начальник, не твоего ума дела. Молчание – золото. Даже если и в долларах, – по-прежнему лениво разглагольствовал Кот.
   – Что-то ты какой-то спокойный, Кот. И ничего-то тебя не тревожит – ни совесть твоя запроданная, ни переживания за собственное дело. А ведь дело твое, Кот, скоро накроется бордовой шляпой...
   – Что это ты мне за страшные сказки тут рассказываешь, начальник? Чай, сейчас не ночь в пионерском лагере, – засмеялся Кот.
   Чехов снова повернулся к нему и спокойно сказал:
   – Отлично. Если тебе не страшно, то ликвидацию твоей забегаловки с арестом персонала и конфискацией имущества и денежных средств начнем прямо завтра, с утречка.
   – Интересно, а по каким таким причинам? За красивые глаза?
   – За торговлю наркотиками. Да и полиции нравов там есть чем поживиться. И «крыша» твоя поганая за тебя не вступится. И «крыше» засветим по полной программе.
   Кот внезапно посерьезнел и замолчал. Однако решил все же держаться избранной линии поведения.
   – Ну, что, Кот, будем с тобой по душам разговаривать или по-прежнему сказки рассказывать?
   Кот молчал. Чехов посмотрел на часы. Времени не было – это я понял по нетерпеливому жесту, который он сделал. Он повернулся ко мне и сказал:
   – Ладыгин, выйди на минутку – мы тут с господином побеседуем тет-на-тет.
   Кот зыркнул на меня и повесил голову.
   Я неторопливо вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и уселся на колченогий стул у входа. Некоторое время из комнаты доносились только тяжелые шаги Чехова и его неспешная речь. Потом вдруг раздался шум, звуки ударов, грохот падающего тела.
   – Ладыгин, иди-ка сюда!
   Я вошел в комнату и увидел сидящего на полу Кота. По лицу его текла кровь, скула прямо на глазах наливалась желваком, а выжженные кокаином ноздри зло раздувались.
   – Ладыгин, Кот желает переночевать в отделении и к утру дать нам с тобой конкретный ответ на все поставленные вопросы. Будь таким добрым, пригласи дежурного, а я пока за господином послежу – мало ли что придет в его битую голову. А ты, господин хороший, садись и пиши фамилии и имена всех девушек, которые были тобой проданы на определенные цели.
   Кот поднялся, подошел к столу и, капая кровью на лист, стал что-то быстро писать.
   Я спустился в дежурку.

* * *

   Лямзин с ужасом смотрел в черное дуло пистолета. До его сознания очень долго не доходило, что ему кричит этот человек с неуловимо знакомой физиономией. Наконец он понял и торопливо полез в стол, не попадая ключом в замок. Вывалил содержимое ящика на стол и стал рыться в бумагах, не отрывая взгляда от страшного дула. Искать нужное на ощупь было очень неудобно, поэтому Лямзин медленно опустил глаза, покрываясь холодным потом.
   Он нашел карточку и протянул ее бандиту. Глаза поднять он не успел.

* * *

   Через пять минут все было кончено: строптивый доктор валялся на полу кабинета с дымящейся дырой вместо глаза, а бумаги перекочевали в карман кожаной куртки Фоя. Он на всякий случай еще раз заглянул в стол – может, есть чем поживиться?
   В этот момент в коридоре послышались легкие шаги. Фой прыгнул к двери. Та открылась, и в кабинет влетела медсестра.
   – Степан Алексеевич... – начала было она.
   Пуля в голову прервала ее речь.
   – Черт! – ругнулся Фой. – Пора отсюда смываться... А еще этого дурака Вжика тащить с собой.

