Страница:
Я видел их больше, чем он мог ожидать, но спорить с ним не хотел, тем более что могло всплыть имя Пэдди Эндертона. На всякий случай я сменил тему разговора.
— Доктор Свифт, я все-таки не понимаю, что вы собираетесь здесь делать.
— Зови меня просто Джим. Мы все-таки не в университете, и нам предстоит провести вместе довольно долгое время. — Он протянул мне руку (чего при первой встрече делать не стал), и я, не раздумывая, пожал ее.
— Поосторожнее в общении с Уолтером, — предупредил он. — Называй его только «доктор Гамильтон». Он весьма гордится своим званием, хотя как ученому ему до меня далеко. Но почему тебе неясно, что я делаю? Разве ты не слышал, что я говорил сегодня днем?
«С тобой я тоже буду осторожен», — подумал я, а вслух произнес:
— Я слышал. Но не понял ничего. И капитан Шейкер тоже.
Мы, не сговариваясь, посмотрели на дверь. Что-то Дэнни Шейкер и остальные задерживались. До их возвращения нам ничего не оставалось делать, как ждать.
— Вы говорили еще, что не преподаете, — добавил я. — Никогда не слышал о профессоре, который не преподает.
— Ну... у меня... так сказать, разногласия. По поводу того, как себя вести с идиотами-студентами. — Он посмотрел куда-то в сторону. — Наверное, я слишком привык работать со специалистами. Останови меня, когда я начну говорить непонятно. Ты знаешь, что такое атомы? А электроны?
— Разумеется! Пусть мне всего шестнадцать, но я не недоумок.
— Извини. Ладно, законы, по которым живут и движутся атомы, отличаются от таких же законов для больших частиц. Переход из одного состояния в другое или превращения энергии происходят скачками.
— Это я тоже знаю. Они называются квантами.
— Верно. Ты и то знаешь больше, чем многие олухи, поступающие в университет. Принимают даже таких, что не знают вообще ничего. — Взгляд его сделался еще печальнее, а лицо малость порозовело. — Как бы то ни было, «квант» означает «часть», значит, мы признаем, что энергия и состояния атомов имеют квантовый характер. Но этот же характер имеют и другие явления. Энергия переносится из одного места в другое тем, что мы называем «полями» и эти поля тоже имеют квантовый характер — то, что мы называем «квантовым характером второго порядка». И главное, само пространство имеет этот характер, то есть налицо квантовая природа третьего порядка.
— Погодите. Я что-то не совсем понимаю. Вы говорите «пространство». То есть космос? Как тот, что вокруг нас? — Я оглянулся, но поскольку мы были внутри базы, не увидел ничего кроме стен.
— И космос тоже квантован.
— Но космос... он же пуст. В нем ничего нет.
— Ты так думаешь? — Джим Свифт наморщил лоб. — Да, когда я слушаю себя со стороны, то почти согласен с тобой. Пустой космос пуст. Нужно другое слово. Давай назовем это не пустотой, а вакуумом. И тогда, если ты внимательно изучишь теорию, ты обнаружишь, что даже вакуум, в котором нет материальных частиц, не совсем пуст. Он обладает энергией, называемой энергией вакуума. И если ты сможешь овладеть этой энергией и правильно ее использовать, ты можешь добиться очень многого. Например, преобразовывать ее в движение. И движение это будет очень быстрым — от точки к точке квантованного космоса.
— И вы это в самом деле можете сделать?
— Ну... пока нет. Я только изучаю это у себя в университете. Это моя специальность. И мне кажется, в этой области я соображаю лучше, чем кто бы то ни было.
Когда он говорил о чем-нибудь постороннем, не связанном с его работой (если он, конечно, не терял при этом терпения), голос его был совсем другим: спокойным, мягким. Но сейчас, когда он просвещал меня, в нем звучала странная смесь самодовольства и бахвальства.
— Я верю, — продолжал он, — что было время, до Изоляции, когда люди владели энергией вакуума. И они использовали квантовую свертку третьей степени для космических полетов. Полетов быстрее света. Перемещения квантов не занимают времени.
— Сверхскорость! — выпалил я и тут же подумал, что доктору Эйлин, несмотря на установленный ею же режим секретности, наверняка пришлось что-то им рассказать.
— Вот именно. И если это так, остается еще один вопрос: что случилось? Почему перестали прилетать корабли? Уолтер немного не от мира сего и изрядный сноб в придачу, но свой предмет знает очень хорошо. И он утверждает, что согласно дошедшим до нас документам все произошло в одночасье. Эрин был брошен на произвол судьбы, и хорошо еще, что нам удалось хоть как-то выжить. Космолетчики порой рассказывают о странных объектах и явлениях в Сорока Мирах, например, об аномалии Люмнича. Но эта информация оставляет больше вопросов, чем ответов. Как знать, может быть, наше путешествие будет отличаться в лучшую сторону?
Теперь я понимал, почему Эйлин Ксавье хотела, чтобы Джим Свифт и Уолтер Гамильтон летели с нами. Но как много она им рассказала?
Впрочем, с ответом на этот вопрос пришлось обождать — в комнату вплыл Дэнни Шейкер.
— Вашим спутникам полегчало, — сообщил он Джиму Свифту. — Как вы сами?
— Со мной все в порядке. Где Уолтер? Мне бы хотелось поговорить с ним.
— Ступайте за мной. — Дэнни Шейкер повернулся и выплыл обратно в дверь.
Джим Свифт неуклюже последовал за ним. К передвижению в невесомости надо было еще привыкнуть. Поскольку ничего другого не оставалось, я двинулся следом, отталкиваясь от стен и пола и на ходу соображая, как это надо делать.
Коридор, по которому мы двигались, был длинным, прямым, лишенным всяких деталей, однако через три-четыре десятка метров у меня появилось слабое, но вполне различимое ощущение верха-низа. Ноги мои, только что едва касавшиеся пола, начали потихоньку притягиваться к нему.
Ощущение собственного веса постепенно усиливалось. Коридор закончился дверью в большую круглую комнату. Она напомнила мне палату в Толтунской больнице — неуютную, слишком жарко натопленную, уставленную казенного вида койками.
На одной из них сидел Уолтер Гамильтон; цвет его лица заметно улучшился со времени, когда я в последний раз его видел. Ни доктора Эйлин, ни дяди Дункана не было видно.
— Кухонные автоматы там. — Шейкер мотнул головой в сторону большой раздвижной двери. — Вы голодны?
Уолтер Гамильтон сложил руки на животе с видом человека, до крайности расстроенного самой идеей принятия пищи. Джим Свифт тоже покачал головой и опустился на соседнюю с ним койку.
