Страница:
– Нет, не устроили. Не надо мне больше этого дерьма. Девок не вернули, денег дали мало, а потом еще какие-то потные провинциалы меня напрягали своими вопросами. Нужны мне ваши проблемы. – Кот нервно потянул носом и стал перевязывать доллары резинками и складывать их в открытый кейс, который стоял на стуле около него.
– Кот, таковы были условия прошлого раза. Извини, дело, конечно, довольно щекотливое, но ты понимаешь... Ты же все понимаешь!
– Бля, я сутенер, профессиональный сутенер! Зачем мне ваши мокрые дела? Я живу и жирею – баб, которые готовы хоть за еду на меня работать, в Москве до едрени фени! Зачем я буду наживать себе геморрой? В конце концов, я в своих курочек все же деньги вкладываю, а вы их колбасите, как вокзальных шлюх! Хватит с меня!
Кот закрыл кодовый замок кейса, поднялся и пошел к выходу мимо замершей у стола парочки. Не успел он сделать и двух шагов, как мощный удар в челюсть отбросил его к противоположной стене. От неожиданности он сперва замер, а потом снова выхватил пистолет. Но не успел им воспользоваться – Вжик пинком выбил «ствол» из тонкой руки Кота и швырнул его под кресло.
– Не дергайся! – сменил вдруг тон Фой. – Если ты, пидор гнойный, не перестанешь выкобениваться, я тебя порву, как поролоновую крысу!
Кот медленно подтянул под себя длинные ноги в кремовых штанах и попытался подняться.
– Сидеть! – крикнул Фой, делая ему подножку.
После он подошел к Коту, который вытирал сочащуюся из губы кровь тыльной стороной ладони, и почти ласково произнес:
– Что ж ты, паскуда, вытворяешь? Забыл, что ли, кто тебя из дерьма вытащил? Крутой стал – бабы на тебя за еду работают? Ты, сука вонючая, будешь за ними горшки выносить, если в мозгах прояснение не настанет в ближайшее время, понял меня? Проблем с властями тебе не хочется? А хочешь, мы тебе их прямо сейчас и устроим? Вжик, ну-ка, напомни мне телефончик отдела по борьбе с наркотиками... Сколько там дают за централизованное распространение? Ну, уж клуб твой у тебя точно отымут, как пить дать! И будешь Дунькой на зоне у параши пыхтеть. Быстро твою жопу научат, как родину любить и старших уважать!
В течение этого монолога с Котом происходили разительные перемены. Спесивое выражение лица сменилось на кислое, а злые взгляды, которые он бросал на напарников, стали кроткими, как у жертвенной овцы.
– Ладно, – буркнул Кот. – В последний раз.
Как признался мне потом Чехов, в тот момент он ломанулся наугад. Ни документов, подтверждающих правдивость этого заявления, ни каких-либо улик у него не было и в помине. Просто, анализируя динамику посещений этого мрачного места и сопоставляя с имеющимися у него фактами, Чехов понял, что его догадка может быть абсолютно верна.
Зачем преступники отправляли трупы в посторонний крематорий, можно было только гадать. Видимо, в том лечебном учреждении, в котором производилась пересадка органов, своего крематория не имелось, а тела людей обязательно должны были исчезать бесследно. Вот и выбрали крематорий подальше от города и позапущенней.
«Интересно, тут, кроме заведующего, есть какой-нибудь персонал? – думал я. – Пока, по крайней мере, мне никто не встретился».
По виду заведующего было ясно, что стрела попала в цель. Он молчал и смотрел на нас все мрачнее.
– Откуда вам это известно? – глухо спросил он.
– Ваш же «Эдельвейс» вас и заложил, – снова нагло соврал Чехов, наваливаясь на край стола своей широкой грудью. – Вот мы и приехали посмотреть на того негодяя, который помогает преступникам скрыть от следствия все улики. Сдавайте дела, Анатолий Александрович! Вас ждет суд и тюремное заключение. Судимы не были? Значит, от пяти до десяти лет. С самым строгим режимом.
Анатолий Александрович зло бросил скрепку и встал со стула. Он стал нервно прохаживаться по кабинету и возбужденно говорить. Слова из него вдруг полились неожиданно непрекращающимся потоком. Нам оставалось только внимательно слушать, что он говорит.
– Да, я негодяй. Мало того – я подлец. Нельзя, нельзя так поступать нормальному человеку. Я же знал, знал, что это все нечисто! Не могут быть люди, как дрова – без имени, без адреса, без могилки! Но ведь деньги, живые деньги! Вы меня понимаете? Я думал: да, возьму грех на душу. Но ведь деньги помогут живым людям! Они же умирают каждый день, а лекарств не хватает. И персонала – тоже не хватает. Все разбегаются! Станет эта молодая медсестра тут тихо загибаться – антисанитария тут полная, поверьте мне! – за какие-то сотни рублей? Вы, вот вы, молодой человек, сможете жить в Москве на такие деньги? Вам же на проезд до работы не хватит! А я – что могу сделать я? Я – должностное лицо, я не хозяин этого бардака! Государственное финансирование – вы же знаете, сколько это! А тут – деньги! Я смог за ремонт заплатить, и теплые одеяла купить на зиму, и лекарства... Боже, какие дорогие сейчас лекарства!..
Он вдруг остановился посередине комнаты, замолчал и провел рукой по лбу.
– Да-да, вы правы, – сказал он, хотя мы по-прежнему молчали.
Он сделал большой шаг и, приблизившись к Чехову, протянул обе руки. Чехов растерянно посмотрел на меня.
– Арестовывайте, – ломающимся от волнения голосом сказал Анатолий Александрович, все еще держа руки перед лицом Чехова.
Тот кашлянул, совершенно растерявшись от такого оборота дела, и сказал:
– Вы сперва успокойтесь и присядьте. Прежде чем арестовывать, мне бы хотелось немного расспросить вас.
– Да-да, допрос, как и полагается, – согласился Пихтин и снова занял свое место за столом. – Что вы хотели узнать?
И вдруг мне, взрослому мужику, стало отчего-то стыдно под его внимательным взглядом. Я вздохнул и решил молчать до самого конца. Чехов, видимо, уловил мое настроение и с неудовольствием покосился на меня. Тем не менее, сохраняя полную невозмутимость, он начал:
– Для того чтобы восстановить всю картину преступления, нам нужно допросить всех. Поэтому, будьте добры, расскажите нам все, как это было – по возможности в деталях. Ладыгин, – повернулся он ко мне, – ты умеешь стенографировать?
– Не умею, – честно признался я. – Но я попробую очень быстро писать.
