Страница:
– Да. Он пользовался пистолетом при исполнении долга. Как правило, для самозащиты.
– У него такие мягкие манеры. Он так любит свою семью.
– Семья – его опора. Место, куда он уходит, когда окружающий мир становится черным и безобразным.
– А ты куда уходишь?
Он усмехнулся и сжал ее руку.
– Думаешь, я слишком стар, чтобы найти куда пойти?
– Нет.
– Ну, это вселяет надежду. – Он смотрел на нее, и ощущение страха и одиночества, которое она в нем пробуждала, снова дало себя знать. Что, если она просто поддалась сиюминутному чувству? Что, если, взглянув на него другими глазами, она вдруг увидит, насколько он старше ее? Он вспомнил, что всегда считал ее поверхностной, способной в порыве молодого нетерпения покинуть его ради того, чтобы испытать какие-то новые ощущения. Когда она станет пятидесятилетней, все еще молодой по нынешним стандартам женщиной, ему будет шестьдесят четыре. Черт возьми, будет ли она, сможет ли она тогда его любить? Он потер себе руку, почувствовал, что кожа еще крепкая. А к тому времени она обвиснет, станет похожа на кожу рептилии. Он отвернулся и посмотрел на проплывающий мимо прогулочный катер, полный возбужденных туристов. Долой этот кошмар! Жизнь намного проще, когда никого не любишь, когда некого терять.
Но страх не уходил. Маршалл всеми силами цеплялся за свою молодость и гнал прочь картины ее близости с другими. Однако сейчас ему не удавалось избавиться от этого наваждения, и он ненавидел себя за слабость.
Затем усадили Ронейна на стул в его «эйрлайнер-трейлере», 1965 года, и стали задавать вопросы. Один из них держал у его головы пистолет «дезерт-игл-магнум».
Когда он вернулся из Аламо, его уже поджидали. И пока он осознал опасность, пятеро мужчин окружили его семью.
– Мы покатаем вашу семью, – сказал Техасец.
Ронейн его сразу узнал, вспомнив встречу в Мехико.
– Отпустите их.
– Никто не пострадает. Мы просто хотим с вами поговорить. А их повезут на прогулку.
Ронейн посмотрел на Бетти, пытаясь внушить ей спокойствие.
– Все будет нормально. Делай, как они велят.
Не отрывая от него напряженного взгляда, Бетти взяла детей за руки и вывела их из фургона. Ронейн встал и, отодвинув Техасца, подошел к окну. Их посадили в стоящий рядом автомобиль и увезли. Бетти бросила на фургон последний печальный, но не потерявший мужества взгляд. Он повернулся к Техасцу:
– Они не имеют никакого отношения к этому.
– Страховка. Нам нужно, чтобы вы сосредоточились на теме, которую мы будем обсуждать.
– Мне нужна гарантия их безопасности.
– Она в ваших руках, мистер Ронейн. Все зависит от того, что вы нам скажете. Присядем.
Ронейн понимал, что положение безнадежно. Пожав плечами, он сел на стул. Один из сообщников Техасца приставил дуло пистолета к его виску.
– Нельзя ли обойтись без этого? – обратился Ронейн к Техасцу. – Вы ведь не собираетесь вышибить мне мозги, не узнав того, что хотите.
Техасец жестом "велел тому отойти.
– Стой рядом и не спускай с него глаз. На всякий случай.
– Итак, в чем дело?
– Вы с вашим чокнутым партнером наши должники.
– Вы имеете в виду Мехико? Но ведь...
– Я говорю об Эль-Пасо. Вы нам очень дорого обошлись.
– Но вы же знали, кто мы такие.
– Это не важно. Вы доставили нам массу неприятностей. Пострадала моя репутация. Этого нельзя просто так оставить. Вы в УБН должны понять, что мы не переворачиваемся лапками кверху и не сучим хвостом.
– Вы ничего не добьетесь, втягивая в это дело детей. Техасец злорадно усмехнулся:
– Как я уже сказал, если вы не будете артачиться, с ними все будет в порядке. Давайте начнем с вашего друга, мистера Джеймса Маршалла. Где он сейчас?
– В отпуске.
– Где именно?
– Не знаю.
– Возможно, он любит исторические памятники. Например, Аламо. – Техасец внимательно следил за Ронейном, но тот никак не отреагировал. Техасец покачал головой. – Есть два пути. Легкий, который спасет вашу семью. Или вот этот. – Он вынул из кармана микротом и поднес к лицу Ронейна, чтобы тот мог яснее его разглядеть. – Предлагаю поскорее покончить с этим. Раз уж вы к нам попали, то мы готовы предоставить вам даже программу защиты свидетелей. Недурно, а? У вас будут новые документы, новый адрес на выбор, огромные деньги и новая безопасная жизнь вдали от всего этого дерьма. От вас требуется только заговорить. Расскажите нам об УБН. Мы ничего не имеем против вас. Нам нужен ваш партнер. Соглашайтесь, иначе из-за вас все пострадают. Черт возьми, Ронейн, неужели вы и в самом деле хотите защитить Маршалла и этих мудаков из Вашингтона? И навлечь беду на свою семью?
Ронейн молчал, его опыт подсказывал, что надо держаться до последнего, иногда кавалерийский наскок не приносит успеха. Техасец кивнул двоим подручным и отступил назад. Они схватили Ронейна и принялись стаскивать с него одежду, он сопротивлялся, но его били по голове, в грудь, по ногам, пока не раздели догола. Затем снова толкнули на стул. С микротомом в руках приблизился Техасец.
– Видели когда-нибудь микротом? Им пользуются врачи, в основном хирурги. – Он повертел им, чтобы Ронейн мог разглядеть лезвие длиной в двенадцать дюймов и шириной в два, крепящееся к металлической ручке в форме полуцилиндра. Лезвие было очень о строе, Ронейн не видел инструмента острее. – Хорошая вещичка, правда? Для пересадки кожи. Таким ножом я настрогаю из вас филе потоньше, чем из копченой лососины. – Техасец засмеялся. – Знаете, как залечивают тяжелые ожоги? Срезают тонким слоем кожу с другой, части тела и прикладывают на поврежденное место. Такая кожа не отторгается. Это донорская ткань. При этом, когда кожу срезают, обнажаются нервные окончания. Звучит неприятно. Приходится терпеть боль и ждать, пока на этих участках тела не нарастет новая кожа.
По его знаку те двое стащили Ронейна со стула и распластали на полу лицом кверху. Ронейн сопротивлялся, один из них ударом пистолета разбил ему нос, хлынула кровь. Сопротивление явно шло ему во вред. Обругав себя, Ронейн затих и закрыл глаза. Потеря чувствительности поврежденного носа стала сменяться пульсирующей болью. Он попытался сосредоточиться и взять контроль над собой. Черт возьми, Маршалл. Это ведь из-за тебя. Где же ты? Нет, Маршалл здесь ни при чем. Это часть кровавой войны, которую они ведут.
