К Сергею Сергеевичу его пропустили сразу, но вскоре отец Василий понял, что пришел сюда напрасно.
   – Я правильно вас понимаю, Михаил Иванович, – как сговорившись с Козелковым, назвал его мирским именем эфэсбэшник, – что ваша знакомая, занимавшаяся проституцией, пропала?
   – Правильно, – убито кивнул головой отец Василий.
   – И вы подозреваете, что она убита, но доказательств у вас нет.
   – Совершенно верно.
   – И, чтобы получить доказательства, вы применили физическое насилие, мы не будем сейчас применять термин «пытки», к трем неизвестным гражданам, ни фамилий, ни места жительства которых не знаете. Верно?
   – Верно, – согласился отец Василий.
   – И я не ошибусь, если скажу, что вряд ли эти граждане, даже если мы их найдем, покажут на суде, что действовали по указанию гражданина Парфенова Александра Ивановича?
   – Похоже на то, – признал священник.
   Теперь он окончательно запутался, кто в Усть-Кудеяре главный бандит, гражданин Парфенов А. И. или он сам. Судя по тактике, избранной эфэсбэшником, выходило, что главный преступник все-таки – поп.
   Отец Василий терпеливо дослушал все, что счел необходимым сказать Сергей Сергеевич, и, в очередной раз отказавшись подписывать какие-либо бумаги, раскланялся. И когда он закрыл за собой тяжелую дубовую дверь, то понял, что закрыл ее навсегда. Эти ребята, все – от Вадима Николаевича Козелкова до юного лейтенантика ФСБ Саши Кулика – болели одной и той же болезнью. Они обожали себя и свое положение в обществе и страсть как не любили напрягаться во имя служебного долга.
   «Козлы!» – грязно ругнулся священник и побрел к своему «жигуленку».
   А к обеду в приходе появился проверяющий из патриархии. И это было уже чересчур, потому что отец Никодим въехал в бухгалтерские бумаги, как муравьед в термитник, и чувствовалось, что этот человек ко всему в мире относится с такой же упертостью и страстью.
   Отец Василий попытался было разместить отца Никодима у себя, благо в последнее время Вера приходила ночевать домой все реже – закрутился-таки у нее роман с Анзором. Но ревизор был холоден и непоколебим, как айсберг, потопивший «Титаник».
   – Спасибо, я в гостинице остановился, – только и сказал отец Никодим, не отрывая заинтересованных глаз от бухгалтерских документов. В патриархии знали, кого посылать.
 
* * *
 
   Жизнь отца Василия превратилась в сплошное напряженное ожидание. По бухгалтерской части больших проблем не возникло. Отец Никодим, хоть и выявил массу недочетов, а то и прямых ошибок, злого и своекорыстного умысла нигде не заподозрил. А вот секция самбо для местных пацанов, организованная при самом незначительном участии отца Василия, вызвала у ревизора самый живой и весьма недоброжелательный интерес.
   – Не желаете ли исповедоваться, отец Василий? – прямо намекнул он на то, что может лично принять покаяние у подверженного греху пропаганды физического насилия усть-кудеярского священника.
   – Я к духовному отцу своему на следующей неделе съезжу, – вежливо, но твердо отвел предложение отец Василий.
   – А-а, – вспомнил отец Никодим. – Это вы об отце Григории. Сколько ему, девяносто?
   – Девяносто три, – уточнил отец Василий.
   – Дал Бог здоровья, – то ли восхитился, то ли удивился отец Никодим.
   Но ревизия в храме – это было еще полбеды. Каждый Божий день отец Василий ждал визита нежданных гостей. Он даже купил Ольге и себе по сотовому телефону, переговорил с Анзором и приготовил в доме с десяток тайных оборонительных приспособлений. Но он сам же знал, что это не поможет – если захотят, отомстят. Они просто выбирают удобное время. И однажды это время пришло.
