Страница:
— Полегчало, спасибо.
Индеец вывел Акиру на поверхность. Н-да, глубоко феникса спрятали — знатные катакомбы, лестница — метров тридцать ступенек и перил, разделённых пятью порталами-воротами: надёжными, огнестойкими и герметичными — без щелей и зазоров. О-очень сомнительно, что Акира просочился бы сквозь все уровни защиты — тут не плазмой идти надо, а ядрами дейтерия и трития делиться — чтоб мало не показалось.
А наверху — жизнь, буйство красок, ароматы жареного мяса, специй и коровьего навоза. Пёстрые куры пробегают под колёсами мотороллеров-вездеходов. На узких проспектах Гаражей выступают андеграунд-рок-группы, предлагая слушателям безумные помеси этнических мелодий и гитарно-диджейских запилов. Акира видит, как минимум, три гидропонные грядки, подвешенные над обросшими мхом чумами. На грядках — бананы и томаты, имбирь и петрушка. Есть в Гаражах и собственный храм Каодай, и маленький крематорий. В клетках, выставленных из окон жестяных хибар, ругаются огромные модифицированные попугаи-переводчики. То тут, то там пацанята-громкоговорители, разевая рты до ушей, зазывают клиентов в магазинчики, торгующие современным софтом и свиной вырезкой, копчёной рыбой и бамбуковыми татами, карманными генераторами и биомехами-степлерами. У громкоговорителей отличные лёгкие, каждый из этих ребят способен концентрированным воплем порвать барабанные перепонки роте бойцов в противокумулятивных касках — на расстоянии до двухсот метров. Мальчики-громкоговорители — настоящие профессионалы.
Кстати, среди гаражников очень много профи. Акира немножко пообщался с трапперами — Гаррисом и Гитой. Гаррис, кстати, один из тех ребят, что встретили Акиру в Гаражах, именно от него у феникса заштопанный биоклеем рубец на черепе — гостинец, так сказать. Гаррис извинился и попросил Акиру зла не держать. Акира пообещал: нет проблем, со всеми бывает, и вообще спасибо, что удар не точный. Гаррис сказал: пожалуйста. На том и порешили. Это жизнь, ребята, с кем ни бывает.
Гаррис познакомил Акиру с любимой женой Гитой: май бьютифул гёлфренд — так он представил низенькую девушку Акире. Правда, Акира не совсем уловил — жена она Гаррису или просто подружка-любовница. Но, похоже, парень абсолютно не придавал значения терминологии. Формулировки — не его конёк. Супруга до гроба, или суперперетрах-на-одну-ночь? — а не всё ли равно?
— Познакомьтесь. Гита, это Акира. Акира, это Гита, моя жена, май бьютифул гёлфренд.
— Очень приятно.
— Очень.
У молодожёнов общий семейный бизнес: ловушки и силки на любую живность — от тараканов до хомо сапиенсов. Не проблема. Заплатите — получите услугу. Молодожёны — трапперы, есть такая профессия. Оказывается, спецов их профиля обычно нанимают владельцы редких — очень дорогих! — экзотических животных, покинувших своих хозяев внезапно и на неопределённый срок. Только не надо банальностей о золотых клетках и журавлях в грозовых тучах — лучше послушать, о чём разговаривают профессионалы, хозяева своего слова и лучшие мастера дела.
— Так и так, господа, нехорошо получилось — доця страдает без любимого крокодильчика Мурзика, вы уж помогите. — Похохатывая, начал очередную байку Гаррис, типичный янки — ковбой в широкополой шляпе, клетчатой рубашке, сапожищах со шпорами и поясом с двумя кобурами под электрошокеры. Кстати, разрешение на оружие прикреплено к кармашку рубашки, поближе к пачке «Мальборо». В общем, Гаррис — типичный обитатель прерий, пастух-бродяга.
Акира задумчиво смотрит на пышную блондинистую шевелюру Гарриса — н-да, любой индеец отдал бы цистерну «огненной воды» за право оскальпировать этого бледнолицего. Интересно, почему шошон терпит рядом с собой Гарриса?
Однако продолжение следует:
— А я у него, у борова этого толстенного, спрашиваю: а большой ли у вас был крокодильчик?..
— Да ты что? А он? — Задача Акиры предельна просто: регулярно задавать вопросы типа «да ты что?» и «шутишь?»
— А он: что вы, совсем маленький, милый, ручной крокодильчик.
— Шутишь? А ты?
— А я: если можно подробней: фото, когда в последний раз видели, особые приметы, привычки, рацион.
— А он?
— Сначала фото принёс — отличную голограмму, динамическую. Я как глянул, так мне и поплохело. Аллигатор трёхметровый. Ручной, ага, милый. И девочка рядом, совсем цыпа — годков пять, не больше.
— Н-да… — Акира быстро устал от «круглых глаз» и «неподдельного интереса». Но! — он здесь чужак, его сюда никто не звал, он сам пришёл, он попросил о помощи, а в гостеприимном вигваме тати не обнажают.
— И я о том же. Папашку я, конечно, вызвездил по полной и в довесок присыпал, но Мурзика таки нашёл. И поймал в петельку! Вот в эту! — Гаррис демонстрирует Акире быструю трансформацию: ладонь превращается в широкую мясистую петлю, напрягшуюся мышцами и перевитую венами. — А у жёнушки моей другая специализация. Она потерявшихся мужиков в сети завлекает. Мразь, обычно, всякую — алиментщиков-сволочей, злостных неплатильщиков.
— Завлекает?
— Завлекает. Она, если хочет, очень даже умеет. — Ухмыляется Гаррис, сдвигая шляпу на затылок.
Акира косится на Гиту, по самые пятки завёрнутую в сари. Невзрачная, ничем не примечательная «мышка» ослепительно улыбается и… — Акира понимает, что безумно хочет эту девушку, он обожает её редкие чёрные волосы, оптобечевой стянутые в хвостик, он желает обнять её, прижаться лицом к маленькой груди, нежно целовать худую шею…
Гита качнула мальчишескими бёдрами и… — Акира кинулся к ней: сорвать сари, повалить наземь, раздвинуть ноги и войти — грубо, неистово!..
И вдруг наваждение исчезло. Феникс покачнулся, но выстоял.
Пот солёными струйками стекает по лицу и капает на плащ.
— Что это… было?..
— Небольшая демонстрашка. — Смеётся Гита.
— Демон… страшка?.. — не понимает Акира.
— Ага. Вот так я работаю — завлекаю.
— Ты-ы?..
— Да. Я. А кто ж ещё. Я же дипломированный инкуб.
— Ты… ты умеешь?..
— Умею. Пятая категория.
— Со дэсу нээ… Чувствуется. Высший пилотаж!
— Молодой человек, вы мне льстите! — кокетничает Гита. Акира не испытывает ни малейшего вожделения — значит, сейчас девушка не использует свой несравненный талант.
— Это что! Она великолепно рисует граффити! Обалдеть! Стишки пишет — это у неё не отнимешь! Почитаешь такие рифмы — и всё, или в постель поскорее, или… Или я не знаю как! — Гаррис с обожанием смотрит на супругу.