Техасец опустился на колени рядом с Ронейном и ударил его локтем по внутренней части бедра, заставляя раздвинуть ноги. Взял микротом и пилящими движениями на левом бедре Ронейна сделал надрезы, образовавшие полоску шириной в дюйм и длиной в четыре. Затем нарочито грубым движением сорвал в этом месте кожу. По телу Ронейна прошла судорога, большего он себе не позволил. Техасец пожал плечами и, обратившись к его правому бедру, проделал то же самое, только в этот раз полоска была длиннее – около семи дюймов.
Ронейн сосредоточился на жгучей боли в разбитом носу. Этому приему их обучали в УБН. Сосредоточиться на меньшей боли, пусть даже нарочно причиненной самому себе, и тогда легче переносится большая боль.
Его веки были крепко сжаты, и он не видел, как Техасец открыл пузырек с перекисью водорода, которой пользуются для отбеливания волос, и плеснул из него на открытые раны.
Ронейн закричал от пронзившей его боли и попытался встать. Его повалили и заткнули рот полотенцем. От нахлынувшей второй волны боли он закричал снова, но кляп во рту вызвал приступ кашля. Ронейн еще раз попытался взять под контроль свои эмоции, однако боль была настолько огромной, что он начал плакать.
Техасец подождал, пока наконец всхлипывания не прекратились.
– Вы должны были использовать свой шанс, – сказал он. – Мы можем продолжать так всю ночь. Или вы заговорите. Выбирайте, Ронейн.
Ронейн потряс головой, закрыл глаза и снова закричал. Техасец знаком велел уложить его и опять взялся за микротом. С левой груди Ронейна он срезал и сорвал полоску кожи вместе с соском, плеснул из пузырька и стал ждать реакции. Долго ждать не пришлось, попытки несчастного кричать через кляп тут же показали, какие мучения он испытывает. Когда стоны затихли, Техасец опустился на колени и, схватив Ронейна за волосы, усадил его.
– В следующий раз я займусь твоими яйцами. Это будет настоящая пытка. Даже представить страшно. – С этими словами Техасец убрал полотенце. – А если ты выдержал это испытание, то подумай, что будет с твоей семьей, когда с ними начнут делать то же самое.
– Пошел к черту, – дерзко произнес Ронейн.
– Ну не сейчас, немного погодя. Кто вам сообщил о приходе груза?
– Никто.
– Да полно. Вы же не просто так ждали у границы. Так кто?
– Мексиканец. – Ронейн решил поддержать разговор, подождать, пока придет помощь. Возможно ли? Где же ты, Маршалл?
– Какой мексиканец?
– Кортес. Один из вашей команды из Пьедрас-Неграса. – Ронейн знал, что УБН отправило Района Кортеса на Запад и предоставило ему новые документы. Кали не удастся его выследить.
– Почему он обратился к вам?
– Подслушал разговор о грузе. А когда понял, насколько это опасно, испугался. И предпочел действовать с нами заодно.
– Просто так, ни с того ни с сего?
– Нет. Его поймала иммиграционная служба.
– Это еще не объясняет, как вы узнали точное время прибытия груза.
– Вычислили.
– Кто?
– Не помню.
– Маршалл?
– Почему именно он?
– Не в обиду будь сказано, он всегда идет на корпус впереди вас всех. Даже Кали известна его репутация. – Техасец постучал себя по лбу. – Он чокнутый.
– Он нормален.
– Ну разумеется. Ты же его партнер. Тем не менее он слегка тронутый... Итак, где сейчас Кортес?
– Не знаю. Ему дали новые документы.
– Значит, он подслушал.
– Да.
– Почему он побежал к вам?
– Решил, что вы собираетесь его убрать. Он случайно оказался свидетелем встречи, где шла речь о грузе. И когда услышал упоминание о Родригесе Орехуэле... – Ронейн дал имени босса Кали проникнуть в сознание Техасца, – то понял, что, если его обнаружат, он покойник. Тогда он ударился в бега, предварительно вколов себе под завязку. Его поймал пограничный патруль. А когда он узнал, что его собираются отправить обратно в Мексику, заключил с нами сделку.
– Что еще?
– Что должны были переправить тысячу килограммов.
– И все?
– И все. – Несмотря ни на что, Ронейн решил не говорить Техасцу об ирландской связи и о грузе наличных.
– Почему вы кинулись на большой фургон?
– Маршалл. Он увидел, что кто-то из наших исчез.
– Из-за него погибли хорошие люди.
– Он выполнял свой долг.
– Да, так же как мои люди – свой. В том числе и женщина.
– Та, из Мехико? Ты говорил, она принадлежит Кали.
– Поэтому Маршалл ее и убрал? Потому что охотился за семейством?
Ронейн догадался, что Техасец полагал, будто Маршалл убил эту женщину. Он промолчал, не было необходимости говорить, что это был его выстрел.
– Он выполнял свой...
– Он знал, что причинит горе семейству.
– Это не было единственной причиной...
– Заткнись, Ронейн! Это веская причина. Только он немного ошибся. Она была не просто Кали. Она была и моей семьей. Моей женой, черт возьми!
Новость ошеломила Ронейна. Ничего себе! Кто же тогда этот Техасец? Они думали, что он просто авантюрист, один из многочисленных пособников на службе у картеля. Но жениться на Кали? Это возносило его высоко наверх.
– У меня тоже двое детей, – продолжал Техасец. – Только теперь у них нет матери. Обычно мы не переходим на личности. Но сейчас – твоя семья или партнер. Твоя жена и дети в обмен на Маршалла. – Техасец поднес микротом к Ронейну. – Выбирай, приятель. Только на этот раз все карты в моих руках, никому не выпадет королевский флеш.
– Ты шутишь.
– Нет. Самая лучшая рыба.
– Это не рыба. А ты – каннибал.
Маршалл засмеялся:
– Ну, настоящие дельфины здесь ни при чем. У нас их называют морскими свиньями.
– Это совсем другие дельфины, – улыбаясь, подсказал официант.
– Точно? – продолжала сомневаться Джилл.
– Клянусь, – сказал Маршалл. – Это рыба, два фута длиной.
– Ну ладно.
– Два дельфина, жареных, с картофелем. Сыр и перец халапена, – заказал Маршалл. – И еще чай со льдом.
– Мне нравится, когда меня держат за руку, – произнесла она после ухода официанта и погладила его пальцы. Он напрягся. – Не надо, – сказала она, крепко стискивая его руку, чтобы он не вырвался.
– Что не надо?
– Думать, будто все на нас смотрят. Полюбуйтесь на этого старца с молодой девушкой, – пошутила она.
– Прекрати.
