Страница:
— Так ему веришь?
— Как себе самому, Стив.
— Гм… Интересно будет с ним познакомиться…
— Потерпи немного. Завтра летим в Манаус, оттуда прямо на полигон.
— Кого ещё ты пригласил на испытания?
— Только Пэнки. Он потом передаст остальным в совете, что сочтёт нужным.
— Но он ведь полагает, что… — Стив усмехнулся.
— Ещё бы. Пусть посмотрит, убедится… Дальше — надо будет усовершенствовать первые модели, дорабатывать, создавать соответствующую начинку. Пока это летающие бонбоньерки — новое транспортное средство, не более. Работы предстоит много, она потребует массу времени… Очень много времени… Понимаешь? А мы пока начнём исследования, которые предлагает Шарк. Как он тебе показался?
— Не знаю, гений он или безумец, но фанатик бесспорно.
— По-моему, тоже гений, как и Линстер… Деньги ему надо дать. Понимаешь, тут прямая связь. Линстеру для его аппаратуры нужны алмазы. Множество алмазов. Причём натуральные. Пришлось закупить массу алмазов у этих акул из «Де Бирс». Цены на алмазы пошли вверх… Чтобы окончательно не обанкротиться, мы должны располагать собственными алмазными копями. Поэтом) Шарку дадим зелёную улицу.
— В «империи» возникли финансовые трудности? — с удивлением спросил Стив.
— Нет, пока нет, — Цезарь поморщился, — но возникнут, когда осуществим ещё некоторые из наших проектов…
— Знаешь, ты становишься полноценным бизнесменом, — похвалил Стив. — А как твоя наука?
— Все в своё время. Невозможно заниматься тремя делами сразу. Пришлось отложить древние рукописи. Закончим испытания, обсудим дальнейшее, и вернусь к ним снова…
— А что Райя?
— Занята «Парадизом XXI».
— Много ещё осталось?
Цезарь махнул рукой:
— До конца жизни хватит.
— Чьей жизни?
— Нашей с ней.
— Мне кажется, — сказал Стив очень серьёзно, — что вам следует думать не о конце жизни, а о наследнике «империи».
— Его не будет, — жёстко отрезал Цезарь. — Выкинь из головы и никогда не напоминай мне об этом. Глупо!
— Почему?
— Считал тебя догадливее, Стив.
— Все равно не понимаю…
Цезарь усмехнулся и похлопал Стива по плечу:
— Это ведь была твоя блестящая идея, старина, а теперь ты вспомнил о наследнике.
— Идея чего?
— Взорвать изнутри адскую машину. Разве мы не решили? «Империя» Фигуранкайнов должна исчезнуть вместе с нами — со мной, с Райей и… с тобой… Поэтому — никаких наследников. Им нечего будет наследовать.
— Зачем выплёскивать ребёнка вместе с грязной водой? — пожал плечами Стив. — Что общего между нашей сверхзадачей и вашей любовью? Вы оба ещё молоды, полны сил, ты не глуп, Райя — красавица… У таких родителей…
— Замолчи! И пойми, наконец: не хочу, чтобы в этот безумный мир, пропитанный ненавистью, интригами и кровью, мир, прикованный к чудовищной бомбе со взрывателем замедленного действия, вступил бы кто-то, кому я дал жизнь. Райя согласна со мной. Мы давно так решили, Стив. Это решение неизменно.
— Жаль, — сказал Стив расстроенно. — Я ведь считал ваш «Парадиз XXI» гнездом. Гнездом для будущих птенцов.
— «Парадиз» — призрак, — шепнул Цезарь, отворачиваясь. — Он тоже исчезнет… вместе с нами… Помнишь прощальные слова ассирийского владыки Сарданапала? Он произносит их, всходя вместе со своей возлюбленной на погребальный костёр.
— Искренне желаю тебе, Стив, пережить всех нас и посмотреть, что получится. — Цезарь поднялся и взял с дивана куртку из белого китайского шелка. — Убеждён, — продолжал он, надевая куртку, — что и нас с тобой будущие историки назовут подонками, независимо от того, чем закончится наш «эксперимент»… Если, конечно, история будет существовать, — добавил он после небольшой паузы, — Ну, хватит дискуссий. Пора обедать. Спускаемся в ресторан.
«Я готов понять все, — думал Стив следуя за Цезарем Фигуранкайном-младшим. — Даже его сегодняшнее настроение, учитывая предстоящие испытания… Но не могу понять, что я видел вчера ночью».
Под крыльями самолёта расстилался зелёный океан бразильской сельвы, прикрытый синим куполом безоблачного неба. Пи дорог, ни посёлков, только зелёный полог сомкнувшихся крон, по которому скользила на запад крестообразная тень самолёта. Из Манауса вылетели час назад. Миновали несколько небольших посёлков, прилепившихся к Амазонке, прямоугольники джутовых плантаций на северном берегу, а потом сразу началась сельва.
Манаус с его высотными зданиями банков, компаний, отелей, с его знаменитым оперным театром, в котором некогда пел Карузо, даже и в начале семидесятых годов продолжал оставаться последним оплотом цивилизации на берегу океана сельвы.
Расположенный в центре Амазонии, занимающей половину площади страны, Манаус, став в 1967 году «беспошлинным городом» и центром туризма, сохранил вуаль таинственной экзотики… Сюда поднимались по Амазонке океанские лайнеры и прилетали самолёты из Европы, а где-то не очень далеко от здешних небоскрёбов в сумраке сельвы пролегала граница двадцатого и каменного веков… На улицах, в фешенебельных отелях и в торговых центрах Манауса звучала разноязычная речь, но никто из туристов — американцев, немцев, французов — не задерживался тут долго. Поколесив на автобусах по городу и ближайшим окрестностям, туристы торопились в Перу, к развалинам древней столицы инков. Через каменный век они предпочитали перепрыгнуть на современных самолётах. Автострады, гидростанции, рудники, плантации пока создавались восточнее и юго-восточнее Манауса. На севере и на западе была только сельва.
Полигон находился вблизи стыка границ Бразилии, Венесуэлы и Колумбии. И стык, и сами границы были понятием условным. Никто не знал, где они точно проходят, никто не пытался обозначать их на местности в сыроватом сумраке сельвы, где кочевали немногочисленные индейские племена, некогда отступившие с побережья под натиском завоевателей-испанцев. Племена эти так и не приняли цивилизации, сохраняли свой уклад, обычаи и богов. И продолжали жить в каменном веке. Никому не было известно, сколько их, где находятся их стойбища, где проложены охотничьи тропы и пути кочевий. Они занимались собирательством и охотой, ловили рыбу и черепах по притокам Рио-Негру и, опустошив участок сельвы, прилегающий к стойбищу, переходили на другое место.