– Пробуй, – удовлетворенно кивнул головой Чехов, увидев, как я вынимаю из нагрудного кармана ручку и блокнот. – Вы можете начинать, Анатолий Александрович.
Пихтин по-прежнему очень волновался и рассказывал путано, сбивчиво. Поэтому у меня не было проблем с записыванием – он повторял одно и то же по нескольку раз.
Из всего сказанного выходило следующее. Пихтин был заведующим всего диспансера и совмещал здесь несколько должностей разом. В его ведении, в том числе, находился и крематорий. Однажды поздней осенью ему позвонили и предложили по телефону взаимовыгодное сотрудничество. Заведующему предлагалось помочь с ликвидацией неких трупов при помощи сожжения их в электропечах крематория. За это собеседник, который представился достаточно невнятно, обещал ряд крупных сумм, которые директор получит наличными сразу же по исполнении своих обязанностей. Пихтин, конечно же, поинтересовался, что за тела ему будут привозить. На что получил ответ, что в стоимость его услуг включена оплата отсутствия любопытства.
Пихтин, измученный вечным безденежьем в стенах своего злосчастного учреждения, которое не было нужно уже никому, насмотревшись на умирающих от туберкулеза людей, которым было нечем помочь, прельстился названной суммой, но попросил время, для того чтобы подумать. Это было милостиво позволено. Но в тот же вечер к нему приехала машина, в которой ему привезли кейс с задатком. Увидев столько реальных денег, Пихтин велел шоферу передать тому, кто его послал, что на все согласен.
С тех пор время от времени все та же машина подъезжала к крематорию. Из нее выгружали тело, неизменно завернутое в белую простыню. Вместе с телом всегда передавали деньги, и их всегда было достаточно много.
Пихтин едва удерживался всякий раз от того, чтобы спросить, кто этот человек и от чего он умер. Но всякий раз, вспоминая настоятельную просьбу таинственного собеседника, молчал и делал свое недоброе дело.
– Сколько раз к вам приезжала эта машина и когда это было в последний раз? – прервал рассказ нетерпеливый Чехов.
– Пять раз, – отозвался Анатолий Александрович. – В последний раз это было в начале января. С тех пор – тишина.
– Как вы думаете, вам еще кого-нибудь привезут?
– Вполне возможно, – глухо сказал Пихтин. – Это происходит всегда неожиданно и без предупреждения.
– А куда вы деваете останки сожженных в вашей печи?
– Хороню, – совсем тихо ответил Пихтин.
– Знаешь, а у меня ничего нет.
– Как это нет? А эти сучки, которые сиськами по залу трясут? – насмешливо спросил Вжик.
Кот кинул на него недовольный взгляд.
– Ну, во-первых, все эти девочки у меня работают под «крышей». Я за каждую головой отвечаю. Три – из хороших семей – тоже не годятся. Есть пара провинциалок, но одна – очень дорогая, и ее я вам не отдам. Постоянных клиентов привадила уже человек десять. А последняя – у нее гепатит, она не трахается. Я ее для стриптиза держу – красивая стерва. Вот и все. – Кот захлопнул журнал и развел руками.
– Дай сюда! – Фой выхватил у Кота журнал и просмотрел его. – И что ты хочешь сказать? Мы должны передать шефу, что ты нам отказал? Сдается мне, проблемы по этому поводу будут не у нас.
Фой стал медленно подниматься.
– Погодите, – засуетился Кот. – Ну зачем так резко? Просто подождите пару дней – у меня новый набор, что-нибудь для вас подыщу. Передайте Виверне, что я всегда рад выполнить его просьбу.
– Когда ты набираешь девок? – хмуро спросил Фой.
– В среду, в семь вечера у меня просмотр. Если хотите – приходите. Выберете сами, какая приглянется.
– А что нам на нее смотреть? Мясо – оно и есть мясо, – заржал Вжик, сделав неприличный жест.
Кот вежливо поулыбался ему и, выдержав паузу, сказал:
– Ну, господа, если мы закончили с нашими делами – прошу быть гостями нашего маленького бардачка. – Он посмотрел на часы. – Как раз сейчас началось танцевальное шоу. Думаю, вам стоит на это посмотреть. Прошу!
Кот встал и жестом конферансье показал на дверь, которая была расположена на противоположной стороне от входной двери.
– Посмотреть – это можно, – ворчливо откликнулся Фой, вытаскивая пистолет Кота из-под кресла, ставя его на предохранитель и засовывая за ремень.
– «Пушечку», может, отдадите? – тоном обиженного ребенка спросил Кот.
– Иди, родной, – кивнул головой Фой. – Потом получишь свою игрушку. Тебе она пока ни к чему – мы тебя надежно будем охранять.
Кот передернул плечами и семенящей походкой повел гостей по тускло освещенной лестнице.
– Смотри, – продолжал ворчать Фой. – Устроился, как хорек, нора у него с двумя выходами.
Вскоре до их ушей донеслась громкая музыка и гул сотен голосов. Они вышли на галерею, с которой открывался вид на тусовку внизу, на танцующих девок в подвешенных клетках и на ярко освещенную сцену.
– Располагайтесь, – сквозь музыку прокричал Кот, указывая на модерновые мягкие кресла, которые стояли у перил.
Сам подозвал голую официантку и проговорил ей что-то на ухо, живо жестикулируя. Потом плюхнулся в кресло рядом с развалившимися гостями. Улыбнувшись, он достал из кармана белый пакетик и вопросительно глянул на Фоя. Тот прищурился и махнул рукой:
– Валяй.
Кот слегка трясущимися руками высыпал порошок на зеркальную поверхность стола, лезвием разделил его на дорожку, свернул стодолларовую бумажку в трубочку и протянул ее Фою.
В это время сцена озарилась красным светом, и из-за блестящих занавесок выскочила полуобнаженная девица в боа и завихлялась, заизвивалась, заскользила по блестящему шесту.
ГЛАВА 22
– Кот, таковы были условия прошлого раза. Извини, дело, конечно, довольно щекотливое, но ты понимаешь... Ты же все понимаешь!
– Бля, я сутенер, профессиональный сутенер! Зачем мне ваши мокрые дела? Я живу и жирею – баб, которые готовы хоть за еду на меня работать, в Москве до едрени фени! Зачем я буду наживать себе геморрой? В конце концов, я в своих курочек все же деньги вкладываю, а вы их колбасите, как вокзальных шлюх! Хватит с меня!