– Нет. Я здесь потому, что мне хочется быть с тобой. И ты должен это понять. Я люблю тебя. Если ты этого не видишь, то видят люди. Они смотрят на нас и видят влюбленную пару. – Она заметила, как он улыбнулся и немного расслабился. – Все нормально. Мы вместе – одно целое. А возраст пусть беспокоит, когда на лице появляются прыщи.
– Это говорит голос молодости. Я напомню тебе об этом, когда тебе будет пятьдесят.
Она засмеялась:
– По крайней мере, ты признал, что мы будем вместе, пока мне не исполнится пятьдесят. Ты считаешь меня легкомысленной. Я всего лишь хочу быть с тобой рядом, чтобы ты подсказывал, чего мне ожидать, когда я доживу до этого возраста.
– Очень остроумно. – Увидев приближающегося официанта, он попытался освободить руку, но она не отпускала и удерживала его, пока официант расставлял чашки на столе. – Принимаю, – сказал он, когда они снова остались одни. – Хотел спросить тебя, знает ли кто-нибудь о нас в Манчестере?
– Кто, например?
– Например, тот, кто тебя прислал.
– Нет. Кроме того, что я встречала тебя в Куантико. Что ты был моим наставником. Только он не знает, чему ты меня на самом деле обучал, – шаловливо добавила она.
– Кто это – он?
– Главный суперинтендант Армитедж. Я подготовила ему полный отчет о системе обучения в Куантико.
– Ты ему говорила, что в детстве я жил в Англии?
– Да.
– В Манчестере?
– Да.
Маршалл понял, как они на него вышли. Им было известно, что он взял фамилию тети Джози. Старая лиса Армитедж наверняка заметил совпадение и стал копать.
– Как он отреагировал, когда ты назвала мое имя?
– Поднял брови. А потом начал расспрашивать о тебе.
– Что спрашивал?
– Ну, как ты выглядишь. Хороший ли ты офицер. Каков твой рост. Женат ли. В то время мне особенно сильно хотелось тебе позвонить. Я никак не могла тебя забыть. И, черт возьми, сама не могла поверить, как по тебе соскучилась.
– Надо было всего лишь набрать номер. Так просто.
– Это было давно, – сказала она с сожалением и пожала плечами. – В общем, я удивилась, как много он о тебе спрашивал. И в конце концов сказал, что знал тебя прежде.
Маршалл освободил свою руку, достал из кармана письмо и положил на стол.
– Для бобби ты не очень-то любопытна, если не знаешь, что там. – Он постучал пальцем по письму. – Почему же ты привезла его?
– Потому что я знаю тебя. Я только курьер, и, думаю, они мне доверяют.
– Они?
– Не пытайся меня поймать. Полагаю, Армитедж действует не по своей собственной инициативе. – Маршалл промолчал, и она продолжила, только теперь в ее голосе зазвучали нотки раздражения: – Я не пыталась узнать, что там написано. Не хочу, чтобы что-то вставало между нами. Последние несколько дней были просто фантастикой. Я согласна все бросить и остаться здесь. Если ты этого хочешь. Меня гораздо больше интересуют наши отношения, чем работа в полиции или это дурацкое письмо. В общем, я предполагала, что ты сам все мне расскажешь, когда сочтешь нужным. Может быть, я не хочу знать, что в этом письме. Может, я не хочу, чтобы у нас все кончилось.
– Если бы жизнь была так проста, Джилл Бам!
– Она и есть проста.
– Неужели?
– Забудь об остальном мире. Ты сделал свое дело. Теперь живи в свое удовольствие. У нас могла бы быть прекрасная жизнь. – Она уже начала сожалеть о своих словах, о порыве чувств, затмившем рассудок. Она любила свою работу, ценила свою независимость. И как бы ни любила Маршалла, не была уверена, что готова ради него всем этим пожертвовать. Но слова произнесены, эмоции временно одержали верх.
Некоторое время он молчал, потом покачал головой.
– Я люблю тебя. Но я должен закончить то, что начал.
– Ты никогда не остановишься. – В глубине души она почувствовала облегчение.
– Остановлюсь. Когда меня заткнут куда-нибудь в кабинет.
– Что ж, посмотрим. Но все равно знай, я никуда не уеду.
– Не вернешься в Англию?
– Только если скажешь, что я тебе не нужна. – Сейчас она чувствовала себя уверенно.
– Не скажу, разумеется. Но я не могу целыми днями сидеть на заднице.
– Почему? Со мной?
– Я должен закончить то, что начал. – Он пододвинул к ней письмо. – Думаю, тебе следует прочесть.
Она нерешительно взяла конверт и открыла. Официант принес заказанные блюда. Маршалл подождал, пока она кончит читать, и предложил приступить к еде. Говорили мало, мысли Джилл были заняты письмом Армитеджа.
Официант убрал пустые тарелки и подал чай со льдом, Джилл наконец вернулась к письму:
– В нем говорится, что твой брат ждет тебя. Кто это?
– Твой начальник, Чарли Соулсон.
– Боже! – Она была поражена.
Маршалл рассказал ей о своем прошлом, о своей темной юности, о Мэри, о Мосс-Сайде и о том, как его отправили в Америку.
– Это было давно, – произнесла она, выслушав его до конца. – Уже все забыто.
– Мой брат ничего не забывает.
– Неужели ты думаешь, что после стольких лет он еще что-то имеет против тебя?
– Но было еще кое-что, о чем никто не знает.
– Что? То, что ты в пятнадцать лет торговал наркотиками и промышлял сутенерством? И ты думаешь, это повлияет на твою работу в УБН?
– Если бы все было так просто! Допустим, я приеду и кое-что выяснится, а так как я брат начальника полиции, начнут копать глубже... – Он помедлил. – Тот тип, которого накачали героином, который умер... Черт, я никому не говорил. Но это все время жило во мне, Джилл. Я не могу от него избавиться.
– Отчего?
– В молодости я был хулиганистом. Все время искал приключений на свою задницу. Настоящее дитя шестидесятых. – Он приблизился к ней и взял ее руки в свои. – Из идиотского любопытства я накачал того дурака героином. Он уже и так набрался сверх меры, но я вколол еще. Не знаю сколько. Потом сел и стал смотреть, как он будет умирать. Абсолютно спокойно. Сам я тоже был под воздействием наркотиков. Так до сих пор и не знаю, я убил его или не я. – Он резко отвел руки. – Поэтому я никогда не возвращался. И ты, моя милая, первый человек, кому я это рассказал.
– А твой брат знает?
– Не могу сказать. Думаю, он догадывается. Я знаю, что шприц, который я использовал, не был обнаружен. Видимо, он его спрятал. – Он внимательно посмотрел на Джилл, ее лицо не отражало никаких эмоций. – Странно, да? Мне приходилось убивать людей. При исполнении долга. Неприятно говорить, но это никак меня не трогало. Они сами были убийцами и заслуживали того. Но это... совершенно напрасное лишение жизни... только из любопытства.