Да, это любовь.
Любовь… Юрико… Акира так давно не звонил Юрико, и аккумулятор мобильника сел. Надо бы зарядить при первой же возможности.
И тут дребезжит мобильник Гарриса. Гаррис отвечает:
— Пока глухо. — И отрубается.
— В последнее время у нас много заказов от ваших, от японцев. — Сообщает Гаррис, обнимая жену-гёлфренд за талию. — Вот жена сбежала, найти просит.
— Да? — Акире всё равно, Акире наплевать на рогоносцев.
27. ДЗИРО-ЯКУДЗА
28. ТАМАГОЧИ
29. ИЗБРАННОЕ
Индеец вывел Акиру на поверхность. Н-да, глубоко феникса спрятали — знатные катакомбы, лестница — метров тридцать ступенек и перил, разделённых пятью порталами-воротами: надёжными, огнестойкими и герметичными — без щелей и зазоров. О-очень сомнительно, что Акира просочился бы сквозь все уровни защиты — тут не плазмой идти надо, а ядрами дейтерия и трития делиться — чтоб мало не показалось.
А наверху — жизнь, буйство красок, ароматы жареного мяса, специй и коровьего навоза. Пёстрые куры пробегают под колёсами мотороллеров-вездеходов. На узких проспектах Гаражей выступают андеграунд-рок-группы, предлагая слушателям безумные помеси этнических мелодий и гитарно-диджейских запилов. Акира видит, как минимум, три гидропонные грядки, подвешенные над обросшими мхом чумами. На грядках — бананы и томаты, имбирь и петрушка. Есть в Гаражах и собственный храм Каодай, и маленький крематорий. В клетках, выставленных из окон жестяных хибар, ругаются огромные модифицированные попугаи-переводчики. То тут, то там пацанята-громкоговорители, разевая рты до ушей, зазывают клиентов в магазинчики, торгующие современным софтом и свиной вырезкой, копчёной рыбой и бамбуковыми татами, карманными генераторами и биомехами-степлерами. У громкоговорителей отличные лёгкие, каждый из этих ребят способен концентрированным воплем порвать барабанные перепонки роте бойцов в противокумулятивных касках — на расстоянии до двухсот метров. Мальчики-громкоговорители — настоящие профессионалы.
Кстати, среди гаражников очень много профи. Акира немножко пообщался с трапперами — Гаррисом и Гитой. Гаррис, кстати, один из тех ребят, что встретили Акиру в Гаражах, именно от него у феникса заштопанный биоклеем рубец на черепе — гостинец, так сказать. Гаррис извинился и попросил Акиру зла не держать. Акира пообещал: нет проблем, со всеми бывает, и вообще спасибо, что удар не точный. Гаррис сказал: пожалуйста. На том и порешили. Это жизнь, ребята, с кем ни бывает.
Гаррис познакомил Акиру с любимой женой Гитой: май бьютифул гёлфренд — так он представил низенькую девушку Акире. Правда, Акира не совсем уловил — жена она Гаррису или просто подружка-любовница. Но, похоже, парень абсолютно не придавал значения терминологии. Формулировки — не его конёк. Супруга до гроба, или суперперетрах-на-одну-ночь? — а не всё ли равно?
— Познакомьтесь. Гита, это Акира. Акира, это Гита, моя жена, май бьютифул гёлфренд.
— Очень приятно.
— Очень.
У молодожёнов общий семейный бизнес: ловушки и силки на любую живность — от тараканов до хомо сапиенсов. Не проблема. Заплатите — получите услугу. Молодожёны — трапперы, есть такая профессия. Оказывается, спецов их профиля обычно нанимают владельцы редких — очень дорогих! — экзотических животных, покинувших своих хозяев внезапно и на неопределённый срок. Только не надо банальностей о золотых клетках и журавлях в грозовых тучах — лучше послушать, о чём разговаривают профессионалы, хозяева своего слова и лучшие мастера дела.
— Так и так, господа, нехорошо получилось — доця страдает без любимого крокодильчика Мурзика, вы уж помогите. — Похохатывая, начал очередную байку Гаррис, типичный янки — ковбой в широкополой шляпе, клетчатой рубашке, сапожищах со шпорами и поясом с двумя кобурами под электрошокеры. Кстати, разрешение на оружие прикреплено к кармашку рубашки, поближе к пачке «Мальборо». В общем, Гаррис — типичный обитатель прерий, пастух-бродяга.
Акира задумчиво смотрит на пышную блондинистую шевелюру Гарриса — н-да, любой индеец отдал бы цистерну «огненной воды» за право оскальпировать этого бледнолицего. Интересно, почему шошон терпит рядом с собой Гарриса?
Однако продолжение следует:
— А я у него, у борова этого толстенного, спрашиваю: а большой ли у вас был крокодильчик?..
— Да ты что? А он? — Задача Акиры предельна просто: регулярно задавать вопросы типа «да ты что?» и «шутишь?»
— А он: что вы, совсем маленький, милый, ручной крокодильчик.
— Шутишь? А ты?
— А я: если можно подробней: фото, когда в последний раз видели, особые приметы, привычки, рацион.
— А он?
— Сначала фото принёс — отличную голограмму, динамическую. Я как глянул, так мне и поплохело. Аллигатор трёхметровый. Ручной, ага, милый. И девочка рядом, совсем цыпа — годков пять, не больше.
— Н-да… — Акира быстро устал от «круглых глаз» и «неподдельного интереса». Но! — он здесь чужак, его сюда никто не звал, он сам пришёл, он попросил о помощи, а в гостеприимном вигваме тати не обнажают.
— И я о том же. Папашку я, конечно, вызвездил по полной и в довесок присыпал, но Мурзика таки нашёл. И поймал в петельку! Вот в эту! — Гаррис демонстрирует Акире быструю трансформацию: ладонь превращается в широкую мясистую петлю, напрягшуюся мышцами и перевитую венами. — А у жёнушки моей другая специализация. Она потерявшихся мужиков в сети завлекает. Мразь, обычно, всякую — алиментщиков-сволочей, злостных неплатильщиков.
— Завлекает?
— Завлекает. Она, если хочет, очень даже умеет. — Ухмыляется Гаррис, сдвигая шляпу на затылок.
Акира косится на Гиту, по самые пятки завёрнутую в сари. Невзрачная, ничем не примечательная «мышка» ослепительно улыбается и… — Акира понимает, что безумно хочет эту девушку, он обожает её редкие чёрные волосы, оптобечевой стянутые в хвостик, он желает обнять её, прижаться лицом к маленькой груди, нежно целовать худую шею…
Гита качнула мальчишескими бёдрами и… — Акира кинулся к ней: сорвать сари, повалить наземь, раздвинуть ноги и войти — грубо, неистово!..
И вдруг наваждение исчезло. Феникс покачнулся, но выстоял.
Пот солёными струйками стекает по лицу и капает на плащ.
— Что это… было?..