— Джей?
Я бы и сам не поверил в это, но, хотя мой желудок и порывался время от времени выпрыгнуть наружу, я вдруг ощутил изрядный голод. Я кивнул.
— Так я и знал. Пошли. — Он первым направился к двери, скользнувшей при нашем приближении в сторону. — У тебя здоровый организм, Джей. Из тебя выйдет хороший космолетчик.
Слова, греющие душу! Однако я никак не мог отделаться от воспоминаний о Пэдди Эндертоне — дышавшем перегаром, придвинувшем свое немытое, потное лицо вплотную к моему: «Ты будешь лучшим космолетчиком, что стартовал когда-либо с Эрина».
И все же между двумя этими людьми была большая разница: неуклюжий грубиян Эндертон и грациозный денди Шейкер. Я невольно начинал подражать точным движениям, с которыми он передвигался при ослабленном тяготении.
Мы подошли к автоматам, и Дэнни Шейкер показал мне, как ими пользоваться — выбирать блюда по своему вкусу.
Сама пища неожиданно разочаровала меня. Нет, она была вполне съедобна, но почему-то мне казалось раньше, что космическая пища должна отличаться от той, что мы едим внизу, на Эрине. На деле она оказалась точно такой же. Как объяснил мне Шейкер, каждый кусок, что я — или кто угодно другой — проглочу в космосе, доставлен с Эрина. Единственным исключением была соль. Основные запасы ее были на Слито — четвертой луне Антрима — и ее тоннами отправляли оттуда на Эрин.
— Нам еще повезло, что мы можем летать на Слито и добывать ее там, — сказал Шейкер. — Ведь на Эрине соли слишком мало. Соль — это хлорид натрия, а натрий слишком редкий в этой системе элемент.
— Я не люблю соли.
— Возможно. Но жить без нее не смог бы. И если бы мы не летали в космос, думаю, на планете не осталось бы ни души.
Над этим стоило поразмыслить. Там, внизу, люди считали: то, что привозят на Эрин с Сорока Миров, приходится очень кстати, но не так уж необходимо. И тут я слышу, что Эрин не смог бы существовать без космолетчиков.
— Поторопитесь. — Дэнни Шейкер наблюдал за тем, как я ем, хотя сам интереса к еде не проявлял. — У нас впереди еще куча дел.
— Я думал, мы готовы к отлету.
— Мы готовы. Том Тул и остальная часть экипажа, должно быть, уже стартовали с Эрина. Они прибудут на «Кухулин» вместе с доктором Ксавье. Но мы летим надолго, и я должен еще раз проверить, все ли припасено и погружено, готов ли сам корабль к полету. Тогда если в глубоком космосе что-нибудь случится, я буду винить только себя и никого другого.
Мне не терпелось увидеть «Кухулин» с той минуты, когда я впервые услышал это название. Но прежде чем моя мечта осуществилась, мне предстояло пройти еще одно испытание. Только небольшая часть Верхней базы была герметизирована. Все остальное, включая подходы к межпланетным кораблям, находилось в безвоздушном пространстве.
С помощью Шейкера я облачился в скафандр и проверил тридцать шесть контрольных позиций — в последующие несколько недель это настолько вошло у меня в привычку, что проделывалось автоматически: воздух, два фильтра, обогрев, герметичность, температура, связь, питание, удаление отходов (двойное), медикаменты, давление (три позиции), сопла для маневрирования (два), разъемы (тринадцать), замки (четыре), контрольные табло (три).
Еще две минуты пришлось ждать, пока насосы откачают воздух из шлюзовой камеры. Я видел, как цифры на табло наружного давления быстро приближаются к нулю. Еще немного — и от космического вакуума меня отделяла только тонкая оболочка скафандра.
И снова мне на помощь пришел Дэнни Шейкер. Он вел себя так, словно в том, что мы делали, не было ничего особенного.
— Если тебя что-то беспокоит во время сброса давления в шлюзовой камере, — как бы невзначай произнес он, — нужно нажать кнопку «отказ» вот здесь, на стене. Шлюзовая камера заполнится воздухом за пять секунд. Ладно, пошли.
Прежде чем я сообразил, что происходит, он ухватил меня за рукав скафандра и потащил из шлюза. Я думал, мы сразу попадем в открытый космос — и снова не угадал. Мы были в коридоре, ничем не отличавшимся от того, по которому попали в шлюз. За малым исключением: воздух в нем отсутствовал, и температура снаружи была на сотню градусов ниже нуля.
Последним сюрпризом стал сам «Кухулин». Он покоился в огромном открытом ангаре, удерживаемый на месте электромагнитами. По форме он не напоминал ни перевернутую чашу челночного корабля, ни стройную иглу атмосферного флайера. Вместо этого я увидел перед собой длинную корявую палку с усеченным конусом на одном конце и маленькой сферой на другом.
— Машинное отделение, грузовой отсек и жилая сфера, — послышался в моих наушниках голос Дэнни Шейкера.
Корабль был гораздо больше, чем мне показалось на первый взгляд. На поверхности маленькой сферы обнаружились выпуклости и темные провалы — иллюминаторы и люки.
— А где же место для груза? — удивился я. — Вы что, крепите его снаружи?
Шейкер рассмеялся — смехом, знакомым мне еще по Эрину.
— Иногда я жалею, что мы не можем крепить его там. Все, что ты видишь между конусом машинного отделения и жилой сферой — это эластичная мембрана, собранная у жесткой оси-колонны. Когда «Кухулин» загружен полностью, он напоминает огромный надутый шар с маленькими наростами на противоположных сторонах. И пока распределишь груз для полета — можно рехнуться. Но я не думаю, что в этот раз ты с этим столкнешься.
Мне стоило бы задуматься над тем, откуда он это знает. Ведь доктор Эйлин настаивала на том, что цель нашей экспедиции должна оставаться в тайне. Но я тогда об этом не подумал, а сразу ударился в расспросы:
— А как вы приземляетесь? Здесь же нет места для отражателя.
— Совершенно верно. «Кухулин» никогда не приземляется. Это корабль для глубокого космоса.
— А как вы тогда грузитесь?
— С помощью грузовых катеров. Видишь их?
Теперь, когда он показал мне, я увидел. Каждый нарост на центральной части корабля представляя собой маленький кораблик, округлую скорлупку, лепящуюся к центральному стволу.
— Но у них тоже нет отражателей.
— А они им и не нужны. На большинстве Сорока Миров слабая гравитация. Исключение составляют Антрим и Тайрон, а на поверхность этих газовых гигантов мы никогда не садимся. На всех других планетах притяжение не превышает сотой доли притяжения Эрина. И это хорошо, ибо в противном случае доставка грузов с них была бы невозможна.