– Тебе даже неизвестно, ты ли его убил.
– Но я был готов к тому.
– Тебе было только пятнадцать. И под влиянием наркотиков.
– Все равно нет оправдания. Я замешан в этом.
Она взяла его за руки.
– Почему ты решил мне рассказать?
– Я больше не хочу недопонимания. – Он крепко сжал ее руки. – Да, между нами есть разница в возрасте, иногда рядом с тобой я это чувствую. И ничего не могу поделать. До встречи с тобой я всегда был скрытным. Год за годом я все переживал в одиночку и превратился в какое-то чудовище. Никогда никого не любил. Жил и поступал как чудовище. – Ему вспомнились женщины и то, как он с ними обращался. – Извращенно. Потому что так проще.
– Наверное, все так поступают, – сказала она, вспоминая свое собственное прошлое и попытки уйти от одиночества.
– Потом появилась ты, и все изменилось. Я больше не хотел быть чудовищем.
– Сожалею, что покинула тебя.
Он пожал плечами.
– Я заслужил это.
– Теперь я вернулась.
– Даже после того, как узнала правду? О том, кто я есть?
– Особенно после этого. Ничего, все будет хорошо.
– Надеюсь.
– Поездка в Манчестер поможет тебе освободиться от этого груза?
– Вероятно. Кроме того, она связана еще с одним делом. – Он рассказал ей о Мехико, Ронейне, Эль-Пасо и о своем вынужденном отпуске.
– Ты не можешь сражаться со всем миром, – возразила она, выслушав его.
– Остановиться уже невозможно. Я должен идти до конца.
Они замолчали, тема была исчерпана, допили чай и поехали домой на Милитари-Трейл.
– Я обещал ему кофе, – вспомнил Маршалл, увидев пикап, стоящий все на том же месте.
– Он, наверное, жутко разозлился, – сказала Джилл.
– Ну нет. Джек всегда очень спокоен. – Маршалл подъехал к дому и протянул Джилл ключи. – Ты иди, а я пойду его проведаю.
– Я поставлю кофе.
Он пересек улицу и с озорной и одновременно извиняющейся улыбкой направился к пикапу. Димпл сидел неподвижно, на его лице застыло суровое выражение. Маршалл помахал рукой и улыбнулся еще шире.
Состояние счастья, в котором он пребывал, ослабило интуицию. Только на расстоянии нескольких шагов от машины возникло тревожное чувство. Подбежав, он распахнул дверцу пикапа.
Еще прежде чем он увидел Джека Димпла, сидящего с привязанными к рулевому колесу руками, с потеками застывшей крови из пулевого отверстия в задней части шеи, Маршалл понял, что тот мертв. Он резко обернулся, Джилл с ключом в руке собиралась открыть дверь дома.
– Нет! – закричал он на всю улицу. – Беги, Джилл, беги, беги, беги! – Застыв от неожиданности, она не могла понять, что случилось. – Прячься за машину! – Он бросился к ней. – Уходи, уходи!
Быстро придя в себя, она укрылась за «гранадой». Маршалл еще бежал, когда из дома раздались первые автоматные очереди, вокруг засвистели пули, разбрызгивая осколки асфальта. Добравшись до «гранады», он распахнул дверь и выхватил из-под приборной доски свой автоматический кольт 45-го калибра. Затем повернулся к Джилл, укрывшейся за задним колесом. Убедившись, что она не пострадала, он схватил ее и, прячась за машиной, потащил в сторону деревьев – предмета гордости соседа. Никто больше не стрелял. Казалось, опасность миновала.
Вдали раздался вой полицейской сирены. Вероятно, сосед услышал выстрелы и вызвал полицию.
– Оставайся здесь, – велел Маршалл. Весь вид Джилл говорил о том, что она не может его ослушаться. Под прикрытием деревьев он подобрался к дому. Ничего, вызывающего тревогу, – ни движения занавесок, ни теней внутри.
За одним из домов послышался звук автомобильного двигателя. Полицейские сирены приближались. Теперь надо проверить, остался ли кто-нибудь в доме или все бежали через заднюю дверь. Он высунулся наполовину из-за деревьев, превратившись в открытую мишень.
Никакой реакции. Никаких признаков присутствия посторонних в доме. Послышался шум отъезжающего автомобиля. Маршалл выскочил из укрытия и, петляя, бросился к дому. Подбежав к двери, посторонился, опасаясь выстрелов изнутри. Снова все тихо. На улицу выехал синий фургон и стал быстро удаляться. Он узнал его: фургон принадлежал его пожилому вдовому соседу. Но за рулем сидел не сосед, в глаза бросились три сжавшиеся мужские фигуры.
Не оставалось ничего иного, как сперва проверить дом. Где же, черт возьми, полицейская машина?
Он осторожно повернул ручку и попробовал открыть дверь. Заперто изнутри. Фургон исчез за поворотом. Пятясь с пистолетом, направленным к двери, Маршалл стал спускаться с крыльца.
Ничего. Тихо.
Они бежали через заднюю дверь и уехали в фургоне. Он бросился к «гранаде», собираясь в погоню, но обе передние шины оказались простреленными. Так далеко не уехать. Огляделся по сторонам. Ни одной машины поблизости, кроме пикапа Джека Димпла. Вспомнив, что ключи у него в кармане, побежал к машине.
Димпл сидел все в той же застывшей позе. Открыв дверь, Маршалл отодвинул как можно дальше безвольное тело и втиснулся рядом. Руки Димпла были привязаны проволокой к рулевому колесу, грубая сталь глубоко врезалась в мертвую кожу.
– Зараза, – выругался Маршалл, вставляя ключ в замок зажигания, включил четвертую скорость и рванул с места. Дорога, по которой уехал фургон, делала петлю и соединялась с шоссе.
Пикап, виляя, пошел в обратном направлении, наперерез фургону, привязанное к рулю тело Димпла сковывало движения, и Маршалл изо всех сил пытался выровнять машину. Повернув за угол, он увидел Джилл, она уже вышла из-за деревьев, и лицо ее выражало полную растерянность.
На улицу выехала полицейская машина и пронеслась навстречу в сторону дома. Маршалл не обратил на нее внимания, он должен достичь перекрестка до того, как там окажется фургон. Вот он уже показался из-за поворота, Маршалла охватила радость – успел. Он снизил скорость, поджидая преступников. Когда они приблизились, пикап на полном ходу выскочил из переулка и ударил фургон в бок. Обе машины заскользили по асфальту и влетели во двор дома напротив.
При столкновении тело Димпла ударилось о ветровое стекло, а затем, откачнувшись, упало на Маршалла и придавило его. Стекло потрескалось, но не рассыпалось. Удар был так силен, что проволока оторвала кисти рук от мертвого тела. На руле остались окоченевшие запястья со свисающими сухожилиями.
– У него такие мягкие манеры. Он так любит свою семью.