   Отец Василий выехал в город около пяти вечера; нужно было заехать в районную санэпидстанцию – в недавно отстроенном храме все-таки появились мыши. И наблюдение за собой он отметил сразу, почти автоматически. Старенькая потрепанная иномарка, кажется, «Фольксваген», вела его почти до самой площади. Там к нему присоединился «Опель». Но главное, когда возле последнего перед площадью перекрестка «Опель» неосторожно сократил дистанцию, отец Василий вгляделся в зеркальце заднего вида и узнал их всех. Это были те самые парни, что не так давно валялись внизу насыпи недалеко от шашлычной Анзора. Лица двоих еще были облеплены лейкопластырем, это было видно даже издалека, а вот третий уже выглядел поприличнее.
   Отец Василий достал из бардачка телефон и набрал домашний номер.
   – Оля?
   – Да.
   – Бери деньги и документы и быстро беги к Анзору. Ты поняла?
   – Что случилось?
   – Потом, Оленька, потом! Главное, как можно быстрее уходи из дома! Немедленно!
   – Хорошо, – Ольга не казалась испуганной, и это радовало – в ее положении это ни к чему.
   Дня четыре назад, сразу после той истории с Толяном, Анзор клятвенно пообещал отцу Василию, что в случае необходимости спрячет Ольгу у своей родни, и это было надежно. Кавказцы к проблемам родственников относятся серьезно.
   Теперь пришла пора для второй части плана.
   Священник набрал номер телефона Сергея Сергеевича Хохлова. Как сказал тогда Козелков? «Если что узнаете, звоните Хохлову. Мне сразу же передадут».
   «Ну держись, Парфен! – прошептал отец Василий. – Скоро ты забудешь про все, кроме спасения своей шкуры!»
   – Сергей Сергеевич? – спросил священник, когда в ФСБ подняли трубку.
   – Да, это я.
   – Отец Василий вас беспокоит.
   – Слушаю вас, – голос Хохлова был холоден и равнодушен. Чувствовалось, как великолепно умеет этот старый служака держать людей на дистанции.
   – Я знаю, где у Парфена перевалочная база, – отец Василий сделал паузу и услышал, как Сергей Сергеевич поперхнулся.
   – Ну и… – откликнулся тут же чекист. – Говорите, я слушаю. – Теперь он даже и не пытался скрыть свой интерес.
   – На новой заправке у строящейся стоянки возле поворота на Дубки.
   – Это точно? – голос Хохлова задрожал от напряжения.
   «На пенсию тебе пора, Сергей Сергеевич! – подумал отец Василий. – Отбегал свое!»
   – Да, это совершенно точно. Контейнеры сбрасывают в топливный бак. В какой именно, я не знаю. Точно это знала та девушка, о которой я вам говорил.
   Хохлов молчал.
   – Ну вы, наверное, помните, – беспощадно напомнил священник. – Вы еще не захотели проявлять к ней интерес.
   – Я помню, – тихо сказал Хохлов.
   – Мои переговоры могут прослушивать, поэтому поторопитесь, – сказал напоследок отец Василий и отключил телефон.
   «Ну вот, теперь начнется самое интересное! – усмехнулся он. – Посмотрим, у кого из нас шея крепче, господин Парфенов!» Отец Василий нахально подъехал к санэпидстанции, зашел в высокие рассохшиеся двери, а когда минут через сорок вышел, ни «Опеля», ни старого, потрепанного «Фольксвагена» уже не увидел.
   «Уже подействовало? – удивился он. – Надо же, как быстро!» Теперь следовало проверить, как дела у Ольги. Отец Василий несколько раз перезвонил домой из санэпидстанции, но трубку никто не брал. Это было хорошо.
   В считанные минуты он домчался до автостоянки и на медленной скорости проехал мимо шашлычной. Анзор стоял у ларька, но мангал был затушен. Именно это и было пусть примитивным, но понятным знаком – все в порядке, Ольга уехала.