Стив впервые летел на полигон через Бразилию. Была другая трасса, более хорошая, из Венесуэлы. По ней доставлялись фузы и персонал. Если на африканском полигоне недостатка в местных рабочих не было, то на бразильский пришлось завозить воздушным путём даже лесорубов и грузчиков. Аборигены не годились для самых простых работ. Кроме того, их было слишком мало. На колоссальной территории, приобретённой Фигуранкайном-старшим у бразильского правительства, первые отряды лесорубов, подготавливающие посадочные площадки для самолётов и вертолётов, встретили только две небольшие группы индейцев, которые, побросав стойбища, ушли в глубь сельвы.
По венесуэльской стороне границы было несколько небольших посёлков с католическими миссиями. Связь с ними из Каракаса поддерживалась самолётами, прилетавшими раз пли два в месяц. Весь северо-запад бразильской Амазонии представлял собой девственную сельву; полигон стал первым вторжением цивилизации в каменный век немногочисленных обитателей экваториальной пущи.
Из Рио летели личным самолётом Цезаря. Это был «боинг», переоборудованный по особому проекту на одном из заводов «империи». По внешнему виду он почти не отличался от серийных самолётов этого типа, но корпус имел бронированный и, кроме того, был вооружён пулемётами, укрытыми в крыльях и в хвостовой части. Помимо личных помещений Цезаря — спального, рабочего и ванны — в самолёте были бар и обычный пассажирский салон, а также вместительный грузовой отсек. Экипаж, включая двух стюардов, состоял из восьми человек — индонезийцев с Бали — низкорослых, коренастых, невозмутимых. Стиву не приходилось слышать, чтобы кто-либо из них произносил более трех слов подряд. Между собой они объяснялись на одном из наречий Западного Бали. Самолётом этим Цезарь летал второй год, и Стив догадывался, что экипаж был подобран не без участия Райи. Самолёт мог вместить человек шестьдесят, но на этот раз кроме Цезаря, Стива и Тео летели только шестеро сумрачного вида сингалезцев из личной охраны Цезаря и мистер Цвикк.
Мистер Мигуэль Цвикк был доверенным лицом Цезаря в Бразилии. Он числился одним из вице-директоров бразильского филиала банка CFS и, по словам Цезаря, в своё время приложил немало стараний для того, чтобы кусок амазонской сельвы стал собственностью «империи» Фигуранкайнов. На бразильском полигоне он исполнял обязанности заместителя административного директора и единственный из всего персонала поддерживал непосредственный контакт с Тиббом Линстером. Цезарь знал его давно и очень доверял ему. На этот раз именно Цвикк сумел так все организовать, что о появлении Цезаря Фигуранкайна в Рио не пронюхал никто из местных журналистов.
Цвикк был флегматичный, начинающий полнеть здоровяк, роста чуть выше среднего, с широкими плечами и очень короткой шеей. Он немного сутулился, и казалось, что его голова покоится прямо на плечах совсем без шеи. У него было широкое розовое лицо почти без бровей и маленькие, глубоко посаженные, очень внимательные глазки. В коротко подстриженных светлых волосах поблёскивала седина. На вид ему было лет пятьдесят. Сейчас они все трое — Цвикк, Цезарь и Стив — сидели в салоне-кабинете Цезаря: Стив в кресле у окна, Цезарь за рабочим столом, а Цвикк на диване под рядами книжных полок.
Потягивая ледяное пиво, принесённое одним из стюардов, Цвикк говорил:
— Только с высоко летящего самолёта Амазония кажется необитаемой. Раньше — да, человек проникал в эти непроходимые джунгли вдоль рек. Но в двадцатом веке Амазония пережила несколько бумов, начиная с каучукового… Сейчас, помимо нашего полигона, тут десятки миллионов гектаров принадлежат американцам… В прошлом году бразильская газета «Трибуна де импренса» опубликовала сенсационный материал: из бразильской Амазонии за границу тайно вывозится огромное количество золота и драгоценных камней… После этого власти обследовали небольшой район бассейна Амазонки, считавшийся необитаемым, и обнаружили там более шести десятков тайных аэродромов. Все использовались для нелегального вывоза золота, драгоценных камней и редких металлов.
— А вокруг нашей территории? — поинтересовался Цезарь.
— Тоже не исключено, — кивнул Цвикк, глотнув пива и вытирая рот ладонью, — хотя точных сведений у меня нет. «Трибуна де импренса» полагает, что в бразильской сельве устроено несколько сот секретных аэродромов.
— Включая наши, — заметил Стив.
— Ну, разумеется, — благодушно согласился Цвикк, снова отхлёбывая пиво.
— А как с золотом и драгоценными камнями на полигоне? — Стив пододвинулся с креслом поближе к столу.
— Должны быть…
— Прислать бы сюда Шарка и проверить его гениальность на золоте, — предложил Стив, обращаясь к Цезарю.
— Нет. Он будет заниматься кимберлитами океанов, — твёрдо заявил Цезарь. — Завтра поговорим с Пэнки — пусть по возвращении оформляет с ним контракт.
— Придётся вызвать Шарка в Нью-Йорк? — Стив вопросительно взглянул па Цезаря.
— Пусть Пэнки отправится к нему в Лондон.
— Он не согласится.
— Надо сделать так, чтобы согласился. И ты должен помочь мне в этом. Ты ведь видел его кимберлиты.
— Видел, но…
— Придётся без «но», Стив. Это надо!
«А у него все чаще появляются диктаторские нотки — у этого бывшего учёного-востоковеда и историка буддизма», — отметил про себя Стив, снова отъезжая с креслом к окну.
За окном была та же синь неба и зелёный полог внизу, по которому плыла тень их самолёта.
— Пройду к пилотам, — сказал Цезарь, поднимаясь.
Цвикк бросил взгляд на часы:
— Лететь ещё около сорока минут, патрон.
Цезарь молча кивнул, вышел из салона.
— Неужели действительно развернули такое наступление на эти места? — обратился Стив к Цвикку. — Может, «Трибуна де импренса» преувеличивает? Сверху край кажется совершенно нетронутым. Мы пролетели больше тысячи километров — и ни одного выруба.
