Страница:
– Серьезно?
– Вполне. У меня остался неиспользованный отпуск. У детей каникулы. Мне всегда хотелось увидеть Аламо. Ты-то его видел?
– Нет.
– Живешь в Сан-Антонио и ни разу не видел Аламо?
Маршалл пожал плечами.
– Нет. Только проезжал мимо. Есть же жители Нью-Йорка, никогда не поднимавшиеся на Эмпайр-Стейт-Билдинг! – Он усмехнулся: – Так что ты сам мне покажешь, когда приедешь.
– Ладно.
– Я знаю, там прекрасные хот-доги.
– Да?
– Совсем рядом с Аламо. Хот-доги длиной в милю с ароматным луком. Никогда не ел вкуснее.
– Угощение за мной.
– Не оставят же они меня на полгода, а?
– Не знаю. Не забывай, что ты раскрылся. Теперь за тобой будут охотиться.
– Ну и, что? – Маршалл пожал плечами. – Это нелепо, Ронейн. Отдаешь всю жизнь управлению, даже готов умереть за него, и вдруг тебя выбрасывают, отсылают домой и велят не звонить, мол, когда понадобишься, сами вызовем.
– Ну, мало ли что за это время может произойти.
– Я хотел бы еще раз побыть в деле, перед тем как меня отправят гулять.
– Это не в моей власти. Меня вынуждают умыть руки.
– Ты, бля, прямо как Понтий Пилат.
– Его-то по крайней мере отправили домой к жене, к детям.
– Только один раз. Мне бы хотелось сделать что-нибудь... стоящее.
– То есть?
– Просто нечто значительное. Что оправдало бы мое существование, придало бы смысл всей моей работе.
Бостон
Массачусетс
Тони Куигли, сорока трех лет, был одним из крупнейших ирландских предпринимателей. Созданная им империя включала прессу, телевидение и недвижимость. Он был столпом истеблишмента, и у него хватало благоразумия не лезть в политику у себя на родине. Обычно из таких людей выходят премьер-министры.
Беда заключалась в том, что Тони Марли Куигли был мертв.
Его обнаружили в машине в два часа ночи в одном из переулков Бостона" с пулевым отверстием в черепе. Сидящая рядом жена в вечернем наряде из Парижа стоимостью 30 000 долларов тоже была застрелена. На заднем сиденье лежал убитый ударом ножа в шею его деловой партнер. Все трое возвращались в гостиницу после вечеринки. Куигли верил в то, что он сам вершит свою судьбу, и никогда не держал шофера.
После обыска полиция установила пропажу драгоценностей, кошельков и бумажников. Радиоприемник, магнитофон и телефон были вырваны из панели. Естественно, полиция предположила, что Куигли заблудился и попал в район, пользующийся дурной репутацией. Это был очевидный случай грабежа с насилием, и по просьбе Главной квартиры Куигли в Дублине тела были переданы в известное бостонское похоронное бюро для последующей отправки в Ирландию.
После того как все было готово, пулевые и ножевые ранения скрыли с помощью грима, тела запечатали в гробы и отвезли в аэропорт Лоуген. Там они были погружены в собственный реактивный самолет Куигли – «Гольфстрим G 4» и переправлены через Атлантику. Никто не удивился большому количеству багажа в тридцать пять мест. Все знали, что Куигли всегда путешествовали с шиком.
На таможне в Дублине задержек почти не было. Гробы вскрыли, бегло осмотрели, снова запечатали и отправили в похоронное бюро в центре Дублина. Таможенники были гораздо больше озабочены тем, чтобы произвести хорошее впечатление на съемочную группу, приехавшую снять печальное возвращение Куигли, и постарались не создавать бюрократических барьеров.
Как только двери похоронного бюро захлопнулись, двое сотрудников вскрыли гробы, опытными движениями вспороли покойников и освободили их от 400 килограммов кокаина, спрятанного в их телах. Затем из багажа, сопровождающего гробы, извлекли еще 600 килограммов. Один из чемоданов содержал 10 миллионов долларов в крупных купюрах.
Затем тела спихнули родственникам, друзьям и доброжелателям, чтобы те воздали покойным последние почести. По ирландской традиции, это должны быть пышные похороны, которые надолго запомнятся.
Куигли и их деловой партнер обрели покой на глубине шести футов под землей, а кокаин и деньги исчезли в подполье, готовые к новому этапу своего зловещего путешествия.
Сан-Антонио
Техас
Девушка отыскала дом без труда.
Дом оказался точно таким, как он описывал и как она себе представляла, – белого цвета, двухэтажный, с деревянным каркасом и с небольшими окнами. Такой же, как и остальные дома вдоль Милитари-Трейл, только без признаков семейной жизни – без детских игрушек на газоне или баскетбольного кольца над гаражом. Этот дом затворника как бы предлагал прохожим обходить его стороной. Проходя мимо стоящего на подъездной дорожке «форда-гранады» модели 1988 года, она почувствовала прилив вожделения.
«Ах, будь ты неладен, Маршалл! Только с тобой я получала настоящее удовлетворение». Она попыталась овладеть собой. Ей поручено серьезное задание, которое не имеет никакого отношения к ее чувствам. Поставив чемодан, она постучала в дверь.
Он открыл сразу, в глазах его стояло недовольство. Должно быть, увидел такси и наблюдал, как она мучается с чемоданом.
– Что ты здесь делаешь? – Он был холоден. Да она иного и не ожидала.
– Мне нужно повидаться с тобой.
– Я надеялся, мы расстались навсегда.
Она не обращала внимания на его грубость.
– Я не уйду.
– Да я и не гоню. Ты заплатила за такси?
– Нет. Я не знала, дома ли ты.
– Заходи, – вздохнул он. А сам пошел и расплатился с таксистом. Вернувшись, он застал ее в гостиной. Именно такой она себе и представляла эту комнату – простая, неуклюжая мебель, на стенах картины со сценами из ковбойской жизни. Ее удивило обилие книг. Будто в библиотеке. Она успела прочитать некоторые названия. Книги были очень разные – от биографий Мерилин Монро и президента Трумэна до полных собраний сочинений Стивена Кинга и Джека Керуака.
– Как ты узнала, что я дома? – спросил он.
– Позвонила в Вашингтон. Сказали, ты в отпуске. Я помню твой номер телефона, поэтому... Это я звонила вчера вечером и положила трубку.
– Как ты сюда попала?
– Приехала по делу.
– Не знал, что у полиции Манчестера появились дела в Техасе. А почему ко мне? Разве тебе не могли оплатить гостиницу?
– Мне хотелось побыть у тебя.
– Я уже хлебнул с тобой в Куантико.
– Я была не права.
– Мягко сказано. Ты – прирожденная стерва.
– Ты единственный, с кем мне было по-настоящему хорошо. – Ее слова звучали нежно и соблазняюще. – Единственный, кому я открылась.
