Страница:
— Не спорь с… э-э… — Оба-сан замялась, вспоминая имя эскулапа.
— Джино Паскаль к ваших услугам, сударыня! — галантно поклонился главврач, придерживаясь за поясницу.
— Дорогая, не спорь с доктором Паскалем, он лучше знает, что тебе нужно.
Подонок, сволочь! Сукэбэ! — Юрико едва не расплакалась. Но! — сдержалась: невозмутимое лицо и прикрытый ладонью зевок фасона «я так устала, я хочу спать, подите вон».
В общем, минут через сорок, после завершения осмотра, девушку выпустили из крепких объятий «прокрустового ложа»: осторожно откачали полужидкий гель, срезали диффундировавшие в верхний слой кожи подсохшие слои и регенератором восстановили потревоженный эпидермис. После чего «прокрустово ложе» с помощью магии и сноровки медсестёр в мгновение превратилось в обычную больничную койку с подушкой, матрацем и прочими принадлежностями постельного режима. Под койку, деликатно отвернувшись, затолкали классическую «утку».
Когда врачи, наконец, оставили Юрико в покое, у девушки от многочисленных тестов, пункций, микстур и таблеток слегка кружилась голова. Радость какая! Очнулась! — оживлённо жестикулирующей толпой профессиональные медики покинули палату. Юрико продолжали досаждать только бабушка и доктор Джино Паскаль.
— Джино… Извините, мне можно вас так называть? — кокетливо опустила ресницы Юрико.
— Да, конечно! Буду рад!
— Джино, мне бы хотелось, чтобы пребывание в вашей замечательной клинике было для меня… ну, не лишено хотя бы минимума комфорта.
— Да-да, я понимаю.
— Джино, мне нужны элементарные вещи, без которых не может обойтись ни одна современная девушка: зеркало, тэрэби…
— Тэрэби?
— Ну да, тэрэби — телевизор то есть. А ещё: ваза для цветов — обязательно с цветами! И парочка электромассажёров тоже не помешала бы, и линзы для подключения к Конъюнктива-сети. А значит, и набор аксессуаров к линзам, плюс дека для работы в виртуалке, и так далее, по мелочам… Я составлю список.
У дедушки-главврача сразу испортилось настроение: похоже, он и представить не мог максимальный размер необходимого современной девушке минимума.
Собственно, из всего названного Юрико требовался лишь телевизор, остальное шло для отвода глаз. Хотя, зеркало, конечно, юной красавице тоже не помешает.
Акира… что с тобой, Избранник? — Юрико загрустила, вспомнив тревожное знамение. Не смогла. Не смогла помочь любому, не предупредила…
Стук в дверь. Да? Ваш заказ. Войдите.
Вошли — рослые, сильные, пятнистые. Принесли зеркало, телевизор и вазу с искусственными ромашками. При виде ромашек Юрико вспомнила об уничтоженных в бою мьют-орхидеях, украшавших теперь уже безнадёжно испорченную причёску. Вспомнила и тяжко вздохнула.
А примерно через два часа бабушка заскучала и собралась за кефиром. После особо сильных треволнений оба-сан всегда пьёт кефир — и никакого алкоголя, что вы. Стресс надо снимать либо лактозой, либо медитацией — вплоть до катарсиса-очищения и сатори-просветления.
— Я в ближайший депато. Буду часа через три-четыре: в это время в метро ужасная толпа. — Кицунэ-годзэн слегка кривила душой: на самом деле, госпожа Хэйкэ собиралась не только за фруктовой кислятиной, но и спокойно откушать суси в каком-нибудь ресторанчике-риотэй, а может просто купить в ятаи мисочку лапши-соба с ароматным бульоном, овощами и креветками. Куцунэ-годзэн после особо сильных треволнений обожает перекусить где-нибудь в городе — и никакой домашней пищи, что вы. Стресс надо снимать либо трансгенными суррогатами, либо общепитовским фаст-фудом — вплоть до рези в желудке и заворота кишок.
— Толпа в метро?! Бабушка, в нашем городе давно налажен прокат дельтапланов: и быстрее, и надёжней. И вообще, оба-сан, объясни мне, зачем так далеко за кефиром ездить?
Девушка провела выкидушкой-гребнем по чёрной россыпи волос — расшитое журавлями кимоно Юрико распахнулось, продемонстрировав триптих-зеркалу высокую грудь и великолепный животик, очень женственный и красивый.
— Что ты говоришь, внученька?
— Кефир можно и в ларьке купить. Ларёк совсем рядом, у подъезда поликлиники — его в окно хорошо видно: я уверена, там и суси есть, и заварные пирожные, и сигареты с ментолом. И кефир.
Оба-сан сделала вид, что совсем не смутилась, что умная не по годам внучка не застала её врасплох и на горячем: после особо сильных треволнений госпожа Хэйкэ частенько покуривает ментоловые сигаретки калибра сто двадцать миллиметров — вплоть до фильтра, а то и до пустой пачки, если не срабатывает никотиновый ограничитель.
— Ничего ты, внучка, не понимаешь. В ларьке том суррогат несведущим гражданам втюхивают, а в супермаркете весь продукт натуральный, сертифицированный и качественный. Особенно, если места подходящие знаешь.
— А ты знаешь? — поправляя кимоно, улыбнулась Юрико.
— А я знаю. К тому же, владелец ларька — якудза. У него одного пальца практически нет. Обряд юбицумэ, слыхала о таком? А ещё он даймон таскает на лацкане пиджака. Мы ж все для него катаги. — Подтянув шаровары чуть ли не до колен, бабушка обула гэта и покрасовалась у полноростового голографического триптиха. Повернулась к зеркалу тылом, зафиксировала «вид сзади», движение на сто восемьдесят — оба-сан внимательно изучила статичную картинку-отражение и, видимо, осталась довольна — перевела отражательные поверхности в динамический режим.
— Долго не толкайся там, у тебя сердечко, не переутомляйся. Деньгами не сори и кошелёк лишний раз не свети: привакуумируй к ладони, чтоб не потерялся… — Юрико зевнула вслед оба-сан.
Из-за двери девушка слышала, как бабушка строго предупредила клонов-охранников, чтоб те внимательней следили за любимой внучкой:
— Смотрите мне!
В ответ пятнистые вояки прищёлкнули каблуками: рады стараться, так точно, будет исполнено, мэм.
Юрико невесело хихикнула: о ней беспокоятся, её охраняют.
Сволочи.
Юрико смотрела в окно и думала. Надо что-то делать, надо предупредить Акиру — если уже не поздно. А если поздно, помочь любимому выкарабкаться из неприятностей.
Но как?
Как вырваться из поликлиники?
Побег — дело почти неосуществимое: слишком внимательно присматривают за странной пациенткой. Значит, надо вернуть телефон, в чипе памяти забит номер Акиры — надо уговорить бабушку привезти трубку.
И позвонить.