— Во-первых, тайные аэродромы легко замаскировать, — пожал массивными плечами Цвикк. — Что обычно и делается… И что, кстати, сделали мы на полигоне. Ведь пока сведения о нем, просочившиеся в печать, ничтожны и далеки от действительности… Да-а… Во-вторых, северная Амазония — вот эти места, — Цвикк указал в окно, — они действительно мало тронуты, зато в других вырубка се львы идёт открыто и в широчайших масштабах. Вот, например, есть такой «тихий» миллиардер Дэниел Кейт. Он ваш соотечественник, мистер Роулинг, но в Штатах о нем мало кто слышал. Так вот, он ещё лет шесть или семь назад приобрёл у бразильского правительства за три миллиона долларов солидный кусок амазонской сельвы в центре страны и стал вырубать лес, а освободившиеся участки продавать под разные плантации. За шесть лет им вырублено более шести миллионов гектаров сельвы, и к концу семидесятых годов он собирается вырубить ещё десять миллионов. Ходят слухи, что за шесть лет его состояние удвоилось, и не исключено, что за последующие десять учетверится… Лес, который он вырубает, конечно, не пропадает даром. Он экспортирует древесину ценных пород, построил мебельные и бумажные фабрики, но… амазонские леса стремительно отступают перед его напором, а ведь они — это теперь известно каждому школьнику — лёгкие нашей планеты… Да-а… По последним данным ООН, на Земле ежедневно вырубается около тридцати тысяч гектаров тропических лесов. Вообразите эту цифру, мистер Роулинг! А сколько ещё дэниелов кейтов мечтают урвать свои куски, например, отсюда. — Цвикк снова указал в окно трубкой, которую начал набивать.
— Вы разве не американец, Цвикк? — поинтересовался Стив.
— Нет, помилуй бог… Я бразильский подданный, а родился в Эквадоре.
— Но на службе у Фигуранкайнов вы, кажется, очень давно?
— Всю жизнь, — проворчал Цвикк, раскуривая трубку. — Начинал с его отцом, а Цезаря знаю с младенчества… Да-а…
Он умолк и, глубоко затянувшись, окутался облаком душистого дыма.
— Значит, по крови вы испанец?
— Мать была испанкой, отец наполовину поляк, наполовину индеец. Я сложный гибрид, мистер Роулинг.
В кабинет возвратился Цезарь. За ним следовал стюард с подносом, уставленным бутылками и бокалами. Стюард поставил поднос на стол, молча раздал бокалы с коктейлем и с поклоном удалился.
— Твой любимый, — сказал Цезарь Стиву.
Стив сделал глоток, прикрыл глаза, смакуя, и покачал головой:
— Нет. Слишком много гренадина и мяты. Надо разбавить…
Он принялся манипулировать с бутылками.
— Мистер Роулинг, не откажите в любезности налить мне чистого мартеля, — попросил Цвикк, ставя нетронутый бокал на стол. — Не обижайтесь, патрон, не люблю этой современной алхимии.
— Я тоже не любил, — заметил Цезарь, — но меня Стив приучил. Только ему никто не может угодить…
— Потому что составить настоящий коктейль — великое искусство, которого никогда не постигнут твои балийские дикари, — отпарировал Стив, передавая Цвпкку коньяк. — Дай мне твой бокал, Цезарь, и ты поймёшь разницу между истинным коктейлем и пойлом, которое намешал этот мрачный язычник…
Самолёт слегка качнуло, и в динамике послышался голос капитана. Он попросил приготовиться к посадке.
Стив поспешно глянул в окно. Внизу по-прежнему расстилался до самого горизонта однообразный зелёный ковёр сельвы.
Стив не был на бразильском полигоне больше года и не мог не признать, что теперь тут многое переменилось. Аэродром, на котором они приземлились, ангары и службы, а также близлежащий посёлок с мастерскими и лабораториями — все было закрыто сверху полупрозрачной масксетыо, растянутой на металлических опорах па высоте около тридцати метров над землёй. Маскировочная сеть зелёных оттенков пропускала только рассеянный солнечный свет. Под пей царила относительная прохлада, как и в тени соседних деревьев, а будучи растянута на той же высоте, что и вершины их, она наделено укрывала аэродром и посёлок от всевидящих глаз искусственных спутников и от возможного воздушного разведчика.
— В других местах сейчас то же самое, — сказал Цвикк, попыхивая трубкой. — Кстати, мы пролетали над некоторыми из наших объектов. Заметили вы что-нибудь?
— Нет, — признался Стив.
— А вообще-то мы стараемся по возможности сохранять крупные деревья, убираем только подлесок, кусты и, конечно, лианы. Ну а там, где требуется большое открытое пространство, сразу ставим такие прикрытия. — Он указал на масксети, заслоняющие взлётную полосу.
— Я даже не заметил, где мы нырнули под них, — сказал Стив. — Мне показалось, самолёт садится прямо на вершины деревьев.
— Здесь посадка по приборам, как при отсутствии видимости. — Цвикк продолжал попыхивать трубкой. — Самолёт ныряет в открывшиеся ворота, и они тотчас снова затягиваются сетью. Нежданные гости не сядут. Нет…
Вечером состоялось знакомство с Тиббом Линстером. К удивлению Стива, он оказался негром. Тибб был высокий худощавый человек с очень тонкими чертами подвижного лица и внимательным взглядом темно-коричневых глаз. У него был очень высокий лоб, чёрные, коротко подстриженные, курчавые волосы, тронутые на висках сединой, и длинные нервные пальцы, похожие на пальцы пианиста. Он прилетел один на небольшом вертолёте, который вёл сам. Вертолёт опустился прямо на зелёную лужайку рядом с коттеджем, где разместились Цезарь, Стив и Цвикк. Над лужайкой защитная сеть отсутствовала, но свободного пространства было так мало, что Стив, наблюдая, как вертолёт снижается вертикально, почти касаясь лопастями крон ближайших деревьев, подивился мастерству и отваге пилота.
Через минуту оказалось, что высокий чернолицый человек в белом полётном комбинезоне, легко выпрыгнувший из прозрачной кабины вертолёта, это и есть сам Тибб. Он пожал руки Цезарю и Цвикку и вежливо поздоровался со Стивом.
Под огромными макарангами и лаурелиями, окружающими большой двухэтажный коттедж, уже сгущался сумрак. Лучи низкого вечернего солнца едва пробивались сквозь густые кроны, окрашивая в красноватые тона могучие стволы деревьев.
Возле вертолёта появились двое сингалезцев из личной охраны Цезаря, а Стив, Цезарь и Тибб Линстер прошли в коттедж. Цвикк уехал на аэродром встречать самолёт Пэнки, который уже вылетел из Каракаса.