– Да ладно тебе... – выругался Маршалл.
Он подошел к детективу полиции Манчестера Джилл Каплз, схватил ее на руки и понес в спальню. Обняв его за шею, она уткнулась лицом в его плечо.
Будто ничего и не изменилось с тех пор. Они не помнили, как разделись, как оказались в неразобранной постели.
Не было ни предвкушения, ни восхитительной прелюдии, которые они так любили. Поначалу возникло было некоторое стеснение, но под напором нетерпения и голодной страсти оно быстро исчезло.
Положив ее на себя, он поцеловал ее, глубоко проникая языком ей в рот. Это привело его в трепет: словно первый поцелуй мальчишеской любви, когда все обрывается внутри и мир сразу предстает в ином свете. Ощутил ее дрожь и понял, что искра уже зажгла пламя. Теряя рассудок от ее возбуждающих влажных поцелуев, он легким движением колена раздвинул ей бедра, она с готовностью подчинилась.
Он почувствовал влажность сквозь ее мягкий пушок и, твердый и беспощадный, легко проскользнул внутрь. С наслаждением слушая ее вздохи, он выгнул спину, дав ей полную возможность ощутить все то, что в нее вошло.
Боже, он уже и забыл, как нежен и приветлив ее тоннель любви, как гибко ее тело. От жара, казалось, они растворяются друг в друге, превращаясь в единое целое. Хорошо, что перед этим, желая насладиться полуденным бризом, он не включил кондиционер.
Вскоре он попытался перевернуть ее и положить на спину, но так, чтобы при этом не потерять контакта. Однако, несмотря на отчаянные усилия, попытка не увенчалась успехом.
– У тебя это никогда не получалось, – усмехнулась она. Ее улыбка говорила, что она любит его и счастлива быть вместе с ним.
Он улыбнулся и снова вошел в нее. Крепко обняв ее влажное от любви тело, он навалился на нее всем своим весом. Прежде, опасаясь раздавить ее, он старался быть осторожным, однако она дала понять, что, желая разделить его удовольствие, она хочет ощущать на себе всю его тяжесть. Двигаясь внутри ее, он нежно зондировал каждую точку, а она, слегка сжимая его мышцами, старалась удержать его в каком-то одном месте. Это была так любимая ими ласковая игра, мгновения полной близости, в это время они неотрывно смотрели друг другу в глаза и верили, что заглядывают друг другу в душу.
– Я хочу взять твою боль, – сказала она, напоминая ему о причиненных страданиях.
Он покачал головой, желая забыть то, что было, желая только того, что есть сейчас. Он сжал ее крепче и, не отводя от ее лица взгляда, полного любви, стал двигаться, проникая еще глубже.
Затем он приподнялся на локтях.
– Нет, – потребовала она, пытаясь снова уложить его на себя.
Он обнял ее ноги и, положив их себе на плечи, сел на нее верхом, его толчки стали более сильными и неистовыми.
Она громко застонала, почти закричала, отпустив его шею, обхватила его мускулистые бедра, стала нежно поглаживать и сжимать, чувствуя их мощь. Прежде, думая о нем, она часто их вспоминала. Только у него были такие бедра, крепкие, твердые как камень, и заключенная в них сила предназначалась для того, чтобы любить ее.
– Я люблю твои бедра, – сказала она. – Твердые-твердые, такие же твердые, как твой член. Возьми меня, оттрахай меня так, как это можешь только ты.
Грубость ее слов разбила его нежность и вновь разбудила мучительную ревность. Он вдруг представил ее с другими, в различных похотливых позах, стонущую, кричащую, желающую, чтобы ее имели со страстью, которой, он чувствовал, ему никогда не достичь. Двигаясь на ней, входя медленно, глубоко и осторожно, словно каждая ее жилка испускала электрический разряд, он видел, как она извивается под теми похотливыми, эгоистичными мужчинами, которых интересовало только ее тело, а кончив, они подотрутся и пойдут домой, в свои постели. Он ненавидел тот секс без любви, которым они ее пользовали, но самое неприятное – она сама этого жаждала.
Почему он полюбил ее? Зачем из-за нее так страдает? Неужели она не понимает?
– Я люблю тебя. – Она крепко обняла его.
Его отчаянное неистовство возросло. Он знал, что она лжет, и вновь представил ее в объятиях других. Он ненавидел ее за те муки, которые она ему причиняла.
– Я люблю тебя навсегда. – Ее слова были откровением для них обоих, и сейчас, в эти незабываемые мгновения, они в это верили. Она освободила ноги из его захвата и скрестила их у него за спиной, замкнув его в себе.
– Не останавливайся, – услышал он ее мольбу. – Только не останавливайся.
– Я люблю тебя, Джилл Бам, – услышал он свой голос, произнесший имя, которым он ее когда-то наградил – Вредина Джилл. – Люблю навсегда.
– Не останавливайся! Умоляю! Никогда не останавливайся!
Толкая сильнее и сильнее, он закрыл глаза. Сука. Сука. Лгунья. Лгунья. Затем ненависть и обида разлетелись во взрыве. Пришедший из ниоткуда, этот внезапный мощный разряд любви, страсти и жизни пронзает тело и уносит в совершенно другой мир, мир, который никогда не хочется покидать. Извиваясь в судорогах, она вместе с ним достигла момента истинного счастья, когда, кажется, умираешь от величайшей страсти, но потом начинается постепенное возрождение.
Переведя дыхание, он перекатился на спину. Она пододвинулась и, прислонившись задом к его бедру, осталась лежать полуотвернувшись. Ее щеки были холодные. Он помнил, что они всегда бывали холодными, даже после очень жарких ночей. Ни у кого не было таких щек.
– Почему ты не отвечала на мои звонки? – спросил Маршалл, когда его дыхание немного выровнялось. Он много раз звонил ей домой, оставляя то гневные, то полные любви послания. – Мне осточертел твой автоответчик.
– Я не могла этого вынести. Ты был слишком навязчив.
– Я не виноват, что влюбился в тебя. Ты могла бы позвонить.
– Зачем? Чтобы ты мне снова закатил скандал? Мне нужна свобода.
– Все равно могла бы позвонить. Хотя бы раз. – Он терпеть не мог своей навязчивости, почти физически ощущал на себе ее щупальца. Свобода. Пойти напиться, а потом потрахаться с любым, кто пристанет. Черт возьми, он должен остановиться, пока не вытолкал ее снова.
– Я не хотела провести остаток своей жизни, сожалея о том, что могло бы быть, да не случилось.
– О чем ты? – Он был удивлен ее словами.
– Я люблю тебя. Но с меня хватит. Своей ревностью ты извел нас обоих.
– Хотя бы один звонок. Просто ради приличия. – Теперь он еще и захныкал. Ну почему он не может принимать ее такой, какая она есть?