Окно. Двенадцатый этаж — высоко. За окном — на допотопном кабеле стационарной телефонной связи, перекинутом по воздуху от одного корпуса поликлиники к другому, сидит «бабочка»: то ли аккумуляторы заряжает, то ли просто так, от делать нечего тунеядствует.
Юрико, как и все профессионалы, с пренебрежением относится к «чешуекрылым» гражданам вольного города Вавилона. Рождённый ползать летать не должен. Он обязан занять ту нишу, которая оказалась соразмерная его талантам. Девяносто девять и девять десятых процентов жителей Вавилона именно так и поступают, но остаётся ещё одна десятая процента — «бабочки», тихие бунтовщики, нарушители миропорядка. Те, кто отказался от предложенной Профсоюзом работы. Среди «бабочек», кстати, есть и любители и профессионалы.
Юрико наблюдала за «бабочкой» и даже залюбовалась размеренностью движений и красотой хитина брюшного сегмента, переливами красок псевдокожицы громадных крыльев-плоскостей и блестящим на солнце фасеточным намордником-газораспределителем. А направляющие аппараты, размещённые на ягодицах и плавно перетекающие гребешками к пяткам — это нечто!
Телефонный кабель.
«Бабочка».
Позвонить Акире.
«Бабочка» принесёт телефон! Все «бабочки» — курьеры. Именно доставкой срочных пакетов и почты они зарабатывают на дорогое обмундирование и сурими с маслом.
Подозвать «бабочку», сообщить адрес и код замка, рассказать, где лежит трубка и…
Как позвать? — клоны-охранники услышат, да и толстое бронестекло — небось, звуконепроницаемое, и ничем его не разбить, да и разбивать нельзя — шумное это дело. И не открывается… — рама вмурована в стену и запарена строительной нанопеной. И?..
Остаются визуальные знаки и сигналы. Надо махать руками и подпрыгивать, в общем, постараться обратить на себя внимание — что Юрико и сделала. Успешно: «бабочка» заметила потенциального клиента, спиной назад свалилась с кабеля, «свечой» нырнула к асфальту и метрах в десяти от тротуара резко развернула крылья, и — красиво, резко — взмыла вверх!
Кажется, этот полётный костюм называется «мертвая голова» — чёрная расцветка и на груди белёсое пятно черепа с костями. «Мёртвая голова» у «бабочек» всё равно, что пятая категория у профессионалов — высший класс, лучше некуда.
Отлично, всегда приятнее работать с компетентными людьми!
«Голова» зависла у окна — крыльев не видно: бешеная скорость взмахов. Интересно, сколько энергии потребляет полётный костюм? — наверное, за несколько часов полностью съедает пару нанобатареек от плюса до минуса.
Как сообщить курьеру тему заказа? Как?!
Единственная связь с внешним миром — отдушина вентиляции в верхнем углу стекла. Юрико подкатила кресло к окну и, встав на сидение, оказалась рядом с щелью портативного кондиционера. Да, уплотнение разгерметизируется, если вывернуть болтики… А вот чем их подцепить? не ногтями же? И можно бы, не жалко маникюра, да только сломается зря… — Юрико оглянулась: а вдруг где-нибудь в углу завалялась отвёртка? совершенно случайно?
Всё-таки чудеса иногда случаются! — бабушка забыла на тумбочке косметичку, так спешила снять стресс. Юрико спрыгнула с кресла.
Пилка для ногтей — это лучше отвёртки, это универсальный инструмент.
«Бабочка», зависнув у окна боевым вертолётом, терпеливо ждала.
Есть!
Юрико смогла! У неё получилось! — сквозняк в лицо: приятный, освежающий ветерок.
А теперь разговор по существу — не громко, но и не шёпотом:
— Улица имени Акутагавы Рюноскэ, 147, квартира 302/48. Это сорок восьмой этаж. Код замка «Лисичка5478пробел47профи». Цель, объект доставки — мобильный телефон «Мицубиси ЭкстраЛайн 500Z», сиреневый полимер-титановый корпус, предположительное местонахождение — вторая комната от тясицу. Доставка срочная. Очень! Ну?.. Чего молчишь? Есть или нет? Курьер, подтверждение заказа?!
— Оплата? — Шелест, нечеловеческий, синтезированный голос вырывается из-под намордника узконаправленной звуковой волной.
Оплата?! — ай, вот об этом Юрико совсем не подумала. Оплата… — «бабочка» оказалась тёртым «черепом»: начинает общение с финансового вопроса. Плохо. Очень плохо. У Юрико ни евро наличными, и кредитной карточки тоже нет. То есть дома, конечно… а здесь…
— Кредит! — Прикусила губу пациентка профсоюзной клиники. — Кредит!
— Годится! — Мембраны намордника выдали то, что девушка совсем уж не ожидала услышать. — Годится, красотка, жди меня и я вернусь!
Через двадцать три минуты и пятнадцать секунд (время Юрико засекла по табло-часам над дверью), заказчик получил бандероль. «Бабочка» отбыла (отбыл?) по своим чешуекрылым делам, а Юрико даже и не подумала, как образом будет оплачивать услуги эйр-доставки: ни имени, ни адреса, ни личного кода девушка и крылатый курьер другу другу не сообщали…
Телефон! — единственное, о чём могла думать Юрико все эти двадцать три минуты и пятнадцать секунд.
Телефон!
Позвонить! Предупредить Акиру!
Одним пальчиком пролистав менюшку, профессиональная маркетолог-трасформер нашла номер любимого феникса-лейтенантика — вызов: подрагивает анимашка-колокольчик на экране трубки — и всё, и никак, абонент вне зоны «Вавилон комьюникэйшнс», или не отвечает.
Не отвечает!!..
Плохо.
Очень плохо…
Поздно.
Всё.
…пожар, боль, обугленные тела…
…крест, обвитый гнилыми кишками…
…топоры, крючья, ржавые гвозди…
…цепи на ветру…
Цепи?!..
…треснувший колокол…
Колокол? Колокол… Что это за знак был? — храм? церковь?.. Или?
Чтобы не мучить себя мерзкими мыслями о смерти (НЕТ, ОН НЕ УМЕР!! НЕ УМЕР!!), Юрико включила телевизор, любезно доставленный в палату стараниями главврача Джино Паскаля. Дедушка Джино, судя по пальцам-ланцетам, профессиональный хирург, и, надо думать, один из лучших — лучший? — в Вавилоне, а то и на всём Земном шаре.
Апатия. Телевизор.
Кстати, дома оба-сан «хай-тэк исчадье ада» терпела исключительно в обесточенном агрегатном состоянии: «Лишив Зверя потока направленных электронов, мы уменьшаем Зло» — сказывалось воспитание в коммуне Каодай, так до конца и не вытравленное высшим техно-метафизическим образованием. Поэтому насладиться кровожадными новостями и реал-дэз-шоу Юрико могла лишь в редкие часы вот таких продовольственных набегов по кафетериям и шалманам средней руки.