ГЛАВА 30

   Уже светало, когда мы с Чеховым выехали из двора отделения, усталые и совершенно разбитые.
   – Ну, что, Юрий Николаевич, нас можно поздравить? Что-то конкретное наконец? – начал я.
   – Ну, Ладыгин, это я тебя могу поздравить – высший пилотаж! Признаться, когда ты мне подал эту идею с музыкально-гимнастическим этюдом, я не верил, что получится. Однако, смотри ж ты!
   – Ладно, – скромно ответил я. – Если бы этот Кот был на килограмм потяжелее, то я, честно говоря, и не знаю, чем бы все закончилось.
   – Все хорошо, что хорошо кончается, – кивнул он.
   – А что с Котом?
   – Этот Кот – та еще падаль, видно сразу. И «крыши» своей боится, как черт ладана. Толку с Кота мало: из него имен не выбьешь. К тому же я что-то сомневаюсь, что он сам их знает. Тут система – все напрягаются в той или иной степени и напрягают нижестоящих. А деньги загребает тот, кто на самом верху. Лестница власти в классическом варианте. Зато теперь у наших девушек есть конкретные имена.
   Он потянул мне листок, исписанный Котом. На нем в столбик были перечислены имена и фамилии пятерых девушек. Две последние – те, кого мы видели в крематории. Первой в списке была Наташа Ряхова.
   – Вот она где, бедолага, – грустно сказал я, вспоминая эту первую скандальную историю и того настырного бойфренда, что топтался у ворот клиники. Где-то он сейчас?
   – Что? – не расслышал Чехов.
   – Да вот – нашлась та девчушка, что умерла после операции аппендицита. – Я показал пальцем на ее фамилию.
   Чехов понимающе кивнул.
   – Интересно, кто ее убил на самом деле?
   Мы помолчали. Я про себя посчитал. Сожженных людей было пятеро. Девушек в списке было тоже пятеро. Но двоих сжечь не успели. Остаются трое. Если допустить, что все трое сожжены именно в том самом крематории, то остаются еще два праха. Один из них, как уже выяснилось, принадлежит Ураеву. Кто пятый? Я стал напряженно думать и наконец вспомнил.
   – Знаете, Юрий Николаевич, была еще одна жертва, которая в нашу схему «публичный дом – клиника – крематорий» совсем не вписывается.
   Я рассказал ему историю с несчастным мужчиной, с которого, собственно, и начались мои подозрения.
   – Да, помню-помню, ты мне об этом случае говорил, – закивал Чехов. – Есть какие-нибудь подозрения?
   – Ничего сказать конкретно не могу, но, видимо, была отработана еще одна схема поиска жертв. Только сработала она лишь однажды. Как именно все организовывалось, пока не знаю.
   – Ничего, я думаю, найдется кто-то, кто нам все расскажет. Терпение.
   В этот момент мы тормознули у подъезда моего дома.
   – Так, дружище, – повернулся ко мне Чехов. – Сейчас ты поднимаешься домой, раздеваешься и немедленно ложишься спать. Думать и сопоставлять я тебе запрещаю. Завтра нам твоя железная логика еще понадобится, так что дай голове отдохнуть.
   – И вам того же! – улыбнулся я.

* * *

   Первым делом Головлев отправился в аэропорт. Там он выкупил заказанные им еще вчера днем билеты и запер свои немногочисленные пожитки в камере хранения. При себе он оставил только серебристый кейс с деньгами. Выходя из здания, он тщательно проверил сохранность билета и загранпаспорта. Все было на месте, и счастье так близко, так реально, что Головлев просто слышал уже шорох накатывающих на песок волн и видел темнокожих девушек топлес, танцующих перед ним.
   В приподнятом настроении он поехал в клинику, мечтая по дороге, как в последний раз облапошит этого старого хрыча Лямзина. Только бы эти головорезы привезли деньги именно сегодня. Конечно, все может случиться. Но Головлев был уверен: Карташов крепко попался, и дергаться не в его интересах.
   С этими мыслями он вошел в клинику и начал подниматься по ступенькам с чувством собственного достоинства, как то и полагается владельцу хорошего состояния. Он дошел до конца коридора и немного помедлил перед дверью кабинета Лямзина. Потом он размеренно и весомо постучался. За дверью было тихо.
   – Где шляется этот старый козел? – пробормотал он себе под нос и подергал ручку.
   Дверь неожиданно поддалась и бесшумно открылась. Головлев вошел в кабинет и увидел там то, что меньше всего ожидал, – два плавающих в лужах крови трупа. Один принадлежал Лямзину, другой – Людмиле.
   – Ах ты, курочка! Зря я тебе в клинику велел ехать. – Он присел на корточки, разглядывая мертвое лицо женщины, с которой он еще сегодня проснулся рядом в постели. Передернул плечами и закрыл ее остекленевшие глаза. Перешагнув через тело, подошел к трупу Лямзина.
   – Семья осталась без кормильца, – констатировал Головлев.
   Склонился над трупом и, качая головой, осмотрел зияющую глазницу. Потом осторожно полез во внутренний карман пиджака того, кто был еще недавно заведующим хирургическим отделением. Лицо Головлева осветилось довольной улыбкой, и он вытащил из кармана маленький ключик на цепочке. На цыпочках подкрался к картине на стене, за которой был спрятан допотопный сейф. Головлев знал об этом сейфе. Бывший завотделением хранил здесь спиртное, которым частенько угощал Сережу Головлева, сопливого практиканта. Наудачу открыл его и чуть не запрыгал от счастья. Видимо, после того случая с шантажом Лямзин решил держать свои деньги под рукой. К неописуемой радости Головлева, денег оказалось гораздо больше, чем ожидалось.
   – Ах ты, старая крыса! Все-таки подоил он нас! А я-то думал, у тебя ума не хватит обманывать своих подчиненных. Я тебя недооценил, – выговаривал Головлев трупу.
   Труп не возражал. Головлев стал неторопливо складывать тугие пачки в чемоданчик. Получилось очень красиво. Головлев с минуту полюбовался на них и закрыл кейс.
   Выйдя из кабинета, он не забыл тщательно протереть ручку двери носовым платком. Сунув его в карман, он гордо зашагал по коридору. Он уже дошел до поворота, как на его голову обрушился страшный удар. Головлев рухнул на пол, громыхнув кейсом.