– Ты никогда не верил в нас. В то, что мы можем быть счастливы. Ты единственный, с кем я чувствую себя как за каменной стеной. Ты меня удовлетворяешь. Но из-за своих комплексов ты все это рушишь. Тебе кажется, что ты стар, что ты недостаточно мужчина... Черт возьми, Маршалл! Почему ты не рискнешь и не оставишь меня здесь, просто чтобы научиться мне доверять? Я хочу быть с тобой. А тогда, после отъезда, я не хотела все время мечтать о том, что невозможно.
Закрыв глаза, он погрузился в свои мысли. Несмотря на обиды, сейчас ему было хорошо. Она повернулась, и он почувствовал ее губы на своей щеке. Открыв глаза, посмотрел на нее, в ее теплом взгляде сквозила улыбка.
Он улыбнулся в ответ, поцеловал ее и повернулся на бок. Плотно прижавшись сзади, она обвилась вокруг него.
Так они и уснули.
Они проспали четыре часа. Только один раз проснулись, чтобы сменить позу. Он улыбнулся: они всегда переворачивались вместе, сначала она спала, обвившись вокруг него, а потом он.
Маршалл был доволен.
Перед тем как уснуть, Джилл Каплз подумала, что, может, он не выйдет из себя и не выставит ее из дома, когда узнает, какова истинная причина ее приезда. Трудно предсказать его реакцию. А может быть, на этот раз сбудутся ее мечты.
Проснувшись, она увидела, что он стоит над ней с чашкой дымящегося кофе, с обернутыми зеленым полотенцем бедрами.
В следующий момент она вспомнила, где находится, и с улыбкой потянулась. Ему доставляло удовольствие смотреть на ее обнаженное гибкое тело. Он поставил чашку на столик, сел на колени в постель и, опустив голову ей между ног, принялся медленно и осторожно проталкивать язык внутрь, перемежая свою ласку нежными короткими поцелуями, пока она не возбудилась. Затем он лег рядом, обнял ее за плечи и привлек к себе. Ее голова с рассыпающимися волосами оказалась у него на груди, и она стала потихоньку покусывать его сосок.
– Прекрати, – смеясь, сказал он.
– Ты первый начал.
– Ты выглядела очень соблазнительно, а мне хотелось тебя приласкать еще с тех пор, как я проснулся.
Она поцеловала его, слизывая с его губ свой сок.
– Не следует начинать того, что не собираешься доводить до конца, – промурлыкала она.
– Сам знаю. Но мне кажется, сперва нам надо поговорить.
Она бросила поощряющий взгляд на оттопыривающееся зеленое полотенце.
– Ты уверен?
– Вполне.
– Слушай, ты невыносим. – Она оторвалась от него и села на кровати. – Сколько я спала?
– Шесть часов. Ты же с дороги. Я встал два часа назад.
– Ценю твою заботу, – продолжала она кокетничать.
Он передал ей чашку кофе, и она отпила.
– Вкусно.
– Итак, почему ты здесь?
– А как ты думаешь?
– Ну не для того, чтобы повидаться со мной.
– Я хотела приехать.
– Зачем?
– Потому что я не собираюсь оставаться одна, у меня даже чуть было не состоялась помолвка, но со временем мне стало ясно, что только ты для меня что-то значишь. Что бы там ни было в Англии, я никогда тебя не обманывала.
– Кто этот, за которого ты чуть не вышла замуж?
– Речь шла о помолвке, – поспешно прервала она. – Я бы никогда за него не вышла.
– Тогда почему была помолвка?
– Да ничего не было.
– Он, наверное, тебе нравился.
– Только поначалу. Из-за новизны. Но не очень.
– Сколько ему?
Она помедлила.
– Двадцать три.
– Молод.
– Слишком молод. В общем-то, это было несерьезно.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Хочу, чтобы ты знал, чтобы мне верил. – Выйдя в гостиную, она достала из сумки конверт и передала ему, а сама, снова усевшись на кровать, принялась за кофе. – Я ухватилась за возможность приехать, чтобы увидеться с тобой.
Он кивнул, вскрыл конверт, достал несколько машинописных страниц и погрузился в чтение. На его лице появилось жесткое выражение. Закончив, он аккуратно сложил листки и сунул их обратно.
– Ты знаешь, что здесь? – спросил он.
– Нет. Мне велели просто доставить письмо.
– Что еще?
– Мне оформили это как отпуск, а не как командировку. Кроме того, мне оплатили поездку.
– Кто?
– Тот, кто подписал письмо. Это секретное задание.
– Где ты сейчас работаешь?
– В криминальной разведке.
– Чем она занимается?
– Собирает информацию о преступной деятельности по всему городу, сопоставляет факты для уголовно-следственного отдела, отдела по борьбе с наркотиками и других организаций.
– Значит, бичует порок. – Он не смог скрыть сарказма.
– Слушай, дело прошлое. Ты что, хочешь начать все сначала?
– Нет. – Это было камнем преткновения в их отношениях. Как-то она рассказала, что пару раз во время дежурства подкараулила парочки, занимающиеся любовью в машине: ей было интересно, что же такое вытворяют проститутки? Его это покоробило, однако она ничего предосудительного здесь не видела, правда, поклялась, что больше так делать не будет. Но он, считая ее аморальной, не поверил. Приходилось мириться с тем, что влюбился в человека с другими взглядами. – Мне надо позвонить. – Он поднялся и пошел в гостиную. Сидя в постели, она слышала, как он набирает номер. – Привет, это Маршалл... Когда ты собираешься в отпуск?.. А раньше можешь? Просто хотел бы с тобой встретиться... Нет, не в Вашингтоне... Да, можно сказать, срочно... Ладно, позвони, как только узнаешь. Дело не терпит отлагательства... Пока. – Положив трубку, он исчез в кухне. Вернулся с банкой пива в руке и снова плюхнулся на кровать.
– Это касается письма? – спросила она.
– Да. – Он решил не развивать темы. – Ну и как тебе?
– Что именно?
– Каким я показался? Столько лет прошло.
– Странно как-то. Я так много о тебе думала. И вдруг увидела наяву... – Она пожала плечами.
– Разочаровалась?
– Нет. Почему же?
– Ну уж, после двадцатитрехлетнего-то я, наверное, староват.
– Прекрати, Маршалл. Ты никогда мне не казался старым. Себе – да. Но не мне. – Она взяла его лицо в ладони. – Послушай, я в жизни наделала много ошибок. И, наверное, еще наделаю. Но ты, со своей дурацкой внешностью и дурацким характером – единственный, кто меня по-настоящему увлек. Мы недолго были вместе, но это время – самое дорогое в моей жизни.
– Мы часто ссорились.