– Семья – его опора. Место, куда он уходит, когда окружающий мир становится черным и безобразным.
– А ты куда уходишь?
Он усмехнулся и сжал ее руку.
– Думаешь, я слишком стар, чтобы найти куда пойти?
– Нет.
– Ну, это вселяет надежду. – Он смотрел на нее, и ощущение страха и одиночества, которое она в нем пробуждала, снова дало себя знать. Что, если она просто поддалась сиюминутному чувству? Что, если, взглянув на него другими глазами, она вдруг увидит, насколько он старше ее? Он вспомнил, что всегда считал ее поверхностной, способной в порыве молодого нетерпения покинуть его ради того, чтобы испытать какие-то новые ощущения. Когда она станет пятидесятилетней, все еще молодой по нынешним стандартам женщиной, ему будет шестьдесят четыре. Черт возьми, будет ли она, сможет ли она тогда его любить? Он потер себе руку, почувствовал, что кожа еще крепкая. А к тому времени она обвиснет, станет похожа на кожу рептилии. Он отвернулся и посмотрел на проплывающий мимо прогулочный катер, полный возбужденных туристов. Долой этот кошмар! Жизнь намного проще, когда никого не любишь, когда некого терять.
Но страх не уходил. Маршалл всеми силами цеплялся за свою молодость и гнал прочь картины ее близости с другими. Однако сейчас ему не удавалось избавиться от этого наваждения, и он ненавидел себя за слабость.
* * *
Они увели Бетти и детей в машину.Затем усадили Ронейна на стул в его «эйрлайнер-трейлере», 1965 года, и стали задавать вопросы. Один из них держал у его головы пистолет «дезерт-игл-магнум».
Когда он вернулся из Аламо, его уже поджидали. И пока он осознал опасность, пятеро мужчин окружили его семью.
– Мы покатаем вашу семью, – сказал Техасец.
Ронейн его сразу узнал, вспомнив встречу в Мехико.
– Отпустите их.
– Никто не пострадает. Мы просто хотим с вами поговорить. А их повезут на прогулку.
Ронейн посмотрел на Бетти, пытаясь внушить ей спокойствие.
– Все будет нормально. Делай, как они велят.
Не отрывая от него напряженного взгляда, Бетти взяла детей за руки и вывела их из фургона. Ронейн встал и, отодвинув Техасца, подошел к окну. Их посадили в стоящий рядом автомобиль и увезли. Бетти бросила на фургон последний печальный, но не потерявший мужества взгляд. Он повернулся к Техасцу:
– Они не имеют никакого отношения к этому.
– Страховка. Нам нужно, чтобы вы сосредоточились на теме, которую мы будем обсуждать.
– Мне нужна гарантия их безопасности.
– Она в ваших руках, мистер Ронейн. Все зависит от того, что вы нам скажете. Присядем.
Ронейн понимал, что положение безнадежно. Пожав плечами, он сел на стул. Один из сообщников Техасца приставил дуло пистолета к его виску.
– Нельзя ли обойтись без этого? – обратился Ронейн к Техасцу. – Вы ведь не собираетесь вышибить мне мозги, не узнав того, что хотите.
Техасец жестом "велел тому отойти.
– Стой рядом и не спускай с него глаз. На всякий случай.
– Итак, в чем дело?
– Вы с вашим чокнутым партнером наши должники.
– Вы имеете в виду Мехико? Но ведь...
– Я говорю об Эль-Пасо. Вы нам очень дорого обошлись.
– Но вы же знали, кто мы такие.
– Это не важно. Вы доставили нам массу неприятностей. Пострадала моя репутация. Этого нельзя просто так оставить. Вы в УБН должны понять, что мы не переворачиваемся лапками кверху и не сучим хвостом.
– Вы ничего не добьетесь, втягивая в это дело детей. Техасец злорадно усмехнулся:
– Как я уже сказал, если вы не будете артачиться, с ними все будет в порядке. Давайте начнем с вашего друга, мистера Джеймса Маршалла. Где он сейчас?
– В отпуске.
– Где именно?
– Не знаю.
– Возможно, он любит исторические памятники. Например, Аламо. – Техасец внимательно следил за Ронейном, но тот никак не отреагировал. Техасец покачал головой. – Есть два пути. Легкий, который спасет вашу семью. Или вот этот. – Он вынул из кармана микротом и поднес к лицу Ронейна, чтобы тот мог яснее его разглядеть. – Предлагаю поскорее покончить с этим. Раз уж вы к нам попали, то мы готовы предоставить вам даже программу защиты свидетелей. Недурно, а? У вас будут новые документы, новый адрес на выбор, огромные деньги и новая безопасная жизнь вдали от всего этого дерьма. От вас требуется только заговорить. Расскажите нам об УБН. Мы ничего не имеем против вас. Нам нужен ваш партнер. Соглашайтесь, иначе из-за вас все пострадают. Черт возьми, Ронейн, неужели вы и в самом деле хотите защитить Маршалла и этих мудаков из Вашингтона? И навлечь беду на свою семью?
Ронейн молчал, его опыт подсказывал, что надо держаться до последнего, иногда кавалерийский наскок не приносит успеха. Техасец кивнул двоим подручным и отступил назад. Они схватили Ронейна и принялись стаскивать с него одежду, он сопротивлялся, но его били по голове, в грудь, по ногам, пока не раздели догола. Затем снова толкнули на стул. С микротомом в руках приблизился Техасец.
– Видели когда-нибудь микротом? Им пользуются врачи, в основном хирурги. – Он повертел им, чтобы Ронейн мог разглядеть лезвие длиной в двенадцать дюймов и шириной в два, крепящееся к металлической ручке в форме полуцилиндра. Лезвие было очень о строе, Ронейн не видел инструмента острее. – Хорошая вещичка, правда? Для пересадки кожи. Таким ножом я настрогаю из вас филе потоньше, чем из копченой лососины. – Техасец засмеялся. – Знаете, как залечивают тяжелые ожоги? Срезают тонким слоем кожу с другой, части тела и прикладывают на поврежденное место. Такая кожа не отторгается. Это донорская ткань. При этом, когда кожу срезают, обнажаются нервные окончания. Звучит неприятно. Приходится терпеть боль и ждать, пока на этих участках тела не нарастет новая кожа.
По его знаку те двое стащили Ронейна со стула и распластали на полу лицом кверху. Ронейн сопротивлялся, один из них ударом пистолета разбил ему нос, хлынула кровь. Сопротивление явно шло ему во вред. Обругав себя, Ронейн затих и закрыл глаза. Потеря чувствительности поврежденного носа стала сменяться пульсирующей болью. Он попытался сосредоточиться и взять контроль над собой. Черт возьми, Маршалл. Это ведь из-за тебя. Где же ты? Нет, Маршалл здесь ни при чем. Это часть кровавой войны, которую они ведут.
