Я протянул ему герметичный пакет, где лежала горстка пепла с написанным номером ящика.
   Алексей невидящим взглядом смотрел на пакет...
   Приехав на работу, я застал в своем кабинете Инну, которую здесь уже давненько не видел.
   – Владимир Сергеевич, – грудным голосом сказала она. – Пока вас не было, вам звонил ваш друг. Ваше счастье, что я перехватила его телефонный звонок. Вас, Владимир Сергеевич, хотят отдать под следствие – Штейнберг заявление сегодня подаст. Он там насобирал кое-каких фактов... Так вот, вам звонил ваш Чехов и сказал, что очень торопится. Если у вас есть возможность, поезжайте к Пихтину. Куда, он не сказал.
   – Спасибо, дорогая! Этого предостаточно.
   Я стал торопливо одеваться. Инночка медлила на пороге, и, видимо, ей было что еще сказать. Я вопросительно посмотрел на девушку.
   – Владимир Сергеевич! Вы меня простите? Я же не могла по-другому...
   – Это, конечно, было подло с вашей стороны. Но, считайте, я забыл.
   – Я увольняюсь, возьмите заявление. – Она протянула мне листок, исписанный детским почерком.
   – С чего это вы? – ошеломленно посмотрел я на нее. – Я же сказал – все забудем и будем друзьями – как раньше.
   Она не ответила на мою улыбку. Уже знакомые мне крупные слезы покатились у нее по лицу.
   – Все равно я здесь не смогу в таких условиях работать. – Она закрыла лицо руками.
   У меня совершенно не было времени, но бросить ее так я тоже не мог.
   – Ну, в чем опять дело? – ласково спросил я, пытаясь погладить ее по волосам. – Кто вас обижает? Пойдемте, вы мне покажете, и я набью ему морду.
   Она замотала головой, как упрямая лошадка:
   – Нет-нет! Я сама виновата! Не нужно было быть такой дурой!
   Люблю женщин за их манеру говорить предельно ясно и понятно! Я промолчал, дав возможность ей проплакаться. Наконец она заговорила:
   – Понимаете, это он меня сюда устроил. Никто меня не заставлял. Я сама захотела... Только он... он потребовал... Я еще студенткой была, такой дурой, а он у нас вел спецкурс и... Он помог мне диплом защитить и обещал престижную работу, если я... ну... – Она опять разрыдалась.
   – Все понятно, – вздохнул я. Что еще нужно преподавателю от хорошенькой студентки? – А кто – он?...
   – Штейнберг... – сквозь слезы протянула она.
   – Ну, я должен был догадаться! И он вас теперь шантажирует?
   Она закивала.
   – Понятно. – Я застегнул пальто. – Заявление ваше я оставляю у себя – до лучших времен. Вы сейчас идете умываться – так работать нельзя. А с нашим старым хрычом разберусь я сам – обещаю!
   Я ласково взял ее за плечи и мягко вывел из кабинета. Убедившись, что она взяла правильное направление, я поспешил к выходу, по ходу придумывая, каким образом я буду добираться до крематория.
* * *
   Синяки на лице Кирилла стали приобретать желтоватый оттенок. Время шло, а он так и не отомстил Головлеву за унижение. Еще одной причиной мрачного состояния его духа было постоянное отсутствие дома Людмилы.
   Они подали заявление в загс, и Кирилл считал, что это обязывает Людмилу считаться с его мнением. Сегодня он ждал ее особенно долго, несмотря на то что задержался на второй работе, где пытался заработать недостающие для свадьбы деньги.
   Наконец она явилась – еще более цветущая, чем обычно.
   – Милый, – пропела она с порога. – Тебе больше не нужно вкалывать день и ночь – у нас есть деньги!
   Она, танцуя, подошла к столу и с радостной улыбкой вытрясла на него содержимое своей сумочки. На скатерть просыпался шелестящий дождик из зеленых купюр.
   – Что это? – похолодевшими губами спросил у нее Кирилл.