– Может быть. – Она откинулась на подушку. – Зато какая страсть! Ничего подобного у меня не было ни до того, ни после. Поэтому я и не звонила, на расстоянии пропадает ощущение страсти. Кроме того, ты был, да и сейчас небось тоже, помешан на своей дурацкой работе. Впрочем, это и есть главная причина. Ты постоянно подвержен опасности. Твои шрамы подтверждают это. Я не могу позволить себе волноваться за тебя, думать, в какой части света ты находишься, кто в тебя стреляет, не зная даже, жив ты или нет. Я просто боялась, что позвоню, и вдруг тебя нет – исчез, и никто ничего мне не объяснит.
– Никто не застрахован от смерти, Джилл Бам, – улыбнулся Маршалл, смягченный ее откровением. Потом вспомнил о письме. – И все же почему ты приехала?
– Мне сказали, что это очень важное дело.
– Из-за какого-то письма?
– Ну, знаешь, из-за пустяков я бы не поехала. Не забывай, Джимми Маршалл, что я все-таки англичанка и не люблю покидать свою страну. Впервые я уехала из Англии, только когда меня послали на стажировку в Куантико. С тех пор я только раз на пару недель ездила в Португалию.
– С кем?
– Хватит ревновать! – воскликнула она. – Учись сдерживаться. С подругой. Доволен? И не перебивай. Для меня это важно. Что бы ты обо мне ни думал, я всего лишь обыкновенная женщина, без особого житейского опыта. С тех пор как окончила школу, я работаю в полиции и вижу только темные стороны жизни – наркоманы, проститутки, дерущиеся подростки, жертвы автомобильных аварий. Это ожесточает, делает циничной. Помню, как-то меня вызвали в один дом в Элтрингеме. В приступе ревности один тип убил свою любовницу, женщину примерно моего возраста. Кухонным ножом нанес сто с лишним ударов. Представляешь? Подозревал ее в измене. На самом же деле она была не виновата. Но самое неприятное выяснилось после ареста. Оказывается, он был женат. Двое маленьких детей. А жена ни о чем не подозревала. Ты бы видел ее лицо, когда ей обо всем рассказали. Для нее он был никаким не чудовищем. Нормальный семьянин, ее муж. Тогда мне было девятнадцать. А ты удивляешься, откуда у меня цинизм. Потом встретила тебя, такого же циника, как я сама, потому что вокруг тебя тоже кровь, ты тоже соскребаешь трупы с асфальта. И влюбилась. И мне плевать, сколько тебе лет. Я встретила человека, который всю жизнь разгребает дерьмо и тем не менее остается самим собой. Я восхищаюсь тобой, Маршалл. Теперь таких людей встретишь не часто. А ты из-за своих комплексов, из-за того, что родился на несколько лет раньше меня, отверг мою любовь. И я ушла. И не хотела звонить. Двоим циникам не ужиться вместе. Но я была не в силах тебя забыть. А когда подвернулась эта возможность, я поняла, что больше не могу себя обманывать. И даже если ты не веришь в Бога, все равно должна быть причина, которая нас снова свела бы вместе. Все в жизни имеет свою причину.
– А здорово мы тогда повеселились, а?
– Ну еще бы!
– Как бы там ни было, я рад, что ты здесь.
– В самом деле?
– Да. Очень.
– Ты скучал обо мне?
– Я все время о тебе думал.
– Потому что скучал или просто не хотел, чтобы я была с другими?
– Очень остроумно. – Он засмеялся. И тут же почувствовал, как шевельнулся демон, снова вспыхнул огонек постоянно тлеющего очага ревности.
– Люби меня ради меня, Маршалл. Оставь свои мысли, и ты увидишь меня такой, какая я есть. – Она вдруг сорвала с него полотенце. – А для старика у тебя прекрасная фигура.
– Сама же сказала, возраст ни при чем.
– Ни при чем. И когда ты поймешь это, все у нас станет намного лучше. – В ее голосе сквозило раздражение.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что ты стал слишком трепетен.
Не желая показывать своих демонов, он пожал плечами. Однако справиться с ними не так-то просто.
– Когда твой отец... – вырвалось у него, прежде чем он успел остановить себя.
– Не надо, – вздохнула она. – Только не сейчас.
– Я думал о том, что... – настойчиво продолжал он.
– Я не хочу снова проходить через это.
– Только один раз.
– Ты всегда так говоришь. Оставим, Джимми.
– Не могу. Мне кое-что непонятно.
– Боже, лучше бы я не рассказывала тебе. Ведь мы уже столько раз это обсуждали.
– Это важно. То, что сделал твой отец, повлияло на твое отношение к мужчинам.
– Чушь! Потом, он мне не отец, а отчим.
– Все равно родственник.
– Когда он появился, мне было шестнадцать. Через год они с мамой поженились. Я уже жила самостоятельно, когда он стал приставать ко мне.
– Ты сама дала ему повод?
– Нет, я же говорила тебе.
– Но ты переспала с ним.
– Намного позже. Он донимал меня несколько месяцев. Я была в растерянности. Он все время звонил мне. Говорил, что живет с моей матерью только потому, чтобы быть рядом со мной. Я тогда порвала со своим парнем, которого, казалось, любила. Мне было так плохо! А он старался меня утешить, и я уступила. Мне нужен был человек, который вернул бы мне покой и уверенность.
– Он соблазнил тебя.
– В восемнадцать-то лет?! – возразила она. – Я была уже совершеннолетняя. – Она не сказала Маршаллу, что заигрывала с отчимом, ей доставляло удовольствие поощрять его, и было интересно, как далеко он сможет зайти. Она совсем не хотела, чтобы все так вышло, и только спустя несколько лет поняла, что это было неизбежно.
– Тебе, наверное, это нравилось.
– Нет. Нет. Просто так получилось.
– Но ведь он приходил еще.
– Да, он от меня балдел. А что? – насмешливо сказала она.
Маршалл ударил ее ладонью по лицу. Не сильно, но чувствительно. Держась за щеку, она вскочила. Глаза ее сверкали яростью.
– Ублюдок! Он поступал так же. Бил меня за то, что я не хотела больше с ним ложиться. И ты такой же, Джимми? Будешь меня бить, чтобы заставить спать с тобой?
– Извини, – произнес он, испытывая стыд за свою несдержанность.
– Точно такой же, – продолжала она. – Никакой разницы. Лишь бы добиться своего.
– Ну извини ради Бога. – Маршалл испытывал неловкость и унижение. Но она сама его довела. Он протянул к ней руки.
Она наслаждалась своей властью, наблюдая его смущение и раскаяние. Именно поэтому она позволяла двадцатилетним юнцам во время свиданий тискать и щупать себя. Ее возраст и опыт давали ей власть над ними: ей нравилось видеть беспомощное выражение на их лицах. Она потерла горящую щеку, чтобы та живым укором запылала еще сильнее. Пусть он помучается.