   Отец Василий подъехал к своему дому, демонстративно развернулся во дворе и направил машину к храму – его ждала вечерняя служба. Он ехал и смеялся непрерывным нервическим смехом, его буквально трясло от пронизывающего все внутренности хохота. Потому что сам он не мог спрятаться ни на сутки. Храм не должен оставаться без священника, а значит, лично он будет мишенью, причем самой легкой мишенью, до самого конца.
   Когда отец Василий добрался до храма, передал машину под надзор сторожа и прошел в комнатенку бухгалтера, бедную женщину было не узнать.
   «Вот оно, – догадался священник. – Началось!»
   – Что случилось, Тамара Николаевна?
   – От-тец Ник-кодим! – еле выдавила она из себя.
   – Что отец Никодим? – растерялся он.
   – Отца Никодима забрали…
   В его голове промчалась длинная череда сложных, противоречивых образов: чекисты в черных кожаных почему-то турецких куртках с красными повязками на рукавах, «тройка» образца 1937 года, длинный эшелон…
   – Кто его забрал?! Куда забрал?!
   – Н-не знаю. П-пришли страшные т-такие, оз-зверелые… И сразу бить его н-начали!
   На женщину было страшно смотреть.
   – Он и с-сказать ничего не успел… а потом забрали.
   – Куда они поехали, видели?
   – Н-нет! – затрясла головой бухгалтерша.
   – В милицию звонили?
   – Н-нет! Я т-так испугалась!
   Отец Василий тут же набрал номер телефона Сергея Сергеевича, но трубку никто не брал. «Так, – подумал он. – Закрутилась машина! И что делать?» Тогда он позвонил на «09», узнал номер дежурной части и тут же перезвонил.
   «Дежурка» тоже откликнулась не сразу, но, когда он все-таки дозвонился, к сообщению отнеслись очень серьезно.
   – Вы знаете, батюшка, – сказал немолодой, с «трещинкой» голос. – Хохлов сейчас на срочном выезде, но мы ему обязательно сообщим.
   – И сами займитесь! – попросил священник. – Дело жизни и смерти!
   – Это мы понимаем, – серьезно заверил дежурный. – Я пришлю к вам человека.
   – Вы не ко мне человека пришлите! – заорал священник. – Вы к Парфенову своих людей пришлите!
   – Наши люди уже там, – после некоторого колебания открыл служебную тайну офицер. – Так что вы не беспокойтесь, мы делаем все возможное.
   «Наконец-то!» – горько подумал отец Василий.
   Некоторое время отец Василий метался по двору храма, шепча отчаянные молитвы, но ничего не помогало. Он не понимал, зачем Парфену отец Никодим. В заложники взял? Для шантажа? Или, может быть, решил, что тот что-то знает? И тут его «пробило».
   Это было очень неприятное объяснение, но оно было абсолютно логично, а главное, вполне вписывалось в тот сумасшедший дом, который творился вокруг отца Василия в последнее время. Отца Никодима «забрали» по ошибке.
   Видимо, Парфен не хотел светить своих местных людей, он вообще все основные операции предпочтитал проводить чужими руками. Так и появлялись в Усть-Кудеяре жуткие слухи про «чеченский», «азербайджанский» след и прочая, и прочая… А чужаки в лицо отца Василия могли и не знать. В рясе? С бородой? Значит, наш! Бери его, пацаны!
   Священник ходил вдоль изгороди еще минут пятнадцать и уже почти успокоился, когда под рясой зазвонил мобильник.
   – Отец Василий? – вкрадчиво поинтересовался неведомый собеседник.
   – Да, слушаю! Это я! – заорал священник.
   – Слушай меня внимательно, поп, – жестко распорядился звонивший. – Хочешь, чтобы он жил, придешь. Запоминай, куда.
 
* * *
 
   Встреча была назначена в том самом месте, куда священника привозили еще тогда, в первый раз, – в будке из силикатного кирпича, одиноко стоящей среди обширных кукурузных полей.