— Небольшая демонстрашка. — Смеётся Гита.
— Демон… страшка?.. — не понимает Акира.
— Ага. Вот так я работаю — завлекаю.
— Ты-ы?..
— Да. Я. А кто ж ещё. Я же дипломированный инкуб.
— Ты… ты умеешь?..
— Умею. Пятая категория.
— Со дэсу нээ… Чувствуется. Высший пилотаж!
— Молодой человек, вы мне льстите! — кокетничает Гита. Акира не испытывает ни малейшего вожделения — значит, сейчас девушка не использует свой несравненный талант.
— Это что! Она великолепно рисует граффити! Обалдеть! Стишки пишет — это у неё не отнимешь! Почитаешь такие рифмы — и всё, или в постель поскорее, или… Или я не знаю как! — Гаррис с обожанием смотрит на супругу.
Да, это любовь.
Любовь… Юрико… Акира так давно не звонил Юрико, и аккумулятор мобильника сел. Надо бы зарядить при первой же возможности.
И тут дребезжит мобильник Гарриса. Гаррис отвечает:
— Пока глухо. — И отрубается.
— В последнее время у нас много заказов от ваших, от японцев. — Сообщает Гаррис, обнимая жену-гёлфренд за талию. — Вот жена сбежала, найти просит.
— Да? — Акире всё равно, Акире наплевать на рогоносцев.
27. ДЗИРО-ЯКУДЗА
Дзиро выпрыгнул из вертолёта метрах в трёх над посадочной площадкой. За весь полёт пилоты не проронили ни слова. Это плохой знак.
Ряд низких деревьев — тополей и клёнов. За деревьями — усадьба: осевая симметрия в застройке, в центре — главный зал с выходом на юг. Дзиро Пузырю туда и надо — в главный зал, там его ждут, не дождутся.
Надо пройти мимо ландшафтного сада, мимо пруда с островами, соединёнными мостиками, сквозь невидимые лучи сканеров, под прицелами охранных систем — и тогда можно увидеть покрытую кипарисовой корой крышу усадьбы.
Крыша нависает над ступенями, ведущими в главный зал. Восток, запад и север — к залу открытыми переходами прилепились павильоны и пристройки. Дзиро спешно двигается мимо пруда, Дзиро краем взгляда замечает сооружённый прямо на воде павильон для музыкальных представлений. Дзиро испуган, Дзиро опаздывает. Он видит на груди красненькую точку — лазерный луч уткнулся аккурат в сердце и провожает Пузыря до колонн и веранды усадьбы.
Дзиро останавливается у дверей.
Болят обожженные руки. Кто бы мог подумать, что в метро случиться пожар? Это просто безумие — пожар в метро, из-за которого опаздываешь на встречу с Советом Директоров.
Промежутки между колоннами закрыты решетчатыми панелями — это не к добру. Сегодня всё через одно место. То самое.
Дзиро чувствует, как лазерная точка щупает затылок: бамс, и нет Дризо Токусацу — мозги расплескались-разлетелись, заляпали красивые резные двери — в любой момент: бамс!
Дзиро разувается: кроссовки «Спаун» — обувь, конечно, очень удобная, к тому оснащённая системой очисти подошвы, но! — традиции, мать их! — войти в главный зал можно только босиком.
И Дзиро входит.
Деревянный пол устлан татами. На циновках — шёлковые, расшитые драконами подушки для сидения. И никакого интима — никаких занавесок и створчатых ширм, никаких бамбуковых экранов на перекладинах. Внутренне убранство зала всегда поражало Дзиро подчёркнутым аскетизмом: Будда, иметь столько денег, и не потратиться на паршивый голопроектор, который раскинул бы по углам виртуальные икебаны и картины из крестьянской жизни?! — это выше понимания Дзиро.
Пузыря встречают напряжённой тишиной — Дзиро понимает, что уже лишился фаланги мизинца, без вариантов — при благоприятном раскладе юбицумэ ему обеспечено: мол, теперь ты, парниша, не сможешь так же твёрдо, как прежде, держать карты и меч.
Фаланга — ерунда. А вот если Совету не понравятся новости Дзиро, то…
Пузырь заставляет себя не думать о сэппуку. Это же языческий культ жертвоприношения презренных айнов. Дзюнси, «самоубийство»? — бред! В конце концов, Дзиро не самурай, Дзиро даже не потомственный якудза. «Будо сёсин-сю» — не его настольная книга. Пусть всякие Мисимы Юкио вспарывают себе животы, а мы… — а куда денешься, если начальство прикажет? Бежать? — Пузырь и сейчас ощущает лазерную метку на затылке. Бамс, да?
Все здесь. Все-все-все. Сэнсо, война кланов давно в прошлом. Да здравствует перемирие-тэути.
На татами чинно восседает наделённый самурайскими правами оябун, «управляющий рынками». На коленях у шефа покоятся два меча-досу; рядом с оябуном — вакагасира-заместитель, и сайко комон, старший советник, и со-хомбутё, глава штаб-квартиры, а ещё — фуку-хомбутё, помощник шефа.
…драгс, или сябу-наркотики…
Лучшие люди. Элита Вавилона. Братки-кёдай.
…номия, нелегальное букмекерство на ипподроме…
Также в главном зале присутствуют пятеро кумитё, за каждым из которых стоит до двух тысяч «подотчётных штыков». Пузырь удивлён — зачем столько народа? — они бы ещё с собой своих секретарей и кайкэй-бухгалтеров притащили… Вместе с «быками»-гурэнтай.
…сима, или попросту рэкет…
Кстати, насчёт «быков». Дзиро мажет взглядом по рядам бригадиров-сятэй. Уж этих-то точно не следовало приглашать на серьёзное сборище.
…киритори, выбивание долгов…
Даже одна «старшая сестрёнка» присутствует, а точнее — женушка одного из кумитё, отдыхающего нынче на нарах.
…юсури, банальный шантаж…
Сливки и седьмая вода на киселе клана Ямагути-гуми, перебазировавшегося в Вавилон из Кобе, опустевшего после американских термоядерных бомбардировок. Последователи и потомки Кодамы Ёсио, шпиона и члена ультранационалистической группировки, контр-адмирала и советника премьер-министра — ТОГО САМОГО Кодамы Ёсио. Также здесь, в главном зале собрались родственники самого известного якудзы всех времён и народов — Китано Такэси.
…незаконная торговля современным композитным оружием-тяка…
Золотые и попроще даймоны. Короткие стрижки, чёрные костюмы, чёрные галстуки и аккуратные белые рубашки. Глаза скрывают темные очки.
Взгляды.
Лазерные точки.
Бумс!
Бумс-бумс!
Дзиро почему-то вспоминает обряд сакадзуки: Дзиро принимали в клан простенько, без вывертов и новшеств. Согласно старинному ритуалу и заплесневевшей традиции Пузырь выпил с шефом сакэ — из одной чашечки. Мол, отныне оябун и молодой, но напористый гурэнтай — есть одна семья, отец и сын, старший и младший братишки.
Бумс-бумс!