– Вполне. У меня остался неиспользованный отпуск. У детей каникулы. Мне всегда хотелось увидеть Аламо. Ты-то его видел?
– Нет.
– Живешь в Сан-Антонио и ни разу не видел Аламо?
Маршалл пожал плечами.
– Нет. Только проезжал мимо. Есть же жители Нью-Йорка, никогда не поднимавшиеся на Эмпайр-Стейт-Билдинг! – Он усмехнулся: – Так что ты сам мне покажешь, когда приедешь.
– Ладно.
– Я знаю, там прекрасные хот-доги.
– Да?
– Совсем рядом с Аламо. Хот-доги длиной в милю с ароматным луком. Никогда не ел вкуснее.
– Угощение за мной.
– Не оставят же они меня на полгода, а?
– Не знаю. Не забывай, что ты раскрылся. Теперь за тобой будут охотиться.
– Ну и, что? – Маршалл пожал плечами. – Это нелепо, Ронейн. Отдаешь всю жизнь управлению, даже готов умереть за него, и вдруг тебя выбрасывают, отсылают домой и велят не звонить, мол, когда понадобишься, сами вызовем.
– Ну, мало ли что за это время может произойти.
– Я хотел бы еще раз побыть в деле, перед тем как меня отправят гулять.
– Это не в моей власти. Меня вынуждают умыть руки.
– Ты, бля, прямо как Понтий Пилат.
– Его-то по крайней мере отправили домой к жене, к детям.
– Только один раз. Мне бы хотелось сделать что-нибудь... стоящее.
– То есть?
– Просто нечто значительное. Что оправдало бы мое существование, придало бы смысл всей моей работе.
* * *
Аэропорт ЛоугенБостон
Массачусетс
Тони Куигли, сорока трех лет, был одним из крупнейших ирландских предпринимателей. Созданная им империя включала прессу, телевидение и недвижимость. Он был столпом истеблишмента, и у него хватало благоразумия не лезть в политику у себя на родине. Обычно из таких людей выходят премьер-министры.
Беда заключалась в том, что Тони Марли Куигли был мертв.
Его обнаружили в машине в два часа ночи в одном из переулков Бостона" с пулевым отверстием в черепе. Сидящая рядом жена в вечернем наряде из Парижа стоимостью 30 000 долларов тоже была застрелена. На заднем сиденье лежал убитый ударом ножа в шею его деловой партнер. Все трое возвращались в гостиницу после вечеринки. Куигли верил в то, что он сам вершит свою судьбу, и никогда не держал шофера.
После обыска полиция установила пропажу драгоценностей, кошельков и бумажников. Радиоприемник, магнитофон и телефон были вырваны из панели. Естественно, полиция предположила, что Куигли заблудился и попал в район, пользующийся дурной репутацией. Это был очевидный случай грабежа с насилием, и по просьбе Главной квартиры Куигли в Дублине тела были переданы в известное бостонское похоронное бюро для последующей отправки в Ирландию.
После того как все было готово, пулевые и ножевые ранения скрыли с помощью грима, тела запечатали в гробы и отвезли в аэропорт Лоуген. Там они были погружены в собственный реактивный самолет Куигли – «Гольфстрим G 4» и переправлены через Атлантику. Никто не удивился большому количеству багажа в тридцать пять мест. Все знали, что Куигли всегда путешествовали с шиком.
На таможне в Дублине задержек почти не было. Гробы вскрыли, бегло осмотрели, снова запечатали и отправили в похоронное бюро в центре Дублина. Таможенники были гораздо больше озабочены тем, чтобы произвести хорошее впечатление на съемочную группу, приехавшую снять печальное возвращение Куигли, и постарались не создавать бюрократических барьеров.
Как только двери похоронного бюро захлопнулись, двое сотрудников вскрыли гробы, опытными движениями вспороли покойников и освободили их от 400 килограммов кокаина, спрятанного в их телах. Затем из багажа, сопровождающего гробы, извлекли еще 600 килограммов. Один из чемоданов содержал 10 миллионов долларов в крупных купюрах.
Затем тела спихнули родственникам, друзьям и доброжелателям, чтобы те воздали покойным последние почести. По ирландской традиции, это должны быть пышные похороны, которые надолго запомнятся.
Куигли и их деловой партнер обрели покой на глубине шести футов под землей, а кокаин и деньги исчезли в подполье, готовые к новому этапу своего зловещего путешествия.
* * *
1426, Милитари-ТрейлСан-Антонио
Техас
Девушка отыскала дом без труда.
Дом оказался точно таким, как он описывал и как она себе представляла, – белого цвета, двухэтажный, с деревянным каркасом и с небольшими окнами. Такой же, как и остальные дома вдоль Милитари-Трейл, только без признаков семейной жизни – без детских игрушек на газоне или баскетбольного кольца над гаражом. Этот дом затворника как бы предлагал прохожим обходить его стороной. Проходя мимо стоящего на подъездной дорожке «форда-гранады» модели 1988 года, она почувствовала прилив вожделения.
«Ах, будь ты неладен, Маршалл! Только с тобой я получала настоящее удовлетворение». Она попыталась овладеть собой. Ей поручено серьезное задание, которое не имеет никакого отношения к ее чувствам. Поставив чемодан, она постучала в дверь.
Он открыл сразу, в глазах его стояло недовольство. Должно быть, увидел такси и наблюдал, как она мучается с чемоданом.
– Что ты здесь делаешь? – Он был холоден. Да она иного и не ожидала.
– Мне нужно повидаться с тобой.
– Я надеялся, мы расстались навсегда.
Она не обращала внимания на его грубость.
– Я не уйду.
– Да я и не гоню. Ты заплатила за такси?
– Нет. Я не знала, дома ли ты.
– Заходи, – вздохнул он. А сам пошел и расплатился с таксистом. Вернувшись, он застал ее в гостиной. Именно такой она себе и представляла эту комнату – простая, неуклюжая мебель, на стенах картины со сценами из ковбойской жизни. Ее удивило обилие книг. Будто в библиотеке. Она успела прочитать некоторые названия. Книги были очень разные – от биографий Мерилин Монро и президента Трумэна до полных собраний сочинений Стивена Кинга и Джека Керуака.
– Как ты узнала, что я дома? – спросил он.
– Позвонила в Вашингтон. Сказали, ты в отпуске. Я помню твой номер телефона, поэтому... Это я звонила вчера вечером и положила трубку.
– Как ты сюда попала?
– Приехала по делу.
– Не знал, что у полиции Манчестера появились дела в Техасе. А почему ко мне? Разве тебе не могли оплатить гостиницу?
– Мне хотелось побыть у тебя.
– Я уже хлебнул с тобой в Куантико.
– Я была не права.
– Мягко сказано. Ты – прирожденная стерва.
– Ты единственный, с кем мне было по-настоящему хорошо. – Ее слова звучали нежно и соблазняюще. – Единственный, кому я открылась.