Юрико тиснула пальчиком силиконовую кнопку пульта — и сразу же пыле/влаго/термозащитный компакт телевизора проклюнулся мутно-коричневыми лепестками экрана, пневматикой выстреливая в заданные сектора комнаты присоски-динамики. Лепестки конвульсивно дёрнулись, максимально вытянувшись из титанового корпуса, и сомкнулись в правильную диск-окружность. Окружность деформировалась в прямоугольную заготовку рабочей поверхности — шершавую и пористую. Сработала система нанесения экрана: поры лепестков наполнились гелем, равномерно увлажняя заготовку. Всё, три секунды — и экран готов к употреблению. Юрико нащупала сенсоры допотопного пульта управления.
Крупным планом — логотип: собранная из пальмовых листьев надпись «Новости Вавилона». Красотка-дикторша шевелит накачанными силиконом губами: «…известно число жертв вчерашнего пожара в супермаркете „Зиккурат Этеменанки“. Погибло сто девяносто шесть человек, двести сорок получили ожоги различной степени тяжести. Общественность шокирована безобразной работой пожарной охраны. И где, спрашивается, были хвалёные фениксы, когда в огне гибли люди?!»
Экран съёжился, лепестки втянулись в компакт-корпус.
17. ГОНДОЛЬЕРО
— Джино Паскаль к ваших услугам, сударыня! — галантно поклонился главврач, придерживаясь за поясницу.
— Дорогая, не спорь с доктором Паскалем, он лучше знает, что тебе нужно.
Подонок, сволочь! Сукэбэ! — Юрико едва не расплакалась. Но! — сдержалась: невозмутимое лицо и прикрытый ладонью зевок фасона «я так устала, я хочу спать, подите вон».
В общем, минут через сорок, после завершения осмотра, девушку выпустили из крепких объятий «прокрустового ложа»: осторожно откачали полужидкий гель, срезали диффундировавшие в верхний слой кожи подсохшие слои и регенератором восстановили потревоженный эпидермис. После чего «прокрустово ложе» с помощью магии и сноровки медсестёр в мгновение превратилось в обычную больничную койку с подушкой, матрацем и прочими принадлежностями постельного режима. Под койку, деликатно отвернувшись, затолкали классическую «утку».
Когда врачи, наконец, оставили Юрико в покое, у девушки от многочисленных тестов, пункций, микстур и таблеток слегка кружилась голова. Радость какая! Очнулась! — оживлённо жестикулирующей толпой профессиональные медики покинули палату. Юрико продолжали досаждать только бабушка и доктор Джино Паскаль.
— Джино… Извините, мне можно вас так называть? — кокетливо опустила ресницы Юрико.
— Да, конечно! Буду рад!
— Джино, мне бы хотелось, чтобы пребывание в вашей замечательной клинике было для меня… ну, не лишено хотя бы минимума комфорта.
— Да-да, я понимаю.
— Джино, мне нужны элементарные вещи, без которых не может обойтись ни одна современная девушка: зеркало, тэрэби…
— Тэрэби?
— Ну да, тэрэби — телевизор то есть. А ещё: ваза для цветов — обязательно с цветами! И парочка электромассажёров тоже не помешала бы, и линзы для подключения к Конъюнктива-сети. А значит, и набор аксессуаров к линзам, плюс дека для работы в виртуалке, и так далее, по мелочам… Я составлю список.
У дедушки-главврача сразу испортилось настроение: похоже, он и представить не мог максимальный размер необходимого современной девушке минимума.
Собственно, из всего названного Юрико требовался лишь телевизор, остальное шло для отвода глаз. Хотя, зеркало, конечно, юной красавице тоже не помешает.
Акира… что с тобой, Избранник? — Юрико загрустила, вспомнив тревожное знамение. Не смогла. Не смогла помочь любому, не предупредила…
Стук в дверь. Да? Ваш заказ. Войдите.
Вошли — рослые, сильные, пятнистые. Принесли зеркало, телевизор и вазу с искусственными ромашками. При виде ромашек Юрико вспомнила об уничтоженных в бою мьют-орхидеях, украшавших теперь уже безнадёжно испорченную причёску. Вспомнила и тяжко вздохнула.
А примерно через два часа бабушка заскучала и собралась за кефиром. После особо сильных треволнений оба-сан всегда пьёт кефир — и никакого алкоголя, что вы. Стресс надо снимать либо лактозой, либо медитацией — вплоть до катарсиса-очищения и сатори-просветления.
— Я в ближайший депато. Буду часа через три-четыре: в это время в метро ужасная толпа. — Кицунэ-годзэн слегка кривила душой: на самом деле, госпожа Хэйкэ собиралась не только за фруктовой кислятиной, но и спокойно откушать суси в каком-нибудь ресторанчике-риотэй, а может просто купить в ятаи мисочку лапши-соба с ароматным бульоном, овощами и креветками. Куцунэ-годзэн после особо сильных треволнений обожает перекусить где-нибудь в городе — и никакой домашней пищи, что вы. Стресс надо снимать либо трансгенными суррогатами, либо общепитовским фаст-фудом — вплоть до рези в желудке и заворота кишок.
— Толпа в метро?! Бабушка, в нашем городе давно налажен прокат дельтапланов: и быстрее, и надёжней. И вообще, оба-сан, объясни мне, зачем так далеко за кефиром ездить?
Девушка провела выкидушкой-гребнем по чёрной россыпи волос — расшитое журавлями кимоно Юрико распахнулось, продемонстрировав триптих-зеркалу высокую грудь и великолепный животик, очень женственный и красивый.
— Что ты говоришь, внученька?
— Кефир можно и в ларьке купить. Ларёк совсем рядом, у подъезда поликлиники — его в окно хорошо видно: я уверена, там и суси есть, и заварные пирожные, и сигареты с ментолом. И кефир.
Оба-сан сделала вид, что совсем не смутилась, что умная не по годам внучка не застала её врасплох и на горячем: после особо сильных треволнений госпожа Хэйкэ частенько покуривает ментоловые сигаретки калибра сто двадцать миллиметров — вплоть до фильтра, а то и до пустой пачки, если не срабатывает никотиновый ограничитель.
— Ничего ты, внучка, не понимаешь. В ларьке том суррогат несведущим гражданам втюхивают, а в супермаркете весь продукт натуральный, сертифицированный и качественный. Особенно, если места подходящие знаешь.
— А ты знаешь? — поправляя кимоно, улыбнулась Юрико.
— А я знаю. К тому же, владелец ларька — якудза. У него одного пальца практически нет. Обряд юбицумэ, слыхала о таком? А ещё он даймон таскает на лацкане пиджака. Мы ж все для него катаги. — Подтянув шаровары чуть ли не до колен, бабушка обула гэта и покрасовалась у полноростового голографического триптиха. Повернулась к зеркалу тылом, зафиксировала «вид сзади», движение на сто восемьдесят — оба-сан внимательно изучила статичную картинку-отражение и, видимо, осталась довольна — перевела отражательные поверхности в динамический режим.