Пока я задавал вопросы — а их у меня накопилась сотня, если не больше, — мы добрались до того, что Дэнни Шейкер называл «жилой сферой». С близкого расстояния было видно, что ее поверхность, издалека казавшаяся просто серой, была покрыта паутиной швов, царапин и вмятин.
— Ничего удивительного, — сказал Дэнни Шейкер. — «Кухулин» ничем не отличается от других кораблей. Он стар. Стар и изранен. Он построен задолго до Изоляции и немало пережил.
— Но почему мы не строим тогда новые?
— Хороший вопрос. Мы вернемся к нему, когда у нас будет больше времени, идет?
Его голос звучал совершенно естественно, но мне почему-то показалось, что он не хочет говорить со мной на эту тему, не обсудив ее предварительно с доктором Эйлин. Странное дело, с каждой милей, что мы удалялись от поверхности Эрина, у меня росло ощущение того, что баланс между жизнью на планете и жизнью в Сорока Мирах предельно неустойчив. Изоляция становилась все более реальным и ощутимым фактом, не туманным преданием, но вопросом жизни и смерти. Пока я жил с матерью на берегу озера Шилин, мир казался мне надежным и безопасным. И теперь я узнаю, что Эрин жив только благодаря тому, что созданные еще до Изоляции космические системы еще работают, хотя с годами ветшают все больше и больше.
И интерьер «Кухулина», когда мы наконец вышли из входного шлюза и сняли скафандры, только подтверждал это. Помещения, где я впервые познакомился с экипажем, были чистыми и содержались в порядке. Но все здесь носило следы долгого использования. И, пожалуй, можно было добавить еще, что сама команда походила в этом отношении на корабль.
Познакомившись на Эрине только с двумя членами экипажа, я не знал, чего мне ожидать от остальных. Капитан Шейкер и Том Тул были полной противоположностью друг другу: ширококостный хриплый спорщик Том Тул и спокойный, изящный Дэнни Шейкер.
Остальные космолетчики оказались не менее разнообразными.
— Это Патрик О'Рурк, — представил мне Шейкер первого из выстроившихся перед нами мужчин. — Патрик и Том Тул — мои правая и левая руки. Они обеспечивают порядок на корабле, пока меня здесь нет. Если что, Джей, обращайся к ним. Так, это — Шин Вилгус, Коннор Брайан, Уильям Сэйндж, Дональд Радден, Алан Кирнен, Шимус Стерн, Дагал Лини, Джозеф Мунро...
В основной состав экипажа кроме Пата О'Рурка и Тома Тула входило еще девять человек. После третьего я начал путаться в их именах, хотя некоторых — особо выдающихся — запомнил. Дональд Радден был так толст, что я не мог понять, как он только таскает свой вес (хотя, если подумать, в невесомости это должно быть, несомненно, легче, чем на Эрине). Шин Вилгус даже не притворялся, что рад встрече со мной, и все время бросал на меня злобные взгляды.
Здороваясь, все они хрипели так же страшно, как покойный Пэдди Эндертон, но Роберт Дунан в этом отношении переплюнул всех. Каждый вдох заканчивался у него приступом кашля. Дэнни Шейкер был, похоже, единственным и неповторимым исключением: космолетчик со здоровыми легкими. Темноволосый гигант Патрик О'Рурк поразил мое воображение — я еще не видел таких огромных людей. Да и остальные ненамного уступали ему ростом. Том Тул, который поначалу показался мне таким высоким (дюйма на два выше дяди Дункана), оказался среди них чуть ли не самым низкорослым.
И еще одна черта была у них общей, хоть я и не понимал, что бы это могло означать. Пожимая мне руку, каждый из них вглядывался в меня с неподдельным интересом. Это чувствовалось даже в Шине Вилгусе при всей его враждебности.
Ко времени, когда я здоровался с последним, Рори О'Донованом, я начал подозревать, что все они увидели во мне что-то для них необычное. Может, как предположили два таких разных человека, как Пэдди Эндертон и Дэнни Шейкер, мне и впрямь уготована судьба великого космолетчика? Может, это как-то заметно, и они просто реагируют на это?
Ответа на этот вопрос пока не было, но я все же решил изо всех сил стараться, чтобы это пророчество оправдалось. Когда Дэнни Шейкер спросил меня, не хочу ли я осмотреть вместе с ним корабль, я ухватился за эту возможность.
И когда через восемь часов было объявлено, что все в порядке, и «Кухулин» выплыл из дока Верхней базы в открытый космос, навстречу Сорока Мирам, я уже ни капельки не боялся. Я не сомневался, что следующие месяц или два станут счастливейшими в моей жизни.
— Доктор Свифт, я все-таки не понимаю, что вы собираетесь здесь делать.
— Зови меня просто Джим. Мы все-таки не в университете, и нам предстоит провести вместе довольно долгое время. — Он протянул мне руку (чего при первой встрече делать не стал), и я, не раздумывая, пожал ее.
— Поосторожнее в общении с Уолтером, — предупредил он. — Называй его только «доктор Гамильтон». Он весьма гордится своим званием, хотя как ученому ему до меня далеко. Но почему тебе неясно, что я делаю? Разве ты не слышал, что я говорил сегодня днем?
«С тобой я тоже буду осторожен», — подумал я, а вслух произнес:
— Я слышал. Но не понял ничего. И капитан Шейкер тоже.
Мы, не сговариваясь, посмотрели на дверь. Что-то Дэнни Шейкер и остальные задерживались. До их возвращения нам ничего не оставалось делать, как ждать.
— Вы говорили еще, что не преподаете, — добавил я. — Никогда не слышал о профессоре, который не преподает.
— Ну... у меня... так сказать, разногласия. По поводу того, как себя вести с идиотами-студентами. — Он посмотрел куда-то в сторону. — Наверное, я слишком привык работать со специалистами. Останови меня, когда я начну говорить непонятно. Ты знаешь, что такое атомы? А электроны?
— Разумеется! Пусть мне всего шестнадцать, но я не недоумок.
— Извини. Ладно, законы, по которым живут и движутся атомы, отличаются от таких же законов для больших частиц. Переход из одного состояния в другое или превращения энергии происходят скачками.
— Это я тоже знаю. Они называются квантами.
— Верно. Ты и то знаешь больше, чем многие олухи, поступающие в университет. Принимают даже таких, что не знают вообще ничего. — Взгляд его сделался еще печальнее, а лицо малость порозовело. — Как бы то ни было, «квант» означает «часть», значит, мы признаем, что энергия и состояния атомов имеют квантовый характер. Но этот же характер имеют и другие явления. Энергия переносится из одного места в другое тем, что мы называем «полями» и эти поля тоже имеют квантовый характер — то, что мы называем «квантовым характером второго порядка». И главное, само пространство имеет этот характер, то есть налицо квантовая природа третьего порядка.