Дзиро кланяется, Дзиро собирается подробно доложить начальству-камбу о приготовлениях, о том, что МОЖНО НАЧИНАТЬ. О том что, продажные сацу не смогли задержать Избранника, и стажёры-фениксы не сумели убить Избранника в пожаре Дзиро сообщать не собирается. А зачем? К тому же, Дзиро промолчит о неудачах наёмника-синоби, который не осилил подорвать начальника пожарного депо N9/21 и погиб при контакте с Избранником.
Зато Дзиро готов поведать об успехах в Инкубаторах. Но Дзиро не успевает даже рот открыть — его перебивает сам оябун:
— Молчи. Действуй.
Дзиро Токусацу ещё раз кланяется и уходит.
Он молчит. Он действует.
Он знает: теперь за ним будут неотрывно следит тэпподама, киллеры-камикадзе. И ни приведи Будда, Дзиро облажаться.
Бумс-бумс!
Ряд низких деревьев — тополей и клёнов. За деревьями — усадьба: осевая симметрия в застройке, в центре — главный зал с выходом на юг. Дзиро Пузырю туда и надо — в главный зал, там его ждут, не дождутся.
Надо пройти мимо ландшафтного сада, мимо пруда с островами, соединёнными мостиками, сквозь невидимые лучи сканеров, под прицелами охранных систем — и тогда можно увидеть покрытую кипарисовой корой крышу усадьбы.
Крыша нависает над ступенями, ведущими в главный зал. Восток, запад и север — к залу открытыми переходами прилепились павильоны и пристройки. Дзиро спешно двигается мимо пруда, Дзиро краем взгляда замечает сооружённый прямо на воде павильон для музыкальных представлений. Дзиро испуган, Дзиро опаздывает. Он видит на груди красненькую точку — лазерный луч уткнулся аккурат в сердце и провожает Пузыря до колонн и веранды усадьбы.
Дзиро останавливается у дверей.
Болят обожженные руки. Кто бы мог подумать, что в метро случиться пожар? Это просто безумие — пожар в метро, из-за которого опаздываешь на встречу с Советом Директоров.
Промежутки между колоннами закрыты решетчатыми панелями — это не к добру. Сегодня всё через одно место. То самое.
Дзиро чувствует, как лазерная точка щупает затылок: бамс, и нет Дризо Токусацу — мозги расплескались-разлетелись, заляпали красивые резные двери — в любой момент: бамс!
Дзиро разувается: кроссовки «Спаун» — обувь, конечно, очень удобная, к тому оснащённая системой очисти подошвы, но! — традиции, мать их! — войти в главный зал можно только босиком.
И Дзиро входит.
Деревянный пол устлан татами. На циновках — шёлковые, расшитые драконами подушки для сидения. И никакого интима — никаких занавесок и створчатых ширм, никаких бамбуковых экранов на перекладинах. Внутренне убранство зала всегда поражало Дзиро подчёркнутым аскетизмом: Будда, иметь столько денег, и не потратиться на паршивый голопроектор, который раскинул бы по углам виртуальные икебаны и картины из крестьянской жизни?! — это выше понимания Дзиро.
Пузыря встречают напряжённой тишиной — Дзиро понимает, что уже лишился фаланги мизинца, без вариантов — при благоприятном раскладе юбицумэ ему обеспечено: мол, теперь ты, парниша, не сможешь так же твёрдо, как прежде, держать карты и меч.
Фаланга — ерунда. А вот если Совету не понравятся новости Дзиро, то…
Пузырь заставляет себя не думать о сэппуку. Это же языческий культ жертвоприношения презренных айнов. Дзюнси, «самоубийство»? — бред! В конце концов, Дзиро не самурай, Дзиро даже не потомственный якудза. «Будо сёсин-сю» — не его настольная книга. Пусть всякие Мисимы Юкио вспарывают себе животы, а мы… — а куда денешься, если начальство прикажет? Бежать? — Пузырь и сейчас ощущает лазерную метку на затылке. Бамс, да?
Все здесь. Все-все-все. Сэнсо, война кланов давно в прошлом. Да здравствует перемирие-тэути.
На татами чинно восседает наделённый самурайскими правами оябун, «управляющий рынками». На коленях у шефа покоятся два меча-досу; рядом с оябуном — вакагасира-заместитель, и сайко комон, старший советник, и со-хомбутё, глава штаб-квартиры, а ещё — фуку-хомбутё, помощник шефа.
…драгс, или сябу-наркотики…
Лучшие люди. Элита Вавилона. Братки-кёдай.
…номия, нелегальное букмекерство на ипподроме…
Также в главном зале присутствуют пятеро кумитё, за каждым из которых стоит до двух тысяч «подотчётных штыков». Пузырь удивлён — зачем столько народа? — они бы ещё с собой своих секретарей и кайкэй-бухгалтеров притащили… Вместе с «быками»-гурэнтай.
…сима, или попросту рэкет…
Кстати, насчёт «быков». Дзиро мажет взглядом по рядам бригадиров-сятэй. Уж этих-то точно не следовало приглашать на серьёзное сборище.
…киритори, выбивание долгов…
Даже одна «старшая сестрёнка» присутствует, а точнее — женушка одного из кумитё, отдыхающего нынче на нарах.
…юсури, банальный шантаж…
Сливки и седьмая вода на киселе клана Ямагути-гуми, перебазировавшегося в Вавилон из Кобе, опустевшего после американских термоядерных бомбардировок. Последователи и потомки Кодамы Ёсио, шпиона и члена ультранационалистической группировки, контр-адмирала и советника премьер-министра — ТОГО САМОГО Кодамы Ёсио. Также здесь, в главном зале собрались родственники самого известного якудзы всех времён и народов — Китано Такэси.
…незаконная торговля современным композитным оружием-тяка…
Золотые и попроще даймоны. Короткие стрижки, чёрные костюмы, чёрные галстуки и аккуратные белые рубашки. Глаза скрывают темные очки.
Взгляды.
Лазерные точки.
Бумс!
Бумс-бумс!
Дзиро почему-то вспоминает обряд сакадзуки: Дзиро принимали в клан простенько, без вывертов и новшеств. Согласно старинному ритуалу и заплесневевшей традиции Пузырь выпил с шефом сакэ — из одной чашечки. Мол, отныне оябун и молодой, но напористый гурэнтай — есть одна семья, отец и сын, старший и младший братишки.
Бумс-бумс!
Дзиро кланяется, Дзиро собирается подробно доложить начальству-камбу о приготовлениях, о том, что МОЖНО НАЧИНАТЬ. О том что, продажные сацу не смогли задержать Избранника, и стажёры-фениксы не сумели убить Избранника в пожаре Дзиро сообщать не собирается. А зачем? К тому же, Дзиро промолчит о неудачах наёмника-синоби, который не осилил подорвать начальника пожарного депо N9/21 и погиб при контакте с Избранником.
Зато Дзиро готов поведать об успехах в Инкубаторах. Но Дзиро не успевает даже рот открыть — его перебивает сам оябун:
— Молчи. Действуй.