Ужинали втроём на веранде коттеджа, затянутой густой противомоскитной сеткой. Было очень душно, несмотря на то, что четыре больших вентилятора, установленные по углам веранды, бесшумно гнали к столу струи тёплого влажного воздуха. За ужином разговор шёл главным образом о международных делах: нарастающей волне терроризма, о войне в Индокитае, в которой завязли американцы, о поездке президента Никсона в Китай, о президентских выборах, которые должны вскоре состояться, о новых советских предложениях в ООН в защиту мира. Говорили Цезарь и Тибб: Стив ограничивался краткими репликами, внимательно наблюдая за Тиббом. Чернокожий конструктор все больше нравился ему и своей интеллигентностью, и каким-то особым умением ненавязчиво убедить собеседника в собственной правоте, не отвергая контраргументов. Его взгляды на действительность далеко выходили за пределы общепринятых норм и критериев. О войне в Индокитае он отозвался как о величайшем преступлении из всех совершенных американцами за последнюю сотню лет. Никсона назвал политическим гангстером, прорвавшимся в Белый дом, и утверждал, что его президентура останется позорнейшей страницей истории страны. События в Китае, по его словам, являли пример трагического тупика, в котором может оказаться великий народ по вине авантюристов и шизофреников.
Цезарь пытался с ним спорить, твердил, что вся история человечества — плод хронического безумия владык, цитировал буддийские тексты, приводил многочисленные примеры из древности и средневековья.
— То же самое происходит и сейчас, — говорил он, беря ломтик ананаса и погружая его в бокал с шампанским. — Безумный грызущийся мир, разделённый на сотни государств, больших и малых, с разными уровнями богатства и развития, с разными социальными и нравственными идеалами, с разными способами и средствами достижения этих идеалов. Мир электричества, атомной энергии и электроники, в котором почти треть населения неграмотна, четверть недоедает, а четыреста — пятьсот миллионов находятся на грани голодной смерти, когда еды могло бы хватить всем. Мир, в котором по каждому поводу и без повода хватаются за ножи и уничтожают себе подобных. Мир, в котором чудовищные запасы самого разрушительного в истории оружия не применяются лишь потому, что ни у кого пет уверенности, что почти уничтоженный противник не ответит ещё более сокрушительным ударом. Все это уже было, и не один раз, при ином уровне знаний, технологии и страха… В атомно-электронный век, когда наука и технология сотворили все то, что стало нашей гордостью, слабостью и кошмаром, уровень страха, способного обуздать амбиции безумцев, должен быть соответствующим. В одной из книг Будды…
— Простите, мистер Цезарь, — сказал Тибб, — по меня не убеждают ни исторические аналогии, ни речения мудрецов минувших эпох. Вы правы в том, что клубок противоречий нынешнего мира необыкновенно сложен, запутан и таит множество угроз, среди которых важнейшая — самоуничтожение цивилизации… Но именно это и отличает данную эпоху от всех предыдущих. Отличие тут отнюдь не просто количественное, а качественное. Новое качество создано именно современной наукой и её производным — нынешней технологией. Наука — дитя разума. Вы видите панацею от всех бед человечества и в прошлом, и в настоящем в нагнетании страха. Я — в воспитании разума. Разум создал нынешнюю цивилизацию, и разум должен спасти её. Как? Это уже другой вопрос…
— А всё-таки, как? — не удержался Стив.
Тибб быстро взглянул на него и неожиданно улыбнулся.
— К сожалению, я не в силах дать сейчас исчерпывающего рецепта, хотя… — он задумался ненадолго, — кое-что, вероятно, мог бы предложить. Прежде всего — отказ от применения термоядерного оружия и обуздание угрозы всеобщей войны. Отказ от войны вообще, как средства решения споров. Тем более, что мир давно поделён и делить больше нечего. Постепенное разоружение высвободит фантастические ценности. Можно накормить голодных, дать чистую питьевую воду там, где люди умирают в электронный век от отсутствия чистой воды. Обучить неграмотных. Переориентировать биологов, биохимиков и химиков с поиска наиболее действенных смертоносных бактерий, ядов и отравляющих веществ на поиск радикальных средств борьбы с ещё не покорёнными болезнями — раком, сердечно-сосудистыми заболеваниями, холерой, проказой… Развернув совместное мирное наступление на океаны, глубокие недра Земли и ближний космос, создать миллионы новых рабочих мест и ликвидировать безработицу. Наконец, без болтовни и митингования всерьёз взяться за очистку биосферы от того мусора, хлама и грязи, которые люди сами нагромоздили за последние полвека. Это тоже необходимо сделать, иначе мусор и грязь уничтожат жизнь даже в условиях всеобщего мира. Можно было бы добавить и ещё кое-что, но, вероятно, и сказанного достаточно, тем более что подобная программа отнюдь не нова. Москва, например, предлагает её вам и всему так называемому западному миру не первый год…
— Ну, куда загнули, — разочарованно протянул Стив, — Москва!.. Кто им поверит! Пропагандистская болтовня!
— Да, так вы, многие, к сожалению, считаете, — кивнул Тибб. — Это ваша беда и, вероятно, вина тоже.
Стив неожиданно обозлился:
— Не понимаю… Если вы сами верите в то, о чём только что толковали, как вы могли взяться за конструирование УЛАКов? Вам, как конструктору, конечно, ясно, для чего они могут быть использованы. И разумеется, вы не можете не догадываться об истинных целях ОТРАГа… Эти цели…
— Прекрати, Стив, — прервал Цезарь. — Тиббу известно все, абсолютно все…
— Да, мне все известно, — заверил Тибб, глядя прямо в глаза Стиву. — Мы трое — союзники, преследующие одну цель, хотя… в её теоретических обоснованиях мы… несколько расходимся. Мне известно также, что инициатором плана являетесь вы, мистер Стив, и я пользуюсь сейчас случаем выразить вам моё глубочайшее уважение и восхищение.
— Не преувеличивайте, — Стив махнул рукой, — моя роль минимальна. Слова и благие намерения… Деньги — вот главное! Его деньги. — Стив указал на Цезаря.
— Терпеть не могу, когда начинаешь паясничать, — резко перебил Цезарь. — Хочешь, чтобы напомнил, что деньги я получил благодаря тебе, заодно с жизнью моей и Райи? Что ж, ещё раз благодарю тебя за это в присутствии Тибба. Это во-первых… Во-вторых, не считал и не считаю эти деньги своими. Мне, да и вам обоим тоже, хорошо известно, откуда они появились.
— Как себе самому, Стив.
— Гм… Интересно будет с ним познакомиться…
— Потерпи немного. Завтра летим в Манаус, оттуда прямо на полигон.
— Кого ещё ты пригласил на испытания?