— Долго не толкайся там, у тебя сердечко, не переутомляйся. Деньгами не сори и кошелёк лишний раз не свети: привакуумируй к ладони, чтоб не потерялся… — Юрико зевнула вслед оба-сан.
Из-за двери девушка слышала, как бабушка строго предупредила клонов-охранников, чтоб те внимательней следили за любимой внучкой:
— Смотрите мне!
В ответ пятнистые вояки прищёлкнули каблуками: рады стараться, так точно, будет исполнено, мэм.
Юрико невесело хихикнула: о ней беспокоятся, её охраняют.
Сволочи.
Юрико смотрела в окно и думала. Надо что-то делать, надо предупредить Акиру — если уже не поздно. А если поздно, помочь любимому выкарабкаться из неприятностей.
Но как?
Как вырваться из поликлиники?
Побег — дело почти неосуществимое: слишком внимательно присматривают за странной пациенткой. Значит, надо вернуть телефон, в чипе памяти забит номер Акиры — надо уговорить бабушку привезти трубку.
И позвонить.
Окно. Двенадцатый этаж — высоко. За окном — на допотопном кабеле стационарной телефонной связи, перекинутом по воздуху от одного корпуса поликлиники к другому, сидит «бабочка»: то ли аккумуляторы заряжает, то ли просто так, от делать нечего тунеядствует.
Юрико, как и все профессионалы, с пренебрежением относится к «чешуекрылым» гражданам вольного города Вавилона. Рождённый ползать летать не должен. Он обязан занять ту нишу, которая оказалась соразмерная его талантам. Девяносто девять и девять десятых процентов жителей Вавилона именно так и поступают, но остаётся ещё одна десятая процента — «бабочки», тихие бунтовщики, нарушители миропорядка. Те, кто отказался от предложенной Профсоюзом работы. Среди «бабочек», кстати, есть и любители и профессионалы.
Юрико наблюдала за «бабочкой» и даже залюбовалась размеренностью движений и красотой хитина брюшного сегмента, переливами красок псевдокожицы громадных крыльев-плоскостей и блестящим на солнце фасеточным намордником-газораспределителем. А направляющие аппараты, размещённые на ягодицах и плавно перетекающие гребешками к пяткам — это нечто!
Телефонный кабель.
«Бабочка».
Позвонить Акире.
«Бабочка» принесёт телефон! Все «бабочки» — курьеры. Именно доставкой срочных пакетов и почты они зарабатывают на дорогое обмундирование и сурими с маслом.
Подозвать «бабочку», сообщить адрес и код замка, рассказать, где лежит трубка и…
Как позвать? — клоны-охранники услышат, да и толстое бронестекло — небось, звуконепроницаемое, и ничем его не разбить, да и разбивать нельзя — шумное это дело. И не открывается… — рама вмурована в стену и запарена строительной нанопеной. И?..
Остаются визуальные знаки и сигналы. Надо махать руками и подпрыгивать, в общем, постараться обратить на себя внимание — что Юрико и сделала. Успешно: «бабочка» заметила потенциального клиента, спиной назад свалилась с кабеля, «свечой» нырнула к асфальту и метрах в десяти от тротуара резко развернула крылья, и — красиво, резко — взмыла вверх!
Кажется, этот полётный костюм называется «мертвая голова» — чёрная расцветка и на груди белёсое пятно черепа с костями. «Мёртвая голова» у «бабочек» всё равно, что пятая категория у профессионалов — высший класс, лучше некуда.
Отлично, всегда приятнее работать с компетентными людьми!
«Голова» зависла у окна — крыльев не видно: бешеная скорость взмахов. Интересно, сколько энергии потребляет полётный костюм? — наверное, за несколько часов полностью съедает пару нанобатареек от плюса до минуса.
Как сообщить курьеру тему заказа? Как?!
Единственная связь с внешним миром — отдушина вентиляции в верхнем углу стекла. Юрико подкатила кресло к окну и, встав на сидение, оказалась рядом с щелью портативного кондиционера. Да, уплотнение разгерметизируется, если вывернуть болтики… А вот чем их подцепить? не ногтями же? И можно бы, не жалко маникюра, да только сломается зря… — Юрико оглянулась: а вдруг где-нибудь в углу завалялась отвёртка? совершенно случайно?
Всё-таки чудеса иногда случаются! — бабушка забыла на тумбочке косметичку, так спешила снять стресс. Юрико спрыгнула с кресла.
Пилка для ногтей — это лучше отвёртки, это универсальный инструмент.
«Бабочка», зависнув у окна боевым вертолётом, терпеливо ждала.
Есть!
Юрико смогла! У неё получилось! — сквозняк в лицо: приятный, освежающий ветерок.
А теперь разговор по существу — не громко, но и не шёпотом:
— Улица имени Акутагавы Рюноскэ, 147, квартира 302/48. Это сорок восьмой этаж. Код замка «Лисичка5478пробел47профи». Цель, объект доставки — мобильный телефон «Мицубиси ЭкстраЛайн 500Z», сиреневый полимер-титановый корпус, предположительное местонахождение — вторая комната от тясицу. Доставка срочная. Очень! Ну?.. Чего молчишь? Есть или нет? Курьер, подтверждение заказа?!
— Оплата? — Шелест, нечеловеческий, синтезированный голос вырывается из-под намордника узконаправленной звуковой волной.
Оплата?! — ай, вот об этом Юрико совсем не подумала. Оплата… — «бабочка» оказалась тёртым «черепом»: начинает общение с финансового вопроса. Плохо. Очень плохо. У Юрико ни евро наличными, и кредитной карточки тоже нет. То есть дома, конечно… а здесь…
— Кредит! — Прикусила губу пациентка профсоюзной клиники. — Кредит!
— Годится! — Мембраны намордника выдали то, что девушка совсем уж не ожидала услышать. — Годится, красотка, жди меня и я вернусь!
Через двадцать три минуты и пятнадцать секунд (время Юрико засекла по табло-часам над дверью), заказчик получил бандероль. «Бабочка» отбыла (отбыл?) по своим чешуекрылым делам, а Юрико даже и не подумала, как образом будет оплачивать услуги эйр-доставки: ни имени, ни адреса, ни личного кода девушка и крылатый курьер другу другу не сообщали…
Телефон! — единственное, о чём могла думать Юрико все эти двадцать три минуты и пятнадцать секунд.
Телефон!
Позвонить! Предупредить Акиру!
Одним пальчиком пролистав менюшку, профессиональная маркетолог-трасформер нашла номер любимого феникса-лейтенантика — вызов: подрагивает анимашка-колокольчик на экране трубки — и всё, и никак, абонент вне зоны «Вавилон комьюникэйшнс», или не отвечает.