Дзиро Токусацу ещё раз кланяется и уходит.
Он молчит. Он действует.
Он знает: теперь за ним будут неотрывно следит тэпподама, киллеры-камикадзе. И ни приведи Будда, Дзиро облажаться.
Бумс-бумс!
28. ТАМАГОЧИ
Поверхность. Улица. Суета.
Пожарные-любители толпятся у красных машин. Ребята явно не в курсе, чем им заняться: то ли рукава растягивать, то ли за огнетушители хвататься.
Толпа, быдло.
Дилетанты!
Искоса поглядывая на это дезорганизованное столпотворения, госпожа Хэйкэ умывается минералкой — испачкала копотью лицо, теперь приводит себя в порядок. Воду госпожа Хэйэкэ купила в ближайшем от голограммы "М" ларьке. Хорошая вода, холодная. Чуток солёная, с пузырьками.
На госпожу Хэйкэ не обращают внимания, как будто не она выбралась из норы метро, как будто не она выскочила из горящего состава, как будто не у неё в руках ТА САМАЯ зажигалка.
Любители решают важные проблемы, любители собрались у громадной буквы "М" и голосуют за то, чтобы спуститься вниз, в пожар. Или против того, чтобы спускаться вниз, в огонь и пламя.
За.
Почти единогласно. Надо же, чудеса случаются…
Пожарные довольны, смеются, похлопывают друг дружку по узким плечам и заплывшим жирком хребтам: мы такие молодцы, мы команда, мы настоящие мужики, от нас пахнет пеплом и потом, наши женщины регулярно обеспечены оргазмом — два раза в неделю и по праздникам.
В сумочке госпожи Хэйкэ пищит-ругается тамагочи. Электронно-пластмассовый уродец требует пожрать — нашёл, Великая Мать, время. И ведь не отцепится. Надо накормить. Иначе будет не только ПИЩАТЬ-ругаться, но и матом КРЫТЬ-ругаться. А госпожа Хэйкэ терпеть не может, когда её любименький Гочик использует ненормативную лексику.
Ибо это неправильно, нехорошо.
Роботы не должны вести себя как люди.
В сумочке госпожи Хэйэк есть специальный кармашек, в котором хранится корм для тамагочи. Обычно это пакетик ржаных сухариков со вкусом копчёной сёмги. Но сегодня там почему-то рисовые чипсы с ароматом дымка.
Странно, да?
Кицунэ-годзэн раскрывает сумочку, и писк усиливается. Прохожие оборачивается: кто это там мучает маленького тамагочи? Оборачиваются даже пожарные, дебаты внезапно прерваны — есть дела важнее, чем пожар и жертвы — ведь у кого-то кричит тамагочи!
— Гочик, любименький, успокойся, мой мальчик, — госпожа Хэйкэ кормит жёлтого, как цыплёнок, уродца чипсами. Уродец жадно чавкает, он действительно сильно проголодался. Он потерял много энергии на охлаждение наносхем — в пожаре, признаться, было жарковата: госпожа Хэйэкэ тоже вспотела. Гочик испуган. Он мягкий и тёплый. Как цыплёнок. Собственно, Гочик и сделан на основе цыплёнка.
Обычная технология. Дешёвая штамповка местной птицефабрика. Окорочка — это вкусно и питательно, но ведь есть такое понятие как «прогресс». Берём курицу и вставляем ей в анус вентилятор. Что получится? Правильно, курица с вентилятором в анусе. То есть полнейшая ерунда. А вот если взять яйцо куриное, сорт первый, да перепрошить его гены соответствующим биософтом, пошептать над скорлупой правильные заклинания, а потом дождаться второго поколения наземных соколов, а потом опять перепрошить и пошептать… В пятом поколении получаются довольно-таки забавные особи. Без вентилятора в анусе, но с биокристаллическим мониторчиком вместо головы. И с зубастым наружным желудком. Встроенные микрофоны обязательны — покупателям нравятся тамагочи, которые различают голоса и, особенно, манеру речи хозяина/хозяйки.
Госпожа Хэйэкэ тоже обожает подобные штучки-дрючки:
— Гочик? Гочик, любименький, теперь ты доволен?
Ещё бы. Целый пакет чипсов сожрать за один присест — она ещё спрашивает!
Но это всё лирика. Присказка. Почти виртуальная реальность: карибские пляжи и яки, бредущие по заснеженным склонам.
А в реале?
Госпожа Хэйэкэ выбралась из пылающего вагона. Она это умеет — выбираться, это её второй талант, можно сказать, хобби. Если уж вдова единственная, кто уцелел после ликвидации всех участников проекта «Мэкэникэл Файт», то из метро она и подавно выскочит. Ни один синоби её не остановит — особенно, если Юрико в опасности. Особенно, если над родным Вавилоном скопились багровые тучи Зла.
Красные нити, тросы и трубы.
Лирика. Опять лирика.
— Извините, вы не разменяете сто евро? — Совсем мальчик, лет восьми. Выбритый пробор в чёрно-фиолетовых волосах, висок обезображен разъёмом под… Госпожа Хэйэкэ в последний раз видела такие разъёмы много лет назад — у детишек-шахидов, тех, что должны были сбивать собой бомбардировщики союзников. Эта дырка в черепе — под нейроприёмник, передающий команды с земли.
— Нет. Мелочи не держу. — Поначалу Кицунэ-годзэн приняла мальчишку за обычного карлика-геронтофила, желающего пообщаться с бабулькой-красотулькой в интиме свечек и постельных принадлежностей. Но разъём…
Клон.
Боевой клон.
Мальчик-шахид. Пушечное мясо.
Их специально выращивали худенькими и низкого роста — чтобы весу никакого, и, соответственно, чтоб воздушные шары были меньшего размера — и дешевле, и менее заметны. И кормить таких клонов не накладно — у них отсутствовал глотательный рефлекс, они попросту не умели кушать на рефлекторном уровне.
— Извините. — Малыш, похабно подмигнув Кицунэ-годзэн, неторопливо двинул по улице. Остановился у напоминающего сигаретную пачку ларька, купил дешёвой вони без фильтра. Подкурил. И — дальше, дальше — кроссовками по асфальту. Скрылся за углом здания типографии «Сагиб»: визитки, офсет, недорого…
Геронтофил? Всё-таки?
Госпоже Хэйкэ хотелось бы в это поверить. Но разъём. Разъём. Разъём!
Что-то клонов развелось… Свободно по улицам разгуливают! И куда смотрят сёгуны?! почему не контролируют популяцию?! или надвигается внешняя угроза?!
Красные нити. Тросы. Трубы.
И мальчики-шахиды, самоубийцы, восставшие из ада?!
Невинные жертвы на нейроуправлении. Одноразовые солдаты Вавилона. Они не могли выжить хотя бы потому, что изначально предназначались для героической гибели. Иначе — они дохли от голодной смерти.