Кот закрыл кодовый замок кейса, поднялся и пошел к выходу мимо замершей у стола парочки. Не успел он сделать и двух шагов, как мощный удар в челюсть отбросил его к противоположной стене. От неожиданности он сперва замер, а потом снова выхватил пистолет. Но не успел им воспользоваться – Вжик пинком выбил «ствол» из тонкой руки Кота и швырнул его под кресло.
– Не дергайся! – сменил вдруг тон Фой. – Если ты, пидор гнойный, не перестанешь выкобениваться, я тебя порву, как поролоновую крысу!
Кот медленно подтянул под себя длинные ноги в кремовых штанах и попытался подняться.
– Сидеть! – крикнул Фой, делая ему подножку.
После он подошел к Коту, который вытирал сочащуюся из губы кровь тыльной стороной ладони, и почти ласково произнес:
– Что ж ты, паскуда, вытворяешь? Забыл, что ли, кто тебя из дерьма вытащил? Крутой стал – бабы на тебя за еду работают? Ты, сука вонючая, будешь за ними горшки выносить, если в мозгах прояснение не настанет в ближайшее время, понял меня? Проблем с властями тебе не хочется? А хочешь, мы тебе их прямо сейчас и устроим? Вжик, ну-ка, напомни мне телефончик отдела по борьбе с наркотиками... Сколько там дают за централизованное распространение? Ну, уж клуб твой у тебя точно отымут, как пить дать! И будешь Дунькой на зоне у параши пыхтеть. Быстро твою жопу научат, как родину любить и старших уважать!
В течение этого монолога с Котом происходили разительные перемены. Спесивое выражение лица сменилось на кислое, а злые взгляды, которые он бросал на напарников, стали кроткими, как у жертвенной овцы.
– Ладно, – буркнул Кот. – В последний раз.
* * *
Заведующий сжал руки так, что костяшки побелели.Как признался мне потом Чехов, в тот момент он ломанулся наугад. Ни документов, подтверждающих правдивость этого заявления, ни каких-либо улик у него не было и в помине. Просто, анализируя динамику посещений этого мрачного места и сопоставляя с имеющимися у него фактами, Чехов понял, что его догадка может быть абсолютно верна.
Зачем преступники отправляли трупы в посторонний крематорий, можно было только гадать. Видимо, в том лечебном учреждении, в котором производилась пересадка органов, своего крематория не имелось, а тела людей обязательно должны были исчезать бесследно. Вот и выбрали крематорий подальше от города и позапущенней.
«Интересно, тут, кроме заведующего, есть какой-нибудь персонал? – думал я. – Пока, по крайней мере, мне никто не встретился».
По виду заведующего было ясно, что стрела попала в цель. Он молчал и смотрел на нас все мрачнее.
– Откуда вам это известно? – глухо спросил он.
– Ваш же «Эдельвейс» вас и заложил, – снова нагло соврал Чехов, наваливаясь на край стола своей широкой грудью. – Вот мы и приехали посмотреть на того негодяя, который помогает преступникам скрыть от следствия все улики. Сдавайте дела, Анатолий Александрович! Вас ждет суд и тюремное заключение. Судимы не были? Значит, от пяти до десяти лет. С самым строгим режимом.
Анатолий Александрович зло бросил скрепку и встал со стула. Он стал нервно прохаживаться по кабинету и возбужденно говорить. Слова из него вдруг полились неожиданно непрекращающимся потоком. Нам оставалось только внимательно слушать, что он говорит.
– Да, я негодяй. Мало того – я подлец. Нельзя, нельзя так поступать нормальному человеку. Я же знал, знал, что это все нечисто! Не могут быть люди, как дрова – без имени, без адреса, без могилки! Но ведь деньги, живые деньги! Вы меня понимаете? Я думал: да, возьму грех на душу. Но ведь деньги помогут живым людям! Они же умирают каждый день, а лекарств не хватает. И персонала – тоже не хватает. Все разбегаются! Станет эта молодая медсестра тут тихо загибаться – антисанитария тут полная, поверьте мне! – за какие-то сотни рублей? Вы, вот вы, молодой человек, сможете жить в Москве на такие деньги? Вам же на проезд до работы не хватит! А я – что могу сделать я? Я – должностное лицо, я не хозяин этого бардака! Государственное финансирование – вы же знаете, сколько это! А тут – деньги! Я смог за ремонт заплатить, и теплые одеяла купить на зиму, и лекарства... Боже, какие дорогие сейчас лекарства!..
Он вдруг остановился посередине комнаты, замолчал и провел рукой по лбу.
– Да-да, вы правы, – сказал он, хотя мы по-прежнему молчали.
Он сделал большой шаг и, приблизившись к Чехову, протянул обе руки. Чехов растерянно посмотрел на меня.
– Арестовывайте, – ломающимся от волнения голосом сказал Анатолий Александрович, все еще держа руки перед лицом Чехова.
Тот кашлянул, совершенно растерявшись от такого оборота дела, и сказал:
– Вы сперва успокойтесь и присядьте. Прежде чем арестовывать, мне бы хотелось немного расспросить вас.
– Да-да, допрос, как и полагается, – согласился Пихтин и снова занял свое место за столом. – Что вы хотели узнать?
И вдруг мне, взрослому мужику, стало отчего-то стыдно под его внимательным взглядом. Я вздохнул и решил молчать до самого конца. Чехов, видимо, уловил мое настроение и с неудовольствием покосился на меня. Тем не менее, сохраняя полную невозмутимость, он начал:
– Для того чтобы восстановить всю картину преступления, нам нужно допросить всех. Поэтому, будьте добры, расскажите нам все, как это было – по возможности в деталях. Ладыгин, – повернулся он ко мне, – ты умеешь стенографировать?
– Не умею, – честно признался я. – Но я попробую очень быстро писать.
– Пробуй, – удовлетворенно кивнул головой Чехов, увидев, как я вынимаю из нагрудного кармана ручку и блокнот. – Вы можете начинать, Анатолий Александрович.
Пихтин по-прежнему очень волновался и рассказывал путано, сбивчиво. Поэтому у меня не было проблем с записыванием – он повторял одно и то же по нескольку раз.
Из всего сказанного выходило следующее. Пихтин был заведующим всего диспансера и совмещал здесь несколько должностей разом. В его ведении, в том числе, находился и крематорий. Однажды поздней осенью ему позвонили и предложили по телефону взаимовыгодное сотрудничество. Заведующему предлагалось помочь с ликвидацией неких трупов при помощи сожжения их в электропечах крематория. За это собеседник, который представился достаточно невнятно, обещал ряд крупных сумм, которые директор получит наличными сразу же по исполнении своих обязанностей. Пихтин, конечно же, поинтересовался, что за тела ему будут привозить. На что получил ответ, что в стоимость его услуг включена оплата отсутствия любопытства.