— Погодите. Я что-то не совсем понимаю. Вы говорите «пространство». То есть космос? Как тот, что вокруг нас? — Я оглянулся, но поскольку мы были внутри базы, не увидел ничего кроме стен.
— И космос тоже квантован.
— Но космос... он же пуст. В нем ничего нет.
— Ты так думаешь? — Джим Свифт наморщил лоб. — Да, когда я слушаю себя со стороны, то почти согласен с тобой. Пустой космос пуст. Нужно другое слово. Давай назовем это не пустотой, а вакуумом. И тогда, если ты внимательно изучишь теорию, ты обнаружишь, что даже вакуум, в котором нет материальных частиц, не совсем пуст. Он обладает энергией, называемой энергией вакуума. И если ты сможешь овладеть этой энергией и правильно ее использовать, ты можешь добиться очень многого. Например, преобразовывать ее в движение. И движение это будет очень быстрым — от точки к точке квантованного космоса.
— И вы это в самом деле можете сделать?
— Ну... пока нет. Я только изучаю это у себя в университете. Это моя специальность. И мне кажется, в этой области я соображаю лучше, чем кто бы то ни было.
Когда он говорил о чем-нибудь постороннем, не связанном с его работой (если он, конечно, не терял при этом терпения), голос его был совсем другим: спокойным, мягким. Но сейчас, когда он просвещал меня, в нем звучала странная смесь самодовольства и бахвальства.
— Я верю, — продолжал он, — что было время, до Изоляции, когда люди владели энергией вакуума. И они использовали квантовую свертку третьей степени для космических полетов. Полетов быстрее света. Перемещения квантов не занимают времени.
— Сверхскорость! — выпалил я и тут же подумал, что доктору Эйлин, несмотря на установленный ею же режим секретности, наверняка пришлось что-то им рассказать.
— Вот именно. И если это так, остается еще один вопрос: что случилось? Почему перестали прилетать корабли? Уолтер немного не от мира сего и изрядный сноб в придачу, но свой предмет знает очень хорошо. И он утверждает, что согласно дошедшим до нас документам все произошло в одночасье. Эрин был брошен на произвол судьбы, и хорошо еще, что нам удалось хоть как-то выжить. Космолетчики порой рассказывают о странных объектах и явлениях в Сорока Мирах, например, об аномалии Люмнича. Но эта информация оставляет больше вопросов, чем ответов. Как знать, может быть, наше путешествие будет отличаться в лучшую сторону?
Теперь я понимал, почему Эйлин Ксавье хотела, чтобы Джим Свифт и Уолтер Гамильтон летели с нами. Но как много она им рассказала?
Впрочем, с ответом на этот вопрос пришлось обождать — в комнату вплыл Дэнни Шейкер.
— Вашим спутникам полегчало, — сообщил он Джиму Свифту. — Как вы сами?
— Со мной все в порядке. Где Уолтер? Мне бы хотелось поговорить с ним.
— Ступайте за мной. — Дэнни Шейкер повернулся и выплыл обратно в дверь.
Джим Свифт неуклюже последовал за ним. К передвижению в невесомости надо было еще привыкнуть. Поскольку ничего другого не оставалось, я двинулся следом, отталкиваясь от стен и пола и на ходу соображая, как это надо делать.
Коридор, по которому мы двигались, был длинным, прямым, лишенным всяких деталей, однако через три-четыре десятка метров у меня появилось слабое, но вполне различимое ощущение верха-низа. Ноги мои, только что едва касавшиеся пола, начали потихоньку притягиваться к нему.
Ощущение собственного веса постепенно усиливалось. Коридор закончился дверью в большую круглую комнату. Она напомнила мне палату в Толтунской больнице — неуютную, слишком жарко натопленную, уставленную казенного вида койками.
На одной из них сидел Уолтер Гамильтон; цвет его лица заметно улучшился со времени, когда я в последний раз его видел. Ни доктора Эйлин, ни дяди Дункана не было видно.
— Кухонные автоматы там. — Шейкер мотнул головой в сторону большой раздвижной двери. — Вы голодны?
Уолтер Гамильтон сложил руки на животе с видом человека, до крайности расстроенного самой идеей принятия пищи. Джим Свифт тоже покачал головой и опустился на соседнюю с ним койку.
— Джей?
Я бы и сам не поверил в это, но, хотя мой желудок и порывался время от времени выпрыгнуть наружу, я вдруг ощутил изрядный голод. Я кивнул.
— Так я и знал. Пошли. — Он первым направился к двери, скользнувшей при нашем приближении в сторону. — У тебя здоровый организм, Джей. Из тебя выйдет хороший космолетчик.
Слова, греющие душу! Однако я никак не мог отделаться от воспоминаний о Пэдди Эндертоне — дышавшем перегаром, придвинувшем свое немытое, потное лицо вплотную к моему: «Ты будешь лучшим космолетчиком, что стартовал когда-либо с Эрина».
И все же между двумя этими людьми была большая разница: неуклюжий грубиян Эндертон и грациозный денди Шейкер. Я невольно начинал подражать точным движениям, с которыми он передвигался при ослабленном тяготении.
Мы подошли к автоматам, и Дэнни Шейкер показал мне, как ими пользоваться — выбирать блюда по своему вкусу.
Сама пища неожиданно разочаровала меня. Нет, она была вполне съедобна, но почему-то мне казалось раньше, что космическая пища должна отличаться от той, что мы едим внизу, на Эрине. На деле она оказалась точно такой же. Как объяснил мне Шейкер, каждый кусок, что я — или кто угодно другой — проглочу в космосе, доставлен с Эрина. Единственным исключением была соль. Основные запасы ее были на Слито — четвертой луне Антрима — и ее тоннами отправляли оттуда на Эрин.
— Нам еще повезло, что мы можем летать на Слито и добывать ее там, — сказал Шейкер. — Ведь на Эрине соли слишком мало. Соль — это хлорид натрия, а натрий слишком редкий в этой системе элемент.
— Я не люблю соли.
— Возможно. Но жить без нее не смог бы. И если бы мы не летали в космос, думаю, на планете не осталось бы ни души.
Над этим стоило поразмыслить. Там, внизу, люди считали: то, что привозят на Эрин с Сорока Миров, приходится очень кстати, но не так уж необходимо. И тут я слышу, что Эрин не смог бы существовать без космолетчиков.