* * *

   Кирилл истратил все силы. Присел на край ванны и прислушался. В квартире стояла мертвая тишина. Судя по всему, Головлев уже уехал. Кирилл смочил голову водой и немного посидел, отдыхая. После, собрав все силы, бросился на дверь. Уже порядочно расшатанные, шурупы выскочили, и Кирилл пулей вылетел из ванной и упал на пол. Ругнувшись, он поднялся и стал искать кортик. Оставлять его в квартире было более чем неразумно. Найдя аптечку, тщательно перевязал содранные костяшки, предварительно щедро присыпав их стрептоцидом.
   Оглядевшись, щелкнул зажигалкой и поджег занавески. Посмеиваясь, вышел из квартиры.
   Не мог он все просто так оставить!
   Он ехал в метро, не зная, куда и зачем. Поток мутных мыслей переполнял его сознание.
   Очнулся он, увидев здание клиники. Кирилл рассмеялся.
   «Раз пришел, надо зайти», – решил он, хотя не понимал, зачем ему теперь это.

* * *

   Патологоанатом Власов склонился над Головлевым и проверил, потерял тот сознание или вообще умер. Власов боялся своей силищи. Он был не такой, как некоторые. Он просто молчал.
   Порывшись в карманах Головлева, он обнаружил авиабилет и загранпаспорт.
   – Драпать задумал? Ну-ну, – ласково сказал Власов, засовывая документы на место.
   Потом методично, палец за пальцем, разжал кулак Головлева и извлек из него ручку кейса. Отойдя немного в сторону, раскрыл кейс и полюбовался на деньги. Потом взял в одну руку чемоданчик, другой ухватил Головлева за ногу и потащил его к мужскому туалету.
   Там, к счастью, никого не было. Власов затащил Головлева в одну из кабинок, бережно усадил на унитаз и плотно прикрыл дверь. После этого зашел к себе в каморку, припрятал чемоданчик и поднялся в кабинет главного, держа в толстых пальцах листок.
   Постучал и вошел.
   – Вот, Борис Иосифович, написал, – пробасил он, переминаясь с ноги на ногу.
   – Ну, голубчик, давайте подпишу, – прищурился Штейнберг и подмахнул листок одним росчерком перьевой ручки.
   Протягивая листок Власову, он сказал, грустно улыбаясь:
   – Что ж, мне очень жаль, что вы нас покидаете. Вы были неплохим специалистом и дисциплинированным работником.
   Штейнберг встал и пожал Власову руку.

* * *

   Еще не дойдя до своего этажа, Воронцов понял, что в клинике только что произошло нечто из ряда вон. По коридорам бегали медсестры, возбужденно кричали, то и дело мелькали люди в форме. Кирилл с замиранием сердца стал подниматься наверх, потом не выдержал и побежал. Заворачивая за угол, он с размаху налетел на каталку и опрокинул ее.
   Кирилл замер на месте, с ужасом узнавая в лице мертвой знакомые черты. Он схватился за голову руками и страшно закричал.
   К нему подскочили медсестры и попытались увести, взяв под руки. Он с неистовством вырвался и подбежал к телу Людмилы. Схватив труп, он стал трясти его за плечи. Голова мертвой девушки билась о линолеум.
   Тут подоспели милиционеры, схватили его за руки и, вывернув локти, оттащили в сторону.
   – Муж? – спросил лейтенант у стоящего поодаль врача.
   – Сослуживец, – пожал плечами тот.
   В это время из кармана барахтающегося Кирилла выскользнул кортик.
   – Ого, – сказал один из милиционеров, поднимая нож. – Холодное оружие...
   Кирилл молчал и конвульсивно дергался, пытаясь освободиться из рук стражей порядка.
   – Ладно, и этого тоже нужно взять с собой, – махнул рукой лейтенант. Воронцова увели.
   – Так, приступим к опросу свидетелей, – сказал лейтенант, открывая блокнот.