Не отвечает!!..
Плохо.
Очень плохо…
Поздно.
Всё.
…пожар, боль, обугленные тела…
…крест, обвитый гнилыми кишками…
…топоры, крючья, ржавые гвозди…
…цепи на ветру…
Цепи?!..
…треснувший колокол…
Колокол? Колокол… Что это за знак был? — храм? церковь?.. Или?
Чтобы не мучить себя мерзкими мыслями о смерти (НЕТ, ОН НЕ УМЕР!! НЕ УМЕР!!), Юрико включила телевизор, любезно доставленный в палату стараниями главврача Джино Паскаля. Дедушка Джино, судя по пальцам-ланцетам, профессиональный хирург, и, надо думать, один из лучших — лучший? — в Вавилоне, а то и на всём Земном шаре.
Апатия. Телевизор.
Кстати, дома оба-сан «хай-тэк исчадье ада» терпела исключительно в обесточенном агрегатном состоянии: «Лишив Зверя потока направленных электронов, мы уменьшаем Зло» — сказывалось воспитание в коммуне Каодай, так до конца и не вытравленное высшим техно-метафизическим образованием. Поэтому насладиться кровожадными новостями и реал-дэз-шоу Юрико могла лишь в редкие часы вот таких продовольственных набегов по кафетериям и шалманам средней руки.
Юрико тиснула пальчиком силиконовую кнопку пульта — и сразу же пыле/влаго/термозащитный компакт телевизора проклюнулся мутно-коричневыми лепестками экрана, пневматикой выстреливая в заданные сектора комнаты присоски-динамики. Лепестки конвульсивно дёрнулись, максимально вытянувшись из титанового корпуса, и сомкнулись в правильную диск-окружность. Окружность деформировалась в прямоугольную заготовку рабочей поверхности — шершавую и пористую. Сработала система нанесения экрана: поры лепестков наполнились гелем, равномерно увлажняя заготовку. Всё, три секунды — и экран готов к употреблению. Юрико нащупала сенсоры допотопного пульта управления.
Крупным планом — логотип: собранная из пальмовых листьев надпись «Новости Вавилона». Красотка-дикторша шевелит накачанными силиконом губами: «…известно число жертв вчерашнего пожара в супермаркете „Зиккурат Этеменанки“. Погибло сто девяносто шесть человек, двести сорок получили ожоги различной степени тяжести. Общественность шокирована безобразной работой пожарной охраны. И где, спрашивается, были хвалёные фениксы, когда в огне гибли люди?!»
Экран съёжился, лепестки втянулись в компакт-корпус.
17. ГОНДОЛЬЕРО
Дверь. Звонок. Хрипит-надрывается ретро-мелодией доисторического рок-коллектива «Glay». Агрессивное рычание вокала, жужжание гитар — такая настройка вызова. Обычно Акире эти примочки нравятся. Обычно. Не сегодня. Сегодня Акире плохо: тошнит, болят суставы, череп распух, и красные прожилки в глазах мешают смотреть на мир оптимистично. Бабульки-соседки, Орестовна и Петровна, называют подобные проявления самочувствия внушительным приговором «давление». У Акиры «давление», ага. Наверное.
Нетипичное какое-то воскрешение получается: очнулся Акира, пришёл, в прямом смысле слова, в себя — а в организме гадко и, мало того, в дверь звонят очень настойчиво. Слишком настойчиво. Неприлично настойчиво.
Встать.
Встать!!
Срочно приготовить масалу: заварить чай пастеризованным молоком, добавить имбирь и рафинад.
Срочно! Масалу!
Так же паршиво Акире было полгода назад, когда после посиделок в баре и расставания с Пузырём, кое-кто — не будем тыкать пальцем! — попёрся в скифскую баню. Ой, зря. Впятером (ещё каких-то лярв подцепил по пути), упившись текилой и коньяком, дышать обугленными семенами конопли… в грязном шалаше из войлока и кожи, н-да… Акире до сих вспоминается одна из девушек, жгучая зулуска, которая предлагала отведать Аmanita muskaria, чисто символически — по трёхштучной нитке на рыльце-личико… Интересно, откушал ли тогда Акира?..
Очень может быть.
Встать!
Встать!!
Звонок. Знакомая мелодия, а не вспомнить: по утрам адекватно воспринимать посторонние звуки могут только язвенники-любители. Звонок, настойчивый — хамство откровенное! И кого это черти принесли?!! В такую рань?! В шестнадцать сорок пять по Вавилону?!
Шестнадцать сорок пять?.. — Акира ни разу не воскресал позже десяти утра. Странно…
А ещё — сухость во рту. А в холодильнике должна быть бутылка «Даосского светлого», холодненького, с пузырьками… в холодильнике… должна быть…
Будда, сделай так, чтоб бутылка оказалась в холодильнике! Материализовалась, выросла, телепортировалась, завелась как моль, но была!! Чтоб не одеваться и не топать за лекарством в ларёк на углу дома, не общаться с толстой тёткой-продавщицей, презирающей вечно пьяного феникса, и гордой тем обстоятельством, что лоно её исторгло пятеро детишек — и все оказались настоящими людьми, полноценными гражданами, а не профессионалами какими-то!..
Звонок. Ну, сколько можно, разве непонятно?! — никого нет дома?!..
Акира сполз с кровати. Вяло, балансируя попеременно то на одной, то на другой ноге, натянул старые затасканные штаны-спортивки, изуродованные вышивкой-логотипом «Адидас». Почесал пятернёй в паху, с удивлением ощущая фалангами стойку смирно — бокки, ага. Спасибо, о-тин-тин, порадовал папу-феникса. Жениться что ли? для разнообразия?
Звонок.
Чёрт!!
Коридор. Перекошенная вешалка: тяжесть новенького (в целлофане) плаща, две выходные кожаные куртки и зелёный комплект ОЗК, странный подарок от очень дальних родственников — выкинуть руки не доходят.
Залапанное отпечатками пальцев зеркало — отвратительное отражение: перекошенная морда распухшей конфигурации. Н-да, впервые у Акиры такое — похмельное?! — воскрешение. Звонок. Дверь.
— Кто?
— «Кольт» в манто. — Мужик какой-то на пороге. Костюмчик сиреневый с алюминиевыми вставками да сандалии на босую ногу — странный гражданин, явно «с приветом», да ещё с подозрительным чёрным чемоданчиком в руке и пожарным шлемом на черепе — короче, Акира не сразу узнал родимое начальство: это ж Спитфайр в гости пожаловали! В штатское принаряженные! Шлем не считается…
— Входите, Ник Юсупович-сан!
И Спитфайр вошёл, как будто только и ждал приглашения. Особого. Впрочем, вошёл бы он и без лишних формальностей, и даже, если бы Акира вовсе не открыл дверь: не в привычках шефа топтаться на пороге, шеф в подъездах пальмы не околачивает, без толку гузном не трясёт — увидел-победил, сменил декорации, привет-пока.