Пихтин, измученный вечным безденежьем в стенах своего злосчастного учреждения, которое не было нужно уже никому, насмотревшись на умирающих от туберкулеза людей, которым было нечем помочь, прельстился названной суммой, но попросил время, для того чтобы подумать. Это было милостиво позволено. Но в тот же вечер к нему приехала машина, в которой ему привезли кейс с задатком. Увидев столько реальных денег, Пихтин велел шоферу передать тому, кто его послал, что на все согласен.
С тех пор время от времени все та же машина подъезжала к крематорию. Из нее выгружали тело, неизменно завернутое в белую простыню. Вместе с телом всегда передавали деньги, и их всегда было достаточно много.
Пихтин едва удерживался всякий раз от того, чтобы спросить, кто этот человек и от чего он умер. Но всякий раз, вспоминая настоятельную просьбу таинственного собеседника, молчал и делал свое недоброе дело.
– Сколько раз к вам приезжала эта машина и когда это было в последний раз? – прервал рассказ нетерпеливый Чехов.
– Пять раз, – отозвался Анатолий Александрович. – В последний раз это было в начале января. С тех пор – тишина.
– Как вы думаете, вам еще кого-нибудь привезут?
– Вполне возможно, – глухо сказал Пихтин. – Это происходит всегда неожиданно и без предупреждения.
– А куда вы деваете останки сожженных в вашей печи?
– Хороню, – совсем тихо ответил Пихтин.
* * *
Кот нехотя полез в стол и достал оттуда какую-то папку. Полистав лежащие в ней листки, он глянул на Фоя и сказал:– Знаешь, а у меня ничего нет.
– Как это нет? А эти сучки, которые сиськами по залу трясут? – насмешливо спросил Вжик.
Кот кинул на него недовольный взгляд.
– Ну, во-первых, все эти девочки у меня работают под «крышей». Я за каждую головой отвечаю. Три – из хороших семей – тоже не годятся. Есть пара провинциалок, но одна – очень дорогая, и ее я вам не отдам. Постоянных клиентов привадила уже человек десять. А последняя – у нее гепатит, она не трахается. Я ее для стриптиза держу – красивая стерва. Вот и все. – Кот захлопнул журнал и развел руками.
– Дай сюда! – Фой выхватил у Кота журнал и просмотрел его. – И что ты хочешь сказать? Мы должны передать шефу, что ты нам отказал? Сдается мне, проблемы по этому поводу будут не у нас.
Фой стал медленно подниматься.
– Погодите, – засуетился Кот. – Ну зачем так резко? Просто подождите пару дней – у меня новый набор, что-нибудь для вас подыщу. Передайте Виверне, что я всегда рад выполнить его просьбу.
– Когда ты набираешь девок? – хмуро спросил Фой.
– В среду, в семь вечера у меня просмотр. Если хотите – приходите. Выберете сами, какая приглянется.
– А что нам на нее смотреть? Мясо – оно и есть мясо, – заржал Вжик, сделав неприличный жест.
Кот вежливо поулыбался ему и, выдержав паузу, сказал:
– Ну, господа, если мы закончили с нашими делами – прошу быть гостями нашего маленького бардачка. – Он посмотрел на часы. – Как раз сейчас началось танцевальное шоу. Думаю, вам стоит на это посмотреть. Прошу!
Кот встал и жестом конферансье показал на дверь, которая была расположена на противоположной стороне от входной двери.
– Посмотреть – это можно, – ворчливо откликнулся Фой, вытаскивая пистолет Кота из-под кресла, ставя его на предохранитель и засовывая за ремень.
– «Пушечку», может, отдадите? – тоном обиженного ребенка спросил Кот.
– Иди, родной, – кивнул головой Фой. – Потом получишь свою игрушку. Тебе она пока ни к чему – мы тебя надежно будем охранять.
Кот передернул плечами и семенящей походкой повел гостей по тускло освещенной лестнице.
– Смотри, – продолжал ворчать Фой. – Устроился, как хорек, нора у него с двумя выходами.
Вскоре до их ушей донеслась громкая музыка и гул сотен голосов. Они вышли на галерею, с которой открывался вид на тусовку внизу, на танцующих девок в подвешенных клетках и на ярко освещенную сцену.
– Располагайтесь, – сквозь музыку прокричал Кот, указывая на модерновые мягкие кресла, которые стояли у перил.
Сам подозвал голую официантку и проговорил ей что-то на ухо, живо жестикулируя. Потом плюхнулся в кресло рядом с развалившимися гостями. Улыбнувшись, он достал из кармана белый пакетик и вопросительно глянул на Фоя. Тот прищурился и махнул рукой:
– Валяй.
Кот слегка трясущимися руками высыпал порошок на зеркальную поверхность стола, лезвием разделил его на дорожку, свернул стодолларовую бумажку в трубочку и протянул ее Фою.
В это время сцена озарилась красным светом, и из-за блестящих занавесок выскочила полуобнаженная девица в боа и завихлялась, заизвивалась, заскользила по блестящему шесту.
ГЛАВА 22
Она в последний раз застонала и откинулась на подушки. Он рухнул на нее всем своим потным телом и облегченно вздохнул. Он снова был с ней очень груб – от его ласк ломило тело. Но именно это ей больше всего в нем нравилось.
Он медленно приподнялся на руках и встал. Минуту посидев на краю кровати, поднялся и расслабленной походкой пошел в туалет. Вскоре оттуда донеслось журчание. Она так и осталась лежать, запрокинув голову и раздвинув колени.
Вскоре он вернулся, лег рядом с ней и раскурил две сигареты. Одну он вставил ей между губ, другой затянулся.
– Ну, что, эротичка, понравилось тебе? – насмешливо спросил он, выдыхая дым и потягиваясь своим большим телом.
Она ничего не ответила и томно перевернулась на живот. Он стал гладить ее по шелковистой спине, а она сладко улыбалась ему в ответ. Потом она обняла его широкий торс и положила голову ему на живот.
– Милый, – мурлыкала она. – Ты такой большой... такой сильный... настоящий мужчина! Мне с тобой хорошо...
– Со мной? – смеялся он. – А как же твой возлюбленный анестезиолог? Ты, говорят, за него замуж выходишь?
– Ой, ну Сережа! Одно другому не мешает. К тому же нужно же мне иметь возможность родить. Ты же не хочешь воспитывать своего ребенка. – Она подняла глаза и заглянула ему в лицо снизу вверх.