* * *

   К моему приходу в коридорах клиники было буднично пусто и тихо. По дороге меня перехватил Штейнберг. Борис Иосифович был взбудоражен и, не сказав ни слова, потащил меня к себе в кабинет, чуть не оторвав рукав моего пальто.
   – Представляете, Ладыгин, до чего все дошло! – заикаясь от волнения, сказал он, едва за нами закрылась дверь его кабинета. – Они уже убивают прямо в клинике!
   – Ну, что вы, Борис Иосифович! Они и раньше это в клинике делали.
   – О чем вы говорите, Ладыгин! Еще ни разу в жизни мне не приходилось слышать, чтобы в солидной клинике персонал расстреливали из пистолета среди бела дня!
   Это было уже любопытно. Он продолжал:
   – Убиты Лямзин и медсестра. Оба – выстрелами в упор, в голову. Представляете?
   Я поднялся, собираясь немедленно позвонить Чехову.
   – Куда вы? Их тела уже увезли. И этого увезли, анестезиолога, Воронцова, кажется. У него что-то с психикой случилось, а к тому же у него нож нашли. Что делается, Ладыгин? Может быть, вы мне объясните?
   – Объясню, Борис Иосифович, в свое время объясню. А теперь разрешите мне пойти, а то может быть и поздно.
   – Идите, – раздосадованно махнул он рукой. – Если вас будут останавливать на проходной, не удивляйтесь – мне пришлось усилить охрану.
   Я позвонил Чехову, предварительно узнав, куда увезли анестезиолога. Через полчаса мы уже шли по коридорам районного отделения милиции, в котором нам нужно было найти офицеров, принимавших участие в этих событиях. Чехов очень быстро разузнал все.
   Опрос свидетелей показал, что подозреваться могли только двое из тех, кто присутствовал в этот момент на территории клиники: один из пациентов и посетитель, его родственник. Пациент пропал, пропал и его посетитель. Вполне могло быть, что это и не имело никакого отношения к делу, но больше подозрительных лиц в то время не обнаружили. Кроме этих двоих, с территории клиники в это время вышел только один человек – уволившийся по собственному желанию патологоанатом Власов. Его уже разыскивают.
   Чехов выслушал все это внимательно, поблагодарил лейтенанта, ведущего дело.
   – Как говорится, горячее, совсем горячо! – сказал мне он. – Дела нешуточные. Я пока не знаю точно, что произошло, но могу предполагать, что бандиты сцепились между собой. Может быть, заказчики почувствовали, что эти люди в клинике засвечены, а потому решили обрубить хвосты. Не думаю, чтобы такое преступление было по зубам патологоанатому: он не гангстер, чтобы иметь оружие. А вот эти двое мне кажутся именно нашими с тобой старыми знакомыми – напарничками-инкассаторами. Жаль, что их сразу не стали разыскивать. Думаю, что они немедля понеслись с доброй вестью к руководству. Вот там бы мы их всех и накрыли. А теперь – у них есть фора, и неплохая. А затеряться в Москве... Жаль, что эти олухи не удосужились как следует осмотреть место происшествия – народу набежало куча, и что-либо интересного найти не удалось. Еще остался один интересный моментик – нас с тобой пригласили поприсутствовать на допросе этого Воронцова. Что он за птица – пока не ясно. Но что-то он знает – это факт.
   Но допрос Воронцова ничего не дал. Он явно был не в себе, и это приходилось учитывать. После недолгой и бессвязной беседы было принято решение отправить его на психологическую реабилитацию, а уж потом подвергать допросу.
   Немного разочарованные, мы покинули отделение, взяв с руководства слово держать нас в курсе всех событий. Нам обещали периодически отчитываться о ходе следствия, что еще раз подтвердило мои подозрения в том, что Чехов – фигура более известная, чем он то хочет показать.

* * *

   Приехав в клинику, я узнал, что здесь, оказывается, еще не все закончилось. Как рассказали мне мои терапевты, один из санитаров после возни с трупами зашел в туалет и обнаружил в одной из кабинок хирурга Головлева. Он был без сознания.
   Санитар позвал на помощь, и несчастного хирурга перенесли в палату, где он находится и сейчас – все еще без сознания.
   Я, не теряя ни минуты, пошел в травматологию и встретил по дороге Кольку Воробьева, с которым мы не виделись, кажется, уже лет сто. С его слов оказалось, что у Головлева во внутреннем кармане обнаружен загранпаспорт и билет на самолет до Мальдивов. При этом никаких денег у него при себе не было. Очень может статься, что на него напали те же, кто убил Лямзина. И цель вырисовывалась – чтобы ограбить. Из этого можно предположить, что и Лямзина ограбили.