Техасец опустился на колени рядом с Ронейном и ударил его локтем по внутренней части бедра, заставляя раздвинуть ноги. Взял микротом и пилящими движениями на левом бедре Ронейна сделал надрезы, образовавшие полоску шириной в дюйм и длиной в четыре. Затем нарочито грубым движением сорвал в этом месте кожу. По телу Ронейна прошла судорога, большего он себе не позволил. Техасец пожал плечами и, обратившись к его правому бедру, проделал то же самое, только в этот раз полоска была длиннее – около семи дюймов.
Ронейн сосредоточился на жгучей боли в разбитом носу. Этому приему их обучали в УБН. Сосредоточиться на меньшей боли, пусть даже нарочно причиненной самому себе, и тогда легче переносится большая боль.
Его веки были крепко сжаты, и он не видел, как Техасец открыл пузырек с перекисью водорода, которой пользуются для отбеливания волос, и плеснул из него на открытые раны.
Ронейн закричал от пронзившей его боли и попытался встать. Его повалили и заткнули рот полотенцем. От нахлынувшей второй волны боли он закричал снова, но кляп во рту вызвал приступ кашля. Ронейн еще раз попытался взять под контроль свои эмоции, однако боль была настолько огромной, что он начал плакать.
Техасец подождал, пока наконец всхлипывания не прекратились.
– Вы должны были использовать свой шанс, – сказал он. – Мы можем продолжать так всю ночь. Или вы заговорите. Выбирайте, Ронейн.
Ронейн потряс головой, закрыл глаза и снова закричал. Техасец знаком велел уложить его и опять взялся за микротом. С левой груди Ронейна он срезал и сорвал полоску кожи вместе с соском, плеснул из пузырька и стал ждать реакции. Долго ждать не пришлось, попытки несчастного кричать через кляп тут же показали, какие мучения он испытывает. Когда стоны затихли, Техасец опустился на колени и, схватив Ронейна за волосы, усадил его.
– В следующий раз я займусь твоими яйцами. Это будет настоящая пытка. Даже представить страшно. – С этими словами Техасец убрал полотенце. – А если ты выдержал это испытание, то подумай, что будет с твоей семьей, когда с ними начнут делать то же самое.
– Пошел к черту, – дерзко произнес Ронейн.
– Ну не сейчас, немного погодя. Кто вам сообщил о приходе груза?
– Никто.
– Да полно. Вы же не просто так ждали у границы. Так кто?
– Мексиканец. – Ронейн решил поддержать разговор, подождать, пока придет помощь. Возможно ли? Где же ты, Маршалл?
– Какой мексиканец?
– Кортес. Один из вашей команды из Пьедрас-Неграса. – Ронейн знал, что УБН отправило Района Кортеса на Запад и предоставило ему новые документы. Кали не удастся его выследить.
– Почему он обратился к вам?
– Подслушал разговор о грузе. А когда понял, насколько это опасно, испугался. И предпочел действовать с нами заодно.
– Просто так, ни с того ни с сего?
– Нет. Его поймала иммиграционная служба.
– Это еще не объясняет, как вы узнали точное время прибытия груза.
– Вычислили.
– Кто?
– Не помню.
– Маршалл?
– Почему именно он?
– Не в обиду будь сказано, он всегда идет на корпус впереди вас всех. Даже Кали известна его репутация. – Техасец постучал себя по лбу. – Он чокнутый.
– Он нормален.
– Ну разумеется. Ты же его партнер. Тем не менее он слегка тронутый... Итак, где сейчас Кортес?
– Не знаю. Ему дали новые документы.
– Значит, он подслушал.
– Да.
– Почему он побежал к вам?
– Решил, что вы собираетесь его убрать. Он случайно оказался свидетелем встречи, где шла речь о грузе. И когда услышал упоминание о Родригесе Орехуэле... – Ронейн дал имени босса Кали проникнуть в сознание Техасца, – то понял, что, если его обнаружат, он покойник. Тогда он ударился в бега, предварительно вколов себе под завязку. Его поймал пограничный патруль. А когда он узнал, что его собираются отправить обратно в Мексику, заключил с нами сделку.
– Что еще?
– Что должны были переправить тысячу килограммов.
– И все?
– И все. – Несмотря ни на что, Ронейн решил не говорить Техасцу об ирландской связи и о грузе наличных.
– Почему вы кинулись на большой фургон?
– Маршалл. Он увидел, что кто-то из наших исчез.
– Из-за него погибли хорошие люди.
– Он выполнял свой долг.
– Да, так же как мои люди – свой. В том числе и женщина.
– Та, из Мехико? Ты говорил, она принадлежит Кали.
– Поэтому Маршалл ее и убрал? Потому что охотился за семейством?
Ронейн догадался, что Техасец полагал, будто Маршалл убил эту женщину. Он промолчал, не было необходимости говорить, что это был его выстрел.
– Он выполнял свой...
– Он знал, что причинит горе семейству.
– Это не было единственной причиной...
– Заткнись, Ронейн! Это веская причина. Только он немного ошибся. Она была не просто Кали. Она была и моей семьей. Моей женой, черт возьми!
Новость ошеломила Ронейна. Ничего себе! Кто же тогда этот Техасец? Они думали, что он просто авантюрист, один из многочисленных пособников на службе у картеля. Но жениться на Кали? Это возносило его высоко наверх.
– У меня тоже двое детей, – продолжал Техасец. – Только теперь у них нет матери. Обычно мы не переходим на личности. Но сейчас – твоя семья или партнер. Твоя жена и дети в обмен на Маршалла. – Техасец поднес микротом к Ронейну. – Выбирай, приятель. Только на этот раз все карты в моих руках, никому не выпадет королевский флеш.
* * *
– Закажи дельфина, – предложил Маршалл Джилл, когда официант с блокнотом в руках склонился над ними.– Ты шутишь.
– Нет. Самая лучшая рыба.
– Это не рыба. А ты – каннибал.
Маршалл засмеялся:
– Ну, настоящие дельфины здесь ни при чем. У нас их называют морскими свиньями.
– Это совсем другие дельфины, – улыбаясь, подсказал официант.
– Точно? – продолжала сомневаться Джилл.
– Клянусь, – сказал Маршалл. – Это рыба, два фута длиной.
– Ну ладно.
– Два дельфина, жареных, с картофелем. Сыр и перец халапена, – заказал Маршалл. – И еще чай со льдом.
– Мне нравится, когда меня держат за руку, – произнесла она после ухода официанта и погладила его пальцы. Он напрягся. – Не надо, – сказала она, крепко стискивая его руку, чтобы он не вырвался.
– Что не надо?
– Думать, будто все на нас смотрят. Полюбуйтесь на этого старца с молодой девушкой, – пошутила она.
– Прекрати.