– Зачем тебе ребенок? Родишь, станешь толстая, и твои замечательные грудки станут похожи на уши спаниеля. – Он, смеясь, похлопал ее по ягодицам. – К тому же вскоре ты станешь некрасивая, и я не смогу трахать тебя.
Его рука скользнула ей между ног. Она застонала и закрыла глаза.
– Милый, ты не хочешь посмотреть на своего отпрыска? Он будет такой красивый...
– Нет, не хочу. Давай мы тебя почистим, пока не поздно, давай? – ласково спросил он, продолжая ласкать ее тело.
– Как хочешь, – равнодушно сказала она, не открывая глаз.
Они немного помолчали.
– Ты подумала о моем предложении? – наконец спросил он.
– Подумала, – отозвалась она сонным голосом.
– Ну и?
– Знаешь, это даже прикольно. Во мне даже какой-то азарт проснулся – смогу я охмурить нашего мямлю или страх перед его мегерой совершенно лишил его мужских инстинктов? – Она приподнялась и стала закручивать свои длинные волосы на затылке.
Затем повернулась к своему партнеру, который полулежал на подушках и смотрел на нее сквозь прикрытые веки. Лицо ее вдруг приняло строгое и холодное выражение.
– Сколько денег ты хочешь просить у него и сколько я получу в случае успеха? – спросила она, пристально глядя на него.
– Я же тебе уже говорил: сумма остается прежней, а тебе причитается пятьдесят процентов. – Он снова рассмеялся. – Нравится мне твоя алчность! Но эта страсть тебя выгодно отличает от всех знакомых мне женщин.
Он притянул ее к себе и затушил сигарету. Она уперлась руками и спросила:
– Начинаем завтра?
– Да, да, – шептал он, и в его голосе снова слышалось вожделение.
– Хорошо, – ответила она и высвободилась из его объятий.
– Останься, – потянулся он рукой за ее ускользающим от него телом. – Еще разок.
– Не могу, – холодно ответила она, натягивая трусики. – Меня ждут.
В конце коридора они увидели странное сооружение, которое можно было сравнить со стенным шкафчиком радиоэлектронщика с многочисленными ящичками под полупроводники, только увеличенным в десятки раз. Эти многочисленные ящички занимали всю стену. Сооружение было сделано из металла, уже начинающего ржаветь.
– Это что? – шепотом спросил я у Чехова.
Тот не успел мне ответить, так как стоящий к нам спиной Пихтин проговорил:
– Это – стена урн. У нас как-то не прижилось, а в католических странах многих так и хоронят. Мне она досталась вместе с этим крематорием.
Он сделал несколько шагов к стене и стал медленно двигаться вдоль нее, дотрагиваясь пальцами до некоторых ящичков и бесшумно шевеля губами. Дошел до самого конца ряда и присел на корточки, склонив набок голову. Мы тоже медленно подошли и остановились в двух шагах от него.
– Вот здесь, – указал он на ящики.
После этого он повернулся к нам и выжидающе уставился на Чехова. Тот кашлянул и спросил:
– Значит, вы хотите сказать, что здесь хранится пепел тех несчастных, которых вам привезли?...
Заведующий медленно кивнул головой.
– Вот, Ладыгин, куда будут приходить родственники покойных. По-модному, по-европейски. А что, голубчик, кроме этого, ничего не осталось? Одежды там, обуви?
– В общем, на них было в основном казенное белье. В нем и жгли. Только у одного... Я одежду сжег, а то, что в карманах – оставил. Для родственников, если они объявятся.
Чехов оживился:
– Так-так-так! А что ж там в карманах было интересного?
– Да ничего интересного.
Пихтин пожал плечами и стал с усилием выдвигать один из ящиков стоящего тут же стола. Вытащил жестянку и вытряхнул ее содержимое на стол. Я разочарованно вздохнул: это были расческа и носовой платок. Чехов же довольно потирал руки:
– Предъявите, так сказать, предметы мужского туалета. Документы, деньги и ценные вещи храните в несгораемом шкафу. – Он снова коротко хохотнул, совершенно не обращая внимания на близость покоящихся здесь людей. – А знаете, Пихтин, я бы на месте ваших клиентов просто бы вас расстрелял из пистолета в упор. Что ж вы, негодяй, деньги с людей берете, а сами всяческие улики храните в коробке из-под печенья?
Пихтин промолчал.
– Ну, кому-то не повезло, – констатировал Чехов и засунул предметы в пакетик, запечатав его нажатием пальца.
После этого он пошел к выходу. Мы поспешили за ним.
Поднявшись наверх, Чехов повернулся к заведующему и сказал:
– В общем, так. Вы помогли следствию, и за это вам – большое спасибо. Пока – я повторяю, пока – мы вас арестовывать не будем. Однако вы должны дать мне подписку о невыезде. К тому же вы просто обязаны сообщать мне о каждом следующем посещении ваших сообщников. Причем немедленно!
После этого мы пожали руку поникшему Пихтину и с удовольствием вышли на морозный воздух.
Чехов немедленно закурил. Я последовал его примеру.
– Уфф, ну и местечко, – пробормотал Чехов, оглядываясь на темную громаду дымящего крематория. – Зато – качественный скачок!
Он потряс у моего носа пакетиками.
– Тебе, Ладыгин, кажется, вещественных доказательств не хватало? Теперь они у тебя есть. По этим предметам мы быстренько установим личность их владельца, не сомневайся.
Мы уселись в машину и поторопились уехать подальше от этого места. По дороге Чехов спросил:
– Я что-то в запале забыл о твоих делах спросить. Что нового у тебя?
– Карточку у меня свистнули.
– Во как. Значит, вещь на самом деле важная. Кто спер – твой Лямзин опять?
– Не поверишь – моя Инночка.
– Да-а? Вот эта твоя длинноногая помощница? Что, она тоже в деле?
– Да нет, ее Штейнберг завербовал. Только разведчица из нее хреновая – спалилась с первого раза.
– А у нее что за интерес? Денег ей пообещали?
– Нет. За всем этим делом кроется какая-то тайна. Шантаж.
– А-а, – понимающе закивал Чехов. – Тайная страсть и все такое...
– Не знаю, – ответил я, сквозь замороженное стекло глядя на приближающиеся огни города. – Радует только одно – карточку не получит и Лямзин.
– Как знать, как знать, – сказал Чехов, ловко перестраиваясь в центральный ряд. – Может быть, они заодно.
– Может быть, – согласился я. – Тогда не сносить мне моей буйной головы.
– Ну, это мы посмотрим, – возразил Чехов, громко сигналя наглецу, который пытался подрезать нас на повороте.