   – Ты что, ослеп? Деньги, конечно же! – смеясь, удивилась Люда, стаскивая шубу и пританцовывая по комнате.
   – Вижу, что деньги, – мрачно отозвался Кирилл, из-под густых бровей наблюдая за ее передвижениями. – Где взяла?
   – Где-где, – внезапно разозлилась Людмила, кидая одежду на кресло. – В Караганде! Там, где ты их не взял, у Лямзина.
   – То есть? Ты к нему пошла, попросила, и он отдал?
   – Нет, конечно! Не просто так...
   – А как?
   – Ой, ну какая разница! Я ему пригрозила – он испугался. Вот и отдал, – раздраженно отмахнулась Людмила, запираясь в ванной.
   Кирилл подошел к двери и дернул ручку на себя. Щеколда, звякнув, отлетела. Людмила стояла посреди ванной в трусиках и удивленно улыбалась.
   – Ой, ну ты зверь! – захихикала она. – Ну, потерпи уже! Я сейчас немного освежусь и приду к тебе, мой сладкий.
   Она обвила его шею руками и потянулась к его губам. Он отстранился и посмотрел ей в глаза.
   – Скажи, к этой истории с деньгами Головлев имеет какое-нибудь отношение? – строго спросил Кирилл.
   Она сощурила глаза и вдруг громко, истерически засмеялась.
   – А! – махнула она рукой. – Какая теперь разница, – и полезла в ванну.
   – Нет, постой, – схватил он ее за руку. – Отвечай быстро! Имеет?
   – Ой, отпусти, больно же! Синяк поставишь! – захныкала она, извиваясь, как угорь, и морщась.
   Наконец ей удалось высвободить руку. Она повернулась к Кириллу, вытянулась во весь свой рост и выпалила:
   – Да! Да! Да! Имеет! Причем – прямое! В отличие от тебя, тряпка, он – настоящий мужик и берет то, что ему принадлежит, ни у кого не спрашивая!!!
   Ванная поплыла у Кирилла перед глазами. Он размахнулся и ударил Людмилу в лицо кулаком. Она полетела на пол, роняя мыльницы, зеркала, банки с кремом. Упав на пол, застонала и свернулась калачиком:
   – Бей, скотина! Бей! Не твой ребенок, тебе он тоже не нужен!
   Кирилл замер на минуту, потом схватил ее за волосы и поволок прямо по осколкам стекла. Вышвырнув ее за дверь, отправил ей вслед ее одежду, крикнув:
   – Катись, сука!
   И захлопнул дверь.
* * *
   Спустя несколько минут в кабинете появились двое, запыхавшиеся и красные с мороза.
   – Что, сплавили жмуриков? – через плечо спросил Дмитрий Анатольевич у вошедших.
   – Конечно, о чем речь.
   – Все прошло без эксцессов?
   – Что? – протянули оба хором.
   Главный ругнулся: с кем приходится работать!
   – Я спрашиваю – все в порядке? Без обломов? – перефразировал свой вопрос он.
   – Да, все в порядке. Тишь да гладь, как говорится. Забрали, привезли... – начал тот, что постарше. – Да, кстати!
   Он подошел к столу и стал выгружать из карманов бумаги:
   – Вот тут по дороге встретились с одним пареньком. Он вам кланяться велел и передал записочек...
   – Отлично! – Главный, улыбаясь, придвинул к себе добычу и, разгладив листки, просмотрел их. – Что, он очень обижен, этот парень?
   – Не, какое там! – махнул рукой тот, что помладше. – Лежит себе в канавке, отдыхает!
   Они засмеялись.
   – Пусть отдыхает, – умиротворенно кивнул главный. – Лазать по чужим столам – занятие утомительное. Интересно, кто его послал? Если он на эту клинику работает – это нормально. С ними мы разберемся. А если он легавый?
   Он вопросительно посмотрел на подчиненных. Те развели руками – откуда же нам знать?