   Отца Василия специально предупредили, чтобы он не дергался, и священник долго метался, не в силах сделать правильный выбор. С одной стороны, он, как никто другой, знал – лучше всего, когда освобождением заложника занимаются профессионалы. Но так же хорошо он понимал и другое – в Усть-Кудеяре профессионалов необходимого уровня просто нет. И самым ярким тому подтверждением была эта дурацкая слежка за ним. Лейтенанта Кулика священник вычислил буквально с первых минут наружнего наблюдения. Это говорило о многом, но прежде всего означало, что либо освобождением отца Никодима займутся «специалисты», подобные тому же лейтенанту Кулику, либо придется ждать подкрепления из области. Оба варианта принять было никак нельзя.
   В конце концов отец Василий глянул на часы и понял, что отпущенные ему минуты на размышление вышли и теперь придется выполнять требования Парфена. Он вздохнул и направился к своей машине.
   Как приказал звонивший, он проехал по поселку так, чтобы миновать злосчастный поворот на Дубки стороной. Там сейчас наверняка орудовали ребята из ФСБ, и, реши он заехать к ним, об этом тут же узнает Парфен – это было очевидно.
   Он выехал на трассу далеко за чертой поселка и погнал машину вперед, сквозь бескрайние разуваевские поля.
   Многомудрый разуваевский председатель, вопреки всем прогнозам посеявший таки в этом году кукурузу, не ошибся. Еще недавно едва достигавшая пояса, теперь кукурузка поднялась в человеческий рост. И тем не менее подъехать к будке незамеченным было сложно. Приподнятая над полями, пролегающая в паре километров от будки трасса была прекрасно видна отовсюду. Парфен знал, что делал, лучшей защиты, чем огромные пространства полей, и придумать было нельзя.
   Внезапно отец Василий поймал себя на странном ощущении: впервые за много дней он не испытывал страха. Он боялся все это время; боялся за жену; боялся за себя; боялся за будущее Усть-Кудеяра… Но теперь все изменилось. Он ехал к самому опасному человеку в округе, но давно уже не чувствовал себя таким спокойным и уверенным.
   Пока было неизвестно, как сложится судьба отца Никодима и его собственная, – здесь только на Господа и можно было уповать… но дело было даже не в его вере в назначенный Свыше срок; просто впервые за много дней непрогнозируемые закулисные игры сменились лобовой встречей противостоящих сторон. И это, как ни странно, его успокаивало, может быть, потому, что напоминало прежние времена, когда вообще все было ясно и просто.
   Отец Василий миновал рощицу, в которой повязал бандитов в прошлый раз, два поворота направо, а затем увидел, как неподалеку от одной из опор ЛЭП что-то сверкнуло. Он вгляделся и понял, что это, скорее всего, стекло одной из парфеновских автомашин, потому что рядом отчетливо виднелась та самая будка. Священник трижды перекрестился и съехал с трассы на убегающую в поле грунтовку.
 
* * *
 
   Вскоре он уже подъезжал к будке. Рядом с ней, по-хозяйски примяв кукурузные заросли, стояли четыре автомашины, а возле машин стояли и сидели «добры молодцы» гоподина Парфенова. Отец Василий аккуратно притулил свои «Жигули» с краю вытоптанной и накатанной «поляны», заглушил двигатель и вышел.
   – Бог в помощь! – услышал он издевательские интонации Парфена.
   – Спасибо на добром слове, – обернулся он, ища глазами зачинщика всего этого действа.
   Парфен сидел, свесив ноги из салона огромного, как четырехспальная кровать, «Понтиака» шестидесятых, наверное, годов. Бандит курил и казался спокойным и безмятежным.
   «Все правильно, – подумал священник. – Если бы ты не умел владеть собой, вряд ли бы до таких высот добрался…»
   – Ну вот ты и попал, – мягко улыбнулся Парфен. – На всю катушку…
   – Что с отцом Никодимом? – спросил священник.
   – Да здесь он, твой Никодим, – усмехнулся Парфен. – На том же крюке, что и ты когда-то, болтается.
   – Я бы хотел его видеть.
   – Сходи посмотри, – равнодушно пожал плечами Парфен.