— Только Пэнки. Он потом передаст остальным в совете, что сочтёт нужным.
— Но он ведь полагает, что… — Стив усмехнулся.
— Ещё бы. Пусть посмотрит, убедится… Дальше — надо будет усовершенствовать первые модели, дорабатывать, создавать соответствующую начинку. Пока это летающие бонбоньерки — новое транспортное средство, не более. Работы предстоит много, она потребует массу времени… Очень много времени… Понимаешь? А мы пока начнём исследования, которые предлагает Шарк. Как он тебе показался?
— Не знаю, гений он или безумец, но фанатик бесспорно.
— По-моему, тоже гений, как и Линстер… Деньги ему надо дать. Понимаешь, тут прямая связь. Линстеру для его аппаратуры нужны алмазы. Множество алмазов. Причём натуральные. Пришлось закупить массу алмазов у этих акул из «Де Бирс». Цены на алмазы пошли вверх… Чтобы окончательно не обанкротиться, мы должны располагать собственными алмазными копями. Поэтом) Шарку дадим зелёную улицу.
— В «империи» возникли финансовые трудности? — с удивлением спросил Стив.
— Нет, пока нет, — Цезарь поморщился, — но возникнут, когда осуществим ещё некоторые из наших проектов…
— Знаешь, ты становишься полноценным бизнесменом, — похвалил Стив. — А как твоя наука?
— Все в своё время. Невозможно заниматься тремя делами сразу. Пришлось отложить древние рукописи. Закончим испытания, обсудим дальнейшее, и вернусь к ним снова…
— А что Райя?
— Занята «Парадизом XXI».
— Много ещё осталось?
Цезарь махнул рукой:
— До конца жизни хватит.
— Чьей жизни?
— Нашей с ней.
— Мне кажется, — сказал Стив очень серьёзно, — что вам следует думать не о конце жизни, а о наследнике «империи».
— Его не будет, — жёстко отрезал Цезарь. — Выкинь из головы и никогда не напоминай мне об этом. Глупо!
— Почему?
— Считал тебя догадливее, Стив.
— Все равно не понимаю…
Цезарь усмехнулся и похлопал Стива по плечу:
— Это ведь была твоя блестящая идея, старина, а теперь ты вспомнил о наследнике.
— Идея чего?
— Взорвать изнутри адскую машину. Разве мы не решили? «Империя» Фигуранкайнов должна исчезнуть вместе с нами — со мной, с Райей и… с тобой… Поэтому — никаких наследников. Им нечего будет наследовать.
— Зачем выплёскивать ребёнка вместе с грязной водой? — пожал плечами Стив. — Что общего между нашей сверхзадачей и вашей любовью? Вы оба ещё молоды, полны сил, ты не глуп, Райя — красавица… У таких родителей…
— Замолчи! И пойми, наконец: не хочу, чтобы в этот безумный мир, пропитанный ненавистью, интригами и кровью, мир, прикованный к чудовищной бомбе со взрывателем замедленного действия, вступил бы кто-то, кому я дал жизнь. Райя согласна со мной. Мы давно так решили, Стив. Это решение неизменно.
— Жаль, — сказал Стив расстроенно. — Я ведь считал ваш «Парадиз XXI» гнездом. Гнездом для будущих птенцов.
— «Парадиз» — призрак, — шепнул Цезарь, отворачиваясь. — Он тоже исчезнет… вместе с нами… Помнишь прощальные слова ассирийского владыки Сарданапала? Он произносит их, всходя вместе со своей возлюбленной на погребальный костёр.
— Не терплю Байрона, — поморщился Стив. — Убеждён, что в действительности твой Сарданапал был подонком, вроде Гитлера и его прихвостней, включая Пэнки.
…Прощай, Ассирия, любил я сильно
Тебя, страну отцов моих, и даже
Любил тебя сильней я как отчизну,
Чем как своё владение. Прощай же…
Мир дать тебе хотел, все блага жизни…
И вот моя награда… но за это
Тебе на память ничего, ни даже
Могилы по себе я не оставлю.
— Искренне желаю тебе, Стив, пережить всех нас и посмотреть, что получится. — Цезарь поднялся и взял с дивана куртку из белого китайского шелка. — Убеждён, — продолжал он, надевая куртку, — что и нас с тобой будущие историки назовут подонками, независимо от того, чем закончится наш «эксперимент»… Если, конечно, история будет существовать, — добавил он после небольшой паузы, — Ну, хватит дискуссий. Пора обедать. Спускаемся в ресторан.
«Я готов понять все, — думал Стив следуя за Цезарем Фигуранкайном-младшим. — Даже его сегодняшнее настроение, учитывая предстоящие испытания… Но не могу понять, что я видел вчера ночью».
Под крыльями самолёта расстилался зелёный океан бразильской сельвы, прикрытый синим куполом безоблачного неба. Пи дорог, ни посёлков, только зелёный полог сомкнувшихся крон, по которому скользила на запад крестообразная тень самолёта. Из Манауса вылетели час назад. Миновали несколько небольших посёлков, прилепившихся к Амазонке, прямоугольники джутовых плантаций на северном берегу, а потом сразу началась сельва.
Манаус с его высотными зданиями банков, компаний, отелей, с его знаменитым оперным театром, в котором некогда пел Карузо, даже и в начале семидесятых годов продолжал оставаться последним оплотом цивилизации на берегу океана сельвы.
Расположенный в центре Амазонии, занимающей половину площади страны, Манаус, став в 1967 году «беспошлинным городом» и центром туризма, сохранил вуаль таинственной экзотики… Сюда поднимались по Амазонке океанские лайнеры и прилетали самолёты из Европы, а где-то не очень далеко от здешних небоскрёбов в сумраке сельвы пролегала граница двадцатого и каменного веков… На улицах, в фешенебельных отелях и в торговых центрах Манауса звучала разноязычная речь, но никто из туристов — американцев, немцев, французов — не задерживался тут долго. Поколесив на автобусах по городу и ближайшим окрестностям, туристы торопились в Перу, к развалинам древней столицы инков. Через каменный век они предпочитали перепрыгнуть на современных самолётах. Автострады, гидростанции, рудники, плантации пока создавались восточнее и юго-восточнее Манауса. На севере и на западе была только сельва.