Мимо госпожи Хэйэкэ на великолепных першеронах проскакала группа амазонок-сектанток. Девушки, хохоча, перекидывали друг дружке баскетбольный мяч-биомех. Мяч недовольно кривился и пытался ухватиться зубами за дамские пальцы, унифицированные под пилки для ногтей и держатели для тюбиков губной помады.
Госпожа Хэйкэ выкинула пустую бутылку из-под минералки в уличный утилизатор. Ярко вспыхнула надпись: «Спасибо! Мусор на асфальте — не наш стиль!» Госпожа Хэйкэ решила проверить комплектность амуниции: сумочка в наличии, одежда испачкана и кое-где прогорела, но дряблой задницей светить не придётся — уже хорошо. Портмоне потеряла — надо было привакуумировать к ладони. Все эти треволнения, стрессы…
Юрико. Девочка. Внучка. Но! — ехать в больницу с пустыми руками глупо. Неразумно. Мало ли что там ожидает вдову. Возможно, её уже разыскивает полиция. Наверняка нановидеокамеры, неприметно напылённые в закутках вагонов, зафиксировали мельчайшие — улыбки, гримасы, искру от кремня — подробности поджога и последовавшего пожара. А сейчас копы-досин просматривают запись, где надо — укрупняют, чистят, убирают тени и моделируют трёхмерку. И вводят оцифрованный портрет преступницы в базу данных, и — о-ля-ля! — получите распечатку с жизнеописанием буйно помешанной старушенции-пенсионерки, которая, вместо того, чтобы лузгать семена подсолнечника на силиконовой лавочке у портала-подъезда, совершает диверсии и терракты.
Пожар в метро! — кто бы мог подумать?! — тёща начальника феникс-депо N9/21 подкидывает зятю работы! Семейный подряд! Поджигательница и пожарный в одной упряжке! Госпожа Хэйкэ явственно представляет подобные статейки в утренних вавилонских газетёнках насыщенно-жёлтого цвета.
Диверсии и терракты. Н-да, в больницу однозначно нельзя. Домой тоже. Но домой надо. И в больницу тоже. Вопрос: что делать?
Если не знаешь, куда податься, просто сделай шаг вперёд. Хороший принцип, госпожа Хэйэкэ всегда ему следовала. Она подошла к бровке и подняла руку. Через минуту возле Кицунэ-годзэн притормозил невзрачный «фиат-уно». А ещё каких-то лет тридцать назад госпожа Хэйкэ тут же стопанула бы пару-тройку лимузинов, и водители спорили бы между собой за право подвезти красотку-ниппон.
— Подвезти? — открылась дверца. За рулём доктор Джино. Старина Джино, у которого вместо пальцев — ланцеты. Вместо ушей — стетоскопы. Такая специализация. Общественное разделение труда.
— Если вас не затруднит, — улыбается Кицунэ-годзэн. — Но у меня совершенно нет с собой денег. Представляете, потеряла кошелёк.
— Какие деньги, что вы?! Я не беру у красивых женщин ни евро!
Вдова в салоне «фиата». Н-да, в тесноте, но не в обиде.
— Однако это не лимузин. Совсем даже не лимузин.
— Совершенно верно, уважаемая Кицунэ-годзэн. Это не машина, это нарушение Прав Человека.
Домой. Допотопный комп-навигатор ДВС-авто доктора Джино высветил карту города. Госпожа Хэйкэ ткнула стиком в голубенький сектор, обозначающий район Оока Сёхай. На экране — крупнее — знакомые улицы. Стиком выделить нужную. Опять увеличение. Теперь выделить сиреневый прямоугольничек-дом.
— Сюда, пожалуйста. Улица Акутагавы Рюноскэ, корпус-крепость N147.
Чихнул движок, чёрные клубы дыма из выхлопной трубы.
Госпожа Хэйкэ не видела, как у громадной буквы-голограммы "М" приземлился белый спортивный вертолёт производства «Мицубиси Моторс». И уж тем более госпожа Хэйкэ не видела, как на борт вертолёта поднялся толстячок-якудза.
Кицунэ-годзэн спешила домой.
Нельзя ехать в больницу с пустыми руками.
Пожарные-любители толпятся у красных машин. Ребята явно не в курсе, чем им заняться: то ли рукава растягивать, то ли за огнетушители хвататься.
Толпа, быдло.
Дилетанты!
Искоса поглядывая на это дезорганизованное столпотворения, госпожа Хэйкэ умывается минералкой — испачкала копотью лицо, теперь приводит себя в порядок. Воду госпожа Хэйэкэ купила в ближайшем от голограммы "М" ларьке. Хорошая вода, холодная. Чуток солёная, с пузырьками.
На госпожу Хэйкэ не обращают внимания, как будто не она выбралась из норы метро, как будто не она выскочила из горящего состава, как будто не у неё в руках ТА САМАЯ зажигалка.
Любители решают важные проблемы, любители собрались у громадной буквы "М" и голосуют за то, чтобы спуститься вниз, в пожар. Или против того, чтобы спускаться вниз, в огонь и пламя.
За.
Почти единогласно. Надо же, чудеса случаются…
Пожарные довольны, смеются, похлопывают друг дружку по узким плечам и заплывшим жирком хребтам: мы такие молодцы, мы команда, мы настоящие мужики, от нас пахнет пеплом и потом, наши женщины регулярно обеспечены оргазмом — два раза в неделю и по праздникам.
В сумочке госпожи Хэйкэ пищит-ругается тамагочи. Электронно-пластмассовый уродец требует пожрать — нашёл, Великая Мать, время. И ведь не отцепится. Надо накормить. Иначе будет не только ПИЩАТЬ-ругаться, но и матом КРЫТЬ-ругаться. А госпожа Хэйкэ терпеть не может, когда её любименький Гочик использует ненормативную лексику.
Ибо это неправильно, нехорошо.
Роботы не должны вести себя как люди.
В сумочке госпожи Хэйэк есть специальный кармашек, в котором хранится корм для тамагочи. Обычно это пакетик ржаных сухариков со вкусом копчёной сёмги. Но сегодня там почему-то рисовые чипсы с ароматом дымка.
Странно, да?
Кицунэ-годзэн раскрывает сумочку, и писк усиливается. Прохожие оборачивается: кто это там мучает маленького тамагочи? Оборачиваются даже пожарные, дебаты внезапно прерваны — есть дела важнее, чем пожар и жертвы — ведь у кого-то кричит тамагочи!
— Гочик, любименький, успокойся, мой мальчик, — госпожа Хэйкэ кормит жёлтого, как цыплёнок, уродца чипсами. Уродец жадно чавкает, он действительно сильно проголодался. Он потерял много энергии на охлаждение наносхем — в пожаре, признаться, было жарковата: госпожа Хэйэкэ тоже вспотела. Гочик испуган. Он мягкий и тёплый. Как цыплёнок. Собственно, Гочик и сделан на основе цыплёнка.