   Отец Василий направился в сторону будки, чувствуя, как буквально пронзают его недобрые взгляды со всех сторон, так, словно он шел сквозь строй. Когда он вошел, внутри было темно и пусто, лишь один из людей Парфенова сидел все на том же овощном ящике, на котором пару недель назад сидел Тихон.
   Парфен не лгал, отец Никодим висел на том же крюке, что и некогда он, и его глаза были безумны.
   – Отец Василий! – простонал он. – Скажи своим добрым прихожанам, чтобы проявили милость к скромному служителю церкви… во имя Господа нашего Иисуса Христа!
   – Хорошо, отец Никодим, – кивнул ему отец Василий, подошел и, обхватив большое, грузное тело, приподнял и осторожно снял отца Никодима с крюка.
   – Ты что делаешь, поп?! – запоздало возмутился не ожидавший такого самоуправства охранник.
   – Все нормально, сын мой, – заверил его отец Василий. – Александр Иванович не против…
   – А это еще как сказать! – раздался холодный резкий голос.
   Отец Василий обернулся. В дверях стоял сам Александр Иванович Парфенов, вот только теперь он не выглядел ни добрым, ни умиротворенным.
   – Чего вы хотите? Неужели крови?
   – Хорошая мысль, – кивнул Парфен.
   – У вас теперь есть я. Зачем вам ни в чем не повинный священнослужитель?
   Парфен дернул щекой.
   – Ты знаешь, сучара, сколько моих людей за этот груз полегло?
   – Не знаю, Александр Иванович, – покачал головой отец Василий. – Но вряд ли страдания этого человека вокресят хотя бы одного из них.
   – Ах, ну да, ты же весь наквозь правильный! – вскинулся Парфен. – Ты же со злом борешься…
   – Иногда приходится, – признал священник.
   – Поэтому и груз мой Козелкову отдал? – поднял бровь бандит.
   – Твоим грузом ФСБ занимается, а не Козелков, – напомнил отец Василий.
   – А то я, такой несмышленый, не видел, чьи люди сейчас на моей заправке орудуют!
   Отец Василий смутился. На заправке сейчас должен орудовать Сергей Сергеевич со своим отделом, ну, может быть, еще кто-то из сопредельных служб… Даже если кто-то из них и помогал министру, это вовсе не значит, что все они его люди. Но уверенность Парфена его озадачила.
   – Я ничего не понимаю! – заплакал сзади отец Никодим. – Во что вы ввязались, отец Василий?! При чем здесь ФСБ?! Кто эти люди?! Почему они меня сюда привезли?!
   – Веселиться! – рассмеялся Парфен.
   И от этого его странного смеха у отца Василия по спине поползли мурашки. Его лично он не боялся, но здесь, вдали от людей, в окружении бесконечноно преданной ему своры, Парфен мог слишком легко забыть, что он еще и человек. А все шло к тому.
   – Хватит, Александр Иванович, – пересилил себя отец Василий. – Это не смешно!
   – Для тебя, сука, не смешно, только для тебя!
   – Для вас, по-моему, тоже…
   Кто-то из свиты притащил своему боссу складной стульчик, и Парфен присел.
   – Слушай меня, ментяра, – тихо сказал он. – Ответишь на мои вопросы, умрешь быстро, не ответишь – пеняй на себя.
   Отец Василий слушал, инстинктивно оценивая возможности для побега. Но таковых попросту не имелось.
   – Я слушаю вас, Александр Иванович, – как можно смиреннее сказал он. Воцарилась мертвая тишина. Свора не смела вставлять свои реплики, а вожак пока молчал, и молчал долго… нестерпимо долго.
   – Вопрос первый, – наконец начал он. – Кто тебя навел на заправку?
   – Ваши люди и навели, – пожал плечами священник. – Кто же еще…
   – Имена!
   – Я не знаю имен, – развел руками отец Василий. – Но когда они убили ни в чем не повинную девочку только за то, что она была рядом с этой заправкой, для меня все стало ясно. Вы сами себя сдали и сами на себя навели – злобой своей неуемной…
   Парфен проглотил слюну.