Полигон находился вблизи стыка границ Бразилии, Венесуэлы и Колумбии. И стык, и сами границы были понятием условным. Никто не знал, где они точно проходят, никто не пытался обозначать их на местности в сыроватом сумраке сельвы, где кочевали немногочисленные индейские племена, некогда отступившие с побережья под натиском завоевателей-испанцев. Племена эти так и не приняли цивилизации, сохраняли свой уклад, обычаи и богов. И продолжали жить в каменном веке. Никому не было известно, сколько их, где находятся их стойбища, где проложены охотничьи тропы и пути кочевий. Они занимались собирательством и охотой, ловили рыбу и черепах по притокам Рио-Негру и, опустошив участок сельвы, прилегающий к стойбищу, переходили на другое место.
Стив впервые летел на полигон через Бразилию. Была другая трасса, более хорошая, из Венесуэлы. По ней доставлялись фузы и персонал. Если на африканском полигоне недостатка в местных рабочих не было, то на бразильский пришлось завозить воздушным путём даже лесорубов и грузчиков. Аборигены не годились для самых простых работ. Кроме того, их было слишком мало. На колоссальной территории, приобретённой Фигуранкайном-старшим у бразильского правительства, первые отряды лесорубов, подготавливающие посадочные площадки для самолётов и вертолётов, встретили только две небольшие группы индейцев, которые, побросав стойбища, ушли в глубь сельвы.
По венесуэльской стороне границы было несколько небольших посёлков с католическими миссиями. Связь с ними из Каракаса поддерживалась самолётами, прилетавшими раз пли два в месяц. Весь северо-запад бразильской Амазонии представлял собой девственную сельву; полигон стал первым вторжением цивилизации в каменный век немногочисленных обитателей экваториальной пущи.
Из Рио летели личным самолётом Цезаря. Это был «боинг», переоборудованный по особому проекту на одном из заводов «империи». По внешнему виду он почти не отличался от серийных самолётов этого типа, но корпус имел бронированный и, кроме того, был вооружён пулемётами, укрытыми в крыльях и в хвостовой части. Помимо личных помещений Цезаря — спального, рабочего и ванны — в самолёте были бар и обычный пассажирский салон, а также вместительный грузовой отсек. Экипаж, включая двух стюардов, состоял из восьми человек — индонезийцев с Бали — низкорослых, коренастых, невозмутимых. Стиву не приходилось слышать, чтобы кто-либо из них произносил более трех слов подряд. Между собой они объяснялись на одном из наречий Западного Бали. Самолётом этим Цезарь летал второй год, и Стив догадывался, что экипаж был подобран не без участия Райи. Самолёт мог вместить человек шестьдесят, но на этот раз кроме Цезаря, Стива и Тео летели только шестеро сумрачного вида сингалезцев из личной охраны Цезаря и мистер Цвикк.
Мистер Мигуэль Цвикк был доверенным лицом Цезаря в Бразилии. Он числился одним из вице-директоров бразильского филиала банка CFS и, по словам Цезаря, в своё время приложил немало стараний для того, чтобы кусок амазонской сельвы стал собственностью «империи» Фигуранкайнов. На бразильском полигоне он исполнял обязанности заместителя административного директора и единственный из всего персонала поддерживал непосредственный контакт с Тиббом Линстером. Цезарь знал его давно и очень доверял ему. На этот раз именно Цвикк сумел так все организовать, что о появлении Цезаря Фигуранкайна в Рио не пронюхал никто из местных журналистов.
Цвикк был флегматичный, начинающий полнеть здоровяк, роста чуть выше среднего, с широкими плечами и очень короткой шеей. Он немного сутулился, и казалось, что его голова покоится прямо на плечах совсем без шеи. У него было широкое розовое лицо почти без бровей и маленькие, глубоко посаженные, очень внимательные глазки. В коротко подстриженных светлых волосах поблёскивала седина. На вид ему было лет пятьдесят. Сейчас они все трое — Цвикк, Цезарь и Стив — сидели в салоне-кабинете Цезаря: Стив в кресле у окна, Цезарь за рабочим столом, а Цвикк на диване под рядами книжных полок.
Потягивая ледяное пиво, принесённое одним из стюардов, Цвикк говорил:
— Только с высоко летящего самолёта Амазония кажется необитаемой. Раньше — да, человек проникал в эти непроходимые джунгли вдоль рек. Но в двадцатом веке Амазония пережила несколько бумов, начиная с каучукового… Сейчас, помимо нашего полигона, тут десятки миллионов гектаров принадлежат американцам… В прошлом году бразильская газета «Трибуна де импренса» опубликовала сенсационный материал: из бразильской Амазонии за границу тайно вывозится огромное количество золота и драгоценных камней… После этого власти обследовали небольшой район бассейна Амазонки, считавшийся необитаемым, и обнаружили там более шести десятков тайных аэродромов. Все использовались для нелегального вывоза золота, драгоценных камней и редких металлов.
— А вокруг нашей территории? — поинтересовался Цезарь.
— Тоже не исключено, — кивнул Цвикк, глотнув пива и вытирая рот ладонью, — хотя точных сведений у меня нет. «Трибуна де импренса» полагает, что в бразильской сельве устроено несколько сот секретных аэродромов.
— Включая наши, — заметил Стив.
— Ну, разумеется, — благодушно согласился Цвикк, снова отхлёбывая пиво.
— А как с золотом и драгоценными камнями на полигоне? — Стив пододвинулся с креслом поближе к столу.
— Должны быть…
— Прислать бы сюда Шарка и проверить его гениальность на золоте, — предложил Стив, обращаясь к Цезарю.
— Нет. Он будет заниматься кимберлитами океанов, — твёрдо заявил Цезарь. — Завтра поговорим с Пэнки — пусть по возвращении оформляет с ним контракт.
— Придётся вызвать Шарка в Нью-Йорк? — Стив вопросительно взглянул па Цезаря.
— Пусть Пэнки отправится к нему в Лондон.
— Он не согласится.
— Надо сделать так, чтобы согласился. И ты должен помочь мне в этом. Ты ведь видел его кимберлиты.
— Видел, но…
— Придётся без «но», Стив. Это надо!
«А у него все чаще появляются диктаторские нотки — у этого бывшего учёного-востоковеда и историка буддизма», — отметил про себя Стив, снова отъезжая с креслом к окну.
За окном была та же синь неба и зелёный полог внизу, по которому плыла тень их самолёта.
— Пройду к пилотам, — сказал Цезарь, поднимаясь.
Цвикк бросил взгляд на часы:
— Лететь ещё около сорока минут, патрон.
Цезарь молча кивнул, вышел из салона.
— Неужели действительно развернули такое наступление на эти места? — обратился Стив к Цвикку. — Может, «Трибуна де импренса» преувеличивает? Сверху край кажется совершенно нетронутым. Мы пролетели больше тысячи километров — и ни одного выруба.