— Поторопитесь. — Дэнни Шейкер наблюдал за тем, как я ем, хотя сам интереса к еде не проявлял. — У нас впереди еще куча дел.
— Я думал, мы готовы к отлету.
— Мы готовы. Том Тул и остальная часть экипажа, должно быть, уже стартовали с Эрина. Они прибудут на «Кухулин» вместе с доктором Ксавье. Но мы летим надолго, и я должен еще раз проверить, все ли припасено и погружено, готов ли сам корабль к полету. Тогда если в глубоком космосе что-нибудь случится, я буду винить только себя и никого другого.
Мне не терпелось увидеть «Кухулин» с той минуты, когда я впервые услышал это название. Но прежде чем моя мечта осуществилась, мне предстояло пройти еще одно испытание. Только небольшая часть Верхней базы была герметизирована. Все остальное, включая подходы к межпланетным кораблям, находилось в безвоздушном пространстве.
С помощью Шейкера я облачился в скафандр и проверил тридцать шесть контрольных позиций — в последующие несколько недель это настолько вошло у меня в привычку, что проделывалось автоматически: воздух, два фильтра, обогрев, герметичность, температура, связь, питание, удаление отходов (двойное), медикаменты, давление (три позиции), сопла для маневрирования (два), разъемы (тринадцать), замки (четыре), контрольные табло (три).
Еще две минуты пришлось ждать, пока насосы откачают воздух из шлюзовой камеры. Я видел, как цифры на табло наружного давления быстро приближаются к нулю. Еще немного — и от космического вакуума меня отделяла только тонкая оболочка скафандра.
И снова мне на помощь пришел Дэнни Шейкер. Он вел себя так, словно в том, что мы делали, не было ничего особенного.
— Если тебя что-то беспокоит во время сброса давления в шлюзовой камере, — как бы невзначай произнес он, — нужно нажать кнопку «отказ» вот здесь, на стене. Шлюзовая камера заполнится воздухом за пять секунд. Ладно, пошли.
Прежде чем я сообразил, что происходит, он ухватил меня за рукав скафандра и потащил из шлюза. Я думал, мы сразу попадем в открытый космос — и снова не угадал. Мы были в коридоре, ничем не отличавшимся от того, по которому попали в шлюз. За малым исключением: воздух в нем отсутствовал, и температура снаружи была на сотню градусов ниже нуля.
Последним сюрпризом стал сам «Кухулин». Он покоился в огромном открытом ангаре, удерживаемый на месте электромагнитами. По форме он не напоминал ни перевернутую чашу челночного корабля, ни стройную иглу атмосферного флайера. Вместо этого я увидел перед собой длинную корявую палку с усеченным конусом на одном конце и маленькой сферой на другом.
— Машинное отделение, грузовой отсек и жилая сфера, — послышался в моих наушниках голос Дэнни Шейкера.
Корабль был гораздо больше, чем мне показалось на первый взгляд. На поверхности маленькой сферы обнаружились выпуклости и темные провалы — иллюминаторы и люки.
— А где же место для груза? — удивился я. — Вы что, крепите его снаружи?
Шейкер рассмеялся — смехом, знакомым мне еще по Эрину.
— Иногда я жалею, что мы не можем крепить его там. Все, что ты видишь между конусом машинного отделения и жилой сферой — это эластичная мембрана, собранная у жесткой оси-колонны. Когда «Кухулин» загружен полностью, он напоминает огромный надутый шар с маленькими наростами на противоположных сторонах. И пока распределишь груз для полета — можно рехнуться. Но я не думаю, что в этот раз ты с этим столкнешься.
Мне стоило бы задуматься над тем, откуда он это знает. Ведь доктор Эйлин настаивала на том, что цель нашей экспедиции должна оставаться в тайне. Но я тогда об этом не подумал, а сразу ударился в расспросы:
— А как вы приземляетесь? Здесь же нет места для отражателя.
— Совершенно верно. «Кухулин» никогда не приземляется. Это корабль для глубокого космоса.
— А как вы тогда грузитесь?
— С помощью грузовых катеров. Видишь их?
Теперь, когда он показал мне, я увидел. Каждый нарост на центральной части корабля представляя собой маленький кораблик, округлую скорлупку, лепящуюся к центральному стволу.
— Но у них тоже нет отражателей.
— А они им и не нужны. На большинстве Сорока Миров слабая гравитация. Исключение составляют Антрим и Тайрон, а на поверхность этих газовых гигантов мы никогда не садимся. На всех других планетах притяжение не превышает сотой доли притяжения Эрина. И это хорошо, ибо в противном случае доставка грузов с них была бы невозможна.
Пока я задавал вопросы — а их у меня накопилась сотня, если не больше, — мы добрались до того, что Дэнни Шейкер называл «жилой сферой». С близкого расстояния было видно, что ее поверхность, издалека казавшаяся просто серой, была покрыта паутиной швов, царапин и вмятин.
— Ничего удивительного, — сказал Дэнни Шейкер. — «Кухулин» ничем не отличается от других кораблей. Он стар. Стар и изранен. Он построен задолго до Изоляции и немало пережил.
— Но почему мы не строим тогда новые?
— Хороший вопрос. Мы вернемся к нему, когда у нас будет больше времени, идет?
Его голос звучал совершенно естественно, но мне почему-то показалось, что он не хочет говорить со мной на эту тему, не обсудив ее предварительно с доктором Эйлин. Странное дело, с каждой милей, что мы удалялись от поверхности Эрина, у меня росло ощущение того, что баланс между жизнью на планете и жизнью в Сорока Мирах предельно неустойчив. Изоляция становилась все более реальным и ощутимым фактом, не туманным преданием, но вопросом жизни и смерти. Пока я жил с матерью на берегу озера Шилин, мир казался мне надежным и безопасным. И теперь я узнаю, что Эрин жив только благодаря тому, что созданные еще до Изоляции космические системы еще работают, хотя с годами ветшают все больше и больше.
И интерьер «Кухулина», когда мы наконец вышли из входного шлюза и сняли скафандры, только подтверждал это. Помещения, где я впервые познакомился с экипажем, были чистыми и содержались в порядке. Но все здесь носило следы долгого использования. И, пожалуй, можно было добавить еще, что сама команда походила в этом отношении на корабль.
Познакомившись на Эрине только с двумя членами экипажа, я не знал, чего мне ожидать от остальных. Капитан Шейкер и Том Тул были полной противоположностью друг другу: ширококостный хриплый спорщик Том Тул и спокойный, изящный Дэнни Шейкер.
Остальные космолетчики оказались не менее разнообразными.