Обычная технология. Дешёвая штамповка местной птицефабрика. Окорочка — это вкусно и питательно, но ведь есть такое понятие как «прогресс». Берём курицу и вставляем ей в анус вентилятор. Что получится? Правильно, курица с вентилятором в анусе. То есть полнейшая ерунда. А вот если взять яйцо куриное, сорт первый, да перепрошить его гены соответствующим биософтом, пошептать над скорлупой правильные заклинания, а потом дождаться второго поколения наземных соколов, а потом опять перепрошить и пошептать… В пятом поколении получаются довольно-таки забавные особи. Без вентилятора в анусе, но с биокристаллическим мониторчиком вместо головы. И с зубастым наружным желудком. Встроенные микрофоны обязательны — покупателям нравятся тамагочи, которые различают голоса и, особенно, манеру речи хозяина/хозяйки.
Госпожа Хэйэкэ тоже обожает подобные штучки-дрючки:
— Гочик? Гочик, любименький, теперь ты доволен?
Ещё бы. Целый пакет чипсов сожрать за один присест — она ещё спрашивает!
Но это всё лирика. Присказка. Почти виртуальная реальность: карибские пляжи и яки, бредущие по заснеженным склонам.
А в реале?
Госпожа Хэйэкэ выбралась из пылающего вагона. Она это умеет — выбираться, это её второй талант, можно сказать, хобби. Если уж вдова единственная, кто уцелел после ликвидации всех участников проекта «Мэкэникэл Файт», то из метро она и подавно выскочит. Ни один синоби её не остановит — особенно, если Юрико в опасности. Особенно, если над родным Вавилоном скопились багровые тучи Зла.
Красные нити, тросы и трубы.
Лирика. Опять лирика.
— Извините, вы не разменяете сто евро? — Совсем мальчик, лет восьми. Выбритый пробор в чёрно-фиолетовых волосах, висок обезображен разъёмом под… Госпожа Хэйэкэ в последний раз видела такие разъёмы много лет назад — у детишек-шахидов, тех, что должны были сбивать собой бомбардировщики союзников. Эта дырка в черепе — под нейроприёмник, передающий команды с земли.
— Нет. Мелочи не держу. — Поначалу Кицунэ-годзэн приняла мальчишку за обычного карлика-геронтофила, желающего пообщаться с бабулькой-красотулькой в интиме свечек и постельных принадлежностей. Но разъём…
Клон.
Боевой клон.
Мальчик-шахид. Пушечное мясо.
Их специально выращивали худенькими и низкого роста — чтобы весу никакого, и, соответственно, чтоб воздушные шары были меньшего размера — и дешевле, и менее заметны. И кормить таких клонов не накладно — у них отсутствовал глотательный рефлекс, они попросту не умели кушать на рефлекторном уровне.
— Извините. — Малыш, похабно подмигнув Кицунэ-годзэн, неторопливо двинул по улице. Остановился у напоминающего сигаретную пачку ларька, купил дешёвой вони без фильтра. Подкурил. И — дальше, дальше — кроссовками по асфальту. Скрылся за углом здания типографии «Сагиб»: визитки, офсет, недорого…
Геронтофил? Всё-таки?
Госпоже Хэйкэ хотелось бы в это поверить. Но разъём. Разъём. Разъём!
Что-то клонов развелось… Свободно по улицам разгуливают! И куда смотрят сёгуны?! почему не контролируют популяцию?! или надвигается внешняя угроза?!
Красные нити. Тросы. Трубы.
И мальчики-шахиды, самоубийцы, восставшие из ада?!
Невинные жертвы на нейроуправлении. Одноразовые солдаты Вавилона. Они не могли выжить хотя бы потому, что изначально предназначались для героической гибели. Иначе — они дохли от голодной смерти.
Мимо госпожи Хэйэкэ на великолепных першеронах проскакала группа амазонок-сектанток. Девушки, хохоча, перекидывали друг дружке баскетбольный мяч-биомех. Мяч недовольно кривился и пытался ухватиться зубами за дамские пальцы, унифицированные под пилки для ногтей и держатели для тюбиков губной помады.
Госпожа Хэйкэ выкинула пустую бутылку из-под минералки в уличный утилизатор. Ярко вспыхнула надпись: «Спасибо! Мусор на асфальте — не наш стиль!» Госпожа Хэйкэ решила проверить комплектность амуниции: сумочка в наличии, одежда испачкана и кое-где прогорела, но дряблой задницей светить не придётся — уже хорошо. Портмоне потеряла — надо было привакуумировать к ладони. Все эти треволнения, стрессы…
Юрико. Девочка. Внучка. Но! — ехать в больницу с пустыми руками глупо. Неразумно. Мало ли что там ожидает вдову. Возможно, её уже разыскивает полиция. Наверняка нановидеокамеры, неприметно напылённые в закутках вагонов, зафиксировали мельчайшие — улыбки, гримасы, искру от кремня — подробности поджога и последовавшего пожара. А сейчас копы-досин просматривают запись, где надо — укрупняют, чистят, убирают тени и моделируют трёхмерку. И вводят оцифрованный портрет преступницы в базу данных, и — о-ля-ля! — получите распечатку с жизнеописанием буйно помешанной старушенции-пенсионерки, которая, вместо того, чтобы лузгать семена подсолнечника на силиконовой лавочке у портала-подъезда, совершает диверсии и терракты.
Пожар в метро! — кто бы мог подумать?! — тёща начальника феникс-депо N9/21 подкидывает зятю работы! Семейный подряд! Поджигательница и пожарный в одной упряжке! Госпожа Хэйкэ явственно представляет подобные статейки в утренних вавилонских газетёнках насыщенно-жёлтого цвета.
Диверсии и терракты. Н-да, в больницу однозначно нельзя. Домой тоже. Но домой надо. И в больницу тоже. Вопрос: что делать?
Если не знаешь, куда податься, просто сделай шаг вперёд. Хороший принцип, госпожа Хэйэкэ всегда ему следовала. Она подошла к бровке и подняла руку. Через минуту возле Кицунэ-годзэн притормозил невзрачный «фиат-уно». А ещё каких-то лет тридцать назад госпожа Хэйкэ тут же стопанула бы пару-тройку лимузинов, и водители спорили бы между собой за право подвезти красотку-ниппон.
— Подвезти? — открылась дверца. За рулём доктор Джино. Старина Джино, у которого вместо пальцев — ланцеты. Вместо ушей — стетоскопы. Такая специализация. Общественное разделение труда.
— Если вас не затруднит, — улыбается Кицунэ-годзэн. — Но у меня совершенно нет с собой денег. Представляете, потеряла кошелёк.
— Какие деньги, что вы?! Я не беру у красивых женщин ни евро!
Вдова в салоне «фиата». Н-да, в тесноте, но не в обиде.
— Однако это не лимузин. Совсем даже не лимузин.
— Совершенно верно, уважаемая Кицунэ-годзэн. Это не машина, это нарушение Прав Человека.
Домой. Допотопный комп-навигатор ДВС-авто доктора Джино высветил карту города. Госпожа Хэйкэ ткнула стиком в голубенький сектор, обозначающий район Оока Сёхай. На экране — крупнее — знакомые улицы. Стиком выделить нужную. Опять увеличение. Теперь выделить сиреневый прямоугольничек-дом.