   – Ладно, и на том спасибо, – пробормотал главный, сгребая бумаги в поломанный теперь ящик стола. – Что, парни, вы очень утомились? А то – отечество снова в опасности.
   – Да ты скажи, что надо-то? Не юли, – пробасил старший.
   – Случилось так, что в известной вам клинике, с которой мы так долго и успешно сотрудничали, завелись недовольные элементы. Они совершенно потеряли совесть – дай им денег, все им мало. К тому же у них в руках оказалась такая маленькая книжечка. Попади эта книжечка в руки нужных людей в форме, и мы с вами, ребята, встретимся в любимом вами огороженном месте... Не думаю, что вас томят приятные воспоминания о веселом там времяпрепровождении. Я там не был, но мне туда не хочется. К тому же, если никого не останется на воле, кто вас снова выручит?
   Он ласково и вопросительно посмотрел на бугаев. Те встревоженно заерзали.
   – Вы спросите – а что же вы можете сделать? И я вам отвечу – спасти нас всех своими руками. Для этого нужно навестить наших друзей, отобрать у них нужные документы и постараться сделать так, чтобы они никому ничего не смогли сказать. Я понятно излагаю?
   – Понятней некуда, – кивнул старший. – Один вопрос – каким оружием лучше всего воспользоваться?
* * *
   До нужного мне места не ходил никакой транспорт. Я, чертыхаясь, вышел на конечной остановке автобуса и довольно долго топал по дороге, пока не удалось поймать какой-то задрипанный «жигуль», водитель которого согласился подвезти меня до тубдиспансера.
   Я расплатился и пошел по глубокому снегу к крематорию. В этот раз на проходной никого не было, а в окнах первого этажа горел свет, несмотря на то что еще было довольно рано.
   Я постучался, так как дверь оказалась заперта. Мне долго не открывали, потом наконец в коридоре послышались шаги и кто-то загремел засовом. Из-за двери высунулась незнакомая круглая голова и спросила:
   – Вы – доктор Ладыгин?
   Я кивнул. Голова исчезла, давая мне возможность войти внутрь.
   – Вас ждут – пройдемте за мной, – сказал обладатель головы, низкорослый, широкоплечий человек.
   Я поспешил за ним по знакомому уже маршруту – в подвал.
   Там было непривычно светло. За одной из дверей раздавались приглушенные голоса. Мой провожатый толкнул ее и пригласил меня войти. Сам же остался за дверью.
   В комнате было светло, как в операционной. Вдоль стен стояли мощные холодильники. Я понял, что это – морг. Посередине – стол с широкой мраморной столешницей. На ней лежали два тела, плотно закутанные в простыни. Возле стола Чехов и Пихтин о чем-то оживленно спорили. Увидев меня, они умолкли.
   – Привет, Ладыгин! – обрадовался мне Чехов. – За тобой, брат, только смерть посылать! Мы уж думали, без тебя все решать придется.
   Чехов повернулся к Пихтину, лицо которого было покрыто красными пятнами – видимо, от волнения.
   – Что, Анатолий Александрович, убедил я вас? Не вижу смысла дальше препираться. Вот и наш доктор пришел. Ладыгин, ты с трупами умеешь обращаться? В смысле, резать там, потрошить? Или ты только градусником шуровать обучен?
   – Ну, в институте разное бывало... А что, нужно потрошить? – спросил я, приближаясь к столу. – Что здесь?
   – Да вот, Анатолий Александрович позвонил сразу, как только привезли... – Чехов кивнул на лежащие тела.
   – Новые жертвы? – спросил я, приближаясь.
   – Да, по-видимому. Я еще не смотрел, – ответил Юрий Николаевич, обходя стол с той же стороны, что и я. – Мы вас ждали. Так что приступайте, – потребовал Чехов, протягивая мне резиновые перчатки.
   Я развернул первую простыню и увидел, что убитой была девушка, молодая и довольно привлекательная. Ее живот был распорот от грудины до паха – его даже не пытались зашить. Тем проще мне было осмотреть внутренние повреждения.