— Это Патрик О'Рурк, — представил мне Шейкер первого из выстроившихся перед нами мужчин. — Патрик и Том Тул — мои правая и левая руки. Они обеспечивают порядок на корабле, пока меня здесь нет. Если что, Джей, обращайся к ним. Так, это — Шин Вилгус, Коннор Брайан, Уильям Сэйндж, Дональд Радден, Алан Кирнен, Шимус Стерн, Дагал Лини, Джозеф Мунро...
В основной состав экипажа кроме Пата О'Рурка и Тома Тула входило еще девять человек. После третьего я начал путаться в их именах, хотя некоторых — особо выдающихся — запомнил. Дональд Радден был так толст, что я не мог понять, как он только таскает свой вес (хотя, если подумать, в невесомости это должно быть, несомненно, легче, чем на Эрине). Шин Вилгус даже не притворялся, что рад встрече со мной, и все время бросал на меня злобные взгляды.
Здороваясь, все они хрипели так же страшно, как покойный Пэдди Эндертон, но Роберт Дунан в этом отношении переплюнул всех. Каждый вдох заканчивался у него приступом кашля. Дэнни Шейкер был, похоже, единственным и неповторимым исключением: космолетчик со здоровыми легкими. Темноволосый гигант Патрик О'Рурк поразил мое воображение — я еще не видел таких огромных людей. Да и остальные ненамного уступали ему ростом. Том Тул, который поначалу показался мне таким высоким (дюйма на два выше дяди Дункана), оказался среди них чуть ли не самым низкорослым.
И еще одна черта была у них общей, хоть я и не понимал, что бы это могло означать. Пожимая мне руку, каждый из них вглядывался в меня с неподдельным интересом. Это чувствовалось даже в Шине Вилгусе при всей его враждебности.
Ко времени, когда я здоровался с последним, Рори О'Донованом, я начал подозревать, что все они увидели во мне что-то для них необычное. Может, как предположили два таких разных человека, как Пэдди Эндертон и Дэнни Шейкер, мне и впрямь уготована судьба великого космолетчика? Может, это как-то заметно, и они просто реагируют на это?
Ответа на этот вопрос пока не было, но я все же решил изо всех сил стараться, чтобы это пророчество оправдалось. Когда Дэнни Шейкер спросил меня, не хочу ли я осмотреть вместе с ним корабль, я ухватился за эту возможность.
И когда через восемь часов было объявлено, что все в порядке, и «Кухулин» выплыл из дока Верхней базы в открытый космос, навстречу Сорока Мирам, я уже ни капельки не боялся. Я не сомневался, что следующие месяц или два станут счастливейшими в моей жизни.
Глава 13
Только спустя сутки после старта «Кухулина» вещи и события начали укладываться в моей голове в отдаленное подобие порядка. Так много всего произошло со мной за такой короткий срок, что результатом был, по выражению доктора Эйлин, «переизбыток впечатлений». Сам я не знал, как это назвать. На меня обрушилось огромное количество всякой всячины, назначение которой я должен был для себя уяснить, а я с трудом узнавал предмет, виденный уже раз или два.
Проблемы оставались, и было их немало.
Ну например, еще до вылета с Верхней базы Дэнни Шейкер показал мне все уголки корабля. Мы побывали даже в машинном отделении в хвостовой части «Кухулина» — во время полета никто кроме самоубийцы не полезет туда — и в запутанных лабиринтах свернутого грузового отсека. Шейкер показал мне системы энергоснабжения, вентиляции, аварийные шлюзы, объяснил систему удаления мусора и уборки в жилых отсеках. Но только на следующий день, обходя все это снова с доктором Эйлин, я начал получать представление о том, что же это на самом деле.
Мне впору было плакать. Доктор Эйлин знала, что я уже побывал везде на корабле, и, разумеется, задавала вопросы, но на добрую половину из них я ответить не мог.
— Посмотри-ка сюда, — сказала она, когда мы шли по узенькому коридорчику где-то в зоне жилых помещений. — Почему эта каюта не такая, как все?
Коридор был чист. Но одно из выходивших в него помещений, судя по покрывавшим все в нем толстым слоям пыли, не убиралось годами.
Я в отчаянии тряхнул головой. Говорил ведь мне Шейкер что-то об этой каюте. Только что?
Я вошел внутрь, нагнулся и снял со стены вентиляционную решетку. Вот это я сделал зря. Я был мгновенно окутан облаком пыли, которая не замедлила набиться мне в волосы, в глаза, в нос... Сам воздуховод был чист, я даже слышал, как в нем посвистывал воздушный поток. Я вспомнил, что Дэнни Шейкер рассказывал мне про вентиляционные каналы. Обычно они имели пару футов в диаметре и помимо прямого назначения служили путями передвижения роботов-уборщиков, а при аварии — еще и дополнительными переходами из одного отсека корабля в другой. Правда, ни то, ни другое не объясняло, почему роботы, так старательно убиравшие любую пылинку, начисто игнорировали эту каюту.
Объяснения нам пришлось ждать до вечера, когда к нам пришел Дэнни Шейкер — объяснить, как просчитана траектория полета.
Да, еще об одной вещи мне стоило упомянуть раньше. Но раз уж я не сделал этого вовремя, то, чем возиться, прокручивая запись назад, я лучше помещу ее здесь.
Случилось это вчера — всего через час после старта с Верхней базы. Мы собирались ложиться спать — это была наша первая ночь в невесомости, — и когда к доктору Эйлин зашел Дэнни Шейкер.
— Хочу напомнить вам ваше обещание, доктор, — сказал он. — Вы утверждали, что сообщите, куда мы направляемся, только после вылета с базы.
— Вам не кажется, что вы могли бы сэкономить время на вопросах? — Голос у доктора Эйлин звучал скорее устало, чем раздраженно.
— Я просто хочу сэкономить ваши деньги и ваше же время. Как только я узнаю, куда мы собираемся, я рассчитаю оптимальную траекторию перелета. В данный момент «Кухулин» вполне может двигаться в противоположном направлении.
Судя по тому, что мне говорила доктор Эйлин, момент действительно был критический. Стоило ей рассказать Дэнни Шейкеру, куда мы направляемся, и скрывать всю остальную информацию больше не имело бы никакого смысла. Передать сообщение с одного корабля на другой проще простого, так что кто угодно смог бы успеть к Пэддиной Удаче раньше нас. С другой стороны, держать в тайне абсолютно все тоже нельзя.
Доктор Эйлин понимала все это. Она кивнула и протянула Шейкеру сложенный листок бумаги:
— Вот координаты. Положение на орбите дано по состоянию на сегодняшнюю полночь по стандартному времени Эрина.