— Во-первых, тайные аэродромы легко замаскировать, — пожал массивными плечами Цвикк. — Что обычно и делается… И что, кстати, сделали мы на полигоне. Ведь пока сведения о нем, просочившиеся в печать, ничтожны и далеки от действительности… Да-а… Во-вторых, северная Амазония — вот эти места, — Цвикк указал в окно, — они действительно мало тронуты, зато в других вырубка се львы идёт открыто и в широчайших масштабах. Вот, например, есть такой «тихий» миллиардер Дэниел Кейт. Он ваш соотечественник, мистер Роулинг, но в Штатах о нем мало кто слышал. Так вот, он ещё лет шесть или семь назад приобрёл у бразильского правительства за три миллиона долларов солидный кусок амазонской сельвы в центре страны и стал вырубать лес, а освободившиеся участки продавать под разные плантации. За шесть лет им вырублено более шести миллионов гектаров сельвы, и к концу семидесятых годов он собирается вырубить ещё десять миллионов. Ходят слухи, что за шесть лет его состояние удвоилось, и не исключено, что за последующие десять учетверится… Лес, который он вырубает, конечно, не пропадает даром. Он экспортирует древесину ценных пород, построил мебельные и бумажные фабрики, но… амазонские леса стремительно отступают перед его напором, а ведь они — это теперь известно каждому школьнику — лёгкие нашей планеты… Да-а… По последним данным ООН, на Земле ежедневно вырубается около тридцати тысяч гектаров тропических лесов. Вообразите эту цифру, мистер Роулинг! А сколько ещё дэниелов кейтов мечтают урвать свои куски, например, отсюда. — Цвикк снова указал в окно трубкой, которую начал набивать.
— Вы разве не американец, Цвикк? — поинтересовался Стив.
— Нет, помилуй бог… Я бразильский подданный, а родился в Эквадоре.
— Но на службе у Фигуранкайнов вы, кажется, очень давно?
— Всю жизнь, — проворчал Цвикк, раскуривая трубку. — Начинал с его отцом, а Цезаря знаю с младенчества… Да-а…
Он умолк и, глубоко затянувшись, окутался облаком душистого дыма.
— Значит, по крови вы испанец?
— Мать была испанкой, отец наполовину поляк, наполовину индеец. Я сложный гибрид, мистер Роулинг.
В кабинет возвратился Цезарь. За ним следовал стюард с подносом, уставленным бутылками и бокалами. Стюард поставил поднос на стол, молча раздал бокалы с коктейлем и с поклоном удалился.
— Твой любимый, — сказал Цезарь Стиву.
Стив сделал глоток, прикрыл глаза, смакуя, и покачал головой:
— Нет. Слишком много гренадина и мяты. Надо разбавить…
Он принялся манипулировать с бутылками.
— Мистер Роулинг, не откажите в любезности налить мне чистого мартеля, — попросил Цвикк, ставя нетронутый бокал на стол. — Не обижайтесь, патрон, не люблю этой современной алхимии.
— Я тоже не любил, — заметил Цезарь, — но меня Стив приучил. Только ему никто не может угодить…
— Потому что составить настоящий коктейль — великое искусство, которого никогда не постигнут твои балийские дикари, — отпарировал Стив, передавая Цвпкку коньяк. — Дай мне твой бокал, Цезарь, и ты поймёшь разницу между истинным коктейлем и пойлом, которое намешал этот мрачный язычник…
Самолёт слегка качнуло, и в динамике послышался голос капитана. Он попросил приготовиться к посадке.
Стив поспешно глянул в окно. Внизу по-прежнему расстилался до самого горизонта однообразный зелёный ковёр сельвы.
Стив не был на бразильском полигоне больше года и не мог не признать, что теперь тут многое переменилось. Аэродром, на котором они приземлились, ангары и службы, а также близлежащий посёлок с мастерскими и лабораториями — все было закрыто сверху полупрозрачной масксетыо, растянутой на металлических опорах па высоте около тридцати метров над землёй. Маскировочная сеть зелёных оттенков пропускала только рассеянный солнечный свет. Под пей царила относительная прохлада, как и в тени соседних деревьев, а будучи растянута на той же высоте, что и вершины их, она наделено укрывала аэродром и посёлок от всевидящих глаз искусственных спутников и от возможного воздушного разведчика.
— В других местах сейчас то же самое, — сказал Цвикк, попыхивая трубкой. — Кстати, мы пролетали над некоторыми из наших объектов. Заметили вы что-нибудь?
— Нет, — признался Стив.
— А вообще-то мы стараемся по возможности сохранять крупные деревья, убираем только подлесок, кусты и, конечно, лианы. Ну а там, где требуется большое открытое пространство, сразу ставим такие прикрытия. — Он указал на масксети, заслоняющие взлётную полосу.
— Я даже не заметил, где мы нырнули под них, — сказал Стив. — Мне показалось, самолёт садится прямо на вершины деревьев.
— Здесь посадка по приборам, как при отсутствии видимости. — Цвикк продолжал попыхивать трубкой. — Самолёт ныряет в открывшиеся ворота, и они тотчас снова затягиваются сетью. Нежданные гости не сядут. Нет…
Вечером состоялось знакомство с Тиббом Линстером. К удивлению Стива, он оказался негром. Тибб был высокий худощавый человек с очень тонкими чертами подвижного лица и внимательным взглядом темно-коричневых глаз. У него был очень высокий лоб, чёрные, коротко подстриженные, курчавые волосы, тронутые на висках сединой, и длинные нервные пальцы, похожие на пальцы пианиста. Он прилетел один на небольшом вертолёте, который вёл сам. Вертолёт опустился прямо на зелёную лужайку рядом с коттеджем, где разместились Цезарь, Стив и Цвикк. Над лужайкой защитная сеть отсутствовала, но свободного пространства было так мало, что Стив, наблюдая, как вертолёт снижается вертикально, почти касаясь лопастями крон ближайших деревьев, подивился мастерству и отваге пилота.
Через минуту оказалось, что высокий чернолицый человек в белом полётном комбинезоне, легко выпрыгнувший из прозрачной кабины вертолёта, это и есть сам Тибб. Он пожал руки Цезарю и Цвикку и вежливо поздоровался со Стивом.
Под огромными макарангами и лаурелиями, окружающими большой двухэтажный коттедж, уже сгущался сумрак. Лучи низкого вечернего солнца едва пробивались сквозь густые кроны, окрашивая в красноватые тона могучие стволы деревьев.
Возле вертолёта появились двое сингалезцев из личной охраны Цезаря, а Стив, Цезарь и Тибб Линстер прошли в коттедж. Цвикк уехал на аэродром встречать самолёт Пэнки, который уже вылетел из Каракаса.