— Вернулся? Воскрес? — хмуро буркнул босс, проталкиваясь мимо Акиры и вешалки на кухню.
— Так точно, Ник Юсупович-сан! Воистину воскрес!
— Чего? — Не понял юмора Спитфайр. — Ну и как оно вообще? ТАМ?
— Да как обычно… — пожал плечами лейтенант Ода, мол, что вы спрашиваете, сами ведь в курсе. — По-прежнему…
— Точно? Ничего подозрительного, нетипичного? — Звякнув алюминиевыми вставками рукава о столешницу, Спитфайр прищурился.
— Точно. — Акира достал из цилиндрического холодильника, точнее из верхнего отсека, из треугольной морозильной камеры, две банки пива «Оболонь Премиум». Запотевшая жесть скалилась совершенно одинаковыми тиграми-близнецами, распластавшимися в прыжке вдоль информации о составе, сроке хранения и производителе.
Пиво Спитфайр проигнорировал. Зато элегантно поместил чемоданчик на бамбуковый стол и вытащил из кармана пиджака потёртую колоду карт — замасленный и очень древний картон с неразличимыми рубашками и картинками. Акира почувствовал крестцовыми татуировками холодок, исходящий от колоды: магия? — добро? зло?
Подобно профессиональному игроку-бакуто времён правления Токугавы, Спитфайр перетасовал карты. На миг Акира почувствовал себя рабочим на государственной стройке, целую неделю в поте лица рывшим ирригационный канал, чтоб потом за минуту спустить подлецу-шулеру все тяжко заработанные деньги.
Кстати, у «подлеца-шулера» на запястье чернеют три круга-татуировки, причём рисунки эти Акира не видел ни в одном из реестров Профсоюза. Это, конечно, не сточасовая разукрашка спины, но…
— Я-ку-са! Чёрт, я так и знал! — выругался Ник Юсупович. Только что он вытащил из замусоленной колоды три карты, как это обычно делают при игре в ойтё-кабу. Самая отвратительная комбинация из всех возможных: восьмёрка, девятка и тройка — в сумме-то двадцать, а вот по очкам — полнейший ноль, проигрыш. Правда, на сленге шулеров-бакуто слова «я-ку-са» имеет ещё одно, совсем иное значение…
— Ник Юсупович, я хотел бы…
— Акира, мальчик мой, сейчас не время. Собирайся. Быстро.
И юный феникс не стал перечить мудрому адепту огня.
Превозмогая боль в черепе и позвоночнике, оделся — вещи слетелись со всей квартиры, в порядке строгой очерёдности нанизываясь на тело Акиры. Только шнурки ботинок отказались завязываться. Оде пришлось присесть и самостоятельно, как в глубокой юности, сплести шёлковые верёвочки в узлы. Спитфайр, сфотографировав зрачками это бессилие и детский маразм, покачал головой, но промолчал. Акира от стыда чуть не покраснел, но передумал: подумаешь, шнурки.
Прежде чем примерить парашют, Акира открыл верхний клапан запаски и обратил внимание на шпильку зачековки: вставлена ли она в петлю хотя бы на половину. Подёргал тросик привода запаски: нормально, порядок — свободно двигается в трубке, а кольцо привода добротно держится в гнезде. Так-с, подушка отцепки… три кольца… Потом — верхний клапан основного парашюта: шпилька вверх, на запаску. Пальчиками поелозить: на сегменте стренги от ранца до медузы — без петель. Грудной обхват, ага… А теперь вытяжной парашют: рукоятка, карман, свободный ход… И, пожалуй, хватит: клапана в исходное положение.
Наблюдая за выверенными движениями Акиры, Ник Юсупович терпеливо ждал: обглодав коричневый кончик, выкурил трубку — засыпал пеплом горшок с бегониями, дважды вскакивал и открывал-закрывал холодильник, пять раз измерил шагами метраж кухни.
— Всё, я готов. — Отрапортовал лейтенант Ода. — А что вообще случилось? Почему такая спешка?
В подъезде, на лестнице между пятым и четвёртым этажом:
— А ты что? ничего не помнишь? — как бы между прочим поинтересовался Спитфайр.
Акира напрягся так, что челюсти свело — и выдавил сквозь зубы:
— Что не помню, Ник Юсупович-сан?
— Последний пожар?
— Почему, не помню? Конечно, помню. Пожар как пожар. Сложный, но в меру. Я, конечно, поволновался, но вроде справился, порядок, да?
…сон, плохой сон. Кошмар. Движение, трепет, боль — извиваются в пламени люди, люди, которых феникс сжигает-ест. Тела. Вкусные, жирные и костлявые, мужские и женские, старые и детские… Сон, плохой сон. Кошмар…
— Ну-у… Стой. — Спитфайр одёрнул Акиру, направившегося к ДВС-авто босса, к мощной амфибии на воздушной подушке: «ниссан-утконос» — мечта каждого автолюбителя, мимо такого чуда спокойно пройти невозможно. — Стой, говорю!
Прилипнув к асфальту вакуумными присосками-подошвами, фениксы затормозили у неоновой гипновитрины танцевального клуба «Гавайи». Здесь по вечерам собираются любители подрыгать ягодицами в стиле хулу. И не важно, что ты не полинезиец и любой другой обуви предпочитаешь унты, а лицо твоё скрыто чадрой. Без разницы, если на череп твой украшает феска, а, празднуя Тэт, ты размахиваешь томагавком и дико фальшивишь, наигрывая марш Мендельсона на продольной флейте-тутек. Кому какое дело?! — закусываешь ты коньяк хурутом, или обожаешь, лёжа на русской печи, щупать прелести жены под сари?! Возможно, ты отлично стреляешь из сумпитана, быть может, мордашка твоя изуродована скарификацией, и не исключено, что ты прячешь раннюю лысину под сомбреро или тюбетейкой, и даже если ты приехал в «Гавайи» на арбе — гостю всегда будут рады: примут и обнимут, расцелуют взасос и научат танцевать зажигательную хулу.
Акира не любит дрыгоножество, да и Спитфайр явно не намерен уделять внимания полинезийским традициям.
— Мальчик мой Кирюшенька, если бы у тебя было чуть больше выслуги лет и мозгов под причёской, ты бы заметил. Обрати внимание: левое крыло моего «утконоса». Видишь?
— Вижу. — Акира проследил за начальственным взглядом. — И что? Крыло как крыло. Обычное нормальное крыло.
— Несколько минут назад кто-то напылил на него пять миллиграммов наногексогена — плёнка ещё не успела высохнуть. Прочие аксессуары, как ты понимаешь, тоже присутствуют: и ударно-взрывной микромеханизм и приёмник-передатчик — чтоб на солидном расстоянии и не зацепило. Потому как, если что, шарахнет знатно.