Шейкер развернул листок и с минуту молча изучал цифры. Потом сложил его, сунул в карман и без приглашения уселся напротив доктора Эйлин.
— Это координаты чего-то в Лабиринте. — Лицо его было, как всегда, невозмутимо. — Знаете ли вы, что это означает?
— Полагаю, да. Но, судя по тому, как вы задали вопрос, я, наверное, упустила из вида что-то важное. Вас что-то смущает?
— Не более, чем при любом полете в Лабиринт. Но и не менее.
— Но вы беретесь нас туда доставить?
— Разумеется. Единственное — я не могу сделать этого быстро. Что вы знаете о Лабиринте, доктор?
— Это сотни тел различного размера. За исключением самых крупных, их орбиты недостаточно изучены.
— Поменяйте сотни на миллионы, доктор, и вы будете ближе к истине. Лабиринт — это каша из камней от мелкой гальки и до планетоидов среднего размера. Каша, постоянно перемешиваемая гравитационными полями Антрима и Тайрона, так что карт на нее практически нет. Разумеется, там можно ходить на корабле. Но если только вы не хотите врезаться в булыжник весом в тысячу тонн на скорости несколько миль в секунду, вам лучше не лететь через Лабиринт, но пробираться через него. Так что я доставлю вас туда, но не сразу.
— Сколько это займет времени?
— Не знаю. — Дэнни поднялся и похлопал себя по карману. — Мне надо скормить эти координаты штурманскому компьютеру: пусть рассчитает наилучшую траекторию подхода к этой точке. А там посмотрим. С Лабиринтом лучше быть поосторожнее, так что прилетел повозиться. Видите ли, я — трус; таким уж я уродился, да и опыт мой этому способствовал.
Произнося это, он подмигнул мне, не оставляя сомнений в шутливости последних слов, и вышел. Теперь, спустя двадцать четыре часа, он вернулся к нам с маршрутом полета.
Мы разместились вокруг стола; я оказался между доктором Эйлин и Уолтером Гамильтоном, а Джим Свифт и Дункан Уэст (с пустым креслом между ними) — напротив нас.
— Вряд ли вам это особо понравится. — По обыкновению Шейкер сразу перешел к делу. — Мы вместе с Патом О Турком рассчитали траекторию, и оказалось, что самый безопасный маршрут к нужной вам точке обходит Лабиринт по широкой дуге. Он займет почти четыре недели.
Вряд ли он прочел мысли доктора по ее взгляду, но я-то знал: планируя экспедицию, она рассчитывала вернуться домой гораздо быстрее. Но сейчас она лишь кивнула:
— Безопасность, капитан, превыше всего. Кстати, ваш «Кухулин» — безопасный корабль?
Эти слова, должно быть, озадачили Шейкера не меньше, чем мои глупые расспросы, но он тоже умел скрывать свои чувства.
— Полагаю, что да, — ответил он. — В противном случае я бы на нем не летал. Я уже говорил вам, в космосе трусость — достоинство. Но с чего вдруг такой вопрос?
— Мы с Джеем утром прогулялись по кораблю, и я увидела, что некоторые помещения находятся в беспорядке и не убираются, а это заставляет меня беспокоиться, в порядке ли главный компьютер.
Шейкер вздохнул и уселся между дядей Дунканом и Джимом Свифтом.
— Доктор Ксавье, я уверен в том, что «Кухулин» находится в работоспособном состоянии, по крайней мере сейчас. Но я не буду делать вид, что он новенький. Он эксплуатировался практически без перерывов сотни лет, так что все — от маршевых двигателей и до обслуживающего оборудования — сильно изношено, и в ряде случаев при поломках мы попросту не представляем, как их устранять. Я знаю, что отдельные части корабля почему-то не обслуживаются роботами-уборщиками, и я уверен, что причина этого — сбой программы центрального компьютера. Но у меня нет специалистов по программированию, способных выявить этот сбой и исправить программу.
Не могу сказать, чтобы я все понял, но доктор Эйлин, похоже, была удовлетворена этим ответом.
— Капитан Шейкер, — сказала она. — Вы очень терпеливы со мной. Однако вы так и не задали мне один простой вопрос: зачем мы отправляемся в Лабиринт? Мне кажется, вы заслужили ответ на этот вопрос.
Не сомневаюсь, что Дэнни Шейкер понравился доктору Эйлин. Это было видно и по голосу, которым она к нему обращалась, и по легкой улыбке на лице. Я не удивлялся. Я и сам относился к нему так же. Он не походил ни на одного человека, из тех, кого мне приходилось встречать в Толтуне и ее окрестностях.
— Позвольте мне самой начать с вопроса, — продолжала она. — Как вы, так и я, знаем, что Изоляция действительно имеет место и что до нее существовало межзвездное сообщение. Издалека, с планет других звездных систем на Эрин прибывали люди и грузы. Как вы и ваша команда считаете, почему все это прекратилось?
Проблемы оставались, и было их немало.
Ну например, еще до вылета с Верхней базы Дэнни Шейкер показал мне все уголки корабля. Мы побывали даже в машинном отделении в хвостовой части «Кухулина» — во время полета никто кроме самоубийцы не полезет туда — и в запутанных лабиринтах свернутого грузового отсека. Шейкер показал мне системы энергоснабжения, вентиляции, аварийные шлюзы, объяснил систему удаления мусора и уборки в жилых отсеках. Но только на следующий день, обходя все это снова с доктором Эйлин, я начал получать представление о том, что же это на самом деле.
Мне впору было плакать. Доктор Эйлин знала, что я уже побывал везде на корабле, и, разумеется, задавала вопросы, но на добрую половину из них я ответить не мог.
— Посмотри-ка сюда, — сказала она, когда мы шли по узенькому коридорчику где-то в зоне жилых помещений. — Почему эта каюта не такая, как все?
Коридор был чист. Но одно из выходивших в него помещений, судя по покрывавшим все в нем толстым слоям пыли, не убиралось годами.
Я в отчаянии тряхнул головой. Говорил ведь мне Шейкер что-то об этой каюте. Только что?
Я вошел внутрь, нагнулся и снял со стены вентиляционную решетку. Вот это я сделал зря. Я был мгновенно окутан облаком пыли, которая не замедлила набиться мне в волосы, в глаза, в нос... Сам воздуховод был чист, я даже слышал, как в нем посвистывал воздушный поток. Я вспомнил, что Дэнни Шейкер рассказывал мне про вентиляционные каналы. Обычно они имели пару футов в диаметре и помимо прямого назначения служили путями передвижения роботов-уборщиков, а при аварии — еще и дополнительными переходами из одного отсека корабля в другой. Правда, ни то, ни другое не объясняло, почему роботы, так старательно убиравшие любую пылинку, начисто игнорировали эту каюту.