Ужинали втроём на веранде коттеджа, затянутой густой противомоскитной сеткой. Было очень душно, несмотря на то, что четыре больших вентилятора, установленные по углам веранды, бесшумно гнали к столу струи тёплого влажного воздуха. За ужином разговор шёл главным образом о международных делах: нарастающей волне терроризма, о войне в Индокитае, в которой завязли американцы, о поездке президента Никсона в Китай, о президентских выборах, которые должны вскоре состояться, о новых советских предложениях в ООН в защиту мира. Говорили Цезарь и Тибб: Стив ограничивался краткими репликами, внимательно наблюдая за Тиббом. Чернокожий конструктор все больше нравился ему и своей интеллигентностью, и каким-то особым умением ненавязчиво убедить собеседника в собственной правоте, не отвергая контраргументов. Его взгляды на действительность далеко выходили за пределы общепринятых норм и критериев. О войне в Индокитае он отозвался как о величайшем преступлении из всех совершенных американцами за последнюю сотню лет. Никсона назвал политическим гангстером, прорвавшимся в Белый дом, и утверждал, что его президентура останется позорнейшей страницей истории страны. События в Китае, по его словам, являли пример трагического тупика, в котором может оказаться великий народ по вине авантюристов и шизофреников.
Цезарь пытался с ним спорить, твердил, что вся история человечества — плод хронического безумия владык, цитировал буддийские тексты, приводил многочисленные примеры из древности и средневековья.
— То же самое происходит и сейчас, — говорил он, беря ломтик ананаса и погружая его в бокал с шампанским. — Безумный грызущийся мир, разделённый на сотни государств, больших и малых, с разными уровнями богатства и развития, с разными социальными и нравственными идеалами, с разными способами и средствами достижения этих идеалов. Мир электричества, атомной энергии и электроники, в котором почти треть населения неграмотна, четверть недоедает, а четыреста — пятьсот миллионов находятся на грани голодной смерти, когда еды могло бы хватить всем. Мир, в котором по каждому поводу и без повода хватаются за ножи и уничтожают себе подобных. Мир, в котором чудовищные запасы самого разрушительного в истории оружия не применяются лишь потому, что ни у кого пет уверенности, что почти уничтоженный противник не ответит ещё более сокрушительным ударом. Все это уже было, и не один раз, при ином уровне знаний, технологии и страха… В атомно-электронный век, когда наука и технология сотворили все то, что стало нашей гордостью, слабостью и кошмаром, уровень страха, способного обуздать амбиции безумцев, должен быть соответствующим. В одной из книг Будды…
— Простите, мистер Цезарь, — сказал Тибб, — по меня не убеждают ни исторические аналогии, ни речения мудрецов минувших эпох. Вы правы в том, что клубок противоречий нынешнего мира необыкновенно сложен, запутан и таит множество угроз, среди которых важнейшая — самоуничтожение цивилизации… Но именно это и отличает данную эпоху от всех предыдущих. Отличие тут отнюдь не просто количественное, а качественное. Новое качество создано именно современной наукой и её производным — нынешней технологией. Наука — дитя разума. Вы видите панацею от всех бед человечества и в прошлом, и в настоящем в нагнетании страха. Я — в воспитании разума. Разум создал нынешнюю цивилизацию, и разум должен спасти её. Как? Это уже другой вопрос…
— А всё-таки, как? — не удержался Стив.
Тибб быстро взглянул на него и неожиданно улыбнулся.
— К сожалению, я не в силах дать сейчас исчерпывающего рецепта, хотя… — он задумался ненадолго, — кое-что, вероятно, мог бы предложить. Прежде всего — отказ от применения термоядерного оружия и обуздание угрозы всеобщей войны. Отказ от войны вообще, как средства решения споров. Тем более, что мир давно поделён и делить больше нечего. Постепенное разоружение высвободит фантастические ценности. Можно накормить голодных, дать чистую питьевую воду там, где люди умирают в электронный век от отсутствия чистой воды. Обучить неграмотных. Переориентировать биологов, биохимиков и химиков с поиска наиболее действенных смертоносных бактерий, ядов и отравляющих веществ на поиск радикальных средств борьбы с ещё не покорёнными болезнями — раком, сердечно-сосудистыми заболеваниями, холерой, проказой… Развернув совместное мирное наступление на океаны, глубокие недра Земли и ближний космос, создать миллионы новых рабочих мест и ликвидировать безработицу. Наконец, без болтовни и митингования всерьёз взяться за очистку биосферы от того мусора, хлама и грязи, которые люди сами нагромоздили за последние полвека. Это тоже необходимо сделать, иначе мусор и грязь уничтожат жизнь даже в условиях всеобщего мира. Можно было бы добавить и ещё кое-что, но, вероятно, и сказанного достаточно, тем более что подобная программа отнюдь не нова. Москва, например, предлагает её вам и всему так называемому западному миру не первый год…
— Ну, куда загнули, — разочарованно протянул Стив, — Москва!.. Кто им поверит! Пропагандистская болтовня!
— Да, так вы, многие, к сожалению, считаете, — кивнул Тибб. — Это ваша беда и, вероятно, вина тоже.
Стив неожиданно обозлился:
— Не понимаю… Если вы сами верите в то, о чём только что толковали, как вы могли взяться за конструирование УЛАКов? Вам, как конструктору, конечно, ясно, для чего они могут быть использованы. И разумеется, вы не можете не догадываться об истинных целях ОТРАГа… Эти цели…
— Прекрати, Стив, — прервал Цезарь. — Тиббу известно все, абсолютно все…
— Да, мне все известно, — заверил Тибб, глядя прямо в глаза Стиву. — Мы трое — союзники, преследующие одну цель, хотя… в её теоретических обоснованиях мы… несколько расходимся. Мне известно также, что инициатором плана являетесь вы, мистер Стив, и я пользуюсь сейчас случаем выразить вам моё глубочайшее уважение и восхищение.
— Не преувеличивайте, — Стив махнул рукой, — моя роль минимальна. Слова и благие намерения… Деньги — вот главное! Его деньги. — Стив указал на Цезаря.
— Терпеть не могу, когда начинаешь паясничать, — резко перебил Цезарь. — Хочешь, чтобы напомнил, что деньги я получил благодаря тебе, заодно с жизнью моей и Райи? Что ж, ещё раз благодарю тебя за это в присутствии Тибба. Это во-первых… Во-вторых, не считал и не считаю эти деньги своими. Мне, да и вам обоим тоже, хорошо известно, откуда они появились.