Дима же радушно улыбался в ответ на все потрепывания по щеке, похлопывания по плечу, угощения и презенты. Но в душе он ненавидел это место, в котором ему чудилась скрытая враждебность и какая-то грязь. Но он молчал и продолжал вытирать пыль и пылесосить ковры в служебных помещениях, не забывая поглядывать в документы, оставленные на столах рассеянным начальством.
До сей поры не было ничего интересного. Дима понимал, что терпение, молчаливое терпение, и только оно, может ему помочь дождаться своего часа. То, что этот час настанет, было не догадкой, а уверенностью.
Дядя Митяй и его сестра Антонина нормально отнеслись к тому, что Дима без всяческих объяснений остался жить в будке стрелочника. Он приносил домой свой заработок и практически полностью отдавал его на хозяйственные нужды. Зарплата была неплохая, и поэтому любые вопросы по поводу расходов на его содержание отпадали совершенно. Матвеич был доволен, что у него появилась какая-то компания. Он любил играть с Димой в шахматы, гонять его в деревню за самогоном и учить жизни, неизменно заканчивая одним и тем же:
– Эх, Митька! Не нюхал ты еще пороху!
Антонина тоже не была против, что у брата появился такой странный жилец. Только женское любопытство раздирало ей нутро и заставляло тайком наблюдать за каждым Диминым шагом – насколько это было возможно. Она точно знала, что здесь кроется какая-то тайна. Распаленное телевизионными сериалами воображение рисовало ей то принца инкогнито, то государственного преступника в подполье.
Иногда она осмеливалась завести разговор о его семье, его интересах, о его прошлом. Он в основном отмалчивался или отшучивался, и это только убедило ее, что с этим парнем что-то не так.
О своих опасениях Антонина поведала брату.
– Мало ли на свете злодеев, – закончила свою речь она. – Смотри, пристукнет он тебя и деньги заберет. Окажется, пригрели змею на груди.
Матвеич стукнул кулаком по столу и грозно сказал:
– Дура ты, баба! Деньги заберет! Нашла тоже богатея: какие же у меня деньги? Если только свою зарплату обратно отожмет – так то им заработанное. Фигня все это, Тоня! Мало ли что с человеком могло случиться, жизнь – штука такая... И с вопросами своими к нему больше не лезь – видно, неприятно парню.
Антонина обиженно промолчала, но Диму больше не допекала, а, наоборот, стала заботиться о нем с удвоенным усердием. Если не преступник – значит, бедолага. А если бедолага, то ее долг сделать его жизнь легче, насколько это в ее женских силах.
А Дима спрашивал себя: сколько еще ждать? Почему он еще ничего не знает? Сколько можно терпеть все это унижение, намывая полы, по которым ходит убийца его Наташки? Хотелось просто взять автомат и перестрелять всех, кто находится в «Шишке», к чертовой матери или же взорвать здание со всеми его многочисленными роскошными корпусами. Но ни автомата, ни бомбы у Димы не было. Да и были бы – разве он сможет? Все, что ему оставалось, – терпеть и ждать.
Он отдавал себе отчет в том, что его родители и родители Наташи уже с ума сошли от беспокойства. Но никому из них он вестей подавать не собирался. Не о чем, и нельзя.
Он постарался свести знакомство в санатории с «особами приближенными» – бухгалтершами, секретаршами и прочими необходимыми для каждого рабочего процесса лицами. К Диминому счастью, все они были особами женского пола. Они угощали симпатичного парня шоколадками и строили глазки, но при его появлении переворачивали бумаги и ставили компьютер на скрин-сервер. Задавать им конкретные вопросы он опасался.
Дима буквально сломал голову, придумывая, каким способом можно проникнуть в тайну санатория. Как обычно, помог случай.
Нравоучительный голос супруги был обычным аккомпанементом к утренним сборам на работу.
«И что ты будешь делать! – ругал себя Лямзин. – Каждый день она меня за эту дурацкую щетку пилит, а я все равно ее забываю». Он зло отпихнул ногой кота, на котором только и мог срывать злость в этом доме.
Супруга его между тем появилась в дверном проеме, загородив его.
– Завтрак сам разогреешь – я опаздываю, – безапелляционно заявила она, повернулась к зеркалу и стала стаскивать бигуди со своих жидких волос.
Степан Алексеевич ничего не возразил. Придется остаться без завтрака – он тоже опаздывал.
– Дина! – крикнул он в соседнюю комнату. – Выключай «Денди» и обувайся – мы уже уходим.
Дина что-то проныла в ответ, и пришлось дать ей подзатыльник для скорости. Надев пальто, Лямзин с неудовольствием обнаружил, что сигареты похищены старшим сыном, а остатки зарплаты – женой. Обычная история. Придется опять лезть в заначку – не с голоду же умирать!
Волоча хнычущую дочь к садику, Лямзин снова задумался о своей жизни. Как его угораздило до такого докатиться? И что с этим делать? В общем, мысли его текли по привычному руслу.
Только придя на работу, он смог напустить на себя обычную спесивость и важность. Хмуря брови, провел обычную утреннюю планерку, удовлетворенно отметив для себя, что подчиненные, как обычно, молчаливы и послушны. Это была его единственная отдушина.
После планерки решил пройтись по клинике, чтобы создать эффект собственной вездесущности. Первым человеком, которого он встретил на своем пути, была женщина – и женщина привлекательная. Лямзин, впрочем, давно перестал обращать внимание на женщин – тем более на молодых и привлекательных. В его положении это было бессмысленно. Но и ему показалось, что эта женщина – просто мечта любого мужчины. Но самым потрясающим было то, что она, улыбаясь, заговорила с ним.
Он медленно приподнялся на руках и встал. Минуту посидев на краю кровати, поднялся и расслабленной походкой пошел в туалет. Вскоре оттуда донеслось журчание. Она так и осталась лежать, запрокинув голову и раздвинув колени.
Вскоре он вернулся, лег рядом с ней и раскурил две сигареты. Одну он вставил ей между губ, другой затянулся.
– Ну, что, эротичка, понравилось тебе? – насмешливо спросил он, выдыхая дым и потягиваясь своим большим телом.
Она ничего не ответила и томно перевернулась на живот. Он стал гладить ее по шелковистой спине, а она сладко улыбалась ему в ответ. Потом она обняла его широкий торс и положила голову ему на живот.
– Милый, – мурлыкала она. – Ты такой большой... такой сильный... настоящий мужчина! Мне с тобой хорошо...
– Со мной? – смеялся он. – А как же твой возлюбленный анестезиолог? Ты, говорят, за него замуж выходишь?