– Да ладно тебе... – выругался Маршалл.
Он подошел к детективу полиции Манчестера Джилл Каплз, схватил ее на руки и понес в спальню. Обняв его за шею, она уткнулась лицом в его плечо.
Будто ничего и не изменилось с тех пор. Они не помнили, как разделись, как оказались в неразобранной постели.
Не было ни предвкушения, ни восхитительной прелюдии, которые они так любили. Поначалу возникло было некоторое стеснение, но под напором нетерпения и голодной страсти оно быстро исчезло.
Положив ее на себя, он поцеловал ее, глубоко проникая языком ей в рот. Это привело его в трепет: словно первый поцелуй мальчишеской любви, когда все обрывается внутри и мир сразу предстает в ином свете. Ощутил ее дрожь и понял, что искра уже зажгла пламя. Теряя рассудок от ее возбуждающих влажных поцелуев, он легким движением колена раздвинул ей бедра, она с готовностью подчинилась.
Он почувствовал влажность сквозь ее мягкий пушок и, твердый и беспощадный, легко проскользнул внутрь. С наслаждением слушая ее вздохи, он выгнул спину, дав ей полную возможность ощутить все то, что в нее вошло.
Боже, он уже и забыл, как нежен и приветлив ее тоннель любви, как гибко ее тело. От жара, казалось, они растворяются друг в друге, превращаясь в единое целое. Хорошо, что перед этим, желая насладиться полуденным бризом, он не включил кондиционер.
Вскоре он попытался перевернуть ее и положить на спину, но так, чтобы при этом не потерять контакта. Однако, несмотря на отчаянные усилия, попытка не увенчалась успехом.
– У тебя это никогда не получалось, – усмехнулась она. Ее улыбка говорила, что она любит его и счастлива быть вместе с ним.
Он улыбнулся и снова вошел в нее. Крепко обняв ее влажное от любви тело, он навалился на нее всем своим весом. Прежде, опасаясь раздавить ее, он старался быть осторожным, однако она дала понять, что, желая разделить его удовольствие, она хочет ощущать на себе всю его тяжесть. Двигаясь внутри ее, он нежно зондировал каждую точку, а она, слегка сжимая его мышцами, старалась удержать его в каком-то одном месте. Это была так любимая ими ласковая игра, мгновения полной близости, в это время они неотрывно смотрели друг другу в глаза и верили, что заглядывают друг другу в душу.
– Я хочу взять твою боль, – сказала она, напоминая ему о причиненных страданиях.
Он покачал головой, желая забыть то, что было, желая только того, что есть сейчас. Он сжал ее крепче и, не отводя от ее лица взгляда, полного любви, стал двигаться, проникая еще глубже.
Затем он приподнялся на локтях.
– Нет, – потребовала она, пытаясь снова уложить его на себя.
Он обнял ее ноги и, положив их себе на плечи, сел на нее верхом, его толчки стали более сильными и неистовыми.
Она громко застонала, почти закричала, отпустив его шею, обхватила его мускулистые бедра, стала нежно поглаживать и сжимать, чувствуя их мощь. Прежде, думая о нем, она часто их вспоминала. Только у него были такие бедра, крепкие, твердые как камень, и заключенная в них сила предназначалась для того, чтобы любить ее.
– Я люблю твои бедра, – сказала она. – Твердые-твердые, такие же твердые, как твой член. Возьми меня, оттрахай меня так, как это можешь только ты.
Грубость ее слов разбила его нежность и вновь разбудила мучительную ревность. Он вдруг представил ее с другими, в различных похотливых позах, стонущую, кричащую, желающую, чтобы ее имели со страстью, которой, он чувствовал, ему никогда не достичь. Двигаясь на ней, входя медленно, глубоко и осторожно, словно каждая ее жилка испускала электрический разряд, он видел, как она извивается под теми похотливыми, эгоистичными мужчинами, которых интересовало только ее тело, а кончив, они подотрутся и пойдут домой, в свои постели. Он ненавидел тот секс без любви, которым они ее пользовали, но самое неприятное – она сама этого жаждала.
Почему он полюбил ее? Зачем из-за нее так страдает? Неужели она не понимает?
– Я люблю тебя. – Она крепко обняла его.
Его отчаянное неистовство возросло. Он знал, что она лжет, и вновь представил ее в объятиях других. Он ненавидел ее за те муки, которые она ему причиняла.
– Я люблю тебя навсегда. – Ее слова были откровением для них обоих, и сейчас, в эти незабываемые мгновения, они в это верили. Она освободила ноги из его захвата и скрестила их у него за спиной, замкнув его в себе.
– Не останавливайся, – услышал он ее мольбу. – Только не останавливайся.
– Я люблю тебя, Джилл Бам, – услышал он свой голос, произнесший имя, которым он ее когда-то наградил – Вредина Джилл. – Люблю навсегда.
– Не останавливайся! Умоляю! Никогда не останавливайся!
Толкая сильнее и сильнее, он закрыл глаза. Сука. Сука. Лгунья. Лгунья. Затем ненависть и обида разлетелись во взрыве. Пришедший из ниоткуда, этот внезапный мощный разряд любви, страсти и жизни пронзает тело и уносит в совершенно другой мир, мир, который никогда не хочется покидать. Извиваясь в судорогах, она вместе с ним достигла момента истинного счастья, когда, кажется, умираешь от величайшей страсти, но потом начинается постепенное возрождение.
Переведя дыхание, он перекатился на спину. Она пододвинулась и, прислонившись задом к его бедру, осталась лежать полуотвернувшись. Ее щеки были холодные. Он помнил, что они всегда бывали холодными, даже после очень жарких ночей. Ни у кого не было таких щек.
– Почему ты не отвечала на мои звонки? – спросил Маршалл, когда его дыхание немного выровнялось. Он много раз звонил ей домой, оставляя то гневные, то полные любви послания. – Мне осточертел твой автоответчик.
– Я не могла этого вынести. Ты был слишком навязчив.
– Я не виноват, что влюбился в тебя. Ты могла бы позвонить.
– Зачем? Чтобы ты мне снова закатил скандал? Мне нужна свобода.
– Все равно могла бы позвонить. Хотя бы раз. – Он терпеть не мог своей навязчивости, почти физически ощущал на себе ее щупальца. Свобода. Пойти напиться, а потом потрахаться с любым, кто пристанет. Черт возьми, он должен остановиться, пока не вытолкал ее снова.
– Я не хотела провести остаток своей жизни, сожалея о том, что могло бы быть, да не случилось.
– О чем ты? – Он был удивлен ее словами.
– Я люблю тебя. Но с меня хватит. Своей ревностью ты извел нас обоих.
– Хотя бы один звонок. Просто ради приличия. – Теперь он еще и захныкал. Ну почему он не может принимать ее такой, какая она есть?