Объяснения нам пришлось ждать до вечера, когда к нам пришел Дэнни Шейкер — объяснить, как просчитана траектория полета.
Да, еще об одной вещи мне стоило упомянуть раньше. Но раз уж я не сделал этого вовремя, то, чем возиться, прокручивая запись назад, я лучше помещу ее здесь.
Случилось это вчера — всего через час после старта с Верхней базы. Мы собирались ложиться спать — это была наша первая ночь в невесомости, — и когда к доктору Эйлин зашел Дэнни Шейкер.
— Хочу напомнить вам ваше обещание, доктор, — сказал он. — Вы утверждали, что сообщите, куда мы направляемся, только после вылета с базы.
— Вам не кажется, что вы могли бы сэкономить время на вопросах? — Голос у доктора Эйлин звучал скорее устало, чем раздраженно.
— Я просто хочу сэкономить ваши деньги и ваше же время. Как только я узнаю, куда мы собираемся, я рассчитаю оптимальную траекторию перелета. В данный момент «Кухулин» вполне может двигаться в противоположном направлении.
Судя по тому, что мне говорила доктор Эйлин, момент действительно был критический. Стоило ей рассказать Дэнни Шейкеру, куда мы направляемся, и скрывать всю остальную информацию больше не имело бы никакого смысла. Передать сообщение с одного корабля на другой проще простого, так что кто угодно смог бы успеть к Пэддиной Удаче раньше нас. С другой стороны, держать в тайне абсолютно все тоже нельзя.
Доктор Эйлин понимала все это. Она кивнула и протянула Шейкеру сложенный листок бумаги:
— Вот координаты. Положение на орбите дано по состоянию на сегодняшнюю полночь по стандартному времени Эрина.
Шейкер развернул листок и с минуту молча изучал цифры. Потом сложил его, сунул в карман и без приглашения уселся напротив доктора Эйлин.
— Это координаты чего-то в Лабиринте. — Лицо его было, как всегда, невозмутимо. — Знаете ли вы, что это означает?
— Полагаю, да. Но, судя по тому, как вы задали вопрос, я, наверное, упустила из вида что-то важное. Вас что-то смущает?
— Не более, чем при любом полете в Лабиринт. Но и не менее.
— Но вы беретесь нас туда доставить?
— Разумеется. Единственное — я не могу сделать этого быстро. Что вы знаете о Лабиринте, доктор?
— Это сотни тел различного размера. За исключением самых крупных, их орбиты недостаточно изучены.
— Поменяйте сотни на миллионы, доктор, и вы будете ближе к истине. Лабиринт — это каша из камней от мелкой гальки и до планетоидов среднего размера. Каша, постоянно перемешиваемая гравитационными полями Антрима и Тайрона, так что карт на нее практически нет. Разумеется, там можно ходить на корабле. Но если только вы не хотите врезаться в булыжник весом в тысячу тонн на скорости несколько миль в секунду, вам лучше не лететь через Лабиринт, но пробираться через него. Так что я доставлю вас туда, но не сразу.
— Сколько это займет времени?
— Не знаю. — Дэнни поднялся и похлопал себя по карману. — Мне надо скормить эти координаты штурманскому компьютеру: пусть рассчитает наилучшую траекторию подхода к этой точке. А там посмотрим. С Лабиринтом лучше быть поосторожнее, так что прилетел повозиться. Видите ли, я — трус; таким уж я уродился, да и опыт мой этому способствовал.
Произнося это, он подмигнул мне, не оставляя сомнений в шутливости последних слов, и вышел. Теперь, спустя двадцать четыре часа, он вернулся к нам с маршрутом полета.
Мы разместились вокруг стола; я оказался между доктором Эйлин и Уолтером Гамильтоном, а Джим Свифт и Дункан Уэст (с пустым креслом между ними) — напротив нас.
— Вряд ли вам это особо понравится. — По обыкновению Шейкер сразу перешел к делу. — Мы вместе с Патом О Турком рассчитали траекторию, и оказалось, что самый безопасный маршрут к нужной вам точке обходит Лабиринт по широкой дуге. Он займет почти четыре недели.
Вряд ли он прочел мысли доктора по ее взгляду, но я-то знал: планируя экспедицию, она рассчитывала вернуться домой гораздо быстрее. Но сейчас она лишь кивнула:
— Безопасность, капитан, превыше всего. Кстати, ваш «Кухулин» — безопасный корабль?
Эти слова, должно быть, озадачили Шейкера не меньше, чем мои глупые расспросы, но он тоже умел скрывать свои чувства.
— Полагаю, что да, — ответил он. — В противном случае я бы на нем не летал. Я уже говорил вам, в космосе трусость — достоинство. Но с чего вдруг такой вопрос?
— Мы с Джеем утром прогулялись по кораблю, и я увидела, что некоторые помещения находятся в беспорядке и не убираются, а это заставляет меня беспокоиться, в порядке ли главный компьютер.
Шейкер вздохнул и уселся между дядей Дунканом и Джимом Свифтом.
— Доктор Ксавье, я уверен в том, что «Кухулин» находится в работоспособном состоянии, по крайней мере сейчас. Но я не буду делать вид, что он новенький. Он эксплуатировался практически без перерывов сотни лет, так что все — от маршевых двигателей и до обслуживающего оборудования — сильно изношено, и в ряде случаев при поломках мы попросту не представляем, как их устранять. Я знаю, что отдельные части корабля почему-то не обслуживаются роботами-уборщиками, и я уверен, что причина этого — сбой программы центрального компьютера. Но у меня нет специалистов по программированию, способных выявить этот сбой и исправить программу.
Не могу сказать, чтобы я все понял, но доктор Эйлин, похоже, была удовлетворена этим ответом.
— Капитан Шейкер, — сказала она. — Вы очень терпеливы со мной. Однако вы так и не задали мне один простой вопрос: зачем мы отправляемся в Лабиринт? Мне кажется, вы заслужили ответ на этот вопрос.
Не сомневаюсь, что Дэнни Шейкер понравился доктору Эйлин. Это было видно и по голосу, которым она к нему обращалась, и по легкой улыбке на лице. Я не удивлялся. Я и сам относился к нему так же. Он не походил ни на одного человека, из тех, кого мне приходилось встречать в Толтуне и ее окрестностях.
— Позвольте мне самой начать с вопроса, — продолжала она. — Как вы, так и я, знаем, что Изоляция действительно имеет место и что до нее существовало межзвездное сообщение. Издалека, с планет других звездных систем на Эрин прибывали люди и грузы. Как вы и ваша команда считаете, почему все это прекратилось?