– Ой, ну Сережа! Одно другому не мешает. К тому же нужно же мне иметь возможность родить. Ты же не хочешь воспитывать своего ребенка. – Она подняла глаза и заглянула ему в лицо снизу вверх.
– Зачем тебе ребенок? Родишь, станешь толстая, и твои замечательные грудки станут похожи на уши спаниеля. – Он, смеясь, похлопал ее по ягодицам. – К тому же вскоре ты станешь некрасивая, и я не смогу трахать тебя.
Его рука скользнула ей между ног. Она застонала и закрыла глаза.
– Милый, ты не хочешь посмотреть на своего отпрыска? Он будет такой красивый...
– Нет, не хочу. Давай мы тебя почистим, пока не поздно, давай? – ласково спросил он, продолжая ласкать ее тело.
– Как хочешь, – равнодушно сказала она, не открывая глаз.
Они немного помолчали.
– Ты подумала о моем предложении? – наконец спросил он.
– Подумала, – отозвалась она сонным голосом.
– Ну и?
– Знаешь, это даже прикольно. Во мне даже какой-то азарт проснулся – смогу я охмурить нашего мямлю или страх перед его мегерой совершенно лишил его мужских инстинктов? – Она приподнялась и стала закручивать свои длинные волосы на затылке.
Затем повернулась к своему партнеру, который полулежал на подушках и смотрел на нее сквозь прикрытые веки. Лицо ее вдруг приняло строгое и холодное выражение.
– Сколько денег ты хочешь просить у него и сколько я получу в случае успеха? – спросила она, пристально глядя на него.
– Я же тебе уже говорил: сумма остается прежней, а тебе причитается пятьдесят процентов. – Он снова рассмеялся. – Нравится мне твоя алчность! Но эта страсть тебя выгодно отличает от всех знакомых мне женщин.
Он притянул ее к себе и затушил сигарету. Она уперлась руками и спросила:
– Начинаем завтра?
– Да, да, – шептал он, и в его голосе снова слышалось вожделение.
– Хорошо, – ответила она и высвободилась из его объятий.
– Останься, – потянулся он рукой за ее ускользающим от него телом. – Еще разок.
– Не могу, – холодно ответила она, натягивая трусики. – Меня ждут.
* * *
Они спустились вслед за Пихтиным в подвал, на ходу перешептываясь. Говорить в полный голос почему-то не хотелось. В подвале было так же темно и мрачно, как и во всех остальных помещениях этого ужасного здания. Только эта мрачность усугублялась торжественностью момента. Если подобные моменты можно назвать торжественными.В конце коридора они увидели странное сооружение, которое можно было сравнить со стенным шкафчиком радиоэлектронщика с многочисленными ящичками под полупроводники, только увеличенным в десятки раз. Эти многочисленные ящички занимали всю стену. Сооружение было сделано из металла, уже начинающего ржаветь.
– Это что? – шепотом спросил я у Чехова.
Тот не успел мне ответить, так как стоящий к нам спиной Пихтин проговорил:
– Это – стена урн. У нас как-то не прижилось, а в католических странах многих так и хоронят. Мне она досталась вместе с этим крематорием.
Он сделал несколько шагов к стене и стал медленно двигаться вдоль нее, дотрагиваясь пальцами до некоторых ящичков и бесшумно шевеля губами. Дошел до самого конца ряда и присел на корточки, склонив набок голову. Мы тоже медленно подошли и остановились в двух шагах от него.
– Вот здесь, – указал он на ящики.
После этого он повернулся к нам и выжидающе уставился на Чехова. Тот кашлянул и спросил:
– Значит, вы хотите сказать, что здесь хранится пепел тех несчастных, которых вам привезли?...
Заведующий медленно кивнул головой.
– Вот, Ладыгин, куда будут приходить родственники покойных. По-модному, по-европейски. А что, голубчик, кроме этого, ничего не осталось? Одежды там, обуви?
– В общем, на них было в основном казенное белье. В нем и жгли. Только у одного... Я одежду сжег, а то, что в карманах – оставил. Для родственников, если они объявятся.
Чехов оживился:
– Так-так-так! А что ж там в карманах было интересного?
– Да ничего интересного.
Пихтин пожал плечами и стал с усилием выдвигать один из ящиков стоящего тут же стола. Вытащил жестянку и вытряхнул ее содержимое на стол. Я разочарованно вздохнул: это были расческа и носовой платок. Чехов же довольно потирал руки:
– Предъявите, так сказать, предметы мужского туалета. Документы, деньги и ценные вещи храните в несгораемом шкафу. – Он снова коротко хохотнул, совершенно не обращая внимания на близость покоящихся здесь людей. – А знаете, Пихтин, я бы на месте ваших клиентов просто бы вас расстрелял из пистолета в упор. Что ж вы, негодяй, деньги с людей берете, а сами всяческие улики храните в коробке из-под печенья?
Пихтин промолчал.
– Ну, кому-то не повезло, – констатировал Чехов и засунул предметы в пакетик, запечатав его нажатием пальца.
После этого он пошел к выходу. Мы поспешили за ним.
Поднявшись наверх, Чехов повернулся к заведующему и сказал:
– В общем, так. Вы помогли следствию, и за это вам – большое спасибо. Пока – я повторяю, пока – мы вас арестовывать не будем. Однако вы должны дать мне подписку о невыезде. К тому же вы просто обязаны сообщать мне о каждом следующем посещении ваших сообщников. Причем немедленно!
После этого мы пожали руку поникшему Пихтину и с удовольствием вышли на морозный воздух.
Чехов немедленно закурил. Я последовал его примеру.
– Уфф, ну и местечко, – пробормотал Чехов, оглядываясь на темную громаду дымящего крематория. – Зато – качественный скачок!
Он потряс у моего носа пакетиками.
– Тебе, Ладыгин, кажется, вещественных доказательств не хватало? Теперь они у тебя есть. По этим предметам мы быстренько установим личность их владельца, не сомневайся.
Мы уселись в машину и поторопились уехать подальше от этого места. По дороге Чехов спросил:
– Я что-то в запале забыл о твоих делах спросить. Что нового у тебя?
– Карточку у меня свистнули.
– Во как. Значит, вещь на самом деле важная. Кто спер – твой Лямзин опять?
– Не поверишь – моя Инночка.
– Да-а? Вот эта твоя длинноногая помощница? Что, она тоже в деле?
– Да нет, ее Штейнберг завербовал. Только разведчица из нее хреновая – спалилась с первого раза.
– А у нее что за интерес? Денег ей пообещали?
– Нет. За всем этим делом кроется какая-то тайна. Шантаж.