   – Я понял. Вопрос второй: что Козелков собирается делать дальше?
   – А мне почем знать? – пожал плечами отец Василий. – Я ему не служу.
   – А кому ты служишь?
   – Ваши люди уже задавали мне этот вопрос. И я им ответил. Я служу Господу нашему Иисусу Христу. Больше никому.
   – Кому ты хочешь лапшу повесить, а? – с издевкой спросил Парфен. – Да в тебе ментовская, легавая порода за версту видна! Старушкам своим рассказывай про Христа! А я тебя насквозь вижу, ментяра поганый! Ладно, хватит, – неожиданно как-то устало махнул он рукой.
   – Я не мент, – покачал головой священник. – Я знаю, что не смогу вам этого доказать, но это так. И, кстати, никто из ваших людей этого пока не доказал.
   – Здесь не суд, а я не прокурор, – еще более усталым, отстраненным голосом сказал Парфен. – Я тебе ничего доказывать не буду. Но кое-что тебе перед смертью скажу…
   Отец Василий превратился в слух.
   – Ничего у вас не выйдет, – покачал головой бандит. – Ни у Козелкова, ни у твоего начальства. Ни мне, ни моим людям ничего пришить не удастся.
   – Верю, – кивнул головой священник. Он знал, что чаще всего так и бывает. Берут мелочь, а крупная рыба остается плавать на воле.
   – Но меня, блин, пробивает одно… На какой хрен вы им служите? Бабок вы получаете разве что на сигареты, сдают вас по-черному, причем свои же и сдают. Зачем вам это надо?
   – Знаете, Александр Иванович, я не жду, что вы в одночасье прозреете и покаетесь перед Господом, – усмехнулся отец Василий. – Поэтому мне от вас нужно одно – чтобы вы перестали травить народ.
   – И все?! – удивился Парфен.
   – И все.
   – Без балды?
   – Я говорю абсолютно честно.
   – Ну ты дурак, святой отец! – засмеялся Парфен. – Много дураков видел, но такого даже среди ментов не часто встретишь! Ты что думаешь, у меня нормальные люди эту отраву берут? Что тебе с этих наркоманов? Они же все конченые!
   – Они не всегда были такими…
   – Никак ты хочешь, чтобы все они вошли в это твое, как его, царствие небесное?! – рассмеялся Парфен. – Не будет этого! И не надейся.
   – А я все-таки надеюсь.
   – Напрасно. Ты, может, и войдешь, причем прямо сейчас, а они… отрекись от них, святой отец. Пустое это дело, особенно перед смертью. Вон посмотри на своего дружка, – кивнул Парфен. – Видишь, молится, как и полагается вашему брату.
   – Вы бы отпустили его, Александр Иванович, – попросил отец Василий.
   – Ты о себе бы подсуетился. Что из себя защитника обиженных строишь?
   – Он мой гость. Я не могу допустить…
   – Ты уже допустил, поп, – усмехнулся Парфен. – Поздно по врачам ходить, когда яйца отвалились. Одним попом больше, одним меньше, мне разницы нет. Другому я, может, и сделал бы скидку… Но не тебе.
   Отец Василий искоса глянул на отца Никодима. Ревизор стоял ни жив ни мертв, и только губы его беспрестанно шевелились, перебирая слова какой-то молитвы. Как бы то ни было, Никодима нужно было вытаскивать отсюда любым способом, и отец Василий уже знал каким. Он понимал, что прямо сейчас на долгие месяцы, если не годы, вперед предрешит судьбу своего родного Усть-Кудеяра, но не попытаться что-либо сделать было еще хуже.
   – Слушай меня, Парфен, – совсем с другой интонацией, сразу перейдя на «ты» и гораздо жестче произнес он. – Хочешь и убыток себе скомпенсировать, и Козелкова нехило прокатить?
   – Нормальный ход, святой отец! – оценив инициативу священника, загоготал Парфенов.
   – Это реально.