– Ты никогда не верил в нас. В то, что мы можем быть счастливы. Ты единственный, с кем я чувствую себя как за каменной стеной. Ты меня удовлетворяешь. Но из-за своих комплексов ты все это рушишь. Тебе кажется, что ты стар, что ты недостаточно мужчина... Черт возьми, Маршалл! Почему ты не рискнешь и не оставишь меня здесь, просто чтобы научиться мне доверять? Я хочу быть с тобой. А тогда, после отъезда, я не хотела все время мечтать о том, что невозможно.
Закрыв глаза, он погрузился в свои мысли. Несмотря на обиды, сейчас ему было хорошо. Она повернулась, и он почувствовал ее губы на своей щеке. Открыв глаза, посмотрел на нее, в ее теплом взгляде сквозила улыбка.
Он улыбнулся в ответ, поцеловал ее и повернулся на бок. Плотно прижавшись сзади, она обвилась вокруг него.
Так они и уснули.
Они проспали четыре часа. Только один раз проснулись, чтобы сменить позу. Он улыбнулся: они всегда переворачивались вместе, сначала она спала, обвившись вокруг него, а потом он.
Маршалл был доволен.
Перед тем как уснуть, Джилл Каплз подумала, что, может, он не выйдет из себя и не выставит ее из дома, когда узнает, какова истинная причина ее приезда. Трудно предсказать его реакцию. А может быть, на этот раз сбудутся ее мечты.
Проснувшись, она увидела, что он стоит над ней с чашкой дымящегося кофе, с обернутыми зеленым полотенцем бедрами.
В следующий момент она вспомнила, где находится, и с улыбкой потянулась. Ему доставляло удовольствие смотреть на ее обнаженное гибкое тело. Он поставил чашку на столик, сел на колени в постель и, опустив голову ей между ног, принялся медленно и осторожно проталкивать язык внутрь, перемежая свою ласку нежными короткими поцелуями, пока она не возбудилась. Затем он лег рядом, обнял ее за плечи и привлек к себе. Ее голова с рассыпающимися волосами оказалась у него на груди, и она стала потихоньку покусывать его сосок.
– Прекрати, – смеясь, сказал он.
– Ты первый начал.
– Ты выглядела очень соблазнительно, а мне хотелось тебя приласкать еще с тех пор, как я проснулся.
Она поцеловала его, слизывая с его губ свой сок.
– Не следует начинать того, что не собираешься доводить до конца, – промурлыкала она.
– Сам знаю. Но мне кажется, сперва нам надо поговорить.
Она бросила поощряющий взгляд на оттопыривающееся зеленое полотенце.
– Ты уверен?
– Вполне.
– Слушай, ты невыносим. – Она оторвалась от него и села на кровати. – Сколько я спала?
– Шесть часов. Ты же с дороги. Я встал два часа назад.
– Ценю твою заботу, – продолжала она кокетничать.
Он передал ей чашку кофе, и она отпила.
– Вкусно.
– Итак, почему ты здесь?
– А как ты думаешь?
– Ну не для того, чтобы повидаться со мной.
– Я хотела приехать.
– Зачем?
– Потому что я не собираюсь оставаться одна, у меня даже чуть было не состоялась помолвка, но со временем мне стало ясно, что только ты для меня что-то значишь. Что бы там ни было в Англии, я никогда тебя не обманывала.
– Кто этот, за которого ты чуть не вышла замуж?
– Речь шла о помолвке, – поспешно прервала она. – Я бы никогда за него не вышла.
– Тогда почему была помолвка?
– Да ничего не было.
– Он, наверное, тебе нравился.
– Только поначалу. Из-за новизны. Но не очень.
– Сколько ему?
Она помедлила.
– Двадцать три.
– Молод.
– Слишком молод. В общем-то, это было несерьезно.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
– Хочу, чтобы ты знал, чтобы мне верил. – Выйдя в гостиную, она достала из сумки конверт и передала ему, а сама, снова усевшись на кровать, принялась за кофе. – Я ухватилась за возможность приехать, чтобы увидеться с тобой.
Он кивнул, вскрыл конверт, достал несколько машинописных страниц и погрузился в чтение. На его лице появилось жесткое выражение. Закончив, он аккуратно сложил листки и сунул их обратно.
– Ты знаешь, что здесь? – спросил он.
– Нет. Мне велели просто доставить письмо.
– Что еще?
– Мне оформили это как отпуск, а не как командировку. Кроме того, мне оплатили поездку.
– Кто?
– Тот, кто подписал письмо. Это секретное задание.
– Где ты сейчас работаешь?
– В криминальной разведке.
– Чем она занимается?
– Собирает информацию о преступной деятельности по всему городу, сопоставляет факты для уголовно-следственного отдела, отдела по борьбе с наркотиками и других организаций.
– Значит, бичует порок. – Он не смог скрыть сарказма.
– Слушай, дело прошлое. Ты что, хочешь начать все сначала?
– Нет. – Это было камнем преткновения в их отношениях. Как-то она рассказала, что пару раз во время дежурства подкараулила парочки, занимающиеся любовью в машине: ей было интересно, что же такое вытворяют проститутки? Его это покоробило, однако она ничего предосудительного здесь не видела, правда, поклялась, что больше так делать не будет. Но он, считая ее аморальной, не поверил. Приходилось мириться с тем, что влюбился в человека с другими взглядами. – Мне надо позвонить. – Он поднялся и пошел в гостиную. Сидя в постели, она слышала, как он набирает номер. – Привет, это Маршалл... Когда ты собираешься в отпуск?.. А раньше можешь? Просто хотел бы с тобой встретиться... Нет, не в Вашингтоне... Да, можно сказать, срочно... Ладно, позвони, как только узнаешь. Дело не терпит отлагательства... Пока. – Положив трубку, он исчез в кухне. Вернулся с банкой пива в руке и снова плюхнулся на кровать.
– Это касается письма? – спросила она.
– Да. – Он решил не развивать темы. – Ну и как тебе?
– Что именно?
– Каким я показался? Столько лет прошло.
– Странно как-то. Я так много о тебе думала. И вдруг увидела наяву... – Она пожала плечами.
– Разочаровалась?
– Нет. Почему же?
– Ну уж, после двадцатитрехлетнего-то я, наверное, староват.
– Прекрати, Маршалл. Ты никогда мне не казался старым. Себе – да. Но не мне. – Она взяла его лицо в ладони. – Послушай, я в жизни наделала много ошибок. И, наверное, еще наделаю. Но ты, со своей дурацкой внешностью и дурацким характером – единственный, кто меня по-настоящему увлек. Мы недолго были вместе, но это время – самое дорогое в моей жизни.
– Мы часто ссорились.