– Нет. Я здесь потому, что мне хочется быть с тобой. И ты должен это понять. Я люблю тебя. Если ты этого не видишь, то видят люди. Они смотрят на нас и видят влюбленную пару. – Она заметила, как он улыбнулся и немного расслабился. – Все нормально. Мы вместе – одно целое. А возраст пусть беспокоит, когда на лице появляются прыщи.
– Это говорит голос молодости. Я напомню тебе об этом, когда тебе будет пятьдесят.
Она засмеялась:
– По крайней мере, ты признал, что мы будем вместе, пока мне не исполнится пятьдесят. Ты считаешь меня легкомысленной. Я всего лишь хочу быть с тобой рядом, чтобы ты подсказывал, чего мне ожидать, когда я доживу до этого возраста.
– Очень остроумно. – Увидев приближающегося официанта, он попытался освободить руку, но она не отпускала и удерживала его, пока официант расставлял чашки на столе. – Принимаю, – сказал он, когда они снова остались одни. – Хотел спросить тебя, знает ли кто-нибудь о нас в Манчестере?
– Кто, например?
– Например, тот, кто тебя прислал.
– Нет. Кроме того, что я встречала тебя в Куантико. Что ты был моим наставником. Только он не знает, чему ты меня на самом деле обучал, – шаловливо добавила она.
– Кто это – он?
– Главный суперинтендант Армитедж. Я подготовила ему полный отчет о системе обучения в Куантико.
– Ты ему говорила, что в детстве я жил в Англии?
– Да.
– В Манчестере?
– Да.
Маршалл понял, как они на него вышли. Им было известно, что он взял фамилию тети Джози. Старая лиса Армитедж наверняка заметил совпадение и стал копать.
– Как он отреагировал, когда ты назвала мое имя?
– Поднял брови. А потом начал расспрашивать о тебе.
– Что спрашивал?
– Ну, как ты выглядишь. Хороший ли ты офицер. Каков твой рост. Женат ли. В то время мне особенно сильно хотелось тебе позвонить. Я никак не могла тебя забыть. И, черт возьми, сама не могла поверить, как по тебе соскучилась.
– Надо было всего лишь набрать номер. Так просто.
– Это было давно, – сказала она с сожалением и пожала плечами. – В общем, я удивилась, как много он о тебе спрашивал. И в конце концов сказал, что знал тебя прежде.
Маршалл освободил свою руку, достал из кармана письмо и положил на стол.
– Для бобби ты не очень-то любопытна, если не знаешь, что там. – Он постучал пальцем по письму. – Почему же ты привезла его?
– Потому что я знаю тебя. Я только курьер, и, думаю, они мне доверяют.
– Они?
– Не пытайся меня поймать. Полагаю, Армитедж действует не по своей собственной инициативе. – Маршалл промолчал, и она продолжила, только теперь в ее голосе зазвучали нотки раздражения: – Я не пыталась узнать, что там написано. Не хочу, чтобы что-то вставало между нами. Последние несколько дней были просто фантастикой. Я согласна все бросить и остаться здесь. Если ты этого хочешь. Меня гораздо больше интересуют наши отношения, чем работа в полиции или это дурацкое письмо. В общем, я предполагала, что ты сам все мне расскажешь, когда сочтешь нужным. Может быть, я не хочу знать, что в этом письме. Может, я не хочу, чтобы у нас все кончилось.
– Если бы жизнь была так проста, Джилл Бам!
– Она и есть проста.
– Неужели?
– Забудь об остальном мире. Ты сделал свое дело. Теперь живи в свое удовольствие. У нас могла бы быть прекрасная жизнь. – Она уже начала сожалеть о своих словах, о порыве чувств, затмившем рассудок. Она любила свою работу, ценила свою независимость. И как бы ни любила Маршалла, не была уверена, что готова ради него всем этим пожертвовать. Но слова произнесены, эмоции временно одержали верх.
Некоторое время он молчал, потом покачал головой.
– Я люблю тебя. Но я должен закончить то, что начал.
– Ты никогда не остановишься. – В глубине души она почувствовала облегчение.
– Остановлюсь. Когда меня заткнут куда-нибудь в кабинет.
– Что ж, посмотрим. Но все равно знай, я никуда не уеду.
– Не вернешься в Англию?
– Только если скажешь, что я тебе не нужна. – Сейчас она чувствовала себя уверенно.
– Не скажу, разумеется. Но я не могу целыми днями сидеть на заднице.
– Почему? Со мной?
– Я должен закончить то, что начал. – Он пододвинул к ней письмо. – Думаю, тебе следует прочесть.
Она нерешительно взяла конверт и открыла. Официант принес заказанные блюда. Маршалл подождал, пока она кончит читать, и предложил приступить к еде. Говорили мало, мысли Джилл были заняты письмом Армитеджа.
Официант убрал пустые тарелки и подал чай со льдом, Джилл наконец вернулась к письму:
– В нем говорится, что твой брат ждет тебя. Кто это?
– Твой начальник, Чарли Соулсон.
– Боже! – Она была поражена.
Маршалл рассказал ей о своем прошлом, о своей темной юности, о Мэри, о Мосс-Сайде и о том, как его отправили в Америку.
– Это было давно, – произнесла она, выслушав его до конца. – Уже все забыто.
– Мой брат ничего не забывает.
– Неужели ты думаешь, что после стольких лет он еще что-то имеет против тебя?
– Но было еще кое-что, о чем никто не знает.
– Что? То, что ты в пятнадцать лет торговал наркотиками и промышлял сутенерством? И ты думаешь, это повлияет на твою работу в УБН?
– Если бы все было так просто! Допустим, я приеду и кое-что выяснится, а так как я брат начальника полиции, начнут копать глубже... – Он помедлил. – Тот тип, которого накачали героином, который умер... Черт, я никому не говорил. Но это все время жило во мне, Джилл. Я не могу от него избавиться.
– Отчего?
– В молодости я был хулиганистом. Все время искал приключений на свою задницу. Настоящее дитя шестидесятых. – Он приблизился к ней и взял ее руки в свои. – Из идиотского любопытства я накачал того дурака героином. Он уже и так набрался сверх меры, но я вколол еще. Не знаю сколько. Потом сел и стал смотреть, как он будет умирать. Абсолютно спокойно. Сам я тоже был под воздействием наркотиков. Так до сих пор и не знаю, я убил его или не я. – Он резко отвел руки. – Поэтому я никогда не возвращался. И ты, моя милая, первый человек, кому я это рассказал.
– А твой брат знает?
– Не могу сказать. Думаю, он догадывается. Я знаю, что шприц, который я использовал, не был обнаружен. Видимо, он его спрятал. – Он внимательно посмотрел на Джилл, ее лицо не отражало никаких эмоций. – Странно, да? Мне приходилось убивать людей. При исполнении долга. Неприятно говорить, но это никак меня не трогало. Они сами были убийцами и заслуживали того. Но это... совершенно напрасное лишение жизни... только из любопытства.