– А-а, – понимающе закивал Чехов. – Тайная страсть и все такое...
– Не знаю, – ответил я, сквозь замороженное стекло глядя на приближающиеся огни города. – Радует только одно – карточку не получит и Лямзин.
– Как знать, как знать, – сказал Чехов, ловко перестраиваясь в центральный ряд. – Может быть, они заодно.
– Может быть, – согласился я. – Тогда не сносить мне моей буйной головы.
– Ну, это мы посмотрим, – возразил Чехов, громко сигналя наглецу, который пытался подрезать нас на повороте.
* * *
Дима с большим удовольствием исполнял свои обязанности, и его рвению были рады все – от сестры-хозяйки до менеджера. Его симпатичное лицо было поводом для мечтаний всех молодых работниц санатория, и даже развращенные клиенты позволяли себе с ним некоторые вольности.Дима же радушно улыбался в ответ на все потрепывания по щеке, похлопывания по плечу, угощения и презенты. Но в душе он ненавидел это место, в котором ему чудилась скрытая враждебность и какая-то грязь. Но он молчал и продолжал вытирать пыль и пылесосить ковры в служебных помещениях, не забывая поглядывать в документы, оставленные на столах рассеянным начальством.
До сей поры не было ничего интересного. Дима понимал, что терпение, молчаливое терпение, и только оно, может ему помочь дождаться своего часа. То, что этот час настанет, было не догадкой, а уверенностью.
Дядя Митяй и его сестра Антонина нормально отнеслись к тому, что Дима без всяческих объяснений остался жить в будке стрелочника. Он приносил домой свой заработок и практически полностью отдавал его на хозяйственные нужды. Зарплата была неплохая, и поэтому любые вопросы по поводу расходов на его содержание отпадали совершенно. Матвеич был доволен, что у него появилась какая-то компания. Он любил играть с Димой в шахматы, гонять его в деревню за самогоном и учить жизни, неизменно заканчивая одним и тем же:
– Эх, Митька! Не нюхал ты еще пороху!
Антонина тоже не была против, что у брата появился такой странный жилец. Только женское любопытство раздирало ей нутро и заставляло тайком наблюдать за каждым Диминым шагом – насколько это было возможно. Она точно знала, что здесь кроется какая-то тайна. Распаленное телевизионными сериалами воображение рисовало ей то принца инкогнито, то государственного преступника в подполье.
Иногда она осмеливалась завести разговор о его семье, его интересах, о его прошлом. Он в основном отмалчивался или отшучивался, и это только убедило ее, что с этим парнем что-то не так.
О своих опасениях Антонина поведала брату.
– Мало ли на свете злодеев, – закончила свою речь она. – Смотри, пристукнет он тебя и деньги заберет. Окажется, пригрели змею на груди.
Матвеич стукнул кулаком по столу и грозно сказал:
– Дура ты, баба! Деньги заберет! Нашла тоже богатея: какие же у меня деньги? Если только свою зарплату обратно отожмет – так то им заработанное. Фигня все это, Тоня! Мало ли что с человеком могло случиться, жизнь – штука такая... И с вопросами своими к нему больше не лезь – видно, неприятно парню.
Антонина обиженно промолчала, но Диму больше не допекала, а, наоборот, стала заботиться о нем с удвоенным усердием. Если не преступник – значит, бедолага. А если бедолага, то ее долг сделать его жизнь легче, насколько это в ее женских силах.
А Дима спрашивал себя: сколько еще ждать? Почему он еще ничего не знает? Сколько можно терпеть все это унижение, намывая полы, по которым ходит убийца его Наташки? Хотелось просто взять автомат и перестрелять всех, кто находится в «Шишке», к чертовой матери или же взорвать здание со всеми его многочисленными роскошными корпусами. Но ни автомата, ни бомбы у Димы не было. Да и были бы – разве он сможет? Все, что ему оставалось, – терпеть и ждать.
Он отдавал себе отчет в том, что его родители и родители Наташи уже с ума сошли от беспокойства. Но никому из них он вестей подавать не собирался. Не о чем, и нельзя.
Он постарался свести знакомство в санатории с «особами приближенными» – бухгалтершами, секретаршами и прочими необходимыми для каждого рабочего процесса лицами. К Диминому счастью, все они были особами женского пола. Они угощали симпатичного парня шоколадками и строили глазки, но при его появлении переворачивали бумаги и ставили компьютер на скрин-сервер. Задавать им конкретные вопросы он опасался.
Дима буквально сломал голову, придумывая, каким способом можно проникнуть в тайну санатория. Как обычно, помог случай.
* * *
– Степа, сколько можно! Я тебя просила ставить зубную щетку в стакан, а не на край раковины!Нравоучительный голос супруги был обычным аккомпанементом к утренним сборам на работу.
«И что ты будешь делать! – ругал себя Лямзин. – Каждый день она меня за эту дурацкую щетку пилит, а я все равно ее забываю». Он зло отпихнул ногой кота, на котором только и мог срывать злость в этом доме.
Супруга его между тем появилась в дверном проеме, загородив его.
– Завтрак сам разогреешь – я опаздываю, – безапелляционно заявила она, повернулась к зеркалу и стала стаскивать бигуди со своих жидких волос.
Степан Алексеевич ничего не возразил. Придется остаться без завтрака – он тоже опаздывал.
– Дина! – крикнул он в соседнюю комнату. – Выключай «Денди» и обувайся – мы уже уходим.
Дина что-то проныла в ответ, и пришлось дать ей подзатыльник для скорости. Надев пальто, Лямзин с неудовольствием обнаружил, что сигареты похищены старшим сыном, а остатки зарплаты – женой. Обычная история. Придется опять лезть в заначку – не с голоду же умирать!
Волоча хнычущую дочь к садику, Лямзин снова задумался о своей жизни. Как его угораздило до такого докатиться? И что с этим делать? В общем, мысли его текли по привычному руслу.
Только придя на работу, он смог напустить на себя обычную спесивость и важность. Хмуря брови, провел обычную утреннюю планерку, удовлетворенно отметив для себя, что подчиненные, как обычно, молчаливы и послушны. Это была его единственная отдушина.
После планерки решил пройтись по клинике, чтобы создать эффект собственной вездесущности. Первым человеком, которого он встретил на своем пути, была женщина – и женщина привлекательная. Лямзин, впрочем, давно перестал обращать внимание на женщин – тем более на молодых и привлекательных. В его положении это было бессмысленно. Но и ему показалось, что эта женщина – просто мечта любого мужчины. Но самым потрясающим было то, что она, улыбаясь, заговорила с ним.