   – О-о, – сказал я, раздвигая закоченевшую кожу. – Знакомая картина! Посмотри, Юрий Николаевич.
   – Д-да... – протянул Чехов.
   – Что характерно, тот же признак: кровь поступила в полость тела из надрезов. Значит, органы изымались при жизни.
   – Осмотрите второй труп, хотя, думаю, там то же самое, – сказал Чехов.
   И был прав. Девушка так же была разрезана, только у нее отсутствовал несколько другой набор внутренних органов. Сути дела это не меняло.
   – Какой-то очень крупный заказ выполнили, – сказал я Чехову.
   – Так, сейчас я вызываю машину и забираю трупы к судмедэксперту. Во-первых, необходимо установить личность погибших и найти их родственников...
   – Если у них и есть родственники, то далеко, – сказал я Чехову, заворачивая их обратно в простыни.
   – Не важно, – махнул рукой тот. – Во-вторых, нужно возбудить уголовное дело, провести экспертизу и выйти на преступников. Кстати, принадлежность простыней так же установима. Вас, Александр Анатольевич, благодарю за помощь. Возможно, вас уже сегодня арестуют. Но у вас есть смягчающие обстоятельства, так что суд будет к вам благосклонен.
   Оставив мрачного Пихтина в подвале, мы с помощью того человека, что встречал меня, вытащили тела наверх и стали ждать машину.
* * *
   Матвеич шел по дороге, громыхая своей тележкой, щурясь навстречу поднявшемуся солнцу. Он только что сбыл хорошую партию самогона в соседней деревне, и теперь ему вполне улыбалось счастье потратить немного лишних денег. Снег вдоль дороги был блестящ и гладок, и, казалось, в округе нет ни души.
   Тут внимание Матвеича привлекло большое темное пятно, выделявшееся на фоне снежного покрова. Матвеич подумал сперва, что это что-то слетело с грузовика, который так лихо промчался ему навстречу. Подойдя поближе, Матвеич понял, что это не что иное, как лежащий на снегу лицом вниз человек.
   – Вот это надрался с утра пораньше! Ишь, лежит! Пойду-ка потормошу – замерзнет ведь человек, сгинет, – пробормотал себе под нос дед.
   Он оставил тележку на обочине и полез через сугробы в овраг. Присев на корточки и заглянув в лицо лежащему, Матвеич с ужасом узнал в нем своего жильца, Митьку. Он не был пьян, а под голову его натекла порядочная лужа крови, осадив снег. В эту темную яму медленно проваливалась Димина голова.
   Матвеич заголосил и кинулся обратно на дорогу, смешно вскидывая колени, и стал отчаянно махать проезжавшим мимо немногочисленным автомобилям. К его радости, это ему делать пришлось недолго. Водитель «жигуленка» напряженно выслушал захлебывающуюся речь деда, быстро вылез из кабины и пошел за ним через снег. Вдвоем они смогли поднять Диму, тело которого чем-то неуловимо походило на поломанную куклу. Дед причитал и крестился, умоляя водителя быть осторожнее. Положив Диму на заднее сиденье, водитель помчался быстро, как он только мог. Матвеич держал голову парня на коленях и приговаривал: «Ничего, касатик, выберешься».

ГЛАВА 27

   Захлопнув дверь за Людмилой, Кирилл обессиленно опустился на пол. За этой дверью осталось все: его будущее, его любовь, его... жадность.
   Он вскочил и стал бегать по квартире, словно ища угол, в котором может спрятаться от преследовавших его мыслей. Наконец остановился как вкопанный. Его худшие опасения оправдались. Он всегда подозревал, что сказки про «аукнется-откликнется» – вовсе не сказки. Он лишился большего, чем приобрел. А виноват во всем, во всех делах, которые закончились катастрофически, был один и тот же человек, и этот человек – Головлев.