— Наногексоген? А как вы… — Акира умел анализировать сомнительные факты и складывать пазлы информации в чёткий, единственной верный рисунок: полиция — пожар — похмельное воскрешение — визит начальства — взрывчатка…
И ещё — сон, плохой сон, кошмар.
— Как вы узнали?.. Сигнализация сработала? Ну, это вряд ли… Значит… Как?
— Да вот так, мой мальчик, вот так. Мы пешочком прогуляемся.
— Пешком? Прогуляемся?
Мимо фениксов промчался классический «Харли Девидсон». Амортизатор, вилка, карбюратор? — а как же. Трамблёр, шкивы, бензонасос? — естественно. Злостное отсутствие переднего тормоза, хромированные подножки, одиночный направленный прожектор? — в наличие. Стопаки свастикой, аудиосистема, ботовой компьютер? — обижаете! Удлинённый задний багажник, крокодиловая кожа кресел, окантовочка радужным бисером?.. — да, да, и ещё раз да. Идеал. Мощь. Красота. Говорите, в жизни таких чудес не бывает? — Вы ошибаетесь: именно такое чудо только что вырулило из-под шлагбаума стоянки мототакси. Наездник? — клёпаная косуха, черепастая бандана. Куртку испятнала какая-то эмблема — ага, «Hell's Angel». Американец, значит. Рыжебородый гость Вавилона, решил отдохнуть от мирской суеты: торговля героином — дело, конечно, прибыльное, но хлопотное… а если федералы нащупали след да прихватили за кокошки, то…
Вавилону всё равно, кем ты был в прошлой жизни. Вавилон любит своих детей, и не выдаёт свободных граждан иностранным властям.
Нетипичное какое-то воскрешение получается: очнулся Акира, пришёл, в прямом смысле слова, в себя — а в организме гадко и, мало того, в дверь звонят очень настойчиво. Слишком настойчиво. Неприлично настойчиво.
Встать.
Встать!!
Срочно приготовить масалу: заварить чай пастеризованным молоком, добавить имбирь и рафинад.
Срочно! Масалу!
Так же паршиво Акире было полгода назад, когда после посиделок в баре и расставания с Пузырём, кое-кто — не будем тыкать пальцем! — попёрся в скифскую баню. Ой, зря. Впятером (ещё каких-то лярв подцепил по пути), упившись текилой и коньяком, дышать обугленными семенами конопли… в грязном шалаше из войлока и кожи, н-да… Акире до сих вспоминается одна из девушек, жгучая зулуска, которая предлагала отведать Аmanita muskaria, чисто символически — по трёхштучной нитке на рыльце-личико… Интересно, откушал ли тогда Акира?..
Очень может быть.
Встать!
Встать!!
Звонок. Знакомая мелодия, а не вспомнить: по утрам адекватно воспринимать посторонние звуки могут только язвенники-любители. Звонок, настойчивый — хамство откровенное! И кого это черти принесли?!! В такую рань?! В шестнадцать сорок пять по Вавилону?!
Шестнадцать сорок пять?.. — Акира ни разу не воскресал позже десяти утра. Странно…
А ещё — сухость во рту. А в холодильнике должна быть бутылка «Даосского светлого», холодненького, с пузырьками… в холодильнике… должна быть…
Будда, сделай так, чтоб бутылка оказалась в холодильнике! Материализовалась, выросла, телепортировалась, завелась как моль, но была!! Чтоб не одеваться и не топать за лекарством в ларёк на углу дома, не общаться с толстой тёткой-продавщицей, презирающей вечно пьяного феникса, и гордой тем обстоятельством, что лоно её исторгло пятеро детишек — и все оказались настоящими людьми, полноценными гражданами, а не профессионалами какими-то!..
Звонок. Ну, сколько можно, разве непонятно?! — никого нет дома?!..
Акира сполз с кровати. Вяло, балансируя попеременно то на одной, то на другой ноге, натянул старые затасканные штаны-спортивки, изуродованные вышивкой-логотипом «Адидас». Почесал пятернёй в паху, с удивлением ощущая фалангами стойку смирно — бокки, ага. Спасибо, о-тин-тин, порадовал папу-феникса. Жениться что ли? для разнообразия?
Звонок.
Чёрт!!
Коридор. Перекошенная вешалка: тяжесть новенького (в целлофане) плаща, две выходные кожаные куртки и зелёный комплект ОЗК, странный подарок от очень дальних родственников — выкинуть руки не доходят.
Залапанное отпечатками пальцев зеркало — отвратительное отражение: перекошенная морда распухшей конфигурации. Н-да, впервые у Акиры такое — похмельное?! — воскрешение. Звонок. Дверь.
— Кто?
— «Кольт» в манто. — Мужик какой-то на пороге. Костюмчик сиреневый с алюминиевыми вставками да сандалии на босую ногу — странный гражданин, явно «с приветом», да ещё с подозрительным чёрным чемоданчиком в руке и пожарным шлемом на черепе — короче, Акира не сразу узнал родимое начальство: это ж Спитфайр в гости пожаловали! В штатское принаряженные! Шлем не считается…
— Входите, Ник Юсупович-сан!
И Спитфайр вошёл, как будто только и ждал приглашения. Особого. Впрочем, вошёл бы он и без лишних формальностей, и даже, если бы Акира вовсе не открыл дверь: не в привычках шефа топтаться на пороге, шеф в подъездах пальмы не околачивает, без толку гузном не трясёт — увидел-победил, сменил декорации, привет-пока.
— Вернулся? Воскрес? — хмуро буркнул босс, проталкиваясь мимо Акиры и вешалки на кухню.
— Так точно, Ник Юсупович-сан! Воистину воскрес!
— Чего? — Не понял юмора Спитфайр. — Ну и как оно вообще? ТАМ?
— Да как обычно… — пожал плечами лейтенант Ода, мол, что вы спрашиваете, сами ведь в курсе. — По-прежнему…
— Точно? Ничего подозрительного, нетипичного? — Звякнув алюминиевыми вставками рукава о столешницу, Спитфайр прищурился.
— Точно. — Акира достал из цилиндрического холодильника, точнее из верхнего отсека, из треугольной морозильной камеры, две банки пива «Оболонь Премиум». Запотевшая жесть скалилась совершенно одинаковыми тиграми-близнецами, распластавшимися в прыжке вдоль информации о составе, сроке хранения и производителе.
Пиво Спитфайр проигнорировал. Зато элегантно поместил чемоданчик на бамбуковый стол и вытащил из кармана пиджака потёртую колоду карт — замасленный и очень древний картон с неразличимыми рубашками и картинками. Акира почувствовал крестцовыми татуировками холодок, исходящий от колоды: магия? — добро? зло?
Подобно профессиональному игроку-бакуто времён правления Токугавы, Спитфайр перетасовал карты. На миг Акира почувствовал себя рабочим на государственной стройке, целую неделю в поте лица рывшим ирригационный канал, чтоб потом за минуту спустить подлецу-шулеру все тяжко заработанные деньги.