— Сюда, пожалуйста. Улица Акутагавы Рюноскэ, корпус-крепость N147.
Чихнул движок, чёрные клубы дыма из выхлопной трубы.
Госпожа Хэйкэ не видела, как у громадной буквы-голограммы "М" приземлился белый спортивный вертолёт производства «Мицубиси Моторс». И уж тем более госпожа Хэйкэ не видела, как на борт вертолёта поднялся толстячок-якудза.
Кицунэ-годзэн спешила домой.
Нельзя ехать в больницу с пустыми руками.
29. ИЗБРАННОЕ
От щедрот Акире выделили отдельную «квартирку». Шошон сказал:
— Обживайся.
Акира сказал:
— Спасибо.
Затоптанный и потёртый половичок с едва читаемой надписью «Добро пожаловать!». Феникс весьма формально вытирает левый каблук о «Добро», правый — о «пожаловать!» Скрипят петли тяжёлой металлической двери. Автоматически включается свет. Феникс входит.
Стены гаража изнутри утеплены матрасами. Самыми обычными постельными матрасами с пушистым силиконовым наполнителем. К матрасам пришиты лоскуты шёлка, кусочки винилискожи, носовые платки, фартуки, манишки и детские платьица. Акира заметил пару дорогих — ручной работы! — рушников. И всё эти тряпочки соединены между собой разноцветной леской, серебристыми и ржавыми цепочками, нитками-мулине, шпагатом и полосками папиросной бумаги, изрисованной иероглифами и латинскими буквами.
Пол — осколки стекла. Равномерный слой. Здесь и битые лобовухи дорогих ДВС-авто, и перегоревшие неоновые лампы, и витрины мелких магазинчиков, уничтоженных очередным восстанием зооморфов. Кое-где из крошева торчат горлышки пивных бутылок. В общем, Акира не разувается, обувь за порогом не оставляет.
То тут, то там на битом стекле валяются книги и мягкие поролоновые игрушки. Акира пнул носком ботинка пегого медвежонка, сжимающего атрофированными когтями стилизованное сердечко с надписью «I love you». Акира поднял ближайшую книгу — ага, раритетное издание одного из первых аниме-романов на русском языке. Дорогая вещь. И вот так запросто валяется на полу, на осколках?..
Осматриваясь, феникс баллончиком напылил динамики в углах комнаты, прямо на матрасы и тряпочки. Система наведения плеера зафиксировала координаты наномебран. Акира через спутник вошёл на один из многочисленных музыкальных сайтов, адреса которых неизменно болтаются в папке «Избранное» операционки квадропроигрывателя.
Сегодня — сейчас! — фениксу хотелось чего-нибудь нежного, спокойного, может даже романтичного: чтоб с чётким ритмом сдвоённой барабанной установки, рёвом трёх электрогитар, диджейскими панк-домыслами и неокислотными вариациями, чтоб вокал перемежался с дезерским рычанием и страстным шёпотом возбуждённой самочки-зооморфа. В общем, у Акиры странные представления о романтической музыке.
Лёг на матрас.
Закрыл глаза — в потемках и собачий помет не пачкает, хе-хе.
Вспышка. Память.
…ты всё ближе и ближе подступаешь к огню…
…вспыхивают волосы, вспыхивает кончик сигареты, по-прежнему зажатой в губах… лучший вкус во рту, приятный осадок в лёгких…
…блаженство…
…осознание собственной необходимости и полноценности…
…сигаретный фильтр плавится в обожжённых губах, горит одежда… ..голод…
…утолить голод…
…тогда, возможно, и сумеешь…
Вспышка.
…подчинить пожар…
Вспышка. Вспышка. Сверла впиваются в обезжиренные ацетоном виски!
…аппендицит, копчик, пару рёбер, гланды…
…точка перехода, Хвост Саламандры, Крылья Феникса…
— Обживайся.
Акира сказал:
— Спасибо.
Затоптанный и потёртый половичок с едва читаемой надписью «Добро пожаловать!». Феникс весьма формально вытирает левый каблук о «Добро», правый — о «пожаловать!» Скрипят петли тяжёлой металлической двери. Автоматически включается свет. Феникс входит.
Стены гаража изнутри утеплены матрасами. Самыми обычными постельными матрасами с пушистым силиконовым наполнителем. К матрасам пришиты лоскуты шёлка, кусочки винилискожи, носовые платки, фартуки, манишки и детские платьица. Акира заметил пару дорогих — ручной работы! — рушников. И всё эти тряпочки соединены между собой разноцветной леской, серебристыми и ржавыми цепочками, нитками-мулине, шпагатом и полосками папиросной бумаги, изрисованной иероглифами и латинскими буквами.
Пол — осколки стекла. Равномерный слой. Здесь и битые лобовухи дорогих ДВС-авто, и перегоревшие неоновые лампы, и витрины мелких магазинчиков, уничтоженных очередным восстанием зооморфов. Кое-где из крошева торчат горлышки пивных бутылок. В общем, Акира не разувается, обувь за порогом не оставляет.
То тут, то там на битом стекле валяются книги и мягкие поролоновые игрушки. Акира пнул носком ботинка пегого медвежонка, сжимающего атрофированными когтями стилизованное сердечко с надписью «I love you». Акира поднял ближайшую книгу — ага, раритетное издание одного из первых аниме-романов на русском языке. Дорогая вещь. И вот так запросто валяется на полу, на осколках?..
Осматриваясь, феникс баллончиком напылил динамики в углах комнаты, прямо на матрасы и тряпочки. Система наведения плеера зафиксировала координаты наномебран. Акира через спутник вошёл на один из многочисленных музыкальных сайтов, адреса которых неизменно болтаются в папке «Избранное» операционки квадропроигрывателя.
Сегодня — сейчас! — фениксу хотелось чего-нибудь нежного, спокойного, может даже романтичного: чтоб с чётким ритмом сдвоённой барабанной установки, рёвом трёх электрогитар, диджейскими панк-домыслами и неокислотными вариациями, чтоб вокал перемежался с дезерским рычанием и страстным шёпотом возбуждённой самочки-зооморфа. В общем, у Акиры странные представления о романтической музыке.
Лёг на матрас.
Закрыл глаза — в потемках и собачий помет не пачкает, хе-хе.
Вспышка. Память.
…ты всё ближе и ближе подступаешь к огню…
…вспыхивают волосы, вспыхивает кончик сигареты, по-прежнему зажатой в губах… лучший вкус во рту, приятный осадок в лёгких…
…блаженство…
…осознание собственной необходимости и полноценности…
…сигаретный фильтр плавится в обожжённых губах, горит одежда… ..голод…
…утолить голод…
…тогда, возможно, и сумеешь…
Вспышка.
…подчинить пожар…
Вспышка. Вспышка. Сверла впиваются в обезжиренные ацетоном виски!
…аппендицит, копчик, пару рёбер, гланды…
…точка перехода, Хвост Саламандры, Крылья Феникса…