   Обезумев, Кирилл подскочил к стене с коллекцией холодного оружия, которая досталась ему от покойного деда. Схватил первый попавшийся кортик и спрятал его в карман. Посмотрел на часы – было еще не поздно. Злорадно улыбнулся и вышел из квартиры. К счастью, он точно знал адрес Головлева: как-то раз тот приглашал всю хирургию на свой день рождения, хвастаясь тем, как он хорошо устроился.
   По дороге Кирилла то и дело охватывала паника – он никак не мог спокойно вести себя при людях в милицейской форме. На одной из станций метро вдруг понял, что, в общем-то, едет убивать человека. Это почему-то его ужасно развеселило.
   Выйдя на нужной остановке, Кирилл быстро зашагал в сторону новостроек. Там, в одном из домов, обитал ненавистный Головлев. Он прибавил шагу и увидел, что нагоняет какую-то женщину. Кирилл узнал знакомую шубку и вертлявую походку – впереди шла Людмила. Она держалась за лицо и тоже куда-то очень спешила.
   Кирилл похолодел и сбавил темп, боясь, как бы она не оглянулась на шаги. Было ясно, что Людмила торопится по тому же адресу, что и он.
   «Проститутки кусок!» – застонал Кирилл. Первым его желанием было догнать ее и прибить, как бешеную собаку: никогда раньше он не испытывал к ней столь сильной ненависти, как сейчас. Его удержало то, что улицы были еще достаточно людными.
   Так, гуськом, они дошли до заветного дома. Людмила набрала код и прошла в подъезд. Кирилл отошел в тень дерева и остался во дворе. Он напряженно смотрел на освещенное окно на третьем этаже, которое не было зашторено. Как в китайском театре теней, он наблюдал за разыгравшейся на его глазах пантомимой, мрачнея и зверея еще больше.
   Людмила оживленно болтала и обнималась с Головлевым, после чего они потушили свет.
   Кирилл решил ждать утра.
* * *
   Клиенты подписывали договора и порознь уезжали. Потенциальные деньги текли рекой, Козлов парил на десятом небе. Попарил-попарил и споткнулся на том месте, о котором он, за всеми своими успехами, как-то и подзабыл. В один прекрасный день в его кабинете появился седовласый Дик Нортон, и его лицо как никогда соответствовало его фамилии. С Нортоном пришел сопровождавший его в поездке здоровяк с весьма вдумчивым взглядом. Старик вместе со своим другом опустились в предложенные им кресла. Нортон, внимательно посмотpев на осоловевшего от постоянного безделья толмача, начал:
   – Дорогой сэр Козлофф. Ввиду того, – синхронно переводил Егор, – что наша делегация не нашла обоснованного документального подтверждения законности вашей деятельности, мы вынуждены отказаться от предложения сотрудничать с вами.
   Козлов вытаращился на профессора с недоумением, пытаясь понять, почему он считает «документальное обоснование» недостаточным: в профилактории имелся целый пакет нужных бумаг, составленных и подписанных лучшими из тех чиновников, которых только можно купить в Москве. Нортон между тем еще не закончил:
   – Так как ни вы, ни ваши сотрудники не смогли предоставить нам информацию о том, из каких источников вы получаете человеческие органы, мы считаем возможным заподозрить вашу фирму в совершении противоправных действий по отношению к гражданам России – страны, которую мы безмерно уважаем. Посему нами принято решение немедленно покинуть ваше учреждение и принять меры к тому, чтобы все необходимые сведения были получены вашими властями.
   Решив, что этого достаточно, Дик Нортон поднялся.
   Козлов, который стоял, как громом пораженный, и никак не мог поверить в то, что он услышал, немедленно направился к двери, пытаясь хоть силой помешать старику выйти.
   – Послушайте, сэр... переводи, осел! – крикнул он Егору. – Произошло какое-то недоразумение... Мы вам предоставим всю необходимую информацию – и завтра же. Сейчас мы с вами позовем секретаря и...