Кстати, у «подлеца-шулера» на запястье чернеют три круга-татуировки, причём рисунки эти Акира не видел ни в одном из реестров Профсоюза. Это, конечно, не сточасовая разукрашка спины, но…
— Я-ку-са! Чёрт, я так и знал! — выругался Ник Юсупович. Только что он вытащил из замусоленной колоды три карты, как это обычно делают при игре в ойтё-кабу. Самая отвратительная комбинация из всех возможных: восьмёрка, девятка и тройка — в сумме-то двадцать, а вот по очкам — полнейший ноль, проигрыш. Правда, на сленге шулеров-бакуто слова «я-ку-са» имеет ещё одно, совсем иное значение…
— Ник Юсупович, я хотел бы…
— Акира, мальчик мой, сейчас не время. Собирайся. Быстро.
И юный феникс не стал перечить мудрому адепту огня.
Превозмогая боль в черепе и позвоночнике, оделся — вещи слетелись со всей квартиры, в порядке строгой очерёдности нанизываясь на тело Акиры. Только шнурки ботинок отказались завязываться. Оде пришлось присесть и самостоятельно, как в глубокой юности, сплести шёлковые верёвочки в узлы. Спитфайр, сфотографировав зрачками это бессилие и детский маразм, покачал головой, но промолчал. Акира от стыда чуть не покраснел, но передумал: подумаешь, шнурки.
Прежде чем примерить парашют, Акира открыл верхний клапан запаски и обратил внимание на шпильку зачековки: вставлена ли она в петлю хотя бы на половину. Подёргал тросик привода запаски: нормально, порядок — свободно двигается в трубке, а кольцо привода добротно держится в гнезде. Так-с, подушка отцепки… три кольца… Потом — верхний клапан основного парашюта: шпилька вверх, на запаску. Пальчиками поелозить: на сегменте стренги от ранца до медузы — без петель. Грудной обхват, ага… А теперь вытяжной парашют: рукоятка, карман, свободный ход… И, пожалуй, хватит: клапана в исходное положение.
Наблюдая за выверенными движениями Акиры, Ник Юсупович терпеливо ждал: обглодав коричневый кончик, выкурил трубку — засыпал пеплом горшок с бегониями, дважды вскакивал и открывал-закрывал холодильник, пять раз измерил шагами метраж кухни.
— Всё, я готов. — Отрапортовал лейтенант Ода. — А что вообще случилось? Почему такая спешка?
В подъезде, на лестнице между пятым и четвёртым этажом:
— А ты что? ничего не помнишь? — как бы между прочим поинтересовался Спитфайр.
Акира напрягся так, что челюсти свело — и выдавил сквозь зубы:
— Что не помню, Ник Юсупович-сан?
— Последний пожар?
— Почему, не помню? Конечно, помню. Пожар как пожар. Сложный, но в меру. Я, конечно, поволновался, но вроде справился, порядок, да?
…сон, плохой сон. Кошмар. Движение, трепет, боль — извиваются в пламени люди, люди, которых феникс сжигает-ест. Тела. Вкусные, жирные и костлявые, мужские и женские, старые и детские… Сон, плохой сон. Кошмар…
— Ну-у… Стой. — Спитфайр одёрнул Акиру, направившегося к ДВС-авто босса, к мощной амфибии на воздушной подушке: «ниссан-утконос» — мечта каждого автолюбителя, мимо такого чуда спокойно пройти невозможно. — Стой, говорю!
Прилипнув к асфальту вакуумными присосками-подошвами, фениксы затормозили у неоновой гипновитрины танцевального клуба «Гавайи». Здесь по вечерам собираются любители подрыгать ягодицами в стиле хулу. И не важно, что ты не полинезиец и любой другой обуви предпочитаешь унты, а лицо твоё скрыто чадрой. Без разницы, если на череп твой украшает феска, а, празднуя Тэт, ты размахиваешь томагавком и дико фальшивишь, наигрывая марш Мендельсона на продольной флейте-тутек. Кому какое дело?! — закусываешь ты коньяк хурутом, или обожаешь, лёжа на русской печи, щупать прелести жены под сари?! Возможно, ты отлично стреляешь из сумпитана, быть может, мордашка твоя изуродована скарификацией, и не исключено, что ты прячешь раннюю лысину под сомбреро или тюбетейкой, и даже если ты приехал в «Гавайи» на арбе — гостю всегда будут рады: примут и обнимут, расцелуют взасос и научат танцевать зажигательную хулу.
Акира не любит дрыгоножество, да и Спитфайр явно не намерен уделять внимания полинезийским традициям.
— Мальчик мой Кирюшенька, если бы у тебя было чуть больше выслуги лет и мозгов под причёской, ты бы заметил. Обрати внимание: левое крыло моего «утконоса». Видишь?
— Вижу. — Акира проследил за начальственным взглядом. — И что? Крыло как крыло. Обычное нормальное крыло.
— Несколько минут назад кто-то напылил на него пять миллиграммов наногексогена — плёнка ещё не успела высохнуть. Прочие аксессуары, как ты понимаешь, тоже присутствуют: и ударно-взрывной микромеханизм и приёмник-передатчик — чтоб на солидном расстоянии и не зацепило. Потому как, если что, шарахнет знатно.
— Наногексоген? А как вы… — Акира умел анализировать сомнительные факты и складывать пазлы информации в чёткий, единственной верный рисунок: полиция — пожар — похмельное воскрешение — визит начальства — взрывчатка…
И ещё — сон, плохой сон, кошмар.
— Как вы узнали?.. Сигнализация сработала? Ну, это вряд ли… Значит… Как?
— Да вот так, мой мальчик, вот так. Мы пешочком прогуляемся.
— Пешком? Прогуляемся?
Мимо фениксов промчался классический «Харли Девидсон». Амортизатор, вилка, карбюратор? — а как же. Трамблёр, шкивы, бензонасос? — естественно. Злостное отсутствие переднего тормоза, хромированные подножки, одиночный направленный прожектор? — в наличие. Стопаки свастикой, аудиосистема, ботовой компьютер? — обижаете! Удлинённый задний багажник, крокодиловая кожа кресел, окантовочка радужным бисером?.. — да, да, и ещё раз да. Идеал. Мощь. Красота. Говорите, в жизни таких чудес не бывает? — Вы ошибаетесь: именно такое чудо только что вырулило из-под шлагбаума стоянки мототакси. Наездник? — клёпаная косуха, черепастая бандана. Куртку испятнала какая-то эмблема — ага, «Hell's Angel». Американец, значит. Рыжебородый гость Вавилона, решил отдохнуть от мирской суеты: торговля героином — дело, конечно, прибыльное, но хлопотное… а если федералы нащупали след да прихватили за кокошки, то…
Вавилону всё равно, кем ты был в прошлой жизни. Вавилон любит своих детей, и не выдаёт свободных граждан иностранным властям.