   Парфен оглядел свиту. Братва, как по команде, сдержанно хохотнула вслед боссу.
   – Отпусти Никодима, а я помогу тебе это провернуть, – предложил отец Василий.
   – А ты хитрый, ментяра! – восхитился Парфен. – Ну-ка, ну-ка, расскажи.
   – Я тебе сдам базу Козелкова, – прямо глядя Парфену в глаза, сказал отец Василий. – И ты возьмешь все, что там лежит, а там много…
   Парфенов сузил глаза.
   – Сейчас, пока они занимаются твоим товаром и охрана ослаблена, твои люди без хлопот возьмут его товар. Весь, без остатка.
   Отец Василий говорил и говорил, понимая, что теперь единственный шанс изменить судьбу – перевести все в другую плоскость.
   – Товар у Козелкова лучше твоего, ты это и сам знаешь, – вдохновенно импровизировал он. – Да и лежит там, по моим предположением, раза в полтора-два больше, чем у тебя взяли. Ну как, идет?
   Снова воцарилась мертвая тишина. Парфен смотрел на священника и не говорил ни слова. Он явно не ожидал ничего подобного.
   – Что ж ты своего хозяина сдаешь? – выдавил он наконец.
   – Козелков мне не хозяин, я тебе уже говорил, но ты не поверил, – охотно откликнулся отец Василий. – Но место, где лежит его товар, я знаю.
   – Значит, так? – Парфен все еще не мог прийти в себя. Он не знал, что это – невиданная удача или какая-то хитрая подстава.
   – Отпусти отца Никодима, а я тебе покажу место, – завершил отец Василий.
   – А про себя чего молчишь? – внезапно встревожился Парфен. – Или тебя твоя жизнь уже не интересует?
   Отец Василий вздохнул.
   – Давай сделаем так, – прищурился он. – Если ты возьмешь больше, чем потерял, я ухожу. А если меньше, поступай, как знаешь.
   Отец Василий даже сам не поверил, что сказал это. Он давно уже ничего не ставил на кон, а тем более свою, дарованную Господом, жизнь. Но слово было сказано.
   – Где она? – только и спросил Парфен.
   – На островах, придется на лодках добираться. А точное место я там и покажу, все равно тем, кто не знает, не найти.
   Парфен снова задумался. На его месте отец Василий рисковать бы не стал, но, надо признать, оказаться на парфеновском месте мог только сам Парфен – кто знает, может, он все свои деньги в эту наркоту вбухал?
   – Едем, – встал со своего стула Парфен.
   – Только отца Никодима у храма высади, – попросил отец Василий.
   – А он будет молчать?
   – Буду, Александр Иванович! Буду! – отчаянно затряс бородой ревизор. – Я вам обещаю, что никому…
   – Он не успеет помешать, – пояснил отец Василий. – Если время терять не будем, никто не сможет помешать.
   Парфен задумался и кивнул:
   – По машинам! – скомандовал он молчаливо стоящей братве. – Этих попов – со мной!
 
* * *
 
   Когда они вышли из будки, солнце уже клонилось к горизонту, и отец Василий подумал, что это ему на руку. Там, на островах, они будут уже к вечеру, и тогда побег становился уже менее невозможным. Хотя все было непросто. Оперативность, с которой парфеновская братва попрыгала в машины, а вся колонна вернулась на трассу, впечатляла. Чувствовалось, что за такой слаженностью должны стоять или годы тренировок, или недюжинная воля руководителя.
   Отец Василий понимал, что Парфен наверняка имеет какие-то свои расчеты и вряд ли все пройдет без проблем. Так оно и вышло. Ни у храма, ни у какого другого места отца Никодима не высадили, а в ответ на недоуменное напоминание отца Василия Парфен даже не обернулся.
   – Здесь я рулю, – выдавил бандит сквозь зубы. И это была чистая правда.
   Время от времени Парфену звонили, но о чем ему сообщали, можно было только догадываться. Отвечал бандит односложно – или «да», или «нет».