– Тебе даже неизвестно, ты ли его убил.
– Но я был готов к тому.
– Тебе было только пятнадцать. И под влиянием наркотиков.
– Все равно нет оправдания. Я замешан в этом.
Она взяла его за руки.
– Почему ты решил мне рассказать?
– Я больше не хочу недопонимания. – Он крепко сжал ее руки. – Да, между нами есть разница в возрасте, иногда рядом с тобой я это чувствую. И ничего не могу поделать. До встречи с тобой я всегда был скрытным. Год за годом я все переживал в одиночку и превратился в какое-то чудовище. Никогда никого не любил. Жил и поступал как чудовище. – Ему вспомнились женщины и то, как он с ними обращался. – Извращенно. Потому что так проще.
– Наверное, все так поступают, – сказала она, вспоминая свое собственное прошлое и попытки уйти от одиночества.
– Потом появилась ты, и все изменилось. Я больше не хотел быть чудовищем.
– Сожалею, что покинула тебя.
Он пожал плечами.
– Я заслужил это.
– Теперь я вернулась.
– Даже после того, как узнала правду? О том, кто я есть?
– Особенно после этого. Ничего, все будет хорошо.
– Надеюсь.
– Поездка в Манчестер поможет тебе освободиться от этого груза?
– Вероятно. Кроме того, она связана еще с одним делом. – Он рассказал ей о Мехико, Ронейне, Эль-Пасо и о своем вынужденном отпуске.
– Ты не можешь сражаться со всем миром, – возразила она, выслушав его.
– Остановиться уже невозможно. Я должен идти до конца.
Они замолчали, тема была исчерпана, допили чай и поехали домой на Милитари-Трейл.
– Я обещал ему кофе, – вспомнил Маршалл, увидев пикап, стоящий все на том же месте.
– Он, наверное, жутко разозлился, – сказала Джилл.
– Ну нет. Джек всегда очень спокоен. – Маршалл подъехал к дому и протянул Джилл ключи. – Ты иди, а я пойду его проведаю.
– Я поставлю кофе.
Он пересек улицу и с озорной и одновременно извиняющейся улыбкой направился к пикапу. Димпл сидел неподвижно, на его лице застыло суровое выражение. Маршалл помахал рукой и улыбнулся еще шире.
Состояние счастья, в котором он пребывал, ослабило интуицию. Только на расстоянии нескольких шагов от машины возникло тревожное чувство. Подбежав, он распахнул дверцу пикапа.
Еще прежде чем он увидел Джека Димпла, сидящего с привязанными к рулевому колесу руками, с потеками застывшей крови из пулевого отверстия в задней части шеи, Маршалл понял, что тот мертв. Он резко обернулся, Джилл с ключом в руке собиралась открыть дверь дома.
– Нет! – закричал он на всю улицу. – Беги, Джилл, беги, беги, беги! – Застыв от неожиданности, она не могла понять, что случилось. – Прячься за машину! – Он бросился к ней. – Уходи, уходи!
Быстро придя в себя, она укрылась за «гранадой». Маршалл еще бежал, когда из дома раздались первые автоматные очереди, вокруг засвистели пули, разбрызгивая осколки асфальта. Добравшись до «гранады», он распахнул дверь и выхватил из-под приборной доски свой автоматический кольт 45-го калибра. Затем повернулся к Джилл, укрывшейся за задним колесом. Убедившись, что она не пострадала, он схватил ее и, прячась за машиной, потащил в сторону деревьев – предмета гордости соседа. Никто больше не стрелял. Казалось, опасность миновала.
Вдали раздался вой полицейской сирены. Вероятно, сосед услышал выстрелы и вызвал полицию.
– Оставайся здесь, – велел Маршалл. Весь вид Джилл говорил о том, что она не может его ослушаться. Под прикрытием деревьев он подобрался к дому. Ничего, вызывающего тревогу, – ни движения занавесок, ни теней внутри.
За одним из домов послышался звук автомобильного двигателя. Полицейские сирены приближались. Теперь надо проверить, остался ли кто-нибудь в доме или все бежали через заднюю дверь. Он высунулся наполовину из-за деревьев, превратившись в открытую мишень.
Никакой реакции. Никаких признаков присутствия посторонних в доме. Послышался шум отъезжающего автомобиля. Маршалл выскочил из укрытия и, петляя, бросился к дому. Подбежав к двери, посторонился, опасаясь выстрелов изнутри. Снова все тихо. На улицу выехал синий фургон и стал быстро удаляться. Он узнал его: фургон принадлежал его пожилому вдовому соседу. Но за рулем сидел не сосед, в глаза бросились три сжавшиеся мужские фигуры.
Не оставалось ничего иного, как сперва проверить дом. Где же, черт возьми, полицейская машина?
Он осторожно повернул ручку и попробовал открыть дверь. Заперто изнутри. Фургон исчез за поворотом. Пятясь с пистолетом, направленным к двери, Маршалл стал спускаться с крыльца.
Ничего. Тихо.
Они бежали через заднюю дверь и уехали в фургоне. Он бросился к «гранаде», собираясь в погоню, но обе передние шины оказались простреленными. Так далеко не уехать. Огляделся по сторонам. Ни одной машины поблизости, кроме пикапа Джека Димпла. Вспомнив, что ключи у него в кармане, побежал к машине.
Димпл сидел все в той же застывшей позе. Открыв дверь, Маршалл отодвинул как можно дальше безвольное тело и втиснулся рядом. Руки Димпла были привязаны проволокой к рулевому колесу, грубая сталь глубоко врезалась в мертвую кожу.
– Зараза, – выругался Маршалл, вставляя ключ в замок зажигания, включил четвертую скорость и рванул с места. Дорога, по которой уехал фургон, делала петлю и соединялась с шоссе.
Пикап, виляя, пошел в обратном направлении, наперерез фургону, привязанное к рулю тело Димпла сковывало движения, и Маршалл изо всех сил пытался выровнять машину. Повернув за угол, он увидел Джилл, она уже вышла из-за деревьев, и лицо ее выражало полную растерянность.
На улицу выехала полицейская машина и пронеслась навстречу в сторону дома. Маршалл не обратил на нее внимания, он должен достичь перекрестка до того, как там окажется фургон. Вот он уже показался из-за поворота, Маршалла охватила радость – успел. Он снизил скорость, поджидая преступников. Когда они приблизились, пикап на полном ходу выскочил из переулка и ударил фургон в бок. Обе машины заскользили по асфальту и влетели во двор дома напротив.
При столкновении тело Димпла ударилось о ветровое стекло, а затем, откачнувшись, упало на Маршалла и придавило его. Стекло потрескалось, но не рассыпалось. Удар был так силен, что проволока оторвала кисти рук от мертвого тела. На руле остались окоченевшие запястья со свисающими сухожилиями.