   Козлов так суетился, что даже в равнодушных глазах Егора появилось выражение глубокого изумления. Нортон между тем с достоинством кивнул головой и сообщил Козлову, что он будет бесконечно рад, если все выяснится, но не сможет ждать дольше двух дней.
   Весь этот разговор происходил уже на пороге кабинета, при открытой двери, и, когда Дмитрий Анатольевич, обливаясь холодным потом и через силу улыбаясь, вышел в коридор, чтобы проводить дорогих гостей, он чуть не упал от неожиданности: посреди приемной высилась грузная фигура Голюнова.
* * *
   Посидев в полутемном коридоре, мы с Чеховым наконец дождались результатов. К нам вышла строгая женщина в халате и сказала:
   – Пройдемте со мной.
   Мы устроились в маленьком уютном кабинетике, где нам рассказали вот что.
   – Итак, тела умерших идентифицированы. Мы послали запросы, во-первых, во все медучреждения Москвы и области, а затем – в учебные заведения. Возраст у них соответствующий, – пояснила она нам ход своих мыслей. – Эти девушки недавно проходили медкомиссию, поэтому нам удалось их легко обнаружить. Одну зовут Екатерина Зоина, вторую – Ольга Рогожина. Учатся в одном техникуме – химико-технологическом, живут в общежитии. Смерть наступила вследствие изъятия жизненно важных органов. Никаких следов насилия больше нет.
   – А анализ вы уже провели?
   Она молча положила перед нами заполненные бланки с результатами.
   – Спасибо, – сказал Чехов. – Можно вас попросить взять на себя труд сохранить тела у вас? Вероятно, придется проводить еще одно исследование – несколько позже.
   – Нет проблем, – кивнула она.
   – Спасибо.
   Мы забрали результаты анализа и сведения о девушках и вышли на воздух.
   – Ух! – закатил глаза Чехов. – Если я и умру, то умру сегодня – от запаха формалина. Ну, что, ты доволен?
   – Если честно, я скорее утомлен. Каковы наши шансы в свете случившегося?
   – Ну, скажем так: нужно проверить все места пребывания этих несчастных и искать соответствие результатов анализа спермы, чтобы притянуть за уши тех, кто их послал на верную смерть. У меня есть догадка, кто это наследил. Но она может и не быть верна. Также можно попытаться еще раз узнать результаты поиска этого «медтехника». Ну а ты чем собираешься заниматься?
   – А чем нужно? – мрачно спросил я.
   – А ты, голубь бледный, иди в клинику и собирай там последние новости. Они там будут – я тебя уверяю. Судя по всему, твои архаровцы проморгали здоровый куш и что-нибудь обязательно предпримут по этому поводу. Ты, я вижу, чем-то недоволен? Так вот, родной мой. Все, что сейчас будет происходить, так или иначе связано с посредниками. А ты со своей боксерской мордой засветился по полной программе и будешь мне только дичь распугивать, ясно? Обещаю, я тебе тоже дам пострелять и побегать – в свое время. Если все будет хорошо – сегодня вечером.
* * *
   Оставив Ладыгина, Чехов в первую очередь поехал в общежитие, в котором жили подружки. Он поднялся на третий этаж, предварительно справившись у вахтерши, где находится тридцать третья комната. С трудом найдя в полутьме нужную дверь, Чехов громко постучал.
   Дверь ему открыла маленькая девушка в байковом халате и испуганно на него уставилась:
   – Вам кого?
   – Вы – соседка Зоиной и Рогожиной?
   – Да, но их нет дома, – сказала девушка, стараясь прикрыть дверь поплотнее.
   – Я в курсе. Можно мне войти? У меня к вам серьезный разговор – здесь неудобно.
   Девушка впустила его и стала извиняться за творившийся здесь бардак. Бардак действительно творился неслабый, но это Чехова на данный момент мало трогало.
   – Как вас, кстати, зовут?
   – Катя.
   – Меня – Юрий Николаевич. Скажите, Катя, а где сейчас ваши подруги? – строго спросил он у девушки.