– Может быть. – Она откинулась на подушку. – Зато какая страсть! Ничего подобного у меня не было ни до того, ни после. Поэтому я и не звонила, на расстоянии пропадает ощущение страсти. Кроме того, ты был, да и сейчас небось тоже, помешан на своей дурацкой работе. Впрочем, это и есть главная причина. Ты постоянно подвержен опасности. Твои шрамы подтверждают это. Я не могу позволить себе волноваться за тебя, думать, в какой части света ты находишься, кто в тебя стреляет, не зная даже, жив ты или нет. Я просто боялась, что позвоню, и вдруг тебя нет – исчез, и никто ничего мне не объяснит.
– Никто не застрахован от смерти, Джилл Бам, – улыбнулся Маршалл, смягченный ее откровением. Потом вспомнил о письме. – И все же почему ты приехала?
– Мне сказали, что это очень важное дело.
– Из-за какого-то письма?
– Ну, знаешь, из-за пустяков я бы не поехала. Не забывай, Джимми Маршалл, что я все-таки англичанка и не люблю покидать свою страну. Впервые я уехала из Англии, только когда меня послали на стажировку в Куантико. С тех пор я только раз на пару недель ездила в Португалию.
– С кем?
– Хватит ревновать! – воскликнула она. – Учись сдерживаться. С подругой. Доволен? И не перебивай. Для меня это важно. Что бы ты обо мне ни думал, я всего лишь обыкновенная женщина, без особого житейского опыта. С тех пор как окончила школу, я работаю в полиции и вижу только темные стороны жизни – наркоманы, проститутки, дерущиеся подростки, жертвы автомобильных аварий. Это ожесточает, делает циничной. Помню, как-то меня вызвали в один дом в Элтрингеме. В приступе ревности один тип убил свою любовницу, женщину примерно моего возраста. Кухонным ножом нанес сто с лишним ударов. Представляешь? Подозревал ее в измене. На самом же деле она была не виновата. Но самое неприятное выяснилось после ареста. Оказывается, он был женат. Двое маленьких детей. А жена ни о чем не подозревала. Ты бы видел ее лицо, когда ей обо всем рассказали. Для нее он был никаким не чудовищем. Нормальный семьянин, ее муж. Тогда мне было девятнадцать. А ты удивляешься, откуда у меня цинизм. Потом встретила тебя, такого же циника, как я сама, потому что вокруг тебя тоже кровь, ты тоже соскребаешь трупы с асфальта. И влюбилась. И мне плевать, сколько тебе лет. Я встретила человека, который всю жизнь разгребает дерьмо и тем не менее остается самим собой. Я восхищаюсь тобой, Маршалл. Теперь таких людей встретишь не часто. А ты из-за своих комплексов, из-за того, что родился на несколько лет раньше меня, отверг мою любовь. И я ушла. И не хотела звонить. Двоим циникам не ужиться вместе. Но я была не в силах тебя забыть. А когда подвернулась эта возможность, я поняла, что больше не могу себя обманывать. И даже если ты не веришь в Бога, все равно должна быть причина, которая нас снова свела бы вместе. Все в жизни имеет свою причину.
– А здорово мы тогда повеселились, а?
– Ну еще бы!
– Как бы там ни было, я рад, что ты здесь.
– В самом деле?
– Да. Очень.
– Ты скучал обо мне?
– Я все время о тебе думал.
– Потому что скучал или просто не хотел, чтобы я была с другими?
– Очень остроумно. – Он засмеялся. И тут же почувствовал, как шевельнулся демон, снова вспыхнул огонек постоянно тлеющего очага ревности.
– Люби меня ради меня, Маршалл. Оставь свои мысли, и ты увидишь меня такой, какая я есть. – Она вдруг сорвала с него полотенце. – А для старика у тебя прекрасная фигура.
– Сама же сказала, возраст ни при чем.
– Ни при чем. И когда ты поймешь это, все у нас станет намного лучше. – В ее голосе сквозило раздражение.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что ты стал слишком трепетен.
Не желая показывать своих демонов, он пожал плечами. Однако справиться с ними не так-то просто.
– Когда твой отец... – вырвалось у него, прежде чем он успел остановить себя.
– Не надо, – вздохнула она. – Только не сейчас.
– Я думал о том, что... – настойчиво продолжал он.
– Я не хочу снова проходить через это.
– Только один раз.
– Ты всегда так говоришь. Оставим, Джимми.
– Не могу. Мне кое-что непонятно.
– Боже, лучше бы я не рассказывала тебе. Ведь мы уже столько раз это обсуждали.
– Это важно. То, что сделал твой отец, повлияло на твое отношение к мужчинам.
– Чушь! Потом, он мне не отец, а отчим.
– Все равно родственник.
– Когда он появился, мне было шестнадцать. Через год они с мамой поженились. Я уже жила самостоятельно, когда он стал приставать ко мне.
– Ты сама дала ему повод?
– Нет, я же говорила тебе.
– Но ты переспала с ним.
– Намного позже. Он донимал меня несколько месяцев. Я была в растерянности. Он все время звонил мне. Говорил, что живет с моей матерью только потому, чтобы быть рядом со мной. Я тогда порвала со своим парнем, которого, казалось, любила. Мне было так плохо! А он старался меня утешить, и я уступила. Мне нужен был человек, который вернул бы мне покой и уверенность.
– Он соблазнил тебя.
– В восемнадцать-то лет?! – возразила она. – Я была уже совершеннолетняя. – Она не сказала Маршаллу, что заигрывала с отчимом, ей доставляло удовольствие поощрять его, и было интересно, как далеко он сможет зайти. Она совсем не хотела, чтобы все так вышло, и только спустя несколько лет поняла, что это было неизбежно.
– Тебе, наверное, это нравилось.
– Нет. Нет. Просто так получилось.
– Но ведь он приходил еще.
– Да, он от меня балдел. А что? – насмешливо сказала она.
Маршалл ударил ее ладонью по лицу. Не сильно, но чувствительно. Держась за щеку, она вскочила. Глаза ее сверкали яростью.
– Ублюдок! Он поступал так же. Бил меня за то, что я не хотела больше с ним ложиться. И ты такой же, Джимми? Будешь меня бить, чтобы заставить спать с тобой?
– Извини, – произнес он, испытывая стыд за свою несдержанность.
– Точно такой же, – продолжала она. – Никакой разницы. Лишь бы добиться своего.
– Ну извини ради Бога. – Маршалл испытывал неловкость и унижение. Но она сама его довела. Он протянул к ней руки.
Она наслаждалась своей властью, наблюдая его смущение и раскаяние. Именно поэтому она позволяла двадцатилетним юнцам во время свиданий тискать и щупать себя. Ее возраст и опыт давали ей власть над ними: ей нравилось видеть беспомощное выражение на их лицах. Она потерла горящую щеку, чтобы та живым укором запылала еще сильнее. Пусть он помучается.