   – Не знаю, честно говоря. Может, на работе. Они частенько дома не ночуют, – с готовностью ответила Катя, отводя глаза.
   – Это связано с их работой?
   – Наверное, мне почем знать? Они мне не докладываются.
   Чехов понял, что разговора по душам не получится.
   – Хорошо, а вы не подскажете, где они работали?
   Катя молча ушла за шкаф и вернулась оттуда, держа в руке какой-то листок. Она протянула его Чехову. Листком оказалась реклама ночного клуба «Виски и go-go»: «Бар, бильярд, казино, стрип-шоу, самые горячие девочки».
   – Там они и работали, – сказала Катя.
   – Я могу забрать это с собой? – помахал листком Чехов.
   – Запросто, – ответила она.
   – Спасибо вам большое. А вы не знаете случайно адресов их родителей? Если найдете, позвоните им и попросите их приехать сюда. Пусть найдут меня, вот мой телефон.
   Катя взяла визитку и закрыла за Чеховым дверь.
   Он решил, не теряя ни минуты, ехать в ночной клуб по указанному адресу. Войдя туда, направился к стойке бара, за которой, по причине раннего времени и отсутствия посетителей, скучал бармен.
   – Где я могу найти хозяина клуба? – громко спросил Чехов.
   Глаза бармена на минуту стали осмысленными.
   – А вам он зачем?
   – По делу. По личному. По его личному делу.
   – Нет его, – равнодушно ответил бармен и снова уставился в телевизор.
   – Так, а когда будет? – продолжал допытываться Чехов.
   – Ночью, – бармен выключил телевизор, взял стакан и начал натирать его.
   Чехов удовлетворенно кивнул и направился к дверям, по ходу осматривая помещение. Отметил для себя, что здесь два служебных выхода. Явно не случайно...
* * *
   Они сидели в машине и перекусывали биг-маками, то и дело поглядывая в окно машины.
   – Ну, что там? – спросил Фой.
   – Да все по-прежнему, – ответил Вжик, протирая запотевшее стекло рукавом. – Снуют.
   Впервые они столкнулись с тем, что куда-то им совершенно невозможно проникнуть. А проникнуть было необходимо.
   Их машина не раз подъезжала к этим воротам, но сегодня они впервые не раскрылись перед ними.
   – Путевка, – сказал один из охранников, просунув лысую голову через окно.
   – Что – путевка? – не понял Фой.
   – Где ваша путевка? Мне нужно ее отметить, – настаивал охранник.
   – М-м-м... нету путевки, – честно признался Фой.
   Охранник молча закрыл ворота и удалился.
   Вжик посмотрел ему вслед и спросил:
   – И что теперь?
   – Облом – что еще, – пожал плечами Фой, выруливая обратно на дорогу.
   – А че ты путевку не взял? Трудно было?
   – Ты когда с начальством разговариваешь, то о чем обычно думаешь?
   – О бабах, – честно признался застрявший в поре гиперсексуальности Вжик.
   – Вот и молчи теперь! О деле нужно думать, тогда и с бабами будет полный порядок. Тебе же, как умному, объяснили, что все, каюк – легавые «Эдельвейс» засветили, и нам с тобой, урод, там теперь показываться нельзя. Если ты еще знаешь подходящие места, в которых выдают путевки всем подряд, тогда диктуй адрес, поехали, – истекал желчью Фой, выискивая место для парковки.
   Теперь они сидели уже часа два в засветившейся по полной программе машине и ломали голову над тем, как преодолеть эти стены без особого шума и взять в клинике то, что было так нужно им всем.
   – Нужно внедряться, – решил Фой и посмотрел на напарника.
   – То есть как? – спросил тот, стряхивая с колен пролившийся кофе.
   – Вылезай.
   – Зачем это?
   – Вылезай из машины, кому говорю!
   Вжик нехотя вылез из кабины, запихав напоследок в рот пригоршню попкорна.